Текст книги "Почти идеален. Страшные истории"

Она тянула за эту нить все сильнее и сильнее, боясь взбудоражить что-то жуткое, те страницы, которые не открывала больше никогда, которые усиленно хотела сжечь, уничтожить, забыть. Но они настолько въедливы и всесильны, что способны покинуть этот мир лишь с разумом своего носителя, в темной и сырой могиле.

Сделав глубокий вдох, она продолжила:

– Я расскажу вам все, что смогла понять и запомнить маленькая девочка со светлыми волосами и двумя красивыми бантиками, коей я являлась много лет назад. До того, как морщины избороздили мое лицо, а люди не начали поклоняться всезнающему интернету. Хотя, по большому счету, это всего лишь обрывистые воспоминания очень впечатлительного ребенка, вспышки не до конца затуманенного старческого мозга, приукрашенные и разрисованные детской фантазией, я не знаю, что точно происходило в действительности, взрослые нам ничего не рассказывали. Дети и родители живут в одном мире, но в окружении разных монстров, ждущих в шкафу или под кроватью. Если они пугают одних, то другим они могут казаться безобидными, а есть такие, что способны пугать всех. И как бы сильно родители не старались уберечь себя и нас от них, они все равно проникали в наши головы. Сейчас уже довольно сложно быть до конца уверенной, что из этого действительно является правдой, а что вымысел. Но я расскажу все, что помню, возможно, Вероника дополнит или опровергнет что-то из этого. Она должна знать гораздо больше. – Она глубоко вздохнула, и зрачки ее глаз слегка задергались из стороны в сторону. Это были не лучшие воспоминания долгой и насыщенной жизни и поэтому давались ей весьма тяжело. – Мне было около шести лет. Да-да, около того. Знаете же храм на берегу реки к западу от деревни, куда на праздники съезжается вся округа? Конечно, знаете, мы сами посещали его на Рождество. Так вот, раньше он выглядел несколько иначе, но всегда, сколько я помню, стоял на том самом месте. И в моей юности был период, когда нам всей семьей, да что там семьей, всей деревне приходилось ютиться за его каменными стенами. Храм, конечно, сам по себе не представлял собой никакой особенной святыни. Но намоленность этого места и вера людей придавали ему, скажем так, некоторые положительные свойства, которыми сами же люди в конечном итоге и пользовались. Некий замкнутый защитный круг. Человек верит, и сама же вера придает ему силы. Так вот, в тот период времени мы постоянно ночевали в стенах этого храма. Всей деревней, все, кто только мог поместиться. В основном дети, женщины и старики. Мужчин в таких ситуациях всегда обделяют. Они находились снаружи. Охраняли храм и наши дома. Это было единственное безопасное место в округе. Думаете, вся деревня не может поместиться в одном здании? Но было именно так. Все, все, кого я знала, находились там. Лавочки были вынесены наружу, а предметы остального интерьера располагались таким образом, чтобы можно было разместить внутри как можно больше коек. Импровизированные кровати заполонили все внутреннее пространство. Коридоры, залы и прочие комнаты – все вокруг было устелено одеялами, перьевыми подушками и покрывалами, иной раз не было места для прохода. При необходимости выйти ночью по нужде нужно было идти в прямом смысле слова по головам. На полу ютились все. От грудничков до подростков. Нам, детям, конечно же, было в какой-то степени весело. Дети вообще умеют радоваться жизни. День проводили в своих домах, в привычной обстановке, а под вечер стягивались туда. Для нас это было какое-то интересное приключение. Эх, детство, детство… Только оно таким не являлось. Это была вынужденная мера. Ведь только там дети могли спать спокойно. Только туда не проникали ночные кошмары. Стены храма оберегали его обитателей. Христиане, мусульмане, коммунисты… Мы все были равны в этом месте. И чувствовали себя в безопасности. Чего нельзя было сказать об охраняющих нас мужчинах. Им удавалось немного выспаться только днем. Да, после восхода солнца становилось намного легче. Зло боится света.

