Текст книги "Железная маска (сборник)"
Автор книги: Теофиль Готье
Жанр: Литература 19 века, Классика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 39 (всего у книги 53 страниц)
– Вы ранили меня! – оскорбленно проговорил он.
– Уж таков мой обычай! – хмыкнул в ответ гасконец.
– Следовательно, мне придется вас убить!
– Если бы так и вышло, я бы несказанно удивился!
– Клянусь собачьим хвостом, с этим я еще ни разу не ошибался…
– Меньше слов, ваша милость, – посмотрим, каковы вы в деле.
Обменявшись этими репликами, противники вновь приступили к поединку. Однако он долго оставался безрезультатным, так как оба фехтовали с невообразимым искусством. Самые виртуозные выпады, неожиданные удары и приемы встречал умелый рипост[88]88
Рипост – ответный удар или ответный укол после парирования или ухода с линии атаки противника.
[Закрыть].
– Клянусь собачьим хвостом, – наконец воскликнул король, переводя дух, – вы отменно фехтуете!
– Ваша милость слишком снисходительны ко мне! – насмешливо ответил гасконец.
– Не желаете ли немного передохнуть?
– С удовольствием! – учтиво согласился гасконец и воткнул шпагу в землю. Король последовал его примеру.
В тот же миг на улице послышались звуки торопливых шагов и в проеме ворот возникло новое действующее лицо. То был генерал Луи де Крильон.
При виде начальника королевской стражи миньоны испытали невыразимое облегчение. Они уже начали опасаться, что королю придется туго и им придется ввязаться в драку, чтобы отомстить храброму гасконцу. Вот тут-то и пригодилась бы прославленная шпага де Крильона!
Несмотря на то что черты его лица оставались неразличимы в темноте, король моментально узнал фигуру генерала. Однако он спросил:
– Вы ли это, Крильон?
– Да, – сдержанно откликнулся тот. – Похоже, я подоспел вовремя. Ваша милость нуждается в помощи.
Как и все прочие, Крильон опасался разоблачить инкогнито своего государя, поэтому избегал каких бы то ни было титулований.
Король тем временем продолжал:
– Нам повстречался здесь дворянин с берегов Гаронны, и фехтует он, скажу я вам, на славу!
– Следует делать то, что умеешь и можешь! – небрежно откликнулся гасконец. Тем не менее при звуках его голоса Луи де Крильон вздрогнул.
– Что с вами, генерал? – спросил король.
– Нет-нет… ничего! – генерал сделал шаг вперед, пытаясь рассмотреть в сумраке лицо гасконца.
– Желаю здравствовать, ваше превосходительство! – проговорил тот.
– Тысяча пороховых бочек! Это же он! – вскричал де Крильон.
– Вы хотите сказать, что знаете этого господина? – осведомился король.
– Еще бы не знать! – ответил генерал и поспешно склонился к уху короля.
– Государь! – вполголоса начал он. – Если тридцать лет преданной службы короне что-нибудь значат в ваших глазах, то вы немедленно отошлете прочь этих холуев, нарядившихся дворянами, этих миньонов, смердящих мускусом, этих…
– Тише, тише, генерал! – с явным неудовольствием остановил его король. – В конце концов, речь идет о моих друзьях!
– Но не столь верных, как я, государь! Умоляю вас исполнить мою просьбу во имя короны Франции!
– Ох, Крильон! – проворчал король. – Вечно вы заставляете меня плясать под вашу дудку! Ступайте в замок, господа, – Генрих обернулся к миньонам, – я вскоре вас нагоню.
– Вот это мне по душе! – вырвалось у де Келюса.
– Ну, а мне так и подавно! – эхом отозвался д’Эпернон. О лежавшем в беспамятстве маркизе все словно позабыли, и лишь де Шомбург спросил:
– А что делать с де Можироном?
Крильон пнул неподвижное тело носком сапога и произнес:
– Падаль она и есть падаль. Надобно зарыть ее где-нибудь в дальнем углу сада.
– Ошибаетесь, генерал, – возразил гасконец, – я совершенно уверен, что этот господин жив!
– Ну, так пусть его уберут отсюда!
Дюжий де Шомбург взвалил бесчувственное тело маркиза на плечо и двинулся вслед за де Келюсом и д’Эперноном.
