Текст книги "Обреченные невесты"
Автор книги: Тед Деккер
Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)
Лицо Квинтона снова перекосилось, но вроде он не поверил. Во всяком случае, улыбнулся скептически.
– А что, если я докажу вам это? – спросил Брэд.
– Докажете что?
– Что я не тот, за кого вы меня принимаете.
Похоже, это позабавило Квинтона.
– Ну как, выслушаете меня? – гнул свое Брэд.
Квинтон заколебался, но потом вытащил из кармана мобильник и засек время.
– Ладно. Что вы хотели сказать?
ГЛАВА 27
Птичка долго стояла посреди комнаты, дрожа. Сразу, как повесила трубку телефона, по спине потек холодный пот. Она не могла понять, чего боится. И как можно бояться того, чего большинство людей даже не замечают? Вроде как испытывать страх перед землей – кто о таком слышал? Или перед воздухом.
Походит на агорафобию, и Птичка понимала, что надо избавиться от этого ощущения. Но не получалось.
Паника охватила ее столь стремительно и так сильно, что даже способности рассуждать лишила, не говоря уж о том, чтобы добраться до аптечки и принять успокоительное. Лекарство действует быстро и эффективно, но в ее случае – очень недолго. Тем не менее Элисон, вопреки правилам центра, позволяла ей небольшие дозы.
Так она и стояла, а мир вращался, и Птичка была уверена, что сердце вот-вот соскочит со своего места и застрянет в горле. И тогда она задохнется.
Птичка настолько потеряла преставление о происходящем, что даже не могла вспомнить, как попала сюда. Но затем шлюзы памяти открылись. «Зазвонил телефон. Убийца потребовал, чтобы я села в красный пикап и поехала в салон красоты. Иначе он убьет Брэда».
Птичка вдруг словно наяву увидела картину, которую раньше не помнила: отец изо всех сил колотит в дверь шкафа, где она спряталась. Птичку передернуло. Потом образ рассеялся, но вернулась паника, и стало еще хуже. Она почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. С трудом добралась до ванной, чтобы проглотить таблетку, сделать глоток воды – все, что угодно, лишь бы не умереть.
Ей вспомнилось кое-что еще. Но думать об этом сейчас она не в состоянии.
«Брэд у него в руках, и я должна сесть в красный пикап».
Птичка встряхнула склянку с ксанаксом – выпало пять таблеток. Взяла дрожащими пальцами две, положила в рот, запила, пролив на себя воду.
Она понимала: надо выполнить требования убийцы. Выбора нет. Потому что она любит Брэда, хоть и убеждает себя в обратном. Любит больше всего на свете. Тут даже сравнивать не приходится. Потому что Брэд избавил ее от всего, что натворил отец.
«Через тридцать минут садовник сядет в свой красный пикап…»
Птичка посмотрела на висящие в ванной настенные часы. Сколько времени прошло? Нужно сесть в пикап до Смитти, и так, чтобы никто не заметил.
Птичка вылетела из ванны, помчалась к двери, схватилась за ручку. И остановилась. Она дышала со свистом, как паровой двигатель.
«В таком виде нельзя выходить на улицу. На мне только пижама! А какое это имеет значение. Имеет, и очень большое. Я перемещаюсь в другой мир, где все не так, как здесь». Выйти за ворота центра все равно что подняться на огромную площадку на всеобщее обозрение. Все смотрят на меня, а я в пижаме!
«Но нужно сесть в пикап. Если забраться под навес, я в безопасности».
Глаза ее снова наполнились слезами.
«Нет-нет, там, в том мире, я никогда не буду в безопасности! Но и Брэд тоже. А я люблю его больше, чем себя. А что Брэд подумает, увидев меня в таком виде?»
Мысли метались как угорелые. Птичка бросилась к платяному шкафу и выхватила первые попавшиеся джинсы.
«Быстро, быстро, надо успеть, пока пикап не уехал».
Она натянула джинсы и снова направилась к двери, но на полпути остановилась.
«Забыла надеть рубашку!»
Вернулась, поспешно влезла в желтую футболку и в очередной раз кинулась к двери.
«Он предупредил: «Главное – держи рот на замке». Нельзя привлекать к себе внимание. Никто не должен знать».
Птичка выскользнула в коридор и двинулась к лестнице так быстро и тихо, насколько позволяли сандалии. Ее снова охватила паника, дышала она прерывисто и тяжело, голова кружилась, но рта Птичка не открывала и вышла из здания незамеченной.
