Текст книги "Быстрый мир"

Все внезапно стало как-то быстро. Словно бы находящийся здесь рядом островной город перенял привычки мегаполисов прошлого и закрутил время в тугую спираль. Так, наверное, деревенские в принципе воспринимают города: живёшь себе, по полям ходишь, красотами любуешься, а тут, бац, и ты в водовороте событий! Голову кружит и зачаровывает.

За Мефодием пришел щупленький старикашка в аккуратном пиджаке, а-ля Ленин в Октябре. Он, задав пару дежурных вопросов, позвал его за собой:

– Меня зовут Михаилом Анатольевичем. Я владею строительной компанией. Сейчас мы занимаемся укреплением городской стены. Будешь работать на участке. Как покажешь себя, так и сложится твоя судьба. Жить будешь в общежитии. В сам город можно по праздникам и только предварительно согласовав свои передвижения.

– А как вы так легко меня взяли? Вдруг, я лазутчик.

– Женщина, с которой ты говорил, насквозь людей видит. Ты не шпион и не диверсант.

Видимо, плохо она всё-таки видит, подумал про себя Мефодий. Возможно, просто она никогда в жизни не сталкивалась с настоящими разведчиками. Это террориста можно вычислить, а к профессиональному разведчику так просто ключик не подберешь. Тем более за полчаса.

Старикашка привел Мефодия в дом барачного типа, стоящий совсем рядом с городской стеной. Стена не выглядела неприступной. По крайней мере для Мефодия. Даже наличие сторожевых вышек в непосредственной близости не смущало. Пару резких бросков и несколько хитростей, и вот он уже будет непосредственно в Питере. Хорошо все складывается, чего уж тут добавить!

В бараке, похожем на казарму, в огромной комнате стояло штук сорок железных кроватей.

– Здесь сейчас помимо тебя только три человека живёт, выбирай себе место, вечером познакомишься с коллегами, а завтра на работы.

– А почему здесь так мало людей?

– Наоборот, много. Это третье наше общежитие. Два других заполнены под завязку. Много ваших бежит от Князя. За последний месяц, так вообще, поток!

– Понятно, – Мефодий сел на кровать около окна.

– Погоди чуток здесь, тебе одежду нормальную принесут. Услышишь железный звон – выходи во двор: обед будет. Учти, что весь двор просматривается со стены. Если нужно выйти, сначала крикни, что выходишь. Получишь подтверждение – иди. Со двора выходить тебе пока нельзя. Все понятно?

– Понятно, – Мефодий лег на одну из кроватей, положив руку за голову.

В бараке не было решеток на окнах. Это важно. Остальное малозначительно. Обычная казарма, каких он за свою жизнь видел десятки. Типовая постройка. Только кроватей половину вынесли и расширили личное пространство для каждого жильца. Словом, где здесь туалет, можно было не спрашивать.

Мефодий закрыл глаза, а через мгновение проснулся от металлического звона. Конечно, секунда прошла только для него. Видимо, слишком сильно устал.

Рядом с кроватью на тумбочке лежали простенькие черные брюки, рубашка серого цвета, ботинки и полотенце. Наверное, Михаил Анатольевич принес и не стал будить. Вполне себе прогрессивно – дать время на адаптацию.

Переодевшись, Мефодий вышел во двор. Под большим навесом стояло несколько длинных столов с тарелками и чашками. За столами сидели люди. Обычные мужики. Этакая заводская молодежь.

Сев на свободное место, Мефодий зачерпнул ложкой вкусно пахнущий суп.

– Ты новенький? – к нему тут же подсел парень, выглядящий лет на двадцать пять.

– Да, сегодня прибыл. Кириллом зовут.

– А меня Вася, – парень гоготнул, – Завтра, значит, первый рабочий день.

– Ага, – Мефодий предпочел выглядеть простачком – проблем меньше. Лучше в новом коллективе особо не выделяться.

Пообедав, Мефодий снова лег. Заснуть не получалось, а от безделья буквально сводило мышцы. Надо же что-то делать! Если так валяться мешком, то и себя потерять можно! Ладно, не время. Ночь впереди. И рассвет он встретит явно уже не здесь.

