Текст книги "«Уходцы» в документах, воспоминаниях и рассуждениях. Досадная страничка из истории Уральского казачьего войска и государства Российского"

Приложение к главе «Про несомненную роль бумаг и подписей»

Собрав сведения об уральском старообрядческом войске, могущем присовокупиться к нашему обществу, и возвысить свой голос, начинаю с него, не упуская впрочем из виду и прочих доселе теснимых милостью синода.

Что это за люди населяющие весь хребет уральских гор, а в особенности южную часть кончающуюся у Каспийского моря? Что за люди, заселяющие всю окрестность у Азовского моря, возле городов Екатеринбурга и Ейска, до Кубани реки? Что за люди заселяющие широкое пространство России возле Черного моря до границ Турции и Австрии? (насильством правительства даже многие вытеснены из пределов русских в Австрию, Пруссию, и Турцию). Что за люди заселяющие окрестности Финляндии и Балтийского моря и возле Риги? Наконец что за люди, заселяющие Молдавию и Валахию, Литву и Польшу, и окрестности ее? Слава Богу, братия, наша сторона тоже не малозначущая, если все мы, соединяясь в одно общественное мнение, станем требовать свободы – сомневаться и унывать нечего.

Ибо люди заселяющие эти, здесь означенные пределы, по большей части, а можно даже сказать почти все чисто русскославянское племя, называемое старообрядцами, трудолюбиво упражняющееся в честном занятии земледелием и сверх того торговлею и ремеслом. Они составляют разом окружность России и ее основание. Они – поголовные и все налагаемые на них платежи, сколько бы их ни было требовано правительством, платят исправно, не прекословя ни мало и не испытывая «от чего так много». Все требования правительства исполняют с тщением. Если же возбуждена бывает царем когда война, то все, а в особенности казаки, первейшие защитники Отечества и царя. Как уже было и доказано на опыте в 1812 году, и в 1856 году, и пр. и пр. Если же где (как на примере в Польше) возмятутся за свободу, то они первые усмирители восставшего народа, что впрочем и вовсе не похвально и ставится в заслугу только по людскому неведению. Таким образом эти люди основание всей России, и виновники ее, до настоящего времени, стояния и распространения.

Огарёв Н. П., «От старообрядца старообрядцам»

* * *

Среди Яицких казаков раскол (…) является, по преимуществу, протестом против реформ гражданских, которые они всегда ставили в связь с реформами религиозно-церковными. Тенденции раскола, как секты народно-гражданской, вполне соответствовали умственному настроению Яицких казаков, почему они почти все сделались ревностными приверженцами раскола.

Отсюда вытекает и то устойчивое недоверие и противодействие, с каким казаки относились и относятся к каждому нововведению, ко всякой новой реформе. Неплюев, без сомнения, хорошо понимал общественный строй и дух Яицкого войска, и потому в своих реформах, направленных к преобразованию войска, боялся задевать религиозные его убеждения, а тем более насиловать их.

Витевский, стр. 43

* * *

Одним из основных моментов в идеологии старообрядцев является эсхатология – религиозные мифы о скором конце света. В старообрядчестве этот элемент вероучения получил своё развитие в конце XVII в. Готовясь к концу мира, одни умирали голодной смертью, другие сжигали себя, третьи строили гробы, чтобы лечь в них перед Вторым Пришествием, читали друг над другом молитвы, отпевали друг друга. Были ещё и омут, и топор, и нож.

Характерной чертой старообрядчества на протяжении многих лет было противопоставление «истинно верующих христиан» (т. е. старообрядцев) «миру», в котором якобы воцарился антихрист. Все «мирское» не принималось: браки, законы, служба в армии, паспорта, деньги, любая власть. Замкнутый образ жизни, ограниченный контакт с «миром», учение о воцарении антихриста с самого начала играли более значительную роль в беспоповских толках. Однако несмотря на то, что старообрядцы всячески старались придерживаться «старины» и как можно меньше общаться с «миром», их убеждения и действия не могли оставаться такими, какими они были ранее. Особенно это стало заметно в начале XX в. Старообрядцам всё чаще приходилось общаться с иноверцами, вступать с ними в экономические отношения.

