Текст книги "Голоса"

Карлик издал победный клич и принялся хрустеть какой-то хлебной коркой. Я подошел к котлу и потрогал его шершавый бок. Удивительно, но он был теплый и приятный на ощупь, будто мы были одной температуры. Внутри, и правда, было много символов. Ровно по центру был нарисован лев, в голове которого был вставлен огромный красный камень. Дотянуться до него я физически не мог, но попытаться стоило, и я стал все больше и больше перегибаться внутрь огромного чана. Тут из темного угла шатра, раздался спокойный голос:

– Это красный лев. Символ вечной жизни у древних алхимиков. Кто-то по ошибке, решил, что это философский камень. Но я вас уверяю, Алексей, что это подделка.

В темном углу, в просторном кресле, устало сидел Фокусник и недвижимо смотрел на наши действия. Карлик замер, будто хотел стать невидимым. И даже перестал чавкать сухой коркой. Я оторопел, и мне стало жутко стыдно и неловко, ведь мы пришли без приглашения и хозяйничали в его шатре.

– Вы наивно полагаете, как и все люди, что знаете все про эту жизнь? Я вас уверяю, что и это просто иллюзии. Что могут понимать люди, которые учат в школах Евклидову геометрию? Вы так слепы, хуже кротов. Неужели у вас нет глаз, и вы не видите, что вокруг все усеяно фракталами? Самое поразительное, что они есть не только вокруг вас, но и внутри вас. Ваша жизнь, это фрактальный рисунок. Ваши желания не сбываются только потому, что вы привыкли мыслить плоскостными координатами. Но ведь ни время, ни координаты, ни оси ничего не решают. Неужели за столько веков, ни один из вас этого не заметил? Вы передаете так много рабочих техник, лайфхаков, которые могли бы сработать, но совсем в другом формате. Зачем совать бумажный ключ в замочную скважину? Все же перед вами и нет никаких загадок. Вся суть самого подобия в том, что вы ничего не можете приблизить или отдалить. Вы не можете идти к успеху, вы не можете понимать, что значит приблизить результат, потому что результат невозможно ни приблизить, ни отдалить, он не имеет координат. Сколько бы вы не приближали множество Мандельброта, вы не приблизитесь к нему ни на миллиметр, и точно так же вам не удастся избежать его и отдалить от себя. Зачем вы прилагаете столько пустых усилий там, где они глупы и бессмысленны? – мы оба молчали.

Факир встал, накинул плащ себе на руку:

– Прошу прощения, господа, что помешал вам мародёрствовать, но я вынужден уйти, так что вы можете продолжать.

Он гордо вышел. Мне хотелось провалиться сквозь землю, от противного чувства. Карлик как ни в чем не бывало, залез в какую-то кучу мусора в корзине под столом и принялся выбрасывать оттуда все, что там было.

– О чем он говорил нам? К чему это было? – спросил я.

– Да, он сумасшедший проповедник, кто знает, что приходит ему в голову? Какая разница? Я его просто слушаю и киваю. Если начать с ним говорить, то он до смерти заговорит. Просто перетерпи его посыл, сделай умный вид, и он свалит, уверенный в своей божественной природе и правоте. Такая у него натура, психопат. Мы все уже привыкли. Вот ты стоишь в его лачуге, пришел грабить, а он? Просто ушел, чтобы не мешать. А еще хозяин цирка. Видел бы старик, что он с нами сделал. Раньше нам суп готовили раз в неделю, и всем всего хватало, а что теперь? Раз в месяц и то, нужно напоминать ему постоянно, так он еще взбесится. Нет, будто мы все обуза! А не мы его терпим? Да, пылится котел. Только разве что Леденец иногда ванну принимает.

– Леденец, это его жена или девушка?

– Нет, она ничья не жена. Видишь цепь, которая котел держит? Так вот, она не может выдержать больше положенного ни на каплю. Сразу упадет и расколется. А если налить меньше, чем по борт, то пойдет трещина, и тоже все испортит. Поэтому ванну может принимать только она, у нее идеальный вес. Мэтр четко следит, чтобы Леденец не набрала лишнего ни грамма. Поэтому постоянно торчит рядом с ней. Хотя, ты меня слушай, но не верь всему подряд. Это все просто сплетни. Я, понимаешь, слабохарактерный. Люди болтают невесть что, а я верю. Я всему верю. Хороший я человек, доверчивый. Все этим пользуются, – карлик зашмыгал носом и вытер сухие глаза.