Обычно Смитти ставил свой красный пикап у мастерской, сразу за мужским крылом здания. Птичка вышла наружу через заднюю дверь и оказалась под палящим солнцем. Она повернула налево и не останавливаясь, чтобы посмотреть, не следит ли кто за ней, побежала по гравийной дорожке. Вообще-то посмотреть стоило, мало ли что, но она была слишком напугана, чтобы останавливаться и глазеть по сторонам.
Завернув за угол, Птичка увидела стоящий у мастерской пикап. Над кузовом натянут зеленый навес.
«Что, если забраться под… Нет, нельзя. Сразу увидят и поймут: кто-то прячется, хочет выскользнуть отсюда, а это строго запрещено. Но с другой стороны, какой-то ком и так есть. Еще один труп. Дохлая рыба. Дохлая корова. Навоз для удобрения земли. Так что лишний ком может остаться незамеченным».
Птичка пригнулась и бросилась к пикапу. Не дожидаясь, пока нервы сдадут окончательно, она перекинула ногу через борт кузова и влезла внутрь, ожидая всякую секунду, что ее заметят и поднимут шум.
Но все было тихо. Птичка откинула полог и затаилась, словно под одеялом.
В ноздри ударил кислый запах навоза. Птичка спиной чувствовала мягкую пористость удобрений. Тяжело дыша, она подумала, что долго не выдержит – отравится. И ее, задохнувшуюся, бросят в землю.
Собрав в кулак остатки воли, она замерла, молясь, чтобы никто не заметил, как вздымается от тяжелого дыхания зеленая парусина.
С каждой минутой искушение откинуть полог усиливалось, потому что она знала – ничего не получится. Не может она выехать за ворота!
Лишь звук приближающихся шагов остановил ее. Открылась и тут же захлопнулась дверь. Заурчал двигатель, и пикап со скрежетом тронулся с места.
«О Боже, Боже, спаси меня».
Неожиданно она словно очутилась в шкафу. Кто-то колотит в дверь.
– Если не выйдешь сию минуту, я голову твоей матери сверну.
Накатила новая волна черной памяти. Птичка вскрикнула, но тут же зажала рот ладонью. Она уже была здесь, семь лет назад.
– Не выйдешь – клянусь, я убью ее!
Вокруг было темно и тихо. А потом раздался какой-то хлопок.
Впервые она вспомнила звук выстрела, убившего ее мать, и только сейчас поняла, что произошло это, потому что она не вышла из убежища.
Отец грязно ругался.
Хлопок. Тишина.
Так это был он? Убил ее, а потом себя.
Она едва могла дышать, плакать, шептать: «Прости меня, мама, я так…»
Тьма любовно сомкнулась над ней и унесла прочь.
Открыв глаза, Птичка с удивлением обнаружила, что небо изменило цвет – стало зеленым. Либо она лежит на земле и вглядывается в зеленую листву. Ей снился принц на белом коне, позади него – девушка, которую он спас в пустыне. Они ныряют в рощу, потом выезжают на луг, где тысячи воинов…
Птичка порывисто вздохнула.
«Нет, все не так! Я в кузове красного пикапа под зеленым навесом. И у ворот машину остановила охрана. Меня поймали!»
Сначала она испытала глубокое облегчение.
«Уйти не удастся. Меня вернут, я поплачу на плече у Элисон, и все так или иначе образуется. Но… как же Брэд?»
Она выпрямилась и отдернула зеленую парусину. Яркое солнце ослепило. Она прищурилась. Мгновения хватило, чтобы понять: что-то не так, совершенно не так.
Перед ней была улица, в обе стороны ехали машины. Это совсем не ворота, ведущие в центр.
Птичка круто повернулась. Над стеклянной витриной зеленела большая вывеска: «Старбакс».
* * *
«Красный пикап поедет в город и остановится у кафе «Старбакс»…»
«Я… Я в… Я снаружи!»
Птичка опустилась на пол и, дрожа, откинула парусину.
«Плохо, плохо, плохо… О Боже, помоги, о Боже, Боже, Боже милосердный…»
Ничего не случилось. Она слышала шум уличного движения, отдаленный гул голосов. Потом они умолкли.
«Надо взять себя в руки. Или лечь и ждать, пока Смитти не вернется в центр. Где я? И далеко Смитти отъехал, чтобы перекусить и выпить кофе?»
