Текст книги "Крымский мост"

– Аллея хороша, милостивый государь… Слов нет, хороша. И её следует считать лучшим творением Симона Деларю. Он был жестоким негодяем, этот Симон Деларю. Уж я-то знаю, как может знать садовник. Симон не слишком заботился о доме: его строили по старым чертежам, уже отражавшим его чёрную душу. Сад разбил старый хозяин; но аллеи тогда не было, нет… Деларю крал, крал безбожно; он обманывал старика, и никто не мог ничего доказать. Однако у Деларю был помощник. Вам ни к чему знать его имя, да и другим оно ничего не скажет. Он руководил строительством. Он нашёл деньги, украденные Деларю, и укрыл их во время работы под одним из молодых деревьев. Там же оказался и его отчет об истинном положении дел.

– В этом саду? – поинтересовался я, скорее, чтобы подтолкнуть рассказчика, чем из любопытства. Путаная история давних страстей не рождала отклика в душе. Я, насмотревшись на окружающие красоты, в призраки прошлого верил слабо. Или вовсе не верил. И зря не верил.

Потому что старик указал на дальнее дерево, протянувшее ветви к самому балкону:

– Вот там молодой человек спрятал свои находки. И когда он поднимался по аллее после разговора с архитектором, Деларю нагнал его. Нагнал и ударил в спину, прямо в сердце… У него не было с собой ножа; только очень острые ножницы вроде этих – архитектор был настоящим франтом. На юге рано темнеет; темнота всегда покровительствовала убийцам. Деларю хотел скрыть следы до утра, но отнести тело к воде не смог. И он зарыл труп здесь, затемно начав насаждать аллею роз. Он удачно скрыл останки своей жертвы – они так и лежат под одним розовым кустом. Но денег убийца всё же не нашел. И уехал в свою усадьбу без барышей. Вот такой роман.

– Дерево я вижу. Но где же куст? – против воли я заинтересовался. В спокойствии старика таилась такая печаль, какую непросто сыграть или вообразить в помрачении сознания. Что бы он там ни говорил, он не просто в это верил. Он знал… И мог подтвердить это знание.

– Куст совсем рядом. Но мне ли говорить о нём? Ведь в ту ночь Деларю не обошелся без сообщника. Тело ему помог зарыть тот самый человек, который следил за садом, а потом стал ухаживать за розовыми кустами. Тот человек, который за ничтожную сумму скрыл следы злодеяния. Тот человек, который стоит перед вами. И вам не стоит никуда бежать. Взгляните вокруг: солнце скрывается, дереву приходит конец. А с ним конец тайне дома… И мне.

Набежавшая невесть откуда туча на мгновение погрузила мир во тьму. Я вскочил, напуганный неожиданно сильным порывом ветра, меркнущим светом и зловещим шелестом роз. Да, в этом звуке было нечто чужеродное. Он казался голосом, обращённым к дому, к дереву, к призракам старины. Розы силились рассказать, они стремились к этому долгие-долгие годы. И тот, кто ухаживал за ними, явился, чтобы исполнить их волю. Чтобы раскрыть тайну и избавиться от проклятия.

Старик всё ещё стоял рядом. Его смутный силуэт был едва различим в полумраке, а голос сливался с воем ветра:

– Дерево и розы, розы и дерево… Они не существуют сами по себе, они окружают дом. И дом возьмет своё. Поэтому… Нет, не уходите!

Он протянул ко мне руку, в которой блеснули маникюрные ножницы. И на миг мне показалось, что на их начищенных лезвиях блестят красные капли. Может, это были всего лишь лепестки цветов, может, обычный обман зрения под действием возбужденных нервов… В конце концов, было слишком темно, и я не уверен, что старик вообще шевелился. Но я не выдержал этого ощущения: рядом со мной стоял призрак. И может быть, он улыбался мне – своему конфиденту, спутнику, сообщнику.

