Текст книги "Обреченные невесты"

ГЛАВА 23

– Идут! – Андреа отпрянула от окна, выходящего в парк.

Птичка оставалась в глубине комнаты, расхаживая возле дивана. Она дала себе слово не участвовать ни в чьих играх, но, услышав Андреа, бросилась вместе с Рауди и Казановой к окну.

– Кто идет? – раздался за спиной у нее чей-то голос. – Зевс?

Все обернулись и увидели Цветика в розовом платье и больших темных очках.

– Вон отсюда! – выдохнул Рауди.

– Но моя скульптура еще не готова, Зевсу пока рано показывать. А это будет нечто величественное.

– У нас назначена в этой комнате встреча с Элисон. Тебе следует удалиться.

– Но… – Цветик повернулась и вышла, бормоча что-то о богах.

Птичка уже успела заметить пересекающих лужайку Элисон и Брэда. Она вдруг почувствовала неуверенность – сможет ли снова пройти через это? Хуже того, она не очень представляла, что «это».

– Вспомните, что я говорил вам. – Касс поправил воротничок. Чувствовал он себя бодрее, был на вид полон сил и энергии. – Я вообще-то привык идти напрямую, но такая тактика срабатывает не всегда. Верьте мне. Не надо паники. Попытаемся действовать потоньше.

– Потоньше? – удивилась Андреа. – Это ты о себе?

– Все зависит от обстоятельств. Тебе ли не знать, что такое женский ум.

– Мне все же кажется, надо действовать вместе, – заметил Рауди. – С чего ты решил, что он захочет с тобой одним встречаться?

– Не будь идиотом, – усмехнулся Касс. – Трое – уже толпа.

– И это говорит человек, который спал, когда мы искали и нашли валета.

– Сейчас мы не о валете, о короле – возразил Касс.

– Хватит! – Птичке надоело их слушать. – Довольно! Мы не знаем, с кем и зачем он хочет увидеться. И вообще это не имеет отношения к тому, о чем вы тут говорите! – Ее звенящий от напряжения голос эхом пронесся по просторному холлу женского помещения. – Хоть ты им скажи, Андреа, ради всего святого!

– И то правда. Птичка хочет, чтобы я с ним пофлиртовала.

– Я этого не говорила.

– Разве? – смущенно спросила Андреа. – Простите, простите. Я думала…

– Я сказала, ты могла бы, – отрывисто бросила Птичка. – И не говорила, что хочу этого. Хотя… мне все равно.

Распахнулась дверь, и в холл ворвался Бартоломью, худощавый постоялец, страдающий галлюцинациями.

– Птичка, они идут сюда! И он отлично сегодня выглядит. Красивый дьявол.

– Ты что, всем все рассказал? – Птичка грозно посмотрела на Казанову.

– Не всем, – пожал плечами тот.

– Простите. – Бартоломью круто повернулся на месте. – Мой рот на замке. – Он направился в общую гостиную.

Птичка вздохнула. Наверняка он поделится новостью со всеми собравшимися, если только они и сами уже не прилипли к окну.

– Вон отсюда! – взорвалась Птичка. – Уходите немедленно, все!

– Не можем, Птичка, – возразил Рауди. – Ты же сама сказала: вдруг понадобится кто-нибудь из нас.

– Сомневаюсь.

– Ага, он все-таки по твою душу, – кивнул Касс. – Да я отсюда по его глазам вижу. У этого типа одно на уме. Ну и нормально, я сам такой. Просто не забывай, о чем я тебя предупреждал.

Не успела Птичка ответить, как дверь открылась и в холл вошли Элисон и Брэд Рейнз. Птичка запаниковала, подумав, что их застали глазеющими в окно, и невольно восхитилась: как же все-таки красив Брэд Рейнз.

«Сегодня на нем джинсы, а раньше я его в джинсах не видела. В них он больше похож на меня, в известном смысле, конечно. Хотя глупо сравнивать».

– Привет, друзья, – улыбнулась Элисон. – Вижу, вы ждали нас.

– Нет, – возразила Птичка. – То есть они-то, верно, ждали. Только о том и болтали. Казанове рот не заткнешь. – Больше всего сейчас Птичке хотелось слиться со стеной.

– Привет. – Брэд медленно обвел всех взглядом и остановился на Птичке. – Надо полагать, вам все известно.

