Текст книги "Крымский мост"

С другой стороны, «Мицкевич, когда пишет о переводе Пушкина, использует выражение, что следует учитывать „механику“ стихотворения. Это выражение у Мицкевича просто фантастическое. В категориях ремесла он акцент делает на проблеме верности, точности оригиналу», – для Феликса Нетца, автора этих выводов и переводчика «Евгения Онегина», переводы Пушкина, сделанные Мицкевичем, по сей день признаны непревзойденными3939
  E. Tosza. Stan serca. Trzy dni z Josifem Brodskim. – Katowice, Książnica, 1993. S. 86—87.


[Закрыть].

Ниже мы приводим «Крымские сонеты» Мицкевича в переводе Ф. Вермеля4040
  Венок из васильков и руты… С. 56—63.


[Закрыть].

 
МОРСКАЯ ТИШЬ
 
 
В лазури легкий флаг полощется чуть-чуть,
Колышет персями бесшумно гладь морская.
Так, сладкий видя сон, невеста молодая
Проснется, чтоб вздохнув, затем опять уснуть.
 
 
В дремоте нежатся на мачтах паруса,
Подобны боевым знаменам после боя,
И недвижим корабль, и рад матрос покою,
И слышны путников веселых голоса.
 
 
О море, посреди бесчисленных созданий
Твоих глубин – есть спрут, что спит при урагане,
Когда промчится шквал, – он ищет жертв на дне.
 
 
О мысль! В тебе живет змея воспоминаний:
Недвижима средь бурь душевных – в тишине
Вдруг пробуждается и жалит сердце мне.
 
 
ПЛАВАНИЕ
 
 
Сильнее шум; волнам морские твари рады.
По лесенке матрос взбежал в один размах
И, как паук, повис в невидимых сетях,
Свершая в высоте привычные обряды.
 
 
Ветр, ветр! Для корабля исчезли все преграды,
Он путы разорвал и в пенистых зыбях
Взлетает на волне и мчится в небесах
Сквозь облака, челом их рассекая гряды.
 
 
И с мачтою мой дух парит в ветров кипеньи;
Вздуваясь парусом, летит воображенье,
И исторгает крик невольно грудь моя.
 
 
И к кораблю на грудь я падаю плашмя,
И чую, в бег его влилось мое волненье —
Что значит птицей быть, о радость, знаю я!
 
 
БУРЯ
 
 
Сорвало паруса и руль; вой урагана;
Тревоги голоса и помп зловещий звук.
Матросы борются, но снасти рвет из рук;
Надежды луч угас с зарей кроваво-рдяной.
 
 
Завыл победно вихрь. Сквозь горы водяные,
Что море в хаосе вздымало в вышину,
Уж гений смерти шел. Он близился к судну,
Как враг сквозь брешь стены в пределы городские.
 
 
И страх вселил в сердца безумия недуг;
Кто наземь падает, кто пробует молиться,
Прощается навек в объятьях с другом друг…
 
 
Лишь путник, что без слов глядел на жесты, лица,
Подумал: счастлив тот, кого сразил испуг,
Иль кто пред гибелью имеет с кем проститься.
 
 
ГРОБНИЦА ПОТОЦКОЙ
 
 
В краю весны среди цветений и услад
Увяла рано ты, о роза молодая,
Затем, что мотыльки былого, улетая,
Оставили в тебе воспоминаний яд.
 
 
На север, к Польше, – там мирьяды звезд горят, —
– Откуда в небесах дорога огневая?
Иль это пламенем негаснущим пылая,
Навеки выжег след твой безутешный взгляд?
 
 
О полька! – кончу дни и я в тоске унылой.
Здесь, близ тебя, мой прах пусть дружба погребет.
Из Польши путники ль сберутся над могилой,
 
 
Родимой речи звук мой сон на миг прервет.
А если вдохновит певца твой образ милый,
Он, видя близкий холм, и обо мне споет.
 
