Текст книги "Голоса"
Автор книги: Светлана Шаповалова
Жанр: Ужасы и Мистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
– Лешка, разбойник, куда ж вы все делись? Совсем нас забыли?
Я молчал, потому что сказать мне было нечего, и просто обнимал старушку и гладил по спине. Когда она немного успокоилась, то рассказала, что дед снова ушёл на свою заимку и больше не возвращался. Мы редко ездили к деду в гости. Сам по себе он был сдержанным на эмоции, ко всему относился холоднокровно. Но с ним никогда не было страшно, даже в тайге. Он очень мало рассказывал о себе, в основном о том, что нас окружает и происходит. Он учил меня гладить белье и топить печь. Мы с сестрой, после летних каникул проведенных с дедом, умели варить гречневую кашу и открывать тушёнку. Дед, в тайне от мамы, учил меня стрелять из двустволки. Много и интересно рассказывал о тайге. Сам много читал и мне давал почитать свои книги из подземелья. Подземельем, я называл ход в подвал из его комнаты. Дед откидывал половик и открывал подвал, дёрнув за большое металлическое кольцо. Кольцо было тяжелым, кованым и мне очень нравилось. Оно было сделано в форме золотого змея, кусающего себя за хвост. Вниз меня, конечно, никто не пускал, лишь дед приносил оттуда удивительные вещи. Книги в старинных переплётах, какие-то стеклянные колбы, которые слегка дымились, зеркала причудливой формы и много разных камней, которые находил в тайге. Он писал что-то в больших блокнотах красивым почерком с завитушками. Мама называла его «наш феномен». В ее бытность студенткой, дедушка помогал с уроками. Я помню очередной его приход с тайги, как потом снял с плеча ружье, убрал его в сарай, подсел к расстроенной маме. Взял учебник французского и, строго посмотрев на неё, сказал:
– Опять глаза на мокром месте. Дай посмотрю, чего опять как сирена воешь.
И начал читать бегло по-французски. Помню, как мы все обалдели от его умения. Потом все оставшееся время он говорил с мамой на этом красивом языке и строго прикрикивал, когда она чего-то не понимала. При отъезде, мама вздыхала, мол, какой удивительный человек. Он и, правда, был удивительный. Его дом был срубом, но очень отличался от соседских домов. У дедушки в доме был душ и насос, горячая вода. Огород поливался сам. Ещё я помню, как дед держал баранов, стриг их, сам делал нитки. Потом умная машина вязала нам и ему тёплые свитера. Вязальную и прядильную машину он тоже сделал сам. Жил дедушка скромно, самогона не гнал. Все соседи шли к нему каждый со своими просьбами, и он всегда всем помогал. Учил, как делать какие-то настойки из трав и ягод. Мама говорила, что к старости стал суеверен, раньше был не такой. Все фото, которые у нас были, мне показали, что дед мало поменялся внешне. Мама говорила, что на такой природе люди все долгожители. Тогда мне казалось, что он будет жить вечно. Потом мы перестали ездить сюда. Почему? Да я и сам не помню. Все крутилось, вертелось, потом мы начали ездить на море и стали забывать деда и тайгу. Сначала я поступил, потом сестра. Мама съездила к деду одна, без нас, всего один раз. Затем оказалось, что мы с сестрой как-то чуть не сожгли квартиру и больше нас одних не оставляли. Потом я пошёл работать, а мама и сестра мигрировали в Германию.