Как только они отдалились, генерал снова обратился к королю:
– Именем ваших предков, сударь, – уберите шпагу в ножны!
– Да кто же, в конце концов, этот господин? – поразился король.
– Единственный, не считая меня, искренний друг вашей милости!
– Что это вы такое говорите, Крильон? – возмутился гасконец. – Я знать не знаю этого господина!
Вместо ответа генерал церемонно снял шляпу и провозгласил:
– Имя господина, стоящего перед вами, – король Франции!
Негромко вскрикнув от изумления, гасконец попятился, а затем далеко отбросил свою шпагу. Сталь зазвенела, наткнувшись в темноте на камень мостовой.
5
Неожиданная откровенность начальника стражи не понравилась королю. Генрих был весьма не прочь побесчинствовать, но при единственном условии: его инкогнито должно остаться нераскрытым. Вот почему он с нескрываемым негодованием выкрикнул:
– Вы просто спятили, Крильон!
– Ничего подобного, сир!
– Кто этот господин?
Гасконец шагнул к королю и опустился на колено.
– Уж если вы, ваше величество, были столь великодушны, что скрестили со мной шпагу, то будьте великодушны и в остальном. Я прибыл в Блуа издалека с единственной целью – испросить себе аудиенцию у вашего величества, ибо у меня имеется важное поручение к вам!
– Кто же дал вам это поручение?
– Ныне покоящийся с миром король Карл IX на смертном одре! – взволнованно и торжественно проговорил гасконец.
– Вы говорите о моем брате? – вздрогнув, воскликнул Генрих. – Вы знали его?
– Мне не раз доводилось целовать его царственную руку, сир!
– Если это правда, сударь, кто бы вы ни были, я дозволяю вам исполнить это поручение!
– Сир, если мне не послышалось, вы недавно жаловались на усталость…
– Вы правы, так оно и есть. Что ж, отправимся в замок.
– Если это возможно, не сегодня, сир!
– Но почему?
– В этом доме находятся два беззащитных существа – старик и юная девушка. Фавориты вашего величества вынашивают преступные замыслы против них, и мне пришлось взять обоих под свое покровительство!
– Да кто же вы такой, если беретесь защищать кого попало?
– Клянусь, что назову свое имя во время аудиенции, которую вашему величеству будет угодно мне дать!
– Но я желаю знать это немедленно!
Чтобы унять королевский гнев, в беседу вмешался все это время безмолвствовавший де Крильон:
– Я надеюсь, что вы, сир, не откажете в этой просьбе человеку, за которого я готов поручится бессмертием собственной души!
– А если я все-таки откажу?
– В таком случае мне остается одно: посоветовать этому господину сохранять молчание до тех пор, пока ваше величество не отдаст приказ его пытать!
– Генерал! Не кажется ли вам, что вы позволяете себе слишком вольно держаться со своим королем?
– О, сир, если бы все ваши подданные брали с меня пример, вы бы неминуемо стали величайшим монархом на свете. Ведь и сердце, и голова у вас на своих местах, не то что у этих жалких червей, которые пресмыкаются у подножия вашего трона!
На сей раз Крильон попал туда, куда метил.
– Ладно! – уже гораздо мягче проговорил король. – Пусть этот господин пока держит свое имя в тайне. Но завтра я жду его в замке на утреннем приеме в моей опочивальне!
Гасконец снова опустился на колено.
– Вы, сир, достойный потомок великого короля-рыцаря! – произнес он. – Всем сердцем благодарю вас!
– Надеюсь увидеться с вами завтра! – обронил король. – Нам пора, Крильон! Бррр… Этот проклятый холод!
– Прошу прощения, сир! Позвольте мне сказать пару слов этому господину, перед тем как мы простимся.
Крильон шагнул к гасконцу, а тот, сжав запястье генерала, шепнул:
– Будьте немы как рыба!
– Зачем вы явились сюда? – взволнованно спросил Крильон.
– Я хочу лично присутствовать на заседании Генеральных Штатов.
– Вы?
– Именно так!
– Но ведь это все равно, что подставить обнаженную грудь под удары всех мечей, чьи владельцы кормятся щедротами де Гизов!
