Текст книги "Быстрый мир"

НА ПОРОГЕ ВЕЧНОСТИ

Танк заглох минут через сорок. Закашлявшись, он замер на месте. С двух сторон дорогу обнимал лес, а вперед тянулась серая асфальтовая лента.

Открыв люк, Галя вылезла на башню. Преследователей не наблюдалось, да и вряд ли всадники могли бы так долго гнаться за ними.

Следом вылезла Рита. Она молча спустилась вниз.

Рассвет вовсю гулял над землей, а на траве блестела роса.

Макс с Мефодием тоже покинули танк.

– Галя, что ты там высматриваешь? Слезай!

– Красота-то какая, – Галя раскинулась руки в стороны, – Интересно, мы еще в Восточных землях?

– Я не знаю, может уже и нет. Пока темно было, я вообще ни черта не видел. Вел, можно сказать, на ощупь, – Мефодий помог ей спуститься, – Но ощущение такое, что мы здесь одни.

Закинув колчан с луком за спину, он взял в правую руку саблю и сделал несколько шагов.

– Ты, вроде, говорил, что у них на границе есть кордоны, – Макс пошел следом, – Что-то не радует меня перспектива встретится с их бойцами снова.

– Именно поэтому мы пойдем через лес параллельно дороге, – Мефодий оглянулся, – Рита, Галя, пошли.

В лесу было спокойно и зябко. Штанины снизу намокли от росы, а где-то в ветвях слышались утренние птицы.

– Идем осторожно, смотрим по сторонам. Если видим что-то странное, сразу говорим. Усекли?

Заставу они прошли молча. Рита первой заметила старенький строительный вагончик на обочине. Рядом с вагоном стояло несколько лошадей, а дорогу перекрывало что-то вроде шлагбаума, сделанного из ствола дерева. Судя по всему, пограничники спали. Ну и славненько! Чего людей беспокоить!

– Ну, вот, друзья, мы и покинули наших, как оказалось, не очень гостеприимных друзей, – Мефодий улыбнулся, – дорога тянется на запад. И если я не ошибаюсь, раньше она называлась Мурманским шоссе.

– Ты уверен?

– Рита, конечно же, нет. Но очень похоже. Я не особо хорошо знаю эти места, но что-то мне подсказывает, что я прав. И если мы будем двигаться прямо, то, рано или поздно, окажемся на окраинах Петербурга.

Лес кончился, начались поля. Солнце встало и начало пригревать. Они, вернувшись на шоссе и изредка перекидываясь незначительными фразами, шли вперед.

Шоссе состояло из двух асфальтовых полос, между которыми располагалось заросшее травой и небольшими деревцами пространство.

– Смотрите! – Галя махнула рукой, – там что-то на обочине.

Этим чем-то оказался кузов сгоревшего автомобиля.

– Остатки древних цивилизаций, мать их, – выматерился Мефодий.

Осмотрев обожженную и местами прогнившую «Ниву», Макс ударил кулаком по ее крыше:

– До сих пор не могу полностью принять, что мы во все это вляпались. Я удивляюсь, как вы на это все так спокойно реагируете. Сейчас мы идем к нашему, как мне кажется, погибшему городу. За нами совсем недавно гнались лучники. Нас хотели убить. Мы угнали танк. Как-то много всего, не находите?

– Макс, – Галя подошла к нему, – Конечно же мы тоже все это видим. И мне это все тоже не нравится. Но ты слишком много думаешь об этом. Иногда думать о причинах не стоит. Лучше решать проблемы, чем искать виноватых. Я понимаю, что сама буду чуть позже сидеть в каком-нибудь углу, офигевая от всего, но пока нет безопасного угла, я не рискну углубляться в рефлексию.

– Галя права, взбодрись! Хочешь, саблю дам поносить?

– Да пошел ты!

Мефодий не обиделся. Он сам внутри был как натянутая тетива, однако опыт и приобретенная за годы службы выдержка не давали ему потерять самообладание.

