Текст книги "Звезда моей души"

Кстати, собственно Купол, а вовсе не Звездная башня (как кичливо утверждают самовлюбленные чародеи) является самым древним зданием Лаганахара, считаясь его душой и средоточием. Ну да, тем исконным строением, краеугольным камнем цивилизации, вокруг которого и возвели позднее весь город Блентайр. И как гласят рукописи, создателями Немеркнущего Купола стали отнюдь не люди и даже не мудрые эльфы, а некие архаичные, давно исчезнувшие из нашего мира существа.

Мы не имеем ни малейшего представления о том, зачем возводился Купол, как выглядели его творцы и к чему они стремились. Мы знаем о них лишь одно: они вошли в историю под именем Неназываемых, и это загадочное слово вызывает интуитивный, ничем не обоснованный страх в сердце каждого из ныне живущих. А все оттого, что мы не только неспособны понять цели поступков творцов, но даже не сумели постигнуть истинного значения, вкладываемого в это чуждое нашему слуху слово – Неназываемые. Ужасный итог их существования таков: наши предтечи бесследно сгинули в пучине веков, так и оставшись неувиденными, непонятыми и неуслышанными. И я не могу придумать иной, более скорбной участи, чем эта.

Значительно уступая цитадели чародеев по высоте, Купол между тем мгновенно покоряет сердца всех без исключения людей. Причем не только заезжих гостей, но также и коренных жителей столицы. Он мгновенно пленял воображение совершенством безыскусных форм, удивительно гармонично сочетающихся с неповторимой, но простой и строгой мозаичной отделкой стен. Подойдя к нему с любой из четырех сторон, вы увидите правильный мраморный куб, увенчанный прозрачным хрустальным куполом, диаметр которого немного меньше ширины стен. Таким образом, потолочный купол опоясан узкой прогулочной дорожкой, окружающей его со всех сторон и служащей отличной обзорной площадкой, с которой открывается прекрасная панорама города.

Все четыре стены купола имеют по паре дверных створок, никогда не запирающихся на замок. Согласно одной из легенд Лаганахара в день своего совершеннолетия каждый эльф обязательно приходил в Купол и после недолгой молитвы, посвященной богу Шарро, выходил через одну из дверей, выбирая тем самым жизненный путь. Считалось, что отдавший предпочтение северным воротам навсегда становился воином, южным – путешественником или творческой личностью, восточным – ремесленником, а западным – общественным деятелем. И лишь в некоторых редких случаях испытуемые покидали Купол как-то иначе, обрекая себя на героическую, загадочную, а подчас и трагическую жизнь. Но вот как в точности это происходило, осталось величайшей тайной Блентайра, и вместе с исчезновением эльфийской расы люди лишились шанса сию тайну разгадать.

Брат Флавиан неоднократно рассказывал о том, что ни одна из гильдий так и не смогла доказать свое право собственности на этот величественный древний памятник, поэтому Купол оставался пустым и бесхозным вот уже добрых две сотни лет, с тех самых пор как из Блентайра сбежали все эльфы. Городские стражники проверяли его каждый вечер: слишком уж удобным могло показаться это место пусть и редким, но все же иногда встречающимся в столице бродягам и прочим не очень симпатичным личностям. Впрочем, полагаю, стражники совершали свои обходы скорее по привычке, потому как в ночное время стены Купола сияли отпугивающим серебристым светом, внушая подсознательный ужас любому приближающемуся к нему человеку.

А вот днем сюда мог войти каждый, кто желает полюбоваться чудной мозаикой, украшающей все четыре стены святилища, или развлечь себя поисками источника света в никогда не погружающемся в темноту помещении без единого окна или свечи, а также забраться наверх и созерцать город. По всем этим причинам Купол и по сей день остается одним из самых посещаемых зданий, слывя главной достопримечательностью Блентайра. И следует ли удивляться тому, что я тоже поспешила воспользоваться столь удачно подвернувшейся возможностью посетить Купол? Потянув за дверное кольцо, я вошла в просторное квадратное помещение.