– Ах, мой Крильон, – смеясь и внезапно переходя на «ты» с пожилым воином, ответил гасконец. – Сдается мне, ты начинаешь сдавать! Неужели ты думаешь, что грудь, которую не сумела поразить шпага самого французского короля, столь уязвима для лотарингских принцев? Полная чепуха!
– Но вы-то, по крайней мере, здесь не в одиночестве?
– О нет! Со мною моя верная «фламандка».
– Что за «фламандка», объясните?
– А вот эта самая шпага. Ею мой дед сражался во Фландрии, и с успехом!
– Не выкована еще такая шпага, которую нельзя было бы сломать!
– Ба! Уж не струсил ли старина Крильон? Это, право, забавно! Спокойной тебе ночи! И король прав – становится все холоднее. Отправлюсь-ка я спать!
Спустя четверть часа после того, как безвестный гасконский дворянин имел неслыханную честь скрестить шпаги с самим королем Франции, ворота дома на извилистой улочке снова были наглухо заперты, а сам молодой человек вернулся под его гостеприимный кров.
В комнате первого этажа Берта де Мальвен горячо молилась Пресвятой Деве. При виде гасконца девушка в восхищении воскликнула:
– Вы спасли мне жизнь и честь, месье! – Заметив мимолетную улыбку на лице гостя, Берта вдруг смутилась и покраснела. Быстро справившись с собой, она продолжала: – Их было четверо, я видела, но нисколько не боялась! Я сразу поняла, что вас не одолеть и целой армии врагов!
Гасконец бережно взял в свои ладони маленькую ручку девушки и, почтительно коснувшись ее губами, воскликнул:
– Дорогая мадмуазель, все дело в том, что я был совершенно уверен: Господь не оставит меня, ибо он вверил мне, а не кому-либо другому защищать и беречь вас!
Затем они уселись рядом в просторных креслах – двадцатилетний юноша с горделивым взором, ускользающей усмешкой и сердцем истинного льва, и нежная белокурая голубка, чье сердце все еще неровно билось после пережитого, – и принялись весело болтать так, как болтают лишь в юности, поминутно заливаясь румянцем и волнуясь от близости друг друга.
Молодой гасконец немало порассказал о Наварре, о нравах и обычаях своих сородичей, о старых добрых порядках, царящих при дворе наваррских королей, а в заключение сказал:
– Голубушка Берта, я думаю, вам ни в коем случае не следует оставаться в Блуа! Ведь король и его развратные миньоны, не знающие, что такое честь и совесть, слишком часто наезжают сюда и подолгу остаются в замке. И пока они здесь, вам грозит опасность. Если на то будет ваша воля, я могу увезти и вас, и вашего почтенного дедушку в Наварру. Сьер де Мальвен спокойно окончит там свои дни, а вам мы подыщем муженька на славу!
От этих слов мадемуазель Берта смутилась до такой степени, что гасконец не смог сдержать себя и расцеловал девушку. Но тут снова послышался энергичный стук в ворота, выходящие на улицу.
– Боже праведный! – только и смогла пролепетать Берта. – Это снова они!
– Тревожиться не надо, – успокоил ее гасконец. – Это всего лишь ночные пташки, которым не по нраву дневной свет!
Прихватив перевязь со шпагой, он отправился к воротам и вскоре вернулся в сопровождении Луи де Крильона и двух вооруженных до зубов дворян из числа королевских гвардейцев.
– Я здесь, – едва переступив порог, объявил генерал, – чтобы сменить вас. Мы трое останемся в доме, и ни миньоны, ни их приспешники больше не посмеют сунуть сюда нос, а вы сможете отдохнуть!
– Превосходно, генерал, – ответил гасконец, – но в отдыхе я не так уж нуждаюсь. Наоборот – мне необходимо немного прогуляться по городу. Вам известно, когда прибывает герцог де Гиз?
– Его высочество ожидают завтра утром.
– А герцогиня Монпансье?
– Я полагаю, она тайно прибыла нынче ночью! – ответил Крильон.
Гасконец представил генерала Берте, добавив:
– Я оставляю вас, мадемуазель, под охраной генерала Крильона. В этом мире не найти более искусной и смертоносной шпаги!
Крильон церемонно поклонился и возразил со своим обычным прямодушием:
– Ну, разве что после вашей!
Гасконец запахнулся в длиннополый плащ и надвинул шляпу на самые брови.
