Текст книги "Пламя страсти"

37

Золото Хэзарда позволило им купить роскошную карету, нанять кучера и приобрести лучших лошадей в Нью-Йорке. Через час они уже ехали на запад.

– Они забрали все мои деньги, – пожаловалась Венеция, когда они наконец удобно устроились на обитых бархатом сиденьях.

Хэзард растянулся напротив нее и закрыл глаза.

– Не имеет значения. У меня их полно.

– Я говорю не об этом. Мне пришлось подписать доверенность на имя матери, и теперь они с Янси распоряжаются наследством моего отца. Я не могла поступить иначе: они угрожали нашему ребенку.

Хэзард чуть приподнял веки, его взгляд был полон иронии.

– Прости, но мне не слишком верится в эту историю. Вспомни, где я тебя нашел. – Он снова закрыл глаза и поудобнее устроился на бархатных подушках. – Я не люблю мелодрам, – пробормотал он уже в полусне. – Я провел в дороге одиннадцать дней и практически не спал все это время.

Венецию охватило негодование. Она собралась было резко ответить Хэзарду, но, услышав его ровное дыхание, моментально забыла о своих обидах. Каким усталым он выглядел! Ей отчаянно захотелось дотронуться до него, обнять, прижать к себе, но Хэзард возвел между ними непреодолимую преграду. Он считал, что Венеция предала его, винил ее в нападении на шахту, считал ее своим врагом…

Все было точно так же в тот день, когда она впервые вошла в его хижину. Тогда Венеции удалось переубедить его. Удастся ли на этот раз? Сейчас она любила его гораздо сильнее, чем прежде, но ему, кажется, уже не нужна была ее любовь. «Как он смел предложить Голубому Цветку стать его женой?! – в отчаянии думала Венеция. – Он принадлежит мне! Ну, ничего, у меня в запасе десять дней, может быть, две недели до того, как мы вернемся в его деревню и Хэзард снова встретится с Голубым Цветком». Венеция не сомневалась, что за это время ей удастся вернуть Хэзарда.

Она больше не сердилась, ее затопила нежность, охватило желание, которое в ней мог пробудить только этот мужчина, спящий напротив нее. «Мы еще посмотрим, – сказала себе Венеция, – кто будет первой женой, а кто второй. Мы еще посмотрим, понадобится ли вообще Хэзарду вторая жена!»

Когда карета остановилась, Хэзард проснулся и не сразу сообразил, где он находится. На мгновение он обхватил голову руками, потом встал и, не сказав ни слова, отправился искать свежих лошадей. Его молчание мучило Венецию больше всего. Когда он вернулся в карету, Венеция спокойно сказала:

– Прошу тебя, Хэзард, давай начнем все сначала. Я люблю тебя. И всегда любила. Я никогда намеренно не причиняла тебе боли. Прошу тебя, поверь мне!

Ее голубые глаза казались огромными на бледном лице. Хэзард устало взглянул на нее, потом его взгляд стал пустым, словно он не видел ничего перед собой, на лице не отражалось никаких чувств.

– В последний раз, когда я поверил тебе, я едва не погиб. Это был отрезвляющий урок, детка. – Хэзард поднял занавеску на окне и выглянул наружу. – Интересно, как далеко мы уехали? – добавил он, словно поддерживал светский разговор, как будто мгновенно забыл о попытке Венеции помириться.

– Я хочу поговорить с тобой, Джон! Расскажи мне, как тебе удалось выжить после взрыва на шахте, как ты выбрался… Ты был ранен? Наверняка тебя ранило. Расскажи мне обо всем. Какая разница, как далеко мы уехали?

– О, разница огромная! И я не уверен, что тебе это безразлично. – Хэзард в последний раз оглядел окрестности и опустил занавеску. – Полагаю, что мы их опередили. Мне жаль разочаровывать тебя, красотка, но эта дорога позволит нам выиграть пятьдесят миль.

– Черт побери, Хэзард! – взорвалась Венеция. – У меня нет причин быть на стороне Янси. Если бы ты не был таким упрямым, ты бы понял. Янси и Миллисент только обрадуются моей смерти. Как ты не понимаешь? Тогда все деньги достанутся им без всяких юридических уловок. И я хочу ребенка, Джон, честное слово! Если ты мне не веришь, спроси адвоката моего отца. Он скажет тебе, что я все завещала моему ребенку.