 
МОГИЛЫ ГАРЕМА
 
 
Здесь с гибких лоз любви незрелый виноград
К аллахову столу был срезан волей рока,
Из моря счастия и неги и услад
Похитил мрачный гроб жемчужины Востока.
 
 
Забвеньем вкруг могил цветущий дышит сад.
Тюрбан над плитами маячит издалека,
Как призраков бунчук, и временем жестоко
Истерты имена. Едва найдет их взгляд.
 
 
О розы райские! Вы отцвели не в срок
Над током чистоты, листвой стыда обвиты,
И взгляд неверного проникнуть к вам не мог.
 
 
Теперь один из них вошел в приют забытый.
Ему позволил я – прости меня, пророк!
Ведь со слезами он глядит на эти плиты!
 
 
АЛУШТА НОЧЬЮ
 
 
Повеял ветерок. Спадает жар дневной.
Уж Четырдага плеч коснулась дня лампада,
Струями пурпур льет, разбившись о громаду,
И гаснет. Путник шаг задерживает свой.
 
 
Чернеют склоны гор. В долинах – мрак густой.
Ключи едва журчат, вкушая сна отраду,
И ароматами упиться сердце радо, —
Беззвучной музыкой цветов во мгле ночной.
 
 
Смыкаю в тишине глаза под мглы покровом.
Вдруг будит яркий блеск – промчался метеор, —
И небо, и земля в сиянии багровом.
 
 
Ночь – одалиска, ты расстелешь свой ковер
И лаской усыпишь, но вдруг зажжется взор, —
И пламенем очей ты будишь к ласкам новым.
 
 
ДОРОГА НАД ПРОПАСТЬЮ В ЧУФУТ-КАЛЕ
 
 
Мирза и странник
 
 
Мирза:
 
 
Поводья опусти, молитву прочитай.
На волю конских ног здесь надо положиться.
Хороший конь, смотри, как оком вглубь косится,
Копытом пробует, хватается за край
 
 
И виснет. Отвернись. Взор в пропасть не кидай,
Он, как в колодце Аль-Каира, не домчится
До дна. Не простирай руки туда – не птица
Рука – и даже мысль за край тот не пускай:
 
 
Как якорь из ладьи в глубины погруженный,
Она, как молния, падет в хаос бездонный
И увлечет ладью в падении своем.
 
 
Странник:
 
 
А я взглянул, мирза. Взглянул сквозь щель земную.
Там видел… что видал, по смерти лишь скажу я —
Нет слов для этого на языке земном.
 
 
ГОРА КИКИНЕИЗ
 
 
Мирза — страннику:
Глянь в пропасть. Небеса раскинулись внизу.
То – море. Среди волн, как сказочная птица,
Перуном сражена, простерла перья, мчится,
В гигантский полукруг, как радуга в грозу,
 
 
И снежным островом накрыла бирюзу, —
То туча. Мрак с груди ее на мир струится.
Ты видишь, вкруг чела огнистых лент змеится
Убор? – То молния. – Но слушай-ка мирзу:
 
 
Останови коня. Здесь бездна под ногою.
Хлыст, шпоры приготовь, но берегися бед.
Я первый поскачу, а ты гляди мне вслед:
 
 
Как скроюсь с глаз твоих – за этих скал чертою,
Если мелькнет перо, – я цел, а если нет,
– Не ездить всаднику вовек дорогой тою.
 
 
РУИНЫ КРЕПОСТИ В БАЛАКЛАВЕ
 
 
Тот замок некогда твой охранял покой,
Неблагодарный Крым! Но все ушло в былое.
Как груда черепов – руины над скалою;
В них гады прячутся иль человек лихой.
 
 
Ищу следы гербов на башенке крутой.
Вот тут не имя ли могучего героя,
Что в трепет полчища ввергало, – спит немое,
Как червь, обвитое ползучею листвой?
 
 
Здесь эллина резцом был камень стен украшен.
Сын Генуи разил монголов с этих башен,
Пришлец из Мекки пел, намаз свершая свой.
 