К моему величайшему изумлению, здание пустовало, я не обнаружила в нем ни одного заезжего ротозея. Я в раздумье остановилась на пороге, недоумевая, куда подевались вездесущие зеваки и бойкие мальчишки, неутомимо шныряющие даже в самых отдаленных закоулках города. Дубовая створка, звучно захлопнувшаяся за моей спиной, ощутимо ударила меня по ягодицам, будто подпихивая вперед и принуждая сдвинуться с места. Я испуганно ойкнула, повернулась и, ухватившись за ручку, надавила на створку. Но не тут-то было – дверь не поддалась.

Несколько минут я неутомимо пихала и даже пинала монолитную древесную плиту, безошибочно убеждаясь: эта никогда не закрываемая дверь с чего-то изменила своей многовековой привычке и не думает отворяться. Стараясь не поддаваться охватившей меня панике, я медленно прошлась вдоль стен, поочередно пробуя распахнуть оставшиеся три двери и приходя к очевидному выводу – они тоже не намерены открываться, видимо условившись навечно замуровать меня внутри Купола. Вот так сюрприз!

Я растерянно почесала под капюшоном своей пелерины, сердито присвистнула и, напустив на себя наигранно-беззаботный вид, принялась старательно изображать обычную экскурсантку, вознамерившись ответно удивить тех глупых выдумщиков, которые заперли меня в Куполе. Не хватало еще доставлять им удовольствие, демонстрируя обуявший меня ужас. Э-э нет, кем бы вы там ни были: богами, дураками или похитителями детей – нате-ка выкусите, не на такую простушку напали!..

Я даже и не пыталась искать источник непрерывно заливающего Купол света, справедливо полагая, что вряд ли сильно преуспею в этих розысках. Шутка ли – суметь превзойти несколько поколений дотошных магов, сменившихся в городе, но так ни на йоту и не приблизившихся к разгадке одной из важнейших тайн древнего эльфийского святилища. Равномерный, молочно-белый свет, постоянно струящийся с хрустального свода Купола, появлялся неизвестно откуда и никогда не потухал, ничуть не искажаясь при смене времени суток.

Не собираюсь ломать голову над происхождением освещения – я готова принять неугасимость Немеркнущего Купола за непреложную закономерность нашего мира. Ибо какой смысл пытаться понять то, что не поняли величайшие мудрецы Блентайра? Прочитав книгу о Немеркнущем Куполе, я неоднократно представляла, как поднимусь на его крышу, но сегодня, впервые попав внутрь здания, я сразу же обратила внимание на мозаичные картины, покрывающие его стены. Наверное, на моем поведении сказался тот факт, что я продолжала упрямо искать знаки судьбы, призванные разъяснить мне характер моего первого испытания.

Итак, значительную часть каждой стены занимали массивные двустворчатые двери, выполненные из прочных дубовых досок. Выше них располагались удивительные по красоте мозаичные картины, чьи краски оставались по-прежнему сочными и свежими, невзирая на чудовищный возраст самого здания. Мозаика на противоположной от меня стене изображала битву двух гигантских мантикор, белой и черной, причем на спинах обеих тварей можно было без особого труда разглядеть маленькие человеческие фигурки, сжимающие в руках какие-то клинки. Зачем эти люди взобрались на спины мантикор, неужели они и впрямь поверили, будто способны повлиять на исход сражения гигантов?

Такой вполне закономерный вопрос сразу же пришел мне в голову, ибо из Книги Преданий я четко усвоила: некогда в нашем мире существовал еще и третий – весьма немногочисленный эльфийский клан, называвшийся Повелителями мантикор. Только они умели каким-то непостижимым образом вступать в ментальный контакт с крылатыми чудовищами, получая не власть над летающими созданиями, а их дружбу и преданность. Но притчи превратились в сказки, а Повелители исчезли все до единого, хотя никто не знал, как именно и почему это произошло.

