Текст книги "Антизолушка"

Глава девятая

Через пару дней стоявший на столе Зайцева телефон разродился настойчивым звоном. Встав рядом, он хмуро смотрел на него, крепко сцепив руки за спиной, чтобы не выкинули самовольный фокус. Телефон упорно звонил. Шесть, семь, восемь гудков…

Не выдержавший непрерывного трезвона Игорь раздраженно прикрикнул:

– Да возьми же ты трубку, черт побери! Чего уставился на него, в гипнотизеры готовишься, что ли?

Не желая объясняться с ушлым приятелем, Зайцев нехотя ответил. Услышав неуверенное приветствие Лизоньки, ехидно прокомментировал:

– Что-то вы изменяете своему хорошему воспитанию, Елизавета Александровна!

Она мрачно согласилась, нервничая и напрасно стараясь вести себя непринужденно:

– Конечно! Никогда не думала, что когда-нибудь буду так по-дурацки себя вести.

Вот как? Она с ним ведет себя по-дурацки? Сердце болезненно кольнуло и, разозлившись, Илья жестко спросил:

– Что случилось?

Лиза чуть слышно вздохнула.

– Ничего у меня не стряслось. Всё в порядке. На работе, во всяком случае. – Чуть помедлив, Лиза выпалила, как будто боялась передумать: – Вы меня никуда пригласить не хотите?

Илья несколько растерялся от внезапности предложения, но нарочито независимо ответил:

– Куда это вдруг?

– Ну, скажем, в кафешку за углом?

Не понимая, зачем это ему нужно, Илья вымученно согласился:

– Ладно! Встретимся после работы!

Задержавшись после работы минут на десять, неторопливо спустился по лестнице, старательно притормаживая на поворотах, хотя ноги так и норовили пуститься бегом, и вышел на улицу. После дождя сильно подморозило, и теперь асфальт был похож на каток. У офиса дорожка была посыпана песком, но дальше лед сиял первозданным блеском.

Скользя, как на коньках, шустро домчался до угла улицы и зашел в кафе под многообещающей вывеской «Уютное местечко». Разделся в гардеробе у суетливого старичка в странном костюме – обычном синем пиджаке, но в черных брюках с золотыми лампасами, – и прошел в просторный зал.

Там было почти пусто. Приятно пахло вкусной едой и, почему-то, газировкой. Негромко звучала приятная музыка. Лизонька одиноко сидела за самым дальним столиком, повернувшись спиной к входу, и упорно смотрела в окно на стоявший неподалеку фонарь, светивший голубоватым призрачным светом. Спина была напряжена, как струна, будто она ожидала коварного удара сзади.

Илья немного помедлил, захваченный врасплох неожиданно овладевшей им нежностью. Справившись наконец с опасным чувством, подошел и сел напротив Лизы, натянув на лицо непроницаемую маску. Небрежно бросил:

– Привет!

Несмотря на его старания сделать приветствие как можно более индифферентным, голос непослушно дрогнул, заставив Лизоньку пристальнее посмотреть на него. Но его скучное лицо ничего не выражало, и на ее губах потухла обрадованная улыбка.

– Добрый вечер! – она тускло взглянула на плотный глянцевый лист картона, лежавший перед ней на столе, и подвинула его к нему. – Выбирайте, я себе уже выбрала.

Зайцев, перед уходом с работы сунувший в карман последнюю пятисотку из неприкосновенного запаса, с опасением заглянул в меню. Не остаться бы в дураках, занимая потом у нее деньги, чтобы расплатиться за них обоих! Досадуя, что не догадался занять у Игоря еще столько же, услышал ее успокаивающий голос:

– Поскольку мы с вами пришли в кафе порознь, то и платить будем каждый за себя. Официантку я предупредила. Мой заказ уже несут.

У него отлегло от души, но досада на собственную неплатежеспособность заставила его недовольно побарабанить пальцами по накрахмаленной скатерти.

Из спрятанной в глубине зала кухонной двери выплыла, мелко семеня толстенькими ножками, пухленькая девушка в синем форменном платье, в белоснежном кружевном передничке и высокой забавной шапочке набекрень, неизвестно как державшейся на коротких обесцвеченных волосах. В руках она несла полный поднос.