 
Теперь лишь воронья взлетает мрачный рой.
Так реет черный флаг, людскому взору страшен,
Над городом пустым в знак язвы моровой.
 

Юрий Орлицкий (Москва)

Великий Поэт Генрих Сапгир очень любил Крым. Каждое лето он приезжал на отдых в Коктебель, гулял тут, дышал, думал, сочинял.

Поэтому в его стихах так много Крыма, его реалий, его фантазий, его воздуха. Его духа.

В написанном в конце жизни как своего рода итоге творчества эссе «Три из многих» Сапгир признался:

Летом 1988 года у подножья вулкана Карадаг и осенью в сосновой роще на Пицунде я сочинил книгу стихов «Дети в саду» по этому методу – окончания слов просто смывал прибой. Между словами возникали разновеликие пустоты, которые были заполнены некой незримой формой и смыслом. И слова угадывались почти сразу, потому что я старался разрывать и не договаривать слова, лежащие близко к центру языка. И в этом заполнении пустот читателем, начиная с первого читателя – самого автора, была неожиданность встречи и радость узнавания, похожая на ту, которая возникает, когда мы ожидаем и полуугадываем в окончании стиха рифму. Обычно в последний момент она конкретизируется. А здесь слово так и остается, мерцающим между бытием и небытием.

Но тогда я не занимался теоретизированием. Я искал новую гармонию в языке, которую и находил. Я ее слышал в шуме и плеске моря и стихи уносило, как на волнах. Думаю, не один я слушал море. Древнегреческий гекзаметр подслушан был слепым певцом у средиземноморского прибоя, я всегда был в этом уверен.

Так коктебельское море, его дыхание помогло Поэту открыть Новый Способ Сочинений Стихов, успешно примененный им в нескольких последних книгах. По крайней мере, сам он думал так.

А вот некоторые стихи Сапгира о Крыме. Он собрал их в свою книгу 1990 года «ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО КАРАДАГУ».

 
1. ФОРМА ГОЛОСА
Коктебель 1990 г. Лето.
 
 
навстречу кругу, выцветшему флагу
навстречу белой набережной, копьям
ограды, парку и кинотеатру
открытому с толпой зеленых скамей
навстречу чайкам – в солнце ослепительным —
в сознании – зигзагом – с горизонта —
и сразу на полнеба – крылья гарпии!
на фоне пляжа, вешнего цветенья
чудовище мелькнуло быстрой тенью —
в душе еще стоит разгром и визг
но пахнет серебристый тамариск
 

ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО КАРАДАГУ

…всего лишь точка на карте – а за ней удивительный мир каменных пиков – всего лишь точка на карте а за ней удивительный мир каменных пиков горных вершин – всего лишь точка на карте а за ней удивительный мир каменных пиков горных вершин подернутых дымкой

…текущими клочьями туч

…встающими в полнеба облаками

…резким синим небом

желтая свеча – асфоделия

…всего лишь точка на карте а за ней —

облик его напоминает пейзаж на фоне которого Леонардо —

облик его напоминает пейзаж на фоне которого самая знаменитая в мире дама – на фоне которого – самая знаменитая – и возраст весьма почтенный – 150—170 миллионов лет —

нет Карадаг не похож на Фудзияму – Карадаг не похож на Фудзи – плюньте тому в глаза кто вам скажет что Карадаг похож на Фудзияму – обломайте ему рога!