– О чем вы? – насторожился Рауди. – Новые улики появились? Очередное послание? – Он вытянул руку. – А ну-ка давайте его сюда, я скажу помощнику, чтобы он все подготовил, и немедленно примусь за дело.

– Прекрасно выглядите сегодня, – заметила Андреа.

Птичка повернулась к подруге и увидела, что та не сводит глаз с Брэда.

«Ну как она позволяет себе такое после всего, что случилось?»

– Действительно, – кивнула Птичка и тут же выругала себя за глупость, но… нельзя же позволять Андреа всегда лезть вперед.

– Спасибо. – Брэд не сводил с нее глаз. – Если никто не против, я хотел бы поговорить с Птичкой. Может, ей удастся кое-что сообщить нам…

– Что, снова призраки?

– Рауди, прошу вас, – повысила голос Элисон. – Не надо вести себя так. Слишком много людей страдают сейчас, в эту минуту. Может, позволите нам уединиться на некоторое время?

– На какое именно? – упрямо спросил Рауди.

– На час. Может, на два. Пожалуйста. А потом Птичка вернется.

– Мне нужно принять душ, – заявила Андреа. – Простите, простите. – Она поспешила к двери.

Рауди набычился, выпятил губы и последовал за ней. Казанова подошел к Брэду и поцеловал ему руку.

– Сочувствую вашей утрате, молодой человек. Она и впрямь была ослепительно красива. Но не забывайте: там, откуда она пришла, есть другие. – С этими словами он удалился.

– Комната в вашем распоряжении, – сказала Элисон. – Но я бы здесь задерживаться не стала. Вас все время будут прерывать.

– А вы уходите?

– Да. – Элисон подошла к Птичке и мягко погладила ее по щеке. Голос ее звучал в тон улыбке: – Все хорошо, девушка. Нельзя сказать, что все это вам так уж необходимо, но разрешаю поделиться, чем сочтете нужным. Он хороший человек. Думаю, вы можете ему доверять, то есть точно можете.

– Да я верю, верю ему, – медленно кивнула Птичка.

– Понимаю, но мне кажется, вы можете именно доверять. И себе тоже. Ничего не бойтесь, дитя мое. – Она повернулась и направилась к двери. – Если понадоблюсь, найдете меня в приемном покое. Да, чуть не забыла. По-моему, вам лучше устроиться на южной лужайке – это у нас самое уединенное место. На берегу пруда, сразу за осиновой аллеей. Птичка, вы ведь знаете, где это.

«На берегу пруда. Почему так далеко? Ограда там совсем рядом, а я не хочу приближаться к границе своего мира», – заволновалась девушка.

– Птичка?

– Да. Пруд, все ясно.

– Ну и хорошо. – Элисон удалилась.

– Что ж, – улыбнулся Брэд и покраснел. – Все было довольно забавно.

От этих слов ей стало немного легче. Но бдительность терять нельзя. С той минуты как Элисон сказала, что Брэд Рейнз возвращается в центр, Птичка пребывала в панике. Через четверть часа она не выдержала и все выложила Андреа.

Можно подумать, что Ромео и Джульетта воскресли и вот-вот у них в этом самом месте состоится свидание. Уже одно то, что она позволила себе предаться в эти последние несколько дней самым безумным фантазиям, непростительно. А то, что от одного вида Брэда у нее увлажнились ладони, и вовсе стыд и позор. Надо держать себя в руках.

Брэд откашлялся.

– Вы знаете, что привело мня сюда?

– Да. Смерть Ники, – отозвалась Птичка, но, решив, что это слишком грубо, добавила: – Мне очень жаль.

– Мне тоже. Но насчет валета в колоде вы оказались правы.

– Элисон показала нам последнюю записку. Рауди и Андреа целый день над ней просидели, но так ни к чему и не пришли.

– Полагаю, она мне была адресована.

– Именно это я им и сказала. – Птичка помолчала немного. – Вы любили ее?

– Кого, Ники? – Брэд замялся. «Ну что она себе позволяет?» – В этом смысле нет, – ответил он. – Но мы были очень близки.

Птичка едва не спросила, а как Брэд относится к ней, но вовремя удержалась.

В холле было душно, и Птичка вспотела, так что когда Брэд спросил, не последовать ли им совету Элисон и поискать укромное местечко у пруда, она охотно согласилась, не думая ни о каких оградах.