Дед остался где-то далеко, в нашем детстве. Порос былинами, подёрнулся дымкой времени, стал почти легендой. Я каждый раз, вспоминая о нем, думал, надо бы навестить старика, и все не ехал. Он не писал нам писем, не поздравлял с праздниками, и мы почему-то тоже этого не делали. Номера телефона у него не было, да и самого телефона тоже. Это всегда все упрощает, нет – и звонить не нужно, наверное, так. Каждый раз мы пытались себя оправдать, а все было банально просто – он стал лишним в нашей повседневной жизни. Забвение. Это страшно, потому что сначала человек выпадает из твоего круга общения, потом ты перестаёшь его чувствовать и ощущать в нем нужду, потом все реже и реже вспоминаешь, и вот его образ возникает в вашей памяти раз в полгода, а потом человек незаметно исчезает и очень часто из жизни. Мы начинаем делать какие-то слабые попытки что-то вернуть, словно хватая за хвост упущенное время, начинаем выдергивать что-то из своих воспоминаний, плакать, но это уже не имеет никакого значения, потому что человека больше нет. Мы прощаемся с ним и создаем мемориал в своём сердце, часто обращая к нему свои мысли, горести, разочарования в поисках поддержки. Но человека больше нет и ему это все не нужно. Именно поэтому нам говорят, цените стариков, пока они ещё живы, ведь вы им так нужны. Совершенно все мы делаем только ради себя. Не тешьте себя иллюзиями, не обманывайтесь. Все то, что вы ознаменовали высшей целью, тоже только ради себя. Для других – все лень, все потом, все терпит.
Бабушка Фира накормила меня вкусной яичницей с салом, шанежками со сметаной и я, разомлев от сытного ужина, почти спал. Она постелила мне перину, в которой я совершенно счастливый уснул до утра. В доме пахло хлебом, и чем-то неуловимо свежим, почти мятным. Когда-то мама говорила, что именно так пахнет русская печь. Фира хлопотала вокруг меня так, как будто я её любимый и долгожданный внук, внезапно приехавший погостить. У неё не было своих внуков, да и детей тоже не было. Она была женой нашего родственника со стороны деда. Но он погиб. Фира так и не вышла больше замуж, и мы с сестрой заменили ей родных внуков. Я в детстве не знал этого, думал, что она просто наша хорошая соседка. Это все, позже, когда я уже вырос, рассказала между делом мама. К деду Фира ходила редко и только по делу. Распивать чаи по праздникам вообще не ходили просто от того, что он не очень-то любил шумные компании с посиделками. Телевизоров тут не было ни у кого, но дед собрал радио. Поэтому к нему стали ходить люди, послушать, что в столице говорят. Он некоторое время терпел это паломничество, а потом разобрал его или сломал, я точно не знаю. Мама ругала его за это, но дед молчал, поджав губы. Он вообще-то так реагировал практически всегда и на все. Почему он нас принимал? Я не знаю. Наверное, потому что моя мама была женой его сына, с которой он не был знаком долгое время. Мать говорила, что ей пришел запрос на поиск моего отца. Она отозвалась на него и завязалась переписка. И только после этого мы поехали в Сибирь первый раз.
В нашей семье не принято говорить про отношения, так сложилось. Я помню, что, когда мы приехали впервые, двор нам открыл дедушка и долго смотрел на маму и на нас с сестрой. С папой, мы к нему не ездили никогда. В детстве это было не важно. Только сейчас иногда задумываюсь, что и как было. Мама отвечает, конечно, на мои вопросы, но крайне неохотно. Иногда, чтобы узнать о человеке, нужно послушать, что о нем говорят там, где он живёт. Но и с этим у нас были проблемы. Про дедушку говорили разное. Когда я ходил с рыбаками, они говорили, что я внук каторжника, бабы на сенокосе, говорили, что он доктор, потому как принял роды у какой-то женщины, мучившейся двое суток. Одна из них сделала страшное лицо и громко зашептала:
– Да, Вольга, что дочка попа, помнишь? Тяжёлая ходила, да конь её лягнул. Рожала два дня. Думали помрёт, так мучилась. Так, позвали его, он пришёл, и резал её, говорят. Из живота сам достал ребёнка. Васька бойкий парень теперь, видела? Ну вот, он. Зашил её, она сама говорила. Да, что ты? Да, я разве врала тебе хоть раз? Да, вот тебе крест, так и было.
Дед сказал глупых разговоров больше не слушать. Говорили, что он плотник и учёный. Охотники говорили, что он простой охотник, как и они, хоть и стреляет плохо, не бьёт зверя. На мои расспросы, кто же он, дед говорил, что обычный человек, а научила всему только жизнь. Иногда я смотрел на него и думал, что мой дедушка очень хороший. Когда я впервые услышал в школе о цивилизации Майя, что они сделали календарь, по которому Земле скоро наступит конец, то он рассмеялся и сказал мне, что сие невозможно. Так как любые тела в космосе, ходят миллионы лет и их столкновение невозможно.