В старообрядческих селениях люди жили замкнуто. В них редко звучала музыка, не было слышно весёлых песен. В семьях староверов бытовали очень строгие нравы.

Макарова Н.

* * *

И в своих обычаях казаки соблюдают святую старину. Старые казаки никогда у себя не божатся, говорят: «ей-ей», «ни-ни»; не скажут «спасибо», а «Спаси тя Христос». Входя в избу, останавливаются на пороге и говорят: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!», как это принято в монастырях или скитах. Затем ожидают ответного: «Аминь!» При встрече с незнакомым, спрашивают: «Чьи вы?» Наши имена редко встречаются на Урале: там дают имя того святого, которого празднуют за седьмицу до рождения. Этот обычай строго соблюдается.

Абаза, стр. 218 (плагиат из Даля)

* * *

Вся сущность петровских реформ заключалась в насильственном привитии народной жизни иноземных начал. Но известно, что раскол в области религии отстаивал не что иное, как именно сохранность своего, чисто русскаго, протестуя против иноземщины. Власть в глазах народа выставила себя антинациональной, лишившись какой бы то ни было популярности. Систему Петра консервативный народ, за исключением малой горсти, совершенно отрицал. Сила энергии, ума на стороне Петра, за ним обаяние мощи уха, у народа – одна религия, худая ли хорошая, всё равно, но в ней привык он черпать всегда и бодрость и смелость.

Андерсон, стр. 114–115

* * *

Благодетельные законы России ограждают нас от всяких преследований за мнение наше о вере. Не взирая на это, мы сверх всякого ожидания встретили горькое преследование (…).

«Ограбление церкви и людей»

* * *

Так как путешествовать мне предстояло, может быть, и теперь еще предстоит по серебряным берегам Урала, где благочестивые уральцы, а особенно уралки, нашему брату [не] раскольнику воды напиться не дадут, то я и заготовил для трудного пути сей необходимый копченый продукт. Не знаю, чем восхищается в уральцах этот статистико-юмористик и вдобавок враль Небольсин? Грязнее, грубее этих закоренелых раскольников я ничего не знаю. Соседи их, степные дикари киргизы, тысячу раз общежительнее этих прямых потомков Сеньки Разина. А помянутый враль в восторге от их общежития и мнимого гостеприимства. Верно, ему пьяному в грязном погребке диктовал какой-нибудь Железнов статейку под названием «Уральские казаки», а он под веселую руку записал да и посвятил еще В. И. Далю. Бессовестны, вредны и подлы, наконец, такие списатели.

Шевченко Т. Г.

* * *

(…) пока уральцы на службе, все принадлежат к Церкви; как только чиновник получает отставку, сейчас обращается в раскол, чтобы приобрести популярность, которая ему тогда нужнее, чем милость начальства – популярность и слава сектатора дают ему вес и влияние в рядах оппозиции, ревниво охраняющей казачьи права и вольности.

Витевский, стр. 5

* * *

Он отказался выпить с нами чаю, – скромно и не объясняя причины (на Урале многие не пьют чаю, считая это грехом), но охотно взял яблоко, которое, впрочем, так и держал все время в руке (дело было еще до яблочного Спаса).

Короленко, V

* * *

Проклятов, как человек бывалый и обтертый, хоть и не решился бы есть из одной посуды с киргизом или калмыком, «с собачьей верой», но нашего брата не совсем чуждался, а признавал человеком, таки разве мало чем хуже себя. Поэтому он готов был есть с нами из одной чашки, пить из одного ковша (…) но хозяйка его была на этот счет других мыслей и старинных правил: за хлеб-соль она ни с кого и ни за что не взяла бы платы, потому что это смертный грех; но посуды своей она «скобленому рылу» не подала бы также ни за что, а полагала, что собаку, собачьей веры татарина и нашего брата-бритоусца можно кормить из одной общей посуды. Старик в этом не смел больно с нею спорить, а то бы она ему самому, как поганому, поставила щец на особицу, в черепке, как делывала каждый раз, когда муж приходил из походу, покуда не принял еще от своих очистительную молитву.

