Текст книги "Почти идеален. Страшные истории"

Несколько раз дорогу Диме пересекали кабаньи тропы. Следов было много, по пути попадались подточенные стволы деревьев и разрыхленная земля, свидетельствовавшие о местах отдыха и кормежки зверя. Дима все еще периодически выкрикивал: «Э-ге-гей!» Уже больше не для того, чтобы погнать животное, а для того, чтобы спугнуть его. Ведь от неожиданности кабан может и броситься на незваного гостя, а гость безоружен и немного растерян. Это было бы крайне нежелательно. Дикий кабан представляет вполне реальную угрозу не только для здоровья, но и для жизни человека.

В голову Диме стали закрадываться сомнения, но надежда продолжала настаивать, что все идет, как надо, вот-вот уже скоро из-за следующего дерева появится Рома и с улыбкой на лице помашет ему рукой или ружьем. Но деревья не заканчивались, а люди не появлялись. Дима продолжал идти вперед. Не с такой уверенностью, как вначале. Спина покрылась холодным потом.

«Сколько же нужно было идти?» – задавал он себе глупый, как показалось на первый взгляд, вопрос. Если бы сейчас можно было вернуться в прошлое, к началу, он бы обязательно спросил Михалыча. Тот бы посмеялся, но ответил.

«Не бойтесь показаться глупыми… задавайте вопросы…» – любила повторять Надежда Николаевна, его школьная учительница по математике. Только сейчас он сумел полностью осознать всю мудрость, скрываемую в этих словах. Только сейчас.

Еще полчаса прошли в нервном напряжении. Гуляние по лесу больше не приносило удовольствия. Вроде один и тот же процесс переставления ног, а психологически ощущается все совсем по-другому. Из простой прогулки день плавно перетекал в морально-волевое испытание. Стало ясно, что что-то пошло не так. Солнце продолжало пробиваться сквозь верхушки деревьев и било уже в правое ухо. Тишина вокруг стала раздражать.

Дима остановился, достал телефон и посмотрел на экран: сигнала не было. С момента старта прошло более часа.

Вновь прислушался: даже птицы пели как-то тише, их голоса доносились издалека. Нужно было все спокойно обдумать и решить, что делать дальше. Спокойно размышлять в такой ситуации довольно тяжело. Сердце учащенно бьется, а разум не хочет верить происходящему. Все кажется простой игрой.

Но до момента серьезной паники было еще далеко.

«Либо я взял сильно вправо и прошел мимо точки, либо слишком быстро прошел точку, пока там еще никого не было. В любом случае, учитывая среднюю скорость, я углубился не более, чем на четыре-пять километров в лес. Это совсем ничего. Так же по следам вернусь, разожгу костер и подожду, пока меня не начнут искать, – размышлял он. – Или все-таки я еще не дошел? Блин, и как я мог не спросить, сколько идти, первый раз же…»

Мысль о том, что он не дошел до конца, казалась ему самой противной. И самой глупой. Вызывающей впоследствии смех у всех участников и постоянные напоминания об этом при каждой последующей охоте.

– Шел, шел и не дошел… – бубнил он тихо себе под нос, оглядываясь на эти уже порядком надоевшие стволы деревьев.

Проклятая мужская самоуверенность заставила его идти вперед еще полчаса. Туда, где красивый и ровный лес сменяла более жуткая и труднопроходимая, даже в зимний период времени, болотистая местность. Деревьев становилось меньше. Дима остановился и закрыл на мгновение глаза, заставив все мешающие ему внутренние чувства успокоиться.

В голове мелькнула логическая и полностью осознанная мысль: «Да, я заблудился». Он это осознал, и сразу же стало немного легче. В один миг, как по щелчку пальцев. Пропала некая неопределенность, сеявшая в его душе зерно сомнения.