Теща прикрыла глаза, но ее зрачки продолжали двигаться, восстанавливая в чертогах памяти картину происходящего из запомнившихся обрывков. Секунды тишины превращались в вечность.

– Так что же происходило? Всем снились кошмары? – не выдержал Володя затянувшейся паузы.

– Да, и это только цветочки. Только начало. Вначале странные сны затронули часть населения, потом туда втягивались все новые и новые люди. Пока в конечном итоге кошмары не стали сниться всем без исключения. От млада до стара. Всем снился ОН. Одно и то же существо со странным именем. Назвать его человеком не поворачивается язык, но внешне он выглядел именно так. Но он не был королем снов. Нет, нет. Просто во сне человек наиболее уязвим, во сне труднее всего контролировать свои страхи и свои чувства, они оставлены на произвол, предоставлены сами себе. Этим он и пользуется. Человек во сне от него совершенно не защищен. Он извлекает их наружу и становится сильнее. Он питается страхами. И, набравшись сил, способен на гораздо большее. Люди сходили с ума и погибали при загадочных обстоятельствах. Поэтому у нас было заведено правило, нарушать которое строго настрого запрещалось: никогда и никуда не ходить одному. – Любовь Яковлевна пожала плечами. – Даже в туалет мы всегда ходили с сестрой.

– Почему ты мне никогда не рассказывала об этом? – искренне удивилась Людмила Алексеевна. Ей было непонятно, почему мама, рассказывавшая иной раз одну и ту же историю неоднократно, настолько часто повторяясь, что дочь порой помнила больше подробностей, нежели она, столько лет утаивала действительно что-то интересное.

– Есть истории, Людочка, вспоминать которые ни на следующий день, ни через 50 лет не хочется. Лучший выход для всех, и для них в том числе, – быть навсегда забытыми.

Любовь Яковлевна прикоснулась указательными пальцами к своим вискам и начала аккуратно их массировать.

– Все хорошо? – уточнил Володя, который до этого момента молча, но не без интереса слушал все это.

– Да-да, просто нужно вспомнить его… – она открыла глаза и разочарованно уставилась на него. Нет, не получается вспомнить… Я про имя. У него было имя. Я вспомню, обязательно, просто на это потребуется какое-то время. В детстве я его знала. Случайно подслушала, как мама с папой на кухне шептались. «Знание имени и лица своего врага – первый шаг к победе над ним». Вам, конечно, лучше расспросить об этом всем Веронику. Она уж точно знает больше меня. Да… Так вот, мы ночевали в храме, кто где устроился, кто на скамейках, кто на полу, и постоянно, когда родители не видели, обсуждали происходящее с другими детьми. Все умудрялись где-то что-то подслушать и вечером перед сном озвучивали другим детям. Храм был полностью забит людьми. И мы все очень боялись. Особенно за своих отцов. Им же там не хватало места. Они спали снаружи. А это было очень трудно. Каждую ночь, изо дня в день. Это было невыносимо.

Она замолчала.

– Так и что было дальше? – осторожно спросила Люда, начиная сильно переживать за свою маму.

