Текст книги "Железная маска (сборник)"

Она очутилась на большом дворе, на котором трава росла между камнями; к ней подошла старуха служанка.

– Я хочу видеть президента Ренодена, – сказала Екатерина Медичи.

– Пожалуйте за мной, – ответила служанка.

Екатерина поднялась по лестнице со стершимися ступенями и чугунными перилами и вошла в кабинет. Хозяин его, еще не старый, сидел за столом; глаза у него были живые и проницательные, нос острый, лицо выражало злость и хитрость.

Служанка вышла и затворила за собой дверь. Королева откинула вуаль, и президент Реноден вскрикнул и вскочил, охваченный удивлением и почтением.

– Ваше величество!.. – пробормотал он.

– Господин Реноден, – обратилась к нему королева, приложив палец к губам, – я назначила вас президентом, и от вас зависит, предать ли человека суду.

– Ваше величество осыпали меня милостями, и преданность моя безгранична, – ответил с низким поклоном судья.

– Я пришла испытать ее.

Екатерина рассказала обо всем, что случилось.

– Что нужно сделать, чтобы спасти Рене? – спросила она.

– Ваше величество, – ответил Реноден. – Я президент в Шатле, но не в парламенте. Я допрашиваю подсудимых, однако у меня нет права судить их.

– Вы станете президентом парламента через три месяца, – холодно возразила королева, – а до тех пор…

– А до тех пор – надо спасти Рене.

– Надо! – подтвердила королева.

– Парламент подкупить невозможно! К тому же ваш любимец навлек на себя всеобщую ненависть.

– Я знаю.

– Парламент будет рад обвинить его.

– Это мне известно. Но допрашивать его будете вы?

– Да, ваше величество.

– А если он ни в чем не признается?

– Даже невинные сознаются под пыткой.

– Рене отопрется.

– Если бы я был один с палачом, я мог бы уменьшить пытку, – продолжал Реноден, – но ассистентами будут двое судей, которых нельзя подкупить.

– У Рене хватит мужества не сознаться ни в чем.

– Однако его будут судить, а кинжал и ключ – веские улики…

– Вы правы, – сказала королева.

Вспомнив, что она забыла рассказать о Годольфине, она передала все, что знала, об исчезновении молодого человека.

– Ах! – сказал Реноден. – Если бы отыскать его и заставить сознаться, что это он совершил преступление и украл кинжал у Рене…

– Прекрасная мысль! – воскликнула Екатерина. – Но где найти его?

– Ваше величество, – сказал президент, – я найду способ спасти Рене… даю вам слово… но с условием…

– Каким?

– Он должен твердо вынести пытку.

– Он вынесет ее.

– Можете вы, ваше величество, принять меня в Лувре?

– Когда?

– Сегодня вечером, если возможно…

– Прогуливайтесь мимо ворот по берегу реки и ждите, когда пробьет девять часов. К вам подойдет человек, который проводит вас ко мне.

– Я приду, ваше величество.

Королева встала.

– Прощайте, Реноден, – сказала она, – до вечера.

Президент почтительно проводил ее до двери.

– На мост Святого Михаила! – приказала королева.

Носильщики прошли по острову Святого Людовика, вышли на улицу Барильери и остановились у лавки Рене-флорентийца.

Час назад Паола сидела одна в лавке, ставни которой были закрыты весь день. Притаившись за дверью и приложившись глазом к небольшому отверстию, через которое она могла видеть, что происходит на улице, она с ужасом прислушивалась к разговорам купцов.

Лавка парфюмера уже второй день была заперта, и соседи, привыкшие ежедневно видеть Годольфина, а нередко и Паолу, удивлялись, что не видят ни его, ни ее. Накануне видели Рене бледного, хмурого, смотревшего в обе стороны моста. Сегодня же не было никого…

– Верно, Рене надоело держать лавку, – сказала хорошенькая купчиха. – Ведь он входит в Лувр, как в свой дом.

– Бьюсь об заклад, – сказал суконщик, – что с ним случилось несчастье.

– Что же с ним может случиться?

– Вчера вечером, я видел на углу улицы Урс целую толпу и слышал, как произносили имя Рене.

– Что же это доказывает?

– Один мещанин сказал: «На этот раз король накажет его…»

– Вот оно что! – заметила купчиха.