– А скажи мне, добрый человек, есть ли у вас что-то особенное? Чем вы так знамениты? – спросил я.

– Самое особенное, на ком все держится, это, конечно, не мы. Не карлики и обезьяны и даже не фокусники. Шоу уродов. Вот, почему все идут именно сюда. Увидев шоу один раз, воспаленной фантазии людей хочется еще и еще. Они всегда возвращаются, ведут друзей, знакомых и уже через несколько дней, тут не будет, куда яблоко кинуть, поверь. Так всегда.

– И кто же у вас там? Кунсткамера? Люди в банках?

Карлик от меня снова отпрянул и посмотрел с презрением.

– Нет, конечно, мы давно выбросили всю эту гадость. Оставлял фокусник, для антуража немного образцов, но почти все побилось в дороге. Мы же постоянно кочуем. У нас только отборные живые уроды, настоящие. Женщина без головы, русалка, да много кто. Сходи, сам посмотри. Но они спят сейчас. Приходи на выступление, все увидишь своими глазами.

– Русалка? Сушеная?

– Ты совсем больной что ли? Мы честные артисты, а не мошенники какие-то. У нас и злые клоуны настоящие, каждый натворил столько дел, что справиться с ними может только Мэтр. Он с ними дружбу близкую водит. Даже я их сторонюсь, а тот прям брат-сват, жутковато иногда. Так что не верь сплетням про шапито, давно нет у нас обмана. Хотя я знаю, откуда это пошло. Был у нас раньше один. Цирк тогда в упадке был совсем, темные времена были. Появился театр, и люди перестали к нам ходить. Вот тогдашний хозяин цирка и придумал шутку. Взял сушеных черепах, сшил с воблой и всем сказал, что у него в цирке есть экспонаты невиданные, а сам он путешественник великий. Наделал он этого ужаса, наклепал бесчисленное множество. Люди поверили, и долго гремела его слава. Но потом раскрылся его обман, и покрыли нас вечным позором. Вот, дескать, посмотрите шаромыжники приехали. А мы не такие и зверушек невинных не мучаем. Есть они, конечно, не без греха, возим. Но, все по закону оформлены, как домашние питомцы, паспорта имеют и прививки. Да я сам от бешенства прививки ставил и себя тоже уколол на всякий случай. Поэтому у меня теперь тоже есть ветеринарный паспорт. Так что я тебе не шавка беспородная с помойки, – карлик гордо вскинул голову и внимательно посмотрел на меня.

– А как же вы перевозили ее?

– Русалку?

– Да.

– В аквариуме. У нее крышка сверху хрустальная с ручкой и цепями все закрыто.

– А она пленница? – спросил я полушепотом.

– Почему? Вольная она. По доброй воле уже. Раньше, когда только поймали ее, то да, бежать все хотела. Один аквариум разбила. Знаешь, какой у нее хвост? Не дай бог под эту наковальню попасть. Наши, когда в полнолуние ее купают в озере, я в воду не лезу. Она же незамужняя, все жениха ищет. А я, знаешь ли, самый симпатичный тут из женихов. Она вроде как на меня не смотрит, но я-то точно знаю, что ей нравлюсь. Мало ли, какой у нее вкус? Вот ты знаешь?

Я никак не мог понять, он фантазер или и правда верит во все это, или у него просто бред. Но не стал его беспокоить в острой фазе и решил просто общаться, будто все нормально, ну как собственно все и было. Мне тут не приходилось притворяться или играть. Я по какой-то причине чувствовал себя вполне комфортно и все, что сейчас происходило, считал нормальным и уместным.

– Скажи мне, карлик. А как тебя зовут?

– В каком смысле, – он посмотрел на меня непонимающе округлившимися глазами.

– У тебя есть имя?

– Конечно.

– Ты можешь мне его назвать? Вот меня зовут Алексей. А тебя?

– Карлик.

– Хорошо. А мама как тебя называла?