Даль

* * *

(…) в поездках моих по войску, я не нашёл в уральцах той нетерпимости и религиозной ненависти, которая вообще характеризует наши расколы. Не многие, разве, из числа отживших свой век или терпевшие в старые годы преследования за свои религиозные убеждения, смотрят недоброжелательно на так называемых ими никонианцев, большинство же не обнаруживает в отношении их, ни словом ни делом, враждебных чувств и сходится с ними несравненно легче, чем где либо. Женщины, впрочем, составляют и здесь главную опору раскола: оне несравненно изувернее мужчин, больше держатся старых обрядов и, пользуясь влиянием в семействах, стараются всеми силами поддержать старую веру. Странствующие раскольничьи попы, старцы и старицы, иночествующие в скитах находят в них постоянное сочувствие и поддержку.

Рябинин, стр. 281

* * *

Старина всегда была дорога и привлекательна для Уральского войска, потому что представление о старине напоминало ему золотой век казачества, казачьи вольности, свободу и народоправство. Совершавшееся на глазах казаков постепенное ограничение их прав и привилегий, отнятие у них автономии, порождали и закаляли в уральских казаках нетерпимость ко всякого рода новшествам: каждую новую меру, каждое распоряжение духовной и военно-гражданской власти уральцы встречали с недоверием, и, при первой возможности, старались противодействовать им.

Витевский, стр. 51

* * *

Всё это были или суровые седовласые старики, или же средних лет мужчины, все с выстриженными маковками, подстриженные в кружало и одетые кто в халат, кто в кафтан со сборками. Некоторые привезли с собою мешечки с книгами; в кармане у каждого лежала лестовка (ременные чётки), маленькая икона и книжка с 12-ю избранными псалмами преп. Пахомия. Всё это было взято для молитвы в дороге и составляет неотменные атрибуты каждого путешествующего старообрядца безпоповской секты. На ряду с этими принадлежностями каждый член собора привез с собою особую чашку и ложку, так как из чужой посуды, как еретической, старообрядец боится заразиться антихристовой скверной.

(…)

В заключение собор выслушал заявления некоторых членов о том, что многие из их христиан ходят в трактиры и там пьют и едят из общей посуды с еретиками. «Большая слабость пошла между нашими старообрядцами, особенно между купцами», – подтверждали другие.

Собор постановил: предписать всем обществам, чтобы никто из старообрядцев в трактиры и гостиницы не ходил, совокупно с еретиками из одной посуды не ел, бесовскую мусикию (музыку) не слушал, пения любодеиц в капищах (театрах) отвращался; если же кто впадёт в сии грехи, то на первый раз да будет наказан 15-дневным постом при сухоядении и правиле 1000 поклонов, во второй раз – 6 недель.

Описание депутатов съезда и одного из решений съезда,

С. Л.

* * *

Население Уральского войска состоит из старообрядцев, подразделяющихся на разные толки и секты. А кому неизвестна глубокая привязанность старообрядцев к старине и устойчивое недоверие, с каким они встречают всякое нововведение. Школы, в глазах населения, были делом совершенно новым и, как нововедение, были встречены с боязнью и недоверием. Долго, да пожалуй и бесполезно было бы ждать, когда жители сами сознали бы потребность в образовании и, по этому, войсковое начальство приняло инициативу в этом деле на себя. Не мало потребовалось трудов и времени, чтобы завести первыя школы и приобрести для них достаточное число учащихся. Развитие школ возможно было тогда только, когда польза их сделается очевидною и оне приобретут к себе доверие народа. В этих видах с 1866 года всё внимание войсковаго начальства было устремлено на то, чтобы по возможности увеличить число школ, дать им правильное устройство, снабдить их всем необходимым; одним словом, привести их в такой вид, чтобы оне вполне соответствовали предположенной цели и оправдали возложенныя на них надежды.