На картине присутствовала и вторая возмутительная нестыковка. Пристально всмотревшись в мозаику, я обнаружила (или данную деталь нарисовала моя возбужденная фантазия), что наездник белой, меньшей по размеру мантикоры словно окружен неким нечетким ореолом, который при известном допущении вполне можно принять за крылья. Если очень захотеть, конечно… Я еще интенсивнее поскребла под капюшоном, пытаясь активизировать мыслительный процесс, зашедший в безнадежный тупик. Так и не придумав ничего умного, обратила свой заинтригованный взор на три другие стены.

Поговаривают, что на стенах Купола отображены не просто какие-то отвлеченные от действительности картины, а запечатлены основные вехи истории всего Лаганахара, его прошлого и будущего. И вот теперь, глядя на представшие передо мной мозаики, я вдруг осознала, почему даже самые острые умы королевства терялись в догадках, расшифровывая, какую из картин следует считать первой – то есть отправной точкой нашей жизненной дороги.

В данных картинах не просматривалось никакой логики, ибо они выглядели не самостоятельным явлением, а воспринимались как иллюстрации к некоему утраченному тексту… На одной из картин была изображена молодая женщина в красных одеждах, протягивающая вперед раскрытую ладонь, на которой лежала небольшая морская раковина; а на второй – зрелый мужчина в черном плаще, извлекающий из складок своего одеяния нечто абстрактное, напоминающее короткую палку…

«Забери меня Тьма!» – мысленно ругнулась я, восхищенно любуясь чудесными мозаиками. Представленные на них люди были выполнены с таким неповторимым искусством и выглядели настолько живыми, что казалось – еще миг, и они сойдут со стен, вздохнут и заговорят со мной. Сдается мне, что, выстраивая Купол, неведомые мастера превзошли самих себя и сотворили нечто волшебное, то, чему суждено навечно остаться непонятым и неразгаданным… Так рассуждала я, тогда еще совершенно не догадываясь о том, что именно мне предстоит воплотить в жизнь сюжеты всех храмовых картин, заплатив болью, кровью и потерями за раскрытие самых потаенных секретов бесследно сгинувших эльфийских кланов.

Я подняла голову и обернулась, намереваясь рассмотреть последнюю, четвертую мозаику, находящуюся как раз за моей спиной. В отличие от предыдущих, прекрасно сохранившихся картин, эта экспозиция была видна нечетко, потому что изображение пересекала широкая красная трещина, расколовшая мозаику по диагонали. Не знаю, как и когда это произошло, до войны или после нее, но трещина сильно смахивала на глубокую кровоточащую рану, разделившую контуры меча и шестиконечной звезды, подобной той, что красовалась сейчас у меня на груди. А над мечом и звездой (кстати, образующих старинный герб Лаганахара) вился изящно выписанный текст, состоящий из нескольких четверостиший.

Поначалу мне показался совершенно незнакомым язык, на котором была выполнена надпись, но, присмотревшись, я с удивлением поняла, что без каких-либо проблем вполне способна читать написанные на стене слова. Надпись гласила:

 
Неназываемыми дан
Блентайру скорбный, тяжкий дар:
Здесь три влюбленных пары есть,
Пытайтесь их судьбу прочесть.
 
 
Попытку вычеркни одну —
Она несет в себе войну,
Вторая – разожжет вражду,
Усугубит она беду.
 
 
Бед разрывая череду,
Подарит третья вам звезду,
Дитя, что море усмирит,
Мир на любовь благословит.
 
 
Те, кто ушел, и те, кто тут,
Ее Наследницей зовут,
Она прощеньем наградит
И расы вновь соединит.
 
 
На море, в небе, и в любви
Ты эту землю сохрани,
Ценою пролитой крови
Надежду миру подари.
 
 
Из ниоткуда в никуда
Пройдет она через года
И вспять пустыню повернет,
Злых чародеев – изведет.
 
 
А если кто-то вдруг решил
Ее лишить волшебных сил,
То, значит, он большой глупец,
Ведь миру враз придет конец…
 

Я сразу же вспомнила: часть именно этого пророчества уже прозвучала из уст Джайлза в лавке старого Иоганна, но ни тогда, ни теперь я так и не сумела постичь смысла этих строк. А кроме того, я сильно сомневалась, что во всем Лаганахаре найдется хотя бы один человек, разбирающийся в сути пророчества намного лучше меня. Я уже даже и не пыталась скрести под капюшоном, дабы расшевелить мозги, ибо понимала всю тщетность своих потуг. Окружающие меня загадки множились с каждым мигом.