В памяти снова ожил образ отца.
«Если не выйдешь сию минуту…»
«Не могу больше. Надо выходить и что-то делать. Иначе погибнет Брэд».
Собравшись с духом, Птичка отбросила полог, задержала дыхание и, убедившись, что голосов рядом не слышно, спрыгнула на землю.
«Ты вылезешь из кузова и, не привлекая внимания, пройдешь один квартал на восток до торгового центра. Там есть салон красоты».
Пригнувшись, чтобы казаться незаметнее, Птичка побежала в сторону от кафе. И вдруг ее пронзила мысль: «Господи, я выгляжу и пахну, как пес, вывалявшийся в куче навоза. И даже если бежать пригнувшись, от постороннего внимания не уйти. И еще: я не уверена, что бегу на восток».
Но останавливаться Птичка не могла: иначе как заставить себя тронуться с места? Она оглянулась и увидела, что в противоположном направлении дорога проходит мимо широкого открытого поля. И никакого торгового центра. Так что интуитивно она выбрала верный путь.
Птичка немного выпрямилась – ровно настолько, чтобы не было так страшно, – и поспешила дальше. Она не оглядывалась по сторонам, чтобы не замечать машин, людей. Вдруг среди них убийцы, монстры, духи, демоны… Они притаились и ждут момента проявить себя – в этом она не сомневалась. Надо только не останавливаться, пока не покажется мусорный ящик. Может, удастся спрятаться внутри и тогда решить, что делать дальше.
Она начала задыхаться и, закрыв рот, заставила себя дышать носом.
«Раз-два, раз-два», – считала Птичка, как учили.
Полквартала осталось позади. Или больше. Впереди справа показались здания. Наверное, это то, что нужно. Только бы все получилось…
Послышался резкий сигнал автомобиля. Птичка сдавленно вскрикнула, но даже не подняла головы.
«А вдруг я попаду под машину?» Она все же повернулась вправо, посмотреть, что происходит. На противоположной стороне улицы один автомобиль пытался обогнать другой.
Тротуар упирался в автомобильную стоянку. Птичка остановилась.
«В конце увидишь большой зеленый мусорный бак».
– Эй, чего тебе?
Птичка круто повернулась на голос. На капоте машины сидели две девицы. Таких Птичка видела, когда «бродила» по Интернету. Узкие, как трубы, джинсы, черный лак на ногтях, сигареты, пояса с серебряными бляшками.
– Что потеряла, уродина?
– Это ты меня уродиной назвала? – услышала Птичка свой голос. – Сама давно в зеркало смотрелась?
«Как я могла сказать такое – сейчас, да и вообще, а особенно в таком месте?»
Птичка утратила всякий контакт с реальностью, у нее случился нервный срыв.
А у девицы был такой вид, словно ее ударили.
– Ты, бродяжка. Только что из мусорного бака выбралась, а еще голос подает. Вот мужчины-то наверняка от тебя с ума сходят в прямом смысле.
Эти слова прожгли душу своей бесспорной сутью. Ум, такой живой за оградой центра, тут полностью отказывался работать.
«Я навоз. Грязь под ногами. И выгляжу соответственно, и пахну».
Птичка повернулась, бросилась к мусорному баку, который наконец-то заметила, и спряталась за ним. Присела на корточки и заткнула уши, чтобы не слышать звон. Стало немного лучше, но все равно гул слышался подобно сирене, предупреждающей о том, что вот-вот случится беда.
Птичка медленно опустилась на землю и дала волю слезам.
«Под ящиком найдешь конверт с деньгами и мобильник».
Мобильный телефон. Энджи. Птичка затаила дыхание. Можно позвонить Энджи! А уж она подскажет, что делать, верно? Этот мужчина требовал, чтобы она держала язык за зубами, но сестре-то позвонить можно, все равно никто не узнает. А она посоветует, как быть.
Птичка заглянула под дно бака, увидела большой продолговатый конверт, вытащила его и, дрожа от нетерпения, надорвала. Оттуда выскользнули несколько стодолларовых купюр. Упав на бетон, звякнул мобильник. Она схватила его и поспешно набрала номер сестры.
Гудок, еще один, и еще, после чего сработал автоответчик и послышался голос сестры с просьбой оставить сообщение. Но сообщение оставлять нельзя!
Птичке вдруг пришло в голову, что звонить сестре очень опасно. А если об этом узнает убийца и решит, что нужно обрубить концы? Она отключилась и попыталась сосредоточиться.