Вечером в казарму пришли трое мужчин – два помоложе и один совсем седой. Вместе они поужинали и выпили что-то похожее на чай.

– Кирилл, завтра подъем рано. Понимаю, что ты отдохнул сегодня, но всё-таки пора и на боковую.

Электричества в казарме, ясно, что не было. От потушенных свечей сильно пахло воском. Мефодий подошёл к окну и открыл одну створку.

– Эй, парень, закрой. Замерзнем же! – послышался голос седого.

– Через пару минут закрою, я пока не сплю, – ответил Мефодий, – проветривать помещение нужно. Спокойной ночи.

В полумраке Мефодий стоял у окна и смотрел на городскую стену. Отсюда прекрасно были видны две вышки. Соответственно, и с них было отлично видно, что творится у барака. Наверняка друг за другом они тоже присматривают. Вон, с правой вышки человек машет рукой, а с левой машут в ответ. Простая, но крайне эффективная система: каждый член цепочки передает на следующий пост условный сигнал. Даже кричать не надо. Видимо, есть главный пост. С него начинается передача. Через время условный сигнал возвращается – значит, все хорошо.

Судя по всему, такая передача происходила раз в десять минут. По крайней мере, так посчитал Мефодий, наблюдая за охраной. Ещё два раза солдаты на стене махали друг другу, и каждый раз Мефодий успевал досчитать до шестисот.

Считать про себя секунды сложно. Нужна практика и тренировки. Человек часто, считая время, ориентируется на собственный организм. Если человек напуган, и его сердце колотиться быстрее, то и считает он быстрее. Именно поэтому, выпрыгивая с парашютом из вертолета, в голове нужно произносить какие-нибудь сложные числа: семь тысяч триста шестьдесят один, семь тысяч триста шестьдесят два, семь тысяч триста шестьдесят три – иначе после спешного «раз-два-три» парашют незадачливого и малоопытного десантника, выскочив раньше времени, запутается за шасси вертолета или, что тоже бывает, попадет в винт.

Итак, десятиминутная готовность. Ориентируемся на правую вышку, приглядываем за левой.

Ох, какая ночь-то шикарная! Тишина, спокойствие. Так и не скажешь, что мир к войне готовится.

До стены метра три, стена где-то метра два в высоту. Вышка, судя по всему, чуток за ней. Не намного, но прыгать придется.

Мефодий оглядел казарму. Трое работников спят. Прислушался – ровное дыхание. Фаза глубокого сна. Покурить бы…

Раз – левый всматривается куда-то вдаль. Ага, ждёт сигнала! Он сосредоточен на следующем охраннике. Два – кувырок, прыжок. Три – лицо охранника с правой вышки меняется с испуганного на умиротворенное, он падает. Четыре – подхватил, аккуратно положил и тут же выпрямился. Вовремя! Взмах рукой. Мефодий повторяет жест. Так просто…

Он знает, что его лица не разглядеть. Только силуэт. Внизу за стеной горят фонари. Газовые или масляные, фиг знает.

В двадцати метрах от Мефодия еще один охранник подхватывает эстафету и машет рукой. Отлично. Коннекшн пипл!

Мефодий осторожно опустился внутрь огороженного грубыми досками пространства наблюдательного пункта и, подхватив под мышки бесчувственное тело охранника, прислонил его к ограждению. Прочухается минут через пять. Как раз к следующей «эстафете».

Оглядевшись, Мефодий убедился, что никто ничего не заметил. Главное, не нарушена связь. Ага, вон, песочные часы стоят. Видимо, на них ориентируются.

Мефодий перевернул часы и невесомой тенью соскользнул вниз в кусты под вышкой.

И что теперь?

Фонари торчали вдоль заасфальтированная дороги, с одной стороны которой была стена, а с другой – кучи строительного мусора. Окраины Питера, сметенные беспощадной бомбежкой. Главное сейчас не нарваться на неожиданный патруль. Хотя, это маловероятно – уж от патрулей-то он прятаться умеет. Как-то в Ханое… Хотя, сейчас явно не до воспоминаний. Надо побырому в центр.