– Пакость несносная.

Все было намного сложнее, чем я ожидал. Такая любовь матери, видимо и сделала из него то, что я сейчас наблюдал.

– Это ласково?

– Да, она меня страшно любила, – карлик мечтательно закатил глаза.

Я вырос в совсем других условиях. Но часто вижу детей несчастных женщин. И как часто бывает, в этом есть их вина. Таких карликов много в моей практике. Их невыносимо жаль, особенно неподготовленному специалисту, мы всегда стараемся оградить от таких впечатлений новеньких. Это очень тяжело и порой самому психологу становится нужен специалист. Был в моей практике случай. Полная семья, если можно так это назвать. Совершенно инфантильный отец, потакающий во всем жене. Младшая дочь, которую никто не трогал, и мать, измывающаяся над старшим сыном. Я не хочу даже вспоминать эту историю, но один случай из их жизни я помню и сейчас. Дети играли, и брат нечаянно толкнул сестру, она заплакала и тут в комнату ворвалась мать. Она строго посмотрела на сына и, вцепившись ему в лицо, провела кровавые полосы от бровей до подбородка. Он ничего не сказал ей, даже не пикнул. Она тоже больше ничего не сделала. Примечательно то, что, будучи уже взрослым человеком он ничего не стал делать с этим. Ведь шрамы на лице у него остались. Когда я спросил, что он думает об этом, почему не хочет сделать косметическую операцию. Он ответил прямо и просто: «А кто сотрет это изнутри меня, доктор?» Я ничего ему не ответил. Но сейчас, чтобы нормально жить и усмирять свои маниакальные особенности, он вынужден пожизненно ходить к психологам. В настоящее время я работаю с ним. Парень очень красивый и с матерью никак не контактирует. С отцом говорил не раз, мол, почему тот не вмешался, на что отец ему ответил: «Это же твоя мама». Например, у меня эта ситуация вызывала бы больше возмущения. Но он в таком глухом блоке, что в данный момент ничего не чувствует. Я верю в то, что когда-нибудь… Но я не успел додумать мысль, как карлик снова меня перебил и остановил мой внутренний монолог:

– Мне, знаешь ли, всегда везет. Я счастливый. Оттого все мне и завидуют. А знаешь, отчего меня перебивают и не слушают? Потому что тупые. Они понимают, что не правы и начинают скорее глушить меня. Это так забавно. От завистников вся критика. И росту завидуют, потому что я изящный и весу тоже, особенно толстуха Молли. Аппетиту, не поверишь, тоже завидуют и конечно красоте, – карлик горько вздохнул.

Это было великолепно. Он был очень хорош в этом сумасшествии, в этом рьяном убеждении бреда величия. Я искренне восхитился этому маленькому великому, больному человеку. Вдруг он встрепенулся и глубоко заглянул в мои глаза:

– Слушай, добрый человек. Тебе же все равно, чем тут заниматься. Пошли я тебя в шатер отведу к гадалке, она мне даст за это пару монет, а? Пошли. Она безобидная, это не оракул, так, шантрапа подзаборная, все врет больше. Пойдем, а? К ней никто не заходит почти, она мне приплачивает за тех, кого я приведу. У меня и то, с моим даром убеждения, не всегда получается. Представляешь? А все потому, что прокляли ее, какая она гадалка? Да никакая. А мне ее жалко, я же почти безвозмездно помогаю, из жалости.

– А кто же ее проклял по-твоему? – усмехнулся я.

Карлик подозрительно посмотрел на меня:

– Опять смеешься надо мной? Нет, мне так не нравится. Опять смеешься подо мной? Нет, так еще хуже. Двояко можно истолковать.

Карлик начал что-то бубнить себе под нос, будто меня и не было рядом. Мне это надоело:

– Ладно, пошли к гадалке, только ненадолго и я сразу говорю, у меня мало наличных. Так что свои цыганские дела прошу оставить сразу, еще до начала нашего с ней знакомства.

– Да, за кого ты нас принимаешь! Мы честные люди, мы и защитить можем, мы благородный народ. Грабить вас никому не дадим. Сами будем, – карлик громко засмеялся, держась за живот, утер глаза и потащил меня, уцепившись за штанину новых брюк.