– Ну, положим, этот адвокат может сказать что угодно, – раздраженно парировал Хэзард, чувствуя, что ее последняя фраза на мгновение пробила его доспехи.

– Проклятье, это правда!

Хэзард метнул на Венецию яростный взгляд, все ее аргументы были мгновенно сметены вспышкой его гнева:

– Правда заключается в том, что мне чудом удалось выбраться из шахты, прежде чем я умер с голода! – На его щеке вздулся желвак. – Правда и в том, что сразу после освобождения я нашел твою записку – не могу описать те чувства, которые она во мне пробудила.

– Ну как же мне убедить тебя, что я не писала этой записки?! Посуди сам: зачем мне было оставлять записку, если, как ты считаешь, я действовала заодно с Янси?

– Полагаю, чтобы защитить себя. И, черт тебя побери, не заставляй меня разбираться в мотивах твоего поведения! Я уже проделал это несколько недель назад. Теперь твои мотивы не имеют для меня значения.

Карету тряхнуло, когда лошади перешли на галоп, но даже это не заставило Хэзарда изменить холодное выражение лица.

– Я твоя жена! – не сдавалась Венеция, разозленная его безразличием и упрямством. – Разве это ничего для тебя не значит?

– Ты не останешься ею надолго… если я так решу, – последовал бесстрастный ответ.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Мне достаточно только выкинуть твои вещи из вигвама – и наш брак будет считаться расторгнутым.

– Чертовски удобно для мужчин!

– Ты ошибаешься, – спокойно возразил Хэзард. – Жена может проделать то же самое с вещами мужа.

Венеция фыркнула:

– Может быть, я именно так и поступлю! Хэзард равнодушно пожал плечами.

– Как тебе будет угодно. Мне нужен только ребенок.

– А если мне он тоже нужен?

– Не смеши меня! – взорвался Хэзард. – Не забывай, что я нашел тебя у мадам Рестел!

– Но ты же не знаешь, почему я согласилась приехать сюда. Меня впервые за три недели выпустили из моей комнаты. Я поехала, потому что так у меня появлялся шанс на спасение. Я специально взяла с собой свой черный жемчуг, чтобы подкупить мадам Рестел. Этот жемчуг стоит в двадцать раз больше того, что мог бы предложить ей Янси. Мадам Рестел согласилась бы взять его, я в этом не сомневалась. И господь свидетель, Джон, я хочу нашего ребенка! Сколько еще раз мне повторять тебе, что я не собиралась избавляться от него?

– У тебя не хватит слов, чтобы убедить меня! – Терпение Хэзарда лопнуло. – Можешь изображать из себя оскорбленную будущую мать сколько тебе будет угодно. Смотри на мир этими огромными глазами Мадонны, лей слезы стыда и раскаяния… Попробуй поупражняться на кучере, когда мы доедем до Сент-Джозефа. Но умоляю, избавь меня от этого спектакля!

– Ты просто невозможен! – с досадой воскликнула Венеция.

Хэзард нахмурился.

– Невозможен наш союз. – Он небрежно пожал плечами, как часто делал в первые дни ее пребывания в хижине в качестве заложницы. – Я сказал это сразу, как только ты явилась ко мне на шахту. Я был прав тогда – и прав сейчас.

– А что же в промежутке? – многозначительно напомнила ему Венеция.

На этот раз на его лице отразилось явное желание поскорее закончить этот разговор.

– Я просто ошибся.

– Как ты можешь называть нашу любовь простой ошибкой?

– После того, как я пять дней провел под землей, а потом обнаружил твою записку, дорогая жена, у меня было больше чем достаточно времени, чтобы все переосмыслить. Такого рода переживания перевесят любую любовь. А твоя любовь смертельна, как укус гадюки.

– Говори что хочешь, а я не уеду после того, как ребенок родится, – упрямо заявила Венеция. – Я покинула тебя не по своей воле и никогда больше с тобой не расстанусь. Я говорю тебе об этом для того, чтобы между нами не осталось никаких недоговоренностей. В наших отношениях было достаточно ошибок и недоразумений, и я хочу избежать еще одного.

