Текст книги "Десятое Правило Волшебника, или Призрак"

– Это похоже на мудрый совет, – заметил Ричард.

– Лорд Рал, – осторожно заговорил генерал Мейфферт, – вся наша армия, целиком и полностью брошенная в Древний мир, да еще без какого-либо сопротивления с их стороны, способна произвести там беспримерное опустошение. А если они будут еще и на лошадях, то опустошат Древний мир настолько, что даже трудно вообразить.

Этот человек предоставлял Ричарду последний шанс изменить свое решение, последний шанс осознать, к чему приводят его намерения. Ричард не стал уклоняться от подразумевавшегося этим вопроса. Он глубоко вдохнул и сцепил руки за спиной.

– Знаешь, Бенджамин, я ведь помню то время, когда одно лишь упоминание о солдатах-д’харианах вызывало в моей душе страх.

Стоявшие неподалеку люди кивнули в знак сожаления об утерянной славе.

– Втягивая нас в это решающее сражение, в котором мы вряд ли сможем добиться победы, – сказал им Ричард, – Джегань вполне преуспел, представляя солдат Д’Харианской империи слабыми и уязвимыми. Но на самом-то деле мы не испытываем страха. Однако они, представляя нас слабыми, думают теперь, что могут поступать с нами как пожелают.

Уверен, это наш единственный шанс победить в этой войне. Если же мы упустим его, то пропадем.

Но я не хочу, чтобы этот шанс был упущен. Никому не следует давать пощады. Я хочу, чтобы курьеры, прибывающие к Джеганю один за другим, сообщали ему о том, что весь Древний мир полыхает огнем. Я хочу, чтобы им казалось, будто сама преисподняя раскрылась и готова вот-вот поглотить их.

Я хочу, чтобы люди тряслись от парализующего страха при одной лишь мысли, что к ним идут солдаты-мстители Д’Харианской империи. Хочу, чтобы каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок в Древнем мире испытывали страх перед легионами-призраками д’хариан, нападающими с севера. Хочу, чтобы каждый в Древнем мире начал ненавидеть Орден за подобные страдания, обрушившиеся на их головы. Хочу, чтобы их общий вопль, поднятый в Древнем мире, положил конец войне.

Вот, собственно, и все, господа, что я хотел сообщить вам. Не думаю, что у нас есть лишнее время, так что давайте приступать.

Люди, исполненные новой решимости, салютовали, проходя мимо Ричарда, благодарили его и подтверждали, что исполнят свой долг и свое предназначение. Ричард наблюдал, как они торопились под проливным дождем к своим войскам.

– Лорд Рал, – сказал генерал Мейфферт, сделав несколько шагов к нему, – я лишь хочу, чтобы вы знали, что даже когда вас нет среди нас, вы все равно впереди, вы все равно ведете нас в этом надвигающемся сражении. И хотя теперь оно может оказаться не одним большим сражением, как все мы ожидали, вы дали людям нечто такое, чего у них никогда не возникло бы без вас. И если это даст результат, тогда ваше руководство и окажется тем самым, что повернет ход войны.

Ричард смотрел, как дождь стекает с краев парусинового навеса, образуя сплошной занавес из водяных бусин. Земля под сапогами военных превратилась в слякоть, по которой они, рассуждая, прохаживались туда-сюда. Этот вид напомнил ему то видение, когда он стоял на коленях в грязи, со связанными за спиной руками и с ножом у горла. Где-то в глубине сознания он все еще слышал, как Кэлен выкрикивает его имя. Он вспомнил собственную беспомощность и ощущение близкой смерти – и был вынужден сдержаться и проглотить комок в горле от этого непрошеного, неизвестно откуда возникшего ужаса. Звуки голоса Кэлен наполняли все его существо болью.

Верна сделала несколько шагов и встала рядом с генералом.

– Я согласна с ним, Ричард. Мне не нравится идея втягивать в это противостояние помимо солдат еще и других людей, но все, что ты сказал, не вызывает сомнений. Эти «мирные» люди, по сути, и стали причиной всего. Стоит вопрос о выживании самой цивилизации, и в этом смысле они сделали себя частью этой борьбы. Да, другого пути нет. Сестры сделают все, как ты просил, даю тебе слово аббатисы.