Ночной город в его окраинах был омерзителен. Фонари горели только на подъездных дорогах. Среди развалин царила темнота. Противная и липкая. Неудачно шагнув, он чуть не пропорол ногу каким-то штырем, потом, хорошо, что вовремя среди теней разгадал канаву, чуть не провалился. Словом, то еще приключение.

Парадный Петербург начался внезапно. До моста развалины, а за ним дома. Вон там руины торгового центра на набережной Обводного канала, а на другом берегу торчит во всем своем великолепии шпиль Казачьего собора. Стало светать, и передвигаться стало куда приятнее. Пару раз он прятался от патрулей, но здесь, как он понял, они существуют больше номинально – ох уж уверенность в собственной безопасности и все такое!

Перейдя мост, он увидел нескольких человек, сидящих на скамейке. Судя по их голосам и интонациям, молодые люди были в дым пьяны.

Мефодий подошёл к ним:

– Чего пьете, мужики?

– Опа! А ты откуда нарисовался? – один из троицы попытался встать. – Мед будешь пить?

– А, давайте!

Недалеко от скамейки горел фонарь. В его свете Мефодий разглядел пьяниц. Вроде, не забулдыги, одеты прилично. Вон, у того, который смотрит на воды канала остекленелым взглядом, даже галстук.

– Хорошая медовуха, – глотнув из протянутого ему стакана, констатировал Мефодий. – Так чего пьем? По поводу или без?

– Алексей Никонович сегодня на базарной площади проиграл в поэтической дуэли, – первый кивнул на того, что с галстуком, – вот и распереживался. А ты кто? Одет, как рабочие одеваются.

– Я Кирилл. – ответил Мефодий, – Дома ремонт делаю. Не хочу нормальную одежду пачкать.

– Сам? А чего сам? Выписал бы себе с рабочей зоны кого-нибудь из южан. Правда, конечно, за ними глаз да глаз нужен. Лезут к нам, говорят, что все умеют, лишь бы на работу взяли. Хотя есть и умельцы среди них…

– Как-то самому надежнее, – Мефодий сделал ещё пару глотков. – Ладно, пойду я, мужики.

Наверное, самым логичным будет дойти наискосок до Гостиного двора. По проспекту опасно, а дворами – самое оно!

Сколько времени сейчас, Мефодий не знал, но темнота практически отступила. Город просыпался. Пару раз Мефодий увидел груженые повозки, один раз – зловещую черную карету. Он сам не знал, почему она зловещая. Видимо, это на уровне подсознания. Что это за карета, мог только догадываться: полиция, местное ГБ, губернатор или просто кто-то посчитал, что если выкрасить транспортное средство в черный – будет выглядеть круто.

Пройдя мост через Фонтанку, он немного постоял на набережной. Вот ведь как бывает! Город казался одновременно и родным, и чужим. Это было похоже на то, как встречаешь свою бывшую через пару лет после расставания: ты помнишь каждый изгиб ее тела, знаешь, каждый жест и что ей нравится, да только все эти годы ее целовал и ласкал другой, и этот эмоциональный след другого изменил ее до неузнаваемости.

Выйдя на широченную Садовую, он зашагал в сторону центра. Интересно, как там сейчас в рабочем лагере? Наверняка уже обнаружили пропажу новичка. Понял ли кто-то из охраны, что случилось.

На Невском рядом со зданием Гостиного двора было шумно. Лоточники раскладывали товары, а первые посетители ярмарки переругивались с ними из-за цен.

Огромная махина «Гостинки» выглядела чистенько, но беспризорно: окна заколочены, галереи пусты. Одно радует, что не разрушена. Неизвестно, конечно, как там внутри: сохранился ли вход в метро и все такое.

Мимо Мефодия прошли два человека. Они странно озирались и вели себя так, будто собираются сделать что-то такое, чего лучше никому не видеть. Может, своровать что решили? Интересно даже стало.

Очень хорошей способностью разведчика является умение не привлекать к себе внимание – слиться с пейзажем, или, как это ещё иногда называют, «притвориться шлангом».

