Текст книги "«Уходцы» в документах, воспоминаниях и рассуждениях. Досадная страничка из истории Уральского казачьего войска и государства Российского"

Чтобы новая легенда сработала, нужны были грамотно составленные причины. Так появился рапорт Н. А. Крыжановского от 30 октября 1874 года за № 4508, описанный в «Столетии Военного министерства», в котором он «ходатайствовал об удалении из Уральской области наиболее упорных казаков, пользующихся особенным влиянием. Но в виду упрямой привязанности их к «расколу», фанатической стойкости убеждений и дерзкой смелости пропаганды генерал-адьютант Крыжановский выразил опасение, что высылка их во внутренние губернии может вредно отразиться и на населении тех местностей, куда они будут высланы. На этом основании он полагал, что наиболее удобным местом для поселения виновных может быть киргизская степь. При религиозном индифферентизме и исторически сложившемся недоверии киргизов к казакам нельзя бы было опасаться вредного влияния последних; напротив, водворение казачьих поселений в среде ордынцев было бы для них полезным, давая возможность ближе ознакомиться с условиями и выгодами осёдлого хозяйства» (см. приложение к главе «И все-таки, почему Туркестан?»).

С начала октября 1874 года меняются словесные формулировки в документации о казаках. Упоминания конкретных «преступлений» сменяются обтекаемыми обвинениями в «неподчинении» и «фанатизме». Первоначальные попытки наказного атамана УКВ Н. А. Верёвкина и гурьевского атамана полковника В. Р. Серова подойти к обвиняемым индивидуально, рассмотреть вину каждого в отдельности (см. приложение к главе «Про несомненную роль бумаг и подписей») сменяются обвинениями, написанными по шаблону. Может быть, профессиональная добросовестность разбилась при столкновении с реальностью: слишком много арестованных и недостаток времени, чтобы вглядываться в конкретные дела? Или уральские администраторы получили указания свыше, как рассматривать дела «непокорных»?

Среди казаков, проявляющих «глупое упорство» (по определению Крыжановского), был и мой прапрапрадед Яков Максимович Гузиков, «никудышник», старовер часовенного толка, надо полагать, личность колоритная и нестандартная, потому что и «Уральские войсковые ведомости», и Витевский, и «Столетие Военного министерства» посвящают ему особое внимание. Или ему просто не повезло и его по прихоти судьбы избрали козлом отпущения, как пример «пагубности раскола», за недостатком других примеров? Яков Максимович был из числа тех, кого Крыжановский в письме от 4 апреля 1875 года назвал «раскольничьими попами и начётчиками, которые имеют наибольшее и пагубное влияние на умы казаков». Где и как Крыжановский и Верёвкин нашли «виновников бунта», таких, как мой предок? А далеко ходить не нужно было. Я подозреваю, что большая часть первых «виновников» была известна местному начальству ещё задолго до описываемых событий. Многие из арестантов 1874–1875 годов были хорошо известные войску старики, «засветившиеся» в предыдущие годы. Мой предок Гузиков был «прописан» в «Уральских войсковых ведомостях» ещё в № 19 за 1873 год. Ему в вину ставили и то, что он на внешней службе не служил, и был неграмотный, и был выбран бударинскими никудышниками в «старики», и за то, что у него были большие доходы во время холеры, оттого что много людей умирало. Это довольно большая и анонимная статья, явно недоброжелательная (чтобы не сказать клеветническая) по отношению к беспоповцам. Я привожу более компактные выдержки из Витевского, основанные, без сомнения, на той обширной статье из «Уральских войсковых ведомостей», и выдержку из военно-судного дела (см. приложение к главе «Откуда берутся враги Отечества»). Тот факт, что про Якова Максимовича писали, указывает, что начальству он был знаком и, может быть, что у начальства на него был зуб… А тот факт, что его избрали в «дедушки» – это знак того, что он был уважаем и популярен в своём форпосте (и за его пределами, если верить «УВВ» и рапортам администрации). В знакомого «нарушителя» и «конкурента за власть» пальцем ткнуть было легче всего. Попутно замечу, что знаменитый пример «пагубности раскола», когда в результате влияния форпостного начётчика Гузикова казак Истомин захотел отказаться от НВП, – это единственный пример, который приводился когда-либо в литературе, и по совместительству единственный пример, который встретился мне в архивных материалах, из чего я прихожу к выводу, что других примеров «пагубности раскола» просто не было. Есть многочисленные примеры разногласий в среде казаков и ожесточённых споров на эту тему в общинах и в семьях, но не зарегистрировано других примеров, когда под воздействием проповеди кто-то изменил своё отношение к НВП. На основании этого единственного примера «пагубности раскола» и «изуверства раскольников», как это неоднократно называет Н. А. Крыжановский в своих рапортах вышестоящему начальству (см. приложения к главам «Предыстория бунта» и «Сборы 1875 года»), было осуждено 40 «начётчиков» в 1874 году, и под видом того же призыва к «искоренению раскола» арестовывались и ссылались все остальные казаки, общим числом, возможно, до 10 тысяч человек.