Ричард опасался, что она станет возражать против этого плана. И был очень благодарен ей, что она не сделала этого. Он крепко обнял ее и прошептал:

– Спасибо.

Он всегда считал, что его сторонники должны не только понимать причины, по которым участвуют в борьбе, но и делать это, с ним или без него, добровольно, ради самих себя. Сейчас он был убежден, что они оценили истинный размер всего, что поставлено на карту, и будут сражаться не потому, что это их долг, а именно ради самих себя.

Верна удержала Ричарда на расстоянии вытянутой руки и теперь вглядывалась в его глаза.

– Что-то не так?

Ричард покачал головой.

– Просто я очень устал от всяких ужасов, что происходят с нашими людьми. И очень хочу, чтобы этот кошмар поскорее закончился.

На лице Верны появилась слабая улыбка.

– Ты уже показал нам путь, как достичь этого, Ричард.

– Какую роль вы оставили для себя во всем этом деле, Лорд Рал? – спросил его генерал, когда Ричард повернулся, закончив разговор с Верной. – Если мой вопрос, так сказать, уместен.

Ричард вздохнул, возвращаясь к делам. И когда он переключился на вопрос, ужасное видение растаяло.

– Боюсь, что у нас серьезные проблемы с магией. Армия Имперского Ордена – это всего лишь одна из угроз, с которыми мы столкнулись.

Генерал Мейфферт нахмурился.

– И в чем эти проблемы?

Ричард даже и не надеялся, что сможет очередной раз объяснить целиком всю историю, поэтому постарался изложить все коротко и по сути.

– Женщина, которая произвела вас в генералы, исчезла. Она сейчас в руках нескольких сестер Тьмы.

Его собеседник выглядел явно озадаченным.

– Сделала меня генералом? – Он как будто пытался заглянуть в затянутые туманом глубины собственной памяти. – Не могу вспомнить…

– Это имеет отношение к той беде, что и произошла с магией.

Генерал и Верна обменялись взглядами.

– Это была жена Лорда Рала, Кэлен, – сказала Кара. – Именно она, Бенджамин, и сделала тебя генералом. – Его выражение сменилось изумлением. Кара же лишь пожала плечами. – Это длинная история, и рассказывать ее лучше в другое время, – добавила она, опустив руку на его плечо. – Никто из нас, кроме Лорда Рала, не помнит ее. В этом и заключается магия, называемая Огненной Цепью.

– Огненная Цепь? – Верна проявила еще большую подозрительность. – Что за сестры?

– Сестра Улисия и ее другие наставницы, – сказала Никки. – Они выискали древнюю магию под названием Огненная Цепь и инициировали ее.

Верна бросила на Никки холодный взгляд.

– Полагаю, ты действительно представляешь, насколько опасны эти женщины, раз была одной из них.

– Да, – устало сказала Никки, – как знаю и то, что именно вы захватили Ричарда и забрали его в Народный Дворец. Не сделай вы этого, ему не пришлось бы разрушать великий барьер, и Имперский Орден оставался бы сейчас в Древнем мире, а не хозяйничал в Новом. И уж если продолжать обвинения, то сестры Тьмы никогда не столкнулись бы с Ричардом, если бы вы его не захватили и не переправили через барьер в Древний мир.

Верна лишь плотно сжала губы. Ричарду было знакомо это выражение, как и то, что могло последовать за ним.

– Хорошо, хорошо, – сказал он тихо, прежде чем они смогли продолжить. – В то время мы все поступали так, как считали нужным. Я тоже сделал свою долю ошибок. Мы способны исправить лишь будущее, а не прошлое.

Сжатые губы Верны свидетельствовали о том, что ей хочется продолжить этот спор, но она понимает, что лучше этого не делать.

– Ты прав.

– Разумеется, прав, – сказала Кара. – Ведь он же Лорд Рал.

Верна невольно улыбнулась.

– Я тоже так думаю, Кара. Он пришел исполнить пророчество, даже если и не желал делать этого.

– Нет, – сказал Ричард, – я пришел, чтобы попытаться помочь нам спасти самих себя. Ничего еще не закончено, а пророчество, в случае, о котором ты говоришь, имеет совсем другой смысл.