Когда они выходили с женской половины, за кустами мелькнула курчавая голова Бартоломью. К счастью, путь их лежал в противоположную сторону. Шли они молча, и от этого Птичке становилось не по себе. Все ее смущало: ремешки на туфлях, которые она сегодня надела впервые, выглядели как в каком-нибудь дешевом фильме. Зато сами кожаные туфли, судя по виду, могли стоить месячной платы за пребывание в центре. На обоих были джинсы, но ее – слишком коротки. Ну почему все ее джинсы такие короткие? Заметила она это только несколько дней назад.

Вчера Андреа сказала, что от ее волос дурно пахнет, и Птичка помылась. Правда, Андреа считает, что у всех волосы дурно пахнут. И все же Птичка ей благодарна, потому что сейчас она идет впереди него, а он, возможно, разглядывает сверху ее волосы.

Все, терпеть больше нет сил. Птичка остановилась и пропустила его вперед.

– Что-нибудь не так?

– Просто шнурок развязался. Идите, догоню.

Птичка сделала вид, будто завязывает ремешок, затем тронулась следом за ним по тропинке.

«Если встать на цыпочки, мой затылок будет на уровне его груди. «Сложен как бог», – сказала Андреа. Она права».

Птичка мысленно представила Клеопатру, приглашающую к себе нового слугу – сильную, с обнаженной грудью, мужскую особь с юга – для демонстрации стрельбы из лука. Клеопатра любила уроки в саду. Тут их только двое. Ей нужно точно знать, как слуга держит лук, и она идет за ним, глядя, как он изгибается и натягивает тетиву. Оценивая принятую им позу, роковая красавица легко пробегает своими гибкими пальцами по его спине и рукам. Его мышцы извиваются под кожей как виноградная лоза. Вдруг, откуда-то справа, с дерева спускается его возлюбленная, ведьма с севера…

– Пришли. – Брэд остановился и поднял руку.

От неожиданности она налетела на него.

– Ой, извините, я не заметила, что вы остановились. Надо было предупредить, я бы обошла. Вовсе не собиралась налетать на вас.

– Я не могу. – Брэд пропустил ее слова мимо ушей.

– Я тоже. – Ее лицо исказилось от страха.

– Просто мне кажется, это неправильно.

– Вот именно. У меня всегда было точно такое же ощущение. К тому же Клеопатра носила другие ремешки.

– Простите… – Брэд недоуменно посмотрел на нее.

– Не важно. Так о чем вы говорили?

– Элисон велела мне быть честным с вами…

Птичка выжидательно посмотрела на него и, не дождавшись продолжения, заговорила сама:

– Если под честностью понимать противоположность лжи, то верно, так она и должна была сказать, ведь когда-то Элисон была монахиней. Все правильно, я тоже так думаю. Честность – самое лучшее, особенно если иметь дело с такими, как я, – презирающими подделки.

– Правда?

– А вам что, нравятся подделки?

– Так вы знаете, что привело меня сюда?

– Ну, то, что Ники… как бы это… – Она подняла было руку, но тут же опустила, поняв, что не знает, как сказать «мертва», не произнося этого слова. – Мертва.

– Нет, я не о том… Что заставило меня искать встречи с вами? – пояснил Брэд.

На этот вопрос у нее ответа не было, потому что она нарочно сдерживала себя, не позволяя фантазии разыграться. А впрочем, нет, ответ имелся. Они здесь, чтобы вспомнить о том, что она видела на кухне. Призрак.

– Чтобы я вспомнила…

– А единственный способ добиться этого – поверить мне, – кивнул Брэд. – Понимаете?

– Да. И я верю вам.

– Да, но… То есть… – Брэд посмотрел в сторону и пошевелил своими большими сильными руками с аккуратно подстриженными ногтями. Ее ногти тоже ухожены, но при помощи зубов, а это, по словам Андреа, плохая привычка.

«Интересно, при нем я кусала ногти? Не помню!»

– Больше чем поверить, – говорил он.

– Как это?

– Ну, чтобы вам со мной было спокойно. Избавьтесь от страхов, от всего, что тормозит вашу память.

– Ясно.

– Ясно?

– Думаю, да. Вы хотите, чтобы я забыла о своих комплексах. Тогда голова станет работать свободно и, так сказать, сама вспомнит то, что я видела.

– Примерно так. Да.

– Но вы опасаетесь, что мы оба слишком расчувствуемся, – добавила Птичка.