Подойдя к посетителям, поставила на стол перед Лизой две тарелочки с салатиками, заливного лосося, вазочку с тремя видами микроскопических пирожных, чай с лимоном и кусочек черного подсушенного хлеба. Повернулась к запоздавшему посетителю:

– Вы что-то выбрали?

Он назвал самые дешевые, но сытные блюда:

– Харчо, бифштекс с пюре и чай с лимоном. И хлеба побольше. Кусков пять. Тоже черного.

Записав заказ в маленький блокнотик непонятными для непосвященных закорючками, официантка ушла. Сложив в уме цены и убедившись, что с запасом уложился в имеющуюся сумму, Зайцев несколько успокоился, оторвал взгляд от меню и посмотрел на визави.

Низко склонив голову, Лизонька нервно крошила в пальчиках кусочек хлеба, не решаясь ничего сказать. Пользуясь ее отстраненностью, Илья обласкал ее мягким взглядом и измученно скривился. И зачем он здесь? Ничего из их отношений не получится, он только душу себе травит ни за что.

Молчание затягивалось и он, рассудив, что глупо сидеть весь вечер молча, прервал неприятную тишину:

– Что вы молчаливая такая сегодня, Лизонька?

Ласковое обращение ее несколько ободрило, и она, бросив терзать злополучный кусок, подняла голову. Невесело проговорила, рассматривая его осунувшееся лицо:

– Да что бы я ни сказала, вы всё воспринимаете, мягко говоря, неадекватно. Так что безопаснее молчать.

Он повинно усмехнулся и медленно провел ладонью по лбу, как будто стирая заботы.

– Неужели я смог вас так запугать? Мне всегда казалось, что на такие мелочи вы внимания не обращаете.

Она растерянно пожала плечами, не понимая, откуда у него о ней такое странное мнение.

– Если бы! Я с детства была изрядной трусихой, надо мной даже мама смеется. Мне всегда было легче согласиться с чем-то, пусть даже совсем не нужным, и плыть по течению, чем сказать «нет».

Зайцев призадумался. Возможно ли, что такое обилие кавалеров просто от слабости характера, а вовсе не от излишнего кокетства? Недаром от них всегда отбивается папочка, а не она сама.

Лиза не начинала ужин, благонравно дожидаясь, когда принесут заказ Илье. Он молчал, наслаждаясь видом ее милого личика, которое рассматривал в упор, пользуясь тем, что она снова уставилась в свою тарелку.

– Вы, похоже, чем-то изрядно сконфужены, Лизонька. Что это с вами?

Она нескладно выговорила, покрываясь застенчивым румянцем, но всё же не считая нужным юлить:

– Я в самом деле жутко смущена. Я впервые в жизни нарушаю свои же собственные принципы и навязываюсь мужчине, который меня и знать не хочет. – И посмотрела ему в глаза с робкой надеждой услышать опровержение.

И Зайцев отринул ее горестное утверждение. Мысленно. Если бы она знала, как он ее знать не хочет! Но вслух с легким сарказмом, относящимся скорее к себе, нежели к ней, произнес:

– Все бывает когда-то впервые, Лиза. В жизни всё надо попробовать.

Она вскинула на него разочарованный потемневший взгляд.

– Да уж, умеете вы утешить растерявшуюся девушку! Ну, спасибо!

Он любезно ответил, вновь сооружая вокруг себя непроходимый крепостной вал:

– Не за что! Всегда рад помочь!

Она впилась потерянными глазами в его насмешливое лицо, нервно теребя салфетку, но тут официантка, радушно улыбаясь, принесла поднос и расставила перед ним заказанные блюда. Все эти манипуляции она проделала с привычной сноровкой, искоса поглядывая на роскошные волосы посетительницы. Не выдержав, спросила:

– Извините, у вас волосы такие красивые! Вы чем их красите?

Лиза приветливо ответила, чуть поправив рукой пышную прическу:

– Ничем, это свои. Правда, для блеска отваром ромашки споласкиваю. – Покосившись на спутника, подчеркнула, таинственно понизив голос: – Но это мой секрет!

Официантка солидарно засмеялась и ушла, забрав пустой поднос.