– Дальше? Дальше могло произойти только одно – люди начали умирать. Один, второй, третий… Сами по себе. Беспричинно. Вроде несчастных случаев. Это было какое-то проклятие. Все происходило совершенно в разных местах при различных обстоятельствах и в любое время дня и ночи. Жители начали находить тела своих друзей, соседей, родственников без признаков насильственной смерти. Вы же видели, как проходят похороны в маленьких деревнях по типу нашей. На мероприятие приходят все, потому что практически все немного знакомы. Здесь невозможно жить, хоть изредка не пересекаясь, поэтому и похороны одного человека – это трагедия всех жителей. Это событие деревенского масштаба. Туда приходят, плачут, скорбят. И это занимает много времени. Похоронный бизнес, так сказать, не поставлен на поток, ввиду своей немногочисленной потребности. Даже большая война коснулась нашей деревни меньше, чем всех соседних, а здесь же случилась настоящая эпидемия беспричинных смертей. У людей чаще всего останавливались сердца. В народе говорили, что они умирали от страха. Представьте себе, чем же можно так напугать человека, чтобы его сердце не выдержало? Взрослые говорили, что их лица были искажены до неузнаваемости, поэтому хоронили всех в закрытых гробах. Они умирали один за другим. К такому мы оказались не готовы. Мертвых просто не успевали хоронить. В масштабах всей деревни это стало просто катастрофическим горем. Неожиданная смерть могла настигнуть кого угодно и где угодно, даже в туалете. Я очень боялась за свою семью, за своих близких. Каждый вечер, оставляя мужчин за стенами храма, мы провожали их как будто на войну и радовались видеть вновь живыми по утрам. Так продолжалось некоторое время. Пока… Пока эти колдуньи, – она посмотрела на Володю и уточнила, – семья Вероники, они в те времена были очень сильными и уважаемыми, так вот, пока они не решили навести порядок. Люди пришли к ним за помощью, и они согласились ее оказать. Хотя могли и ничего не делать. Они были весьма своеобразными. Жили за стенами своего дома, будто в другом мире. Их не касались всеобщие проблемы. Кошмары не проникали в их дом, но они согласились. Помню, как родители обрадовались, услышав эту новость. Это было поистине прекрасно. Иметь такого союзника. Не знаю детали, ребенку они были не интересны, но совместными усилиями им как-то удалось его остановить. Они поймали демона в ловушку, и все прекратилось. В один миг, как по щелчку пальцев. Вероника, кстати, в последнюю ночь сидела в храме вместе с нами. Даже ее мать с бабушкой посчитали, что там ребенку будет безопаснее и оставили ее с нами на время охоты. Помню, как я представляла себе, что будет с ними внутри храма, что они начнут корчиться от боли и дымиться. Их все-таки считали ведьмами. Самыми что ни на есть настоящими, но ничего такого не произошло. Они просто зашли, как и все, с платками на головах, поздоровались с батюшкой, он проводил их до заранее подготовленной кровати, уложили ее, поцеловали и ушли. Все мои детские фантазии рухнули в один миг. Я смотрела на них и не видела никаких отличий от нас. Ни я, ни, видимо, сам Бог не видел в них ничего особенного. Простые люди, но все же они были не совсем такими, как мы. Вероника быстро нашла общий язык с остальными детьми. Всем было невероятно интересно послушать ее, ведь она знала немного больше, чем все остальные. Она знала, что в действительности происходит снаружи. Уже будучи ребенком, она видела и слышала чуть больше остальных.

Любовь Яковлевна замолчала. Кажется, она немного устала говорить. Володя встал, налил в стакан воды и протянул своей теще.

– Спасибо, – сказала она, сделала несколько маленьких глоточков и продолжила: – Помню, как же было хорошо вновь очутиться в своей теплой кровати в этом доме. Это ни с чем не сравнимое удовольствие. И просто спокойно спать, ни о чем не думая, ничего не боясь.

– Значит, они его поймали и все? Все сразу закончилось?

– Наверное. Я не знаю. Это было почти семьдесят лет назад, – она пожала плечами. – Но вы же понимаете, что я была еще совсем ребенком, а дети очень впечатлительны, поэтому могла и что-то приукрасить.

– Круто, мы выслушали целую историю, а вполне возможно, что это просто плод вашего воображения? – Володя, смеясь, посмотрел на тещу.

– Я сказала «приукрасить», а не «выдумать». В любом случае в деревне действительно происходили настолько страшные вещи, что детей на ночь закрывали в храме, а днем в нем же отпевали тех, кто не пережил это время. Всем было очень страшно. Так что даже после того, как все закончилось, даже спустя много времени имя виновника тех страшных событий старались не произносить. Боялись, что он вернется. Да как же его звали? – Любовь Яковлевна снова закрыла глаза. – Можно поспрашивать у старейшин. Их хоть и осталось в деревне немного, но кто-нибудь да вспомнит. И подтвердят мои слова. Если этих скряг в конец не одолел склероз, как меня. Пойду полежу…

На этих словах она встала со стула и направилась к себе в комнату, давая понять, что разговор окончен. Супруги переглянулись.