Некоторые из «начётчиков» были в комиссиях по браконьерству и по лесничеству, свидетельствовали против вороватых начальников, занимающихся самовольным ловом и рубкой леса сверх нормы. Среди сосланных «начётчиков» были Спиридон Каймашников и Тимофей Тимофеевич Толстов (брат моего прапрапрадеда) из Гурьевского отдела, выборные депутаты в комиссию гурьевских рыболовов, смотрители войсковых морских вод, засвидетельствовавшие серьёзные нарушения правил рыбной ловли и торговли в 1873 году («УВВ», 1873, № 19, стр. 2). Оба так хорошо работали в комиссии, что не раз отмечались обществом и были вознаграждены по рекомендации одностаничников за «особенно усердную службу и деятельность их к прекращению потаённого рыболовства в устьях реки Урала и прибрежью моря» («УВВ», 1873, № 8, стр. 2). Оба были осуждены в 1875 году. Андрей Иванович Сидоровнин и Венедикт Фёдорович Ильичёв были выборными Трекинской станицы и разбирали дела о незаконной рубке леса. Сидоровнин был осужден в 1875 году, а 63-летний Ильичёв – в 1874-м и сослан был в Оренбург в числе первых. То, что большинство начётчиков было хорошо известно администрации ещё до событий 1874 года, подтверждает и замечание, сделанное Н. А. Верёвкиным в его рапорте Н. А. Крыжановскому от 23 сентября 1874 года, что казаки, фигурирующие в рапорте, были «замечаемы в таком вредном их направлении и в прежнее время» (ГАОО, д. 3931, л. 6). Доказательств того, что деятельность этих людей на выборных должностях имела какое-то отношение к их аресту в 1874–1875 годах, у меня нет… Но и откинуть мысль о том, что это очень соблазнительно – ткнуть пальцем в назойливого рыбинспектора, уже не раз насолившего начальству, и таким образом избавиться от проблем или от чересчур популярного в станице старика, несогласного с начальством, – нет, положа руку на сердце, не могу я сделать вид, что это было невозможно или что такая возможность была маленькой. Размеры взяточничества и непорядочного поведения местного начальства по отношению к рядовым казакам давно уже были предметом всеобщего недовольства. Непорядочность высшего командного состава немного задокументирована, тогда как станичные нарушения большей частью нам неизвестны. Однако зная правило, что рыба гниёт с головы, нетрудно предположить, что если верхушка администрации была нечиста на руку, то и низы администрации, скорее всего, были такими же.

Итак, конфликту было всего три месяца, а местная администрация уже знала, что единственный приемлемый для неё (для администрации!) способ решения конфликта – это обвинить во всём «раскольников» и выслать неугодных (неудобных) казаков в Туркестанский край. Им, наверное, хотелось надеяться, что получится как в поговорке: «С глаз долой, из сердца вон»!