В старых книгах такую способность приписывали ведьмам, которые отводили от себя глаза людей и незамеченными передвигались по городу. Из Мефодия ведьма фиговая, а вот разведчик – в самый раз!

Двое молодых мужчины, еще раз посмотрев по сторонам, подошли к одному из заколоченных окон «Гостинки» и, быстро отодвинув одну из досок, юркнули внутрь. Ого! Это уже интересно! В общем-то, с самого начала все было интересно, а сейчас – так вообще детектив!

Мефодий последовал примеру тех парней. Убедившись, что его никто не видит, он раздвинул доски и шагнул в пахнущую старостью и дохнувшую холодом темноту здания.

Где-то впереди мелькал огонек, и слышался тихий разговор. Укрываясь тенью, пружинящими шагами Мефодий нагнал мужчин.

– Максима необыкновенна, – тараторил один из них, – в ней есть какая-то особая мудрость.

– Да, ты, Федор, просто влюбился!

– Но меня что-то настораживает в ней. Будто она что-то недоговаривает.

– Она же южанка! У них в крови это.

– Понимаешь, она иногда путается. Как-то она назвала себя человеком, родившимся на Востоке, даже упомянула их князя Леонида. Потом, когда я обратил на это внимание, сказала, что оговорилась…

– Ну, я могу сказать, что она, тем не менее, абсолютно лояльна к идее просвещения. Судя по тому, какие она берет книги, ее интересует электричество – а это очень сложная тема.

Ещё один кусочек мозаики встал на место. Кажется, нежданно-негаданно, но он нашел дочь Максима. Слишком много совпадений! Интересно, что вообще здесь происходит. Мефодий быстро поднялся по лестнице и вновь услышал мужчин.

– Мне кажется, что она знает о Вечных что-то такое, чего не знает даже Учитель. Помнишь, он говорил, что гроза нужна Вечным для того, чтобы получить электричество? Я уверен, что Максима знает что-то еще…

– Она сегодня придет?

– Мы не договаривались, но она знает, что сегодня я помогаю отцу на базаре.

Спустившись вниз, Федор и его приятель пошли прямо. Мефодий последовал за ними.

Внезапно, он остановился. Ещё бы, он не остановился, почувствовав холод стали у себя на горле.

– Федор, – послышалось из-за спины Мефодия, – вы хвост за собой привели.

Конечно, чисто теоретически, можно было извернуться, выбить нож и всем навалять, но это не даст ничего, кроме того, что потешит самолюбие Мефодия как профессионала.

– Сам ты хвост, – Мефодий говорил спокойно, – нож убери.

Федор и его приятель, светя керосинкой, подошли к Мефодию.

– Ты кто?

– Я, – Мефодий почувствовал, как человек сзади убрал лезвие от его кадыка, – я друг отца Максимы.

ДЕНЬ, КОТОРЫЙ НАСТУПИТ РАНЬШЕ

Павел вышел из дома и, глядя на качающиеся на ветру верхушки деревьев, зевнул. Ночью он был с молодой любовницей Марией, но спать с этой, хоть и красивой, но глупой девкой не хотелось – отправил ее в сопровождении охраны домой. Потом долго не мог заснуть. Даже хмельной мед не подействовал как снотворное, только больше разбередил мысли.

Зачем ему эта власть? Для чего ему это все? Говорить, что так сложились обстоятельства – глупо. Но другого объяснения и не подберешь! Если бы он не взял на себя управление Восточным княжеством, могло случиться все что угодно. Наверняка наследие его отца Леонида разодрали бы на мелкие кусочки: каждому знатному горожанину хочется власти – лучше быть первым на маленьком клочке земли, чем одним из многих в огромном Княжестве. Пусть даже в очень сильном. В жилах Павла текла княжеская кровь, и это дало ему право занять место брата. Кто, если не я, задал он себе вопрос и сам себе ответил:

– Только я – последний и законный наследник!

А если говорить о войне, то кто-то должен был ее начать. Начать и закончить победоносным парадом.