Впрочем, что бы я там ни думал – об этом можно забыть. Сверху донесся страшный, гулкий звук – звук падения чего-то немыслимо тяжёлого. Туча сгинула в тот же миг, и солнечные лучи вновь коснулись аллеи роз и площадки со скамьей. Площадка оказалась пустынной. Там был только я. Я оглянулся только на мгновение. Я знал, что ничто не заставит меня вернуться в эту аллею. Знал, что раскрыл тайну усадьбы. Знал, что находится под одним из розовых кустов. Я знал… И я в панике мчался прочь.

Собственно, на этом рассказ можно закончить. Дальнейшие подробности слишком печальны. Впрочем, нам поможет универсальное средство – сухой язык газетных вырезок. Итак, вот что было напечатано в «Крымской правде» на следующий день: «Вчера на турбазе «…», где некогда располагалась дача семейства Раевских, произошла трагедия. Экскурсанты из России, Польши и Украины, участники международной конференции, стали жертвами нелепой случайности. Осматривая старый корпус турбазы, они поднялись на балкон, откуда открывался прекрасный вид на побережье и знаменитую аллею роз. В этот момент сильный порыв ветра свалил старое дерево, росшее уже много лет в опасной близости от здания. Увы, ствол его рухнул прямо на балкон; семь человек погибли, двое в тяжёлом состоянии находятся в реанимации. Выражаем свои соболезнования родным и близким погибших». В «Симферопольском вестнике» стандартное описание дополнили ещё одной деталью: «Среди корней рухнувшего дерева был обнаружен тайник, возможно, устроенный ещё в девятнадцатом веке. В аккуратно сделанном углублении найден кожаный мешочек с русскими и французскими золотыми монетами и несколько листков бумаги с заметками, не поддающимися расшифровке».

1999 г.

Татьяна Шипошина (Москва)

ПОХОД

Главы из повести

Подростки, герои повести, проходят нижней тропой (вдоль побережья) от пос. Планерского до Биостанции.

Они вошли в следующую бухту, когда солнце уже подбиралось к зениту. Каменные глыбы лежали у них на пути. В море, навстречу им, встали Золотые ворота. Огромная скала, захватывающая воображение людей в течение столетий. Скала, очертания которой рисовал Пушкин на полях своих черновиков.

– Красота какая…

И правда, какая же красота… Есть ли где-нибудь в мире что либо подобное? Место, где замерло бы сердце человека перед громадой гор, бездонностью моря, бесконечностью неба…

Где человек, сбрасывая свой рюкзак на небольшую, словно бы специально для него оставленную ровную поверхность каменистой бухты, мог бы подумать о том, как он мал, несовершенен и суетлив…

– Господи, помилуй, – пробормотал Мишаня. – Ой, я не могу…

– Здорово! – Олег, можно сказать, впервые проявил единодушие со всеми.

Не удержался.

Красота – она ещё и сближает. Задумывались вы об этом, или нет…

– А когда есть будем? – нарушил единодушие Пашка. – Живот уже к позвоночнику прилип!

– А купаться? – спросил Ленчик.

– Ты, бедный, ещё не накупался? – поинтересовалась Машка.

– Так-то шли…

– Ну, давайте решим, что раньше. Купаться или есть, – Сашка и сам не знал, что лучше. – Кто за еду, поднимите руки.

Большинством решили купаться.

– Только недолго!

– А сплавать в Золотые ворота? Слабо?

– Эх, Колька! Не вовремя тебе эта идея пришла! Вот если бы – после обеда!

– В Золотые ворота – лучше натощак плыть.

– Кто – в Золотые ворота?

– Далековато, – протянул Лёнчик.

– Да здесь метров пятьдесят! – не унимался Колька. – Сплаваем!

– До скалы – восемьдесят пять метров, – уточнила Машка. – В высоту скала – пятнадцать метров. А ещё она называется Шайтановыми воротами.