– Все, что могло столкнуться, уже давно так и сделало, не волнуйся, пожалуйста, Алексей. Живи спокойно, конца света не будет. Люди всегда его ждут. Только не понимают, что если они продолжат делать все то, что творят сейчас, то конец света наступит обязательно, но только для людей.
Дед очень много рассказывал про планеты, про космос.
– Наша планета – это наш дом. Придет время она обязательно очистит себя от людей, перевернёт полюса. Смена происходит крайне редко, ты этого не увидишь, не переживай.
– А что же дальше будет, дедушка?
– Мы снова заразим её собой. И новая цивилизация начнёт все заново.
– Дедушка, а это как в библии?
– В какой?
– В нашей.
– Это зависит от того, Алексей в кого ты поверишь. В Будду, Яхве, Христа. Запомни, ты не должен никому из них ничего. Слушай самого себя.
– А как себя слушать, дед?
– Ну, смотри, вот так сел. Положи руки перед собой, ладони вверх. Так. Закрой глаза. Ты не подсматривай, закрыл?
– Ну.
– Вот тебе и ну. И чувствуй свои руки, ладони. Почувствуешь тёплые шары в руках и гоняй их по себе. Твоё тело само все подскажет. Ну, что чувствуешь?
– Есть хочу.
Дед рассмеялся, подхватил меня на руки, и мы пошли обедать.
Проснулся я рано. Бабушка Фира старалась не шуметь, но я привык жить один и потому спал очень чутко. Бабушка сказала, что корову она уже отправила, и будет теперь заниматься только мной. Она накормила меня завтраком и повела к сгоревшему дому. От дома и, правда, мало что осталось. Забор, напротив, был целым, в углу большого двора, стоял так же нетронутый сарай.
– Говорили ему, говорили. Да все без толку. Ну, кто ж делает баню в доме? Под одной крышей? А он все одно, ему говорят, а он молчит. Будто и не ему это вовсе талдычат. Хоть кол на голове теши.
– А пожарные приезжали?
– Нет, конечно. Откуда тут пожарные? Приезжали милиционеры, спустя неделю. И то только потому, что соседи позвали. Он сам даже не появился. Ну, а что они сделают? Постояли, потоптались, да и уехали обратно.
– А врачи у вас тут есть? А если случится чего, тоже не приедут?
– Так, есть у нас медпункт. Там Заиры муж работает. Правда, лекарств у него почти нет, как он говорит. Но знаешь, я там была, у него пузырьков этих видимо-невидимо, все есть. Может, не умеет просто он ими лечить, я уж и не знаю. А если что приключается, так скорая приезжает, только если не весной и не осенью. По распутице у нас не проедешь, застревают по пути. А если зимой, так и вовсе не доедешь, все заметает. Вот летом, так, пожалуйста, болей. Приедут. Дня за два. Лето-то у нас, правда, короткое, когда болеть то? Вот и не болеем, некогда. Почтальон к нам приезжает часто. Пенсионеров много. А так, только сено для скотины наберёшь, да соломы. А когда и купишь, что поделать, немощь. Ты, Лёшка, подсоби-ка сарай отпереть.
Я дёрнул дверь сарая, и она со скрипом открылась. Там как попало были накиданы вещи, утварь.
– Наш Андрей увидал, что занимается что-то, а когда опомнились, дом уж горел. Кинулись люди, а оно жаром пышет уже. Смотрят, стоит твой дед, глядит на пламя, ничего не делает. Мужики кинулись, кто что смог, добро спасать ваше. Так дед наорал на них, чтоб не трогали ничего. Кто чего успел, похватали и складывают в кучу, а дед все не унимается. Говорит, что огонь сам решает, что взять. Ну, надышался дыма видать, не понимает. Может, шарахнуло его чем-то, когда выбирался, кто теперь разберёт. Дом ещё не догорел, он уж на заимку ушёл. Там и жил. Видели его в лесу. Да в деревне соседской видели, за солью, да за спичками, поди, ходил до лабаза.