– Куда вы направитесь? – полюбопытствовал Крильон.
– Немного пройдусь, подышу свежим воздухом, – с тонкой усмешкой ответил гасконец.
6
Путь его лежал к глухой улочке, спускавшейся к самому берегу Луары. По дороге он пристально вглядывался в окрестные дома, пока наконец не остановился, негромко воскликнув: «Да вот же он! И вдобавок ветка остролиста над дверью!» Больше не колеблясь, он трижды постучал в дверь.
Из глубины дома не донеслось ни звука. На востоке уже начинало сереть, но густая тьма все еще лежала между домами и оградами. Стук, однако, донесся до ушей старухи-соседки. Высунувшись в окно, она полюбопытствовала:
– Чего вам надобно, месье?
– Здравствуйте, почтенная мадам, – обернулся гасконец, – я всего лишь приезжий, ищу жилье для постоя.
– Не там ищете, месье, – отвечала старуха, – дом этот принадлежит мэтру Гардуино, здешнему прокурору. Вот уж кому и в голову не пришло бы пускать к себе чужаков-постояльцев!
– А это что же такое? – осведомился гасконец, указывая на ветку остролиста. – Этим знаком везде, где бы мне ни доводилось бывать, помечают дома, в которых принимают жильцов.
– Ах, Боже правый, – воскликнула старуха, – в самом деле – остролист! Вы, должно быть, правы, месье! Но не видать мне царствия небесного, если я хоть что-нибудь понимаю. Видано ли, чтобы мэтр Гардуино, этот глухой нелюдим и скряга, стал принимать постояльцев? И подумать страшно!
– Но, мадам, вы сами убедились, что это так и есть!
– Тут явно не обошлось без вмешательства самого сатаны, покровителя гугенотов! Впрочем, месье, всю прошлую неделю меня не было дома, и вернулась я только вчера к ночи… Вот разве что за это время мэтр Гардуино умудрился почить в Господе, и его дом приобрел кто-то другой!
– Такое иной раз случается, почтенная мадам! – со смешком отозвался гасконец и принялся колотить в дверь с удвоенной силой.
Наконец внутри послышался шум, затем дверь слегка приотворилась, уронив на ступени полосу света от масляной лампы, и молодой голос строго спросил:
– Кто стучит и по какой причине?
– Гасконь и Беарн! – вполголоса произнес ранний гость.
Дверь мгновенно распахнулась. На пороге возник юноша лет двадцати двух. Вглядевшись в сумрак, он почтительно склонился и поднес руку гасконца к губам.
– Здравствуй, Рауль! – кивнул гасконец.
– Мое почтение, монсеньор, – ответил юноша.
Гасконец шагнул в дом, и дверь за ним немедленно захлопнулась. Заскрежетали засовы.
– Теперь можно и побеседовать, друг мой! – проговорил гасконец, усаживаясь верхом на скамью, словно на боевого коня. – И прежде всего: больше не величай меня монсеньором.
– А как же в таком случае вас называть?
– Сойдет, например, сьер де Журансон[89]89
От названия гасконского региона Журансон, славящегося замечательными белыми винами.
[Закрыть], или еще проще – месье Журансон.
Юноша сдержанно поклонился.
– Давненько мы с тобой не виделись, любезный Рауль! – продолжал гасконец.
– Чуть ли не полных два года! Но я употребил это время не без пользы… месье Журансон. И, как вы сами видите, сумел проложить себе дорогу…
Оба были давними знакомцами – еще с тех времен, когда тринадцатилетний Рауль служил пажом при дворе короля Карла IX, отдавшего богу душу двумя годами ранее.
– Прямо к сердцу самой герцогини? – с усмешкой спросил гасконец.
– Ну, едва ли!.. – Рауль скромно опустил глаза. – Хотя, как знать?.. Может быть, вы и правы…
– Иными словами, ты расстался со своей прежней возлюбленной Нанси?
– О нет, месье! Я по-прежнему горячо люблю Нанси!
– Но как же тогда тебя понимать?
– Я служу вашей милости, завоевывая доверие герцогини.
– А, ну, тогда совсем другое дело! – по губам гасконца скользнула тонкая усмешка. – Но довольно шуток. Перейдем к делу. Когда вы прибыли?
– Накануне вечером. Гардуино был предупрежден и своевременно вывесил над дверью ветку остролиста.