Откинувшись на спинку стула, Зайцев по-мальчишески выпалил, радуясь появлению безопасной темы:

– Ага, теперь я буду знать, что потрясающим золотистым цветом своих волос вы обязаны аптечной ромашке! Или полевой?

Она посмотрела на него, как на несмышленого карапуза, и отчетливо посоветовала:

– Вы ешьте лучше, а то остынет!

Они принялись за еду, чувствуя, что напряжение начало спадать. Разделавшись с харчо, Илья вновь побарабанил пальцами по столу и как бы между прочим поинтересовался, насмешливо поблескивая серыми глазами:

– А почему вы сегодня ужинаете без вина? Не боретесь уже за кожу и здоровье?

Она несколько растерялась, но, вспомнив свои глуповатые командировочные высказывания, быстро нашлась:

– Здесь вина хорошего нет. А плохое я не пью.

Он заботливо посоветовал, стараясь скрыть хитроватые интонации в голосе:

– А вы с собой носите. В сумочке. В жизни ведь всякие ситуации случаются. В кафе хорошего вина нет, а у вас есть! Только в этом случае и штопор с собой брать придется.

Она с подозрением взглянула на него и довела его мудрую мысль до абсурда:

– Ага, и мужчину, чтобы бутылку открыть, поскольку принесенные клиентами бутылки официанты не открывают. И, вообще, во многих заведениях такого рода вход со своим спиртным запрещен. Так что, вы рекомендуете мне вино под забором распивать, с проходящими мимо бомжами? Другой компании я, по-вашему, недостойна?

Илья укоризненно пробормотал, невольно посмеиваясь и вертя в пальцах сверкающую вилку:

– Ну, зачем же так утрировать, Елизавета Александровна! Я же о вас беспокоюсь.

Лиза сумрачно пробормотала:

– Конечно, а о ком же еще? Это Людовик тринадцатый сказал: «избавь меня, Боже, от друзей, а от врагов я как-нибудь сам избавлюсь?» Сдается мне, что вы именно из этой категории друзей.

Он оскорблено возразил:

– Да нет, друг-то я хороший.

Она вспыхнула и разочарованно протянула:

– Понятно, просто мне вы не друг.

Не сдержавшись, Зайцев горячо посмотрел на нее откровенно страстным взглядом и отмел ее предположение:

– Нет, конечно! – В голове ярко полыхнуло: – И не хочу им быть. Любовником, а еще лучше, законным мужем… – Спохватившись, умерил пыл и прагматично уточнил: – Дружков у вас и без меня хватает.

Бедная Лизавета, которую только что вознесли до надежды, а потом смачно шмякнули об суровую действительность, по-настоящему приуныла и безнадежно посмотрела на часы, собираясь домой. Похоже, здесь ей делать нечего. Она быстро поморгала, стараясь скрыть набежавшие на глаза безнадежные слезы. Что-то она стала слишком плаксивой в последнее время. Лучше отправиться домой и там без свидетелей зализывать раны. Она протянула руку к лежащей на соседнем кресле сумочке.

– Торопитесь? – Илья внезапно испугался, что она сейчас уйдет. Враз стало тоскливо и одиноко.

Лизонька вяло пожала плечами, ни на что уже больше не надеясь.

– Да не особенно.

Решив, что ничего страшного не случится, если они просто поболтают, Илья стал рассказывать о своем отпуске, о северной красавице Печоре, о ее дикой красоте и опасностях, которые встречаются неопытным путешественникам.

Она немного отошла от его первоначальной холодности и вслушивалась в равномерное звучание его мягкого голоса с искренней радостью. Когда он закончил, обеспокоенно спросила:

– Это ведь опасно, хотя вы и рассказываете про все эти встречи с медведями и рысями с таким небрежным юмором? Интересно, а как жены ваших друзей относятся к этому увлечению?

Зайцеву показалось, что она примеряет нелегкую участь жены путешественника на себя, и сердце возбужденно забилось.

– Да нормально относятся, как еще, если каждый год собираемся? Были бы против, давно бы наша компания распалась. Нужно же изредка друг от друга отдыхать.

Заметив опустевшие тарелки, к ним подошла официантка с калькулятором и блокнотиком, прерывая разговор.

– Вы сейчас заплатите или еще посидите?