Но получилось совсем не так.

Приложение к главе «Откуда берутся враги Отечества»

По своему религиозному настроению Урал глубоко консервативен. В одной статье местной газеты мне попалось перечисление толков, между которыми распределяется население большой казачьей станицы. Тут есть поморцы, или перекрещеные, признающие, что в господствующей церкви воцарился антихрист, и потому принимающие обращенных не иначе, как после второго крещения; федосеевцы, или чистенькие, отрицающие брак; дырники, молящиеся на восток и притом преимущественно под открытым небом; чтобы примирить это требование с условиями климата, они прорубают отверстие в восточной стене дома и молятся, глядя в него, на небо; есть признающие священство австрийцы, окружники, принявшие Белокриницкую иерархию, основанную греческим епископом Амвросием; беглопоповцы, сманивающие священников у господствующей церкви. Есть и единоверцы, но особенно много так называемых никудышников, не признающих никаких компромиссов и потому не входящих никуда, где молитвы совершают австрийские ли, единоверческие или беглые священники.

Несмотря, однако, на эти различия, вражду и споры, все эти толки объединены одной общей всем идеей. Все они признают существование некоторой формулы, состоящей из совокупности догматов и обрядов, в которой – и только в ней одной – спасение. Формула эта действует только до тех пор, пока в ней не изменена ни одна буква, ни одни нота или титло. Малейшее нарушение обращает ее, наоборот, в орудие гибели, независимо от внутреннего чувства, которое человек влагает в эти внешние символы».

Хохлов

* * *

«(…) посылается приказ «тех воров переимать и пристанища их разорить и непослушников соборной и апостольской церкви и… царскому величеству казнить смертию». Отряд воинов в 1000 человек окружает захваченные раскольниками крепости; начинается битва, кончающаяся тем, что 500 раскольников не сдались тысяче казаков; это ободрило ревнителей старины, но надолго ли? Правительство (…) шлет новое предписание донскому атаману – с приказанием (…) «однолично тех воров переимать», если уже нельзя взять их всех вместе, а до этаго благоприятнаго исхода дела – окружить пристанища раскольников караулом и «стеречь накрепко, чтоб к тем ворам ни с которыя стороны хлебных и иных харчевых никаких запасов не пропустить», т. е. попросту: морили раскольников голодом. Разумеется, в конце концов, власть торжествовала, а раскольникам переловленным чинили казнь и наказание, если они не изъявляли желания быть «послушниками соборной и апостольской церкви и… царскому величеству.

Нильский, стр. 37

* * *

И горе тем, которые станут мешать искренней вере высказываться свободно и запретят человеку служение правде по его пониманию. Горе тому, кто для убеждения другого употребит не то единое орудие, которое дано для убеждения, – орудие человеческого слова, а употребит ничего не доказывающее, но всеоскорбляющее орудие власти и насилия. Искренность веры, совесть человека – неприкосновенная святыня; грубая рука, ее насилующая – преступна.

Огарёв, «Письмо к верующим …»

* * *

По каким-то причинам, ревнители старины и поборники древнего благочестия, покидавшие Русь, находили себе надёжное убежище в верхних городках по Хопру, Медведице, на Бузулуке и Донце. Когда вышел царский указ, чтоб казакам «чинить над ними промысел», раскольники оттуда бежали как в одиночку, так и целыми ватагами. Главный заводчик смуты, Некрасов, один вывел 600 семей и поселил их на Таманском полуострове, в 30 верстах от моря, где они уже нашли своих единоверцев, бежавших сюда раньше. (…) Если попадал в их руки гулебщик с Дона, они без жалости его убивали или топили. При защите Азова некрасовцы служили туркам вместо лазутчиков. Проберутся, бывало, в русский лагерь и высмотрят глубину окопов, расположение царских войск, или подслушают секретное распоряжение. По сдаче крепости, между ними нашлись такие, которые совсем потуречились – «охреянами» назывались у казаков: их казнили в Черкасском городке принародно. Ещё пуще озлобились некрасовцы и стали проводниками закубанских татар. Они водили неверных на русские украйны, на казачьи городки; жгли, грабили, хватали в полон, и казаки, занятые службой в дальних концах русского царства, долго не могли справиться с этим ожесточённым врагом своей веры.