Глаза у Брэда округлились. Она слишком откровенна, это стало ясно, лишь только слова сорвались с ее губ. Но, увидев его реакцию, Птичка почувствовала уверенность.

«Я обладаю над ним некоторой властью».

Впервые она использовала такую власть над мужчиной вроде Брэда, и это ей понравилось.

– Вы опасаетесь, что я в вас влюблюсь, – выдала она.

Брэд заморгал. Потом покраснел. Не сильно, но достаточно, чтобы Птичка воодушевилась еще больше.

– Или, хотя это и маловероятно, что вы влюбитесь в меня.

– Нет.

– Что «нет»?

– Ну… – Теперь лицо его по-настоящему пылало.

Подумав обо всем, что сказала, Птичка почувствовала, что тоже краснеет.

– Не беспокойтесь, мистер Рейнз. Я не собираюсь влюбляться в вас. – Она отошла немного в сторону. – Ладно, довольно об этом. Пошли к пруду, посмотрим, может, что и получится.

– Брэд, – поправил он. – Пожалуйста, зовите меня Брэдом.

И от таких слов она на мгновение почувствовала себя его королевой.

Целый час провели они у большого фонтана, который Элисон называла прудом, разговаривая и прогуливаясь по асфальтированному дворику, время от времени присаживаясь на скамейку и бросая в воду осиновые листья и камешки. Птичке этот час показался пятью минутами.

Она то и дело оглядывалась – не шпионят ли за ними, – но никого не было видно, и Птичка решила, что это Элисон устроила все как нужно. Подумать только, не кто-то а сама Райская Птичка Фаундер встречается с мужчиной у пруда, и об этом знает весь центр. Она чувствовала себя особенной.

Никогда еще Птичка не оставалась с мужчиной наедине, пусть даже для того, чтобы поговорить об убийце. Но они разговаривали не об убийце. Они беседовали о центре. Брэд хотел знать распорядок здешней жизни. Все, до мельчайших подробностей. Ее удивило, что кто-то может так интересоваться скучной рутиной повседневной жизни.

Как она встает каждое утро в семь. Как ест на завтрак два яйца с тостами, горячим какао и маленьким стаканом апельсинового сока. Обычно в компании Андреа. Как после завтрака Андреа идет к ней в комнату и заставляет чистить зубы.

Она показала свои зубы Брэду и спросила, что он думает о них. Он засмеялся и сказал, что они на удивление белые и ровные. Потом смутился и попытался объяснить, что «на удивление» не значит, что он удивился, просто имел в виду – редкостно белые и ровные. Впрочем, ровные, особенно без скоб, действительно большая редкость.

Этого ему было мало, и Птичка изложила все свое дневное расписание, включая карточные игры с Рауди, который только и знает, что толковать о шифрах, шпионах, следах и тому подобном. Она дружит со всеми, кто живет в центре больше года, но не так, как с Кассом, Рауди и особенно Андреа, которую Элисон взяла под свое крыло.

Они говорили и о ее связях с внешним миром. Да, во всех комнатах есть телефонные аппараты. Можно звонить и отвечать на звонки в любое время. И конечно, имеется доступ в Интернет.

Кажется, Брэд удивился, услышав про картинки с изображением нагих женщин, которые постоялец Карл прикреплял к дверям других постояльцев, пока Элисон не положила этому конец. Птичку-то это не волновало, но некоторых, вроде Андреа, это угнетало, а других, вроде Касса, возбуждало. Птичке трудно было понять, почему люди так реагируют на наготу, но Элисон объяснила, что такая уж у нее натура – это просто проявление свойственного ей отсутствия интереса к внешности.

Птичка пожала плечами, а Брэд рассмеялся. Следует признать, он ей нравился. По-настоящему нравился.

Говорили они про ее семью, вернее, про то, что она могла вспомнить, то есть об одной лишь Энджи, сестре по матери, чье полное имя было Ангел.

Брэд удивился, услышав это.

Птичка вытащила фотографию, которую всегда носила в заднем кармане джинсов.

– Посмотрите.

Он взял снимок, вгляделся, перевел взгляд на Птичку.

– Смотрю, вы похожи. Она красивая.

«Как это понимать? – подумала Птичка. – Он что, назвал меня красивой? Пожалуй, нет. Но он сказал, что мы похожи, а все говорят, что Энджи красавица».

