Текст книги "«Уходцы» в документах, воспоминаниях и рассуждениях. Досадная страничка из истории Уральского казачьего войска и государства Российского"

Приложение к главе «Сборы 1875 года»

Петербург

Военному Министру

Сохранение казачьяго звания переселяемым казакам по донесению Веревкина подкрепляет распространившийся между казаками слух будто бы переселяемые будут казаками, а подчинившихся обратят в крестьян. Необходимо лишить переселяемых казачьяго звания зачислением в сельских обывателей 3719, 26, 17, 21, 65, 35, 39, 13, 39, 61, 61, 26, 49, 36, 19, 24, 41, 46, 38, 42, 39, 66, 26, 66, 68, 2218, 13, 32, 65, 28, 37, 30, 65, 34, 35, 15, 53, 3235, 24, 26, 35, 41, 20, 35, 49, 35, 24, 49, 17, 1466, 27, 35, 27, 56, 30, 66, 20, 66, 57, 56, 35, 28, 26, 20, 37, 32, 37, Генерал Кауфман к лишению переселяемых казачьяго звания не встречает препятствия и согласен на высылку 145 вместо 100 в первой партии что будет исполнено. дубликат послать в Москву.

Дубликат в Москву Военному Министру

Петерб. № 526 плата 10 руб.

Москву № 527 – 10 руб.

Принята 16 Мая 1875 г. в 2 ч. 6 м.

ГАОО, ф. 6, о. 13, д. 3931, л. 293

* * *

ГАОО, ф. 6, о. 13, д. 4149, л. 360

* * *

Ваше Превосходительство

Николай Александрович.

Вследствие предписания Вашего Превосходительства от 3го Мая за № 4028, я, 8-го сего Мая, сделал распоряжение, относительно сбора казаков, не выслуживших 7ми лет в полевом разряде, предписав Станичным атаманам объявить это распоряжение во всех поселениях, вверенных мне станиц, лично, в избежание всяких недоразумений, недомолвок, вообще неточной передачи форпостными Атаманами и об исполнении донести.

Проехав на днях сам по верхним станицам Уральскаго отдела, я, из докладов станичных атаманов и из разговоров, по поводу предстоящих сборов, с некоторыми казаками, заслуживающими доверия, узнал, что распоряжение о сборах, вначале не вызывало никакого протеста, напротив, подлежащие призыву казаки, не исключая и детей, сосланных за неподчинение, готовились к сборам. Но в последнее время, по случаю приостановки высылкою не подчиняющихся, в Аму Дарьинский край, распространился нелепый слух отом, что в Оренбург приезжали два Великих Князя и, передав Генерал-Адьютанту Крыжановскому от царя бумагу, тотчас же уехали за высланными из войска, чтобы вернуть их; войсковое же начальство, в опасении ответственности за высылку неподчиняющихся, предписало Станичным Атаманам, доставить станичные приговоры, об обвешении местностей, отведенных под выгон скота, с тою целью, чтобы обратить эти приговоры в приговор самих станиц, о выгоне из войска казаков, не принимающих новаго положения, и что вообще, самое выселение не состоится.

Несмотря на очевидную нелепость слуха, он, при настоящем тревожном настроении умов или лучше сказать потере разсудка в массе войсковаго населения, нашел себе верующих и, вследствие того, в некоторых станицах, явились протестующие противу летних сборов: так в Рубеженском форпосте казак Хрулев, под влиянием казаков Семена Черакаева и Елисея Погодаева, позволил себе заявить Станичному Атаману, что на сборный пункт для учений выезжать не желает, все они арестованы и Хрулев уже предан военному суду; в Кирсановской станице: Акакий и Осип Чапурины, Андрей Донсков, Афонасий и Зиновий Малкины и Григорий Хохлов, также позволили себе прямо и дерзко заявить Станичному Атаману, что они, объявленного им распоряжения, не исполнят, к Атаману Диулинского поселка явились казаки Вшивскаго хутора Афонасий Свешников, Ерофей Божедомов и Петр Ярыгин (не подлежащие призыву), в качестве депутатов, с заявлением что так как они новаго положения не принимают, то и не желают, чтобы казаки 7-ми летняго срока выходили на ученье (я сделал распоряжение об аресте их), то же заявление и в Гниловском хуторе Уряднику Егоричеву. Здесь я лично объявил казакам, чтобы они выкинули из головы всякую мысль о том, что начальство не в силах детей и внуков их привлечь к строевым занятиям, указав на тот пример, что как не упирались они противу выбора депутатов, противу учебной сотни и вообще противу новаго положения, но цели своей – отмены положения – не достигли, не достигнут и в будущем, и что, продолжая упорствовать, они, кроме зла себе, детям и вообще войску, ничего не сделают. Никакого возражения с их стороны не было, они упорно молчали.