Я послушно шел за маленьким человечком и наблюдал, как в этот момент рабочие поднимали купол шатра цирка и крепили тросы. Это было красиво и масштабно. Я вообще впервые видел такой огромный купол. Он был красно-желтого цвета, шел ровными полосами и выглядел очень впечатляюще. Другие люди устанавливали свет, огромные прожекторы были направлены на шатер и в один момент цирк будто вспыхнул. Один за другим включались уличные автоматы со сладостями, сувенирами, играми, все запищало, замигало, зашумело и зазвенело на разные лады. Карлик, казалось, совсем не обратил на все это волшебство никакого внимания. Я видел, как включали карусели луна-парка, так же ярко освещенные в сумерках разноцветными огнями. Я чувствовал запах горячей карамели для яблок на длинных палочках, к нему примешивался аромат жареного арахиса в сахаре и попкорна.

– Как же я все это обожал в детстве. Я не видел такой большой цирк раньше, но вы и правда, привезли все то, что любят дети.

– А чем ты отличаешься от ребенка? Вы все и есть – дети. То, что у вас выросли ноги, руки, ничего не значит. Все остались такими же, как и были, люди не меняются. У кого-то есть сердце, а у кого-то мышца, кровь перекачивать, – сказал карлик грустно.

– Сейчас я не испытываю той радости, от цирка, которую чувствовал раньше.

– Просто ты себя сдерживаешь, сказал сам себе, что ты взрослый мудрый и задурил голову этой чушью. Конфеты не стали менее сладкими и вкусными, чем в детстве, но, если ты попробовал новый и более сильный наркотик, тот старый уже не будет так вставлять тебя. Люди только этим и занимаются всю жизнь, все считают, что достигают просветления и духовности, но по факту, каждый всего лишь ищет новую дозу. Да позабористее. Называют все это «новые впечатления» и, если удается что-то почувствовать, все старое становится безвкусным.

– А что, в вашем цирке мало симпатичных карлиц? – спросил я.

Он посмотрел на меня, как на последнего идиота и покрутил указательным пальцем у виска.

– Во-первых, я не люблю карлиц. Во-вторых, ты как себе это представляешь? О, малышка, мы оба карлики, а, значит, априори друг другу подходим? Вот у вас потому проблемы, вы дышите и живете стереотипами. Любого возьми и поболтай по душам, узнаешь, что он человек с большой буквы и чувства у него и тонкая душевная организация, и принципы. И нас это очень впечатляет. Но, мы забываем узнать самое интересное. Человек, рассказывает только то, что ему интересно исключительно для себя. Потом оказывается, что перешагивает он через чужие принципы, уважает стереотипы, не уважает чужие чувства и душа у него сомнительного качества, когда дело касается остальных людей, кого-то кроме него. Сам он будет искать женщину по душе, по сердцу, которое у него обязательно есть и самое широкое. Вот только всех остальных, решив, что им и так нормально, готов как лягушек закрыть в банке и смотреть, как они там продолжают свой род. По тем же принципам, якобы лучшие друзья дают нам советы, не стоит забывать об этом. Беги от чужих советов. Говорит тебе, допустим начальник, езжай, мол, на автобусе на важное тестирование, так будет и быстрее и лучше, я сам так сто раз делал. Поверь, нужно ехать на электричке, потому что он говорит это просто так, без учета часа пик и необходимости быть вовремя. А ляпнул, преследуя только одно, проявить пустое участие, совершенно не владея вопросом и убедиться, что ты под контролем, и поступишь именно так, как он посоветовал. Это НЛП называется, пользуйся, если мозг есть. Потому как подначитаются идиоты этих книжек, а потом вот такие умники-начальники получаются, великие стратеги и талантливые руками водители.

Конечно, это было не совсем НЛП, а точнее совсем не оно, но этот человек меня явно поражал все больше и больше. Я и сам порядком устал от клиентов в последнее время, которые решив сэкономить на психологе, купили пару книг сомнительного качества и содержания и попытались по-быстрому их освоить, чтобы помочь себе и друзьям, при этом окончательно и бесповоротно запутавшись.