…именно осенью здесь ощущается какая-то особая гармония – нет Карадаг не похож на Фудзияму – именно осенью здесь ощущается – нет не похож

…на северных склонах леса из редких пород деревьев – можжевельника высокого и фисташки туполистой – на северных склонах можжевельника и фисташки – на северных склонах

…подводные скалы и хребты просвечивают красным – подводные скалы и хребты – подводные скалы

…он карабкался за ней по скалистым ступеням – камешки осыпались из-под скользких сандалей – ее быстрые ноги все время мелькали впереди – ее быстрые ноги лодыжки – ее быстрые ноги все время мелькали впереди ее быстрые ноги

…нет Карадаг не похож на Фудзияму – асфоделия – ее смуглые колени как сестры – он подумал: «теперь – самое время» – поодаль торчал каменный чертов палец – струились ее легкие лунные волосы

– он подумал: «как нехорошо я о ней подумал» – поодаль торчал каменный чертов палец – струились ее мягкие лунные волосы

– он подумал: «теперь – время уходит» —

струились ее легкие лунные пальцы – поодаль торчали каменные чертовы волосы… он подумал: «черт! уже поздно»…

ему не хотелось пугать ее или огорчать – ему не хотелось – пугать ее или огорчать ему не хотелось – ему не хо…

он схватил её за волосы

над самым ухом у него кто-то вздохнул

она сопротивлялась

она не сопротивлялась

сверху на них глядели

сверху на них никто не глядел

нет ему не хотелось пугать её или огорчать

…внизу качалось море – чайки взлетали наравне – внизу качалось – чайки взлетали – море качалось и взлетало – чайки взлетали и качались – сверху на них глядели – сверху на них никто не глядел

Впечатляет вид Коктебеля сверху – мы поднялись гуськом на Тепсень на закате – на закате по горному лугу бежали собаки – впереди бежали собаки – впечатляет вид Коктебеля сверху…

…хребты за хребтами

солнце садилось – солнце садилось растекаясь по зазубренной четкой линии – прожигая горизонт насквозь солнце садилось – вверху зеленело светлело – ослепительная полоска – впечатляет вид сверху – домики Планерского – эти домики Планерского – домики как домики.

Следует особо отметить несуразность современного названия – следует особо отметить – я схватил ее за волосы жестко – следует особо отметить – я причинил ей боль – она запрокинулась и крепко ухватилась за меня – следует особо отметить несуразность – мы падали рушились вместе с чайками с Карадагом —

выхваченная из моря молниеносно она блеснула на солнце – следует особо отметить – рыбка —

следует особо отметить – я нёс её простирая все шире крылья а она все крепче сжимала меня в своих когтях – несуразность которую следует особо отметить…

Как верно подметил Максимилиан Волошин именно эти силы сформировали современный облик Карадага – именно эти силы – как верно подметил Максимилиан Волошин – нет Карадаг не похож на Фудзияму

* * *

Загорелая рука перетекала в темную кисть винограда

другая рука взметнулась ярким крылом чайки

незапоминающееся лицо уходило мысом и морем —

истаивало на горизонте

если серебристую полынь растереть в ладони —

так пахнет тело её

внимательно глядят на меня бледные васильки цикория

над обрывом

может быть я влюблен в девушку по имени Коктебель

 
ПУТЬ МЕТАФОРЫ
 
 
сегодня в кустах сирени поставили умывальник
действительно я могу сказать:
я умылся кустами сирени
 
 
под абрикосовым деревцем
шевелится ящик с бутылками – воистину
потому что шевелилась тень деревца
 
 
порхала бабочка над капустой —
порхала разноцветная капуста
и в какой-то мере порхали мы все
 
 
метафора – тёмная бабочка
адресат и есть отправитель
мной написаны ваши стихи
 
 
ВЗГЛЯД ЯБЛОКА
 
 
я посмотрел вверх на белое спелое яблоко и обрадовался ему
 
 
яблоко посмотрело вниз и обрадовалось мне яблоком
 
 
и во мне – не моё посмотрело на белое спелое и
обрадовалось
 
 
и все чёрные косточки-семечки посмотрели сквозь белое
спелое и обрадовались
 
 
и какое-то звёздное облако посмотрело на нас – на меня
и на белое яблоко – и обрадовалось нашей радостью
 

КАРАДАГ – ВОЛОШИН

Волошин носил венок из полыни – или полынь носила венок из Волошина?