За этим исключением в остальных станицах ввереннаго мне отдела все пока спокойно и казаки готовятся к выезду на сборные пункты.

О настоящем положении дела, я считаю нужным довести досведения Вашего Превосходительства, испрашивая указания, как поступить с казаками Вшивскаго и Гниловскаго хуторов, подлежащих призыву, если бы они действительно не явились на сборный пункт?

С своей стороны я полагал бы, не предавая их военному суду, так как они действуют не самостоятельно, упорствуют под влиянием старших, от которых находятся в полной зависимости в имущественном отношении, и так как вообще предание их суду сопряжено было бы с отсылкою в арестантские роты значительнаго числа полеваго разряда казаков, чем ослабляется наличный комплект войска, то нарядить их на службу, не в очередь, тем более, что, согласно новаго положения, они как не бывшие ещё в строевых частях, обязательно должны пробыть на действительной службе известный срок; что же касается вообще упорства обывателей Дьяковского, Вшивскаго и Гниловскаго хуторов, то я решительно в затруднении, что предпринять для подавления их упорства, так как все испытанные до селе меры, высылка из войска значительнаго числа лиц и военный постой, не оказали заметнаго влияния на эти поселения, в которых остается и до селе весьма почтенная цыфра обывателей, решительно отказывающихся от исполнения распоряжений войсковаго начальства, даже и не касающихся новаго положения.

Подлинное подписал Атаман Уральскаго отдела, Полковник Темников.

23-го Мая 1875

№ 2433

Г. Уральск

ГАОО, ф. 6, о. 13, д. 3931, л. 316–319

* * *

Иллюстрация из книги Ф. И. Лобысевича

«Описание Хивинского похода 1873 года»

Ваше Высокопревосходительство

Милостивый Государь

Николай Андреевич

Ответив, как мог, на сегодняшнюю телеграмму Вашу, на счет сборов, я почитаю небезполезным для большей видимости препроводить при сем копию с письма ко мне по тому же предмету полковника Темникова, с прибавлением что я с своей стороны не разделяю мнения Темникова о том чтобы полезно бы было отказывающихся от сборов казаков – взамен суда и арестантских рот – назначать на службу без наемки. Теперь наряда на внешнюю службу непредвидится. А если сделать его нарочно с этой целью, то за невозможностью формировать строевые части из одних только непокорных, пришлось бы разбавлять их, покрайней мере на половину, покорными, и следовательно без вины наказывать этим последних. На службе внутри войска держать непокорных тоже нельзя – служить не станут, а при ограниченности в настоящее время средств на дисциплинарные вакансии, и принудить к службе нет возможности. А потому я полагал бы что лучше где либо (только не в войске, а если можно то и не в Оренбурге) сформировать из непокорных одну (или и более если нужно) штрафную, или арестантскую, или же рабочую роту. Я понимаю что всё это представляет значительные затруднения, но других средств изобрести не могу.

Полагаясь на телеграмму в которой положительно сказано, что Военный Министр не находит препятствий к выселению на Аму 245ти (а не 145) семейств, я уже сделал было предварительные распоряжения о выселении 100 семейств Гурьевских и Калмыковских. Теперь же, на основании вчерашней вашей телеграммы, придется все это отменить.

Не могу выразить Вашему Высокопревосходительству как все эти колебания и замедления по вопросу о переселении вредят здесь делу. Гурьевские наприм. не без иронии уже объявляют начальству: «что же их не выселяют, – мы проели уже все заготовленные сухари». Другие в том числе и содержащиеся здесь под арестом 100 человек, очевидно имели время надумать и условиться между собой, объявили что не хотят идти и решительно не пойдут; так что очень трудно будет выпроводить их без скандала. А есть и такие, которые уверяют что ждут Лабзенева и комп., которых в Оренбурге, на их месте, нет.

Долгом совести почитаю заявить Вашему Высокопревосходительству, что все это вместо успокоения края, может повести к большему ещё волнению, и необходимости значительно усилить (непонятное слово) регулярных войск, к объявлению же военнаго положения, к полевым судам и другим крутым мерам, которых вероятно возможно было бы избежать при других условиях деятельности верховных властей.

От Кауфмана едва ли можно ожидать удовлетворительных сведений. Сколько я знаю ни около форп-а Перовскаго, ни около Казалы нет земель, которые бы можно было отдать переселенцам без крайней обиды для тамошних киргиз. И кажется только в Семиречье должны быть свободные земли, так как туда направилось много колонистов из Воронежской губернии, из коих многие уже возвращаются назад и гостят (непонятное слово) здесь при обратном пути.