– Или у Вероники. Даже если она его не помнит, то сможет спокойно узнать. Раз плюнуть. Я говорю это все к тому, чтобы ты не упрямился, а помнил, что она никогда не пускает слов на ветер, – с этими словами дверь в спальню закрылась.

– Я никогда раньше не слышала этой истории, – сказала Люда, выставляя на стол тарелки с ужином.

Володя молча включил телевизор, положил пульт на стол, аккуратно достал из нагрудного кармана свернутый листок и протянул его жене. Она быстро вытерла руки о висевшее возле мойки полотенце и стала разворачивать газетную вырезку. По мере всего происходящего Володя внимательно следил за реакцией жены. От удивления она выронила листок на пол, но тут же наклонилась и подняла. Посмотрела на него еще раз и протянула обратно мужу.

– Это он? – задал Володя вопрос на удивленно-испуганный взгляд жены.

Она кивнула в ответ.

– Завтра я зайду к твоей гадалке после работы и, если она не обиделась, попробую с ней поговорить, – с этими словами он сделал телевизор громче и приступил к ужину.

Этой ночью сон также был неспокоен.

11

На следующий день с утра Володю караулил друг Мишка. Пакулев Михаил по паспорту, которым, вероятнее всего, он не пользовался последние лет двадцать, ибо не отлучался дальше деревни, посевных полей и продуктового магазина. Исключение составляла только областная поликлиника, но и в этом месте главным документом был медицинский полис. У паспорта власти там не было.

Незваный гость, узнать которого Володе удалось сразу каким-то образом через забор, караулил его у калитки, видимо, постеснявшись, по известной только ему причине, зайти вовнутрь. Погода тем временем была совершенно не прогулочной. С самого утра большими хлопьями падал снег, временами усиливаясь довольно приличными порывами ветра. Снегом Володю было не напугать, чистить двор по нескольку раз в день было для него вполне привычным занятием еще со времен жизни в Якутии. Как бы это странно ни звучало, но он получал от этого удовольствие. Да, это весьма специфичный отдых. Но он позволяет тебе забыть о всех проблемах, отключить мозг и просто выполнять простейшую, но весьма важную задачу – убрать с дороги лишний снег, выровнять, как учили в армии, и ждать (обычно недолго), пока новые порции не посыплются с неба и не спрячут под собою весь результат твоей трудовой деятельности.

Володя собирался идти к Веронике Георгиевне, как и обещал супруге, и встреча с Мишей не входила в его планы, но была всегда приятна. Они подружились почти с самого его переезда в деревню. Миша был человеком очень позитивным и легким в общении. В юности он наверняка был душой компании и тем еще дамским угодником. Наверное, поэтому ему так и не удалось обзавестись семьей. Он привык к большому, всеобщему и массовому вниманию со стороны противоположного пола, по масштабам их поселка. А рассчитывать на это в браке не приходится. Нынче его юношеский блеск в глазах был затуманен многолетней деревенской жизнью, самогоном и постоянной тяжелой физической работой. Но, согласитесь, представить без этого местное бытие просто невозможно. Он был человеком, который общался со всеми. Прямо со всеми. Идя после работы уставшим и грязным, он мог спокойно засесть на скамейку под лузг жареных семечек к перешептывающимся бабушкам и несколько часов обсуждать далеко не самые интересные дворовые новости. Никто при этом совершенно не чувствовал никакого дискомфорта. Он был всегда открыт, любил шутить и коллекционировать весьма необычные истории. Найти хотя бы одного человека в округе, не знающего Мишу, было просто невозможно. Володе быстро понравился этот незатейливый и открытый человек, и вскоре они нашли общий язык.

– Здоров, Володь, – прохрипел Миша, выдыхая по ветру клубы табачного дыма, который быстро рассеивался, ускоряясь вдоль забора. Сигарету он держал двумя пальцами, указательным и большим, аккуратно прикрывая остальной ладонью. Шея его была слегка втянута в плечи, не давая ветру возможности спокойно прогуливаться внутри немного не по размеру большой куртки.