– И герцогиня в самом деле приняла его дом за гостиницу?
– Даже ни на миг в этом не усомнилась!
– Ну, а сам Гардуино? Он не вызвал у нее подозрений?
– Кому могло бы прийти в голову, что этот старый крючкотвор – один из самых энергичных и проницательных вождей гугенотов?
– Превосходно! Сколько человек в свите герцогини?
– Только ваш покорный слуга. Герцогиня отказалась от свиты и эскорта, ибо ей угодно, чтобы никто не заподозрил о ее присутствии в Блуа. Сегодня вечером у нее встреча с герцогом де Гизом – тот должен прибыть нынче утром.
– Ты хочешь сказать, что кроме тебя, при ней никого нет?
– Именно так, если не считать одного малолетнего пажа, которого барон Эрих де Кревкер, один из миньонов Генриха, с приятелями подвергли жестоким истязаниям.
– Мальчик, верно, проникся к этим господам глубокой симпатией?
– Он ненавидит их, как и я!
– А где сама герцогиня?
– В спальне наверху. Она почивает.
– О, если бы я был уверен, что она внезапно не проснется, – с улыбкой заметил гасконец, – я поднялся бы туда, чтобы взглянуть на нее во сне.
– У нее очень чуткий сон!
– Но я здесь вовсе не ради нее. Мне необходимо увидеться с Гардуино!
Гасконец не успел договорить, как одна из боковых дверей беззвучно отворилась и на пороге появился крохотный, сгорбленный и совершенно иссохший старик. Казалось, все, что оставалось в нем от жизни, сосредоточилось в его пронзительных глазах. Внимательные и быстрые, они горели умом и энергией.
Старик молча приблизился и пристально вгляделся в лицо гасконца. Тот извлек из кармана половинку золотой монеты, распиленной особенным образом, на что старик – это и был мэтр Гардуино – с глубоким почтением поклонился.
– Не угодно ли вам последовать за мной, чтобы засвидетельствовать, что мы располагаем достаточными средствами? – проговорил он.
– Я готов! – кивнул гасконец.
Мэтр Гардуино провел его через анфиладу комнат, тщательно прикрывая за собой двери, и наконец оба спустились по винтовой лестнице в тщательно замаскированное подземелье. Едва его окованная полосами кованого железа дверь захлопнулась, у гасконца вырвался невольный возглас: весь пол тайного хранилища был покрыт грудами золотых и серебряных монет.
7
На башне замка Блуа колокол пробил десять раз. Приемная, примыкавшая к королевским покоям, уже была битком набита придворными, ожидавшими пробуждения Генриха III.
В одной из глубоких оконных ниш вполголоса переговаривались де Келюс и де Шомбург.
– Это грязное животное де Можирон навлек на нас немилость государя, – жаловался де Шомбург. – Король отправился в постель в ужасающем расположении духа, не удостоив ни словом никого из нас!
– А разве он не прав? – небрежно обронил де Келюс. – Только таким законченным идиотам, как де Можирон, д’Эпернон и твоя милость, могло втемяшиться в голову оторвать порядочных людей от приятного ужина и потащить их в промозглый туман в поисках опаснейших приключений!
– Сдается мне, этот сумасшедший гасконец мог бы прикончить нас всех одного за другим!
– В том числе и самого короля! Именно этим я и объясняю себе его скверное настроение: Генрих не любит стычек с людьми, владеющими шпагой не хуже, а, пожалуй, и лучше его самого!
– Видел ли ты сегодня маркиза?
– Де Можирон тоже провел не лучшую ночь: его лихорадит, а ушибленная голова распухла, как тыква.
– Но каков этот старый дьявол де Крильон! Нам уже почти удалось задвинуть его в тень, и вот – он снова в чести у государя!
Пока миньоны обменивались соображениями относительно вчерашних событий, в приемной послышался заливистый звон колокольчика. Именно так Генрих III обычно оповещал пажей о пробуждении своей особы. Толпа ожидающих зашевелилась, а два камер-пажа, до этой минуты сидевшие у дверей, сейчас же вскочили и кинулись в опочивальню. Граф де Келюс, носивший звание первого камердинера короля, также последовал за ними.
