Текст книги "Обреченные невесты"
Автор книги: Тед Деккер
Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)
ГЛАВА 38
Брэд понимал: чувствам предаваться нельзя, они выдадут их. Птичка не могла остановить слезы, и он, стараясь ее успокоить, тоже всплакнул, не переставая думать о том, что Квинтон уже вышел на охоту и им здесь оставаться нельзя.
Он взял ее за руку, и они побежали в сторону поля. Заметив овраг, тянущийся перпендикулярно линии их движения, Брэд понял: при таком свете убийца не поймет, куда они свернули – налево или направо.
Брэд решил повернуть налево. Они шли друг за другом, держась середины оврага. Прошли метров триста, не больше. Отсюда просматривалось место, где они спустились в овраг. Если Квинтон пустится в погоню, его при свете луны будет видно на краю оврага, а их нет.
Пока преследователь будет решать, что делать дальше, они немного передохнут. Через несколько часов взойдет солнце, и до этого времени надо хоть немного удалиться, иначе они сделаются легкой мишенью. До спокойного места еще очень далеко, не один час понадобится, чтобы добраться, а пока надо уходить.
Есть, конечно, иной выход. Можно спрятать Птичку и перейти в контрнаступление. Даже Квинтон Гулд не ожидает такой дерзости. Пройдет немного времени, и преступник будет далеко отсюда. И чем больше Брэд думал об этом, тем сильнее убеждался, что уйдет он навсегда. Нет, не уйдет. Потому что через неделю, или через месяц, или через год он вернется за тем, что потерял. За последней избранницей. За Райской Птичкой. Но пока они в относительной безопасности.
Все еще дрожа и постоянно оглядываясь назад, Птичка приникла к его плечу.
– Ну как ты? – Брэд погладил ее по голове.
Даже при свете луны было заметно, что Птичка изменилась. Волосы были, как и прежде, спутаны, но все же уложены волнами, так чтобы подчеркнуть тонкие черты лица. На ней были модная красная блуза и фирменные шорты.
– Мне страшно.
– Знаю. Но все хорошо. Клянусь, мы выберемся из этой передряги.
– Ты за мной пришел?
Поколебавшись, Брэд кивнул.
– Я люблю тебя, Брэд. – Даже при неярком свете луны было видно, как блестят от слез ее глаза.
Это было признание, лишенное подоплеки, наигрыша, скрытой цели. И сердце Брэда тоже захлестнула волна нежности.
– И я тебя люблю, Птичка.
Ее лицо исказилось от муки.
– Мне страшно.
– Ничего не бойся, все позади. Я с тобой, и все будет хорошо.
– Но… – Слезы душили ее, она едва могла говорить.
– Но что?
– Разве это хорошо?
Это было напоминание о страхах, выходящих далеко за пределы сегодняшнего вечера. О страхе памяти, о страхе перед внешним миром. Любой содрогнется, попав в руки такому, как Квинтон Гулд, готовому высосать из тебя кровь и распять на стене. Но Птичке угрожали тысячи других демонов.
«И не только они, – подумал Брэд. – Не менее страшна повседневная борьба с внутренними демонами».
Брэд протянул ей руку. Чувствовалось, как трудно ей откликнуться на этот зов. Она не могла принять любовь такого мужчины, как он. Пока не могла. Попробовать можно, но мешало прошлое, отравляющее воды любви подобно соляному раствору. Это ему знакомо, только у нее положение хуже, гораздо хуже. Брэда охватил стыд за собственный эгоизм: «Подумать только, я так долго жалел себя…»
– Да, – сказал он, – это хорошо.
Он нагнулся и поцеловал ее в лоб. А хотел поцеловать в губы. Хотел нежно прижать к себе и поклясться в вечной любви. Увести отсюда и никогда не отпускать.
«Но она слишком утонченная натура. Слишком драгоценная. Слишком красива и неповторима для него, увальня. Не я, а она будет решать, что и когда ей нужно.
Потому Брэд лишь коснулся губами ее лба, задержался на мгновение, потом отстранился и сказал:
– Ты особенная, Птичка, таких больше нет. Я люблю тебя. Люблю, как мужчина любит женщину.
Птичка услышала эти слова и поверила им. Впервые в жизни она действительно поверила в то, что мужчина ее любит. Любит не идею, не представление о том, какой она могла быть, но ее, Птичку, женщину, рыдающую на дне оврага и сражающуюся с демонами, которые сделали для нее невозможной любовь к мужчине.