Их взгляды встретились, и Венеция не отвела глаза. Хэзард сразу же вспомнил юную девственницу, которую он уговаривал уйти несколько месяцев назад. Тогда она так же посмотрела на него и тоже заявила, что останется… Этот твердый взгляд принадлежал неукротимой Венеции Брэддок, жене Джона Хэзарда Блэка. И этот знакомый взгляд пробил первую брешь в недоверии Хэзарда. Его доспехи дали трещину, которую он сам еще не заметил.

– Достаточно честно, – признал он. – Что ж, ты меня предупредила. – И, вероятно, для того, чтобы избавиться от возникшего в его душе теплого чувства, Хэзард цинично добавил: – Я надеюсь, что вы поладите с Голубым Цветком.

– Ублюдок!

– Это эпитет бледнолицых, – усмехнулся Хэзард. – Попытайся еще раз.

– Я просто выцарапаю ей глаза! Она надолго не задержится, – уверенно заявила Венеция.

– Тогда мне придется ее защищать.

– Я предлагаю тебе позаботиться и о себе тоже. Черные брови Хэзарда чуть приподнялись, улыбка стала шире:

– Это угроза, дорогая?

– Понимай как знаешь, мой дражайший муж, – нежно пропела Венеция.

Она была преисполнена решимости не допустить свадьбы Хэзарда и Голубого Цветка. Если он полагает, что она будет делить его с другой женщиной, то он просто обманывает самого себя. Она не собирается покорно отдать своего мужа другой женщине!

Если бы Хэзард задумался над своими собственными чувствами, он бы признал, что и сам испытывает такое же чувство собственника. Венеция принадлежала ему, и ни один мужчина на свете не имел права прикасаться к ней. Но Хэзард не желал признавать, что основной причиной его поездки на восток было именно это самое чувство собственника.

Они сели в поезд у Ниагарского водопада. Хэзард зарезервировал спальное купе в новом пульмановском вагоне, роскошном и удобном, но запирал дверь всякий раз, когда куда-нибудь выходил.

– Я не собираюсь от тебя убегать, – запротестовала Венеция, когда Хэзард вернулся после первого выхода на разведку.

– Тебе это и не удастся, – спокойно сказал он, убирая ключ в карман. – Но я рад, что хотя бы по одному пункту мы пришли к согласию.

– Мы бы договорились и о многом другом, если бы ты не был настолько нетерпимым.

– Это не нетерпимость, а всего лишь практичность. Я слишком хорошо помню все твои сладкие речи. Кстати, как насчет ленча? – холодно поинтересовался Хэзард и протянул ей сандвич с таким безразличием, что в купе надолго повисла гнетущая тишина.

Хэзард никуда не выпускал Венецию, но и сам старался лишний раз не выходить из купе. Янси Стрэхэн наверняка бросился в погоню, а такие люди никогда не действует в одиночестве. Трусы всегда находят компанию.

На следующий день у Венеции случился один из редких приступов утренней тошноты. Поэтому, когда Хэзард принес ей поднос с завтраком, она только взглянула на еду и тут же бросилась в крошечную ванную комнату. Когда она вышла оттуда, еле держась на ногах, Хэзард без лишних слов подхватил ее на руки, отнес на кровать и подложил под голову подушки.

– Тебя часто тошнит? – с тревогой спросил он.

– Нет, – слабым голосом ответила Венеция. – Очень редко. Я думаю, что это из-за поезда. Хэзард-младший возражает, – заметила она со слабой улыбкой.

– Мне очень жаль, – спокойно сказал Хэзард.

– Что есть Хэзард-младший?

– Нет, об этом сожалеть слишком поздно. Мне жаль, что тебя тошнит. Если я могу что-то для тебя сделать…

Его забота казалась вполне искренней. Венеции захотелось сказать: «Прости меня за все – за горнорудную компанию, за мать, за Янси…» Но она не осмелилась, чувствуя его сдержанность.

– Не приноси завтрак раньше десяти, – вместо этого сказала она.

– Это больше не повторится, биа, – ответил Хэзард с привычной улыбкой, но тут же отвел глаза, сообразив, как только что назвал Венецию.