Подозрения Верны вспыхнули с новой силой.

– Какой смысл?

– У меня нет времени сейчас распространяться на эту тему. Нужно вернуться назад и проверить, добился ли чего-то Зедд вместе с другими.

– Вы имеете в виду поиски вашей жены, Лорд Рал?

– В том числе, генерал, но дело обстоит еще хуже. Произошло и многое другое. Затронуты самые основы магии.

– Что, например? – продолжала уточнять Верна.

Ричард встретил ее взгляд.

– Тебе следует знать, что гармонии внесли искажения в мир живого. Эти искажения сказались и на самой магии. Одна часть ее уже практически исчезла. Нельзя сказать, какая часть пострадает следующей или как скоро это случится. Поэтому нужно вернуться и попытаться понять, что можно сделать – если вообще можно что-то сделать. Энн вместе с Натаном помогают Зедду найти хоть какие-то ответы.

И прежде чем Верна успела обрушить на него очередной шквал вопросов, Ричард обратился к генералу:

– И последнее. При отсутствии здесь армии, стоящей на их пути, Джегань, я уверен, попытается захватить Народный Дворец.

Генерал Мейфферт почесывал свою светловолосую голову, обдумывая услышанное.

– Полагаю, что так. – Он поднял глаза. – Но ведь дворец находится высоко, на расположенном вверху плато. И наверх есть только два пути: узкая дорога с подъемным мостом или через гигантские внутренние двери. Если эти двери закрыты, то проникнуть через них невозможно, а дорога просто непригодна для вооруженного штурма.

И тем не менее, – продолжил генерал, – чтобы быть более уверенными в безопасности дворца, думаю, следует отправить туда часть наших лучших воинов в качестве подкрепления. Когда мы отправимся на юг, генерал Тримак и его Первая когорта останутся один на один с армией Джеганя. Но штурм дворца? – Он скептически покачал головой. – Дворец неприступен.

– У Джеганя есть люди, обладающие даром, – напомнила ему Кара. – И не забудьте, Лорд Рал, что некоторые сестры уже проникали во дворец. Помните, еще в самом начале?

И прежде чем Ричард смог ответить, Верна схватила его за руку и развернула в свою сторону, недовольно взглянув на него.

– Для чего эти сестры запалили ту самую магию, что ты только что упоминал, магию Огненной Цепи?

– Чтобы заставить людей забыть о существовании Кэлен.

– Но зачем им это понадобилось?

Ричард вздохнул.

– Сестра Улисия решила отправить Кэлен в Народный Дворец, чтобы украсть шкатулки Одена. А магия Огненной Цепи создавалась как раз для того, чтобы сделать некое лицо как бы невидимым. Применив магию Огненной Цепи по отношению к Кэлен, удалось сделать так, что все ее забывают. Никто не помнит, что она вошла и забрала шкатулки из Сада Жизни.

– Забрала шкатулки… – Верна заморгала от изумления. – Для чего же?

– Чтобы сестра Улисия привела их в действие, – ответила Никки.

– О Создатель… – только и смогла произнести Верна, прижимая ладонь ко лбу. – Я отправлю во дворец нескольких сестер со строгим наказом.

– Возможно, и тебе следует отправиться с ними, – сказал Ричард, поглядывая наружу и наблюдая, как поднявшийся ветер превратил прямой дождь в косой. – Мы не можем позволить, чтобы дворец пал. Вызывать опустошение в Древнем мире – это относительно несложное применение магии сестер. Защитить же дворец от орды Джеганя и подчиненных ему волшебников может оказаться куда более тяжелым испытанием.

– Возможно, ты прав, – призналась она, убирая с лица волнистую прядь волос, потревоженную ветром.

– Я подумаю, что можно сделать, чтобы остановить Улисию и ее сестер Тьмы. – Ричард посмотрел на Никки и Кару, затем бросил взгляд на тех людей, что уже спешили – сквозь проливной дождь – исполнять свою новую миссию. – Мне нужно возвращаться.

Генерал Мейфферт очередной раз приложил, с легким ударом, кулак к своему сердцу.