«Надоело носить венок из этой глупой Танечки. Она, правда, молода, но всё врёт. Надену лучше сегодня венок из этой большой дружеской души. Все к звёздам ближе», – говорила серебристая полынь.

Тучный и радостный в балахоне и сандалиях он быстро шагал по берегу коктебельского залива, опираясь на палку.

Нет, скорее всего, коктебельский залив или попросту Коктебель в балахоне и сандалиях, опираясь на палку, быстро шагал по берегу тучного и вечно радостного Волошина.

И теперь здесь часто говорят: «Эта мягкая линия горы, что к морю, не правда ли, похожа на профиль Волошина».

Но ведь потухший вулкан и есть сам Волошин. Старый задумчивый Карадаг – Волошин, он смотрит далеко в море и открыт всем ветрам.

 
КОЗА НА ВЕРЁВКЕ
 
 
близко небо – ходит коза на верёвке
вся трава пожухла от зноя но что-то находит коза
на верёвке
внизу – крыши крыши поселка а здесь стрекочут кузнечики – тихо
– и коза на верёвке
прибегает девочка с хлебом – краюшку жуёт коза
на верёвке
уходит тонконогая девочка – верёвку жуёт коза
на верёвке
дразнит её противный мальчишка – не пускает козу
верёвка
на закате прибегают собаки равнодушно проходят коровы —
кротко смотрит коза на верёвке
ходит рогато-носатая тень между звёзд – будто Гоголь —
коза на верёвке
поздно приходит хозяйка отвести её в тёмный сарай —
все таинственно там на холме: в медном свете встающей луны —
хозяйка и коза на верёвке
 

А это стихотворение Сапгир включил в небольшую книгу 1987 года «Встреча», в которой он пробует возможности создания новых слов и новых смыслов:

 
НА СКЛОНАХ ДАКАРАГА
 
 
Когда сумеречная наволочь
наползает с лугов на сюррюки
затопляет базальты граниты
тогда тень от небесного шара
оставляет вверху лишь полоску —
драгоценный отблеск каонита
из туманных низин и ущелий
на охоту выходят икварки
верные похиты Дакарага
 
 
Рыжие пятнистые как рыи
длинные ушастые как оги
то ли силуэт на фоне неба
то ли тень высоко на дороге
только в горы лучше не соваться
ни отанику в рваной кольчуге
ни горцару в голубых окальных латах
бластеры и трубы не помогут
молния отскочит как от камня
 
 
Из Готара ехали мардуки
чернобородатые в металле
ехали шутили хохотали
девушек хватали – обижали —
и бежали их черные садуки —
как в скорлупах – в латах шишковатых…
Там в лугах – одни пустые скорлупы
там кричат и прядуют пируя
хохлые стервятники – караи
 
 
Каменные ядра пролетают —
слишком близко ходят наши луны
озаряя белым диким блеском
серые граниты Дакарага —
и тогда горят рубином синим
все три глаза старого инкварна
он стоит среди кустов калярий
и сухих колючих астролярий
смотрит но не в небо – выше дальше
 
 
Ждёт ли некой вести голубиной
но молчат туманные глубины
хоть бы капля прочертила небо…
Только слышен скрежет меднозуба
и мигает бледный рой мехлушек
Так всю ночь зиять влиять и слушать
чтоб никто – ни люди ни скарабы…
Тайна – это кратер Дакарага
в кратере октаэдр – корабль
 

А ведь и правда – Тайна – это Кратер Дакарага… Лучше не скажешь…

ПОЭТИЧЕСКИЙ РЯД

Сергей Адамский (Санкт-Петербург)

 
* * *
Крым – не рифмуется. Упрямая земля!
На рыбину похожий полуостров.
Плавник нацелен в сторону Кремля,
Но переменчив остов.
 
 
Играет рыбина и, раздвигая пасть,
Порой мечтает – сладко, до истомы —
Как на каблук Италии напасть!
Но на дороге – Томы4141
  «Томы» – это античный город, в котором Овидий отбывал ссылку.