Земли юга давно перестали быть целым государством. Юг за несколько лет превратился в ораву вечно грызущихся городков. Их нужно было прибрать к рукам, а потом создать иллюзию реконструкции всесильной боевой империи южан. Разделяй и властвуй – такой девиз был написан в одной из книг, но в данном случае и разделять не пришлось. Они сами разделились, а подчинить себе под видом союза очередного самовлюблённого офицера, провозгласившего себя наивеличайшим правителем, не составило особого труда.

Лучше иметь под боком одного сильного союзника, чем кучу агрессивных царьков. Так думал Павел, соединяя договорами разрозненные земли южан.

Какие-то городки удалось подчинить себе обещаниями, какие-то пришлось брать штурмом. Штурмовали их сами же южане, присоединяя, как они говорили, заблудших овец, и возвращая жителям утраченную гордость за свой некогда великий народ. Великим, конечно же, он был лишь в пламенных речах. Для Павла этот самый народ стал источником сильных и бесстрашных солдат. Южане умели воевать, но сильно проигрывали в дипломатии и системности, Востоку же никогда не хватало боевого задора и безрассудного геройства. Союз южного оружия и продуманных стратегий Восточного князя стал вызовом всему остальному миру.

Где-то на окраинах земель остались селения, считающие себя независимыми, но даже они сами, скорее всего, прекрасно понимали, что их самопровозглашенной независимость возникла только лишь с позволения!

Мир словно бы разделился на две половины. Восток и юг противопоставился Западным Островам и самим Вечным, трусливо уничтожающим все, что может усилить Павла и его союзников. Чего боялись Вечные? Павел не был уверен, что они действительно боялись чего-то, но каждый раз, выступая перед солдатами, он клеймил их позором:

– Позор Вечным, позор трусам, испугавшимся нас и надеющихся лишь на свои механизмы. Мы голыми руками докажем свою смелость и решительность!

Павел не думал о себе, как о патриоте, рвущим жилы за мнимую идею. Он просто не видел иного выхода, как для себя лично, так и для ставших его подданными людей.

Придя к власти через кровь, каждый день приходиться смывать ее, даря людям надежду и веру в их могущество. Только затмив всех предыдущих правителей можно оправдать убийство брата. Только так. Пусть о том, что случилось в лесу, знает лишь Юрий, но стоит Павлу оступиться, вся правда вылезет наружу, и тогда – лишь бы ноги унести.

Страх и общий враг – вот то, что сближает гораздо сильнее, чем победы и благополучие. Благоденствие расслабляет, а отсутствие цели заставляет сомневаться. Сомнение же пробуждает мысли, а мысли рождают идеи и варианты. Да кому нужны эти разрозненные идеи и вечно спорящие идеологи? Одна идея важна. Общая.

Думать о том, что будет, если они действительно победят Вечных, не хотелось. Как было написано в ещё одной книге, не стоит делить шкуру неубитого медведя. Время покажет. Главное, чтобы эйфории победы хватило на пару-тройку годовых циклов, а там и помирать нестрашно.

Вернувшись в дом, Князь лег в постель, положив руку под голову. С улицы доносилось пение птиц. Ещё собаки лаяли. Не заливисто, а словно бы переругиваясь. Городище просыпалось!

В старых книгах много рассказывается о войнах. Учёные прошлого говорили о них, как о зле, которого необходимо избегать любыми способами. Но стоит ли придумывать лекарства, растягивающие лечение на долгие годы, если есть, хоть и неприятный, но эффективный способ решить все проблемы одним взмахом ножа? Война не казалась Павлу чем-то страшным. Наоборот – он видел в ней очистительный огонь, пройдя через который, его народ станет только сильнее. Даже если проиграет. Останутся живыми самые лучшие. И эти лучшие со злобой в сердце и желанием мести рано или поздно нанесут удар реванша. И он станет не просто человеком, а символом, запечатленным в легендах. Символом, с чьим именем на устах новые и новые поколения солдат будут бросаться в атаку. Князь-воитель. Павел Храбрейший!