Абаза, стр. 49–50

* * *

Поскоблите самого Разина, и в нём откроется какая нибудь черта монархиста: заполонив Астрахань, перерезав бояр и дьяков, он всё-таки велел народу целовать крест государю и он же, погромив на Волге стрелецкого голову Лопатина, внушительно говорил стрельцам: «Я сражаюсь за великого государя». В одиночестве своём, вне государства, казаки называли себя сиротами, а царя – надеждой и батюшкой, то есть надеждой и отцом народа, отцом, котораго своекорыстные и спесивые бояре заслоняли будто бы от его детей, которому связывали они свободу взыскать народ своими отеческими милостями.

Верность этих мыслей можно подтвердить ещё одним обстоятельством – частым появлением среди казаков, особенно во время крупных мятежей, самозванцев. Это явление едва ли случайность и должно быть объяснено стремлением казаков оправдать свои мятежные действия непререкаемым в их глазах авторитетом – царскою властью. Иное дело бояре и чиновники: их казаки всегда считали себе врагами и виновниками всех зол.

Взгляд этот удержался до самаго последнего времени.

«Столетие…», стр. 11

* * *

А если придется прогуляться через Гурьев и Уральск, по злачным и серебряным берегам благочестивого Урала, тогда что? Аппетит в торбу, а зубы на полку. Или, во избежание голодной смерти, прикинуться ворожейкой, а лучше всего мучеником за веру, расстригою-попом: тогда, как по щучью веленью, все явится перед тобой, начиная с каймака и джурмицы и оканчивая свальным грехом. Мать единственную дочь свою предложит святому мученику за веру для ночной забавы. Отвратительно! Хуже всяких язычников.

Шевченко Т. Г.

* * *

Постановления о расколе в царствование Александра II

1.

Министерство финансов, департамент разных податей и сборов.

Отделение 1-е, стол первый 23 октября 1857

№ 30.

По высочайшему повелению о порядке записывания раскольников

в 10-ю народную перепись (секретно).

ЦИРКУЛЯРНО КАЗЕННЫМ ПАЛАТАМ.

По случаю производства десятой народной переписи, возникли со стороны некоторых ведомств, следующие вопросы:

Во-первых, следует сохранить установленный в 1850 г., порядок внесения в ревизию семейств раскольников поповщинской секты?

Во-вторых, как записывать женщин, сожительствующих с раскольниками беспоповщинской секты? При мужчинах ли с которыми они живут, как то производилось до девятой ревизии, или при семействах, к которым они принадлежат по рождению?

В-третьих, следует ли детей беспоповщинских раскольников показывать в сказках незаконнорожденными, или записывать их на общем основании?

И в-четвертых, как записывать раскольников, объявивших свои капиталы со взнесением гильдейских по оным пошлин, купцами или мещанами?

Господин министр внутренних дел уведомил меня, что в разрешение таковых вопросов государь император в 13 день минувшего сентября, высочайше повелел соизволить: а) по первому, второму и третьему вопросах, придерживаться того порядка записывания, который существовал начиная с третьей по восьмую ревизию включительно, и б) по четвертому вопросу: раскольников объявивших свои капиталы, со внесением гильдейских пошлин, записывать без различия сект, по ниже следующей форме: …купцу (такой-то) гильдии торгующему на временном праве…

О таковом высочайшем повелении, даю знать казенным палатам – для руководства.

Подписали: министр финансов, П. Брок.

Директор, Переврезев.

2.