– А мне то, как вышло, что позвонили?
– Так пришёл он сам, один раз. Говорит, позвони Лешке, знаю, что телефон у тебя есть. А у меня и правда есть, все знают. Сотовый. Мне подарили. Так мама твоя и подарила. Она тогда одна приезжала и говорит: «Возьмите, тётя Фира. Мало ли что, хоть скорую вызовите». Выучила меня, я не глупая, быстро разобралась. Там номер её был, я еще в тетрадку свою его записала. Она мне и твой номер оставила, говорит, может пригодится. Я сперва, ей хотела звонить, а дед говорит, нет, звони, Фира, Лешке. Я все равно попробовала, как он ушёл обратно на заимку. Только номер ее не отвечает. Она и ему номер твой оставила, он мне его наизусть назвал, когда звонили. Сам говорить не стал, просто сидел и ждал. Слух-то у него, знаешь, получше моего.
Я начал разбирать вещи с пожара. Чувствовал себя при этом как-то неуютно. Решил сегодня же отправится на заимку к деду и поговорить с ним, что будем делать дальше? Может, забрать его отсюда? Он, конечно, не поедет, я не поехал бы. Представляю, как ему тяжело. Дом у дедушки был особенный. Каждая деталь, каждая мелочь была продумана до мелочей. Он всем дарил уют и тепло. Под крышей было сухо в самый сильный дождь. Я так любил лежать там, на сухом колючем сене, вдыхать его пряно-медовый с горечью аромат и дремать. Сейчас я смотрю вокруг, и мне кажется, что все, и улица и дома и люди, все стало меньше. И только тайга, так и осталась зелёным, бесконечным океаном. Дед заваривал чай со смородиновым листом, открывал варенье из чёрной рябины. Оно было немного терпким и застревало на языке, но я проталкивал его ароматным чаем и был вполне счастлив.
Тут было так много разного хлама, что хотелось просто все выбросить. Это походило на мою работу. Приходит человек, он глубоко несчастен и просит тебя выбросить за него мусор из головы. Но ты не мусорщик и не прислуга, ты – координатор его действий. Видели, как рисует или строит график компьютер? Тут так же. Правильное построение мыслей, правильная схема, зависит от работы с психоаналитиком. В процессе работы вами будут изменены и перепрошиты ваши личные настройки. Деструктивное мышление меняем, учимся анализировать, а не выдумывать исход и последствия. Такими небольшими шагами меняем жизнь к лучшему. В моей работе не бывает лишних навыков. Проблемы у людей разные, механизмы работы тоже. Просто, казалось бы, что сложного, ведь двадцать первый век на дворе, все онлайн, консультируй и поддерживай. Вот только зачастую, люди эти экстренные консультации считают более действенными, чем саму сессию. Они не понимают, что это, если сравнить грубо, как консультация по телефону с аварийкой. Ладно, ты заткнёшь дырку в трубе пальцем, а потом изолентой, но насколько вас обоих хватит? Не течёт? Отлично, но это временная мера. Потом бомбанет так, что ничего не поможет. Эта заминка даёт тебе совсем немного времени, до нормального ремонта. Не пропускай сессии, если решил что-то изменить в себе на самом деле. Но у нас, все как с приёмом антибиотика, помогло на третий день и все, можно не пить. У меня на приеме была девушка, с очень нестабильной мамой. Папа с ними не жил и не приезжал. Мама с маленькой дочкой переехали жить в другой район. Мама много работала, а дочка была одна. Материнской заботы, естественно, она не получала. Но на выходные её все же отвозили к бабушке. Где, в привычной обстановке, она получала необходимое внимание. А что делала бабушка? Правильно, кормила до упада. Подносила еду к компьютеру. Девочка выросла и пришла ко мне с весом больше ста килограмм. Да, пищевые привычки мы, конечно, меняли. И конечно отменяли диеты. И долго и упорно работали. Учились останавливать компульсии. Естественно, когда приезжала бабушка, то все возвращала на старые рельсы. Когда бабушка все же была побеждена, а моя клиентка освободила себя от оков, наши консультации стали проходить все реже и реже. Сейчас мы встречаемся всего пару раз в год.