«Теперь все ясно и нужно просто вспомнить из всех услышанных жизненных рассказов, телепередач про выживание да и, в конце концов, из школьных уроков по ОБЖ, которые наверняка частично отложились в голове, что нужно делать в таких не самых приятных, но и совершенно не критических ситуациях», – размышлял он вполне спокойно. – «Пока еще не критических…»

Раньше Дима никогда не терялся в лесу. Сколько раз он в детстве ходил за грибами, за ягодами. Один или с родителями. Он всегда знал, в какой стороне дом, но сейчас произошла какая-то дезориентация. Первыми хлебными крошками, бросившимися ему в глаза и способными вывести его обратно, оставались следы на снегу. Все было прямо перед глазами. И это успокаивало. Небо было ясное, снегопад не намечается, можно спокойно выйти обратно.

Но сначала он все же решил попытаться позвонить. Свое беззаботное детство, как и все дети, Дима благополучно пролазил по гаражам, поэтому довольно ловко и легко умудрился взобраться на стоящую рядом большую сосну. Прижавшись к стволу и перебирая ногами и руками, он залез чуть выше середины дерева, там уже ветки стали тоньше, а их количество увеличивалось, что создавало для человека в объемной зимней куртке дополнительные трудности при перемещении. Стоя на одной из таких веток и придерживаясь рукой за ствол дерева, он достал телефон и начал ждать. Сеть не появлялась. Лезть еще выше Дима не решался: не хватало еще сорваться с обледеневших веток и упасть вниз. Со сломанной ногой или еще хуже спиной, в лесу его шансы выжить резко сокращались.

Дима спрятал телефон обратно в карман и все же попытался протиснуться немного наверх. Плотные и колючие иголки этому всячески препятствовали. Вцепившись рукой за более толстую ветку и немного отдышавшись, он вновь достал мобильник и поводил им вокруг себя. Пустая шкала делений связи исчезла, и появилась самая маленькая палочка оповещения о наличии связи с названием оператора сети.

– Та-а-ак, одно деление, – радостно произнес он вслух.

Но не успел он найти в телефонной книжке нужный номер, как раздался звонок. От неожиданности Дима чуть не выронил телефон вниз. Звонил Рома. Он быстро поднял трубку, в надежде услышать голос друга:

– Алле… де …ты …дишь… – слова пропадали, но их смысл был понятен.

– Не знаю, я на дереве, тебя еле слышно, – прокричал в трубку Дима.

Он орал со всех сил, как будто от этого зависело качество сигнала оператора сети.

– Все… же… час… азад… пришли.

– Я возле какого-то болота.

– Убери теле… от уха… я выстрелю вверх… жешь… шал или… нет.

– Хорошо. – Дима понял, что нужно сделать, и убрал голову чуть в сторону от телефона, боясь им шевелить, вдруг связь исчезнет. Несколько секунд он так беззвучно провисел на дереве. Тишина не изменилась, и грохот выстрела ее не нарушил. Это пугАло. Он вновь прильнул ухом к трубке. – Ничего не было.

– А…

– Выстрела, говорю, не было слышно.

– …лохо, значит… далеко… – пытался выговорить телефон соображения Ромы, – …ди обратно… своим следам… тебя там… стречу… онял…

– Да, иду обратно, по своим следам, ты меня там встретишь.

– Да, – отчетливо прозвучала последняя фраза, прежде чем Дима отключил связь.

– И как я только так далеко зашел, что даже выстрела не было слышно? – слезая с дерева, бубнил себе под нос Дима. – Нужно было все же брать рацию, производитель обещал, что в лесу на 10 километров связь ловит, вот и проверили бы.

Он спокойно, не торопясь, спустился на снег, хотя руки уже «забились», огляделся, вновь посмотрел на часы и направился по своим следам обратно. Темп выбрал чуть быстрее среднего, чтобы сильно не устать, но дойти поскорее. Лес начинал жутко надоедать. Каждое встречное дерево казалось ему знакомым, это не могло не радовать. И только спустя какое-то время, когда по его расчетам он уже должен был приближаться к спасительному месту, где его ожидали остальные охотники, чтобы всем дружно посмеяться и продолжить охоту, он заметил, что следы его сапог, оставленные ранее на снегу, оказались не его.