– Мы будем держаться, выставив сталь против стали, Лорд Рал, чтобы вы могли выставить магию против магии.

Верна коснулась рукой щеки Ричарда, взгляд ее карих глаз был устремлен на него.

– Будь осторожен, Ричард. Ты нужен всем нам.

Он кивнул и одарил ее теплой улыбкой, в которую вложил гораздо больше, чем способен был выразить словами.

Рука генерала Мейфферта скользнула вокруг талии Кары.

– Могу ли я проводить вас к лошадям?

Кара очень женственно улыбнулась ему.

– Я думаю, мы воспримем ваше предложение с удовольствием.

Собираясь выходить под ливень, Никки подняла капюшон плаща. Она взглянула на Ричарда и нахмурилась, не скрывая подозрения.

– Где ты подхватил эту мысль, насчет легионов-призраков?

Он обнял ее чуть ниже плеч и повел сквозь ливень.

– Эту мысль мне подала Шота, когда сказала, что следует прекратить охоту за призраком. Она имела в виду, что призрак невозможно обнаружить и невозможно поймать. Я хочу, чтобы эти люди стали призраками.

– Ты поступил совершенно правильно, Ричард.

Скорее всего, она не могла не заметить печаль в его глазах.

Кара осторожно положила руку ему на плечи, и они все вместе побежали к лошадям.

Глава 26

Рэчел зевала. Виолетта, взявшись будто ниоткуда, развернулась и отвесила ей затрещину, достаточно сильную, чтобы свалить ее с камня, на котором она сидела.

Оглушенная, Рэчел приподнялась, опираясь на одну руку. Другой рукой она поглаживала щеку, ожидая, когда оглушающая боль ослабнет, а все вокруг перестанет расплываться. Довольная результатом, Виолетта вернулась к своей работе.

Рэчел так ослабла от долгого недосыпа, что оказалась слишком невнимательной, позволив удару Виолетты застать ее врасплох. Глаза Рэчел увлажнились от подступивших слез, жгущих изнутри, но она была не настолько глупа, чтобы попытаться возразить или продемонстрировать свои мучения.

– Зевать в лучшем случае просто невежливо, а в худшем – проявление непочтительности, – донеслось до нее, когда Виолетта обратила назад через плечо свое пухлое личико. – Если ты не научишься вести себя, в следующий раз я использую плеть.

– Да, королева Виолетта, – кротко ответила Рэчел. Она очень хорошо знала, что пустых угроз у Виолетты не бывает.

Рэчел так устала, что с трудом удерживала глаза открытыми. Когда-то она была для Виолетты компаньоном по играм, но теперь, казалось, стала не более чем объектом для оскорблений.

Виолетта горела жаждой мести. На ночь она закрепляла во рту Рэчел приспособление из железа. Это был ужасающий процесс. Рэчел вынуждали сунуть язык в зажим в форме клюва, из двух плоских, шершавых кусков железа. Они болезненно удерживали язык так, что им невозможно было пошевелить.

Попытавшись как-то оказать сопротивление, Рэчел заработала порку, вслед за чем появилась стража и помогла открыть ее рот, а затем, с помощью причинявших неимоверную боль щипцов, завершить задачу, закрепив ее нежный язык в этом железном зажиме. В конце концов они победили и добились своего; ее языку некуда было деться. Как только зажим оказывался на месте, к лицу прижимали железную маску, частью которой он являлся, и закрепляли на голове, чтобы удерживать язык в неподвижном состоянии.

Когда все это проделывалось, Рэчел не могла говорить. Трудно было даже глотать. А после этого Виолетта запирала ее на ночь в старый железный сундук. Это она сопровождала словами, что хочет, чтобы Рэчел узнала, каково быть немым и страдать от боли.

Это было тяжело и мучительно. Быть всю ночь запертой в железном ящике, с этим ужасным устройством, удерживавшим язык, едва не доводило до безумия. Поначалу, боясь потерять рассудок от ощущения, что она загнана в ловушку, и от постоянного одиночества, не имея возможности выбраться из сундука, не имея возможности сбросить этот ужасный, вызывающий мучительные страдания железный зажим, она кричала, кричала и кричала. Виолетта же, давясь от смеха, лишь набрасывала поверх клетки плотный ковер, чтобы приглушить крики Рэчел. Эти крики и плач приводили лишь к тому, что боль от железного клюва, сжимавшего язык, становилась сильнее и язык начинал кровоточить.