[Закрыть].
 
 
Приют Поэта. Или просто склеп.
Октавиан был мастером нюансов.
На Чёрном море горек белый хлеб.
Тут не до стансов!
 
 
Крым не рифмуется! Плохая рифма – «дым».
Еще: «звоним» (кому? по ком?) не слышно.
Мы эту рыбину за ужином съедим.
Но пышно.
 
 
Крым – не рифмуется. Зачем оно ему?
На рыбину похожий полуостров,
Взмахнув хвостом, легко развеет тьму.
Без лишних тостов.
 

Юлия Архирий (Москва)

 
БАХЧИСАРАЙСКИЕ ЛУНЫ
 
 
1.
Первая луна была снежно-белой,
С лучами, словно овечья пряжа,
Дымно-кудрявыми и мягкими,
Переплетёнными, как нити канвы,
 
 
По которой ночь вышивает звёзды,
Чёрную речку и спящий город —
Кубики домов с золотом окошек,
По скалам рассыпанные в беспорядке.
 
 
2.
Другая луна была цвета зелёного чая,
Когда его пьёшь в жаркий полдень
Из белой-белой маленькой чашки,
Сидя на вытертом узорном ковре,
 
 
В чайхане, у подножья гор невысоких.
Лёгкой дымкой подёрнуты дальние рощи.
Над скатертью кружат пёстрые осы
И, тревожно жужжа, садятся на сахар.
 
 
3.
Третья луна была жёлтой и жирной,
Как топлёное молоко в коричневой крынке,
Принесённое из прохладного погреба.
Можно было тихонько потрогать пальцем
 
 
Загустевший верхний слой. А потом
Есть прямо из крынки, зачерпывая ложкой,
Поглядывая, как кошка облизывается у ног,
И, конечно, дать и ей свежего лунного молока.
 
 
4.
Четвёртая луна была золотистой,
Словно мёд, собранный в Мариамполе,
Впитавший запах цветущих акаций
И тёплое дыхание южного ветра,
 
 
Спустившегося с Чуфут-кале
В плодородную тихую долину,
Покрытую садами и виноградниками,
Полями лаванды и чайной розы.
 
 
5.
Пятая луна была рыхлой и ноздреватой,
Похожей на круглый кусок козьего сыра,
Который едят с ломтем горячего хлеба,
Запивая красным вином. Когда тень ложится
 
 
На пустые дороги, и в вечернем небе
Только орлов заметишь у горизонта,
Славно ужинать на краю поля,
Под старым тополем с нежной листвою.
 
 
6.
Шестая луна манила, как море,
Глубокой сияющей синевою.
Она расплескивалась волною,
И уносила упавшие звёзды.
 
 
Она затопляла улицы светом,
Стучала в двери и билась в окна.
Она была дикой, томной и страстной,
Словно вакханка в тунике рваной.
 
 
Кожа её пахла солью и солнцем,
В прядях волос запутались ветры.
Были глаза её полузакрыты,
И на губах запеклось желанье.
 
 
7.
А у последней, седьмой луны,
Как у фарфорового блюдца,
Откололся кусочек малый
И покатился во тьму со звоном.
 
 
Долго я черепок искала
В тёмных полях, в можжевеловых рощах.
Да не нашла. И искать перестала.
Так и осталась луна щербатой.
 

Александр Астахов (Козельск)

 
ЗДРАВСТВУЙ, РЕСПУБЛИКА КРЫМ!
 
 
Можно ль героев предать,
Жизни отдавших в бою?
Радуйся, Родина-мать,
Крым вместе с нами в строю!
 
 
Здесь Севастополь и Керчь
Русскую славу храня,
Встретили огненный смерч
И не боялись огня!
 
 
В храме поставлю свечу,
За упокой помолюсь,
Вытру слезу, помолчу.
Здесь ты, исконная Русь.
 