Любому человеку нужно человеческое отношение. Вы считаете, олимпийских чемпионов вырастил мужик со свирепым взглядом, преисполненный вселенской мудрости и с битой в руках? Такие, скорее, чемпионов и губили. А вот воспитать у них дух, чтобы человек мог взлететь ввысь, вот это высший пилотаж. Вот настоящая работа. Вы думаете, людям нужна ваша подтянутая задница или ваши банки? Нет. Они, конечно, на это клюнут, один раз, два раза и все. Знаете, почему сейчас очень многие выбирают для себя боевые искусства? Потому что там задействована вся жизнь человека в комплексе. Его внутренний дух так же подлежит тренировкам и воспитанию. Выбирая себе тренера, запомните, это очень важно, у него должно быть спортивное образование. Тренер – это не чемпион чемпионов, закончивший курсы. Узнавайте все о человеке прежде, чем доверить ему себя, ребёнка, семью. Я лично знаю целую группу людей, которые вообще к спорту не имели никакого отношения, но вдруг стали тренерами. Одна, когда окончила строительное училище, красила вагоны на заводе. Как вдруг становится «тренером». «Забывая» при этом, что тренерские курсы действительны при наличии диплома о высшем спортивном образовании. Безразличие к таким деталям при приеме на работу страшно.
Я, не спеша перебирал старый хлам, спасенный на пожаре, и каждый раз останавливался, рассмотреть что-то подробнее. Вот, например, очень старая керосиновая лампа, вот книга с обложкой из кожи в ажурном кованом переплёте. В небольшом деревянном ящике, обитом изнутри каким-то зелёным сукном, аккуратно стояли аудио кассеты. Большинство было без рубашки, но каждая была переложена тонкой папиросной бумагой. На другой полке лежал небольшой аудиоплеер на батарейках. Помню, у меня был подобный, но этот отличался некоторыми неожиданными наворотами. У этого был динамик на верхней крышке, а наличие красной кнопки записи голоса говорило о возможности работать как диктофон. В моё время это было ну очень круто. Наушников для него нигде не было. Я решил прослушать то, что было на кассете и просто взял первую попавшуюся и включил. Ничего не произошло. Проверив карман для батареек, я понял, что он попросту пуст. Батарейки я нашёл совсем в другом ящике, при том их было довольно много и все в новых упаковках. Я закрыл ящик с кассетами и прихватив с собой плейер, пошёл к бабушке Фире. По дороге я встречал соседей, которые считали своим долгом остановиться и завести неспешный разговор. Все знали деда, и говорили все в стиле – «наследник приехал». Я дружески улыбался, и мне долго рассказывали кто кому родня, и какой мой дед замечательный человек. Потом непременно добавляли, что он что-то делал не так, а потом миловали улыбкой и спрашивали, когда я уеду и заберу ли старика с собой. Потому как если да, то как же они бедные без него теперь жить-то будут. Вместо пятиминутной дороги неспешным шагом, я добирался до двора бабушки Фиры час. Когда бабушка спросила, кем же я стал, я сказал, что психологом. Она немало удивилась:
– А кто ж это?
– Это, бабушка, доктор такой, который помогает разобраться человеку в своих проблемах, чувствах.
– Доктор? Лёшка, так ты доктором стал. Как хорошо. Большой человек в городе значит.
– Ну, я бы так не сказал.
– Ох, ты, Леша, всегда был молодец. Так ты и лекарства людям даёшь?
– Когда нужно даю. Говорю, что нужно.
– Ох, надо же.