Признаюсь, мне бы очень хотелось, чтобы сейчас в мозаике (неважно, в какой конкретно) внезапно открылась потайная дверь, за коей обнаружилась бы лестница, ведущая на свободу. Я спустилась бы по ступенькам, а там… Да, далее могли последовать любые варианты развития событий…

К сожалению, наяву со мной не происходило ничего подобного. А ощупывать и выстукивать стены я не отважилась – и без того скоро сама себя за чокнутую принимать начну.

Не придумав ничего лучше, я вышла точно на середину святилища и уселась на пол, согнув ноги в коленях и положив на них свободно раскинутые руки, повернутые ладонями вверх. Таким образом, я приняла максимально расслабленную позу, приготовившись безропотно встретить любую участь, уготованную мне судьбой. Иногда правильным решением оказывается самое неправильное…

А что еще мне оставалась? Глупо биться и рыдать, бесцельно растрачивая последние силы? Попавшаяся в капкан лисица спасается, отгрызая зажатую ловушкой лапу, но я не имела возможности последовать ее примеру. Меня немного подташнивало от голода и жажды, голова кружилась, мысли путались, а распухший, жесткий и шершавый от обезвоживания язык едва помещался во рту. Вскоре мой подбородок начал клониться на грудь, веки отяжелели, а недавние мысли и переживания отошли на второй план, уступив место накатывающемуся сну. Плечи поникли, глаза застлала темная пелена, и я совершенно перестала сопротивляться тяжелой дреме, послушно плывя по ее волнам…

Внезапно словно тысячи колких песчинок защекотали у меня в мозгу, складываясь в слова и фразы, произносимые чьим-то властным, чеканным голосом.

– Зачем ты вступила на путь испытаний, дитя? – вопросил красивый, звучный баритон.

– Я запуталась! – плаксиво пожаловалась я. – Я понимаю, чего хочу, но не знаю, каким образом сумею реализовать свои мечты.

– Хорошо сказано, ибо честное признание слабости есть признак силы! – одобрил невидимый мужчина. – Если бы все люди точно знали, чего они хотят, то уже давно стали бы счастливыми. Ты почти готова принять наследие своих предков. Но вот сомневаюсь, достойна ли ты его… – Испытующие интонации несли долю заметного сомнения.

– Как это недостойна? – возмутилась я. – Почему?

– Каждый добровольно вступивший в этот храм данным поступком подтверждает свою готовность пройти ожидающую его проверку, после чего выходит в одну из четырех дверей, избирая свой жизненный путь. Кем хочешь стать ты, Йохана, и чего желаешь более всего?

– Я хочу предотвратить гибель Лаганахара, стать чародейкой, спасти Ардена и разобраться во всех произошедших в Блентайре событиях! – торопливой скороговоркой выпалила я, боясь упустить хоть один пункт.

– Что? – насмешливо переспросил голос. – Ты хочешь всего сразу? Дерзкая девчонка, твоя жадность воистину безгранична. Подобными знаниями не обладают даже мудрейшие маги нашего мира.

– Разве это плохо – проявлять жадность к знаниям? – искренне удивилась я. – Я не ищу славы и богатства, я не жажду власти и титулов. Я только надеюсь помочь другим и не прошу ничего для себя лично!

– А утереть нос обидчикам? – желчно напомнил голос.

– О-о-о, – виновато смутилась я, – это было так мелко и эгоистично… Так по-детски. Надеюсь, свои глупые мечты я переросла!

– Неужели так быстро? – не поверил баритон.

– Ага! – самоуверенно хмыкнула я. – Сейчас я нахожусь в самом подходящем для свершений возрасте: дурь уже прошла, но маразм еще не начался!

– Ладно, уговорила. А как же твоя другая заветная мечта о месте в рядах гильдии Чародеев? – ехидно поддел незримый собеседник.