Ожидая указаний Вашего – что делать, покорнейше прошу принять уверения в моем глубочайшем почтении (и т. д. – Т. Е.). Николай Веревкин.

25 Мая 1875 г

Г. Уральск

ГАОО, ф. 6, о. 13, д. 3931, л. 313–315

* * *

В 1875 году я был административно сослан в Туркестанский край вместе с прочими уральскими казаками. Отец мой был отставной казак Илларион Тимофеевич Толстов, имел в то время от роду 57 лет, был женат на казачке, вероисповедания старообрядческаго, «часовенный», поступил на службу в 1837 году, будучи молодым казаком, ходил с графом Перовским под Хиву, был и в других внешних и внутренних командировках, за безпорочную службу имел нашивки, в обществе пользовался почетом и уважением. Нас в семье было пять братьев – старший Ипатий, прослуживший в действительной службе 16 лет, второй Андрей, прослуживший 13 лет, третий я, Ферапонт, прослуживший 11 лет, четвертый Павел, находившийся на службе 3–4 года, и пятый Аристарх был малолетний. В мае 1875 года начальству было угодно из нас пятерых призвать на лагерный сбор одного Павла, которого потребовали в станицу, а оттуда его препроводили в г. Уральск, вслед за ним поехал туда же и наш отец, из города вернулись оба скоро. Отец был озабочен сборкою и снаряжением Павла, купил ему форменную одежду, исправил амуничныя вещи и дал строевую лошадь. У меня, Ферапонта, строевая лошадь, обмундирование и все амуничныя вещи были раньше приготовлены, потому что я имел желание поступить в ставку кадровой сотни, которая учреждалась по новому положению о воинской повинности, Высочайше утвержденному 9 марта 1874 года, о чем мною было заявлено начальнику Сахарной станицы войсковому старшине Г. Ф. Хорошкину, но его высокоблагородие, по неизвестным причинам, на просьбу мою ответа не дал. В первых числах июля я отправился на полевыя работы – степное сенокошение, а по возвращении оттуда около 12 июля я отца не застал дома, он был отправлен в ссылку. Об этом событии мать моя, утопающая в слезах, разсказала следующее: «на – днях через наш форпост проезжал атаман отдела полковник А. И. Акутин, он через вестового казака позвал к себе твоего отца и приказал ему в принятии нового положения дать подписку, в которой, говорил отец, от чего-то велели отрекаться и чему-то подчиняться, а затем Акутин приказал отцу быть депутатом. От подписки, вопреки совести, отец отказался, а относительно поступления в депутаты без выбора общества ответить не успел, как Акутин затопал ногами и приказал его арестовать и за караулом отправить в Уральск». Выслушав разсказ матери, я стал собирать сведения о печальной участи моего отца, но мать моя, убитая горем, начала меня уговаривать, чтобы я, по возможности, избегал встречи с начальством, говоря, что власти стали придирчивы и нечеловеколюбивы и всякие вопросы, обращенные к ним, признают бунтом и ослушанием царской власти; власти не разбирают возраста, ссылают старых, дряхлых и больных, из одного нашего форпоста, кроме служащих и льготных казаков, сослано 40 отставных казаков, в числе их урод Зосим Михайлович Пекшев и хромой Евтихий Карпович Егоров. С такими материнскими доводами я согласился, моя осторожность продолжалась не долго. 20 июля 1875 года меня позвали к поселковому атаману уряднику Чапаеву, который обратился ко мне с такими словами: «Толстов! Отец твой не подписался к новому положению, и ты, думаю, не подпишешь». Я от подписи отказался и тут же был арестован и отправлен в арестный дом, а 1 августа с прочими односельчанами за караулом был отправлен в Сахарную станицу. При отправке из форпоста я испытывал страшные мучения при виде, как матери с растрепанными волосами падали на землю в обморочном состоянии, жены с раздирающими душу криками рыдали и дети с воплем бросались в объятия кормильцев-отцов, и какое каменное сердце, смотря на такие ужасы, не содрогнется, эта разлука была гробовая, этот день до гроба останется памятен мне.