Но что в конце концов вынудило ее прекратить плач и крики, так это возвращение Виолетты, когда та, заглянув в маленькое окошко в крышке сундука, сказала, что если Рэчел не затихнет, то Сикс, без всяких шуток, отрежет ей язык. Рэчел знала, что Сикс сделает все, о чем ни попросит Виолетта.

После этого она больше не кричала и не бесновалась. Она сворачивалась калачиком в тесной железной тюрьме и старалась вспоминать все, чему ее учил Чейз. Именно это, в конце концов, и успокаивало ее.

Чейз говорил ей, что следует думать не о сиюминутных затруднениях, а стараться дождаться того момента, когда удастся избавиться от них. Чейз учил ее, как наблюдать за манерой поведения людей и пользоваться удобными моментами, когда они не обращают на тебя внимания. Воспоминания о Чейзе и были ее основным занятием, пока, каждую ночь, ей приходилось без сна лежать в этом железном сундуке. Потому что она была не в состоянии уснуть из-за того, что с таким нетерпением ждала наступления утра, когда ее извлекут из этого сундука и на целый день снимут этот ужасающий механизм.

Рэчел едва могла есть – настолько был ободран и исцарапан ее язык, – хотя еды ей давали все равно немного. Каждое утро, после того как снимали зажим, ее язык несколько часов мучительно пульсировал. Челюсти тоже постоянно болели, потому что рот из-за этого самого устройства всю ночь был открыт. Вызывал боль и сам процесс еды. Кроме того, во всем ощущался привкус грубого металла. Говорить было тоже трудно и больно, так что говорила она лишь, когда Виолетта спрашивала ее о чем-то. Виолетта, видя, как Рэчел избегает всяческих разговоров, нередко улыбалась, выражая глубокое презрение, и стала называть Рэчел маленькой молчуньей.

Рэчел же была полностью подавлена, снова оказавшись в когтях у такой злонамеренной личности, и крайне опечалена тем, что Чейз исчез из ее жизни. Она, несмотря на столь подавленное состояние, не смогла утратить воспоминаний о нем. И без конца горевала о Чейзе. Собственная душевная боль, страдания и полное одиночество казались ей нестерпимыми. Когда Виолетта не была занята «рисованием», не следила за слугами, не ела, не примеряла драгоценности или платья, она развлекалась, избивая и всячески унижая Рэчел. Иногда, напоминая Рэчел, как та угрожала ей огневой палочкой, Виолетта хватала Рэчел за запястье и подносила к ее руке раскаленный добела уголек. И все же печаль, когда она вспоминала о Чейзе, ранила и огорчала куда больше, чем все, что могла сделать с ней Виолетта. Без Чейза собственная судьба была ей почти безразлична.

Виолетте же было просто необходимо, как она выражалась, «проучить» Рэчел за все те ужасные поступки, что она совершила. Так, Виолетта решила, что потеря ею языка произошла исключительно из-за оплошности Рэчел. Виолетта утверждала, что за это преступление Рэчел должна очень долго заслуживать прощение, как и за столь открытую демонстрацию неуважения, какой был ее побег из замка. Виолетта рассматривала побег Рэчел как позорнейшее неприятие того, что она называла «великодушием» по отношению к никчемной сироте. Она зачастую продолжала пенять ей теми тяготами, на которые она и ее мать пошли для того только, чтобы позаботиться о такой неблагодарной беспризорнице.

Когда же Виолетте надоедало издеваться над нею, Рэчел казалось, что теперь ее казнят. Она слышала, как Виолетта приговаривала к смерти узников, обвиняемых в «высшем преступлении». Если кто-то слишком раздражал ее или если Сикс указывала ей на кого-то, кто, по ее мнению, угрожал короне, Виолетта тут же отдавала приказ о казни. Если же кто-то совершал непростительную ошибку, открыто подвергая сомнению право Виолетты на власть или правление, Виолетта приказывала страже провести казнь как можно медленнее и сделать ее максимально мучительной. Иногда она и сама приходила понаблюдать за этим, просто чтобы убедиться, что все исполнено как надо.