Через несколько минут они прошли мимо развалин какого-то поселка. Все дома, такое ощущение, что были сожжены, а их остатки намеренно разрушены. Ни одной целой стены, только груды почерневшего от копоти строительного мусора.

– Что-то тут нездоровое произошло. Как будто война, – Рита сунула в рот травинку и посмотрела на Мефодия, – Что скажешь об этом?

– Князь и его ребята упоминали каких-то железных птиц и говорили, что Вечные намеренно что-то постоянно уничтожают. Я думаю, мы видим плоды их бурной деятельности. Вон, смотри, там впереди автобус стоит. Тоже, похоже, что сожженный.

– Посмотрим, что там? – Макс тоже увидел автобус, – не каждый день находишь артефакты погибших миров!

Обычный рейсовый автобус. Внутри каркасы кресел, в кабине оплавленный руль. Макс, зайдя через распахнутую дверь в салон, прошелся по нему от начала до конца.

– Так, смотрите, что я нашел, – он вышел на дорогу, держа в руках какой-то грязный и почерневший от огня и времени прямоугольник, – тут даже прочитать кое-что можно.

– А вот это уже интересно! – Мефодий взял табличку и, сев на корточки, положил ее на асфальт. Цифры были почти невидны, но все-таки он разглядел их – Что вы скажите о маршруте 579?

– Знаю такой, – Макс присел рядом, – я ездил на этом автобусе, когда встречался с одной девушкой из области. Он по Мурманскому шоссе шел. Ты, кстати, оказался прав – это действительно Мурманка.

Максим хорошо помнил тот период своей жизни. Он познакомился с Мариной в интернете, у них завязался роман. Он ездил к ней в гости каждые выходные. В пятницу приезжал, рано утром в понедельник уезжал. У метро он садился в автобус и битый час ехал на восток. Проезжал огромный торговый центр, заправки, переезжал Неву и выходил в поселке. Ему нравились эти поездки. 579-ый стал для него местом спокойных раздумий и неторопливого чтения. Интернет на Мурманском шоссе не всегда был доступен, от чего Макс стал возить с собой книги. Это всяко полезнее, чем бесконечно листать новостную ленту, лайкать фотографии и писать дурацкие комментарии.

– Ты хорошо знаешь это шоссе?

– Рита, я был последний раз тут лет пять назад. Помню, что, если ехать в город, справа торговый центр. Это уже Питер. За ним район Кудрово. А чуть впереди у метро… – Макс на секунду замолчал, – а чуть впереди Дворец Чемпионов. То самое место, откуда мы сюда прилетели, между прочим.

– Ладно, пошли дальше. Если я не ошибаюсь, то ничьи земли – это зона влияния вечных, – Мефодий пинком отправил табличку с номером автобуса в сторону обочины, – я очень надеюсь, что эти ребята не переубивают нас.

– Хорошенькое дело, – Рита шагала рядом, – А если убьют? Чего делать тогда будем?

– Лежать и истекать кровью, – идущая рядом Галя усмехнулась, – а, может, снова проснемся в какой-нибудь неприятной комнате в очередном постапокалиптическом мире.

Впереди что-то виднелось. Что-то большое и непонятное.

– Мне кажется, что там шоссе перекрыто, – Мефодий махнул рукой вперед, – Завал или что-то в этом духе.

– Это обрушенная развязка кольцевой автодороги, – Макс пытался всмотреться, но с этого расстояния разобрать детали было невозможно, – тут как раз она где-то должна была быть над шоссе. Если Вечные решили расхерачить все, то я не удивлюсь, если и все мосты разрушены.

До завала дошли молча. Рита и Галя также молча полезли вверх по огромной в два человеческих роста куче бетона, перемешанного с землей. Усталость дала о себе знать. Она внезапно навалилась и стало абсолютно все равно, что будет дальше.