Рассказчик продолжал:

– Я подошел, чтобы послушать, но мещанин сказал: «Молчите! К нам подходит башмачник с моста Святого Михаила. Тс!..» Я торопился и потому пошел дальше.

– Однако странно, что не видно Годольфина! – повторила купчиха.

– И прекрасной Паолы, которая задирает нос перед нами…

Подошел еще купец.

– Лавка заперта!.. Теперь я вижу, что меня не обманули…

– Что же такое тебе сказали?

Все с любопытством обернулись к вновь прибывшему.

– У меня есть двоюродный брат – солдат. Он ландскнехт, потому что он немец, как и я. Только что я встретил его, и он рассказал, что с тремя товарищами получил приказ арестовать Рене.

– О-о! – раздалось со всех сторон.

– Так как мой брат был навеселе, я подумал, что он шутит, тем более что он говорил о герцоге де Крильоне…

– Разве герцог тоже арестован?

– Нет, напротив, это он арестовал Рене.

– За что?

– Говорят, Рене убил купца на улице Урс.

– Это верно! – вскричал башмачник. – Верно…

Паола, дрожа всем телом, прислушивалась к тому, что рассказывали о ее отце, как вдруг услышала топот копыт. Купцы, столпившиеся на мосту, увидели носилки, по сторонам которых шагом ехали два всадника. Оба были в масках; их богатая одежда и прекрасные лошади свидетельствовали о том, что они люди знатные.

Шествие остановилось, к великому удивлению зевак, перед лавкой Рене-флорентийца.

Толпа расступилась, один из всадников слез с лошади и постучал в дверь рукояткой шпаги.

– Кто там? – раздался голос Паолы.

– Я… Отворите, – сказал всадник.

Зеваки увидели, как дверь приоткрыли и всадник проскользнул в лавку.

– Прочь! Бездельники! – прикрикнул другой всадник. – Какое вам дело до того, что происходит здесь?

Испуганные купцы отошли, но не спускали глаз с носилок. Немного погодя они увидели, как дверь лавки отворилась и дворянин в маске вышел оттуда под руку с женщиной. Она тоже была в маске, но все узнали ее – это была Паола.

Всадник помог ей сесть в носилки, вспрыгнул в седло и поехал с левой стороны носилок; товарищ его ехал справа, и весь поезд направился к мосту Менял, а оттуда поехал по правому берегу Сены.

Купцы опять сошлись в кучу.

– Вот птичка и улетела! – сказала купчиха.

– Этим должно было закончиться. Красивой девушке нужен красивый мужчина, – заметил эльзасец.

– Рене в тюрьме; значит, все к лучшему.

Но удивлению купцов не не было предела, когда через несколько минут после отъезда Паолы со стороны улицы Барильери показались другие носилки; в них находилась Екатерина Медичи.

Королева-мать не хотела, чтобы ее узнали, и носилки у нее были самые простые. Купцы не подозревали, что дама, вышедшая из носилок и постучавшая в дверь лавки, – сама Екатерина Медичи, мать короля. Королева постучала, но ответа не последовало. Она постучала сильнее. По-прежнему все было тихо.

Екатерина подошла к зевакам.

– Извините, друзья мои, – обратилась она к ним. – Кажется, это лавка парфюмера Рене?

– Да, сударыня.

– Его нет дома?

– Говорят, он в тюрьме, – сказала хорошенькая купчиха.

– А его дочь?..

– Ах, вы опоздали, сударыня! – ответила купчиха.

– То есть?

– Четверть часа назад два господина увезли красавицу Паолу.

Екатерина подавила крик ужаса; она вспомнила о беспокойстве Рене, о том, что он рассказал ей.

«Не права ли флорентийская цыганка и не обречен ли уже на смерть мой дорогой Рене?» – подумала суеверная итальянка.

Предсказание, по-видимому, должно было скоро исполниться.

IX

Носилки, в которых ехала Паола, доехали до квартала Святого Павла и затем до ворот Святого Антония.

– Шутка сыграна, – сказал всадник, ехавший по левую сторону носилок. – Вылезайте, дорогая Паола. Если даже и пойдут по следам носилок, все равно ничего не узнают.

Паола вышла, а всадник нагнулся к ней, схватил ее за талию, поднял и посадил к себе на лошадь.