Он резко поднялся, пересел на свое место и погрузился в мрачное молчание, в котором пребывал большую часть времени. Когда несколько часов спустя Венеция пожаловалась на скуку, Хэзард на ближайшей станции купил ей несколько книг; когда она выразила недовольство его молчанием, он ответил:

– Я думаю.

На следующее утро Хэзард проснулся поздно и, потянувшись, повернулся на зелено-красном диване, превращавшемся на ночь в удобную постель. Ночью он вставал на каждой станции, проверяя, не сел ли в поезд Янси. Чем ближе они подъезжали к Сент-Джозефу, штат Миссури, тем вероятнее было появление Стрэхэна. На этой станции пассажиры, ехавшие на запад, делали пересадку, и Янси знал об этом. Вообще-то в Монтану существовало несколько путей, но часть из них уходила слишком далеко на юг, а другие проходили по территории племени лакота. Если бы Хэзард был один, он скорее всего выбрал бы последний вариант, но с беременной женщиной на руках он не мог на это решиться.

Так что оставался только один выход – пересесть в Сент-Джозефе на поезд, идущий на запад. Хэзард понимал, что Янси сообразит, каким путем они поедут, и именно поэтому он так мало спал прошлой ночью.

– Поговори со мной, – попросила Венеция. – Мы в этом поезде уже два дня, а ты не произнес и десятка слов…

– Нам не о чем говорить, – отрезал Хэзард, явно не собираясь менять свой стиль поведения.

Но в планы Венеции не входило провести еще один день в молчании.

– Мы пересядем на другой поезд? – не унималась она.

– Вполне вероятно, – Хэзард опирался на локоть, его голос был таким же ленивым, как и поза.

– Я слышала, что прошлой ночью ты выходил чаще, чем обычно. Почему?

Хэзард наконец сел, опустив ноги на роскошный ковер. Он понял, что на этот раз ему, судя по всему, не удастся отмолчаться.

– Я проверял, кто садился в поезд.

– Ты видел Янси?

– Пока нет.

– Ты и в самом деле думаешь, что он будет нас преследовать? Разве не разумнее ему было бы остаться в Бостоне и спокойно тратить мои деньги?

– Янси никогда не казался мне разумным человеком, а при его жадности и мстительности… Я уверен, что он будет преследовать тебя, меня и нашего ребенка.

– Но мы сможем добраться до Монтаны? – забеспокоилась Венеция.

Хэзард пожал плечами.

– Мы попытаемся.

– Если в поезде находиться опасно, мы могли бы поехать верхом…

– Только не теперь.

– Но я всего лишь на четвертом месяце!

– Это не будет увеселительной прогулкой, – отрезал Хэзард. – Ты не сможешь проводить по восемнадцать-двадцать часов в седле. Это слишком опасно для ребенка. Я не могу рисковать… снова.

В глазах Хэзарда вдруг появилось выражение боли, и Венеция почувствовала, что за его словами скрывается какая-то тайна.

– Снова? – выдохнула она.

Хэзард словно очнулся, увидел зелено-красную обивку дивана, большеглазую женщину напротив и просто сказал:

– Существует множество способов избавиться от ребенка. У каждого народа они свои. Абсароки многое умеют, но подобные действия всегда противны воле духов.

– Твоя жена?.. – прошептала Венеция, вдруг вспомнив аккуратно сложенные платья.

Хэзард не двигался и, казалось, почти не дышал. Когда он наконец заговорил, его голос звучал как будто издалека.

– Она нанесла смертельный вред себе и нашему ребенку… Моему ребенку. – Хэзард помолчал: воспоминания были слишком яркими – как пятна крови на белом снегу. – Ей было шестнадцать лет, она была сильной и здоровой, – продолжил он уже спокойнее. – Черная Голубка умирала неделю. Я держал ее за руку и смотрел, как она уходит от меня. – Хэзард снова увидел перед собой лицо жены, словно это было вчера, увидел, как она умирала в страшных мучениях. – Мы были молоды, и я очень ее любил. После свадьбы мы почти не разлучались, она даже ездила со мной за лошадьми. Когда моя жена узнала, что беременна, то ничего не сказала мне: я больше не взял бы ее с собой. Она постаралась сама избавиться от ребенка – и, как выяснилось, очень жестоким способом. – Хэзард поднял глаза, столкнулся с расширившимися от ужаса глазами Венеции и мягко сказал: – Так что не делай глупостей, не говори мне о том, что проедешь верхом весь путь до Монтаны, чтобы только опередить Янси. Я тебе не позволю.