Ещё не было в истории этого мира больших войн. Обычно бой имел характер молниеносной атаки, в результате которой противник, адекватно оценивая свои силы, открывал ворота города для гордых и прекрасных воинов Востока. Пусть восточное войско вначале этих походов и не было столь сильно, как сейчас, но организованность и тактика делали свое дело. Южные земли сдались, а южные воины встали под знамена Павла, отдав Князю свою храбрость и неотвратимость! Стремительные орды, несокрушимые легионы. И все это уже сейчас! Что же будет дальше?

Отец Павла редко устраивал бойни за города. Но он смог взять под негласный контроль практически все земли вокруг, и Павлу осталось только возвестить об этом, придя на чужие площади. И каждому городу он подарил свободу, связав их этой свободой по рукам и ногам. Павел огнем и мечом нес новый порядок, новое мышление и новое самосознание. Стань свободным в рядах княжеской армии! Отстоим нашу свободу вместе! Выполняй приказы Князя, и Князь приведет тебя в великую империю будущего!

Как-то Юрий сказал, что Павел слишком жесток не только с врагами, но и с собственными подданными. Но так ли это? Так ли плохо, что те, кто мешают государству, нейтрализуются, и их яд сомнения перестает отравлять души истинных горожан, верящих в свою исключительность!

Несколько месяцев назад на площади у ворот были казнены четыре человека. Все они были умными людьми, но ум свой они направили не на возвеличивание себя, как представителей сильного государства, а на сомнение и слабость. И ладно бы они молча сомневались! Сомнением они заражали молодых воинов.

Мысль живая – это хорошо, но свободомыслие без стабильности и твердой земли под ногами опасно! Павел считал, что даже самый гуманистически настроенный мыслитель прежде всего должен позаботиться о едином мире. Пусть даже достигнутым большой кровью!

Все эти гуманистические ценности будут ничем, когда на такого вот мыслителя будут нападать и жечь его дом. Все это брехня, что его идея спасет его. Нет! Если к тебе пришли с мечом, то ни одно твое слово не остановит путь железа к твоей шее.

Да и, вот ещё что, Вечные – чужаки. Они никогда не станут частью этого мира! Они хранят много тайн и секретов, но их тайны – это их оружие и способ держать все окружающие земли в раболепном страхе. Договориться с ними? А нужно ли им это? Они смотрят на Острова, Восток и Юг как на свой гигантский эксперимент. Уничтожая дары прошлого, они пытаются влиять на настоящее. И пусть кто-то думает, что война для Павла – это средство удержать власть. Он прекрасно знает, что это не совсем так, ведь у любой медали две стороны. И у этой есть оборотная – удержать власть в едином процветающем государстве почетней, чем править в угнетенных землях с ослабленным и безразличным ко всему народцем. А если погибнуть, то умереть с теми словами на устах, которых так жаждут его люди. Люди хотят что-то слышать, и Павел знает, что им сказать!

Павел снова встал. Подошёл к столу, на котором лежала старая карта этих земель. Здесь практически ничего не поменялось с тех времён, когда древние составили ее. Вот здесь – Восточное городище, здесь – Город Вечных. Он совсем близко. Он рядом.

До назначенного дня все меньше времени. И каждый час ожидания похож на то, будто он откладывает казнь, зная, что она неминуемо случится. Либо казнь, либо выигрыш. Они ещё никогда не готовились к войне так, как готовиться сейчас. Зимой солдаты изучали тактику, весной проводили учения. Правда, делать это было сложно – железные птицы Вечных слишком часто появлялись в небе. Возможно, Вечные что-то подозревают. Возможно, прямо сейчас они строят оружие, которое одним ударом сметет княжескую армию. Возможно, они знают о дне начала войны…

Невозможно проконтролировать все – шпионы, предатели, перебежчики, идущие на добровольные рабские работы на Острова: кто знает, что они там болтают своими предательскими языками.

Они точно знают, что готовится массированный удар. Павел был уверен в этом. Как бы он ни пытался отлавливать тех, кто бежит, нельзя проконтролировать всех: бежали ночами, бежали в леса и прорывались к Островам. Кого-то удавалось догнать, но всех не догонишь. Никак не догонишь…

Положив кулаки на столешницу, Павел ещё раз посмотрел на карту. Удар должен быть внезапным и сокрушительным. Пусть ожидаемым, но все-таки неожиданным.