(…)

Заручившись добровольным согласием хотя нескольких лиц из местных жителей, начальство открывало в форпосте школу и, само собою, все расходы по ея устройству принимало на свой счёт и ничего не могло требовать с жителей.

«Несколько слов о народном образовании»,

«УВВ», 1870, № 3, стр. 8

* * *

«УВВ», 1869, № 2, стр. 2

* * *

«УВВ», 1870, № 21, стр. 1

* * *

Но все эти прекрасные увлечения (по улучшению народного образования – Т. Е.), по видимому, имели очень незначительные результаты: установившийся веками способ распространения грамотности среди казачьего, старообрядческого по преимуществу, населения чрез посредство доморощенных мастеров и мастериц грамоты нелегко уступил новым приёмам. Вполне рациональное желание воспользоваться наличными учителями грамоты и помогать им всем, чем будет возможно, встретило сильное недоверие со стороны населения. Недоверие это усилилось ещё более, когда из желания достичь как можно скорее хороших результатов и не давать вновь открытым школам пустовать, применили к войсковому населению обязательное (для мальчиков) обучение грамоте. Самый состав учителей, набранных из грамотных казаков и урядников, таких, которым некуда было деваться, был далеко не так хорош, чтобы они могли конкурировать с мастерами и мастерицами, к которым население привыкло издавна. Таким образом в виду того, что почва для открытия такого большого числа школ не была расчищена, не было приготовлено более менее порядочных учителей, открытые школы не были обеспечены какими-либо постоянными средствами и наконец приняты были довольно крутые, насильственные меры к насаждению просвещения, – с 1861 года школы быстро стали приходить в упадок, закрываться одна за другой, так как в большинстве их не было ни учеников, ни учителей, а со снятием запрещения с мастеров и мастериц заниматься обучением церковной грамоты, дети почти повсеместно перешли к этим исконным распространителям местной грамотности.

(…) крупные ошибки во всей постановке школьного дела (…) принесли гораздо больший вред тем, что сильно восстановили население против «казённых» народных школ, самое имя которых сделалось для многих надолго ненавистным, и много надо было труда и времени, чтобы население привыкло к войсковой школе и стало пускать в неё своих детей.

Бородин, стр. 191–192

* * *

Когда ребёнок научился ходить и лепетать кое-какия слова, мать почла обязанностью научить его молиться Богу: каждый день, утром и вечером вводила его в «крестовую» (так называется домашняя молельня Уральской женщины), ставила перед иконами и слагала ему крест в двуперстное сложение. «Молись же батюшка! – говорила она. – Вот так: Господи! – на головушку, Исусе Христе – на брюшко, Сыне Божии – на плечико, помилуй нас – на друго». Затем внушались другие, обыденные молитвы: Достойно есть, Богородице, Дево радуйся! обрадованная Мария, О! о! и так далее.

Ребёнок перед образом представлял для матери умилительную картину. И я согласен, что она трогательна, но вместе с тем и комична, когда дитя лепетало, заученную от матери, молитву мытаря: «Боже милостивый! без числа согреших» и т. д. – как он мог ухитриться без числа-то согрешить?

(…)

Когда мальчику минуло 10½ лет отец его, человек хотя и малограмотный, но с претензиею на учёность, стал учить своё детище церковной грамоте: сначала учились аз, буки, веди; потом буквы складывались в слога: буки-аз – ба, веди-аз – ва, арцы – живете – ижи – ржи и т. д. Затем слагались целые слова: аз – ангел – ангельский, апостол – апостольский и проч. Наконец, проходили оксию и саварею, комору краткую и т. д. Все это отец моего приятеля считал ключем книжной мудрости и этим окончил домашнее воспитание своего питомца, знаниями котораго отец любил похвастаться перед гостями.