Если идешь вперед, не зная, где конец дороги, в какой-то момент путь начинает казаться бесконечным…

– Ого! – Галя встала на верхушке своеобразного вала, – вы только посмотрите!

Мефодий с Максом быстро взобрались наверх и замерли, вглядываясь в открывшуюся им картину.

Тысячи обожженных и искореженный автомобилей, буквально наваленных друг на друга находились на огромной площадке, над которой вздымался потускневший, но узнаваемый и читаемый логотип торгового центра, некогда размещенный на большущем столбе. Его десятки раз видел Максим, когда ехал в Синявино. Столько же раз он наблюдал его, возвращаясь обратно.

От самого торгового центра остался лишь остов, похожий на скелет огромного существа. Балки-ребра с обожженными и местами обломанными краями торчали из железного моря умерших автомобилей.

– А я все думала, неужели на всем шоссе был только автобус и та «Нива», – Рита, взяв Мефодия под руку, смотрела на останки своей цивилизации, – Они, кажется, специально их сюда свезли.

– Да, есть такие подозрения, – Мефодий сел на корточки, – Я даже не хочу задаваться вопросом, какого фига они оставили на шоссе то, что мы нашли.

За торговым центром тянулось поле, а вдали…

– Ребята! – Галя стала тыкать пальцем куда-то вдаль, – смотрите! Это невероятно, он цел!

– Да, ладно! – Макс тоже не мог поверить своим глазам, – Мне кажется, что именно там и обосновались те самые Вечные.

Дворец Спорта Чемпионов вздымался над полем, блестя на солнце гигантскими панорамными окнами. Среди разрухи и запустения он смотрелся, как космический корабль, только что приземлившийся на разрушенную войнами или еще чем похуже планету.

– Ого! – Рита не смогла сказать чего-то более вразумительного.

– Смотрите внимательнее, – Мефодий встал рядом с Ритой, – там еще несколько целых домов, а вокруг стена. До нее где-то километр. Может, чуть меньше.

– Пойдем?

– Ну, а что нам еще остается. Надеюсь, что нас не порвут никакие легендарные птицы или мифические псы…

Все это показалось Максу похожим на хэппи-энд какого-нибудь крутого фильма, где герои, вырвавшись из лап опасности, наконец-то добрались до своих. Но свои ли ждут их там? И ждут ли вообще.

Пройдя мимо кучи старых и искореженных автомобилей, они оказались в поле. Трава доходила почти до пояса, а впереди возвышался безмолвный и величественный Город Вечных.

– Оу! – Галя обо что-то споткнулась, – Мерзость какая! Тут скелет лошади!

– Да, как я вижу, он не одинок, – Мефодий поднял над головой потемневший от времени человеческий череп.

– Что-то мне жутковато, – Макс на что-то наступил, но желания смотреть, на что, у него не было, – Тут воевали что ли?

– Мне кажется, это останки южан или наших друзей с востока, – Мефодий отбросил череп в сторону, – Они, скорее всего, пытались взять город.

– Как бы в нас не всадили пулю, или, что там у них в арсенале…

– Макс, у нас нет вариантов. Нужно идти. Главное, если встретим кого-нибудь, поднять руки…

– И сдаться?

– Макс, да ты совсем дурачок что ли? – Мефодий раздраженно посмотрел в его сторону, – Что тебя возмущает? Да, сдаться. Если это наши, то все хорошо…

– А если, все-таки, нет?

– Тогда – не очень хорошо.

– Отлично!

Молча идти и бояться каждого шороха, что может быть отвратительнее? Это очень гадкое чувство. Кажется, оно называется безысходностью. Идешь и думаешь, что тебе уже все равно. Ты один в чуждом мире. Вернее, они одни. Но это совершенно не меняет того, что здесь они чужаки.

Галя увидела огромные железные ворота. Стена не была высокой. Метра три, наверное. Но, несмотря на это, выглядела она неприступной. Серая стена из кирпича и железные створки с какими-то штуками по сторонам.