(…)

2 августа в Коленовском поселке подошел ко мне взволнованный и со влажными глазами урядник Чапаев (он сопровождал этап до станицы) и сказал мне: «Ферапонт Илларионович, быть может вижу тебя последний раз, я желаю с тобой вместе доехать до станицы, садись ко мне в тарантас». Это приглашение я принял, так как мне желательно было в духе кротости видеть начальника и узнать от него смысл требуемой подписи. В пути я обратился к Чапаеву с вопросом, чтобы он объяснил мне смысл подписи, тогда урядник прочел мне следующее: «я, нижеподписавшийся, член семейства… даю сию подписку начальнику Антоновского форпоста в том, что во тьме шатающийся к Высочайшему новому положению подчиняюсь, и что будет впредь готов исполнять». На это я заметил г. Чапаеву, что в 1874 было опубликовано в «Войсковых ведомостях» Высочайшее повеление о введении нового положения о воинской повинности в Уральском казачьем войске, а вы требуете подписку со словами «во тьме шатающийся, и что будет впредь готов исполнять»; мне тяжело расставаться с близкими сердцу родными, вы свидетель моему невыносимому положению, прошу вас, начальник, избавить меня и семейство мое от безвременной скорби, оставьте меня без подписки и заявите начальнику станицы, что я воинскую повинность принимаю и готов поступить в состав кадровой сотни, о чем вам не безызвестно. На это урядник Чапаев сказал: «жалко тебя, но от подписки избавить не могу». Тогда я просил его еще раз разъяснить и растолковать мне требуемую подписку, но Чапаев велел с подобной просьбой обратиться к начальнику станицы. В станице я обращался к его высокоблагородию господину начальнику станицы Хорошкину за истолкованием смысла и значения подписки и получил ответ, что «всю важность требуемой подписки объяснят в городе Уральске». По прибытии в последний город наш этап поместили в магазине, где раньше хранились запасы войскового хлеба, потому что все помещения в тюремном замке, при частях войск и при полиции были переполнены уральцами-казаками, именовавшимися бунтовщиками. Здесь я встретился со слепым стариком дедушкой Венидиктом Раневым, жителем Теплого Умета, который также нес томительное заключение за отказ от подписки.

В г. Уральске смысл подписи никто мне не толковал и о моем желании подчиниться новому положению никто не спрашивал.

Толстов, стр. 69–72

* * *

Въ 1875 году, 29-го мая, – читаемъ мы въ письмахъ уходцевъ, – 144 человека нашихъ стариковъ переправили на левый берегъ реки Урала, где начальникомъ эшелона было объявлено, что они должны следовать на переселение въ Аму-Дарьинский отделъ. Тогда старики обратились къ нему съ просьбою, чтобы онъ разъяснилъ имъ, за что именно ссылаютъ ихъ и лишаютъ всехъ заслуженныхъ правъ и привилегий. Заявление это начальникомъ эшелона было представлено на благоусмотрение наказного атамана генерала Веревкина, и по поводу этого отказа 145 человекъ испрашивалось разрешение пустить въ дело оружие (стрелять).

Наказной же атаманъ, – пишутъ далее уходцы, – по сему заявлению командировалъ къ нимъ (старикамъ) подполковника Темникова и войскового старшину Кириллова, которые, по прибытии къ старикам, вместо всякаго разъяснения, съ яростнымь подвигомъ, кинулись ихъ бить, и войскамъ приказали то же творить; такимъ образомъ, изувеченныхъ, въ безпамятстве, поклали ихъ на изготовленные тутъ же подводы и отправили по назначению. А потомъ того же года въ июне месяце, въ г. Уральске (въ месте), что подъ Михайловской частью, надъ собранными въ то время молодыми казаками ужасное происходило наказанье: мяли лошадьми, били прикладами и нагайками; те же офицеры… обнажали шашки и полосами наносили удары. Подобно же сему и того же дня и месяца, подполковникъ Гуляевъ производилъ въ лагеряхъ наказание; вообще, съ природными казаками поступали съ такимъ озлоблением, какъ съ пленниками, или, сказать, предателями, безъ всякаго разсуждения и испытания… Съ грустью вспомнилъ я те прошедшия времена, когда избитаго, оборваннаго, съ запекшеюся кровью, казака Исаака Божедома привязывали на срамной позорный столбъ, и то печальное зрелище, въ которомъ воздухъ былъ смешанъ съ воплемъ рыдающихъ матерей, плачущих женъ и малолетнихъ нашихъ детей! Затемъ изъ насъ некоторыхъ стали ковать въ железо и выводить на эшафотъ. Въ г. Уральске были выведены три казака: Трифоновъ, Гузиковъ и Фроловъ, а въ г. Оренбурге 23 человека, и все они отосланы въ Сибирь. Въ то же время, по понесении наказания, некоторыхъ казаковъ отправляли въ военно-исправительныя роты, въ числе коихъ сосланы на исправление два семядесятилетнихъ старика (Канашкинъ и Потапичевъ), которыхъ на посмеянье на стулья посадили и в позоръ седые бороды их обрили. И многихъ казаковъ отягощали усиленными работами на железной дороге.