(…)

После домашнего обучения мой герой для дальнейшего образования был отведён к знакомой старой девке-мастерице. (…) Десятка два мальчиков и девочек читали все вместе и несколько нараспев: в одном углу твердили азбуку, в другом два мальчика гнусливыми голосами читали какой-то канун, из третьяго угла слышалось «Помилуй мя Боже, Царю Небесный», из четвертаго «Господи, да не яростию обличиши мя» и т. д. Шум и гвалт были поразительны.

(…)

Классы у мастериц начинаются с 7-ми часов до 12-ти, когда дети уходят обедать. В час они возвращаются, принося с собой полдник, большею частью состоящий из бутылки молока и куска коровайца (пирог с ягодами), и учатся до 4-х или до 5 часов вечера

Гребенский, стр. 3 и 4

* * *

Страницы учебника на русском языке, из наследия Ф. И. Петровской, проживавшей в п. Джусалы Кызыл-Ординской области

* * *

Страницы старообрядческого учебника на церковно-славянском языке, из наследия Ф. И. Петровской, проживавшей в п. Джусалы Кызыл-Ординской области

* * *

Кроме тесноты помещения войсковые школы имеют массу и других неудобств, зависящих от их неприспособленности специально под школы: здания холодны и сыры, нет двора, нет чулана для дров, нет форточек, плохи печи, нет комнаты для раздевания учеников и т. п. Очень многие учителя жалуются в отчётах на неисправность и скудность отопления школьных зданий.

(…)

Ввиду того, что особых станичных общественных капиталов в Уральском войске не имеется, а их заменяет частью нетчиковый, частию войсковой капитал, участие обществ в содержании школ очень незначительно, к тому же непрочно и изменчиво.

(…)

Если сравнить среднюю цифру расхода на войсковую школу с таковыми же в других местах, то мы должны будем сознаться, что нигде нет такой бедности школ, как у нас.

(…)

остальные же учителя получают содержание, совершенно не дающее возможности существовать более-менее по человечески, на эти места идёт, можно сказать, самый «горевой» народ, которому некуда больше податься.

Бородин, стр. 198–199, 208

* * *

Насколько было сильно влияние этого рода обучения до самого последнего времени, видно из того, что многие из лиц, получивших ныне университетское образование (детей по преимуществу офицеров), прошли эту суровую трудную школу. Сурова она потому, что как прежде, так и теперь, не обходится без должных внушений в науке через посредство хорошо известной всем мальчуганам и девочкам «двухвостки», что обучение здесь носит характер моления, и всякая резвость ребёнка строго преследуется. Трудна она по бессмысленному методу преподавания с зубрёжкой наизусть целых псалмов без всякого их понимания и т. д. Но как бы мизерно не было даваемое мастерами знание, они – плохо ли, хорошо ли несомненно удовлетворяют стремлению населения к грамотности, чего не могла и до сего времени не может выполнить (…) войсковая школа.

(…)

а если принять во внимание, что мастера и мастерицы учат не бесплатно, как в войсковых школах, а за известную плату, то несомненен будет тот вывод, что родители очевидно предпочитают мастеров и мастериц школе (я говорю о местностях, где имеются школы).

Бородин, стр. 219

* * *

Воспользовавшись отсутствием своего атамана, недовольные действовали ещё смелее, находя поддержку в своих жёнах и матерях, которые грозили им муками ада, в случае подчинения новому положению, и сулили вечное блаженство за неприятие его: «Лучше пострадайте мученическою смертию, а не губите своих душенек!» – говорили они.