– Стойте! Они двигаются! – Галя подняла согнутую в локте руку с открытой ладонью, – что это?

Непонятные штуки оказались какими-то механизмами. Механизмы эти были похожи на гигантских двухметровых бескрылых птиц. При приближении людей они подняли свои тела на двух железных ногах и замерли, словно бы выжидая.

– Так, назад! – Мефодий отступил на несколько шагов. Макс, Рита и Галя последовали его примеру. Механизмы через секунду, согнув ноги, опустили свои тела.

– Что это за хрень? Боевые роботы?

– Макс, кажется, что именно так, – Галя смотрела в сторону замеревших у ворот машин, – и реагируют они на движение.

Рита пошла вперед. Роботы вновь подняли свои тела над землей. Шаг назад, и они снова опустились вниз:

– Кажется, ты права. Что делать будем?

До ворот было метров тридцать. Совсем немного. Но непонятно было, что ждать от этих «сторожевых собачек».

– Я видел их прототипы, – Мефодий беззаботно повернулся спиной к роботам, – У них датчик движения и несколько степеней активации. Программируются индивидуально. Эти, скорее всего, при попадании чего-либо в первую зону, просто встают. Вполне возможно, что, если бы мы прошли еще метров пять вперед, увидели бы, как выдвигаются пулеметы. Ну и еще через несколько метров нас бы изрешетили.

– И откуда ты все это знаешь?

– Макс, я бывший военный. У меня товарищ есть… Вернее, был… Неважно! Короче, он как-то позвал меня поохотиться на полигоне пару лет назад. А там как раз их и испытывали. Может быть не конкретно этих, но очень на них похожих. Все было жутко секретно, но, как выяснилось, не так секретно, как должно, – он усмехнулся, – Я видел их издалека, а потом уже вечером под водочку друган рассказал об этих разработках.

– И что делать будем? Прорываться, надеясь, что они не попадут в нас? Или ждать, пока нам ворота откроют?

– Думаю, не откроют так просто.

Мефодий понимал, что даже если Вечные сейчас наблюдают за ними, то для них четыре человека в цветастые рубашках восточных земель, скорее всего, воспринимаются как засланцы или лазутчики. А вот как им дать знать, что они свои, не совсем понятно. Разве, что показать, что их уровень выше, чем у представителей этого мира! Намекнуть, не испугаться, достичь цели, доказать исключительность. Ну, или, в крайнем случае, просто пробраться в город, миновав неожиданное препятствие.

– Друзья мои, давайте включим немного воображения и логику! Что вы видите?

– Ворота, две хреновины с пушками, стену, поле, – Рита замялась, – Что-то еще?

– На поле трава, причем, знаете ли, высокая.

– Ну, да, по пояс.

– Как думаете, в сильный ветер здесь происходит беспорядочная и безостановочная пальба?

– Мефодий, заканчивай шарады загадывать! – Галя заметно нервничала.

– Во время ветра или грозы тут наверняка такое движение травы, что мама не горюй. Я думаю, эти зверушки откалиброваны высматривать цель на определенной высоте. Например, метр над землей. Наивное предположение, но скорее всего дело обстоит именно так. Эти штуковины, по-хорошему, ставятся на открытой местности, где не бывает постороннего движения. А тут оно есть, и есть часто. Для местных аборигенов эти железные псы – страх и разящий ужас. Они незнакомы с технологиями, им и в голову не придет, что есть такая штука, как датчик движения и сектора охвата. Смотрите…

Никто не успел ничего сказать, а Мефодий, опустившись на живот, нырнул в траву.

– Мефодий! Стой, а вдруг ты не прав?

– Не ссы! – послышалось из зарослей, – Главное, если что-то начнется, падайте и лежите, пока это что-то хоть как-то не закончится!