Рэчел помнила прежние времена, когда приказания о казнях отдавала королева Милена, а Виолетта просто ходила туда и смотрела. Будучи ее партнером по играм, Рэчел приходилось ходить вместе с ней. Там она всегда отводила глаза от ужасных сцен и зрелищ; Виолетта же всегда внимательно наблюдала.

Сикс учредила целую систему, посредством которой люди могли тайно сообщать имена тех, кто произносил слова против королевы. Сикс убеждала Виолетту, что этих людей, кто делал такие тайные доносы, следует вознаграждать за преданность королеве. И Виолетта довольно щедро платила за имена предателей.

Еще до того, как Рэчел сбежала, Виолетте понравилось причинять боль. Сикс же часто высказывалась в том смысле, что боль – хороший учитель. Виолетта прониклась крайне безрассудным убеждением, что если она управляет жизнями других – это означает, что по одному ее слову люди могут быть обречены на страдания.

И еще Виолетта стала проявлять острую подозрительность ко всем и каждому. К каждому, кроме Сикс, которая оказалась единственной, на кого она полагалась. Она ни в малейшей степени не доверяла большинству своих «верноподданных» и зачастую обращалась с ними, как с полным ничтожеством, применяя обращение «никто». Рэчел припомнила, что раньше Виолетта использовала это обращение по отношению к ней.

Когда Рэчел раньше жила в замке, людям приходилось тщательно следить за собой, чтобы не перейти дорогу «нехорошему» человеку, но это скорее было поводом оставаться постоянно настороже. Люди опасались королевы Милены, и совершенно обоснованно, но при этом все они улыбались и даже временами смеялись. Прачки, как обычно, мололи языками, повара время о времени выпекали торты со смешными рожицами, уборщики, занимаясь своей работой, посвистывали, а солдаты, проходя по залам дворца во время дежурства, иногда рассказывали друг другу шутливые истории.

Теперь же при появлении королевы Виолетты или Сикс все лишь содрогались. Никто из уборщиков, прачек, белошвеек, кухарок или солдат не отваживался ни улыбнуться, ни рассмеяться. Они все при этом выглядели испуганными и торопились заняться работой. В замке теперь царила атмосфера всеобщего опасения, что в любой момент любой из них окажется в чем-то уличен. Каждый на свой манер старался продемонстрировать уважение королеве, особенно если за ней следовала ее высокая, мрачная и жестокая советница. Казалось, люди боялись Сикс не меньше, чем Виолетту. Когда Сикс улыбалась той странной, пустой, змееподобной улыбкой, характерной для нее, люди застывали на месте, их глаза широко раскрывались, а на лбу выступал пот, и они с облегчением сглатывали комок, застрявший в горле, когда она исчезала из вида.

– Как раз в этом месте, – сказала Сикс.

– В этом месте что? – спросила Виолетта, грызя хлебную палочку.

Рэчел, успокаиваясь, прислонилась к камню, на котором до этого сидела. Она напомнила себе, что следует быть более внимательной. Полученная затрещина была заслуженной, результатом ее собственной ошибки, допущенной по невниманию.

Нет, это не так, поправила она себя. Это вина Виолетты. Чейз учил, что не следует брать на себя чужую вину.

Чейз. Ее сердце снова упало при мысли о нем. Следует думать о чем-то другом, чтобы не впадать в такую печаль, что не удержать рыданий. Виолетта вообще не переносит, когда Рэчел делает что-либо без разрешения. В том числе и плачет.

– Как раз в этом месте, – снова сказала Сикс, проявляя адское терпение. Поскольку Виолетта лишь продолжала в изумлении смотреть на нее, Сикс провела узким пальцем вдоль освещенной факелом каменной стены. – Чего здесь нет?

Виолетта склонилась, вглядываясь в стену.

– Гм-м-м…

– Где солнце?

– Ну, – сказала Виолетта резким голосом, вновь выпрямляясь, и повела пальцем вокруг желтого диска, – вот оно. Ведь понятно же, что это солнце.

Сикс с минуту пристально разглядывала ее.