«Возьмешь из конверта деньги, пойдешь в салон красоты и скажешь, чтобы тобой занялись. Сделали такой же красивой, как твоя сестра Энджи. Отдай им все. В конверте пятьсот долларов».
Все произошло так быстро, и она была так напугана, что не задумалась: что на уме убийцы? Зачем она ему понадобилась?
Но какой смысл задаваться вопросами, на которые невозможно получить ответ сразу? А вот понять, что произойдет, если она не покинет центр, как раз можно сразу: он убьет Брэда.
«Какая же я дура! Порхала по комнате как птичка, воображая, будто люблю мужчину, и позволяла себе мечтать, что, может быть, он любит меня».
Сейчас от одной этой мысли ей сделалось дурно. Абсурд!
Птичка собрала купюры и встала на ноги. Увидела вывеску на салоне красоты: «СПА-студия: королевские ванны для здоровья и красоты».
Птичка не один раз размышляла, каково это – быть красивой, как сестра, но никогда не предавалась несбыточным мечтам, просто не чувствовала потребности в этом. Да это даже и мечтой не назовешь. Она просто не уделяла слишком много времени мыслям о своей внешности.
Но нельзя спасти Брэда, если выглядишь как чучело гороховое – даже убийца понимает это. Сейчас она во внешнем мире, а здесь люди сразу обращают внимание на уродов. Брэд тоже заметит ее уродство.
Птичка сунула деньги в карманы вместе с телефоном, впервые заметив, что джинсы ей коротки. Она по ошибке надела те, что Андреа велела никогда не носить, если не хочет выглядеть кикиморой болотной.
Путь от стоянки до салона красоты был не так уж близок, но проделала его Птичка без приключений. Когда проходила через застекленную дверь, в голове еле слышно прозвенело: «Держись, Птичка. Не робей».
В салонах красоты она раньше не была, и от увиденного застыла на месте. Просторное помещение. По периметру, перед зеркальными стенами, расставлены кресла. При ее появлении подняли голову семь или восемь женщин, все незнакомые.
«Монстры. Демоны. Чужие».
Птичка раньше видела только фотографии подобных заведений и теперь почувствовала, что ее снова охватывает паника. Сердце застучало как бешеное, а воздух вдруг настолько разрядился, что стало трудно дышать. Пришлось прислониться к стойке, чтобы не упасть.
«Спутанные волосы, поношенные джинсы, обкусанные ногти, волосы под мышками – здесь мне не место… И пахнет от меня так, словно в навозе вывалялась, – впрочем, так и есть. Сейчас я сыграю роль умалишенной, и получится так удачно, что всех вокруг пальца обведу. Даже одно мое имя – насмешка над тем, что я в действительности собой представляю».
– Чем могу быть полезна?
Птичка вздрогнула. Она не заметила, что у стойки в кресле сидит девушка.
– Э-э… – Птичка вынула из кармана деньги, все, что было, и положила на стойку. – Кто-нибудь может сделать меня красивой?
* * *
– Вы уверены?
– Да! – Элисон едва не перешла на крик. – Конечно, уверена. Ее нигде нет. Мы обшарили всю территорию. Она исчезла, и непонятно почему.
– Наш человек там?
– Да, уже полчаса как сидит в приемном покое. Потому-то мы и начали поиски. Пошли за ней – на месте не оказалось. И я не могу дозвониться до Брэда Рейнза. Подумала, может, ему что-нибудь известно, но не могу представить, что он увез ее. Или, если уж на то пошло, она согласилась с ним поехать.
«Да, ни то ни другое невозможно, – повторила про себя Элисон. – Будь она хоть по уши влюблена в кого-то, ни за что бы отсюда не уехала, не поговорив предварительно со мной».
– А почему вы считаете, будто Брэд должен что-то знать? – поинтересовался начальник отделения.
– Они… нашли общий язык. Птичка ему доверяет, а это гораздо больше, чем вам может показаться. Он мог попросить ее отправиться с ним, не предупредив меня.
– У нас тоже проблема, – помявшись, признался Джеймс Темпл. – Со вчерашнего вечера агента Рейнза никто не видел.
Не отрывая трубки от уха, Элисон опустилась на стул.
– О Господи Боже мой, да ведь он убьет ее.