Мефодий полз по земле, стараясь делать это максимально незаметно. В траве тут и там валялись человеческие кости. Да, многовато вас здесь полегло, ребята!

Он снова почувствовал, что значит быть готовым к бою. Одно беспокоило, что не было продуманного плана. Но, с другой стороны, импровизация зачастую приносит неожиданные плоды.

Страшно? Конечно! Еще бы не было страшно! Он же не супермен какой-нибудь. Но больше страшно не за себя, а за других. Если ничего не получится, он круто подставит Макса, Риту и Галю. Можно, конечно, вернуться, но что тогда?

Судя по всему, он прополз метров двадцать. Роботы, вроде, не реагировали. Это хорошо! Это очень хорошо!

Ага! Уже видно одного из них. Очень близко. Каждый шов, каждую деталь можно в подробностях рассмотреть.

– Ну, привет!

Мефодий резко встает на ноги. Оба робота приходят в движение. Они будто растеряны, но это лишь программная заминка. Мефодий хватается за заднюю часть одного из них, а второй начинает стрелять. Громко. Быстро. Он стреляет по своему собрату, который в свою очередь, выпускает очередь в сторону неожиданного механизированного агрессора. Робот пытается повернуться. Мефодий прижимается к холодному корпусу. Он чувствует, как машина заваливается. Краем глаза Мефодий видит, что второй «песик» тоже падает. Сколько времени прошло? Секунда? Две? Вечность?

ВЕЧНОСТЬ

Это слишком громоздкое и неудобное слово. Оно пудовой гирей падает с языка и зависает в густом киселе серого медленного воздуха.

Вечность манит своей несбыточностью и пугает безысходностью.

Два слога, восемь букв. Так просто сказать и невозможно понять.

Вечность гулким эхом гуляет среди древних скал. Она забирается в пещеры, спускается на равнины и засыпает в лесах. Она смотрит на звезды и усмехается:

– Сколько вам лет, крошки?

Человек хочет жить вечно. Он превращает свою жизнь в аттракцион достижений и веселую карусель поражений и побед. Он стремится. Он достигает! И он хочет, чтобы это все никогда не кончалось…

Но вот покорена самая высокая гора, вот его флаг развивается на самой дальней планете, вот он возвращается домой. Через год о его подвиге забудут, через два он уйдет в себя, через три как местный дурачок будет бродить по улицам, маясь бездельем…

– Вся художественная литература основана на том, что человек чего-то достигает, – рассуждал как-то писатель Илья Стогов, сидя в кафешке в торговом центре на одной из городских окраин, – сюжет строится на том, что есть какая-то цель, к которой идёт герой. Вот он взбирается на одну гору, вот он залезает на другую, вот покоряет третью. Выше третьей горы нет ничего. Он на вершине мира. Тут самое время пустить титры и включить свет в зале. Довольные зрители расходятся по домам, а довольные читатели закрывают книгу. Но многие ли думают о том, что случится с героем дальше?

Есть сказка про рыцаря, мечтавшего убить дракона. Он долго искал эту тварь, тренировался, путешествовал и, наконец, воплотил мечту. А потом помер со скуки.

А что было бы, если бы он не мог умереть? Прежде всего, наверное, его подготовка и путешествия не были бы такими интенсивными, ведь, впереди вечность, так куда торопиться? Ну а потом он бы долго скитался, съедаемый скукой и мыслями о бесцельности собственного существования. Скитался бы до сих пор…

Вечность манит тем, что ее невозможно осознать. Ее невозможно понять, ее невозможно прочувствовать, ее невозможно прожить. Невозможно представить, каково это – когда нет финала.

Пока человек чувствует, что жизнь коротка и нужно все успеть, он старается быстрее воплотить все идеи в жизнь и, конечно же, насладиться плодами своих трудов: прочитать хвалебную рецензию на свою книгу, сказать слова благодарности на вручении премии, в очередной раз взглянуть на цифры банковского счета или порадоваться тому, что его ребенок занял первое место на городской олимпиаде. Конечность существования дает стимул к развитию, а вопрос о смысле жизни будоражит каждого.