Мы подошли к очень старому шатру, который, казалось, был грубо сшит из каких-то пестрых лоскутов толстой ткани. Карлик на секунду замер, переминаясь с ноги на ногу, и немного нерешительно шагнул вперед, откинув покрывало на входе. Я последовал за ним и шагнул в полумрак. Вокруг горели свечи, дешевые светильники, пахло благовониями и копченой колбасой со свежими огурцами. За маленьким круглым столиком скучала женщина неопределенного возраста. Она медленно жевала что-то и лениво перевела на нас взгляд:

– О, карлик. Что тебе? – тихо спросила она.

– Так это, я же это, вот, – замямлил он и вытолкнул меня вперед к ней.

Женщина мгновенно прожевала, откашлялась, потом ногой умело подтолкнула мне небольшой вращающийся стульчик. Такие стоят у пианино. Я неумело присел на него и постоянно ждал, что он словно живой скинет меня на пол. Ее лицо было разукрашено фломастерами. Звезда с кривыми краями на лбу, россыпь каких-то символов и знаков. Это было больше похоже на карту, клад на которой указан извилистым пунктиром. Женщина периодически перехватывала мой взгляд и довольно улыбалась неумело накрашенными ярко-алыми губами. Видимо все эти рисунки, служили именно для того, чтобы их хотелось рассматривать и тем самым привлечь взор человека, поэтому она с удовольствием вертелась на своем стуле, подставляя под луч света то одну, то другую сторону лица. У каждой гадалки свои способы удержания внимания человека, свои способы убеждения и я был начеку. Но тут никогда не можешь быть полностью готов, потому что непонятно с какой стороны нападет враг. Совершенно точно я знал одно, налички у меня почти нет и взять с меня нечего.

– Хочешь знать свою судьбу? – спросила она у меня заговорщицким тоном, немного навалившись упитанным плечом.

– Знаете ли, нет. Что-то еще можете предложить? – спокойно спросил я.

Гадалка удивилась, но быстро взяла себя в руки.

– Может быть, я возьму хрустальный шар и поведаю тебе о твоем прошлом?

– Прошлое я уже видел, спасибо не стоит, – спокойно ответил я.

– Так протяни мне свою ладонь, я прочитаю и растолкую каждый знак и каждую линию. Узнаешь кто ты на самом деле.

– Настоящее, будущее, а иногда и прошлое, слишком изменчиво. Все вокруг каждого из нас, неоднозначно, а само будущее туманно. Зачем пальцем в небо? Это все только путает и не является чем-то ценным. Потому, нет спасибо. Еще что-нибудь умеете?

Гадалка зло посмотрела на карлика, который сделал безразличный вид и ловил комара на своей шее.

– Кого ты мне привел, шарлатан недоросток?

– Я не обещал тащить сюда идиотов с кошельком. У нас был уговор, я его исполняю в лучшем виде. Не умеешь работать, уходи из цирка, кочуй опять с цыганами, – спокойно ответил карлик, почесал шею и внимательно посмотрел на ногти.

Гадалка зло скрипнула зубами, но видимо решила, что «клиент» и так много слышал из их перепалки, и оставила все разборки на потом. Она перевела взгляд на меня, широко улыбнулась и начала говорить сладким голосом:

– Дорогой, мы не с того начали. Давай забудем все, что тут было, и я попробую еще раз с чистого листа, договорились?

Это становилось уже забавно и я, ухмыльнувшись и сев поудобнее, кивнул в знак согласия.

Цыганка достала толстую книгу с вывалившимися листами, посмотрела на меня с прежним недовольством, громко плюнула на пальцы и принялась листать ее во все стороны, явно что-то выискивая.

– Скажите, а что вы ищите? – поинтересовался я.

– Да было тут что-то о тебе, я точно помню. Сейчас найду, сиди тихо, не мешай. Послание было точно.

Карлик с любопытством заглядывал в книгу, стоя у правого локтя гадающей. Она постоянно его отпихивая, уже нервно дергала одну страницу за другой.

– Да, не мешайся же ты, чего лезешь носом своим под руку? – возмущалась гадалка.

– Нос у нас, посимпатичнее чем у некоторых, – спокойно заметил маленький человечек.