В это время другой всадник сказал носильщикам:

– Друзья мои, вы можете вернуться; вы нам больше не нужны.

Он бросил им четыре экю, и носильщики через ворота Святого Мартина вернулись в Париж.

Ноэ и Генрих поскакали во весь опор по направлению к Шарантону мимо монастыря Святого Антония. Но через четверть часа бешеной скачки они повернули назад и поехали по тропинке вдоль городской стены в северном направлении.

Паола все еще сидела в седле Ноэ.

Доехав до Монмартрских ворот, всадники остановились. Генрих спрыгнул с лошади и помог слезть Паоле.

Итальянка, поставив ногу в стремя, вскочила на лошадь Генриха.

– Прощайте, до вечера… – сказал Генрих другу.

Ноэ и Паола поскакали вдоль стены, а Генрих снял маску и вернулся в Париж пешком через Монмартрские ворота. Он шел к Лувру. На берегу Сены около Луврских ворот он догнал носилки, двигавшиеся в одном направлении с ним. Сидевшая в носилках женщина высунула из дверцы голову, и принц узнал Екатерину Медичи.

Генрих поклонился очень низко и посторонился, чтобы пропустить носилки.

Но королева махнула ему платком.

– Господин де Коарасс! – сказала она.

Генрих подошел.

– Вы идете в Лувр? – спросила королева.

– Совершенно верно, ваше величество.

– К королю?

– Ваше величество изволит насмехаться надо мной; я слишком ничтожный дворянин, чтобы иметь право запросто входить в королю. Я иду к де Пибраку, своему двоюродному брату…

Королева внимательно посмотрела на Генриха и нашла, что вид у него самый простодушный и естественный.

– В таком случае попрошу вас побыть несколько минут у Пибрака и подождать, пока я пришлю за вами.

– За мной… ваше величество?

– Я только что видела Рене, – сказала королева.

Генрих вздрогнул, но лицо его осталось бесстрастным.

– Рене сказал, что вы обладаете замечательным даром угадывать по звездам.

– Вашему величеству, без сомнения, известно, что я беарнец.

– Да.

– Я долгое время прожил в Пиренеях среди пастухов и цыган, занимающихся некромантией и хиромантией, и они посвятили меня в свою науку…

Генрих говорил с таким убеждением, что произвел сильное впечатление на королеву.

– Но я должен предупредить ваше величество, что, хотя я иногда угадываю, часто и ошибаюсь. Наука эта еще не вполне ясна для меня. Часто я иду ощупью, и достаточно малейшего препятствия, чтобы сбить меня с пути, то есть заставить погрешить против истины.

– Однако вы сказали правду Рене.

– Неужели?

– Да, де Коарасс, идите к Пибраку и ждите, пока я пришлю за вами. Я иду сейчас к принцессе Маргарите, а затем к себе. И хочу посоветоваться с вами, де Коарасс.

И королева отправилась в Лувр.

Генрих встретил Пибрака, осматривавшего пост швейцарцев.

– Пойдемте, – живо сказал ему принц, – проведите меня скорее к себе… это необходимо.

– Пойдемте!

Он провел принца по маленькой лестнице.

– Заприте дверь на задвижку, – сказал Генрих, – и не отпирайте, если постучат.

Он подбежал к шкафу, отворил его и поспешно проскользнул в потайной ход, оставив Пибрака в совершеннейшем изумлении.

Когда принц приложил глаз к отверстию в стене, королевы в покоях принцессы Маргариты не было.

Маргарита была с Нанси.

Прекрасная принцесса, лежа на оттоманке, подбрасывала своей маленькой ножкой красную атласную туфельку и грустно смотрела на камеристку, которая, сидя на скамейке, пришивала банты к платью принцессы.

– Ты думаешь, он любит меня? – спросила Маргарита.

– Я уверена в этом, ваше высочество.

Маргарита вздохнула.

– Господи! Как печально положение принцев… Принцы – рабы, дитя мое. Они не имеют права ни любить, ни быть любимыми, ни плакать, ни радоваться.

– Ваше высочество, вы преувеличиваете…

– Ты думаешь? Если бы я могла располагать собой, то вместо того, чтобы выйти замуж за этого противного принца Наваррского, стала бы простой дворянкой и отдала свою руку…

Нанси улыбнулась.