ГЛАВА 28
Гул в голове возобновился с новой силой. Квинтон не испытывал ничего подобного с тех самых пор, как был послан Богом на поиски невесты. Полчаса он не перебивал Человека Дождя, давая ему возможность развивать свои альтернативные теории. Что, если, что, если, что, если, что, если… Демон, пытающийся посеять сомнения.
Все это чистое безумие. Квинтон уже давно усвоил, что безумие одного – это душевное здоровье другого. То, в чем большинство усматривает отклонение от нормы, может быть не отклонением, а как раз нормой. Или наоборот.
Разве не об этом свидетельствует жизнь любого великого пророка? Разве не поэтому люди убили Мессию? Разве не поэтому убийца выстрелил в Махатму Ганди? И не поэтому ли пал Мартин Лютер Кинг? В каждом из этих случаев кто-то считал, что его жертва – опасный безумец. Но так называемое безумие, оказывается, здравомыслие высшего порядка, более точный взгляд на мир, дорога, вроде бы ведущая в сторону, а на самом деле к истине.
«Точно так же прекрасная истина и я, ее носитель, являюсь порождением подлинной просвещенности.
На лбу Квинтона выступил пот.
– Слабость вашей теории, Человек Дождя, в том, что она основана на предположении о моем безумии. Вам не кажется, что это выходит за рамки приличия?
– А кто сказал хоть слово о душевном заболевании? – с невольным оттенком самодовольства спросил Брэд.
Он соскользнул на пол и посмотрел на своего тюремщика немигающим взглядом, что тоже раздражало Квинтона. Квинтон с удовольствием проделал бы ему дырку во лбу, только вот фэбээровец нужен ему живым.
«К счастью, я владею собой лучше, чем большинство людей», – с гордостью подумал Квинтон.
– Не знаю, почему я трачу время, слушая вас. – Квинтон снова покосился на телефон в надежде, что он оживет в его руке и это будет Птичка. – Это все?
Квинтон не мог не обращать внимания на гул в голове и не мог игнорировать логику этого человека. Он чувствовал, как от пота влажнеют брови. Все это сильно раздражало, что выбивало из колеи. Он отмел жалкие попытки Ники воззвать к его разуму. Но слова Человека Дождя задевали за живое. А ведь надо помнить, что это всего лишь слова.
– Нет, Квинтон, это еще не все.
– Я не должен выслушивать вас.
– Не должны. Но вы ведь не похожи на остальных. Вы готовы внимать аргументам. В отличие от глупцов.
«Этот человек использует мои убеждения против меня».
Квинтон сел на стул и скрестил ноги. Единственное, о чем он сейчас мечтал, – чтобы телефон зазвонил прежде, чем звон в ушах окончательно выбьет его из колеи.
«У меня есть время и есть извилины в мозгу. Канюки летают низко и, пикируя на землю, отравляют мир. Злым духом. Мальчик на пирсе. Ловит рыбу. Ест мороженое. А ангелы затевают заговор против всех политиков».
Голова его лихорадочно работала. Слишком стремительно. Слишком бешено. И от этого больно.
«Будь хорошим мальчиком, Квинтон, прими лекарство. Вот так, вот так, ты, жалкий кусок канючьего мяса».
– С вами все в порядке?
Квинтон моргнул.
«Кто он такой, этот тип, чтобы задавать дурацкие вопросы? Кто здесь сидит привязанный к столбу? Пожива для канюков».
– Так что вы все же хотите сказать? – спросил Квинтон.
– Я хочу сказать, что вы правы. У Бога безмерного может быть множество избранников. Его любовь к каждому человеку… как это вы говорите…
– Беспредельна, – нахмурился Квинтон.
– Да. Любовь бесконечная, то есть, по определению, высшая. И если он испытывает такую любовь к каждому, то не может любить одного меньше, чем другого. Его избранники, если так можно выразиться, – все. Все – фавориты. Кто-то, пожалуй, скажет, что смысл слова «фавор» предполагает разную степень предпочтительности, но если не углубляться в лингвистические тонкости, можно сказать, что это понятие позволяет нам осознать его безусловную и абсолютную преданность всем и каждому, как, собственно, любой и воспринимает избранника.
– Очень хорошо, Человек Дождя. Таким образом, вы полагаете, что осознание очевидного дает вам право на некоторые преимущества. Фавор. Избранничество. Верно?
– Нет. Я здесь вообще ни при чем.