Гадалка не обратила никакого внимания на его комментарий и продолжила поиски:

– Да, где же ты. Что же за вечер такой. А, вот оно где. М-м-м-м. Сейчас, минутку. Тут написано, когда придет Алексей, то э-э-э-э-м-м. Не разборчиво написано.

– Простите, откуда вам известно мое имя?

Гадалка посмотрела на меня и попыталась закрыть книгу, в которую усиленно лез карлик.

– Это книга судьбы. Она все знает. Да прекрати ты мне постоянно мешать, а не то я тебя прокляну, честное слово.

Карлик повис на ее руке и злобно зарычав укусил. Женщина истошно вскрикнула и отпрянула от стола, карлик залез в книгу, прочитал и громко расхохотался:

– Тут написано, ха-ха-ха, когда придет Алексей, не смей обмишуривать его, старая шарлатанка.

Гадалка зашипела как кошка и глаза ее загорелись желтым цветом, она злостно и неожиданно сильно вытолкнула карлика из шатра и встала прямо передо мной. Я не понимал, что стоит делать прямо сейчас и потому решил уйти сам. Она не мешала мне и ничего не говорила, но потом окликнула у самого порога:

– Стой. Думаешь, я обманщица? – моргнула она светящимися глазами в полутьме.

– Нет, что вы, я вам верю, – проговорил я не в силах отвести взгляд от ее глаз.

– Я помогу тебе. Дам один совет, которого ты не послушаешь, конечно. Меня никто не воспринимает всерьез. Беги отсюда как можно скорее, забудь все и никогда не возвращайся.

Гадалка неестественно выгнулась и жутко завыла. Я выскочил на улицу вслед за карликом и отошел подальше от этого места. Карлик подошел ко мне и громко рассмеялся:

– Слыхал, как взвыла? Хорошая женщина, смешная.

Я не мог понять, что именно в этом его так развеселило, потому что у меня кровь стыла в жилах от этого страшного звука. Но все люди, которые ходили и работали вокруг, казалось, совершенно не обращали внимания ни на что. На меня благотворно повлияло это всеобщее безразличие, и я понемногу успокоился.

– Эй, карлик, – крикнул кто-то картавым голосом.

Мы оба обернулись и увидели непонятного скрюченного человечка, который переваливаясь, спешил в нашу сторону.

– Нет, нет. Не нужно к нам идти, Боря. Слышишь меня? Иди своей дорогой, я занят. Отстань, говорю тебе, Борис. Стой! – громко визжал карлик и смешно махал руками на спешащего к нам человечка.

Тот, казалось, его не понимал, широко улыбался и даже не сменил темп приближения. Карлик недовольно по-кошачьи закапывал его ногами, кричал и плевал в его сторону.

– Что тебе от нас нужно? Не видишь, мы разговариваем? От любопытства погибаешь? Зачем пришел?

– Познакомиться с твоим другом, – сказал очень добрый на вид парень.

У него были явные проблемы с телом, передвижением, голосом, но глаза. Глаза его были такие по-детски наивные, что ли. Именно с такими людьми, хочется разговаривать осторожно и медленно, и по-доброму, как с детьми. Он был нелепо одет в зеленый костюм, который был скорее похож на чулок.

– Как тебя зовут? – спросил он меня.

– Меня зовут Алексей, – тихо ответил я и протянул ему руку.

– А меня Боря, очень приятно познакомиться, – пожал как смог мою руку добрый Боря.

Карлик ревниво засопел, но видимо решил промолчать. Боря смотрел на него с умилением и улыбался:

– Не сердись, пожалуйста, что я вам помешал. Бездушная про него спросила и мне пришлось, сам понимаешь. Мы тут люди маленькие. Что мы можем?

– Я не знаю, кто тут маленький, но точно не я. Могу я тоже много, побольше, чем некоторые, – зло выпалил надменный карлик.

– Не думай, пожалуйста, что я говорю о тебе. Я только про себя, – примирительно сказал Борис.

Он посмотрел на меня с каким-то уважением и тихо произнес:

– Тут довольно сыро, ночь скоро. Совсем неуютно и вы тут давно, видимо. Не желаете ли выпить чаю? Вас приглашают на чашку хорошего английского чая. Мы, знаете ли, не так давно были в Англии, и Бездушная, как всегда, привезла себе хороший чай из лавки Палисандра.