– Почему? – поинтересовался Мишаня.

– Потому, что в древности считали, что под скалой спрятана дорога в ад.

– В ад?

– Колька, тебя поймают и зажарят на сковородке!

– Не, я не поплыву, – сказал Мишаня. – Не надо мне этого…

– Ну, да! Всем слабо! – не унимался Колька. – А москвичам – вдвойне слабо!

– Почему это – вдвойне? – обиделась за Олега Лена. – Как всем, так и москвичам.

– Москвичи – они слаще! Их черти больше любят. Хвать за пятку – и поминай, как звали!

Колька поднялся.

– Ну, кто?

Поднялся Сашка. Лёнчик сначала поднялся, а потом снова сел. Хотелось Лёнчику сплавать в Золотые ворота. И надо бы… а то пацаны всё чаще берут его на «слабо», а он… Но как только поднимал Лёнчик взгляд на высокую и далёкую скалу, так сердце его трепетало и поджилки тряслись. Ничего не мог Лёнчик с собой поделать.

Тут поднялся Олег. Повёл плечами.

– Ну, где тут ваши ворота?

– Снимайте кеды, – сказал Сашка. – Легче будет плыть.

– Ой, забыла! Не забудьте желание загадать, когда в воротах плыть будете, – всплеснула руками Машка.

– А что?

– Сбудется. Обязательно!

– Ладно! Загадаем! Я, например, загадаю, чтоб ты такой занудой не была! – Колька несколько раз развёл руки в стороны – разминался, надо понимать.

– Загадывать нужно о себе, а не о других, – не согласилась упрямая Машка.

– А я и загадываю – себе, – тихонько, под нос пробурчал Колька.

– Пошли, что ли, – двинулся к морю Олег.

– Угу.

Еще минута – и вот уже все трое оказались в воде, держа путь к Золотым воротам.

***

Машка поглядела вслед удаляющимся от берега мальчишкам, поднялась и пнула Лёнчика.

– Вставай!

– Ты чего?

– Давай, давай! Доставай матрас!

– Зачем?

– Матрас надуем, и ты им навстречу поплывёшь!

– Почему – я?

– Та плаваешь лучше всех! Когда они обратно поплывут, им хоть будет за что схватиться! На всякий случай.

– Какой случай?

– Какой, какой… Всё тебе расскажи!

Первым «врубился» Мишаня и полез в Сашкин рюкзак – туда, где хранился матрас. Матрас достали, разложили и начали дуть, по очереди.

Тут уже Лёнчик никак не мог отказаться от «дальнего плавания». Стать храбрее ему помог матрас.

Минут за десять матрос надули. Плыть навстречу решили вдвоём, Лёнчик и Пашка. Пашка улёгся на матрас, а Лёнчик поплыл рядом с матрасом, одной рукой за него держась. Золотые ворота маячили далеко впереди.

Это только с берега море казалось волнующимся совсем чуть-чуть. Чем дальше отплывали мальчишки от берега, тем больше волны подхлёстывали их и качали, то поднимая вверх, то опуская вниз, а то – захлёстывая с головой именно тогда, когда требовалось набрать воздуха.

Восемьдесят пять метров, даже помноженное на два – не расстояние. Каждый из них мог проплыть значительно дальше.

Не учли только, что плывут в открытом море. Не учли, что в Шайтановы ворота. Преодолеть расстояние до ворот – это ещё цветочки. Главное – внутри.

Трое достигли входа в ворота.

С берега им казалось, что и сами ворота небольшие, и расстояние под воротами – маленькое. Вблизи же всё выглядело совершенно иначе. Огромная скала. Огромная дыра в скале. Такая, что спокойно может пропустить в себя прогулочный катер.

Зацепиться, подержаться – не за что.

– Может, ну его, а? – крикнул Колька.

– Сам смотри! – ответил Сашка, пока волна не накрыла его с головой.

Олег даже головы не повернул.