Павел быстрыми шагами пересек комнату и вышел на крыльцо:

– Дневальный!

– Да?

– Пошли кого-нибудь за Юрием. Он мне нужен!

– Слушаюсь!

Вернувшись в дом, Павел налил себе хмельного меда и, сделав несколько глотков, выплеснул оставшееся в кружке в окно. Хмель не радовал. Вместо лёгкости и веселья медовуха давала лишь мрачное и задумчивое опустошение. Проклятая отрава! Обманчивый дурман!

На крыльце послышались шаги, и в дом вошёл Юрий. Подтянутый. Строгий. Красивый.

– Звал?

– Конечно, звал. Вряд ли мои солдаты без приказа пришли бы к тебе.

– Что-то случилось?

– Как у нас с дезертирами?

– Вернули человек тридцать. Сидят в бараке под присмотром. Готовим завтра ещё один поисковый отряд.

– Ненужно.

– Как так?

– Поздно подбирать предателей.

– Что ты имеешь в виду?

– Мы завтра выдвигаемся. Приказываю отправить глашатаев по всем штабам.

– Стой, попридержи коней! – Юрий спокойно обошел стол и сел на резной табурет, – Мы выдвигаемся через неделю. Наш план утвержден тобой же.

– А сейчас я утверждаю новый! – Павел встал напротив Юрия. Их друг от друга отделяла столешница, но на секунду ему показалось, что их отделяет целая вечность.

– Погоди, сядь лучше. Давай поговорим.

– Юрий, это мое последнее слово. Мы не можем ждать! Солдаты с ума сходят от приближения даты. Перебежчики наверняка донесли своим новым хозяевам о дне начала Освобождения. Думаешь, зная это, они так просто будут сидеть и ждать, надеясь на свои боевые механизмы?

– Это безрассудство, ты понимаешь? Армия не готова…

– Армия готова! Чего мы ждем, что нам ещё надо?

Армия была экипирована и вооружена. Пехота, лучники и конные подразделения готовы были в любой момент идти в бой. Павел чувствовал тревожный аромат грядущего. Он знал, что его чувствует не только он, но и каждый его солдат.

– Ты снарядил армию, ты придумал план. Но у нас нет данных разведки. Лазутчики только послезавтра должны вернуться…

– И что мне эти лазутчики? Что нового не расскажут? – Павел повысил голос. – Что Город Вечных по-прежнему неприступен, что раз в месяц они вызывают грозу и собирают молнии? Я эти данные уже целый год получаю. Ничего не меняется! А вот мы можем изменить все!

– Павел, ты понимаешь, что значит, запустить всю машину раньше времени? Ты понимаешь, что даже элементарный моральный дух воинов не соответствует настроению атаки?

– Они ждут! Они жаждут этой войны!

– Вот именно! Одно дело, ждать кого-то, а совсем другое – приводить дом впопыхах в порядок, когда знаешь, что человек придет через десять минут!

– Это неуместная аллегория. Если ты увлекся своей странной наукой, то это не значит, что в это надо втягивать всю армию.

Юрий, копаясь в старых книгах, наткнулся на любопытную брошюру, озаглавленную «Введение в военную психологию». Книжка открыла ему абсолютно новый мир и закружила в вихре познания. В библиотеке он попросил найти все книги со словом «психология» в названии и доставить ему. Впрочем, нашлось таких немного, но и этого хватило, чтобы Юрий изменил свой взгляд на многие вещи.

Павлу не нравилось это увлечение Воеводы:

– Ты своими разговорами и странными методами доведешь армию до того, что каждого нужно будет уговаривать идти в атаку.

– Павел, я думаю, что основная цель этого знания – сделать так, чтобы солдаты с радостью сами шли на врага, а не от страха, что их казнит собственный начальник!

Павел налил воды из кувшина и сделал несколько глотков:

– Ну, так, сделай то, что должен. Мобилизуй их силы прямо сейчас. А то они уже совсем расслабились. Ждут войны, а сами, то по бабам шастают, то бездельничают. Программа учений закончена! Пора действовать!