– Без магии мне не удастся остановить Пустошь, – аргументированно объяснила я.

– А ты отнюдь не глупа! – снисходительно рассмеялся голос. – Хорошо, проверим, готова ли ты вступить на нелегкую стезю испытаний. Твоя последующая жизнь будет разделена на три этапа, поэтому на каждый из моих вопросов ты должна отвечать тремя словами. Итак, скажи мне, Йона, что в нашей судьбе никогда не возвращается обратно?

– Время, слова и упущенные возможности! – не задумываясь, произнесла я.

– Молодец, ты не ошиблась! – весело похвалил голос. – А что никогда не следует терять?

– Спокойствие, надежду и честь. – Я не сомневалась в правильности своего ответа.

– Что в жизни наиболее ценно? – продолжал допытываться невидимый мужчина.

– Принципы, дружба, любовь, – убежденно изложила я.

– А что в нашем мире не обладает надежностью?

– Власть, удача, состояние.

– Что определяет жизненный путь человека?

– Труд, честность, достижения.

– Что разрушает человека?

– Предательство, гордыня, злость.

– Замечательно! – эмоционально воскликнул мой невидимый экзаменатор. От его доселе покровительственных интонаций не осталось и следа, они сменились на восхищение и уважение. – Полагаю, ты готова приступить к испытаниям, выпавшим на твою долю. Не обещаю, что найдешь все искомое и получишь желаемое, но дорогу осилит идущий. Какой путь ты изберешь – вверх или вниз?

Честно говоря, я не совсем поняла смысл последнего вопроса, но решила не заноситься и выбрала наиболее скромный вариант:

– Я пойду вниз!

– Отлично! – В голосе промелькнули ликующие нотки. – Ты меня не разочаровала. Тебя ждут три этапа пути, и на каждом из них ты будешь постигать суть одного из своих высказываний. Но помни, Йона, чтобы на практике проверить все перечисленные тобой постулаты, может не хватить одной жизни.

– Типа у меня есть какая-то вторая жизнь! – ворчливо парировала я, опять ничегошеньки не поняв.

Мой собеседник дружелюбно рассмеялся:

– За свое счастье можно заплатить, делая счастливыми других, это продлевает жизнь. Не забудь мое напутствие! Мы еще встретимся… – Голос становился все тише и тише, пока не замолк окончательно.

Я удивленно потянулась следом за ним, но испытала внезапный приступ острой боли и… проснулась.

Оказалось, что я плашмя растянулась на каменном полу Немеркнущего Купола, уткнувшись лбом в одну из мраморных плит. А настигшая меня боль стала следствием соприкосновения двух абсолютно несовместимых по прочности объектов – твердого мрамора и моего основательно ушибленного носа. Я мысленно выругалась и поднялась на ноги, дивясь столь вычурному сновидению, очевидно вызванному жаждой и голодом. Ну как тут не вспомнишь любимое изречение брата Флавиана: «Лежу – не спится, я – молиться; а потом гляжу – ба-а-а, да я же не жрамши лежу!»

Глава 9

Полагаю, за стенами Купола давно воцарилась глухая ночь, ибо, разглядывая его прозрачный свод, я легко различала непроницаемую черноту, разливающуюся за пределами хрустальной полусферы. Я уныло сидела на полу, мучаясь непреодолимым желанием сжевать последний ломоть хлеба, завалявшийся у меня в кармане после сегодняшнего (вернее, вчерашнего) завтрака и уже дошедший до состояния сухаря. Здравый рассудок приказывал мне потерпеть и приберечь сухарь на совсем уж крайний случай, а пустой желудок пищал и урчал на все лады, настоятельно требуя пищи. Он не понимал ни вразумляющих уговоров, ни ложных просьб подождать – он настойчиво озвучивал главную естественную потребность молодого, растущего организма. Короче, мне жутко хотелось есть.