Под воротами вода сразу стала холоднее. Волны – выше. Волны отражались от нависающих скал и возвращались обратно, в центр поёма. Нельзя приспособиться, невозможно предугадать, когда волна опустит, а когда поднимет тебя.

Гулкое эхо отражённых волн било по ушам. Кроме того, иногда ноги попадали в струю совершенно холодной воды. Такой, что казалось, ноги сведёт мгновенно.

Видимо, так и случалось с храбрыми пловцами, рискнувшими поиграть с судьбой. Может, эти потоки и называли они шайтановыми лапами.

Саня грёб из всех сил, чтобы скорее преодолеть страшное место. В какой-то момент он вдруг понял, что не движется. Понял, что бьёт руками, колотит воду ногами, но не продвигается ни на сантиметр к выходу.

Что-то вроде липкой паники накатило на Саню. Он ещё сильнее заколотил по воде и вдруг понял, что задыхается. Его накрыло волной один раз, потом – другой.

Как сквозь сон, Саня услышал крик.

Кричал Колька:

– А! А-а! Помогите!

Саня попытался осмотреться, но волны не давали. Когда сумел – заметил Кольку не сзади, а впереди себя. Колька колотил руками по воде. Так же, как и он сам. А где Олег?

Олег показался на минутку. Справа. И снова ушёл под воду. Не выныривал долго. Очень долго. Вынырнув на поверхность, Олег просто хрипел. Вероятно, он хотел закричать, но не мог.

Сане стало страшно. Он подплыл к Олегу, поднырнул под него, как-то исхитрился схватить его под мышку одной рукой, и изо всех сил толкнул его вперёд и вверх.

Сам он при этом ушёл под воду.

Неистово вырываясь на поверхность, Саня успел подумать: «Неужели я в родном море потону…»

Они выплыли. Все трое. Едва шевеля руками и ногами, бесконечно долго огибали скалу, чтоб повернуть к берегу.

Навстречу им уже спешил спасательный матрас-баркас, посланный мудрой Машкой.

– Ну, как? – спросил Пашка, уступая Кольке место на матрасе.

– Класс, – выдохнул Колька. – Потом расскажу.

Колька плыл на матрасе, Лёнчик поплыл сам, а Саня и Олег держались за матрас.

– Спасибо, – сказал Олег, когда волной их приблизило друг к другу.

– Не за что, – ответил Саня.

***

– Ну как, желание загадали? – спросила Машка, когда вся компания выползла на берег и упала на камни.

– Загадали, – отозвался Колька. – Сказать, какое?

– Не надо. А то – не сбудется.

– Ладно, – согласился Колька, тяжело дыша. – Это желание пусть исполняется. Но больше я ни в какие ворота не поплыву… Страшно там.

– Кстати, спасибо за матрас, – сумел проговорить Саня. – Кто это додумался?

– Машка, – ответила Лена. – Ей надо медаль дать, «За спасение утопающих»!

– Спасение утопающих – дело рук самих утопающих, – проговорил Олег. – Ну у вас и ворота! Точно Шайтановы!

– Это не у нас – ворота, – ответил Жорка. – У Кара-Дага.

Ленка подбежала к Олегу с полотенцем. Кстати, полотенце – вещь в данном случае почти бесполезная. Вода на теле высыхает мгновенно – солнце и ветер стирают её, словно её и не было.

Да разве в полотенце дело… Дело в том, к кому подбежала Ленка.

Бедный Саня! Около него оказались только Мишаня и Оля. Потому что Машка уже давно стояла возле Кольки и за что-то его отчитывала.

Уставший Колька даже не сопротивлялся. Наконец, Машка оторвалась от объекта воспитания.

– Давайте есть, и вперёд. Вокруг Льва придётся двигаться вплавь. И дальше надо плыть. Девчонки, накрывайте на стол, – скомандовала Машка.

– Какого ещё льва? – поинтересовался Жорка.