– Прости меня! Я не знала… Я бы никогда не заговорила об этом, если бы только знала.

«Прошу тебя, Хэзард, не надо ненавидеть меня из-за ошибки другой женщины», – добавила она про себя.

Хэзард вздохнул и взглянул на проплывающий за окном пейзаж.

– Не могли бы мы остаться хотя бы друзьями? – взмолилась Венеция. Ей так хотелось обнять его, успокоить.

– Я попытаюсь, – медленно ответил Хэзард.

«Не слишком много, но все-таки уступка, – решила Венеция, – Хэзард всегда держал свое слово, значит, он на самом деле попытается».

Остаток дня прошел лучше. Они смогли немного поговорить, а, запирая ее, Хэзард извинился и даже слабо улыбнулся. Это была первая настоящая улыбка с тех пор, как они встретились в Нью-Йорке.

38

Когда Янси вернулся в Бостон и сообщил Миллисент, что Венеция исчезла, миссис Брэддок совершенно вышла из себя. Она от всей души надеялась, что Хэзард не успеет вовремя добраться до мадам Рестел, а скорее вообще не найдет ее. Миллисент даже вообразить не могла, что Хэзард не только встретится с Венецией, но и увезет ее у них из-под носа.

– Ты просто чертов дурак, Янси Стрэхэн! – воскликнула она вне себя от негодования. – Я не думаю, что смогу пойти с тобой под венец, если ты ее не найдешь!

– Хэзард специально приехал за ней, – резко ответил Янси. – И найти их будет не так-то легко.

Угрозу Миллисент он воспринял как должное: при подобных обстоятельствах он сам поступил бы так же.

– Сколько тебе нужно? – рявкнула миссис Брэддок. – Скажи мне, сколько это будет стоить?

Они были партнерами в авантюре, где на кону стояли двадцать два миллиона долларов, и не желали сдаваться. Миллисент и Янси знали, что нуждаются друг в друге: на его стороне была сила, на ее – деньги. Они далеко не сразу стали союзниками и еще в Монтане вели себя как дуэлянты, прощупывая друг друга. Миллисент и Янси перебрасывались пробными камешками, меняли позиции, как профессионалы, и только потом объединились. Каждый признал силу другого, каждый понял, что им лучше быть партнерами, а не противниками. Они испытывали странное уважение друг к другу, смешанное с сильным эротическим влечением. Так порок всегда тянется к пороку.

– Мне понадобятся люди, лошади, снаряжение, – заявил Янси. – Этот индеец меня опередил, но, если я сумею нанять Хайда в Сент-Джозефе, он от нас не уйдет. Хайд выследит любого.

– Назови мне сумму – и иди укладывать вещи. Когда ты спустишься вниз, банковский чек будет тебя ждать. На этот раз они не должны от нас убежать. Ты понял?

Янси коротко кивнул. Он отлично все понял.

– Насколько они тебя опередили? – спросила Миллисент, направляясь к бюро.

– Они будут опережать меня примерно на день к тому времени, как я соберусь. Но с Венецией Хэзард не сможет двигаться слишком быстро.

Шелковая юбка Миллисент зашуршала, когда она резко обернулась к Янси.

– Почему ты так уверен, что они направляются на запад?

– Потому что он индеец, – ответил Янси, как будто такой ответ объяснял все.

39

Именно Венеция настояла на том, чтобы они провели ночь в Сент-Джозефе. Она жаловалась на усталость, на головную боль и действительно выглядела не лучшим образом.

– Я так устала, Джон! – твердила Венеция. – Неужели одна ночь так много значит? – В этот день они сделали две пересадки, и путешествие начало утомлять Венецию.