Видимо поэтому со мной все были так любезны. Очевидно бабушка, упростив все до самого главного, сообщила всей деревне, что я врач. Какой? А это не важно. О таких мелочах можно не сообщать и не задумываться. Мне она очень нравилась, старики как дети и любить их нужно так же, безусловной любовью. Дома, я плотно пообедал, потом расстелил на столе какую-то старую газету, и принялся возиться со своими трофеями. Многие кассеты были подписаны. Высоцкий. Какая-то классика типа оперы, подписана прямо на итальянском языке, что меня немало удивило. Запись была обычная, как видимо и все прочие. Я крутил в руках плейер и понял, что там есть кнопка, которая замедляет и ускоряет запись. Я попробовал ускорить, это было довольно комично. Представляю, что думали об этом раньше, видимо считалось, что это портит плёнку. Это из разряда тех мифов, когда мы подключали приставку к телевизору и отец ругал, что это портит кинескоп. Я нажал кнопку и замедлил запись, потянулась длинная пауза между ужасно растянутыми словами песни. И тут я услышал очень быструю и тихую речь. Я не поверил своим ушам, перемотал и замедлил на максимум. Из динамика вполне внятно кто-то сказал:
– Догони меня, догони. Если сможешь болван.
Я перемотал немного и услышал, как кто-то продолжил:
– Внимание, господа, сейчас вы увидите потрясающее, феноменальное выступление нашего цирка-шапито. Я привёз для вас клоунов, жонглёров, силачей и акробатов. Я покажу вам удивительных артистов в закрытых комнатах. Там вас будет ждать наш Оракул, вы увидите настоящую русалку, ох и намучались мы выискивать ее в озерах Оленьего острова. И ещё мно-о-о-го чудес. Каждый найдёт по своему вкусу. О, господа, да у нас тут марионетки дерутся, вы только посмотрите, как это потешно. За ваши монеты, я дам одному из них вилку, а второму нож.
Запись оборвалась. Потом кто-то зло сказал:
– Отдай ему маску, идиот, мы не сможем спать пока она не на нем. Да не так. Дай я сам. Он тебе кожу с лица снимет, болван, отдай, говорю.
Голоса стихли. Я поставил обычный режим, перемотал и услышал бодрое пение Высоцкого. Никаких посторонних звуков. Немного посидел в ступоре и перемотал плёнку ещё раз. Вся запись повторилась снова. Ужасающие, растянутые слова и звуки основной записи, между которыми совершенно нормальная речь непонятных персонажей. Я принялся изучать всю кассету. Подобная запись была ещё в одном месте.
– Матильда, прекрати меня душить, – кричал кто-то противным голосом.
Почти все голоса, были словно мультяшные, ускоренные. Может, это спектакль? Кто-то записывал или разыгрывал его? А, может, это были старые записи, а потом кассету использовали повторно и записали Высоцкого? Вот на это похоже больше всего. Я наугад выбрал кассету и вставил в плейер. На ней были записи эстрады девяностых. Я бегло прослушал всю сторону и переключил в замедленный режим. Ждать, пока кассета в таком режиме прокрутится, довольно нудно и долго. В комнату вошла бабушка Фира:
– А я думаю, кто ж тут кота за хвост тянет, кому плохо? А это ты сидишь, играешься. Что там у тебя, хоть покажи.
Я показал бабушке плейер и кассеты. Она сказала, что слушать медленно это неправильно и не красиво. Какие-либо голоса она отвергла сразу.
– Уши заболят, Лёшка.
Меня всегда забавляло, как люди не принимают то, чего не понимают. Они отвергали и крутили такие пятаки, что было любо-дорого смотреть. Бабушка притащила большой самовар и сказала, чтоб я все убирал, потому что сейчас будем пить чай, а там глядишь, придут гости. Некогда ей со мной глупостями заниматься. Это была очень интересная реакция. Я спокойно все убрал. И решил, что сейчас самое время идти к деду на заимку. Все же приехал-то к нему, а мы ещё не виделись. Я взял рюкзак и, узнав о моих намерениях, бабушка принялась напихивать его блинами и свежим хлебом. Мне кажется, она была не очень довольна, что я ухожу, но говорить ничего не стала. Возможно, сегодня к ней должны прийти какие-то уважаемые ею люди, смотреть на внука-врача. По крайней мере, именно этого я боялся и всячески избегал подобных мероприятий.
– Ты хоть помнишь, как на заимку идти?