ЕДИНОВЕРЧЕСКИХ ЦЕРКВЕЙ БЛАГОЧИННОМУ ТРОИЦКОМУ, ИЕРЕЮ ИОАННУ БЕРЕЗИНУ (секретно)

В следствие донесения об открывшемся в часовне Рогожского богадельного дома, богослужения раскольников поповщинского толка, совершаемом простолюдинами, государь император удостоил своего высочайшего рассмотрения.

Мнение:

«Запечатать алтари, как вовсе излишние без священников и недоступные для мирян; а дозволить раскольникам Рогожским приходить в означенные часовни только молиться про себя, без чтения и пения, как это и продолжалось с ноября 1854 года до 21 января 1856 года».

О сем мнении в 12 число июня сего 1856 года, последовала собственноручная резолюция.

«Исполнить, тем более, что так как на Рогожском кладбище священников нет, и не должны быть допущаемы если не присоединятся к православию или единоверию, что и алтари для службы не нужны».

С благодарением к Богу и благочестивейшему государю императору, приемля правосудно оказанное его императорским величеством покровительство православию и единоверию, предписываем учинить следующее:

1) Вышеписанное прочитать священнику единоверческой церкви, что в Рогожском богадельном доме и церковному старосте; а также и священнику единоверческой церкви, что в Преображенском богадельном доме и тамошнему церковному старосте.

2) Чрез священника Симона Морозова, по возможности не гласно, наблюсти и дознать, когда и каким образом исполнено будет вышеозначенное повеление и мне донести.

Филарет Митроп. Московский.

№ 51. 27 июня 1856 года.

(…) В июне месяце призвал к себе всех благочинных и передав им словесно распоряжение Синода для большего сохранения секрета, приказал им самим объехать священников своего благочиния и передать им, что если кто будет просить их отслужить панихиду о новопреставленных Петре, Иоанне и Феодоре (Франце), то они не смели бы служить и поминать, а о лицах давали бы знать благочинному – имя, фамилию и местожительство. Если даже одно из этих имен священников встретит в поминании новопреставленным, то пропускал бы и читал только тогда, когда ему известен новопреставленный.

Мы считаем долгом сказать кто такие Петр, Иоанн и Феодор. Это два русских офицера: Арнгольдт и Сливицкий, и солдат Ростовской. Их по военному суду, или по приказанию генерала Лидерса, расстреляли, и вот за что: они говорили солдатам, что по народу стрелять грех, и говорили это не только по поводу преследования поляков в Варшаве, но по поводу преследования и расстреливания крестьян в России. Раз, в присутствии Сливицкаго, двое рядовых говорили о расстрелянном в Казанской губернии в селе Бездне крестьянине Антоне Петрове, и говорили так: «Неужто солдаты по мужикам стреляли? Чай из наших (т. е. из русских войск, стоящих в Польше) никто бы на это не решился». Сливицкий братски поблагодарил солдат за такую честную речь. Вот за такие поступки и за то, что Петр, Иоанн и Феодор рассуждали с солдатами о том, что делать русскому народу чтобы выйти на волю с землею, за все за это генерал Лидерс и велел их расстрелять. Благословенны служащие о них панихиду!

Одна из пометок Н. Огарёва:

Почему все эти циркуляры печатаются секретно? Если бы люди разных согласий знали их, по крайней мере не давали бы себя грабить. Но в том то и дело, что петербургское правительство не может существовать без казенных чиновников, а казенные чиновники существовать не грабя народа. Стало петербургское правительство секретничает именно для того, чтобы давать чиновникам случай грабить, а вследствие такого высокого и высочайшего покровительства, чиновники остаются людьми преданными петербургскому правительству и готовыми всегда преследовать свободу совести, свободу мысли, свободу слова честного и истинного.