Пытаясь хоть как-то обмануть ту бездонную прорву, в которую стремительно превращался мой пищеварительный тракт, я сначала неловко елозила по полу, а затем вскочила и начала отплясывать нервную чечетку, сильно смахивающую на ту, которую изображали мои подруги по приютскому дортуару, стоя в очереди к единственному отхожему месту, имевшемуся в нашей спальне. Кстати, в моем подпрыгивании не было ничего удивительного, поскольку другие физиологические потребности терзали меня ненамного слабее голода, доводя до истерического хихиканья. Немеркнущий Купол неоднократно описан в старинных манускриптах… Хм, о-пи-сан! Интересно, оный древний храм еще ни разу не подвергался каким-либо осквернениям? Скорее всего, нет, но ведь все в этом мире когда-то случается впервые.

Выделывая коленца на мраморных плитах, опрятно посыпанных белым речным песком, я случайно попала каблуком в какую-то небольшую выбоинку и повторно сверзилась на пол, добавив к ушибленному носу основательно отбитый локоть и поцарапанную щеку. Поругиваясь вполголоса, я сердито рассматривала причину своей очередной неприятности, оказавшуюся не чем иным, как щелью между двумя неплотно пригнанными друг к другу каменными плитами. Я задумчиво повозила ногой, разгребая тонкий слой песка и недоумевая, как это дотошные эльфы недоглядели столь значительного изъяна, заметно уродующего пол Купола. Но очищенная от песка щель выглядела довольно длинной, к тому же ее пересекала вторая выбоина, расположенная строго перпендикулярно по отношению к первой.

Несколько мгновений я тупо рассматривала свою неожиданную находку, а затем испустила громкий радостный вопль, бросилась на колени и вцепилась в мрамор всеми десятью пальцами, стараясь расширить узкое отверстие. Сердце мое преисполнилось надежды на спасение, ибо обнаруженная мною щель была не просто дефектом каменной плиты, а краем умело замаскированного люка, ведущего куда-то вниз, под основание Купола. Фраза о выбранном пути, необдуманно ляпнутая мной совсем недавно, оказалась пророческой!

Я пыхтела и сопела, ломая ногти и в кровь обдирая кончики пальцев, но треклятая плита не поддавалась. Вернее, люк подземного хода весил так много, что я не только не имела возможности его поднять, но даже не сумела сдвинуть с места кусок немыслимо тяжелого мрамора, намертво запечатавшего выход на свободу. Глотая злые слезы, я упрямо трудилась над люком, позабыв обо всем на свете. Внезапно за моей спиной раздалось негромкое жалобное поскуливание, сопровождаемое непонятным цоканьем, быстро сменившимся тяжелым дыханием и судорожным бульканьем. Обмирая от страха, я медленно повернула голову и встретилась с пристальным взглядом налитых кровью глаз, в упор разглядывающих мою распластанную на полу фигуру…

Я испуганно зажмурила глаза, а потом снова подняла ресницы, в глубине души надеясь, что мерзкое наваждение сгинуло, оставив меня в покое. Увы, ожидаемого чуда не произошло: представшее передо мной чудовище никуда не исчезло, являясь по-прежнему безупречно реальным и осязаемым. Этим живописным воплощением моих самых страшных ночных кошмаров оказался гигантский белый пес, не уступающий по величине полугодовалому теленку. И ладно бы дело ограничилось только его чудовищными размерами, так нет – все обстояло намного хуже…

В отличие от пресловутого безобидного травоядного мой нежданный гость был вооружен огромными клыками, виднеющимися в его приоткрытой пасти, причем каждый из таких зубов был длиной с мою руку от локтя до запястья. Подойдя вплотную ко мне, тварь вновь распахнула пасть, а я зажмурилась еще пуще, понимая – сейчас мое путешествие закончится, не успев толком начаться, потому как эта здоровенная животина уж точно не сеном и морковкой питается, а, вероятнее всего, глупыми девчонками, сующими свой любопытный нос куда не следует.