Они стояли в тени рядом с почтовой станцией, и вокруг них сновали обитатели Сент-Джозефа. Хэзард почувствовал бы себя в безопасности только в том случае, если бы они немедленно наняли карету и выехали через пять минут. Но он посмотрел на Венецию, заметил темные круги усталости под глазами, побледневшие щеки и, быстро просчитав в уме все возможные варианты, согласился остаться.

Он не ожидал, что Венеция обнимет его, – иначе обязательно уклонился бы от ее объятий: ведь удавалось же ему всю дорогу избегать любовного прикосновения. Но Венеция успела прижаться к нему, и ее теплое гибкое тело было таким знакомым, что Хэзард не выдержал. Он обнял ее в ответ и почувствовал, что в нем, как прежде, просыпается желание.

– Спасибо, – прошептала Венеция, подняв на него глаза.

– Не за что, – отозвался Хэзард, стараясь подавить свои чувства.

Он стоял посреди бела дня в самой оживленной части города, его преследовали, его жизнь была под угрозой, а думать он мог только о рыжеволосой женщине, которую сжимал в своих объятиях! Это было просто безумие; Хэзард понимал, что должен срочно что-то предпринять.

– Здесь небезопасно, – сказал он и резко отстранился от нее. – Здесь нас будут искать в первую очередь. Я знаю одно спокойное место недалеко от города. Поедем туда.

В карете они молчали. Венеция поняла, что Хэзард отталкивает ее, хотя он не произнес ни слова. Это ее задело, и она отвернулась к окну, чтобы он не увидел струящихся по ее щекам слез. Хэзард явно все просчитал, и подступиться к нему оказалось невозможно. Впервые после их встречи в Нью-Йорке Венеция засомневалась в том, что она сможет вернуть его любовь…

На маленькой ферме к северу от Сент-Джозефа Хэзард представил свою жену пожилой женщине в опрятном белом переднике. Покорная, молчаливая, более бледная, чем обычно, Венеция выглядела удручающе маленькой и хрупкой рядом со здоровяком Хэзардом.

– Стыдись, Хэзард! – укорила его Лидия Бэйли, как только они с Венецией познакомились. – Бедная девочка падает от усталости. Я не знаю, почему вы, мужчины, никак не можете уразуметь, что с женщиной нельзя обращаться, как с индейской лошадью.

Хэзард на мгновение оторопел, а потом глубоко вздохнул.

– Вероятно, ты должна мне время от времени об этом напоминать, – признался он, виновато наклоняя голову.

– Так оно и есть. – Лидия Бэйли, которая даже в свои шестьдесят была почти одного роста с Хэзардом, мрачно посмотрела на него. – Давай выгружай багаж, потом поешь, – приказала она. – А я тем временем уложу малышку.

– Как ты думаешь, с ней все будет в порядке? – встревожено спросил Хэзард, коря себя за глупость и неосторожность.

– Разумеется. Хороший отдых и хорошая еда быстро поставят ее на ноги. – Лидия положила руку на руку Хэзарда и ощутила вздувшиеся мышцы. – Расслабься, Хэзард. Все будет хорошо. Еда на плите, где тарелки, ты знаешь. – И она увела за собой Венецию.

Следующие двадцать минут Лидия сновала взад и вперед, готовила поднос с едой, наливала теплую воду. Только однажды она обратилась к сидевшему на ступенях Хэзарду через сетчатую дверь:

– У нее есть багаж?

– Нет. У меня с собой только какие-то мелочи. А что? – он обернулся и привстал.

– Не важно. Ешь, Хэзард, я тебе приказываю.

– Спасибо, Лидия, я поем, – отозвался он, но не двинулся с места.

Много позже Лидия позвала его:

– Теперь можешь зайти к ней.

Венеция лежала на пуховой перине в ночной рубашке Лидии и послушно пила теплое молоко.

– Можешь поговорить с ней, Хэзард, но не больше пяти минут. А потом девочка будет спать. Пять минут. Понял?

Лидия дождалась его кивка и отправилась на кухню той же энергичной походкой, которую Хэзард видел еще десять лет назад, когда ее муж Джоэл разбил торговый лагерь недалеко от Паудер-ривер.

Хэзард остановился на пороге, головой почти касаясь притолоки, а плечами косяков.

– Прости меня, – пробормотал он. – Я не понял, насколько ты устала.