Заметив его, король отложил молитвенник, чтение которого по утрам считал своим долгом, и расслабленно произнес:
– Мое почтение, Жак! Как спалось?
– Неважно, государь.
– Мне тоже. Было бы вернее сказать, что я и вовсе не сомкнул глаз. Эту ночь я провел в размышлениях!
– Вот как? – делано удивился Келюс, пытаясь понять, в каком расположении духа пребывает король. Однако лицо монарха оставалось непроницаемым.
– Да-да, – продолжал Генрих, – я упорно размышлял и, похоже, раскрыл тайну бедствий, терзающих человечество, а заодно и несчастий, разрушающих устойчивость самых могучих держав!
– Черт побери! – восхитился де Келюс. – Неужели вам это удалось, сир?
– Безусловно! Итак, первопричина всех бед – женщины!
– Золотые слова!
– Не правда ли, любезный? Эти жалкие, коварные, склонные к изменам, скрытные, полные наглости и лишенные какого бы то ни было стыда существа губят все, к чему бы ни прикоснулись!
– Невозможно не согласиться, сир!
– Посуди сам – и содрогнись! Ведь что могло произойти минувшей ночью! Дьявол-гасконец едва не прикончил меня… Его клинок зацепил мое плечо, и если бы на мне не было медальона с мощами святого Дени, предохраняющими от всяческих ран, то беды не миновать…
Граф никогда не упускал возможности польстить сюзерену. Поэтому он сказал:
– Вот тут я позволю себе возразить, сир! Неужели вам не кажется, что само провидение не раз оглянется и поразмыслит о последствиях, прежде чем лишить жизни французского короля?
Генрих бледно улыбнулся шутке и велел пажам убраться в дальний угол покоя. Как только они удалились, он продолжал:
– Предположим, я легко отделался. Смерть, в конце концов, – пустяк! Но ты вообрази, де Келюс, что было бы, если б на шум явился ночной дозор! Меня моментально опознали бы, и можешь представить, какой скандал мог разразиться!
– Вы снова правы, сир! Это было бы просто неслыханно.
– И все это – бог мой! – из-за женщины… какой-то девчонки, до которой ни мне, ни тебе нет никакого дела!
– Несомненно!
– Я подумываю издать эдикт[90]90
Эдикт – правовой акт, нечто среднее между указом и декретом.
[Закрыть] против всех женщин! И начну, думается, с королевы, отправив ее в ссылку в один из отдаленных замков или монастырей. А когда при дворе вообще не останется женщин как таковых, мы позабавимся на славу, увидишь!
– Так или иначе, но это на редкость глубокая мысль, сир!
– Однако пора одеваться! Ты поможешь мне. И знай – прежде всего я намерен подвергнуть кое-кого примерному наказанию. И начну с маркиза де Можирона, предав его опале!
– Неужели, сир?
– Я так решил. Поручаю тебе передать ему это. Помимо того, я подвергну опале и де Шомбурга. Оба они – безнадежно испорченные люди, готовые променять мою дружбу на общение с женщинами.
– А как быть с Жаком д’Эперноном? – осведомился де Келюс, уже начавший опасаться за себя.
– Хм… Ты разве не заметил, что вчера д’Эпернон присоединился к нам без всякого удовольствия?
– В точности, как и я, сир!
– Следовательно, д’Эпернона мы оставим в покое. Ах да – ведь я обещал принять этого пройдоху-гасконца!
– Надеюсь, вы велите вздернуть его, сир?
– Отчего же? Он мне понравился. Второго такого фехтовальщика днем с огнем не сыскать. Кроме того, этот бородатый бес де Крильон явно ему покровительствует!
– Ну, это другое дело! И все-таки: как вы намерены поступить с этим гасконцем?
– Он вскоре явится сюда, тогда и решим.
– Сюда?!
– Именно. Я назначил ему аудиенцию во время утреннего приема.
– Сир! Вы поступаете, как некий искатель приключений, а не владыка могущественной державы…
– Не горячись, мой граф! Все его поведение вызывает глубокое доверие… Но тише – я слышу шаги! Кто-то стучит в потайную дверь!
Неподалеку от королевского ложа располагалась небольшая дверь, тщательно скрытая в складках гобеленов и драпировок. Она вела в один из бесчисленных переходов замка. Именно оттуда доносился осторожный стук.
– Отопри! – велел Генрих графу.