– В жизни бывают странные предчувствия, – продолжала Маргарита. – Когда я увидела его впервые неделю назад, я почувствовала необъяснимое волнение… и услышала внутренний голос, говоривший: «Этот человек сыграет важную роль в твоей судьбе».

Принц с радостью слушал признания Маргариты, но они были прерваны стуком в дверь. Вошла Екатерина. Она была бледна и взволнована.

Королева сделала знак Нанси, и камеристка немедленно вышла.

Екатерина не любила дочь; в жизни у нее была только одна искренняя, серьезная привязанность – к младшему сыну, герцогу Алансонскому. Но вследствие привычки или, быть может, потребности высказаться она приходила к дочери и поверяла ей свои горести.

Маргарита знала, что королева навестила Рене в тюрьме.

– Ну что, ваше величество? – спросила она.

– Ах! – вздохнула Екатерина. – Это ужасно… его заковали в цепи! Он сидит в сырой тюрьме! Король приказал, чтобы с ним обращались как можно суровее. Однако я надеюсь спасти его, – прошептала королева.

– Неужели! – воскликнула Маргарита.

– Но одно странное обстоятельство сильно расстроило меня.

Екатерина передала рассказ Рене о предсказаниях цыганки и де Коарасса.

Если бы королева была не так сильно взволнована, она заметила бы, как Маргарита сначала покраснела, а потом побледнела.

Принцесса ничего не знала о разговорах, происходивших между Рене и принцем, и его дар ясновидения глубоко поразил ее.

Королева продолжала:

– Я сначала думала, что гасконец – обманщик, но оказалось, что он рассказал Рене такие вещи, которых, кроме него, никто не знал.

– Неужели это правда? – воскликнула расстроенная принцесса.

– Он предсказал так же, как и цыганка, что его дочь станет причиной его смерти…

– Какой вздор!..

– …когда полюбит дворянина. Это предсказание так сильно поразило Рене, что он умолял меня увезти его дочь в Лувр и охранять ее. Но, прежде чем отправиться за Паолой, я заехала к Ренодену, президенту Шатле, который допрашивает преступников. Реноден обязан мне всем, и он обещал приложить все усилия, чтобы спасти Рене.

– Реноден – не парламент, – заметила Маргарита.

– Он обещал найти способ.

– Какой?

– Пока еще не знаю, но он найдет его. Я жду его сегодня в девять часов вечера. Итак, из Шатле, – продолжала королева, – я отправилась к Ренодену и уже от него на мост Святого Михаила.

– И что же?

– Паолу похитили.

Маргарита сделала жест удивления.

– За четверть часа до моего прибытия носилки в сопровождении двух всадников в масках остановились перед лавкой Рене; дверь отворилась, и Паола села в носилки.

– Это странно! – пробормотала Маргарита.

– Тогда у меня явилось новое подозрение; я вспомнила, что у де Коарасса, уверяющего, будто он умеет гадать по звездам, есть товарищ, так же, как и он, двоюродный брат Пибрака, и я подумала: уж не они ли похитили Паолу?

– Не может быть! – воскликнула принцесса, у которой сердце защемило от ревности.

– Если мое предположение верно, то Паола любит одного из них, – продолжала Екатерина, – и обманывает отца… В таком случае легко объяснить мнимый дар этого дворянчика.

– Действительно, – пробормотала Маргарита.

– Но это невероятно, – продолжала королева, не обращая внимания на возрастающее волнение дочери.

– Вы… думаете? – спросила с глубоким вздохом Маргарита.

– Я спросила, по какой дороге направились носилки.

– И последовали за ними?

– Да, до ворот Святого Антония. Там я встретила носильщиков и носилки, но уже пустые. Один из всадников посадил Паолу к себе в седло, и они поскакали по шарантонской дороге. Носильщики сильно устали. Было бы безумием преследовать людей, едущих на свежих лошадях. Я повернула в Лувр.

– Как же вы узнали, ваше величество, – спросила Маргарита, – что де Коарасс не принадлежит к числу похитителей?

– Я встретила его у ворот Лувра, идущего пешком и направлявшегося к Пибраку.

Лицо Маргариты просветлело.

– Следовательно, – прошептала королева, – этот человек сказал правду: он предсказал, что, когда дочь Рене будет похищена дворянином, флорентиец подвергнется смертельной опасности.