– Привет, Миш, – Володя мельком взглянул на друга, быстро пожал холодную протянутую руку и повернулся обратно к калитке, закрывая ее на замок. Он делал так не всегда, но сейчас было как-то слишком тревожно. Поэтому пусть так. На всякий случай. Тем более, что Муха последние дни ходил какой-то вялый. Даже сейчас предпочел ютиться в своей утепленной конуре, а не прыгать вокруг хозяина или драть глотку через забор на непрошеного гостя.

Володе показалось, что Миша выглядел немного уставшим. Под глазами виднелись синяки, а мимические морщины будто бы углубились. Хотя оно и понятно: он тоже не высыпается.

– Давно стоишь? – спросил Володя, закрыв наконец не хотевший подчиняться от холода замок. – Давно ждешь?

– Да не так, чтобы сильно долго, даже покурить не успел, – он продемонстрировал практически выкуренную до фильтра сигареты и отлаженным движением «щелбана» отправил ее в близлежащий сугроб. – Не люблю делать это на ходу, ощущения не те. Теряется весь смысл. Перекур – это все-таки некая пауза. Минутка тишины и спокойствия, созданная, чтобы человеку было когда расслабиться и задуматься о чем-то более великом…

– Да ты сегодня философ, – Володя обернулся к нему и улыбнулся. – Так чего хотел? Вряд ли ты притащился в такую «прекрасную» погоду к моему забору на другой конец деревни, чтобы поговорить об этом.

– Не только об этом. Слушай, хотел поинтересоваться… – продолжил Миша неким более тихим заговорщицким голосом.

– Чем это?

– Да, в общем, странный вопрос, конечно. Но я не могу его не задать, – он собрался мыслями и выдал: – Вы с Людой хорошо спите по ночам? Не то чтобы меня как-то интересовала ваша спальная жизнь, просто…

– Нет, не очень хорошо, – перебил его Володя, хотя посчитал, что о таком можно было спросить и по телефону, но, видимо, Мише сидеть дома стало совсем невыносимо скучно, раз он шастает по улице и пристает к повстречавшимся друзьям с такими вопросами. – Как и все в округе. Я уже общался с некоторыми соседями. Навел, так сказать, справки. А сейчас вот собрался навестить вашу шаманку, Веронику Батьковну, исключительно по данному вопросу. Вдруг она чем поможет.

– Ого, сам, лично, к Веронике? Да ты по ходу дома серьезно накосячил, раз уж согласился идти. Как у Люды получилось отправить в заколдованный дом за советом самого отъявленного скептика деревни? Так того и гляди ты скоро солью через левое плечо бросаться начнешь и зеркала на ночь завешивать.

– Ага, и плеваться на перебежавшую дорогу черную кошку. Не то чтобы прям накосячил, в общем, долго рассказывать, меня вроде бы там ждут уже, – попытался увернуться от вопроса Володя.

– Ладно, я понял, понял. Слушай, а давай я с тобой схожу. Мне все равно заняться нечем, тем более что ее дом по пути к моему, а?

– Да мне без разницы. Пойдем, если у тебя других дел нет, – Володя пожал плечами, он хотел поскорее закончить это мероприятие.

– Да какие дела? Ты только имей в виду, я-то к этому всему серьезно отношусь, она однажды спасла мне жизнь. Ну да кому я рассказываю? Ты же в курсе этой истории.

– Да помню, помню я.

– А она тебя точно ждет? Ты ведь знаешь, что без приглашения к ней нельзя? – он заулыбался. – Это не шутка.

– А что, проклянет?

– Гораздо хуже – дверь не откроет. Она ведь добрая, а вот ее мама могла и запором замучить. Мне дед рассказывал. К ним в дом только с разрешения заходили, иначе проблем в твоей жизни не уменьшится, а только прибавится. – Они посмеялись. – А если серьезно, то незваных посетителей она действительно не пускает.