«Когда теряешься в лесу, каждый след животного кажется тебе своим собственным, пока не приглядишься, а каждое дерево и каждый поворот – знакомым», – вспомнил он чьи-то слова. Скорее всего, Александра Михайловича, когда он травил у костра очередную охотничью байку.

– Это не мои… – Дима с ужасом остановился и уставился на следы копыт на снегу, по которым он шел. Вот теперь ему стало страшно. Он слишком поторопился и на очередном пересечении с кабаньей тропой не заметил и пошел по следам зверя. – Как же их можно было спутать?

Но когда это случилось, определить было уже очень трудно. Вокруг было очень много следов. И ни одни из них не принадлежали человеку.

4

Очнулся Дима, лежа на холодной земле. Голова раскалывалась. Упершись руками, он немного приподнялся. Резкая боль пронзила правую ногу чуть ниже колена. Скрипя зубами, он все же сумел перевернуться и перенести тело в сидячее положение, облокотившись спиной на достаточно ровную вертикальную поверхность. Затем, немного наклонившись вперед, Дима стал осторожно ощупывать ноги. По нарастающей боли можно было предположить, что правая нога сломана. Перелом был закрытым, хотя кость под коленом немного выпирала вперед. Дальнейший осмотр был прерван новым приступом боли. Мозг предупреждал, что лучше ничего не трогать, – станет больнее. Дима ощущал, как там под штанами в районе колена все пульсировало и опухало.

Он вновь откинулся назад, зажмурил глаза и провел не самыми чистыми руками по лицу. Оно было все в грязи и небольших царапинах, а над правым глазом образовалась приличного размера шишка.

– Неплохо приложился об землю… – прошептал он себе под нос. – Холодно, как в вытрезвителе. – Уставший голос звучал откуда-то издалека, глухо повторяясь тихим эхом в ушибленной голове. Такой голос появляется у людей в глубокой старости, а не сейчас. Сейчас еще рано.

Это было плохим сигналом, свидетельствующим о возможном сотрясении. Хотя его вроде бы и не тошнило. Так сразу определить все недуги, когда у тебя ноет от боли все тело, довольно тяжело.

Дима открыл глаза и попытался сфокусироваться на окружающем мире. Сплошная темнота. Только над головою сияло светлое пространство. Лучи света проникали сверху, из дыры, в которую он умудрился провалиться. Лететь пришлось больше двух метров, а с учетом эффекта неожиданности и сопутствующего ему страха, казалось, что это расстояние было больше в несколько раз.

Мысли понемногу начали проясняться:

«Шел по снегу в сторону… В какую-то сторону… Дальше земля под ногами исчезла, провалилась вниз».

С хрустом ломающихся веток он полетел в неизвестность. Руки пытались ухватиться за что-нибудь, хоть за воздух, но проскользнули по краю ямы, зачерпнув под ногти снега и промерзшей земли. И темнота…

«Сколько я здесь пролежал? Свет, проникающий сверху, уже становится синеватым, значит, дело идет к закату».

Глаза постепенно привыкали к полумраку, а голова – к обычной манере размышления. Анализ складывающейся обстановки говорил, что она ухудшалась в геометрической прогрессии. Теперь уже речи об удачном завершении охоты не было, теперь стоял вопрос о выживании. И шансы без постороннего вмешательства были неутешительные. Дима это ясно осознавал.

Он вновь внимательно осмотрелся. Слабый свет попадал только на прилегающую к спине стену из земли и торчащих корней деревьев, а дальше его поглощала темнота, которая главенствовала здесь многие годы, не давая определить габариты окружавшего пространства. Снега внутри не было, кроме того, что Дима «привел» с собой. Это была даже не яма, а какая-то пещера. Стена за его спиной казалась слишком ровной для естественного природного образования, хотя, бесспорно, природа умеет мастерски удивлять.