Морда чудовища приблизилась к моему лицу, и меня овеяло горячее влажное дыхание, несущее с собой не очень-то приятный запах псины. Я лишь успела невольно сжаться в комок, мысленно напрягая воображение и представляя зрелищную сцену своей неминуемой гибели, должной произойти в сих острых зубах, как вдруг моей щеки коснулось что-то мягкое, мокрое и теплое. Я шокированно вскрикнула, вытаращила глаза, и… меня тут же ласково лизнули повторно, на сей раз попав точно в травмированный нос… Моему распухшему носу сразу полегчало.

И как же он сумел пробраться через закрытые двери? Я изумленно рассматривала огромного белого пса. «Каким образом попал он внутрь Купола?» – гадала я.

Собаченция смотрела на меня донельзя умильным и абсолютно беззлобным взглядом, жалобно поскуливая, – на ее шее я обнаружила глубокую, переходящую на грудь резаную рану, явно нанесенную каким-то грозным оружием. Рана сильно кровоточила, что, очевидно, причиняло псу сильную боль и быстро высасывало последние силы из его мускулистого пушистого тела. Собака безвольно опустилась на пол, ее глаза затянула тонкая пленка третьего века, наглядно демонстрируя – смерть подкралась совсем близко и не собирается щадить свою жертву.

Мохнатый хвост пса безостановочно мел пол, доказывая миролюбивость его намерений, не подразумевающих никакой агрессии. Я бросила безрезультатно трудиться над люком и попыталась ладонью зажать рану своего нового знакомца, но все оказалось напрасным: мои усилия ни к чему не привели, а капли крови обильно стекали между моими пальцами и окрашивали пол Купола в ярко-алый цвет. Пес жалобно поскуливал, издавая умоляющие звуки, больше похожие на плач ребенка, и явно понимая – вместе с кровью из него вытекает сама жизнь, торопящаяся покинуть бренное тело.

Не знаю, как и почему он получил свою рану, но я не хотела смиряться со столь несправедливой смертью, бездеятельно наблюдая за гибелью молодого, красивого животного. Я вытащила из кармана своего камзола флакончик с остатками волшебной жидкости, принадлежащий ранее Джайлзу, и на мгновение задумалась. Чародейское снадобье смогло уменьшить мою одежду и начисто уничтожило мешок с вещами, но вот окажет ли оно столь же впечатляющее воздействие на живую плоть?

Впрочем, у нас не оставалось иного выбора, ибо пес умирал… Я взглядом испросила его согласия и, получив в ответ еще одно ласковое прикосновение шершавого языка, скороговоркой пробормотала отлично запомнившееся заклинание, а затем аккуратно наклонила флакончик и вылила остатки заполняющей его жидкости прямо в центр раны… Раздалось громкое шипение, пес вздрогнул всем телом, а его шея окуталась облачком белесого дыма, от которого у меня безудержно защипало глаза. Я вытерла свои слезящиеся веки и, о счастье, обнаружила, что рана исчезла, а на ее месте появился большой выпуклый шрам, еще совсем свежий, синевато-багровый. Волшебная жидкость помогла!

Пес облегченно вздохнул и положил на мое колено свою умную тяжелую морду, испачканную потеками голодной слюны.

– Бедняга, да ты совсем отощал! – Я без раздумий вынула из кармана свой заветный сухарь и сунула его в собачью пасть, проигнорировав жалобное урчание собственного желудка. – Это, конечно, не абы что, но – чем богаты, тем и рады!

Пес в мгновение ока проглотил угощение и довольно облизнулся, а его морду расколола широкая благодарная ухмылка. Немного пошатываясь от слабости, он поднялся на лапы и принялся неистово скрести щель между двумя мраморными плитами. Его мощные черные когти уподобились десятку остро отточенных лезвий, упорно кромсающих неподатливый камень. Я помогала ему как могла. Потом пес подсунул нос под чуть приподнявшийся край плиты и навалился на нее всем весом своего могучего тела. Я явственно услышала, как заскрипели его сухожилия, пес взвизгнул от натуги, но люк вдруг ответил жалким пораженческим краканьем, сдался и неохотно отвалился вбок, открывая моему исполненному радости взору темный, ведущий вниз провал подземного хода.