– Ну, в общих чертах. Вдоль реки большую часть времени, а там не помню.
– Да все верно. Спустишься к реке и иди по бережку. Потом дорога в гору пойдёт, ты от реки по ней и иди. Потом опять так же вниз. Потом река начнёт огибать перелесок, и ты с ней. А там, как большие камни увидишь, поднимайся от реки вверх и по камням иди в тайгу. Так тебя камни и приведут. Тут недалеко.
Звучало это, прямо сказать, не очень близко, больше того, очень даже далеко. На провожатых я не надеялся, и поэтому пришлось идти одному. Все тут было знакомым, и дорога складывала себя сама. Я держался примерных ориентиров бабушки Фиры и старался отвлекать себя от мыслей, которые так и норовили меня напугать. С тайгой не шутят. Сюда и искать-то не приедут, только если МЧС прилетит. Покружит для вида и все. Спросят у местных, искали ли своими силами, все скажут да, покачают головами, вернутся охотники ни с чем и все, до свидания, дорогой москвич. Может, принесут мой кроссовок. Один. Левый. Скажут, вот мой Байкал, что нашёл. Там ещё, наверное, был медведь или волк и все расскажут про следы и все. Помню, как заблудился тут какой-то грибник. Я переживал, как же он в темноту там один. Дед сказал, тайга решит, кто выйдет, кто нет. Мама потом мне сказала, что он пошутил, и все мужики деревни ходили его искать с собаками и привели домой. Я не знал, кому верить, потом дед рассмеялся, и я немного успокоился. Но до сих пор мне не по себе, когда я вспоминаю это. Кстати, за грибами я хожу. Мама всегда просила дедушку не пугать детей. Но, если вечером пристанешь к нему с расспросами обо всем на свете, он всегда нас немного припугивал своими историями о ведьмаках, о русалке с когтями на японском море, о том, что под землёй на ядерном полигоне, в бункере, есть антенна шар, которая вращается в воздухе. О том, что единороги не мирные и не дружелюбные, а очень агрессивные неприятные звери, мало похожие на лошадок из мультиков и книжек. Он говорил, что нужно убирать все на свои места, иначе можно разозлить домового, а он не шутит. Мы слушали все эти невероятные истории и лежали тихонько, зажмурив глаза от страха и быстро засыпали. Он, конечно, был нелюдим, но никому не отказывал в помощи и очень жалел местного парня с короткой ногой. Парня звали Вовка, и все говорили, что таким кривым он уродился сразу. Никто с ним особо не общался, но дед всегда очень горячо его приветствовал и подолгу стоял, разговаривал, если мы встречали его на улице. За это мать этого парня всегда уважительно его приветствовала и передавала горячие пироги. Наш дед не отказывался, но немного хмурился. Потому что любое сближение людей с собой не приветствовал и просто так болтать не любил. Но, что у него было внутри на самом деле, мы не могли знать. Я оцениваю его только по своим взглядам и воспоминаниям.
Воспоминания великая вещь. Они могут, как отравлять человека, так и воскрешать в нем утраченную человечность. Мы их приглаживаем, как только возможно. С годами, что-то теряется в них, что-то приобретается, набирается других оттенков, которых не было. Все зависит от нашего настоящего взгляда на вещи, от момента. В юношестве мы все воспринимаем иначе, кто-то, наверное, скучает по этому времени. Только не я. Я действительно доволен тем, как я живу, что я чувствую и тем, что я имею. Не скучаю по школе и друзьям, не скучаю по молодым родителям, устающим на работе до обмороков. Я не скучаю по первой любви, но мне очень приятно вспоминать тот наш первый поцелуй у подъезда и мотыльков, и небо, и июль. То, как тряслись твои колени и дрожали руки, и я долго носил тот кулон, который ты мне подарила. Но я не хочу обратно. И я никогда ни о чем не жалел, я не знаю почему. Просто, наверное, есть такие люди. Мы не стыдимся, не жалеем, не боимся чего-то обычного или житейского. Я никогда не гнался за возрастом, за прошедшим и не стеснялся своих лет. И я не из тех, кто со временем, станет прятать лысину или седину, килограммы или вероисповедание. Я себя принял таким, как есть.