«Только бы… – мелькнула в голове тревожная мысль. – Только бы не берлога…»

И без того неспокойное сердце забилось учащенно, а во рту мгновенно пересохло. Дима полез правой рукой в карман куртки за ножом, будто от медведя он мог ему чем-то помочь. Разве что воткнуть себе в горло, одним коротким ударом облегчив свою участь. Сломанная нога и остальные сопутствующие этому проблемы сразу же отошли на второй план. Да вообще все его жизненные проблемы, с которыми он сталкивался ранее, сразу потеряли свою значимость. Кроме одной… Смотрящего на него из темноты голодного зверя. Несколько минут он ожидал, вжимаясь в стену, что огромный косолапый медведь маленькими аккуратными шагами выйдет из темноты прямо на него. Пар будет прерывистыми рывками выходить из его зубастого рта, наполненного слюной, а глаза сверкать от неожиданной радости в виде доставки ужина прямо домой. Он напряженно всматривался в темноту, а воображение вырисовывало из нее черты страшного голодного животного. Как скульптор вырезает фигуры из камня или дерева, его фантазия воспроизводила из почти объемной тьмы большое и лохматое существо.

Сколько минут он пролежал в ожидании, сказать трудно. В таких условиях время течет совершенно иначе, по другому руслу. Но в конце концов Диме частично удалось совладать со своим страхом, насколько в такой ситуации это было возможно. Сердце успокоилось, его удары перестали отдаваться в голове. Мозг скомандовал побелевшим пальцам ослабить хватку рукоятки ножа.

«Какая же это берлога, эта просто глубокая яма, медведи в таких не обитают», – не очень уверенно успокаивал он себя.

Только сейчас Дима заметил лежащий рядом с собой мобильный телефон. В момент, когда земля ушла из-под ног, он держал его в руке. Кривясь от боли, Дима дотянулся до него свободной рукой и осмотрел. По экрану расползлась паутина трещин. Пережить это эпичное падение телефону, к сожалению, не удалось. Его смерть наступила быстро и неожиданно. Для Димы же судьба уготовила более тернистый и мучительный путь, вероятнее всего, с аналогичным финалом.

«От него и наверху немного оказалось пользы, а сейчас и подавно… – с этими мыслями он убрал сломанный телефон в карман куртки. – Может, еще пригодится, не выбрасывать же».

Тем временем тьма подбиралась все ближе и ближе, сжимая более плотное кольцо вокруг ослабленного человека. Время неумолимо приближалось к ночи. Температура опускалась все ниже и ниже.

Вскоре Диме удалось окончательно успокоить свои мысли тем же способом: он закрыл глаза и начал все обдумывать, хотя боль в ноге не отступала.

Он вновь попытался осмотреться, пока еще было достаточно светло. Нужно было готовиться к ночлежке. В кармане были спички, вот только с хворостом здесь на дне могли возникнуть проблемы.

«Надеюсь, меня отыщут до прихода ночи», – продолжал мыслить позитивно Дима, понимая, что шансы такого исхода крайне малы.

И только сейчас, когда глаза уже действительно привыкли к полутьме, он стал почти уверенным, что стены его нового холодного пристанища были выкопаны человеком. Аккуратно и ровно. Может быть, это старая охотничья яма? Но тогда она должна быть действительно старой… Старой в том смысле, что не с прошлой недели и даже не с прошлой осени, и, скорее всего, даже не с прошлого десятилетия. Снизу было видно, что крыша ямы была заложена бревнами, поверх которых засыпана земля. Это было сделано так давно, что через щели бревен вниз спускались тонкие корни деревьев, похожие на щупальцы умерших от засухи осьминогов. Они всячески переплетались между собой, связывая воедино все, к чему прикасались, и выполняли роль природного крепежа. Вот только бревна со временем изрядно подгнили и уже не могли выдерживать большие нагрузки. Как, например, вес живого человека. Вес Димы.

«Да, это действительно замаскированная лесная ловушка. Странно… На дне таких ям обычно устанавливают заостренные колья, – думал он, испытывая сомнительную радость от своих выводов, изучая яму изнутри. – Здесь же дно полностью ровное. Хотя, возможно, охотникам просто нужна была живая добыча».