Илья, чувствующий, что его решимость держаться от Лизы подальше тает с каждой минутой общения с ней, категорично кивнул:

– Сейчас!

Отдав за ужин положенное, дождался, когда расплатится спутница, и встал, давая понять, что рандеву окончено. Она тоже нехотя поднялась и первая пошла к выходу. Зайцев двинулся за ней, против воли лаская взглядом ее грациозную фигурку.

Одевшись, вышли из кафе, и тут, охнув, Лиза вцепилась в его рукав. Ноги в модных ботиночках на тонкой гладкой подошве не стояли на льду, разъезжаясь в разные стороны.

Он насмешливо заметил, уверенно подхватив ее под локоть:

– Ага, снова вы на модельных коньках!

Она огрызнулась, пытаясь справиться со строптивыми ногами:

– С вами я всегда буду ходить только в кроссовках!

От этого откровенного намека на продолжение их отношений сердце у него сразу заныло и сладко и тревожно. Уже ни о чем другом не думая, он, как завороженный, уставился на ее розовые губы, чувствуя, что еще немного, и он вопьется в них бездумным поцелуем.

Не глядевшая на спутника Лиза, увидев невдалеке машину с желтыми шашечками наверху, обрадовано вскликнула:

– Такси! – и замахала рукой, подзывая таксиста.

С трудом освобождаясь от желания, Зайцев отвел глаза от ее манящего рта и посмотрел на дорогу. Усилие оказалось так велико, что, когда он взялся за ручку подъехавшей машины, у него мелко дрожали пальцы. Лизонька, привычно впорхнув в салон на заднее сиденье, с облегчением сказала:

– В Речной переулок, пожалуйста!

Илья неловко сел рядом, зацепившись носком ботинка за задравшийся коврик. Ему очень хотелось взять тонкую Лизину ручку и попробовать на вкус прозрачную кожу. С трудом сдерживаясь, напомнил себе, что для нее он ничтожный эпизод в длинной череде таких же, как он, безнадежно влюбленных. Но он не станет брошенной игрушкой! Уж лучше вовсе с ней не встречаться, и со временем это наваждение как-нибудь пройдет.

Подъехали к уже знакомой красивой высотке, и она безнадежно предложила, не надеясь на его согласие:

– Может, зайдете, Илья Викторович?

Проницательность ее не подвела: он отрицательно взмахнул рукой и бросил:

– Нет! Поздно уже! Меня родители дома ждут!

Бросив на него саркастический взгляд, – какой примерный сыночек! – она сунула в руку водителю сложенную бумажку и опрометью выскочила из такси, боясь сказать лишнее.

Зайцев заботливо наблюдал за ней, готовый броситься на помощь, если она снова будет скользить по льду, но, видимо, дорожка перед зданием была надежно посыпана песком, потому что до подъезда она дошла без проблем. Подождав, когда она откроет двери и войдет внутрь, бросил водителю:

– Поехали, шеф, на Разночинцев!

Легко тронувшись с места, такси рвануло по шоссе. Остановившись у нужного дома, водитель стал рыться в кошельке, чем изрядно удивил пассажира.

– Сколько с меня, шеф?

Шофер потряс большим кожаным кошельком, попыхивая от неудовольствия, как небольшой дракон.

– Да нисколько с вас. Это с меня столько, что не знаю, как и набрать. Эта ваша барышня сунула мне невесть чего, я сразу-то не посмотрел, а то бы и не взял! – выгреб из кошелька всю наличность, полез в бардачок, вытащил оттуда три смятые бумажки, потом распахнул куртку, вынул из внутреннего кармана еще две, расправил и протянул нетоненькую пачку пассажиру. – Кажись, всё! Сотня мне на чай за нервотрепку. Повезло, что у меня конец смены, а то катались бы сейчас по магазинам, деньгу вашу меняли.

Зайцев озадаченно взял деньги и вылез из машины. Придя домой, пересчитал и присвиснул. Это ж надо! Она или впервые в жизни сама за такси платит, или у нее других купюр нет!

На следующий день выждал, когда в отделе никого не останется, добавил к сдаче сотню рубчиков за себя и позвонил Лизе. Она тут же взяла трубку.