«Я женщина, – думала она. – Я женщина, и Брэд меня любит».
Это было открытие настолько поразительное, что на миг у нее даже перехватило дыхание. Она почувствовала на щеке его ладонь.
«А вдруг он поцелует меня, как мужчины целуют женщин?»
Ее слишком трясло от волнения, но втайне Птичка молила о настоящем поцелуе – в губы.
Но нет, принц должен дождаться приглашения принцессы. А Птичка не знала, как ведут себя принцессы.
– Ну как ты? – снова спросил он, заглядывая ей в глаза.
Она не знала, что ответить.
– Тебе ничто не угрожает. Клянусь, пока я жив, никто пальцем к тебе притронуться не посмеет.
«Но спасти меня от меня самой ты не можешь, – подумала она. – Моя проблема – это я сама».
Она снова оглянулась. Квинтона не видно. Птичка вспомнила признание, которое он сделал в машине, думая, что она спит: «Меня отец тоже обижал».
Эти слова закрутились у нее в голове, как колесо обозрения. Квинтон, которого она хорошо помнила по первым месяцам своего пребывания в центре, немного походил на нее. Они были сделаны из одного материала. Он тоже рос в семье, где царило насилие.
«Быть может, у него все еще каша в голове», – размышляла Птичка.
Пока они ехали в его машине, воображение у Птички разыгралось. Она уже представляла, что кончится поездка тем, что она поднимется и обнимет Квинтона. Чушь, конечно, результат ее потаенных страхов и глубинного желания выжить, превратив его в друга. И все-таки она не могла отделаться от фантазий.
«Мой отец тоже обижал меня…»
Она старалась вообразить, как можно обидеть мальчика по имени Квинтон. Неудивительно, что он решил выучиться на психолога. Понятен и поступок Брэда: чтобы превозмочь свою боль, он пошел служить в ФБР.
Если бы Квинтон мог прозреть и признать, что в голове у него все спуталось, может, он увидел бы свет в конце тоннеля…
– Если ему явится правда, он может перемениться, – сказала она вслух.
– Ты о чем?
– В машине, – повернулась к нему Птичка, – он сказал, что отец обижал его. Что у него все в голове перепуталось. Ну я и подумала… – Птичка в очередной раз вгляделась в темноту. – Кто-нибудь когда-нибудь любовь ему выказывал?
– Знаю, что за любовь ему нужна, – буркнул Брэд, а про себя добавил: «Электрический стул ему нужен, а не любовь».
– Он похож на меня. – Птичка почти не слушала Брэда. Для нее все становилось на свои места. Не только в том, что касается Квинтона, но и ее самой. – Иногда нам надо взглянуть в лицо собственным демонам.
– А иногда их надо убивать.
– Он нездоров душевно, – убежденно произнесла Птичка. – Как, возможно, и я.
– Это психопат-убийца, – возразил Брэд. – Не Рауди, не Казанова, а уж с тобой у него вообще ничего общего нет. – В голосе Брэда зазвучал металл.
Птичка продолжала рассуждать. «Дело не только в психопате-убийце Квинтоне Гулде и не в Птичке, страдающей от шизофрении. Дело еще в Брэде Рейнзе и в том, что он любит женщину, которая не может быть женщиной, потому что живет в страхе перед самой собой».
Ей это вдруг стало абсолютно ясно. Вспомнились подробности, которые она раньше не помнила, потому что смотрела на прошлое со слишком близкого расстояния. Более того, ей стало покойно здесь, в овраге, рядом с Брэдом и вдали от безопасного центра.
Но до того как семь лет назад она столкнулась с насилием, повредившим ее ум, Птичка была лишена свободы любить и быть любимой. А ведь именно любви жаждала больше всего на свете.
– Мне надо вернуться, – произнесла она, волнуясь.
– Что? – Брэд был явно ошеломлен. Или даже обозлен. – Ни в коем случае.
– Неужели ты не понимаешь? – Птичка высвободила руку. – Это прежде всего мне нужно. Надо посмотреть в лицо и простить…
– Нет! – Брэд схватился за правый бок, и Птичка забеспокоилась. Вдруг у него травма. – Да я в жизни не позволю тебе вернуться. Ты ошибаешься, это монстр.