Такие вопросы ей обычно не задавали. Брэд хотел, действительно хотел, знать подробности.

«Как выглядит ваша комната? Где вы покупаете носки? Все ли покупаете по Интернету? Где больше всего любите бывать, в смысле на территории центра?»

Она добросовестно отвечала.

К убийце это отношения не имело, а вот к ней – прямое. Да, конечно, все это ради того, чтобы завоевать ее доверие, но даже если так, Птичка чувствовала с его стороны искренний интерес. Не было у него холодного взгляда следователя, пытающегося вытянуть ответы, как не было и мертвого взгляда психиатра, слушающего пациента, потому что работа обязывает.

В его взгляде угадывались зачарованность и сосредоточенность. Он проник в самые глубины ее души, но на этом не остановился, пытаясь узнать больше, понять ее до конца. А в какие-то моменты она могла поклясться, что тот готов съесть ее глазами. А дважды во время разговора Брэд прикоснулся к ее плечу.

– Нет, нет, я не это имел в виду, – сказал он при этом. – Поверьте, я обожаю «Адскую кухню». Всем нам нравится смотреть, как хлыст надсмотрщика приводит в чувство кучу бездельников. Просто… – Он пристально посмотрел на нее.

Она в эту минуту была способна думать только о том, что чувствует тепло его руки на своем плече. А когда он убрал ее, стало тоскливо.

– Просто – что? Вам трудно представить меня на кухне? – спросила она.

– Почему же? – широко улыбнулся он. – Честно говоря, совсем не трудно.

Они продолжили разговор, то и дело посмеиваясь над чем-то, и в какой-то момент он снова коснулся ее плеча.

Потом ему захотелось узнать о ее творчестве.

– Вам действительно интересно? Это же просто истории. И я их никому не рассказываю.

– Что за ерунда. В этих историях – вы сами. Вы должны рассказать их мне. И я хочу знать все.

– Правда?

– Да.

– Но у нас нет времени.

– У нас целый день. И поверьте, если мы кому-то понадобимся, все знают, где нас найти. Перескажите мне свой первый роман. Кто знает, быть может, его опубликуют, и тогда я окажусь первым читателем. Я настаиваю!

– Ладно. – Птичка вскочила со скамейки. Сердце ухало в груди. – Только вы должны пообещать… не смеяться.

– Обещаю; только если вы сами засмеетесь, я поддержу.

– Это ладно, но не над самим повествованием или не над тем, что вам покажется глупым.

– Обещаю. – Брэд поднялся следом за ней. – Как вы назвали роман?

– «Горакус».

Они медленно двинулись по тропинке. Брэд шел с ней бок о бок.

– Это про мир, – продолжала Птичка, – существовавший две тысячи лет назад. Он так и назывался – Горакус.

Птичка пересказала сюжет, но ему были нужны подробности. Что делали люди Горакуса по ночам, что носили, как праздновали свадьбы. Как выглядели их спальни, как пользовались Интернетом и какие сорта зубной пасты предпочитали.

Птичка с восторгом, какого от себя не ожидала, отвечала на все вопросы. Никому она так подробно не пересказывала сочиненные ею истории.

Изложение «Горакуса» заняло еще час. Птичке стало неловко: слишком много времени она у него отнимает. Порывисто схватив Брэда за руку, она подвела его к ближайшей скамейке и заставила сесть.

– А теперь расскажите о себе.

– О себе?

– Да. Если хотите, чтобы я до конца вам поверила, вы должны поделиться своими секретами.

Он усмехнулся и покачал головой.

– Ну? – Она тоже широко улыбнулась.

– Что, не получается у меня расшевелить ваш мозг?

– Отчего же, попытаться можно. Но у меня не должно оставаться ни капли сомнений в том, что внутренне вы мне доверяете, и тогда, в свою очередь, и я смогу вам внутренне доверять. Для этого мне и нужны ваши секреты. Самые заповедные, самые сумрачные. Ну может, не самые… Но что-то в этом роде.

– Ничего себе… – Брэд засмеялся и закрыл лицо руками.

– В чем дело?

Сотрясаясь от смеха, он покачал головой. Птичке пришлось силой развести его руки.

– В чем дело, спрашиваю?

Его вид озадачил Птичку. Лицо Брэда раскраснелось, он хихикал, как школьник, а глаза сияли, словно солнце. Она невольно захихикала вместе с ним.