– Все это очень странно, ваше величество! – заметила Маргарита.

Екатерина была в отчаянии.

– Король неумолим, – сказала она, – и если Реноден не найдет способа…

– Реноден человек изворотливый, он сумеет найти выход, – возразила Маргарита, пытаясь успокоить королеву.

– Коарасс колдун, и я хочу посоветоваться с ним.

– Вы решились на это, ваше величество?

– Да, – подтвердила королева, – я хочу узнать… Нанси! Нанси!

Девушка не отвечала. Маргарита дернула за сонетку, проведенную в верхний этаж. Нанси, услышав звонок, сошла вниз.

– Дитя мое, – обратилась к ней Екатерина, – пойди к де Пибраку…

– Слушаю, ваше величество.

– Там ты увидишь его двоюродного брата де Коарасса.

– Слушаю, ваше величество.

– И проводишь его в мой кабинет.

Нанси поклонилась и вышла.

Генрих вышел из своего убежища, вернулся в комнату Пибрака, запер шкаф и сказал капитану гвардейцев:

– Отодвиньте задвижку… сейчас войдут.

Пибрак с удивлением взглянул на принца.

– Я расскажу вам все потом, – сказал Генрих, – теперь невозможно… нет времени…

Секунды через три Пибрак услышал, как постучали в дверь.

Вошла Нанси.

Генрих, сидя в глубоком кресле, небрежно перелистывал книгу об охоте.

– Господин де Коарасс, – сказала хорошенькая камеристка, – не угодно ли вам последовать за мной?

– Куда же вы меня поведете, прелестная девица? – спросил принц.

– К королеве Екатерине.

– К королеве! – воскликнул Пибрак.

– Королева узнала, что я занимаюсь некромантией. До свидания, кузен.

Принц последовал за Нанси.

В большом зале, примыкавшем к комнате Пибрака, где никого не было, Генрих остановился.

– Милая Нанси, мы, кажется, друзья…

– И союзники, господин де Коарасс.

– Ты знаешь много моих тайн…

– А вам известна моя…

– Я хочу довериться тебе.

– В чем дело? Говорите…

– А ты не… разболтаешь?

– Я буду нема, как дверь тюрьмы.

– Хорошо!

– Вы хотите поверить мне тайну, господин де Коарасс?

– Почти.

– Говорите!

– Как только ты проводишь меня к королеве, пойди к принцессе Маргарите и скажи ей: «Ваше высочество, Генрих де Коарасс умоляет вас не верить, что он колдун».

– Вот как! – воскликнула Нанси.

– «Он такой же колдун, как вы и я. Он умоляет ваше высочество подождать до вечера… он объяснит вам все».

– Отлично!

– Однако, – заметил принц, – добавь, что эта тайна чрезвычайно важна и де Коарасс рискует головой…

– Что вы говорите! – воскликнула изумленная камеристка.

– Я сказал тебе половину правды, дитя мое. Но ведь ты – мой друг.

– Без сомнения!

– И ты передашь это, как будто это истинная правда. Принцесса Маргарита будет молчать… и примет меня сегодня вечером…

Нанси подмигнула Генриху и проводила в кабинет королевы. Несколько минут спустя вошла Екатерина Медичи. Генрих притворился смущенным.

– Садитесь, де Коарасс, – сказала королева.

– Ваше величество… в вашем присутствии… я не осмелюсь.

– Де Коарасс, – повторила королева, – здесь нет ее величества… Вы колдун, а я несчастная женщина, которая просит вас погадать ей.

Генрих выдержал пристальный взгляд королевы.

– Итак, вы умеете гадать по звездам?

– Весьма мало…

– Вы предсказываете будущее?

– Я часто ошибаюсь, ваше величество…

– Но вы узнаете события, закрытые завесой прошлого?

– Благодаря некоторым кабалистическим приемам мне иногда открываются события, если они не слишком отдалены.

– Де Коарасс, вы только что видели, как я вернулась в Лувр?

– Да, ваше величество.

– Можете вы сказать мне, откуда я вернулась и что я делала по дороге?

– Попытаюсь, ваше величество.

– Дать вам руку?

– Да, ваше величество… но сначала…

Генрих встал и бросил рассеянный взгляд вокруг. Наконец взор его остановился на флаконе с какой-то черноватой жидкостью.