– Не переживай, все схвачено, у меня индивидуальный проход за кулисы. Я VIP-клиент. – Володя несколько удивился серьезности последней фразы Миши.

– Ладно, пошли уже, а то чего-то я начал уже промерзать, топчась тут на месте.

Ничего толкового обсудить по пути им так не удалось, хотя Миша несколько раз предпринимал попытки. Сильный ветер со снегом довольно быстро его переубеждал. Начиналась самая настоящая снежная буря. Погода ухудшалась каждую минуту, хотя синоптики по телевизору ни о чем подобном не предупреждали.

«Временами небольшой снег», – вспоминал Володя слова симпатичной девушки из передачи «Прогноз погоды», пытаясь закрыть лицо теплым меховым воротником от холодного встречного ветра и бьющего, словно маленькими летящими камнями снега. – «Да вас всех там нужно судить, за 100 лет исследований даже приблизительно предсказывать погоду так и не научились. Получаете деньги просто за массовый обман честных людей».

Тропинки было практически не видно, Володя ориентировался исключительно по соседским заборам. Дорогу замело. Все нормальные люди попрятались в своих домах, растопили печи и заварили самовары, наслаждаясь семейным уютом. Лишь они вдвоем перлись неизвестно куда, неизвестно зачем, друг за другом, стараясь не запнуться и не упасть в растущие практически на глазах сугробы.

– Больше всего в жизни ненавижу холод, – прокричал Миша, приближаясь к дому старушки. – Мне кажется, замерзнуть – это самая страшная смерть. Ну, для меня, по крайней мере. Хотя говорят, что ты просто засыпаешь и не просыпаешься. Со стороны ведь все просто, но никто же не проверял, как это на самом деле…

В доме Вероники Георгиевны было, как всегда, тепло и уютно. Легкий аромат горящих свечей разносился с гостиной по всем комнатам.

– Он знает, где ты, Вероника. Так что будь осторожна.

– Да, бабушка. Ты же знаешь, что он не сможет сюда попасть.

– Все равно, он все еще слаб, но очень хитер. Ему нужно какое-то время, чтобы насытиться и набраться сил. Пребывание в яме его порядком истощило. Самое важное, что он ничего не забыл и очень зол на нашу семью. Ведь только благодаря нашим заклинаниям он был заперт в собственном гробу почти на семьдесят лет. Понятно было, что это не навечно, просто хотелось надеяться, что на больший срок. – Бабушка сильно нервничала. Это ощущалось в ее голосе. Она переживала за свою внучку, которая в то время была еще слишком мала, чтобы быть причастной к этому всему. Но теперь оставалась одной единственной, на которой он мог отыграться. – Тогда мы были с твоей матерью вдвоем, сильны как никогда, и люди нам помогали, а сейчас ты совсем одна.

– Не переживай, найдутся люди и мне в помощники. Мы справимся.

– Знаю. Я надеюсь, ты помнишь, как его зовут? Знать имя демона – это половина победы. Без этих знаний его враги обречены.

– Я знаю. И помню. Бабушка, я готова…

Она хотела закончить фразу предложением, что в худшем случае они просто воссоединятся немного раньше положенного времени, да и только, но в последний момент решила, что это может расстроить бабушку. Ведь для нее она навсегда осталась маленькой тихой девочкой с двумя красивыми косичками, безумно любящей ее фирменные пирожки с абрикосовым повидлом.

Мать приоткрыла дверь. Все такая же красивая и молодая.

– Вероника, вставай, к тебе пришли.

Вероника Георгиевна открыла глаза как раз в тот момент, когда Володя поднимался к ее двери по заметенным снегом скрипучим ступенькам и собирался постучать. Он не был до конца уверен, что входить без стука в чужой дом ему было можно и сейчас. Просто не мог себе такого вообразить. Миша плелся следом и бубнил что-то себе под нос. Володя не мог разобрать, что он там бормочет, да и не хотел. Единственным его желанием сейчас было оказаться в теплом и сухом месте.