Брэд не мог ей признаться, что хохочет не потому, что смешно. Он смеется от восхищения собеседницей. Потому и раскраснелся – смущен этим самым восхищением.

Наконец они успокоились, и Брэд откинулся на спинку скамьи, сцепив руки на затылке.

– Господи, не помню, когда в последний раз так смеялся.

– Если думаешь соскочить таким образом с крючка, жеребенок, ничего не получится, – заявила Птичка и ужаснулась: «Господи, что я такое говорю». – Это я к тому, что нам следует продолжить попытки расшевелить мой мозг. Ну, вы понимаете, о чем я. Пусть думает, что мы близки к тому, чтобы позволить себе такие глупости.

Брэд расплылся в улыбке как мальчишка и покачал головой, словно не веря, что все это происходит на самом деле. Он глубоко вздохнул, устроился поудобнее и начал свой рассказ.

Говорил о том, как рос в Остине, столице Техаса, в семье, где у отца с матерью был один сын – он, и две дочери. Отец работал адвокатом по уголовным делам – что объясняет выбор места службы Брэда, – только по другую сторону барьера. Поведал, как ребенком ходил на футбольные матчи, а потом, уже студентом, получил спортивную стипендию как теннисист. Как пил на Шестой авеню и вообще валял дурака весь первый год учебы в университете. В конце концов он переехал в Майами, где получил свою первую должность в ФБР.

Странная во многом история. Но для Птички она казалась абсолютно нормальной. В сравнении с ее детством, о котором он не расспрашивал, его юные годы прошли весело и беспечно. Машины, посиделки, друзья, воскресная месса, конфирмация. Вместе с приятелями он однажды запер священника в комнате, облачился в его рясу и вышел к аналою. На протяжении половины службы паства думала, что молитву читает приезжий священник. Словом, бандит был еще тот. Странное дело, но понимание, что он проделывал такие фокусы, делало его роднее.

«Получается, не такой уж он безупречный господин, каким я его себе рисовала».

Но забыть о колоссальной разнице между ним и собой Птичка не могла и все больше переживала из-за собственной ущербности. Здесь, под защитой стен центра, она среди остальных самая здоровая, но стоит сделать шаг по ту сторону, и ее посчитают ненормальной. Так зачем мечтать о знакомстве, любви, замужестве?

– Что-то не так? – прервал ее раздумья Брэд.

Ей казалось, они с Брэдом идут по проходу часовни, находящейся на противоположной стороне территории. В последний момент он круто оборачивается и смотрит на присутствующих. «Это просто шутка! Ха-ха-ха», – смеется Брэд. Заметив ее потрясение, удивляется: «Что? Ну же, Птичка, неужели ты подумала, что это всерьез? Я ведь не могу жить здесь, ты знаешь».

Да, это невозможно. Более того, всякого, кто на такое пошел, Брэд спустил бы в туалет. В этом-то и проблема: Брэд – красивый, роскошный, чувственный мужчина, и кто она рядом с ним? Ветошь.

Ради самой себя, ради собственного душевного здоровья ей следовало бежать отсюда. А она… остается на месте, да еще и влюбляется в него.

«Нет, нет, это не так, – с тревогой подумала Птичка. – Я ведь даже не знаю, что это такое – влюбиться, опыта нет. Но возможно, то теплое, волнующее, пугающее чувство, наполняющее душу, и есть влюбленность?.. Выходит, я все-таки влюбилась!»

– …думаете? – услышала Птичка голос Брэда.

Сообразив, что она, должно быть, не сводит с него глаз, Птичка попыталась встряхнуться.

– Простите. – Она нервно зевнула. – Расскажите мне про Руби.

«Выходит, ей все-таки мало моих откровений. Вот и давит».

– Вы любили ее…

– Да, – хрипло отозвался он. – Вы представить не можете как.

– Почему же, могу, – возразила Птичка. – А она красивая была?

– Право, мне не хотелось бы…

– Красивее меня?

Она понимала, что на этот вопрос могло последовать несколько вариантов ответа. Он мог увильнуть, возразить, откровенно солгать, просто промолчать.

Брэд повернулся к ней и внимательно, с ног до головы, оглядел.

– Нет. Разве что одевалась более тщательно, косметику использовала, но это не трудно. А внутри у нее был такой же ад, как и у вас. – Он поглядел на деревья. – И как у меня.