Витевский, стр. 189 (о причинах «бунта» 1874 года)

* * *

Очевидно, казаки въ большей массе совершенно не понимали, чего отъ нихъ хотятъ введением новаго положения о военной службе и общественномъ управлении. Темный, консервативный по характеру и религии казакъ-старообрядецъ, боявшийся всякаго новшества, охотно верилъ всемъ темъ вздорнымъ слухамъ, которые обыкновенно сами собою создаются в подобное тревожное время, тем более, что онъ не слышалъ ни отъ кого изъ авторитетныхъ для него людей опровержения этихъ слуховъ и разъяснения новаго положения. Начавшееся, такимъ образомъ, брожение среди уральскаго казачества было истолковано местной администрацией, какъ бунтъ, ослушание и неповиновение высочайшей воле.

Сандръ

* * *

Между темъ – заявляютъ сами казаки въ одномъ изъ своихъ прошений, – бунта, ослушания и неповиновения не было… а по неумению или нежеланию нам растолковать утвержденное 9 марта 1874 г. положение о военной повинности въ нашемъ войске, мы при объявлении его пошумели, погалдели, но, поразмысливъ, подчинились…

Сандръ

* * *

Давать «подписку» уральцы решительно отказались, мотивируя свой отказ двумя резонами: во-первых, они не знают, «под чем подписываются» (белые листы), во-вторых, по своим религиозным убеждениям, которые запрещают им давать клятвенные обещания и пр. Этот второй резон, основанный на религиозном суеверии, принял массовый характер – вроде религиозного психоза; угрозы и насильственные меры начальства только усилили пассивное сопротивление, принявшее характер мученичества «за христианскую веру». Женщины (матери и жёны) запрещали сыновьям и мужьям «подчиняться новому положению» и «давать подписку», считая это великим грехом; отцы грозили проклятиями сыновьям и первыми пошли под арест. Процессии арестованных почтенных бородатых стариков под конвоем военной стражи только подливали масло в огонь, и арестовывать приходилось чуть не поголовно всех.

Бородин, «Идеалы…», стр. 24–25

* * *

– Призвал меня генерал Бизянов, – рассказывал мне старый заслуженный казак, – и говорит: – Слушай, Пахомов [фамилия изменена – авт.]. Ты, я знаю, верный слуга, вся грудь у тебя в заслугах.

– Рад, говорю, стараться, ваше превосходительство.

– Ты, говорит, Богу и великому государю повинуешься?

– Винуемся, говорю, Богу, великому государю всем войском, во всякое время.

– Давай подписку.

– Никак не могу, ваше превосходительство. Подписаться нам невозможно.

– Почему же? – спросил я.

Он посмотрел на меня лукаво и многозначительно.

– Подписаться?.. Легкое ли дело? За эдакие подписки знаешь, что бывает? «Обязуюсь повиноваться верховной власти!..» А они что-нибудь против государя… Тогда как? Тоже обязуюсь повиноваться?

– Да ведь верховная власть это и есть государь.

– Государь император – особо. А верховная власть – высшее начальство… Нет… Учены…

Таково это степное верноподданство. Оно решительно отделяет царя от реальной власти, идеализирует его, но вместе превращает в отвлеченность. И затем противится реальной власти во имя этой мифической силы…

На этот раз опасный призрак был вызван без всякой реальной надобности. Генерал-губернатор Крыжановский придал истории характер отказа от повиновения государю и раздул ее в целый бунт. И опять повторились сцены «Кочкина пира».

Короленко, IV, написано в 1901 г.

* * *

Первая перепись и первый рекрутский набор встречены были с ужасом, потому что по религиозным понятиям простых людей всякое счисление народа было тяжким грехом, который и на Давида навлёк кару Божью, а по казачьим правам оно и вовсе не допускалось.