– Что это такое, ваше величество? – спросил он.

– Это симпатические чернила, – ответила королева.

Генрих взял флакон и поставил его на стол, перед которым сидела королева.

– Теперь, ваше величество, позвольте мне зажечь свечу и задернуть занавеси.

Генрих задернул занавеси, зажег свечу, поставил ее на стол и сел. Потом, взяв левой рукой флакон с симпатическими чернилами и поставив его между собой и пламенем свечи так, чтобы видеть жидкость насквозь, он сказал королеве:

– Теперь я попрошу дать мне вашу левую руку.

Королева протянула руку, а принц с важным и торжественным видом стал смотреть на жидкость.

X

Генрих прекрасно разыгрывал роль колдуна, но женщину, менее суеверную, чем королева, ему едва ли удалось бы обмануть.

– Ваше величество, – сказал он наконец, – я вижу, как вы идете в подземелье при свете факелов, которые несут перед вами два человека.

– Где находится подземелье? – спросила королева.

– Недалеко от Сены.

– Совершенно верно, – сказала королева.

– Ваше величество входит в темное и смрадное помещение; на земле лежит человек.

– Правда.

– Другой человек садится недалеко от вашего величества.

– Кто он?

– Лицо его в тени… я не могу разглядеть его.

– А… другой?

– Это Рене, – помолчав, ответил принц. – Подземелье, где находится ваше величество, – по всей вероятности, Шатле.

– Правда, – подтвердила удивленная Екатерина. – Что же я говорю Рене?

– Вы наклонились к нему и говорите вполголоса… вы говорите о человеке, которого я знаю…

– Кто же он?

– Позвольте…

Генрих снова начал внимательно рассматривать руку королевы, затем взглянул на флакон.

– Странно! – воскликнул он. – Этот человек – я сам!

Взволнованная, королева прошептала:

– Все это правда, де Коарасс.

– Рене говорит обо мне с ужасом, – продолжал принц.

– А… я?

– Вы! Я вижу, как вы нахмурили брови… Вы, кажется, рассердились на меня… вы называете меня обманщиком.

Последние слова принца уничтожили малейшие сомнения Екатерины. Для того чтобы рассказать все это, Генрих должен был или находиться в тюрьме, или присутствовать при разговоре королевы с Маргаритой.

– Страннее всего то, ваше величество, что вы говорите с Рене на языке, которого я бы не понял, если бы услышал его.

– И однако… вы поняли его?

– С помощью флакона.

Королева была поражена. Никогда шарлатанство Рене не давало таких результатов.

– Вы даете обещание Рене, – продолжал принц.

– Какое?

– Спасти его!

– И вы думаете, – спросила королева, смотревшая теперь на Генриха, как на оракула, – вы думаете, что я сдержу его?

– Да, ваше величество, – решительно ответил Генрих.

Королева вздохнула.

– Скажите мне, каким образом я могу это сделать?

Этот вопрос немного смутил Коарасса. Он закрыл глаза и некоторое время как будто совещался с таинственным миром, затем открыл их и устремил взор на флакон. Потом он опять взял руку королевы:

– Ваше величество, я вижу, как вы проходите через мост.

– Куда я направляюсь?

– Вы входите в мрачную, безлюдную улицу, затем я вижу вас с каким-то человеком…

– Кто он?

– Он весь в черном. Это судья.

– И что же этот судья? – спросила королева с беспокойством.

– Я вижу, как он идет… он приближается…

– Куда?

– Сюда.

– Зачем он идет?

– Он хочет сообщить вам, как вы можете сдержать свое обещание… Он спасет Рене!

– Вы уверены? – спросила королева.

– Я вижу это во флаконе.

– А когда он придет?

– Я постараюсь определить это по возможности точнее.

Генрих встал, взял свечу и подошел к песочным часам, стоявшим на камине. Он поднес к часам флакон и после минутного раздумья сказал:

– Судья придет вечером, между девятью и десятью часами.

– Правда, – прошептала королева.

Смущенная, она смотрела на принца блуждающими глазами и не решалась расспрашивать его.

– Вашему величеству не угодно более ничего узнать? – спросил Генрих.

– О нет! – ответила королева.

Генрих сел около стола и взял руку Екатерины.

– Что вы видите на мосту Святого Михаила? – спросила королева.