Дима провел пальцами по земляной стене, ставшей теперь и для него смертельно опасной, и наткнулся на небольшое углубление. Сначала он не придал этому большого значения, но похожее углубление оказалось от него с обеих сторон. Какая-то канавка глубиной чуть больше ногтя указательного пальца, но явно нанесенная кем-то с определенной целью. Затем он немного отодвинулся от стены и попытался развернуться. Ногу трогать не хотелось, но без сопутствующей боли, к его большому сожалению, не обошлось. Сев вполоборота к стене, он начал внимательно ее рассматривать.

Большая часть была не видна из-за темноты и пробивающихся из земли корневищ, но и по увиденному можно было понять, что на стене имелся какой-то рисунок. Большой круг с непонятными надписями – что-то наподобие пентаграммы. Диме стало еще больше не по себе.

Он аккуратно водил по рисунку пальцами, пока не услышал за спиной отчетливый треск. Посторонние сомнительные звуки никогда не доставляют особого удовольствия – ни в двигателе автомобиля, ни в пустой квартире, ни тем более в темной яме. Он мгновенно развернулся, забыв о сломанной ноге, и вдавился спиной в уже ставшую привычной и родной стену.

«Показалось», – это была первая мысль, больше похожая на надежду.

В ответ на нее где-то спереди раздался тихий шорох. Он разносился по стенам, стелился по полу, кружился, окутывая раненого человека со всех сторон. Но он, безусловно, был. Диме очень не хотелось доверять своему слуху. Именно сейчас, в тот момент, когда доносящиеся из глубин темной ямы звуки стали напоминать человеческую речь. Шепот. Тихий. Жуткий. Но вполне различимый.

Дима просто продолжал надеяться, что это всего-навсего травма головы, полученная им при падении.

Но нет…

Из самой густой и черной тьмы старой охотничьей ловушки с ним кто-то старательно пытался заговорить.

Сердце было готово выпрыгнуть наружу. Мысль о берлоге и просыпающемся в ней медведе в этот момент не представлялась ему такой страшной.

Он ощущал на себе пристальный взгляд, его изучали, рассматривали. Этот взгляд давил на него. В этот раз Дима даже не вспомнил о ноже, хотя его актуальность не возросла, а скорее наоборот, полностью исчезла. Тело окаменело и перестало подчиняться, руки налились свинцом, даже если бы он попытался пошевелиться, ничего бы не получилось. Мысли сбились в кучу под тяжестью накатившего страха. Никогда еще в жизни он не помнил себя таким беспомощным. Он был практически на грани потери сознания. Проваливался в небытие, но всеми внутренними силами пытался удержать себя на плаву. В сознании.

Шепот тем временем плавно перерастал в странные хрипы.

– Ххххрррр… ктоооо тыыыы? – прозвучали первые полноценные слова. И голос произносившего их существа трудно было назвать человеческим.

«Так не бывает. Это невозможно. Всему есть логическое объяснение. Просто кто-то точно так же упал сюда прямо передо мной, незадолго до меня, это человек, просто человек. Мало ли охотников бродит по лесу», – пытался успокоить он себя.

Но этот необычный голос. Такой холодный. И такой… мертвый. Не давал этой теории ни единого шанса на существование.

В темноте раздался глубокий и протяжный вдох.

– Он боится, бои-и-итссся-я-я-я… – слова звучали тоньше и быстро сменились на резкий и отвратительный смех, эхом отражавшийся от стен. – Аха-ха-ха…

Похоже, что что-то, спавшее здесь многие года, что-то, что спрятали и заперли подальше от людей, что-то, что не должно было выбраться из этой ловушки никогда, радостно просыпалось. Он чувствовал пробуждающееся зло. Древнее, неукротимое и могучее.

Взгляд Димы вгрызался в темноту, но она оставалась непроглядной, обретая плотность и густоту. Казалось, что на него смотрят не глазами, а вся тьма этой пещеры наблюдает за ним. Тьма – это и есть глаза, это и есть рот, это и есть все. Она витает повсюду. В каждом уголке. И только полоса тускнеющего света, проникающего сверху из последних сил, стоит между ним и бездной, жаждущей поглотить его живьем, жаждущей полакомиться внезапной добычей, только маленький луч света, предательски быстро уменьшающийся, разделял его ботинки и пробудившееся существо, тянувшееся к нему. Между Димой и жуткой неизвестностью оставался всего один шаг.