Но Брэд просто не понимал. Она испытывала странную решимость. Овраг – всего лишь очередная трещина на поверхности ее сознания. За ней последует еще одна и еще, пока весь мир не превратится в паутину из таких трещин. Вернуться в барак – значит обрести свободу.
– Выбирать не тебе, – сказала Птичка. – Если ты… – Она запнулась. – Ты не должен мешать мне делать то, что я считаю правильным.
Брэд открыл рот, но ничего не сказал.
– Прости. Мне жаль, что все так оборачивается. Но мне надо жить в ладу с собой. – Птичка поднялась на ноги.
Брэд, стоя на одном колене, схватил ее за руку и попытался вернуть на место.
– Пожалуйста, прошу тебя. Ты не знаешь, что делаешь! Это безжалостный убийца. Он похищает женщин вроде тебя, протыкает им подошвы и высасывает кровь, до последней капли. Прошу тебя, успокойся и сиди на месте.
– Ты прав, все так и есть, – согласилась Птичка. – И я понимаю, в твоих глазах это полный абсурд. Но тебе еще предстоит убедиться, что многое из происходящего в моем мире в твоем обретает смысл далеко не сразу. Я семь лет жила в страхе перед этим монстром, и это высосало из меня все силы. А теперь я свободна, и смотрю монстру в лицо, и должна уничтожить его.
– Уничтожить? Каким образом?
– Действием и словом. Собою.
Брэд перегнулся через ее плечо, вглядываясь туда, где должен появиться Квинтон, если, конечно, он преследует их.
– Сядь. Прошу тебя, сядь и выслушай.
Она опустилась на дно оврага.
– Понимаю, ты прошла через ад и в твоей голове картина складывается не вполне…
– Никогда еще она не была такой ясной, – прервала его Птичка. Голос звучал жестко, но от волнения у нее колени дрожали, и она сочла нужным добавить: – Брэд, ты не понимаешь: твой героизм только подталкивает меня сделать то, что я решила. Ты на меня работаешь.
«Все правильно: Квинтон – монстр. Но и я тоже. Единственный способ одолеть одного монстра заключается в том, чтобы победить другого».
Птичка снова поднялась на ноги, испытывая одновременно решимость и безнадежность.
– То есть, – вздохнул Брэд, – тебе кажется, что ты должна сделать это, чтобы доказать, что достойна меня?
Глаза у Птички снова наполнились слезами, и она отвернулась.
«Чем лучше он меня понимает, тем хуже все становится. Неужели он сам не видит?»
– Хватит, – бросила она.
– Хватит – что? Говорить правду?
– Хватит спасать меня. – Она глубоко вздохнула и стерла слезы со щек. – Я должна это сделать, Брэд. Я делаю это для него, но ради себя. Понимаешь?
– Нет, не понимаю. Тебе нет нужды превозмогать в себе монстра, чтобы заставить меня увидеть, какая ты красивая.
«Не может быть, чтобы он всерьез говорил это. Нет такого мужчины на свете, который мог бы испытывать ко мне такие чувства».
– Подумай только, – прошептал он, – мы едва вырвались из лап этого урода, мы все еще недалеко от его барака, а спорим, следует ли тебе туда возвращаться. Безумие какое-то.
– Так я и есть безумная.
Оба замолчали.
«Он прав, конечно. Возвращаться – безумие. Но ведь я же безумна. Что-то мне подсказывает: сегодня все будет кончено. В этом самом бараке».
Ее глаза в очередной раз наполнились слезами.
«Где я? Что здесь делаю?»
На горизонт внезапно наползла тьма, и Птичка ощутила, как в голову проникают знакомые нити тумана.
«Я не способна на это! Надо возвращаться в центр!»
Мир смыкался вокруг нее, и ей понадобились все силы, чтобы удержаться на ногах.
«Брэд прав: все мои слова – вздор. Я не в своем уме, в этом мире я ничего не стою и никогда не могу быть любима как женщина».
Рука Брэда медленно легла на ее плечо. Он мягко потянул Птичку к себе, и она прижалась лбом к его груди, изо всех сил стараясь не разрыдаться. Он прикоснулся губами к ее затылку.
– Я не могу потерять тебя, Птичка. Ты должна это понять. Завтра, когда все останется позади, мы найдем способ превозмочь твои страхи, но сейчас я и на секунду не могу представить, что ты вернешься туда, в барак.