«Общее вече», 1862, № 4

* * *

Из «Собрания постановлений по части раскола»

1. С 1811 г. запрещалось освящать церкви в старообрядческих монастырях (стр. 28), с 1837 г. со старообрядческих церквей стали снимать кресты (стр. 163)

2. С 1811 г. старообрядцы потеряли право выбирать себе священнослужителей (стр. 28–29)

3. С 1812 г. запрещалось иметь часовни при кладбищах (стр. 29–30)

4. С 1812 г. губернаторскому начальству предписано негласно собирать сведения о числе раскольников и вообще вести за ними наблюдение (стр. 30, 171, 181)

5. С 1814 г. запрещалось выбирать молокан на общественные должности (стр. 31), с 1819 года то же самое стало относиться к духоборцам (стр. 42)

6. С 1814 г. запрещён въезд в Россию скопцов (по крайней мере оскоплённых) (стр. 31–32); обнаруженных в пределах России с 1825 г. стали ссылать в Сибирь (стр. 64)

7. С 1820 г. полиция вела наблюдение за федосеевцами (стр. 44), с 1835 г. – за старообрядческими священниками (стр. 123), с 1837 г. – за всеми старообрядцами (стр. 171)

8. С 1820 г. на общественные должности в купеческих и мещанских собраниях можно было выбирать только православных, и лишь за неимением таковых – староверов-поповцев (стр. 46, 208), а потом вышло дополнительное правило вообще никуда не выбирать беспоповцев (стр. 47). С 1831 г. запрещено было назначать старообрядцев приказчиками и управляющими на горных заводах, в помещичьих усадьбах и т. д. (стр. 87, 106, 108, 117, 122, 128, 160, 169, 171, 186, 251–252), а также выбирать в почётные граждане (стр. 127, 169, 181)

9. В 1822 г. из войска Донского высланы все обнаруженные духоборцы (стр. 53), в 1825 г. обнаружили ещё: их сослали на Кавказскую линию (стр. 62), потом на Кавказ ссылали всех старообрядцев без разбору (стр. 93); с 1834 г. старообрядцев, годных к военной службе, ссылали в армию (стр. 113)

10. В 1824 г. было позволено не ссылать тех старообрядцев, которые при угрозе ссылки согласятся перейти в православие (стр. 57), с 1839 г. им даются льготы в виде 3-летнего освобождения от налогов (стр. 237)

11. В 1825 г. вступил в силу закон «О мерах по пресечению распространения сект субботников и иудействующих», которых предписывалось ссылать в армию немедленно по обнаружении, ссылать в отдалённые места, не выдавать паспортов, выставлять «на посмеяние» (стр. 60), а в 1826 г. было распоряжение ссылать женщин-субботниц на казённые фабрики в Иркутске, а 12-летних детей, замеченных в этой секте, отдать в военную школу с последующей высылкой в армию (стр. 70), потом подобные распоряжения в отношении детей любых возрастов повторялись неоднократно (стр. 92–93, 111, 207)

12. В 1825 г. учреждён Секретный комитет по делам раскольников (стр. 62)

13. С 1825 г. рекрутам из «раскольников» не давали отпуска (стр. 64)

14. С 1827 г. в действие вступил запрет на ремонт молельных домов (стр. 74)

15. С 1827 г. постановили старообрядческие браки не признавать и судить виновных за прелюбодеяние (стр. 74, 79, 152)

16. В 1830 г. раскольники названы «преступниками» и «вредными ересями» (стр. 83, 85)

17. В 1830 г. запрещён въезд в Россию старообрядцев из-за границы (стр. 84, 112, 175), с 1833 г. их запрещено даже выпускать за пределы губернии (стр. 101) и даже уезда (стр. 117), выдавать им паспорта (стр. 134)

18. С 1833 г. нельзя было оставлять наследство в пользу старообрядческих общин и заведений (стр. 100, 140, 163, 168)

19. С 1834 г. субботники были обложены двойным налогом (стр. 117), и ещё много других, не менее интересных, постановлений о старообрядцах…

«Собрание постановлений по части раскола»

* * *

1738 Июля 3

О наказании смертию Флота Капитана-Порутчика Возницына за отвержение Христианскаго закона, а Жида Бороха за превращение онаго Возницына в Жидовство

Свод Российских узаконений, стр. 484

* * *

Известно, что раскольники не составляют ни особого народа, находящегося в подданстве русской державы, ни особого племени русского народа, какое бы с начала своего происхождения, имело верование, несогласное с господствующей в российском государстве верою, или совершенно ей противное; но они суть также чада (…) Церкви Православной, (…) суть возмутители церковные.