– Елизавета Александровна? – она охотно подтвердила его предположение, ему даже почудилась радость в ее немного подрагивающем голосе. – Вы не могли бы подойти ко мне в отдел прямо сейчас? – она снова учтиво согласилась и через минуту уже была у него.

Благонравно поднявшись навстречу девушке, Илья поздоровался и протянул сдачу, которую она, не глядя, тут же засунула в карман длинного, до середины бедер, пиджака. Замерев, несколько минут смотрела на собеседника с тайной надеждой. Не дождавшись от мужчины никаких действий, поневоле взяла инициативу в свои руки, глухо спросив:

– Илья Викторович, может, мы с вами сходим куда-нибудь еще?

Сделав широкий шаг назад и увеличив разделяющую их дистанцию, Зайцев отрывисто произнес:

– Знаете, почему мы друг другу не подходим? Потому что за эти бумажки, что вы так небрежно запихали в карман, мне работать надо почти полмесяца. Разные у нас с вами возможности, Елизавета Александровна. Как говорится, нас с вами разделяет огромная социальная пропасть. Так что советую поискать кого-нибудь себе под стать. – Последние слова он произнес с ненужной заносчивостью.

Потрясенно охнув, Лиза в упор посмотрела на него, сжав пальцы.

– Да вы сноб, Илья Викторович!? Правда, наоборот. И что же мне, недостойной, нужно совершить, чтобы стать равной вам? Все свои деньги сжечь, как главное зло жизни?

Он сделал пренебрежительный жест.

– Не фарисействуйте! Кстати, и деньги-то не ваши, а папочкины. Какое вы имеете право их жечь?

Она задумчиво протянула, переведя взгляд в сторону:

– Ну, не совсем папочкины. Стартовый капитал, признаю, подарил отец, но дальше я сама.

Собеседник невольно заинтересовался:

– И как это?

Она нервным жестом сложила руки на груди, будто защищаясь от него. Зайцев приметил это и постарался быть с ней помягче, но все равно напоминал себе раненого злого медведя, выгнанного зимой из теплой берлоги.

– Давно, еще в детстве, отец подарил мне приличную сумму денег. Я купила на них доллары, а потом случился дефолт. Доллары выросли, я их скинула и купила акции одной малоизвестной фирмочки. За нее стали драться два биржевых монстра, стоимость акций выросла до небес, я скинула акции, купила пару квартир в строящемся доме. Потом продала их, ну и так далее. – С сожалением добавила: – Теперь денег много, и так, как прежде, не рискую, боюсь. Играю на бирже по маленькой, но выигрываю. Забавно это. Жизнь интереснее делает.

Зайцев, не знающий, где находится эта самая биржа и, тем более, как на ней играют, почувствовал, что пропасть между ними стала еще шире и глубже, превратившись в бездонную. Глухо произнес, помахав ладонью в сторону выхода:

– Вы идите, идите уже, Елизавета Александровна! Не знаю, как вам, а мне работать нужно, чтобы на кусок хлеба заработать!

Рывком придвинувшись к нему и сердито сверкая глазами, она со слезами воскликнула:

– Всё вам не так! Что бы я ни сказала, вы только фыркаете и выпендриваетесь! Что я, врать должна, чтобы вам угодить? Бедной несчастной дурочкой прикидываться, чтобы вы меня пожалели? Какой вы заносчивый тип! – и, не сдержав жалкий всхлип, стремительно повернулась, чтобы уйти.

Илья опешил. Его никто никогда ни в чем подобном не обвинял. Может быть, с этой девочкой он и впрямь вел себя недопустимо? Навыдумывал про нее черт-те что, накрутил себя, а она, возможно, и в мыслях ничего подобного не держала?

С нотками раскаяния в дрогнувшем голосе сказал, заставив ее остановиться и с недоверием исподлобья на него взглянуть:

– Да ладно, Лиза! Вы же прекрасно понимаете, в чем дело. Я с вашими Шуриками, Максами и компанией конкурировать не собираюсь. Вы что, считаете, что я должен жить по принципу: хоть день, да мой? Нет, это не для меня. Если я чего-то хочу, то не на день. Через сколько времени ваш папочка будет вынужден отваживать меня от вас, если я сдамся на вашу милость? Через месяц? Два? Или вас и на этот период не хватит? Не будете же вы уверять, что безумно в меня влюблены? Да я в это и не поверю, не настолько уж я наивен.