«Я проиграла», – решила Птичка. Она обняла его и прижала к себе так крепко, как только отважилась, и опять заплакала. Она знала, что не заслуживает такой любви, но все равно чувствовала себя на седьмом небе. И ради этого готова была еще раз пережить все, что пережила за эти трудные семь лет.
Сказать это она не могла, потому что в горле образовался комок. Могла только всхлипывать, пока он поглаживал ее волосы и целовал затылок.
«Если, как утверждают, Бог – это любовь, я даже вообразить не могла, что найду Бога на дне оврага в трехстах метрах от человека, который семь лет назад хотел меня изнасиловать».
Ночь, кажется, заканчивалась – по крайней мере шла на убыль. Птичка давно уже покоилась в объятиях Брэда, и никуда ей не хотелось двигаться. Но тут она ощутила, как напрягся Брэд. И дыхание сделалось тяжелым. Она заставила себя собраться.
– Но одно надо понять, – сказал он.
Птичка перехватила его суровый взгляд, устремленный в сторону барака.
– Сегодня ночью все должно кончиться, – решительно продолжил Брэд.
– Что ты имеешь в виду?
Впрочем, в ярости и решимости, что читались в его глазах, ошибиться было невозможно. У нее даже дрожь по телу пробежала.
Брэд снова поцеловал ее в лоб и заглянул в глаза.
– Послушай меня, Птичка. Скорее всего многое из того, что я сейчас скажу, ты не поймешь, но мне хотелось бы тебя кое о чем попросить.
– Да?
– Подожди меня здесь, пожалуйста. Жди пятнадцать минут. Если я к тому времени не вернусь, беги на запад, по оврагу, со всех ног. Тебя увидят с воздуха, и он…
– Нет! – в испуге отшатнулась она. Сама мысль остаться здесь одной была непереносима. – Нет, это невозможно.
– Тихо, тихо, выслушай. У тебя все получится. Он не догонит.
– Ты не можешь меня здесь оставить!
– Знаю. Не могу. – Брэд помолчал. – И не оставлю. Не оставлю, потому что вернусь туда и положу всему конец.
– Ты не можешь меня оставить! – повторила она. – По крайней мере сейчас. Ты ведь только что нашел меня, сказал, что любишь, ты…
В голове у нее билась мысль: «Он должен, он любит меня, он должен вернуться и уничтожить монстра, должен, потому что любит меня…»
– Ты не можешь оставить…
«И я должна отпустить его».
– А иначе, Птичка, он уйдет. – Брэд пристально посмотрел на нее. – Исчезнет. И потом вернется за тобой. А этого я не могу допустить. Он зациклился на тебе. И не успокоится, пока не убьет. Понимаешь? Я не могу допустить, чтобы ты жила в постоянном страхе. Я должен сегодня же положить этому конец.
«Пусть идет, я должна отпустить его, потому что люблю. Должна верить ему…»
Птичка прижалась к Брэду всем телом, не пуская, дрожа от страха, понимая, что он должен идти. Сколько раз предавалась она мечтам о спасении, сколько писала про всадника на белом коне, скачущего, чтобы спасти свою деву… И вот нашла и боится даже подумать о том, что потеряет его.
– Птичка… – Он снова поцеловал ее в голову и мягко отстранил от себя. – Птичка. – Он поцеловал ее в лоб, в губы, даже не поцеловал – слегка коснулся. – Я люблю тебя. Я вернусь. Он меня не ожидает, понимаешь? На моем месте никто в здравом уме не вернулся бы – он именно так думает.
Она молча посмотрела на него. «Брэд прав: оба мы не в своем уме. Я – потому что раньше сама рвалась вернуться, он – потому что идет сейчас. Мы думаем не умом, а сердцем, и я не хочу по-другому».
– Жаль, что все так получается, – вздохнул Брэд.
Птичка потянулась и поцеловала его в губы. Первый раз поцеловала она мужчину. Губы у него были теплые и мягкие. Ей захотелось прижаться к нему, заплакать и целовать, целовать…
Но вместо всего этого она приняла самый храбрый вид и посмотрела ему в глаза:
– Возвращайся поскорее.
Он кивнул:
– Не сомневайся.
ГЛАВА 39
Брэд прошел по дну по оврага от места, где они спустились, еще двадцать метров и, затаив дыхание, остановился. В роще, с южной стороны, вовсю стрекотали сверчки. Дул легкий ветерок, шевеля стебли на этом беспредельном, желтом, как песок, кукурузном поле, освещенном золотистым диском луны.