Донос

* * *

Выписка из Правил о метрической записи браков и детей раскольников

3 Браки записываются на основании письменного или словесного заявления в полиц. или волост. управлении с указанием имени, прозвания и состояния.

4 Полиц. или волост. управление делают объявление об этом и выставляют его на 7 дней на дверях правления.

5 Все, кто имеют что-то сказать против этого брака, могут (и должны) прийти в правление.

6 Через 7 дней делается запись о браке.

7 Чтобы сделать запись, молодые должны явиться лично со свидетельством о сделанном уведомлении, каждый – с двумя поручителями для удостоверения личности и того, что этот брак не противен закону. Данное свидетельство письменное – написанное лично или по поручению (неграмотного поручителя).

8 Молодые должны получить разрешение на брак (на основании ст. 6 и 9).

9 Предварительно оба супруга дают подписку о том, что они состоят в расколе от рождения и не состоят в православном браке (или браке, совершённом по обрядам какой-нибудь другой веры). Полицейские и другие чины не обязаны присутствовать при свадебном обряде.

11 Брак считается законным со дня записи в метрич. книгу.

14 За несоблюдение (если не сделают записи в метр. книги) – наказывать.

15 Рождение детей записывать в метр. книгу, только если брак их родителей был записан. Дети, рождённые до издания сего закона, могут быть записаны в метр. книгу, даже если брак родителей не записан.

16 Записанные в метр. книгу дети считаются законными.

19 По прошествии одного года детей в метр. книгу уже не записывают. Через год записывают по суду.

21 Метр. книги ведутся в полиции.

23 Каждая запись подписывается чинами полиции.

Выборка и вольный пересказ правил сделаны автором – Т. Е.

Источник: ЦГА РК, ф. 264, о. 1, д. 4

* * *

(…) азиатцы, сосланные в крепостную работу навсегда, по принятии св. крещения, переводились в военно-срочные на пять лет; сосланных же на срок и без назначения времени: сколько они должны пробыть на крепостной работе – повелевалось оставлять, со времени принятия ими христианской веры, ещё на один год, а когда и те и другие, в течении назначеннаго им срока, исповедовали христианскую веру искренно и не лицемерно, и вели себя отлично, – их назначали, по закону, на службу в военно-рабочие роты, а при неспособности к мастерствам – в войска (…)

Никитин, стр. 14

* * *

Раскольники (…), платившие двойные подати, носившие особое платье, откупавшие у правительства свою бороду, не имевшие права жить в городах, лишенные всех почти гражданских прав, усиливались более и более, и не находя в отечестве спокойствия, бегали толпами за границу, унося с собой большие капиталы. (…) Из Нижегородских келейных раскольников в 46 лет (1716–1762) бежало ⅞ населения.

«Извлечения …», стр. 76

* * *

(…) Практически первый осуществил идею единоверия архиепископ Никифор Феотокий, крайне внимательно отнесшийся к просьбе старообрядческого населения Елисаветградского уезда, представивших владыке своё ходатайство, в котором признавалась святость великороссийской церкви и ставилась на вид вся желательность сохранения старых обрядов и книг «ради немощнейших и недостаточно разсудительных».

Для них то и построили церковь в селе Знаменке того же уезда, где богослужение совершалось по старым порядкам, но православным священником.