 
Чистая светлая даль,
Море целует рассвет,
Вновь зацветает миндаль,
В небе Божественный Свет!
 
 
Подвиг твой значим и зрим,
С Запада слышится вой…
Здравствуй, республика Крым!
Ты возвратилась домой.
 
 
Можно ль героев предать,
Жизни отдавших в бою?
Радуйся, Родина-мать,
Крым вместе с нами в строю!
 

Георгий Балдин (Санкт-Петербург)

 
МОРЕ
 
 
Море… представить себе не могу…
Только слышу ворчанье пены
Да шелест гальки на берегу
От волн монотонной измены…
 
 
Море. Солнце. Полнейший штиль,
Пахнет немного йодом…
Вода и воздух на много миль —
Крупинкой под этим сводом
 
 
Ощущаешь себя, но грудь
Так радостно счастьем дышит,
Что потихоньку уходит грусть,
Будто Господь услышал…
 
 
И тишина, что от плеска волн
Становится только глуше…
И ты, до краев тишиною полн,
Свою проверяешь душу…
 
 
Думаешь – то нахмурив бровь,
То с мимолётной улыбкой,
В волну окунешься – разгонишь кровь,
И мысли, как стайка рыбок,
 
 
Прыснут в стороны. Благодать
Навалится и захватит,
Море – сладкая взбита кровать —
Нежно тебя охватит…
 
 
Море… Лежа на берегу,
Слышу ворчанье пены,
С шелестом гальки волны бегут —
Вечная моря тема…
 

Алексей Бандорин (Рязань)

 
В БАЛАКЛАВУ
(диптих)
 

Шуточный привет поэтическому фестивалю

«Пристань менестрелей»

 
I.
 
 
С бала Клаву
В Балаклаву
Принц увёз,
В город доблести
И славы,
В город грёз.
В Чёрном море
На просторе
Яхта белая
Летит…
Впереди маячат горы,
Не был в них
Поэт Бандорин,
Но, надеюсь, очень скоро
Восхожденье совершит!..
Грациозно выгнув спины,
Сальто делают дельфины,
Солнце
Катится в зенит.
Хорошо вдвоём влюблённым,
Южным зноем разморённым,
Пыл
Водица охладит…
Принц ласкает Клаву взглядом,
Называет ненаглядной,
Принц
О свадьбе говорит!..
 
 
II.
 
 
Вот и «Пристань менестрелей»,
Мы на праздник в срок успели:
Купидончик мечет стрелы
В романтичных поэтесс
И в задумчивых поэтов —
Декадентов и эстетов, —
Разжигает интерес.
Ах, малыш,
Небес посланец,
Рань меня хотя бы в палец,
Чтоб для творчества воскрес!
Чтоб я в юность возвратился,
Чтоб отчаянно
Влюбился,
Чтоб Любви отдался весь!
Чтоб воспел я Балаклаву —
Город доблести и славы,
Город принцев
И принцесс!
Чтоб на «Пристань
Менестрелей»
Вновь слететься
Захотели —
В это Чудо из Чудес!
 

25.06 – 11.07.2013 г.

ИЗ ЦИКЛА «АЛЕКСАНДРУ ГРИНУ»

 
АССОЛЬ
 
 
Нежная,
Пугливее газели.
Как же моряки
На вас глазели!
Плыли вы
И бёдрами качали,
Погружая жаждущих
В печали.
Очищая страждущих
От скверны —
В тесноте
Прокуренной таверны.
 
 
У МОРЯ
 
 
«Нарядна, как бабочка летом,
Как мальчик кудрявый, резва».
Ты, балуясь, бабочек этих
Ловила, как эхо – слова.
«Нежнее, чем польская панна,
А значит, нежнее, чем все».
Сама, недотрога, попалась,
Ко мне на колени присев.
«А море вдали улыбалось,
Казалось, как мы, молодым».
Поэзии прихоть и шалость
Смешались, как слёзы и дым.