Открыв дубовую створку, де Келюс оказался лицом к лицу с упитанным и краснолицым господином, чью голову украшали серебристые седины. Едва пришелец шагнул в опочивальню, как король воскликнул:
– Ба! Да ведь это же мэтр Фангас, старший конюший нашего де Крильона!
– Он самый, сир! – с глубоким поклоном ответствовал тот. – Ваш покорный слуга.
– Что же это понадобилось генералу в такую рань?
– Лично ему – ничего, сир. Но мне вверено в обязанность доставить к вашему величеству некоего дворянина из Гаскони.
– А! Превосходно!.. – Король на удивление резво выбрался из постели, обулся и накинул на плечи бархатный камзол. – Где он, этот гасконец?
– Ожидает в галерее, сир!
– Так пусть войдет!
– Покорно прошу простить меня, сир, но осмелюсь напомнить, что вами обещана ему приватная аудиенция с глазу на глаз!
– Припоминаю… Да, все верно! Де Келюс, голубчик, ступай в приемную, а заодно скажи тем, кто там собрался, что нынче утренний прием не состоится!
Граф поморщился и вышел, по пути ломая голову – что же это за гасконец, который вчера едва не отправил короля на тот свет, а сегодня принят им в опочивальне как самое доверенное лицо.
Едва за ним сомкнулись створки резной двери, ведущей в приемную, как Фангас откинул драпировку и гасконец вступил в опочивальню.
8
Король Генрих III буквально лопался от любопытства – до того ему не терпелось взглянуть на своего былого противника. Внешность его – благородная и мужественная – пришлась по душе монарху, к тому же гасконец проявил себя как непревзойденный фехтовальщик, что в глазах Генриха значило немало. Поэтому он милостиво произнес:
– Сударь, если наша беседа окажется продолжительной, присаживайтесь вон в то кресло. Ныне я в превосходном расположении духа и готов вас выслушать.
– Милость вашего величества безгранична, – ответил гасконец, тем не менее оставшись стоять, – однако я постараюсь быть предельно кратким. Думаю, вашему величеству и без меня сегодня будет достаточно забот!
– Что вы имеете в виду, месье?
– Если бы вы, государь, соблаговолили хотя бы на минуту приоткрыть одно из окон опочивальни… вернее, повелели мне это исполнить…
– При чем тут окно?
– Тогда бы вы убедились, что улицы Блуа до краев полны народа. Вы бы услышали рев труб, выстрелы из аркебуз и приветственные крики, которыми горожане обычно выражают свой восторг!
– В чем же причина подобного ликования?
– В том, что его высочество герцог Генрих де Гиз, метко прозванный в народе Меченым, намеревается вместе с вашим величеством участвовать в заседании Генеральных Штатов!
Тон гасконца был почтительным, но в нем отчетливо звучала насмешка.
Король нахмурился.
– Герцог де Гиз обязан дождаться моего дозволения на въезд в город, в данную минуту являющийся королевской резиденцией!
– Истинная правда, сир! Да ведь герцог и ждет, терпеливо ждет, потому что кому, если не ему, известна справедливость пословицы: «Кто умеет ждать, тот дождется большего!»
Король раздраженно взмахнул рукой, но в конце концов не удержался и шагнул к окну, толкнул створку и, навалившись на подоконник, высунулся наружу.
Гасконец был прав. Из окна королевской опочивальни была видна широко раскинувшаяся долина Луары, сама река и большая часть города. Улицы были полны ликующими толпами, которые сплошным потоком устремлялись к причалам, находившимся у подножия замка.
– Взгляните, сир, – негромко проговорил гасконец, стоя позади короля, – барка герцога сейчас находится несколько выше по течению!
Генрих III перевел взгляд – громадная барка под парусами, сплошь разукрашенная лотарингскими знаменами и гербами, величественно спускалась к Блуа по течению. Ее сопровождали тучи лодок и суденышек поменьше.
– У герцога неслыханно пышная и многолюдная свита! – добавил гасконец. – Право, сир, это больше похоже королевский эскорт!
Король мрачнел с каждым мгновением.
– А теперь взгляните на дорогу, что тянется вдоль этого берега реки, – продолжал гасконец. – Как ослепительно сверкает солнце на кирасах всадников и начищенных стволах аркебуз! Это воинство – тоже свита герцога.