(…)

Крупные успехи сделало единоверие, в смысле увеличения своих членов, в богатое репрессиями время императора Николая Перваго. В 1851 г. насчитывалось уже 179 единоверческих церквей, поддался даже Иргиз. Но насколько искренно было такое массовое перехождение в единоверие – это вопрос другой. В Москве, например, одним из главных деятелей единоверия явился новый закон о торговле раскольников на временном праве. Раскольничий мир, по преимуществу принадлежавший к коммерции, не на шутку струсил такого мероприятия, и цифра прозелитов единоверия быстро поднялась, но с отменою затем этого неудобнаго для старообрядцев правила, можно заметить обратный отлив в раскол. (…) В Иргизе единоверие было насажено при непосредственном участии властей, высших и низших, полиции, благодаря тому, что иноки некоторых монастырей оказали сопротивление, которое и было окончательно сломлено лишь после категорического повеления Императора Николая.

(…)

Быстрые успехи единоверия в значительной степени объясняются тою ролью тихой пристани, спокойною от всех треволнений, которой так жаждали старообрядцы, порядком таки утомившиеся постоянною необходимостью быть на чеку. Единоверие не без основания сулило возможность легализоваться, и ценою некоторых уступок добиться безпрепятственного существования вне подполья, куда миллионы русских людей были загнаны в продолжение двух с половиной веков, благодаря узкой политике синодальной церкви.

Андерсон, стр. 222, 229–230

* * *

Московский купец Василий Исаев выстроил в селе Мурашкине, Нижегородской губернии, единоверческую церковь, употребив на это своего капитала до семидесяти тысяч рублей серебром. Впоследствии, с согласия Нижегородского Епископа Иеремии, выстроил при церкви каменный дом с принадлежностями на что употребил до пятнадцати тысяч рублей серебром. Этот дом был предназначен для помещения и пропитания беднейших и престарелых жителей села Мурашкина. Для содержания этого богаделенного дома постоянным доходом, Исаев купил на свое имя незаселенной пахатной земли 400 десятин, по соседству с селом Мурашкиным. Но чтобы упрочить непоколебимо благосостояние богадельного дома, в 1857 году Исаев составил прошение, при котором предложил свои условия, о пожертвовании им каменного дома и четырех сот десятин земли, доход с которой поступал бы в богадельню на содержание бедных и престарелых. Прошение и условие были поданы на имя Нижегородского Епископа Иеремии, который препроводил их в Синод.

В условиях, между прочим, сказано: «Дозволить принимать в богадельню на жительство (людей) православного ли они исповедания, или уклонившихся в раскол; под таковыми предоставить одному единоверческому священнику исправлять все христианские требы, так как оная богадельня есть собственность уже принадлежащая единоверческой покровской церкве. По таковым обстоятельствам и не допускать, ни под каким предлогом, вмешиваться православным приходским священникам». Этот пункт условия составлен с тою мыслью, что доступ православных священников был бы поводом их столкновений с единоверческими священниками и длинных бумажных переписок и тяжб о душах человеческих.

В другом пункте условия сказано: «в случае прибывших со стороны, т. е. не жителей села Мурашкина, и пожелали бы по своему расположению принять христианские требы от единоверческого священника, разрешить (…) оному священнику исполнять над таковыми духовные требы».

Оба пункта совершенно согласны с постановлениями устава Единоверческой церкви, одобренного митрополитом Платоном и собственноручно подписанного императором Павлом 27-го октября 1800 года. Устав этот с тех пор никогда не был ни отменен ни изменен, а напротив того неоднократно подтвержден последующими постановлениями. Стало Исаеву нечего было сомневаться в справедливости своих условий. Но Синод нашел оба пункта оскорбительными для церкви и православия и предписал нижегородскому епископу объявить Исаеву отказ от пожертвования дома и земли, если он двух помянутых оскорбительных пунктов условия не исключит. Это и было объявлено Исаеву в 1859 году чрез Нижегородскую духовную консисторию.