С остановившимся сердцем Лиза выслушала это откровенное признание. Помявшись, сумрачно признала некоторую его правоту:

– Я не знаю. Правда, не знаю. Со мной такого никогда не бывало. Меня отчаянно к вам тянет, без вас жизнь не мила, и ничего я с этим поделать не могу. Но сколько это продлится, не представляю, мне не с чем сравнивать. – С надеждой посмотрела на него. – Может, будем просто встречаться, болтать ни о чем? Получше узнаем друг друга? И тогда всё само прояснится?

Он хотел сказать, что никакого смысла им встречаться нет, потому что всё закончится одним и тем же накатанным вариантом с фарсовым выходом папочки в конце заключительного акта, но вместо этого разумного ответа, капитулируя, предложил компромиссный вариант:

– Добро! Уговорили. Сходим для начала в Горьковский парк. Погода сегодня чудная, прошвырнемся.

Лиза чуть подпрыгнула на месте от радостного возбуждения и воскликнула:

– Встретимся после работы у входа в парк?

Склонив голову в знак согласия, Илья томительно следил, как она летящей походкой проходит через их длинную комнату, оборачивается, улыбается ему на прощанье и скрывается за дверью.

К декабрю они встречались уже несколько раз и чувствовали себя вместе на удивление легко, болтая почти обо всем. Оказалось, что у них масса общих пристрастий и увлечений.

В одну из декабрьских суббот решили пробежаться по лесу, взяв пластиковые лыжи с ботинками напрокат на лыжной базе. К базе примыкал довольно ухоженный лесок с горками разной высоты для любительского катанья. Подъехав к одной из них, Илья, оценив ее высоту как совершенно безопасную, предложил скатиться с нее, на что Лизонька нехотя согласилась.

Взобрались наверх, и она замерла на краю, боясь оттолкнуться и съехать вниз.

– Лиза, неужто вы, – он упорно величал ее на «вы», сохраняя дистанцию, – не катались с гор? Вы же прошлой зимой в Швейцарии отдыхали, на горнолыжном курорте?

Лизонька смущенно переступила с ноги на ногу, зацепив одну лыжу другой:

– Ну, теоретически там можно было кататься, но я больше загорала на горном солнышке. Вдруг упаду? Я боли боюсь, я ведь вам уже говорила. Я в детстве ломала руку. Она до сих пор в непогоду побаливает. Ничего в этом приятного нет.

– Ну, можно для безопасности скатиться вместе, – предложил Илья, подходя к ней поближе.

Она недоверчиво на него посмотрела, не веря, что он решится добровольно к ней прикоснуться. Самое большее, что он позволял себе во время их прогулок, придерживать ее под локоток, чтобы не упала. Но, к ее изумлению и восторгу, он властно притянул ее к себе, и она охотно забралась в надежный круг его рук. Он крепко обхватил ее талию и медленно поехал, чувствуя всё ее напряженное тело. Оказавшись внизу, тихо спросил:

– Ну как, страшно было?

Она отрицательно покачала головой. Не в силах отказать себе в столь невинном удовольствии, Илья предложил, сильно сомневаясь, верно ли поступает:

– Прокатимся еще?

Она согласилась ради сладкого ощущения снова почувствовать себя в его крепких объятиях. Так славно было… Они прокатились еще несколько раз, и с каждым разом Лиза держалась всё увереннее, но, когда он предложил перейти на более крутую гору, всё же испуганно отказалась. Он не стал настаивать, и они пошли есть шашлыки в открытой всем ветрам шашлычной.

На обратном пути Лиза, засмотревшись на прыгающую по сосне белку, зацепилась лыжей за торчащий из снега корень и неловко повалилась в сугроб. Сообразив, что поддержать ее всё равно не успеет, Илья откинул лыжные палки в сторону и упал первым, приняв на себя вес ее тела. Получилось забавно, и оба засмеялись.

Видя перед собой желанное смеющееся лицо, он не выдержал и поцеловал нежные девичьи губы, обхватив руками Лизину голову в мягкой вязаной шапочке. Она замерла, не веря себе, но уже через мгновенье ответила с неожиданным пылом.