– Да, конечно, я вижу, что это солнце, моя королева. – На ее лицо вернулась пустая улыбка. – Но где оно? В какой части неба находится?

Виолетта постукивала мелом по подбородку.

– Неба?

– Да, неба. В какой части неба оно находится? Прямо в зените? – Сикс указала пальцем вверх. – Так мы хотим сказать, что смотрим прямо на солнце? У нас что, самая середина дня?

– Ну, конечно, нет, это не полдень… Ты же знаешь, что это не может быть полдень. Это, как предполагается, конец дня. И тебе это известно.

– В самом деле? И откуда же это можно узнать? Ведь, в конце концов, не имеет большого значения, что мне известно, когда это должно быть. Рисунок должен говорить сам за себя. Ведь невозможно же получать комментарии по этому поводу от меня, разве не так?

– Полагаю, что нет, – призналась Виолетта.

Сикс снова провела пальцем по стене ниже нарисованного солнца.

– В таком случае, здесь что-то упущено.

– Упущено, упущено… – бормотала Виолетта. – О! – Она быстро провела прямую линию, как раз там, где Сикс указывала пальцем. – Горизонт. Надо зафиксировать время дня с помощью горизонта. Да, ты говорила мне об этом раньше. Полагаю, что это выскочило у меня из головы. – Она оглянулась на Сикс. – Ты же знаешь, как много всего приходится помнить. Очень трудно держать в голове все эти мелочи.

Улыбка Сикс оставалась застывшей.

– Да, моя королева, разумеется, это так и есть. Прошу прощения, что забыла, как трудно было выучить все это, когда я была в твоем возрасте.

Рисунок, над которым работала Виолетта, был гораздо сложнее, чем все остальные в этой пещере, но Сикс постоянно напоминала Виолетте о том, чтобы он соответствовал некоему реальному времени.

Виолетта потрясла мелом в сторону Сикс.

– Тебе не следовало забывать об этом.

Сикс очень осторожно сплела пальцы.

– Да, разумеется, моя королева. – Она сжала губы, но вскоре отвела взгляд от Виолетты и повернулась обратно к стене. – Теперь, вот в этом месте, нам необходима звездная карта этой области. Позже я могу преподать тебе специальный урок о том, для чего это нужно, если хочешь, но сейчас почему бы просто не показать тебе самое необходимое?

Виолетта взглянула туда, куда указывала Сикс, и пожала плечами.

– Конечно. – Она вновь принялась сосать хлебную палочку, ожидая.

Сикс открыла небольшую книгу. Виолетта наклонилась, прищуриваясь в мерцающем свете. Сикс постучала по странице длинным ногтем, тогда как Виолетта наконец-то откусила кусочек хрустящей хлебной палочки.

– Видишь азимут? Помнишь урок о положении вот этой звезды по отношению к горизонту?

– Да… – протяжно произнесла Виолетта, но по ее виду было заметно, что она вообще не понимает, о чем говорит Сикс. – Значит, надо использовать вот это угловое отношение. Верно?

– Да, верно. Это своего рода общий фактор, который все это увязывает.

Виолетта кивнула.

– И посредством него все оказывается направленным на… – задумчиво сказала она.

– Именно так. Эта связь – один из элементов, фиксирующих место заключительного согласования. Это, в свою очередь, требует горизонта, который ты сейчас нарисовала, чтобы зафиксировать угол. Иначе в нашей системе не будет жесткой связи.

И Виолетта снова кивнула.

– Мне кажется, что теперь я поняла, почему их надо соединить. Если соотношение не зафиксировано, – она указала на дугу из символов, – тогда это может случиться в любое время. Сегодня, завтра или… или не знаю когда, хоть через десяток лет.

Сикс коварно улыбнулась.

– Верно.

Виолетта заулыбалась, радуясь собственным достижениям.

– Но откуда берутся все эти символы и как нам узнать, где расположить их на нашем конкретном рисунке? Коли на то пошло, откуда мы узнаем, что они необходимы в определенных точках, именно там, где ты заставила меня их нарисовать?

Сикс вздохнула, набираясь терпения.

– Ну, мне не сложно будет научить этому тебя, но на обучение уйдет дюжина лет. Ты согласна ждать так долго, чтобы совершить месть?