Вероника Георгиевна не стала открывать дверь, а сидела за столом в своем любимом кресле и ждала. После второго стука под тяжестью тяжелых ударов дверь немного отворилась. Яркая полоса света ударила в лицо Володе, и он толкнул дверь сильнее. Теплый воздух мгновенно окутал замерзающие тела. Бушующая за спиной буря сразу показалась такой далекой и безобидной.

– Добрый вечер, я как раз поставила чайник.

– Здравствуйте, – одновременно ответили они, отряхиваясь от снега.

– Возьмите в углу веничек – это ускорит процесс. Михаил? А вы здесь какими судьбами? – она выглядела слегка удивленной, что напомнило Володе старый анекдот о доверии к экстрасенсам, задающим вопрос «кто там?» на стук в дверь. Может быть, Вероника Георгиевна действительно знала немного больше всех остальных, но далеко не все. Он снова начал жалеть, что позволил жене втянуть себя в эту историю.

– Да вот… Решил прогуляться, пока погода позволяет, да встретил Вову. А тут вдруг погода как разыгралась… – ответил Миша. – Вы ведь не против? А то там так метет, что я боюсь не дойти до дома.

– Нет, в общем-то, не против… – было ощущение, что она немного растерялась, но быстро взяла себя в руки.

Из угла резко выскочила и пронеслась мимо заснеженных и холодных гостей кошка, яростно блеснув одним глазом. Она, как и все домашние животные, любила тишину и спокойствие. А то, что принесли с собой гости – холод, ветер и шум – относилось к группе ее раздражителей.

Спустя немного времени, разувшись и стряхнув с себя снег висевшим на гвоздике за дверью веничком, который, вероятнее всего, и предназначался для этого (Володя искренне на это надеялся), все трое сели за стол.

Никто не отваживался заговорить первым. Снег практически растаял, образовав в прихожей безобразную лужу. Вероника Георгиевна аккуратно разливала дымящийся и ароматный чай по чашкам, думая, казалось, о чем-то своем.

– Миша, ты в курсе вопроса, о котором пойдет сегодня речь? – нарушила тишину хозяйка, пододвигая чашки гостям.

– Очень уж поверхностно, но не переживайте, я быстро схватываю. Володя сказал, что я не помешаю…

– Не помешаешь, помощь еще никому не помешала, – она слегка впилась в него таким пронизывающим взглядом, таким глубоким, что даже Володе стало слегка некомфортно. Глаза Миши заметались из стороны в сторону, Володе показалось, что он был готов молча встать, одеться и, не оборачиваясь, выйти на улицу. В бушующую метель. И точно так же, не оборачиваясь, ощущая этот взгляд на своем затылке, дойти до своего дома. Лишь бы больше не встретиться с ним лицом к лицу. Иногда глаза говорили гораздо больше, чем слова. Этот случай был именно таким. Миша явно пожалел, что пришел сюда, но деваться было уже некуда. Ему разрешили остаться…

За столом вновь воцарилось напряженное молчание. Игра в переглядывания начинала слегка нервировать Володю. Ему хотелось поскорее все обговорить и вернуться домой, но, если бы он знал, как закончится этот вечер, он бы так не торопился.

А Вероника Георгиевна, кажется, знала. Теперь знала. В ее взгляде на несколько секунд что-то поменялось, но он остался все таким же властным.

Володя осторожно отпил горячий чай. Он был со вкусом каких-то трав, разобрать состав которых у него сразу не получилось. Несмотря на это, лицо и руки его быстро стали отогреваться. Щеки покраснели. Он любил это ощущение. Это было чувство победы над холодом. И все, кому хоть раз приходилось долго бродить по заснеженным и холодным лесам, знали ему цену.

Володя немного отвлекся на свои мысли и на умиротворенно танцующие над чашкой чая клубы пара и не сразу рассмотрел в происходящем разыгрываемый спектакль. Спектакль был не самым лучшим. Далеко не самым. Довольно плохие актеры и непродуманная сюжетная линия. В один момент Володя даже решил, что все это большой розыгрыш. А сейчас настала кульминация, где все герои во всем сознаются. Начнут дружно смеяться, хлопать друг друга по плечам, но этого не случилось.