Минут через десять Илья, с трудом сообразив, что так они оба напрочь замерзнут, валяясь в снегу на морозе, оторвался от нее, обездоленно вздохнув. Не в состоянии справиться с собой, настойчиво предложил:

– Может, продолжим в более теплой обстановке?

Зарумянившись, Лиза с искренним изумлением посмотрела на своего обычно крайне сдержанного спутника, и быстро закивала головой, надеясь, что их недоразумениям пришел конец.

Взявшись за руки, они неспешно шли к автобусной остановке, с замиранием сердца прислушиваясь к растущей в душе надежде, как вдруг из вереницы спешащих мимо машин на тротуар заехала внушительная серебристая Хонда, перегородив им дорогу.

Дверца распахнулась, и послышался безапелляционный мужской голос:

– Лиза! Живо в машину!

Узнав голос Шурика, Илья сжал зубы так, что побелели скулы, и сделал шаг вперед, собираясь адекватно ответить, но Лизонька цепко схватила его за рукав, вынуждая оставаться на месте. Тот же диктаторский голос, не обращая внимания на ее спутника, жестко потребовал:

– Я тебя сколько буду здесь ждать, нарушая правила?

Она растерянно заметалась, умоляюще посмотрев на спутника горестными глазами, и удрученно попросила:

– Не обижайтесь, Илья Викторович! Я вам всё объясню! До встречи! – и с выработанным годами привычным изяществом впорхнула в салон.

Автомобиль уехал, обдав Зайцева темным выхлопным облаком и оставив сжимать и разжимать кулаки в немом раздражении.

– Вот так, голубчик! Тебе ясно показали – не в свои сани не садись! – зло чертыхнувшись, широкими шагами двинулся к подходившему к остановке автобусу.

Все выходные Илью кидало от отчаяния к надежде. То он злился на себя, не понимая, почему позволил ей сесть в машину к этому наглому типу, то занимался самоуничижением, гадая, на кой ляд он дался такой девушке, как Лиза. На ум приходил лишь один не слишком приятный образ, – пресытившейся лакомки. Может, ее потянуло к нему, как гурмана после обилия изысканной еды порой тянет отведать ржавой селедочки с репчатым лучком? И стоит ей попробовать кусочек, как она сочтет, что больше и не надо? К тому же его мучила примитивная ревность. Что она делала в выходные, уехав с этим криминальным Шуриком? Не в театр же с ним ходила?

От этих нелестных дум он всё больше и больше погружался в пучину раздражения, начиная тихо ненавидеть всех вокруг. Даже мать, никогда не спускавшая ему дурного расположения духа, на этот раз посмотрела на его покрасневшие глаза, и ушла к себе, не приведя ни одной насмешливой пословицы типа «на сердитых воду возят».

В понедельник, вздрюченный субботним происшествием, Илья пришел в отдел, сухо поздоровался с начальником и сразу принялся за работу, болезненно чувствуя на себе заинтригованные взгляды коллег, которым, конечно же, было известно о его встречах с Королевой. Мысль о том, что теперь все будут знать о том, что ему тоже дали от ворот поворот, оптимизма ему не добавила. Хотя в душе еще оставалась робкая надежда на продолжение отношений, он ее усиленно гнал, боясь разочароваться еще больше.

Понаблюдав за ним с полчасика, Владимир Иванович решился на неэтичный поступок. Освободил плацдарм, отослав с каким-то чепуховым поручением Лешика с Генрихом на склад и, пользуясь тем, что Игорь в очередной командировке, приступил к деликатной миссии. Подсел к столу заместителя и начал предельно задушевным тоном:

– Илья! Я тебе хочу кое-что сказать…

Зайцев повернулся к начальнику, недоумевая, откуда этот похоронный звон. Тот мелодраматично продолжал, траурно скривив губы:

– Я смотрю, ты тут с Лизонькой роман крутишь? – В ответ на осуждающий взгляд Ильи быстро пробормотал: – Да об этом вся контора судачит, уж не обессудь. Ну, так не нравится мне это. Был бы ты вроде Баранова, я бы и слова не сказал, бабнику всё нипочем, с одной не вышло, так других кругом полно. Но ты ведь другой. Я давно заметил, что ты к Королевой ой как не равнодушен. Но не думай, что она к тебе какие-то нежные чувства питает. Ты не серчай, но летом, перед тем как к нам сюда заселиться, Вера Гавриловна ей задание такое специфическое дала, тобой заняться. Чтобы настоящий мужчина из тебя получился. Так что ты поосторожнее будь, и очень-то ей не верь. Хотя, – тут он с силой подергал себя за ухо, наказывая за дурную весть, – может, я напрасно переполошился? И она тебя по-настоящему любит? Ну тогда уж ты прости меня, паникера. И будь счастлив. – Он тяжело поднялся, оставив Илью сидеть в полном смятении чувств.

Вот как? Недаром он что-то такое чувствовал в ее поведении, какую-то фальшь. Естественно, если он для нее всего-навсего испытательный стенд, лишний раз доказывающий ее неотразимость! А он почти что поверил в ее искренность! Эх, ну и дурак! В крови закипела исступленная ярость. Он кинулся наверх, грохнув дверью, не заметив, как Владимир Иванович взволнованно посмотрел ему вслед, уже жалея о своем вмешательстве.

Заскочив в кабинет экономистов, Илья в угаре гнева даже не обратил внимания, что из всех женщин на своем месте лишь Любовь Николаевна. Она боязливо подняла голову, рассматривая взрывоопасного Зайцева.

– Что это с вами такое, Илья Викторович? Кого вы пытаетесь испепелить своим зловещим взглядом? Не меня ли? И чего я такого ужасного натворила?

Глубоко вздохнув, он загнал вовнутрь пламень бешенства, и с деланной бледной улыбочкой признал:

– Вы – ничего!

Она с нарочитым облегчением подняла черные ниточки бровей.

– Как это приятно! Вы сняли с моей души огромное бремя!

Поднялась, игриво покачивая бедрами. Прошла мимо Ильи так близко, что коснулась его крепкой грудью. Илья скривился, но остался на месте. Пользуясь его непротивлением, Любовь Николаевна закинула руки ему за шею и прижалась губами к его губам. Илья, измученный бушующими в груди страстями, не стал скидывать ее руки.

В эту минуту дверь распахнулась и в комнату вошли ничего не подозревающие Марья Ивановна с Лизонькой.

Марья Ивановна, мгновенно сориентировавшись в щекотливой ситуации, попыталась закрыть от Лизы пикантную картину своим крупным телом, но та уже всё увидела. Деревянно прошла за свой стол и села, как истукан, видя, как воздвигнутый ею сказочный замок неудержимо рушится под напором реальной жизни. Марья Ивановна негодующе закашляла, с трудом подавляя горячее желание огреть лобзающихся идиотов увесистой папкой по головам. Парочка оторвалась друг от друга и посмотрела вокруг.

Любовь Николаевна фривольно хихикнула:

– Ах, как вы не вовремя! – и стала кокетливо приглаживать несколько растрепавшиеся волосы.

Илья повернулся к Лизе, чувствуя себя предателем. Но тут же нашел себе оправдание: он поступает точно так же, как она. Почему ей можно, а ему нельзя?

Ощущая себя вымаранной в грязи, Лизонька сидела бледная, с непроницаемым видом, бесстрастно глядя на свое отражение в выключенном мониторе. Марья Ивановна, тоже не сказав ни слова, осуждающе загрохотала тяжелыми коленкоровыми регистраторами, до упора забитыми готовыми к сдаче в архив документами.

Не выдержав ледяного молчания Лизы, Зайцев подскочил к ней и яростно проговорил, понизив голос до хриплого шепота:

– Лиза, пойдем поговорим!

Не глядя на него, она бесцветно обронила, снедаемая мучительной болью:

– Зачем? Всё и так ясно. Женщин много и все они лучше меня. Так что можете не трудиться мне что-то объяснять. Я и так всё понимаю.

Илья впился глазами в ее застывшее лицо и вскинулся, как пес, внезапно получивший пинок в бок:

– А на что ты надеялась, когда со своей начальницей из меня слабоумного болвана решила сделать? Что ты одна такая умелая? Тут таких полно! Тоже мне, мастерица на все руки!