Вместо смертной казни во многих странах высшей мерой наказания считается пожизненное заключение. В двадцать или тридцать лет такой приговор вызывает неподдельный ужас. А если бы человек был вечен, ужас приговора чувствовался бы и в сто, и в тысячу лет.

А что, если бы вечность была прерогативой не всех? Просто представь, что ты будешь жить вечно, а твои друзья умрут. Умрет и следующее поколение друзей. Ты будешь искать новых и четко знать, что они лишь эпизод в долгой череде новых знакомств и болезненных или даже трагических расставаний.

Ты будешь жить, а мимо будут нестись империи, войны, эпидемии, стихийные бедствия. Сколько смертей ты увидишь? Сколько раз тебе придется менять себя и подстраиваться под очередные Темные Века, Эпоху Возрождения или переживать новую Научно-Техническую Революцию?

Как быстро ты очерствеешь к людям? Ты не сможешь, влюбившись, сказать, что это любовь всей твоей жизни. Человек социален, и быть одному никому не хочется. Именно, что не доживать свой век, а быть одному всегда.

Вечность. Короткое и лязгающее слово. Слово, которое похоже на облако и камень одновременно. Тяжелое слово, обозначающее то, чего нет. Это даже не антоним к скоротечности – это отдельная категория, противоположности которой не существует.

Романтические натуры, говоря о вечности, ограничивают этим словом лишь небольшой промежуток времени, у которого всегда есть начало и есть конец – темная и непролазная тишина смерти. Да, как это не печально, но в нашем мире она обрубает все, что вечно для человека. Обрубает, чтобы начать новую вечность.

Человек жив, пока жива память, но так ли это? Говоря о памяти, люди подольше хотят удержать рядом с собой того, кого больше нет. Но воспоминания меняются. Рассказы бабушки в устах внука все больше похожи на легенды, за которыми нет того, кто является их героем.

Вечная жизнь, вечная любовь и вечный покой. Сгустки сумерек на циферблате всех времен и шестерни, вращающие Вселенную.

Даже Вселенная не вечна. Ученые говорят о четырнадцати миллиардах лет и боятся говорить о том, когда и ее время закончится. Через какое-то количество тысячелетий Солнце иссушит Землю. Потом оно поглотит ее, и с этим ничего не поделать. Это закон развития, и то, что вечно на Земле, станет лишь частью материи, из которой может родиться новый объект бескрайнего космоса – сверхновая или черная дыра.

– Зачем об этом волноваться, до этого еще целая вечность! – говорит человек, заглядывающий в книгу через ваше плечо.

А что будут говорить люди через эти тысячи и миллионы лет? Солнце увеличится в размерах. На сколько хватит нашей планеты? Как быстро расплавятся вечные льды Антарктиды и расколятся от жары камни Колизея в вечном Риме?

Страшно быть вечно. Страшно пережить это все. Страшно увидеть гибель своего мира. Страшно предположить, что будет дальше, и найдешь ли ты свое место в мире новом. Мире, который может появиться и разрастись на руинах прошлого…

Люди меняются. Они меняют привычки, правила, моральные нормы и ценности. От поколения к поколению происходят бесконечные метаморфозы и трансформации. Вчера жгли ведьм, а сегодня изобретают телепортацию. Вчера убивали за свой кусок мяса, а сегодня за чужой баррель нефти. Нелегко постоянно меняться, невозможно постоянно менять себя. Только ты свыкся, что за тобой охотится инквизиция, а тебя уже зовут преподавать анатомию в один из университетов. И ты вновь и вновь привыкаешь к новым реалиям.

Можно ли спрятаться от вечности? Не будешь же ты от нее отгораживаться высокой стеной и выставлять у ворот сторожевых псов?