Генрих побагровел и свирепо топнул ногой.
– Что, в конце концов, происходит? – рявкнул он. – Он что, намерен посмеяться надо мной, явившись сюда с целой армией!
– Так или иначе, но свита герцога де Гиза весьма напоминает регулярную армию, сир!
Король захлопнул окно с такой силой, что жалобно задребезжали стекла.
– В сущности, – продолжал гнуть свое гасконец, – герцог поступает вполне разумно, если его цель – показать вам, сир, что при необходимости он готов выставить тысячи вооруженных до зубов людей. Эта дисциплинированная и хорошо обученная лотарингская армия может в один прекрасный день соединиться с армией испанского короля…
– Что за чушь? – едва владея собой, выкрикнул король.
– Чушь? – тут же насмешливо отозвался гасконец. – Разве испанский король не истинный сын католической церкви?
– При чем тут это?
– Он не менее добрый католик, чем лотарингские герцоги. Разве Генеральные Штаты, созванные вашим величеством, не ставят своей целью укрепление католической церкви?
– Естественно! – король выглядел растерянным.
– А вместе с тем и искоренение гугенотов?
– До последнего отпрыска!
– Тогда вам, сир, следует знать, что это на руку испанскому королю и герцогу Лотарингскому!
– И каким же образом?
– Сначала – о короле Испании. Там, далеко на юге Франции, простираются обширные Пиренейские горы, чьи вершины поднимаются к самой небесной синеве. У их подножия, в долинах и ущельях, живет немногочисленный и довольно бедный народ. Но эта горстка храбрецов оберегает Францию от испанского вторжения, и пока они живы, испанский король не решится перейти границу нашей державы. Увы, но эти отважные горцы – гугеноты, а ваше величество стремится уничтожить их всех до последнего. И если эта цель будет достигнута, то руки у испанского короля будут окончательно развязаны, да и герцог де Гиз получит свою выгоду. Испанскому королю жарковато в Мадриде, ведь он немец по происхождению и не жалует тамошний климат. Зато в Бордо или Тулузе он будет чувствовать себя почти как дома…
– Но-но! Бордо и Тулуза принадлежат Франции!
– Возможно. Но королю кажется, что это поправимо. Что касается герцога, то он, наоборот, весьма теплолюбив. В Нанси зимой холодно, и река Мерт, протекающая через город, нередко покрывается толстым льдом. Мозельское вино, что дают тамошние виноградники, по мнению многих, кисловато… Однако герцог и не помышляет о небе Гаскони, ибо в любом случае предпочитает то солнце, что ложится на паркет через широкие окна Лувра!
– Да вы спятили, месье! Что это за бред?
– Мне и самому хотелось бы, сир, чтобы мои слова оказались не более чем бредом. К счастью, испанский король не способен в одиночку добиться своей цели, как и герцог де Гиз никогда не решится выступить без могущественного союзника. Но вместе они добьются своей цели, и довольно быстро!
Король в гневе вскочил, воскликнув:
– Да кто вы, собственно, такой, чтобы говорить со мной подобным образом?!
– Вы спрашиваете, кто я? А ведь мы с вами встречались, сир! Но если уж вы не припоминаете меня, благоволите вспомнить большой портрет, висящий на стене главного зала Сен-Жермен-ан-Ле?
– Но ведь это же… Это портрет короля Наварры Антуана, главы дома Бурбонов!
– Вы абсолютно правы!
– Но что же может быть общего между вами обоими?
– Взгляните на меня получше, сир!
Глаза короля впились в дышащее молодостью и здоровьем лицо гасконца. Внезапно Генрих пораженно отшатнулся.
– Как… Но разве это возможно?
Изысканная учтивость манер гасконца мигом улетучилась. Он нахлобучил на голову свою широкополую шляпу и, откинувшись в кресле, проговорил:
– Если верно, дорогой кузен, что все дворяне равны, начиная с герцога и заканчивая мелкопоместным землевладельцем, то о королях вполне можно сказать то же самое. Мое имя – Генрих де Бурбон, я – король Наварры. И, несмотря на то, что ваши владения бескрайни, а мои – просто крошечные в сравнении с вашими, мы все же можем подать друг другу руки как равные! И это не станет унижением ни для одного из нас.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.