Рябинин, стр. 29

* * *

Другие (казаки – Т. Е.) старались доказать неприкосновенное и бесконтрольное право на р. Урал и его территорию грамотой царя Михаила Фёдоровича, дарованной Яицкому войску. Из архивных бумаг Уральского войска видно, что грамота эта сгорела во время очередного пожара, бывшего в Яицком городке ещё в XVII столетии, между тем коноводы-старики говорили теперь, что грамота, или «владенная», на р. Урал, была вынесена во время пожара дьяконом Михайло-Архангельского собора и зарыта в землю в особом чугунном ящике; будто бы дьякон, умирая, завещал своему сыну не давать этой драгоценности никому, кроме Государя Императора. Некоторые из стариков прибавляли при этом, что на «владенной» находятся изображения четырёх вселенских патриархов, их собственноручная подпись и золотая печать.

Витевский, стр. 188

* * *

Первая страница «владенной», циркулировавшей в УКВ в 1870-х годах

Предоставлено П. Е. Чумаковым

* * *

Старообрядцы, сопротивляющиеся любым нововведениям, восприняли «Положение…» как начало очередных гонений; подчинение ему и «подписка» означали для них уступку властям, отказ от «заветов отцов». Именно старообрядцы проявили наибольшее сопротивление, продемонстрировав свою готовность принять «мученическую смерть», но «не убить своих душенек».

Сагнаева, стр. 263

* * *

Когда в Уральском казачьем Войске в 1874 г. был прислан Высочайший приказ о введении всеобщей воинской повинности, кто-то среди казаков стал распространять слухи о том, что этим самым приказом вводиться новое положение, что казаки будут служить так же, как солдаты, что им будут брить бороды и заставлять молиться щепотью. Как раз в это время был прислан в Войско в большом количестве экземпляров какой-то молитвенник, у которого на обложке было нарисовано перстосложение никониановское. Это еще больше подлило масла в огонь. Заволновались казаки и всюду ропот пошел, особенно среди старообрядцев.

Л. Масянов со слов генерала Жигалина

ГАРФ, ф. 5881, оп. 1, д. 83 (предоставлено Д. Ю. Дубровиным)

* * *

1 По личному разъяснению нам генерал-губернатором этого дела о новом Положении по воинской повинности в Уральском казачьем войске, мы, подносившие прошение генералу Бизянову, отказываемся от всякой просьбы на счёт изменения сего Положения и умоляем начальство простить нам наше поведение и считать недействительным прошение наше от 19 июня 1874 года.

Вместо неграмотного Кирилла Кирпичникова и за себя подписался казак Осип Ботов.

2 Генерал-губернатор разъяснил нам всё дело о новом Положении по воинской повинности Уральского казачьего войска и о том, что никаких изменений в Положении быть не может, а потому убедившись в пользе нового закона, мы объявляем, что депутатами по сему делу быть не хотим и доверителям нашим по добру советуем от всякой просьбы и от малейшего неповиновения отказаться.

2 фальшивых письма от имени К. Кирпичникова и О. Ботова (цитируется по В. Чеботарёву)

* * *

Управление Оренбургского Генерал-Губернатора Канцелярия

Ноября… дня 1875

Генерал-Губернаторская Канцелярия имеет честь покорнейше просить Окружный Штаб сообщить, в возможно непродолжительном времени, для включения во Всеподданейший отчёт точные сведения о числе станиц Уральского казачьего войска, кои приняли новое положение без всякого сопротивления.

В деле судной части Окружнаго Штаба имеется следующий список станицам Уральского казачьего войска подчинившимся новому положению и выбравшим депутатов.

1 го Отдела

Соболевская

Благодарная

2 го Отдела

Калмыковская

Сламихинская

Глининская

Кармановская

3 го Отдела

Гурьевская

Сарачинская

Яманхиланская

Подчинились новому положению с самого начала

__________________________

1 го Отдела

Бородинская

Кирсановская

Рубеженская

Трекинская

Красная

Илецкая

Студёная

1я Уральская

2я Уральская

2 го Отдела

Чижинская

Чаганская

Скворкинская

Бударинская

Кожехаровская

Горячинская

3 го Отдела

Кулагинская

Зелёновская

Подчинились новому положению после 7го Сентября 1874 года

ГАОО, ф. 6, о. 13, д. 3931, л. 718–719

* * *

Казаки от подписи наотрез отказались. Тогда стали арестовывать главарей, и так как уже не было места в тюрьмах, то их сажали в пожарные будки. Но и это не помогло. Тогда приказали взять от станиц депутатов с требованием, чтобы они дали свои подписи. Но депутаты также отказались, их арестовали, пороли розгами, но все безрезультатно. Солдаты устроили грандиозную порку, по всему городу стоял плач и стоны.