Брэд обернулся. Напряги он воображение, угадал бы вдали силуэт женщины, прижавшейся к склону оврага. Удивительной женщины по имени Райская Птичка, заслуживавшей и обретшей ныне полную его преданность.
Но это только если дать волю воображению. Она хорошо спряталась, и при мысли о том, что он снова бросил ее одну и, быть может, им вообще не суждено встретиться, у него сжималось сердце. Но он понимал: другой возможности спасти Птичку скорее всего не будет. Пока Квинтон Гулд на свободе, ее жизнь в смертельной опасности.
Брэд перевел взгляд на кукурузные поля. Есть только один способ переиграть противника. Надо идти тихо, быстро, как охотник. Вероятно, Квинтон Гулд уже бежал. Но нельзя исключать, что он либо прочесывает поле, либо избавляется от следов своего пребывания в бараке. Так или иначе, следует поторопиться.
Он вышел к полю и начал осторожно пробираться сквозь посадки. Шел быстро. На такой скорости шорох от соприкосновения с тесно прилегающими друг к другу стеблями расслышать было можно, но отличить от шелеста, вызванного порывами ветра, нелегко. Так или иначе, поле пересечь надо.
План был простой. В открытом столкновении у него, безоружного, шансов нет. Но если войти в барак незаметно… можно уже нынче ночью покончить со всем этим делом.
С сердцем, колотящимся в груди как паровой молот, Брэд продолжал пробираться через поле, старясь дышать как можно тише. В тридцати метрах от края остановился и прислушался…
Наверное, показалось. Чего бы только не отдал сейчас Брэд за то, чтобы иметь сейчас свой пистолет. Да хотя бы молоток. Можно было, наверное, прихватить что-нибудь, уходя из барака: грабли, палку, какой-нибудь штырь железный, веревку, кирпич – да что угодно, – но ничего такого на глаза не попалось, да и не думал он тогда об этом. Ведь только полоумному могла бы прийти в голову мысль о возвращении.
Брэд подошел к самому краю поля и осторожно выглянул из-за стеблей. Красноватый свет по-прежнему мерцал в большом окне наверху и проникал сквозь вертикальные трещины в стене.
Квинтон все еще здесь.
Щели в старых, полусгнивших досках были достаточно широки для того, чтобы, при должной осмотрительности, увидеть из дома то, что происходит снаружи. Следует иметь это в виду.
«А раз так, – пришло в голову Брэду, – Квинтон при ярком свете фар, пробивающемся в барак, мог видеть, как мы с Птичкой уходим. Правда, почему-то в погоню не пустился. Впрочем, сейчас это уже не имеет значения».
Справа щелей в стене было меньше. Брэд низко пригнулся, ступил за край поля и побежал через вырубку к дальнему углу барака.
Луна освещала его так, что Квинтону, устроившемуся в пятнадцати метрах от юго-западного угла, были отлично видны по меньшей мере три четверти строения, напоминающего на фоне звездного неба гробницу. Он сидел в позе лотоса и проделывал круговые движения ладонью со скрещенными большим и указательным пальцами, чтобы сосредоточиться.
На фоне пшеничных колосьев, колышущихся над головой, Квинтон практически не был виден.
«Человек Дождя ушел на северо-запад. Если исходить из того, что он вернется, выберет скорее всего то же направление. И даже если срежет угол, все равно замечу его. Наверняка рассчитывая, что я стираю следы своего пребывания в бараке, лис приникнет к щели и неприятно удивится, убедившись, чтобы добычи не видно. Тогда он незаметно обойдет сарай, пытаясь обнаружить меня, пока я не нанес смертельный удар, – если конечно, Человек Дождя окажется смекалистым.
Если же Человек Дождя не вернется, я сотру все следы и через час, задолго до восхода, удалюсь, чтобы позднее вернуться и закончить то, что начал. Я терпеливый. Семь лет ждал, так что еще несколько месяцев не в счет.
Все в порядке. Я не разочарую того, кто вглядывается в меня в ночи. Особенно сейчас, когда наконец постиг свое истинное предназначение».
Единственное, что смущало, – звук. Гудение в голове перешло в скрежет. И был он так громок, что не отличишь от оркестра сверчков. Правда, сейчас слух не главное. Он будет полагаться на зрение и высокий интеллект, а слух и чувство пусть пока отойдут на второй план.