– Все в порядке, – вежливо ответила Венеция, держа чашку обеими руками и от души желая, чтобы они наконец перестали вести себя как чужие. – Это… как-то неожиданно навалилось.

Она выглядела трогательно-юной – вся в белом, медно-рыжие кудрявые волосы свободно рассыпались по плечам, рубашка велика на несколько размеров, рукава подвернуты. Впервые после Нью-Йорка Хэзард вдруг понял, что это Венеция, его жена. Он подошел к окну, выходящему в сад, и уставился на ровные ряды яблонь. В желтой листве пламенели ярко-красные осенние яблоки. Неужели он совершил ошибку, приехав за ней? Хэзард чувствовал, что не может относиться к Венеции только как к женщине, носящей его ребенка. Это казалось так просто, когда он был в Монтане и лишь собирался ехать на восток… Но теперь, когда Венеция была с ним рядом, все оказалось намного сложнее.

– Ты, должно быть, тоже устал.

Он обернулся, отвлеченный от своих мыслей звуком ее голоса, и Венеция вспомнила тот день в хижине, когда его силуэт возник на пороге, освещенный сзади полуденным солнцем. Сейчас Хэзард был одет в черное, как полагалось в мире белых, но казался таким же высоким и мощным на фоне освещенного солнцем окна, как это было в тот первый день в горах. Только его взгляд изменился…

– Я в порядке, – машинально ответил он. Это была привычка, выработавшаяся с годами во время изнурительных переходов и многодневных рейдов за лошадьми, а также требование мужского кодекса поведения. – Но теперь тебе нужно поспать. Лидия так сказала.

– Значит, я должна спать?

– Непременно, – он слегка улыбнулся. – Я, например, никогда не решался с ней спорить.

– Ты ее боишься? – Венеция удивленно подняла брови.

– Сказать по правде, я многого боюсь.

– Но только не меня.

– О нет, тебя я тоже боюсь, биа, – негромко отозвался Хэзард. – А теперь спи… Я проверю лошадей.

Хэзард ушел, а Венеция послушно допила молоко, вспоминая его последние слова. На этот раз в них не было ни сарказма, ни гнева. С ней снова говорил прежний Хэзард – честный, открытый, – и его слова согрели ее душу. Она спокойно уснула впервые за много недель, и ей снилось, что они с Хэзардом стоят рядом где-то в горах над бурным ручьем и Хэзард держит на руках маленького рыжеволосого мальчика…

После того как Венеция уснула, Хэзард наконец поел, а потом они с Лидией уселись на заднем крыльце, которое выходило на дорогу. Хотя Хэзард не ждал погони, осторожность еще никому не мешала.

– Ты не сможешь путешествовать с ней в том темпе, в котором привык, – заметила Лидия.

– Я знаю. Но я не могу и слишком задерживаться.

– Почему? За тобой гонятся?

Несколько мгновений Хэзард молчал – он смотрел на свои руки, потом перевел взгляд на бесконечные поля кукурузы.

– Как всегда, – его ответ прозвучал мрачно в теплом вечернем воздухе.

– Неужели родственники убитого мужа? – Лидия видела траурное платье и первые признаки беременности, но ни о чем не спросила Венецию.

Хэзард покачал головой.

– Это траур по отцу.

– А муж у нее есть? Хэзард усмехнулся.

– Во всяком случае, он за нами не гонится.

– Тогда кто же вас преследует?

– Одна алчная женщина, начисто лишенная материнских чувств. А также ее приятель, который ради денег убьет даже собственную мать, не то, что чужую.

– Прелестное сочетание.

– Несомненно. И это заставляет нас путешестовать достаточно быстро.

– Куда ты ее везешь?

– Обратно к моему народу.

– Она в самом деле твоя жена? Хэзард кивнул и отвернулся.

– Какие-нибудь проблемы? – спросила Лидия – она не могла не заметить мрачное настроение Хэзарда. – Это твой ребенок?

– Да. – На этот раз Хэзард посмотрел ей прямо в глаза.

– Если бы ты захотел выслушать совет старухи, которая сорок лет была замужем за гневливым торговцем мехами, то я бы тебе сказала, что ты со всем можешь справиться… если захочешь.