Многих выслали в Сибирь.

Главарям же при всем народе выбрили наполовину головы, для этой цели был выстроен высокий черный эшафот. При этой картине все плакали. Всех остальных казаков, не желавших признавать нового уложения стали выгонять и выслали под конвоем на Аму-Дарью. Трудно подсчитать, сколько их туда ушло, к ним уехали туда семьи. Ушло их приблизительно 2500 человек. Некоторые оттуда тайком вернулись и жили тайно по станицам. Их ловили, пороли.

Л. Масянов со слов генерала Жигалина

ГАРФ, ф. 5881, о. 1, д. 83 (предоставлено Д. Ю. Дубровиным)

* * *

Атаман Гурьевскаго отдела Полковник Серов, доставил от станиц ввереннаго ему отдела при именном списке и особых донесениях, 25 казаков, которые отказались от выбора депутатов, согласно новаго положения, и, сверх того, подстрекали других к неповиновению распоряжениям войсковаго Начальства. Виновность значущихся в списке казаков не одинакова: некоторыя из них, отличаясь отчаянным упорством лично, вредно влияют на умы своих товарищей и были замечаемы в таком вредном их направлении и в прежнее время; другие, хотя и отказались от выбора депутатов, но не отличаются таким вредным направлением и таким явным упорством. Полковник Серов разделил казаков на три разряда, из которых один разряд находит необходимым и справедливым предать суду; других – выслать административным порядком из войсковых пределов; третьих – оставить под арестом впредь, пока не раскаются.

Из рапорта Н. А. Верёвкина Н. А. Крыжановскому от 23.09.1874

ГАОО, ф. 6, о. 13, д. 3931, л. 6–7

* * *

Для поддержания авторитета войскового начальства и чтобы принудить упорных к подчинению законным требованиям, в начале сентября месяца 1874 г. двинут был в город Уральск 1-й Оренбургский линейный батальон и назначен штаб-офицер для производства по этому делу следствия.

(…)

Всё это побудило командовавшего войсками Оренбургского военного округа генерал-адьютанта Крыжановского лично отправиться в г. Уральск. Он нашёл, что независимо от желания уклониться от введения новых положений, упорство казаков происходило и от веяния разных личностей, старавшихся распространять нелепые и возбуждающие толки, будто бы за новыми положениями последуют дальнейшие нововведения, которые коснутся и религии. Все эти толки распространяются раскольничьими попами и стариками, съезжавшимися в Уральск и оттуда развозившими указания, как действовать.

«Столетие …», стр. 273–274

* * *

(…) Шёл сентябрь 1874 года. Волнение в Уральском казачьем войске продолжало расширяться. Толчком к дальнейшим событиям послужили указания военного министерства, заставившие командующего войсками Оренбургского военного округа генерала Крыжановского спешно выехать на место происшествия – в город Уральск. В его портфеле – только что полученный из Петербурга документ: копия доклада Государю военного министра графа Милютина о беспокойных делах на Урале. На полях доклада – заверенная начальником личной Его Величества канцелярии графом Адельбергом резолюция Императора: «Заставить силой сделать то, что они – уральские казаки – должны были бы сделать по добру. Александр».

События быстро начали переходить в новую стадию. К 18 сентября в Уральске арестовали и заключили в тюрьмы первых 78 казаков – «ослушников». И началось то, что с этого времени в официальных бумагах открыто стало называться: «Мятеж в Уральском казачьем войске в 1874 году по поводу введения нового Положения о воинской повинности».

Чеботарёв В.