Наш путь наружу был свободен! Пес ухватил меня зубами за рукав и уверенно потянул за собой, готовый первым спуститься по крутым, уходящим в неизвестное ступеням. Я немного поколебалась, но все-таки последовала за ним, пребывая в абсолютной уверенности, что с каждым шагом все больше приближаюсь к своему первому настоящему испытанию… Однако перед тем как спуститься, я вытянула палец, испачканный собачьей кровью, и непроизвольно нарисовала на стене крохотную руну, являющуюся начальной в моем имени. Зачем я это сделала? Думаю, ответа на данный вопрос не знали даже сами Неназываемые…

Песок пересыпался с неумолкающим сухим шорохом, беспрестанно скребя по кожаному боку повозки. Этот монотонный звук постепенно сводил Ардена с ума, ввергая в тихое, бессильное бешенство, увы, неспособное вылиться во что-либо более действенное. Юноша лежал на полу просторной, тщательно затемненной кибитки, этого излюбленного средства передвижения всех лайил, совершенно не переносящих открытого дневного света.

Ночью его охранницы выбирались из-под спасительного полога, изготовленного из отлично выдубленной кожи, и, взнуздав двух крепких вороных жеребцов, упоенно скакали по пустыне, оглашая гортанными криками ее безлюдные равнодушные барханы. Высоко запрокинув свои узкие подбородки и жадно дергая заметно выступающими кадыками, твари пили кровь, залитую в небольшие, сшитые из телячьих кишок бурдюки, надежно запечатанные магией, надолго сохраняющей их любимый напиток безупречно свежим и теплым.

Но утром, с восходом Сола, они торопливо укладывались по обе стороны от пленника, по-кошачьи сворачивались в клубок и засыпали глубоким сном, более похожим на затяжной обморок. Обе воительницы-лайил вызывали у Ардена лишь отвращение и неприязнь, хотя он по достоинству оценил хищную форму коротких, слегка изогнутых сабель-кастане, привешенных к поясам тварей. Он также имел возможность понаблюдать за тем, как ловко управляется первая жрица со своим экзотическим клинком, с одного взмаха срубив голову здоровенному, отчаянно мекающему барану. Его завяленным на костре мясом и кормили Ардена на протяжении всего однообразного, ввергающего в ступор путешествия, затянувшегося так надолго, что юноша уже потерял счет дням, прошедшим с момента его пленения.

А дни и правда неотличимо походили друг на друга, размеренно пересыпаясь, словно песок пустыни, ибо все доступное Ардену разнообразие заключалось лишь в том, что иногда ему давали пригоршню янтарно-желтого, сладкого, как мед, винограда или ломоть испеченной на углях лепешки, душистая мякоть которой всегда оказывалась изрядно сдобренной кусочками примешанного к тесту сала и продолговатыми семечками тмина. Немудреными кухонными заботами ведал четвертый участник их небольшого отряда: дюжий смуглокожий парень, обладатель низенького выпуклого лба, уродливо нависающего над маленькими, глубоко посаженными глазками, и сломанного, плебейски приплюснутого носа с вывернутыми наружу ноздрями.

Первые несколько дней Арден не оставлял попыток разговорить этого человека, которого обе лайил называли непривычным для слуха именем Гамаль. Но вскоре он отказался от идеи склонить на свою сторону вечно нахмуренного возницу, днем занимавшего место на козлах повозки, а ночью спавшего между ее колесами, подстелив под себя обрывок кошмы. А произошло вот что. В какой-то из вечеров одна из лайил, иронично следившая за напропалую острящим Арденом, вдруг не вытерпела и сделала повелительный жест хлыстом, приказав Гамалю открыть рот. Юноша заинтересованно заглянул в разверзшееся перед ним зловонное отверстие и помимо гнилых зубов обнаружил там кривой обрубок обрезанного почти под корень языка, видимо грубо зарубцевавшегося уже много лет назад. Таким образом, Ардену сразу же стала известна причина постоянного молчания Гамаля, даже на самые пикантные шутки отвечающего неразборчивым хмыканьем и безучастным пожиманием громоздких, будто мельничные жернова, плеч.