Сандръ

* * *

Секретно. № 13, 2 Июля 1875 г.

Милостивый Государь

Дмитрий Алексеевич

Наказной Атаман Уральского казачьего войска донёс мне 30 Июня 1875 г., что с месяц тому назад распространился слух между непокорными казаками о приезде из Оренбурга в Уральск полковника Свистунова, секретно командированного для дознания о положении дел в войске. Пребывание в войске этой личности подтвердилось произведённым дознанием по поводу совершенно неожиданного отказа Илецких казаков от явки для учений на сборный пункт. Свистунов, уезжая, сказал казакам, что едет в Оренбург с докладом о действительном притеснении Уральских казаков войсковым начальством и велел к обратному приезду его приготовить прошение об отмене нового положения.

В последнее время, как сообщает Ген. Лейт. Верёвкин получено неофициальное сведение, что называющийся полковником Свистуновым есть некто Пискунов, проживающий в Оренбурге на форштате, занимается адвокатством, сектант поморской секты. Неделю тому назад полковник Свистунов снова, просёлочными дорогами, приехал в Уральские пределы.

Сделав распоряжение о скорейшем разыскании и поимке упомянутого возмутителя, я имею честь донести о вышеупомянутом Вашему Высокопревосходительству.

С истинным почтением и совершенною преданностью имею честь быть В. Вва покорный слуга подп. Николай Крыжановский.

ГАОО, ф. 6, о. 13, д. 3931, л. 394

* * *

Оренбургский

Военный Округ

ШТАБ

Войск Уральской

ОБЛАСТИ

Отделение 1

4го Октября 1875 года

№ 88

Г.Уральск

Оренбургскому Генерал-Губернатору

Рапорт

На предписание от 27 Сентября № 27, имею честь донести, что при объезде моем войска от Уральска до Гурьева, я нашел вообще настроение казаков совершенно спокойным и полную готовность подчиняться требованиям начальства. Во многих местах, сверх того, я заметил как бы удовольствие и чувство какого-то облегчения, происходящие от того, что с высылкою неповинующихся масса освободилась от гнета и успокоилась от угроз, делавшихся непокорными. В Гурьевском отделе неподчиняющихся не осталось ни одного человека. В Калмыковском же их было до 170 человек, укрывавшихся в разных местах (по последним сведениям, это число значительно уменьшилось).

В Уральском же отделе таких неподчиняющихся и находящихся в безызвестных отлучках считается гораздо больше, а именно до 500 человек.

О разыскании их сделано распоряжение и принимаются к этому меры, но за всем тем надо думать, что до наступления зимних холодов большинство их едва ли будет переловлено.

Сколько именно из этих укрывающихся по поимке заявит себя упорными в неподчинении и будет подлежать ссылке, я в настоящее время утвердительно сказать не могу, но полагаю, что едва ли более половины всего числа.

Годовые выборы депутатов в Войсковое хозяйственное Правление как равно и выборы судей для станичных судов я предполагаю сделать одновременно, и именно по возвращении войска с плавенного рыболовства, т. е. во второй половине Ноября месяца.

Сведения, требуемые 4 пунктом предписания Вашего за № 27, будут представлены по получении от Атаманов отделов, о доставлении коих им предписано.

Наказной Атаман

Генерал-Лейтенант Веревкин

ГАОО, ф. 6, о. 13, д. 3931, л. 605–606

* * *

«УВВ», 1876, № 11, стр. 1

* * *

30 декабря, № 705

На основании Высочайших Государя Императора повелений, состоявшихся в 24 день мая и 3 июля 1875 года, казаки служащего полевого разряда Кругло-Озерной станицы и форпоста, Иван и Василий Мардовины и Евстифий Голунов, по обвинению их в отказе от явки на сборный пункт для строевых занятий и вообще в открытом неподчинении Высочайше утверждённому постановлению о воинской повинности и хозяйственном управлении в войске вообще, лишаются, в административном порядке, казачьего звания и сопряжённых с ним преимуществ, с исключением из наличного списочного состояния по войску.

Сделав вместе с сим распоряжение об отправлении Мардовиных и Голунова этапным порядком в Оренбург, для отсылки в Аму-Дарьинский край – Туркестанского военного округа, на предмет зачисления их там в сословие сельских обывателей по новому месту водворения и употребления в работы.

Объявляю об этом по войскам вверенной мне области к сведению и, кого касается, должному распоряжению, в отношении исключения сих казаков из наличного списочного состояния по войску, в подлежащем управлении отдела.

«УВВ», 1877, № 3, стр. 1