– Я против. Мы не можем так просто перенести дату начала. То есть, можем, но если это будет более поздний день. Но переносить все почти на неделю раньше – это безумие!

– А, может, ты заодно с Вечными? – в глазах Павла заволновалась ярость. – Может, ты им уже сообщил все детали, и от этого не хочешь ничего менять?

Юрий встал с табурета и приблизил свое лицо к лицу Князя:

– Что ты говоришь такое? Да если бы мне нужен был наш проигрыш, я бы это сделал с меньшими жертвами!

– Интересно, как?

– Стоит просто собрать воинов и рассказать про то, что действительно произошло в лесу в тот день…

– Что? – Наглость заявления потрясла Павла. – А, может, тогда и свои полномочия сложишь, лучник?

– Если бы я был заинтересован в нашем поражении, то, возможно, и сложил бы! Но мне солдаты верят и доверяют, а тебя боятся. Ты умеешь красиво говорить на публику, но, решая реальные проблемы, вспыхиваешь по мелочам! Все боятся твоего гнева, а в бою с этими чувствами не место.

Страх! Сладкое слово! Страх заставляет человека преодолевать себя. Желание выслужиться делает подчинённого твоим самым верным псом. Неужели сам Юрий не понимает это?

– Юрий, я не хочу это обсуждать. Я отдаю приказ, – Павел сделал паузу, – Завтра. Выходим до рассвета. Наносим удар. Все наши части уже два дня на боевых позициях, осталось только дать сигнал.

– Ты безумен, – Юрий снова сел. – Этого нельзя делать сейчас. Мы растеряем всю армию, если отдадим приказ к наступлению. Из сплоченной армады мы получим шайку безрассудных головорезов…

– А, может быть, мне и нужны головорезы! Те каждые, кто на личном подъёме совершит подвиг. Тысяча героических личностей! Тысяча доблестных бойцов! Достаточно начать эту мясорубку и не отдавать приказ к отступлению. Пусть Вечные захлебнутся кровью, когда сотни выживших все-таки пробьются к ним в город! Они в панике будут падать на колени, видя не армию, а возмездие за наши унижения, – Павел зашёл за спину Юрия и положил ему на плечо руку. – Мы сила, и это та сила, которая есть в этих руках.

Пальцы Павла впились в плечо Юрия. Тот вскрикнул от боли и тут же закашлял кровью, хватаясь за рану в горле.

Он упал под ноги Князя, стоявшего с окровавленным ножом в руках. Упал и посмотрел на него. Посмотрел и что-то попытался сказать. Попытался сказать что-то, но вновь закашлялся. Закашлялся и затих.

Обтерев нож о его одежду, Павел подошёл к окну. Не особо приятно все вышло. Не рассчитывал он, конечно, что убьет его сейчас. Хотел убить, но не думал, что сделает это так спокойно и хладнокровно.

Отойдя на середину комнаты, Князь открыл погреб и, подтащив оставляющее за собой кровавые следы тело Воеводы, сбросил его вниз.

Ох, не княжеское это дело, думал он через несколько минут, обтирая пол. Но, что поделать! Пока ещё Юрий нужен ему. Пусть незримым, но живым!

Закончив возиться с тряпкой, Павел налил стакан воды и опустошил его тремя большими глотками.

Убийство никак не отразилось на его внутреннем состоянии. Даже странно. Второе убийство в его жизни, и полное равнодушие к этому внутри. Где те страдания и переживания, которые были описаны в книгах древних? Где терзания, где сожаление? Наверное, старые авторы просто не знали, каково это, вот и напридумывали всякого.

Павел вышел во двор и подозвал одного из охранников:

– Отправь глашатаев по городищу. Сбор на плацу. Через час!

– Слушаюсь.

Вернувшись в дом, Павел переоделся. Для такого случая нужно выглядеть соответствующе: сапоги из кожи, черные штаны с красными лентами-лампасами, узкая черная рубашка с вышивкой черным бисером. Руководитель должен выглядеть не так, как его подчинённые. То есть, быть таким же, но на порядок лучше. Павел сам до конца не мог сформулировать эту мысль. Просто так надо!