Генрих долго молча смотрел на флакон.

– Я вижу толпу народа, – сказал он наконец, – собравшуюся перед лавкой Рене.

– Лавка открыта?

– Нет, закрыта.

– И это все?

– Приближаются носилки и два всадника.

– И вы их знаете?

– Нет, ваше величество. И я не вижу их лиц.

– Отчего?

– На них надеты маски.

– Кто сидит в носилках?

– Носилки пусты.

– Продолжайте смотреть… Что, в них все еще никого нет?

– Нет, один из всадников слез с лошади; дверь лавки отворили. Оттуда выходит женщина.

– Кто же она?

– Это дочь Рене… Она садится в носилки… Носилки пускаются в путь.

– Следуйте за ними.

– Они переходят мост в Ситэ, затем переходят Сену еще раз… Направляются вдоль реки.

– Вниз по реке?

– Нет, вверх… Они выезжают из Парижа. Позвольте! – воскликнул Генрих. – Они останавливаются… дочь Рене выходит… садится на лошадь к одному из всадников. Всадники пускаются в галоп.

– Где они?

Генрих закрыл глаза, затем взглянул на флакон и снова закрыл их.

– Они скачут, – сказал он. – Скачут… вверх по Сене… Наступает ночь… Я ничего не вижу.

– Смотрите, смотрите!

Генрих покачал головой.

– Ночь… – повторил он.

Он поставил флакон на стол, притворился крайне уставшим и вытер лоб, как будто он был покрыт потом.

– Однако, де Коарасс, – настаивала королева, – мне хотелось бы узнать еще одну вещь.

– Говорите, ваше величество, я постараюсь ответить вам.

Он взял флакон и опять поднес его к пламени свечи.

– Исполнится ли предсказание цыганки относительно Рене – умрет ли он оттого, что его дочь выйдет замуж за дворянина?

– Да, ваше величество.

– Однако вы только что сказали, что судья спасет его. Час смерти Рене еще далек. Всадник, похитивший Паолу, не женится на ней?

– Он никогда не будет ее мужем.

– Почему?

– Потому что Рене найдет свою дочь.

– Когда?

Генрих посмотрел на песочные часы, потом взял перо и написал несколько цифр на листе пергамента, лежавшем на столе. Королева следила за ним с беспокойством.

– Через месяц, – сказал он наконец. – Ваше величество, умоляю вас не расспрашивать меня больше сегодня. Я очень устал и могу ошибиться.

– Хорошо, – согласилась королева, – я буду ждать вас завтра. Мне еще многое нужно узнать.

– Завтра я буду к услугам вашего величества.

Генрих встал и откинул занавеси.

Уже наступила ночь.

Екатерина протянула принцу руку для поцелуя:

– До завтра, де Коарасс.

Генрих отправился к Нанси. Хорошенькая камеристка ждала его в своей комнате, чтобы проводить к принцессе Маргарите.

– Идите скорее, – торопила она, – да идите же! Я передала принцессе ваши загадочные слова, и она сильно беспокоится.

– Неужели! – воскликнул Генрих.

Нанси взяла его за руку, и они сошли вниз.

Действительно, Маргарита ждала принца с нетерпением, смешанным с любопытством и страхом. Генрих угадал это по той поспешности, с которой она протянула ему руку.

– Вот колдун! – смеясь, сказала Нанси.

Камеристка ушла. Маргарита взглянула на принца.

– Ах! Объяснитесь скорее… пожалуйста, объяснитесь! – воскликнула она.

Принц поднес ее руку к своим губам для поцелуя. Маргарита увлекла его к оттоманке и усадила на нее.

– Ваше высочество, я доверяю вам тайну; но если королева узнает ее, то отправит меня на Гревскую площадь.

Маргарита задрожала.

– Боже мой! – воскликнула она.

– Я верю в благородство вашего высочества и скажу ее.

– Вы правы, – сказала принцесса, тихонько пожав ему руку. – Я ваш… друг… и не выдам вас… как бы ужасна ни была ваша тайна.

В голосе Маргариты звучало волнение.

– Успокойтесь, принцесса, я не совершил преступления и достоин вашей дружбы.

– Итак, говорите.

Принц рассказал Маргарите, как он встретился между Блуа и Туром с Рене и как потом еще раз увидел Рене в гостинице по дороге в Божанси.