– Ну да, ну да. Речь о Райской Птичке. Вы не доказали мне, что вы не тот, за кого я вас принимаю. Просто упражнялись в красноречии, утверждая то, что и так ясно, как грязь под ногами. Вы стараетесь тянуть время, чтобы дать друзьям возможность найти нас. Ну так вот: мне это надоело.
Человек Дождя ответил надменным взглядом, и Квинтон с величайшим трудом подавил желание стукнуть его по голове.
– Вот к этому, Квинтон, я и перехожу…
– Не смейте меня так называть!
– А как вы хотите, чтобы я вас называл?
– Как-нибудь поближе к тому, кем вы меня представляете. Как насчет Дьявола? Или Демона? В любом случае я не ваш маленький личный Квинтон. Пока вы тут разглагольствуете, демоны роняют на землю канюков.
Он знал, что мысли у него путаются, но впервые за много лет позволил этой путанице проявиться в присутствии постороннего.
«Может, все-таки стоит его убить?»
– Я хочу сказать, ваша логика мне близка. – Казалось, Человека Дождя ничто не смущает. – Я на стороне правды. То есть на вашей стороне. Я искал вас месяцами и с самого начала знал, что, когда найду, мне придется убеждать вас, что я из тех, кого называют хорошими парнями.
«В том, что говорит этот человек, нет никакого смысла».
У Квинтона стучало в висках. Что-то летело на землю.
– Это я из тех, кого называют хорошими парнями, – возразил он. – А вы пытаетесь ставить мне палки в колеса.
Кажется, Человек Дождя был готов и к этому ответу.
– Да-да, мне говорили, именно это вы скажете.
Пытаясь успокоиться, Квинтон переключился мыслями на седьмую избранницу. Ту, что отвергла его ровно семь лет назад, месяц в месяц. Она выглядела как подстреленная голубка, и он сразу до безумия влюбился в нее. Обращался как с королевой, не сводил влюбленных глаз, словно был Богом, а она – несчастным ангелом.
И когда ему наконец показалось, что настал миг воссоединения, он пришел к ней в комнату и сбросил халат, чтобы продемонстрировать свое великолепное тело. Но вместо того чтобы признать, сколь драгоценен будет их союз, она принялась царапаться, визжать и отбиваться. Пытаясь объяснить, что к чему, он заткнул ей рот кляпом. Но чем настойчивее становился, тем упрямее сопротивлялась она. Пришлось ударить ее, да так сильно, что она потеряла сознание.
И только тогда ему открылась истина: она уготована не ему – Богу. Она самая красивая женщина на свете и создана для него. И он доставит ее ему.
Человек Дождя решил, что она Ангел. Но он заблуждается. Если бы он действительно был хорошим парнем, то знал бы правду, разве нет?
– А вы высокого о себе мнения, Человек Дождя. Да, я знаю, именно так и вы думаете. Правильно. Но теперь, когда я нашел вас, можно сказать то, что я был послан сказать.
«Каков наглец».
– Если бы знали, кто я, знали бы и кто она. Все, надоели мне все эти игры.
Пот катил с него градом, начиналась чесотка.
– Все вы говорите и делаете правильно, – продолжал Человек Дождя, – кроме одного. Вы не приводите невест к Богу, вы убиваете их.
– А есть разница?
– Да, и я здесь для того, чтобы вы поняли, в чем она. Вы сделали ошибку. – Голос Человека Дождя задрожал. – Вы убиваете избранниц Бога, как убивал Гитлер или Нерон. Как Люцифер пытается убивать. Этот вывод опровергает вашу логику, и в этом состоит правда. Вы совершили единственную, но самую страшную ошибку.
Квинтона словно током пронзило.
«А что, если этот человек прав? Канюки пикируют на землю. Мороженое тает. Прости меня, Отче, я согрешил».
Канюк, поселившийся в голове у Квинтона, начал расти, и его затрясло.
– Вы сами не знаете, о чем говорите.
«А что, если знаю?»
– Я здесь, чтобы сказать: вы служите не тому господину.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Квинтон вскочил и, путаясь ногами в одеялах, бросился к Брэду и всадил кулаком в висок.
– Говорил же, не смейте меня так называть!
У Человека Дождя дернулась голова, губы окрасились кровью. Он поднял голову и умоляюще взглянул на Квинтона.
– Так называет вас Бог, и он просит вас не убивать ее. – Глаза его наполнились слезами. – Пожалуйста… не убивайте Райскую Птичку.