Выражение лица Виолетты помрачнело.

– Нет.

Сикс пожала плечами.

– Тогда, по моему разумению, непосредственное использование моей помощи в этом проекте и есть самый короткий путь к результату.

Виолетта скривила рот.

– Полагаю, что так.

– У тебя есть все, что тебе нужно, моя королева. И ты делаешь все абсолютно правильно на этой стадии развития своего таланта. Уверяю тебя: хотя я и помогаю тебе там, где слишком сложно, ничто не сработает без приложения твоих, крайне важных, способностей. Я не смогла бы осуществить все это без твоего дарования.

Виолетта улыбнулась, как получивший похвалу учителя ученик. Бросив еще один внимательный взгляд на томик, который Сикс держала открытым, она наконец вернулась к стене, чтобы тщательно зарисовать необходимые элементы, взятые из книги.

Рэчел была удивлена, как хорошо на самом деле могла рисовать Виолетта. Все стены в этой пещере, от самого входа до этого дальнего места, где сейчас они работали, были покрыты ее рисунками. Они были буквально втиснуты в любое свободное место. Местами выглядело так, будто рисунок ужат до размеров того пространства, что оставалось между более ранними рисунками. Некоторые из рисунков были очень хорошие, с такими деталями, как штриховка и оттенок. Хотя большинство из них представляли простые изображения костей, растений, змей или животных. Были там и рисунки людей, пьющих из кружек с изображением на них черепов и скрещенных костей. В одном месте была изображена женщина, будто сделанная из хвороста, выбегавшая из объятого пламенем дома; и еще женщина, теперь уже охваченная пламенем. В другом месте был нарисован мужчина в воде рядом с тонущей лодкой. Еще на одном змея, кусавшая человека за лодыжку. Кроме того, стены были покрыты изображениями различного вида гробов и могил. И у картин в этой пещере было одно общее: все они изображали что-то ужасное.

Но во всей пещере не имелось ни одной картины, по сложности приближавшейся к той, что сейчас рисовала Виолетта.

Среди остальных картин изредка попадались изображения людей в натуральную величину, но даже эти немногие картины имели лишь схематически изображенные дополнения, в виде падающего на человека камня или контура лошади, по воле художника топчущей человека. Большая часть рисунков были одного типа и лишь несколько десятков сантиметров в ширину. Последний же рисунок Виолетты в высоту был таким, насколько она могла достать, а ширина его тянулась на многие и многие десятки футов, простираясь в глубину пещеры. И все это Виолетта нарисовала сама, ну, разумеется, не без помощи Сикс.

Но более всего Рэчел насторожилась, когда, после того как Виолетта поработала над картиной некоторое время, изобразив звезды, формулы, диаграммы и еще какие-то непонятные и сложные символы, она наконец нарисовала в центре всего этого фигуру человека.

Это был Ричард.

Этот рисунок Виолетты был не похож на другие рисунки в этой пещере. Он заставлял их казаться, в сравнении с ним, примитивными и недоработанными. Все другие рисунки отображали, в общем-то, простые вещи, такие как грозовое облако с косыми каплями дождя, или волк, оскаливший зубы, или человек, схватившийся за свою грудь и падающий на спину. На стенах здесь в основном были изображены такие вот простые вещи, дополнявшие человеческие фигуры.

Этот же рисунок Виолетты содержал множество разнообразных деталей. Здесь были числа и элементы схем, слова на странных языках, некоторые из которых написаны вдоль линий схем и диаграмм, цифры, аккуратно вписанные в местах, где сходились углы, и еще были странные геометрические символы, разбросанные по всем частям картины. Всякий раз, когда Виолетта рисовала очередной символ, Сикс придвигалась к ней вплотную и с полным вниманием нашептывала ей указания по поводу каждой линии и время от времени корректировала то место на стене, куда Виолетта направляла мел, не позволяя ей лишний раз коснуться мелом стены, чтобы очередная линия не нарушала последовательности или композиции. Однажды Сикс даже забеспокоилась и ухватила Виолетту за запястье, прежде чем та успела коснуться мелом стены. С облегчением вздохнув, Сикс передвинула руку Виолетты, помогая ей начать линию в правильном месте.