– Ну как я могу отказаться от такого заманчивого предложения, конечно, ведите.

Борис очень благодарно посмотрел на меня и не спеша повел нас за собой. Карлик, сначала, бодро зашагавший, начал все больше и больше спотыкаться по пути. В итоге увязнув в какой-то непонятной жиже, он будто приклеился своими длинными ботинками и остановился:

– Я, пожалуй, не пойду к Бездушной. У меня все равно куча дел, задержался я тут с тобой. Да и старуха, я так понял, на меня еще злится.

– Это из-за того, что ты споткнулся? Ты суеверен? – спросил я.

– Я не суеверен. Просто у меня есть глаза и мозг, и я умею ими пользоваться. Знаки всегда перед нами, но ты, например, их просто отвергаешь и не веришь своему разуму. А я уже давно проснулся и пользуюсь этим и верю своему разуму, как своему носу. И тебе тоже советую. Не переживай ни о чем и жди, мы еще встретимся.

Мы не спеша пошли дальше.

– Борис, скажи, ты веришь в знаки?

– Конечно. Это как истина, что соль соленая, сахар сладкий, солнце светит. Тут, то же самое. Знаешь, как ведьмы, ведуны, шаманы читают знаки? Неужели ты думаешь, что они выдумывают это на ходу? Нет. Они пользуются тем, что у них есть. Зрение, слух. Ну вот, например. Ты видел, как врачи в больнице смотрят на рентгеновские снимки? Они ставят слайд на лампу, а если лампы нет, то вскидывают снимок над своей головой и смотрят на свет. Так и ведьмы. Они смотрят на ночное небо, на луну. Между луной и ее глазами пробегает ночной воздух, облака, дым, как тот самый снимок и она видит подсказку или знак. И только ее чувство или знания, помогают его правильно истолковать. Все как у врачей. Так чему именно тут не верить?

– Ты веришь ведьмам? – спросил я.

– А ты, веришь врачам? – посмотрел он на меня добрыми глазами.

Перед черным шатром, к которому мы подошли, тоже горел костер, и вокруг сидели люди. Каждый из них был особенным. Первой, кого я увидел, была женщина. Она была очень худая и очень высокая. Притом, тело ее было длинным, а ноги совсем короткие. У нее были очень тревожные и недоверчивые глаза, ярко подкрашенные карандашом. На длинной шее был внушительного размера кадык, а на голове кудрявый парик желтой блондинки. Лицо было словно вытянуто и густо припудрено белой пудрой. Она держала мизерную гармошку, на которой что-то наигрывала всей компании. Рядом с ней сидел в каком – то совершенно невероятном помпезном кресле фиолетового цвета с темной позолотой толстый как мячик человек. Шеи у него не было вовсе, глаза были маленькими. Нас он не заметил, потому что доставал из одного из множества карманов кусочек чего-то вкусного, рассматривал его, удивлялся и радовался как ребенок. Потом с удовольствием тут же проглатывал и начинал все заново, облизывая и обсасывая свои коротенькие толстые пальчики. Прямо на земле, сидели два грустных клоуна, снявших свои парики. Они положили их перед собой и задумчиво что-то прихлебывали из бутылок. Клоуны смотрели иногда на толстого человечка и перешептывались. Ему это совершенно не мешало, он не замечал ничего вокруг себя, кроме, очередной вкусняшки в руке. Они удивленно присвистывали и продолжали пить. На огромной черной гире сидел великан в полосатом трико. Он смотрел на огонь и слушал, как печально играет длинная женщина на гармошке. Вокруг огня пустовало еще несколько мест. Борис помахал всей компании рукой с тремя искривленными пальцами и громко сказал:

– Здравствуйте, друзья. Познакомьтесь, это Алексей. О нем спрашивала Бездушная, а где она?

Все продолжали спокойно сидеть, силач-великан кивнул на открытый шатер. Борис ловко забрался на стул у огня и пригласил меня присесть рядом. Я устроился на каком-то кособоком топчане:

– Расскажи мне, давно ли ты в цирке? – спросил я у нелепо одетого Бори.