Этого единственного слова хватило, чтобы семь лет жизни Квинтона пошли прахом. Выходит, он знает? Человек Дождя знает, что Птичка – седьмая?
Ошеломленный, Квинтон отступил на несколько шагов. Но если так, то, может, он прав насчет остального?
«Ты всего лишь канюк, малый. Ты канюк и все это время только и знаешь, что летать с демонами».
– Что такое вы говорите? – с трудом выдавил Квинтон.
– Я говорю, что вы правы – она самая красивая женщина на свете. Я вижу то, что Бог видит всегда. А вы… вы посланы с миссией из ада.
У Квинтона что-то щелкнуло в голове. Сарай закружился. Канюки подняли гвалт.
«Откуда ты взялся? Откуда ты взялся, ничтожный, безмозглый малый?»
– Я демон? – вслух произнес Квинтон.
– Нет, вы…
Но дальше он уже не слушал. В ушах стучала кровь. Так всегда было! Райская Птичка – самая красивая, он убедился в этом, едва она появилась в Центре Благополучия и Разума. Невинный агнец, разгуливающий по земле, как ангел – посланец небес. Остальные, весь мир, видели только пропащую жизнь, исковерканную, растоптанную, но он-то видел подлинную красоту и стремился сделать ее своей.
Она отвергла его, потому что он не был ангелом милосердия, потому что увидела в нем того, кем он был на самом деле – демоном, убивающим самых красивых. И вот теперь он вернулся, чтобы навести порядок.
Но это не так. Он вернулся, чтобы убить ее за то, что она его отвергла.
Квинтона смущало и обескураживало, что он так долго не мог постичь эту истину. И все же в душе он все понимал. Он стал жертвой собственных иллюзий. Как заблуждающийся политик, как тиран, убедивший себя, что насилие оправданно.
– …Если хотите, Квинтон… – говорил Человек Дождя.
– Я… Прошу вас, не надо меня так называть, – услышал Квинтон собственный голос.
– Еще есть время передумать.
«Я убил миллион человек и хочу убить еще миллион, потому что я демон, вот кто я такой».
– Я… я демон.
Человек Дождя промолчал.
Квинтон почувствовал, что у него земля из-под ног уходит. Он упал коленями на пол, клацнул зубами и заплакал, зарыдал, завыл.
Человек Дождя что-то говорил, но его слова тонули в буре ярости, охватившей Квинтона. Ему казалось, голова вот-вот расколется, как при взрыве. Паника накатывала волнами, ударялась в лицо и грудь. Он сдавил ладонями виски, чтобы хоть как-то успокоиться. Но становилось только хуже.
Существовал единственный способ избавиться от нее.
Брэд Рейнз наблюдал за судорогами Квинтона со смесью страха и облегчения. Он достучался-таки до Коллекционера Невест, и сейчас все было лучше, чем то, что происходило прежде.
Но дошла до него и горькая истина: Квинтон вовсе не использовал Птичку как приманку для ее сестры. Он заманивал именно ее. Она была его изначальной целью.
Сейчас этот человек вопил. Лицо его побелело как мел. Стоя на коленях, он дрожал словно одержимый.
– Еще не поздно остановиться, – говорил Брэд. – Всему этому можно положить конец.
Квинтон вдруг замолчал и, тяжело дыша, опустил голову.
– Квинтон…
Он постепенно приходил в себя. Задышал глубже и с трудом, весь обмякший, поднялся на ноги. Стиснул зубы, расслабился, снова стиснул и наконец решительно поднял голову.
– Вы правы.
Он повернулся, подошел к столу, взял пистолет, вернулся на место и выстрелил в Брэда.
Пуля пробила грудь. Брэд судорожно втянул воздух.
– О Господи!
– Извините, ничем не могу помочь. – Квинтон снова подошел к столу, подхватил чемоданчик и направился к своей машине.
Пуля явно не задела сердце, иначе как бы он мог дышать. Она вошла в правую часть груди, скорее всего пробила легкое и вышла наружу. В боку возникла чудовищная, волнами набегающая боль.
– Пожалуйста… Куда же вы?
Квинтон остановился и бесстрастно посмотрел на него.
– Я намерен довести до конца то, что следовало сделать давно. А когда покончу с этой, найду новую. И не остановлюсь, пока все они не будут мертвы. Все так и случится. Я убиваю избранниц Бога. – Он повернулся и двинулся к выходу. – Счастливо провести последние минуты жизни, мистер Рейнз.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