– Сейчас карту покажу.

Пока девчонки колдовали у разложенной в виде стола клеёнки, Машка достала из кармана своего рюкзака заветную карту.

– Смотрите!

Мальчишки сдвинули лбы над картой. Лена с Олей тоже подошли.

– Вот… Скала Лев. Львиная бухта – следующая.

– Точно, лев!

– Похож!

– Сейчас поедим и будем вещи привязывать к матрасу, – Сашка уже пришёл в себя.

Правда, в голове слегка шумело – ему казалось, что он ещё слышит, как бьются о скалы волны Шайтановых ворот. Ноги слегка подрагивали.

Олег неподвижно сидел на берегу, только мельком взглянув на карту. Ему даже думать не хотелось о том, что сейчас снова придётся куда-то плыть. Бр-р-р… Но, видимо, придётся.

Если бы сейчас ему предложили вернуться назад, или, например, кто-то забрал его отсюда на вертолёте – он бы согласился, не раздумывая.

Но никто не собирался назад, а вертолёт запаздывал…

Да, никто назад не собирался. Ребята и девчонки уже смеялись у «стола». Колька расшевелился, и даже попытался распорядиться московской копчёной колбасой. В свою пользу, разумеется.

Копчёная колбаса для всех присутствующих – дефицит. Некоторые не пробовали такой колбасы ни разу в жизни.

Надо ли говорить, что привезённая из Москвы колбаса была Олегова, сданная, как и все продукты, на «общий стол».

Саня тоже подобрался к столу, оторвавшись от своего камня.

– Олежка, иди скорее! – крикнула Лена.

– Иди, в большой семье зубами не щёлкают! – позвал Пашка.

– Олег, давай, – не очень громко позвал Саня.

Но голос Сани Олегу показался самым громким.

«Интересно, – подумал Олег, – они хоть понимают, что мы только что находились на волосок от смерти? Или это такой толстокожий народ, что может есть через пять минут после того, как чуть не утонул?»

Это была первая мысль Олега. Вторая пришла следом: «Интересно, этот Саня теперь будет гордиться, что меня от смерти спас? И всем, естественно, растреплет? Да я бы и сам прекрасно вынырнул! И выплыл бы!»

Да, скорее всего, он бы выплыл сам. На 99, 9 процента.

Вечно нам мешает жить какая-то ерунда! Какая-то 0,1…

Олег вздохнул и решил, что лучше последовать тому, что подсказывает ему третья мысль. А третья мысль уже охрипла, крича ему в ухо, что пора поесть! И что если он ей не последует, то на «столе» останутся рожки и, извините, ножки.

Олег поднялся и «приземлился» за столом, рядом с Леной и Пашкой.

– Где тут колбаса? – спросил он, и его голос влился в общий гвалт.

Честное слово: после обеда и солнце засветило ярче, и волны успокоились. И на душе полегчало, надо думать.

Думать – вообще полезно.

Наталия Юлина (Москва)

ЦИРК

Рассказ

Жил-был в Ялте дядя Тоша. Жил он совсем один, а по вечерам любил ходить в цирк.

Вот приехал в Ялту цирк из Москвы. Акробаты, клоуны и самое интересное: дрессированные собачки. Одна собачка в тележку прыгнет, а другая станет на задние лапки и тележку везёт. Но самое интересное – это собака по имени Няша. Няша умела считать до десяти и петь старинный русский романс «Я встретил Вас». На слове «все былое» у Няши из правого глаза показывалась большая слеза и медленно растекалась по короткой серой шерсти. Публика, которая повыше от арены, приносила с собой полевые бинокли, а один отставной мичман принёс подзорную трубу, чтобы лучше слезу разглядеть.

Дядя Тоша сидел рядом с мичманом и один раз тоже в трубу посмотрел.