Я шёл вдоль берега реки и рассуждал обо всем на свете. Меня окружала невероятная красота. Бирюзовая и обжигающе ледяная, бурная река, бьющаяся о камни. Морщинистые горы, цветущие травы и невероятный воздух, которым и правда, очень трудно надышаться. Я все шёл и шёл, солнце ужасно напекло затылок. Видимо моя шея стала пунцового цвета, потому что мне было больно к ней даже прикасаться. От реки веяло прохладой, я подошёл к самой воде и наклонился, чтобы попить. Когда я поднял голову, то увидел довольно крупного медведя на противоположном берегу, который стоял у воды, смотрел на меня и жадно тянул носом воздух. Я оцепенел. Что делать дальше? Не спеша встал во весь рост. Медведь поднялся на задние лапы и глухо заворчал. Мы так постояли с минуту. Потом медведь ухнул, опустился на четыре лапы, подошёл к воде и начал спокойно пить. Я попятился и некоторое время, пока мне было его видно, отступал. Медведь иногда отрывался от воды и смотрел в мою сторону. Потом я потерял его из виду, решил идти быстрее. Через некоторое время я увидел большие валуны, которые были словно вкопаны в землю, вели куда-то вглубь леса и терялись за деревьями. Я доверчиво пошёл вслед по этим большим белым камням. Но, когда тайга сомкнулась за мной и огромные деревья грозно нависли над головой, мне стало слегка не по себе. Я постарался отвлечься на какие-то суетливые трусливые мысли, углубился в них и незаметно дошёл до места. Передо мной стояла небольшая избушка, на одну треть вросшая в землю, со мхом на крыше и совсем маленькими окошками.
Я громко постучал в грубую тяжёлую дверь большим и ржавым металлическим кольцом, служившим ручкой, но никто не отозвался. Внимательно осмотрев дверь, я понял, что её закрыли снаружи. Сняв с петли самодельный засов, потянул на себя дверь, она послушно подалась. Внутри было довольно темно из-за маленьких окошек и прохладно. Я вошёл внутрь. Ждать деда мне пришлось очень долго. Успел поспать. Когда же совсем стемнело, я зажёг свечу и стал думать, что нужно поставить чайник. Тут вошёл мой дед. Он замер на пороге, посмотрел на меня и ничего не сказав, устало снял с плеча старое ружье, отряхнул руки и подал мне сухую крепкую ладонь.
– Здравствуй, Алексей, – тихо сказал он.
Я пожал его руку и обнял его. Он похлопал меня по спине и заулыбался в пышные седые усы.
– Хорошо поднялся. Молодец мать, воспитала.
Мы приготовили чай в большом самоваре. Как и в детстве, дед не допустил меня сыпать крупную чёрную заварку. Сдвинув брови, он сказал, что я ещё мал и все сделал сам. Седой, маленький старичок, которого я увидел сегодня, с каждым словом превращался в моего огромного, крепкого деда с большими тёплыми руками. А я рядом с ним все больше походил на ребёнка, который набирается его опыта. Его душа пахла свежезаваренными травами, тайгой и летом. И я клевал носом прямо за столом, дожёвывая крупно нарезанный хлеб, густо намазанный медом. Я проваливался в сон, пропуская слова, неуклюже кивал и был совершенно счастлив. Дед укрыл меня тёплой рогожкой и это последнее, что я помню из того вечера.
На следующий день я подбирал удачное время для разговора, о его сгоревшем доме. Дед хмурился и молчал, при любых моих попытках об этом заговорить. Я не мог понять, почему это происходит. Может, он так переживает из-за того, что не пришло время? Может, он надеется, что уедет со мной в Москву? Я снова предпринял попытку поговорить о переезде.
– Дед.
– Чего тебе?
– Может, ну его все это? Заимку, лес, деревню. Поехали со мной? У меня хорошая квартира в Подмосковье. Там тоже есть лес. Соберем твои вещи, которые захочешь. Будем жить вместе.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.