«Какой чудесный ответ, – подумала Птичка. – Кажется, он хочет сделать мне комплимент. Дает понять, что мы с ним – пара, врать не хочет. Все в нем прекрасно».

– Она убила себя, потому что думала, будто некрасива, – сказал он.

Повисло тяжелое молчание. Он смотрел в никуда, глаза затуманились, и Птичка знала, о чем он думает. Но отвлекать не хотела. Сердце ее преисполнилось сострадания.

– Вашей вины в том нет, – тихо произнесла она.

Он глубоко вздохнул и зажмурился, чтобы сдержать слезы. Не получилось – предательская слезинка поползла по щеке. Птичке самой захотелось плакать. Что такое любовь и нежность, она не знала, и еще меньше представляла, что значит быть женщиной в обществе мужчины. Но вот он сидит здесь, рядом, плачет, и она должна прийти к нему на помощь.

– И с тех пор вы никого не любили? – спросила она.

От этих слов внутри у него словно плотину прорвало.

Он уперся локтями в колени, закрыл лицо ладонями и разрыдался.

«Что такого я сказала? И что теперь делать? Я ведь говорю только то, что приходит в голову. И в этом, по словам Элисон, мой дар. Могу взглянуть на лист и увидеть все дерево. Вот и сейчас сказала только о том, что увидела».

– Вы боитесь, что не сможете полюбить никакую женщину, потому что никто для вас не сравнится с Руби. Но на самом деле это не так. Просто вы добрый и боитесь задеть женщину, заставив ее почувствовать, что она недостаточно красива. Ведь Руби ушла из жизни именно поэтому.

Брэд не реагировал на утешение.

– Только ведь это был ее выбор, вы здесь ни при чем, – продолжала Птичка. – Жизнь стоит того, чтобы жить, хотя бы потому, что это риск. Так говорит Элисон, и мне кажется, она права. То же самое с любовью.

Брэд негромко всхлипывал, по-прежнему не отнимая ладоней от лица. Вдруг он наклонился и положил ей руку на колено.

Ее словно током ударило. Птичка сидела неподвижно. Тяжелыми волнами на нее набегали печаль и радость, страх и изумление.

«Он изживает свою боль. Здесь и сейчас. Со мной».

Ей хотелось обнять его, и прижать к груди, и сказать: «Не плачь, не грусти, не надо, с тобой моя любовь. Она защитит, обережет, не позволит демонам тьмы утащить тебя».

Но Птичка не могла этого сделать. Пока не могла. Она должна держать себя в руках. Но прикоснуться к нему может и должна. Птичка бережно опустила ладонь ему на голову и мягко погладила коротко стриженные волнистые светлые волосы.

Так они и сидели. Птичка потеряла счет времени, погруженная в теплые воды надежды и покоя. И любви. Постепенно оба успокоились, и Птичка подумала, что надо бы распрямиться, а то она и ему не дает встать. Но менять позу не хотелось.

«Я здесь, с ним, потому что Элисон захотелось, чтобы я рискнула влюбиться. Так и получилось. Я здесь, потому что Брэд нашел меня красивой, пусть даже мне следует серьезно заняться и лицом, и волосами, и одеждой. Я здесь, потому что прикоснулась к мертвому телу и увидела темноволосого мужчину, немного напоминающего Кларка Кента, только без очков. Он склоняется над Мелиссой, говорит, как она прекрасна…»

Птичка порывисто вздохнула и резко выпрямилась.

– Что-то не так? – озабоченно посмотрел на нее Брэд.

– Я вспомнила.

Он шмыгнул носом и вытер глаза.

– Вспомнила что?

– Вспомнила, что видела. Мужчину, который убил Мелиссу!

– Не может быть…

– Да! – Птичка вскочила на ноги. – Да! Да! Я вижу его сейчас, ясно как день.

Брэд все не мог оправиться от изумления.

– Вы уверены? – Он встал со скамейки. – В таком случае надо срочно ехать в управление. Надо восстановить…

– Ехать? Нет, это невозможно. Но я могу нарисовать его портрет. Я же говорила, что неплохо рисую.

– Ну да, конечно. И вы знаете, кто это?

– Нет. Впервые вижу.

«Итак, свершилось! Элисон будет в восторге».

Птичка быстро зашагала в сторону приемного покоя.

– Скорее, иначе забуду!