Кончилось представление. Няша тихо сидит на своем коврике в углу и думает: «Если Суша сейчас подойдет и в шею меня укусит, я не выдержу, отвечу и тогда…» А надо сказать, что Суша и Кеша были муж с женой. Суша маленькая белая собачка, та самая, которая в тележку прыгает, а Кеша – кобель, породы, намекающей на фокстерьера, – Сушу по арене возит. Кеша – наглый, желтоглазый, с серой челкой, чуть что, так Няшу отделает, что она потом встать не может.

Тут входит дрессировщик, и Кеша ему сразу руку лизнул. Дрессировщик улыбается, за ухом Кешу треплет, а тот сразу на бок. «Как кошка, – про себя негодует Няша, – знаем мы этих подхалимов. Самые несносные скандалисты и хулиганы, если только взять с тебя ничего не могут». Вышел дрессировщик и дверь неплотно закрыл. Подошла Няша, носом дверь ткнула, и по темному коридору в другой конец. Присела у выхода, слышит, дядя Вася большими сапогами топ-топ. Дверь в темноту открыл, Няша между ног и выскочила, так что дядя Вася ничего не видел. Выскочила она, а что дальше делать, не знает. Пробежала по улице два дома сгоряча, села во дворе, так что только нос на улице торчит, и пригорюнилась. Сколько сидела, кто знает? И сон какой-то снился. Вдруг подходит очень длинный человек и к ней наклоняется. Руку протягивает. Хотела Няша испугаться и укусить, но спросонья почему-то руку лизнула. Человек обрадовано говорит: «Тузик». А наша певица чуть-чуть подвыла, как на арене. Человек говорит: «Ну, что ты? Пойдем домой».

Пришли к нему домой, и началась у артистки другая жизнь. Не то, что дядя Тоша с ней много разговаривал или ласкал, а просто было Няше с ним спокойно. Особенно по вечерам. Дядя Тоша сидит за столом, а собака у него под стулом. Вздремнет, проснется, а дядя Тоша сидит, сидит.

Только вот собаки разные, конечно, мешали. Особенно одна, большая и лохматая. Такой запах, только чихнешь и бежишь куда-нибудь под кровать. Она то взвизгнет, то хихикнет, – дядя Тоша тоже сам не свой, окаменел, кажется, а она резким голосом всё верещит, верещит, как клоун перед собачьим номером, с повизгиванием.

Прошла неделя, и пришел в гости к дяде Тоше хозяин цирка. Увидел свою артистку и обрадовался, а дядя Тоша оправдывается: «У меня пропал Тузик, вылитый Ваша Няша, я на улице подобрал ее, привел, смотрю, а Тузик мой – сучка. Но очень ласковая и понятливая. Так я к ней привязался».

Забрал хозяин свою певицу, и уехали они в Москву. И стал дядя Тоша писать Няше письма: «Милая моя собака, так я по тебе соскучился, так мне без тебя тоскливо, в доме темно, пусто, под стулом никого. В комнате холод собачий, печь дымит, а не греет, вчера целый день не вставал с постели: совсем без тебя расклеился. Приезжай, добрая моя собака, хоть на денек, у меня твоя подстилочка так под стулом и лежит. Понимаю, конечно, ты – артистка, твоя жизнь без арены пропадет зря. Да я и сам люблю цирк без памяти. О многом не прошу, приезжай хоть на недельку, совсем без тебя пропадаю. Твой друг Тоша».

Аккуратно поставил точку, положил письмо в папку. На ней надпись: «цирк». Закрыл папку и улыбнулся. Потом снова достал листок и сделал приписку: «Дядя Тоша должен быть женщиной 38-ми лет, никогда не бывшей замужем, Няша – бульдог, агрессивный, но верный».

Конец.

Жила я зимой в Ялте и захаживала в дом-музей Чехова. Экскурсовод рассказывал, как А.П.Чехов жил в этом доме, кто к нему приезжал, показывал комнату с большим письменным столом и камином напротив.

Пришла я домой и написала этот рассказ.