– Спасибо за совет. Я подумаю об этом, – Хэзард рассматривал пыльные носки своих сапог.

– А знаешь, девочка тебя любит… – задумчиво произнесла Лидия и поспешно добавила, когда Хэзард вопросительно посмотрел на нее: – Нет, мне она этого не говорила, но достаточно увидеть, как малышка на тебя смотрит. Это любовь, Хэзард, и я надеюсь, что ты не настолько большой дурак, чтобы этого не знать. Она нуждается в тебе. И теперь, когда она носит ребенка, – больше, чем когда-либо. Уж я-то знаю. Я родила восьмерых.

Хэзард вздохнул с облегчением. Ему было трудно отвечать на простые вопросы Лидии, но теперь мог перевести разговор на другую тему.

– Как твои дети? – спросил он, зная, что об этом Лидия может говорить бесконечно.

Хэзард знал всех ее детей, хотя многие были старше, чем он. Вся семья Лидии жила по соседству, и мальчики часто сопровождали отца в поездке за мехами. Поэтому Хэзард вежливо задавал вопросы, а Лидия с удовольствием отвечала.

Они все еще сидели на крыльце и предавались воспоминаниям о прошлом, когда в дверях появилась Венеция.

Она босиком прошла по деревянному полу, отполированному до блеска ребячьими ногами, и разговор на крыльце немедленно смолк. Ночная рубашка Лидии волочилась по полу, и на мгновение перед Хэзардом предстала Венеция-девочка, которой он не знал и какой она была задолго до встречи с ним.

– Качалка! – Венеция пыталась говорить непринужденно, хотя голосок ее дрожал от печальных мыслей. – Мне так нравятся качалки… – Она прошла мимо Хэзарда и Лидии и села в тени виноградных лоз, обвивавших заднее крыльцо. – Джон, ты помнишь бал в Виргиния-сити? Там тоже была качалка на террасе.

Подобрав подол рубашки, Венеция качнула кресло маленькой босой ногой. Ступня была изящная, с высоким подъемом и с нежной розовой кожей на пятках. Хэзард вспомнил, как любил целовать эти почти детские ножки…

– Я все помню, – спокойно ответил он.

Лидия никогда не слышала, чтобы кто-то называл Хэзарда «Джоном». И она ни разу не видела такого выражения в его глазах.

– Почему бы вам тут вдвоем не предаться воспоминаниям, а я пока приготовлю ужин, – сказала миссис Бэйли, но они даже не заметили ее ухода.

– В ночной рубашке Лидии ты выглядишь как маленькая девочка, – заметил Хэзард.

Ему бы следовало сказать что-нибудь более нейтральное, упомянуть о погоде или о спелых виноградных гроздьях, светящихся в лучах заходящего солнца, но он думал именно об этом, и слова сами сорвались с его губ.

– А мне кажется, что я очень взрослая. – Венеция улыбнулась. – И очень беременная! Я надеюсь, ты не разлюбишь толстую жену? А ты, кстати, выглядишь в своем черном наряде как заряженное ружье, совершенно неуместное на этом залитом солнцем крыльце. Как тонкое ружье… Что ж, мы составим отличную пару!

Венеция говорила как всегда открыто, откровенно, и Хэзард сразу вспомнил их жизнь в хижине.

– Когда-то нам это было нетрудно, – невольно вздохнул он.

– А теперь это не так?

– Нет.

– А если я захочу?

Он улыбнулся своей неотразимой улыбкой, хотя глаза его оставались печальными.

– Ты всегда этого хотела. Но сейчас у нас нет повода. – Его улыбка погасла, Хэзард снова спрятался за броней недоверия. – Я не хочу ничего начинать сначала. После взрыва у меня было достаточно времени подумать, и я не нашел ни одной веской, логичной причины для нашего союза.

– А как насчет такой нелогичной причины, как любовь?

– Пора тебе вырасти, Венеция. Ты употребляешь не то слово. Наш союз – это только проблемы.

– Я с тобой не согласна!

– Ты никогда со мной не соглашаешься, принцесса. И это еще одна проблема. – Хэзард встал и отодвинул качалку. – Я собираюсь прогуляться перед ужином.

Легко перескочив через перила, он пошел прочь от дома.