Любое зло боится света, хоть порожденное человеком, хоть созданное самим дьяволом. Только вот его оставалось крайне недостаточно в этом проклятом и забытом месте.

«Человек, это просто человек, пожалуйста, пусть это будет человек, просто сумасшедший человек», – продолжали кружиться мысли в голове, хотя мозг и понимал, что это не так. Но сейчас он готов был ухватиться за любую мысль.

Свет перестал попадать на его левую ногу. Ботинок медленно погружался в темноту. Он попытался подтянуть ее к себе, но это не удалось. Либо страх парализовал все тело, либо кто-то удерживал ее там.

Он собрался всеми оставшимися силами, сконцентрировался на ноге и дернул ее на себя, в последний момент заметив, как на границе света мелькнули державшие ее длинные и черные пальцы, очень похожие на свисающие корни, только более ровные. Такие же черные, как и все вокруг. Ногтей он не заметил, возможно, что их там никогда и не было. Адреналин наполнял его кровь, как никогда в жизни, сломанная нога давно перестала напоминать о себе. Ее как будто и не было.

– Он теплый, теплый… – вновь раздался голос темноты, но уже более жесткий, с каждым разом он немного менялся. Как у только пробудившегося от сна, неразборчивая хриплая речь сменялась на более грубую, пока в конце концов не преобразуется в обычный. В истинный голос. – И живой…

От нахлынувшего страха тело испытывало настоящие перегрузки и мозг принял единственное правильное на данный момент решение – отключиться.

«Ну почему это не медведь», – промелькнула последняя мысль у Димы в голове, перед тем как сознание покинуло его. Темнота поглотила не только его тело, но и разум.

5

В Калужскую область Владимир Александрович Песков приехал пять лет назад, когда дети окончили среднюю школу. Родителям пришла пора определять их дальнейшую судьбу, и после длительного раздумья было решено переехать в деревню в средней полосе России, где проживала уже пожилая теща – Любовь Яковлевна. К тому же жена настаивала:

– Мать все время болеет, нужно за ней следить, помогать по хозяйству. Здоровье уже не то, что раньше. Да и детям там проще будет выбрать, куда пойти учиться и кем стать. Дом там большой, а погода теплее.

И сколько бы Владимир ей ни возражал, в итоге все же согласился. Он делал так всегда. Сначала шел в отказ, а потом не спеша обдумывал, взвешивал все за и против, спрашивал у всех советы и мнения. Так решение становилось более обдуманным и убедительным. И супруга оставалась довольной.

Действительно, плюсов было много. Да и возраст тещи уже приближался к восьмому десятку, что в современном мире само по себе уже является приличным достижением. Что касаемо самой тещи, то помирать она собиралась уже не первый год. И после переезда почти каждое утро из ее комнаты можно было услышать:

– Опять проснулась… Нужно было больше пить и курить в молодости, тогда бы я здесь столько не проторчала. С дедом бы уже была. Он там совсем, поди, заждался, старый.

Такие разговоры казались странными только первое время, позже Песковы довольно быстро к ним привыкли.

– И вам доброе утро, Любовь Яковлевна, – отвечал, зевая, зять.

Володе покидать навсегда родную Якутию по большей степени не хотелось, но нужны были деньги, и почти все имущество, накопленное годами, пришлось продавать. А для охотника-промысловика, которым долгое время он являлся, это составляло все непосильным трудом нажитое количество пушнины, двухэтажный дом, несколько машин, включая любимую «буханку», и целую коллекцию оружия. В республике жить было проще и привычнее, но вот с будущим детей возникали сложности, профессию там не выбирали, а получали в наследство. А у охотника и домохозяйки дети могут стать только охотниками и домохозяйками. Родителям же для детей всегда хочется чего-то большего, чем смогли достичь они сами. Что-то, что осталось у них в мечтах. Вот так Володя со всей семьей и оказался пять лет назад в не менее захолустной деревне, только в центральной полосе России.