«Господи, да что я здесь делаю?» – в очередной раз пожалел о потраченном вечере Володя.

– Тогда не будем тянуть… А то Володя уже начинает нервничать, – наконец-то нарушила тишину колдунья, буквально на секунду опередив уже решившего что-то произнести Володю. – Миша, начнем с тебя. Встань и подойди ко мне.

– А почему именно с меня? – удивленно спросил он, и Володя заметил, что руки Миши, положенные на колени, слегка трясутся. Либо он переборщил вчера с самогоном, что бывало с ним довольно часто, либо разнервничался, но повода для этого Володя не видел. – Я же вообще оказался здесь как бы случайно…

– В этом доме ничего не происходит случайно, – перебила его Вероника Георгиевна.

С этими словами старушка встала со стула и отошла на несколько шагов к окну. Там, в темнеющем дворе, продолжал завывать ветер. Миша бросил взгляд на Володю, тот в ответ лишь пожал плечами, мол, я вообще мало чего понимаю в происходящем в последнее время, поднялся, подошел и встал перед ней. Володя продолжал с интересом наблюдать за происходящим.

Она протянула руки и коснулась ладонями пылающих Мишиных щек, посмотрела ему прямо в глаза и сказала размеренным негромким голосом, выделяя каждое слово:

– Миша, я все знаю, ты не обязан ничего говорить и уж тем более ничего делать. Ты можешь просто кивнуть мне в знак согласия или мотнуть головой в знак отрицания. Я чувствую, как тебе сейчас тяжело. Нам всем тяжело, но мы попытаемся найти выход вместе. Безвыходных ситуаций не бывает, ты же знаешь. Кто, как не ты, это знает. Я помню тебя еще мальчишкой, юным и смелым. Тем мальчишкой, который мог быть и хулиганом, и дебоширом, и безответственным, но никогда, слышишь, никогда не был трусом и подлецом. Это ему было просто несвойственно. Услышь самое главное, Миша. Тому, кто приходит во сне, нельзя верить. Он играет только по своим правилам. Ему главное – тебя напугать, и чем больше ты боишься, тем ему лучше. Понимаешь? Ему лучше от того, что тебе страшно, но мы можем его победить. Мы можем его прогнать. Мы можем его закрыть. Только вместе. Ты мне нужен. Здесь и сейчас. Без тебя и без каждого из нас мы не справимся, а вместе – победим. И даже если тебе так страшно, то можешь остаться здесь, в этом доме. Здесь он бессилен. Возьми себя в руки. Не слушай его. Слушай себя. Ты и только ты лучше всех знаешь, что правильно, а что нет, где хорошо, а где плохо.

Слезы катились по его щекам. Володя ничего не понимал, но видел, что Мише было действительно тяжело.

– Но он знает все о нас, знает все, чего мы боимся, все, что нас пугает…

– Я повторю… Если тебе так страшно, то можешь остаться здесь, в этом доме. Здесь он бессилен. За этими стенами он тебя не найдет, ты будешь в безопасности. Я тебе помогу. Мы тебе поможем, а ты поможешь нам.

Впоследствии Володя много раз прокручивал в голове этот диалог, вспоминая ее слова, ее интонацию и тембр голоса. Он был спокоен и умиротворен. Невозможно было поверить, что так спокойно может говорить человек, знающий, что жить ему осталось совсем недолго. Человек, открыто смотрящий в глаза своему убийце, не боясь, а лишь надеясь разглядеть в нем надежду, но не на свое спасение, нет. Надежду на спасение исключительно других. И в первую очередь спасение души своего убийцы. В ее голосе не было ни нотки сомнения, ни нотки страха. Она говорила со смертью так, будто бы этот разговор происходил в ее жизни каждый день. И стал настолько ей скучен, что можно было только обрадоваться его окончанию. Да, поистине, это была очень сильная женщина, чьим характером можно только восхищаться. И Володя им восхищался.