Он посмотрел сквозь меня, будто что-то вспоминая, почесал за ухом и тихо сказал:

– Я уж не припомню точно год. Давно.

– А до этого, что ты делал, чем занимался?

– Розетки делал, жил в доме милосердия в Подмосковье. Жить можно, но не по мне это.

– Тебя обижали? – спросил я.

– В доме? Нет, там все такие, – безразлично махнул он рукой.

– Какие?

Он откинулся на спинку стула.

– Особенные. Красивое слово, правда? Будто конфета в красивом фантике, только суть не меняется, ведь, что на самом деле значит? Пшик, пустота. Нет, там сносно, есть вода, угол, еда. Все вместе боролись, выживали, но только не по мне это. Понимаешь, доктор, я артист.

– А как ты попал в цирк?

– На площади в городке, где мы жили, раскинул свой цветной шатер бродячий цирк. Все побежали смотреть на живых верблюдов, которых выводили по ночам пастись на местном поле у озера. Там я встретил Бездушную. Вот она мне и сказала, что я артист, и мне нужно ехать с ними. Я ей поверил. Ни дня не жалел.

– Кого встретил? Это прозвище? Псевдоним?

В темной глубине открытого шатра, кто-то встрепенулся как огромная птица, встряхнул в темноте крыльями и медленно пошел к нам.

– Почему псевдоним? Это правда, доктор. Псевдоним, это, я полагаю, нечто скрывающее истину. А это имя мою сущность, скорее наоборот, показывает. Я Бездушная Матильда. Но все зовут меня Матильда Генриховна, можете и вы так меня звать, если вам удобно.

Рядом со мной стояла маленькая, сухонькая старушка, очень опрятная и приятная на вид. У нее была красиво уложенная прическа, с причудливыми волнами на лбу и слегка напудренное морщинистое лицо. Мягкая улыбка не сходила с доброжелательного и благостного лица.

Я вскочил с места, предлагая ей присесть. Она слегка кивнула и с удовольствием расположилась на моем стуле.

Я, конечно, сразу узнал ее, это была именно та старушка, которую я видел в поезде, когда ехал к деду. Это на сто процентов, определенно была она.

– Вы не помните меня? – спросил я.

– Нет. Я вас уверяю, юноша, мы не встречались раньше, иначе я бы запомнила вас. У вас такие красивые глаза и прекрасные манеры.

– Я возвращал вашу вещь в поезде.

– Вздор. Это точно была не я, вам показалось, – настаивала женщина.

Я решил больше не говорить об этом. Но это была она, и она узнала меня. Но почему-то не хотела признаваться. Может, конечно, ее смущали те, кто присутствовал сейчас при нашей беседе, но я решил больше не настаивать.

– Скажите, пожалуйста, а почему же вас назвали Бездушной?

– Я продала свою душу, за дар предвидения.

– Продали? Кому же?

Она медленно раскрыла маленький черный клатч, достала портсигар и закурила короткую, тонкую сигарету.

– Полагаю, вы, доктор, представляете кому. И, наверное, вообразили контракты, которые я подписывала кровью и клубы серы и дыма. Но, увы, все было иначе. Хотя я, правда, дорого заплатила за это, но чтобы получить что-то ценное, нужно отдать что-то равноценное.

– Закон алхимии?

Она кивнула, улыбаясь, и протянула мне огромную руку в черной перчатке, которую умело, прятала за клатчем.

– Вот и я рассчиталась полностью. Теперь, все уплачено. Поэтому и жить мне долго.

Она убрала обратно огромную руку и продолжила внимательно, с улыбкой и явным удовольствием, рассматривать меня.

– Вы не жалеете?

– Что есть душа, господин доктор? Эфир, сгусток энергии, взятый взаймы. Нечто такое, что мы отмаливаем весь земной путь. В слепую мы идем, не разбирая дороги и только предполагаем. А я предпочла видеть и точно знать. Мне продали это право. И теперь не имеет значения, о чем я сожалею, а о чем нет. У всех есть свой алтарь, на который он несет жертвы. Кто-то в церковь, кто-то в лабораторию, вот только это все одно и то же. И я свои жертвы никуда больше не несу.