– О, боже мой! – воскликнула Маргарита. – Так, значит, наш друг Ноэ и вы – те самые дворяне, которых хотел повесить Рене.

– Совершенно верно.

Принц объяснил, в каком он неприятном положении оказался, когда явился в Лувр, и в какой ужас повергла его репутация отравителя, которой пользовался Рене.

– Чтобы защитить нас от Рене, Пибрак вздумал представить нас королю, – рассказывал Генрих.

Рассказав принцессе о своем первом свидании с Карлом IX, Генрих поведал, как отважно Ноэ проник в комнату Паолы и подслушал, против своей воли, признания суеверного итальянца.

– Это подало мне мысль разыграть перед Рене роль колдуна. Мне помогло стечение обстоятельств.

И Генрих сообщил о похищении Годольфина и Паолы. Он скрыл от Маргариты только свою страсть к прекрасной Саре Лорио, существование отверстия в стене и свое настоящее имя. Он по-прежнему остался в ее глазах беарнским дворянином де Коарассом.

– Бедный друг мой! – сказала Маргарита. – Вы правы: если бы королева узнала истину, она приказала бы повесить вас на Гревской площади.

– Но она ничего не узнает.

Маргарита ответила не сразу. Наконец, подняв голову, она сказала:

– До сих пор все шло превосходно.

– Правда.

– Меня, однако, пугает будущее.

– Бог с ним!

– Как, вы будете продолжать вашу роль?

– Да, но это будет трудно. Однако Рене ведь узнавал же будущее благодаря ясновидению Годольфина. Отчего бы и мне не воспользоваться им?

– Правда… но…

Маргарита задумалась.

– Я тоже доверю вам тайну.

– Я слушаю, ваше высочество.

– Королева-мать однажды приказала переделать весь Лувр – когда король был в Сен-Жермене. Она велела проделать коридоры в стенах и местами пробить отверстия.

Генрих вздрогнул, вообразив, что принцессе известно о существовании отверстия в ее комнате.

– Однажды я заметила, что ее величество шпионит за мной – в стене моей комнаты просверлили отверстие.

Беспокойство Генриха усилилось.

– Вследствие своей подозрительности королева вздумала следить за мной. Ах, я забыла сказать вам, что я в то время занимала не эту комнату, а другую, в конце коридора.

Генрих вздохнул свободнее.

– Раз я заметила глаз, наблюдавший за мной…

– Глаз королевы?

– Да. Я отправилась к ней и объявила, что, несмотря на все уважение к ней, пожалуюсь королю, если она не разрешит мне перейти в другую комнату и не поклянется, что в новом помещении стены остались нетронутыми.

– Что ответила королева-мать?

– Королева испугалась гнева короля и дала мне клятву, о которой я просила; она слишком суеверна и не решится нарушить ее.

– Прекрасно.

– Погодите, – продолжала Маргарита, улыбаясь. – Некоторое время спустя обстоятельства, о которых я считаю бесполезным рассказывать вам…

«Так! – подумал Генрих. – Бьюсь об заклад, что речь идет о моем кузене Гизе».

– Некоторые обстоятельства заставили меня не доверять королеве; я отчасти ударилась в политику…

– Неужели! – улыбнулся Генрих.

– Но взгляды мои расходились со взглядами королевы-матери; я принимала у себя лиц, не пользовавшихся ее расположением. Хотя королева не подсматривала за мной в отверстия, пробитые в стене, но каждую минуту могла войти ко мне… И тогда я придумала способ не попасться.

Генрих улыбнулся.

Маргарита протянула руку к сонетке, проведенной в комнату Нанси.

– Мы с Нанси придумали просверлить отверстие, но не в стене, а в потолке кабинета королевы Екатерины, когда она уезжала на месяц в Амбуаз. Комната Нанси расположена как раз над кабинетом королевы. Мы подняли один из квадратов паркета и просверлили отверстие. Когда я занималась политикой, Нанси уходила в свою комнату и поднимала квадрат, чтобы убедиться, что королева у себя. Затем, когда она приводила в движение шнурок, осторожно, чтобы не зазвонил колокольчик, я, заметив это, выпроваживала посетителей через маленькую дверь.

– Недурно придумано, – сказал Генрих.

– Неправда ли? Но я уже не занимаюсь политикой.