Дети окончили школу и отправились учиться в Москву. Сын поступил в военное училище, чем непомерно заставил возгордиться своего отца, а дочка захотела учиться на юриста в престижном университете, к сожалению, на платной основе, но женщины в этой семье всегда получали то, что хотели. Благо финансовое положение родителей после продажи всего имущества это позволяло. А Владимир с женой, тещей и лайкой Мухой наслаждались деревенской жизнью.

За время, прожитое в Якутии, Володя сменил много собак, как правило, они не задерживались. Кто-то умирал от старости (с его образом жизни таких было меньше всего), кто-то без вести пропадал (одну даже украли заезжие цыгане), а двух вообще на охоте задрал медведь. Муха оказался из них самым осторожным. Он всегда принимал участие в охоте, но на рожон старался не лезть. Володя заметил это еще с самого его детства и сразу оценил сообразительность пса. Светлой раскраски кобель, очень умный и любвеобильный. С полуслова понимал команды хозяина – не то, что теща. И хотя изначально дети назвали собаку Мухтаром, по одноименному советскому фильму, эта кличка оказалась слишком длинной и не смогла прижиться в семье.

Так что довольно быстро Мухтар превратился в Муху. Собака этому совершенно не возражала, лишь бы кормили вовремя да за ушком чесали.

Работал Володя третий год в местном оружейном магазине и, благодаря огромному опыту и якутской внешности, в охотничьих кругах оказался очень популярен. Даже бывалые охотники и мастера оружейного дела приходили к нему за советом и общением.

За пять лет, прожитых здесь, тоска по родным краям так никуда и не делась. Когда-нибудь он мечтал вернуться в родную республику, хотя бы на пару дней, пройтись по знакомым местам, пообщаться с близкими и уже ставшими родными друзьями. Посмотреть, что там изменилось за это время. Послушать новые охотничьи байки. Но больше всего он скучал по родной тайге, в которой провел львиную долю своей жизни, по этому суровому и холодному, но в тоже время и по-своему прекрасному лесу.

В этой полосе России охота была не так интересна. Может, начинал сказываться возраст. Пропал юношеский азарт. И у него, и, кажется, у собаки.

Привычка осталась, и Володя с Мухой все же выходили в лес каждую неделю. На плечо он вешал свою старенькую «вертикалку» (к слову, это единственное официально оформленное оружие, которое у него осталось). Надежное ружье прослужило верой и правдой уже порядка десяти лет. В тайге нужно доверять своему оружию, быть в нем уверенным, иначе в самый ответственный момент оно подведет, а это может стоить жизни. Помимо всех прочих качеств, особенно Володя выделял в нем одно самое, на его взгляд, интересное – это развитие способности прицеливания. Патронов заряжено всего два, поэтому стрелять нужно точно и наверняка, а не палить во все стороны, как из пулемета.

Но даже в этих лесах, где и опасного зверя не водилось уже много лет, Володя всегда по привычке заряжал в нижний ствол пулю. На всякий случай верхний оставался для дроби.

Мухе на шею вешался ошейник с GPS-датчиком, и они отправлялись в путь. Бывало, уходили на несколько часов, а бывало, прогулка затягивалась и на весь день. Живности в этом районе было намного меньше, и по размерам она значительно уступала таежной. Это была скорее не охота, а прогулка. Своеобразный ритуал, жить без которого бывалому охотнику уже было невозможно.