Ум его достаточно ярок, чтобы осветить мир. А ярость настолько темна, что он даже начал смаковать мысль о том, что убьет Птичку ради запаха и вкуса крови.
И это еще не все, преимущества этим не исчерпываются. Ум, гудящий ум подсказывал, как именно, будучи вооруженным лишь палками да камнями, лис собирается убить его.
Человек Дождя может поджечь барак вместе с ним и его машиной. Для этого ему понадобится хороший бросок палкой или камнем. Так Давид некогда убил Голиафа.
Предполагая подобные действия, Квинтон и выжидал развития событий в укромном месте, готовый, когда настанет время, приступить к делу. Конечно, оставлять машину в бараке было рискованно, но выводить слишком хлопотно. В любом случае, сидя в позе лотоса на краю пшеничного поля, Квинтон занял превосходную позицию.
На противоположной стороне стебли кукурузы внезапно зашевелились, и на пашню, низко пригнувшись, выскочил Человек Дождя. Мишень он сейчас представлял собой весьма неудобную, и все равно Квинтон тут же вскочил на ноги.
Лис здесь, вышел на охоту. Но пес ада начеку.
Подбежав к бараку, со свистом выпуская воздух через ноздри, Брэд резко остановился и прижался спиной к стене. В овраге он подобрал пять камней и рассовал их по карманам: два в правый, три – в левый, – но пустить в ход решил, только если не найдет чего-нибудь большого и тяжелого, чтобы разбить лампы.
Керосин попадет на пол, покрытый соломой, затем в расположенные неподалеку стога сена. За какие-нибудь две-три секунды пламя взовьется на такую высоту, что его уж ничем не собьешь.
Далее – машина. Брэд рассмотрел с десяток возможностей выведения ее из строя. В любом случае он должен воспользоваться возникшим при пожаре хаосом. Впрочем, чтобы остановить машину даже таких размеров, понадобится на удивление немного стогов сена, а потом надо будет разбить о капот вторую лампу или стукнуть по радиатору небольшой кувалдой – она у Квинтона имеется.
Не обязательно убивать этого человека здесь. Горящий барак станет сигнальным огнем, видным за много миль отсюда, так что дорога будет освещена.
Эти варианты, может, сомнительные, а учитывая способность этого монстра уходить от любой погони, следует признать, что шансы на спасение Птички приближаются к нулю.
Никаких признаков присутствия человека. Надо определить местоположение убийцы, выследить его, дождаться нужного момента, отвлечь, затем, обогнув барак, вбежать так, чтобы между ним и Квинтоном, который будет пытаться понять, что случилось у него за спиной, оказалась машина.
«И вот тогда, и только тогда, я возьму ближайшую лампу, а потом займусь машиной».
Но Квинтона нигде не видно. Правда, с того места, где стоял Брэд, можно было разглядеть только часть барака, кузов пикапа и одеяла – вот и все, пожалуй. А он может быть где угодно.
Брэду вдруг стало страшно – а если все пойдет не так? Квинтон Гулд не из тех, кто делает много ошибок, а совершив одну-две – в результате чего Брэду с Птичкой и удалось бежать, – будет начеку.
Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, и снова пригнувшись, Брэд заскользил вдоль здания. Надо добраться до конца стены – оттуда виден стол.
«Как только обнаружу этого типа, достаточно будет простого удара в стену, чтобы привлечь его внимание, а я тем временем добегу до входной двери».
Задняя дверь была приоткрыта. Брэд остановился и задумался. К чему бы это? Впрочем, понятно: перед тем как уходить, возможно, через эту самую дверь, Квинтон должен был по меньшей мере обойти дом по периметру. Это было пятнадцать – двадцать минут назад. А что он делал все это время? И почему вокруг так тихо?»
Брэд встал на цыпочки. Необходимо установить визуальный контакт. Надо прежде всего найти этого человека. Между дверью и прогнившим косяком было сантиметров семь. Через отверстие проникал багровый свет, словно монстр во время сна приоткрыл один глаз.
Брэд подошел поближе, собрался заглянуть внутрь, но передумал: малейший скрип выдаст его присутствие. К тому же рядом между двумя досками есть щель, вот через нее…
Удар по затылку пришелся из ниоткуда. Ощущение было такое, будто в череп впилась гигантская кобра. Тело пронзила страшная боль. Падая на землю, Брэд понял, почему не увидел Квинтона внутри барака.
Убийца был там же, где и он, – снаружи.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