Муха носился по лесу, распугивая притаившуюся в снегу дичь. Мог убежать достаточно далеко, но терялся крайне редко. На громкий и протяжный свист Володи всегда несся обратно сломя голову и вывалив язык набок. Владимир шел спокойно, рассматривая окружающий мир, такой похожий на его родные леса, но совсем другой. И каждый раз он видел в этих тихих пейзажах для себя что-то новое. Бывало, выскочит перед ним лисица, он вскинет ружье и прицелится. Посмотрят друг на друга изучающе пару секунд. Она своими маленькими темными глазками, он – через мушку, повидавшую много ее сородичей – и крупнее, и пушистее, и хитрее. Он тихо проводит ее, наблюдая в прицел и держа палец на курке. Произнесет тихо себе под нос: «Бах» и опустит ружье. Подбежит радостно Муха, учуяв запах дикого хищника, и тоже немного пробежится за ускорившейся лисицей. Как бы обозначая, что и он еще все помнит, все может, все контролирует и еще он здесь главный.

Вот и в этот раз забрались они в какую-то глушь. Для такого опытного охотника, как Володя, выбраться из леса никогда не составляло особого труда. Поэтому он всегда ходил без видимых ориентиров, а так, куда душе было угодно. Муха шел впереди, опустив нос к снежному покрову, постоянно меняя траекторию движения. Володя шел позади, обдумывая обратный маршрут. Возвращаться по своим следам считалось плохой приметой, нужно было немного сместиться к западу и пройти вдоль речки. Снег приятно хрустел под ногами.

Вдруг Муха остановился и устремил свой взгляд вперед. Его хвост перестал расслабленно болтаться по сторонам. Володя заметил это сразу и немного напрягся, за эти годы между ним и собакой установилась вполне реальная невидимая связь. Они понимали и чувствовали друг друга на расстоянии. Без слов и команд. Вот и сейчас собачья настороженность сразу передалась хозяину. Такое случалось только, когда в лесу встречался хищник. Крупный и опасный. Но сейчас Муха выглядел не просто настороженным, было что-то еще в его поведении. Что-то непривычное. Он сделал несколько шагов назад, обернулся, взглянул на хозяина и жалобно заскулил. Пес испугался. Собака, не раз встречавшаяся в лесу лицом к лицу с разъярённым медведем, вступавшая в схватку с волками и выслеживавшая крупную рысь, чего-то испугалась. В этих лесах не водятся хищники, способные на такое, Владимир прекрасно это понимал.

Он стоял поодаль, ружье уже привычно лежало в руке, снятое с предохранителя. За годы все эти движения были доведены до автоматизма.

Володя сделал несколько шагов и присмотрелся. Тишина нарушалась только слабым ветром да поскуливанием собаки, которая всячески давала понять своему хозяину, что идти дальше было опасно. Перед ними простилалась полоса, пересекать которую Муха так и не решился. Охотник опустил взгляд, и сразу несколько четких следов бросились ему в глаза, отчетливые, свежие, человеческие… Кто-то недавно прошелся здесь. И он был босиком.

6

– Вероника, все люди обладают такими способностями, просто не умеют ими пользоваться. Их родители просто не научили. И родители родителей тоже не научили, а со временем все стерлось окончательно. Забылось. Как держать ложку в руках и как завязывать шнурки научили, а этому нет. Потому что сами не знали уже, как это делать. У нас в семье не так. У нас это на первом месте. Этому учат с детства. Моя бабушка научила меня, я учу тебя, а когда-то ты начнешь учить своих детей и внуков. Но будь осторожна: людей, попавшихся на таких умениях, всегда преследовали. Сами не знают и не умеют, вот и боятся. Многих ни в чем не виновных так и сожгли. От страха. Хотя всегда были те, кто этого заслуживал. Все определяется гораздо проще. Тьма есть тьма, она всегда притягивала своей простотой и легкостью. Ее легко получить, ей легко пользоваться, с ней у тебя всегда все получается сразу. Но она и взымает плату. Непомерно большую для обычного человека. У нас есть выбор. Всегда. Хоть мы с твоей матерью и не сошлись в едином мнении. Но выбор был сделан. И мной, и ей. Придет время и тебе делать его, уверена, ты сделаешь его правильно. С таким красивым курносым носиком ты просто не можешь ошибиться. Быть добрым к людям всегда тяжелее. Но кто бы как ни считал и что бы не говорил, добро, оно сильнее. Тяжелее, но сильнее.