Текст книги "Захватывающее время"

Глава 38

Не везет, так не везет. Последний на этот день урок окончен, я уже на парковке, в двух рядах от своей машины, сулящей безопасность, и тут появляется Кристал Криттенбринк и движется прямо на меня. Что мне делать, бежать от нее? Это будет слишком странно даже для меня.

– Саттер Кили, я хочу поговорить с тобой. – Ее маленькие черные глазки превращаются в щелочки, а крохотный, с монетку, ротик сжимается до размеров булавочной головки. У нее на блузке причудливый меховой воротник, очевидно, из лося. – Я хочу знать, кем ты себя считаешь?

– Хм, королем Мексики?

Она останавливается в дюйме от меня.

– Эйми рассказала мне о твоей маленькой вечеринке у озера.

– Ага, было весело.

– И как ты избегаешь ее.

– Я никого не избегаю. Меня на семьдесят два часа приковала к постели слоновья болезнь.

– Даже не думай превращать все это в шутку.

– Послушай, я ничего не превращаю в шутку. Я никого не избегаю. Кроме того, это не твое дело, так что слезай с моей шеи.

– Ха, так я и знала.

– Что знала?

– Я объясняла Эйми, как ей следует себя вести с тобой, и она сказала мне то же самое – чтобы я слезала с ее шеи. Я сразу поняла, что она этого от тебя нахваталась.

– Так и сказала? Умничка моя. – Вынужден признать, что меня охватывает чувство гордости за то, что Эйми воспользовалась моим советом, как противостоять людям.

Но Кристал не унимается:

– Нет, не умничка. Эйми не подлая. Она милая девушка и не нуждается в том, чтобы ты шарился вокруг нее, как гиена, а потом, не получив, что хотел, тайком бежал прочь.

– Как гиена? Кажется, ты пересмотрела «Энимал плэнет».

– Не знаю, как еще это можно назвать. Прошло почти две недели с той дурацкой вечеринки, а ты хоть раз позвонил ей, позвал на обед? Нет. Ты даже ни разу не поговорил с ней.

– И что? Разве я Повелитель времени? Я не отвечаю за то, как оно идет. Главная проблема Эйми в том, что ты командуешь ею, как будто она твой личный робот. Но я-то не твой робот.

С этими словами я ухожу прочь, причем иду к машине кратчайшим путем. Я уверен, что она стоит на месте и сравнивает меня с каким-нибудь еще обитателем африканских саванн, однако я ее не слышу.

В тот же вечер на работе, пока я вожу шваброй по плиточному полу, слова Кристал четко и ясно звучат у меня в голове. Наверняка она ревнует, ей завидно, что Эйми пользуется мужским вниманием. Однако, как мне ни противно признавать это, в ее словах есть смысл. Я забросил свой проект с Эйми. Ведь изначально идея состояла в том, чтобы вселить в нее уверенность в себе, заставить ее ощутить вкус независимости, а сейчас же она, вероятно, часами сидит и слушает, как Кристал обзывает ее дурой за то, что она пошла со мной на вечеринку.

Если честно, то я скучаю по Эйми. В ней есть что-то притягательное. Оно не большое и дерзкое. Оно маленькое и прохладное, как первый глоток пива в жаркий день. Если бы я последовал совету Шоуни и стал бы искать полную противоположность Кэссиди, я первым делом обратил бы внимание на Эйми Файнки. Она кардинально отличается от Кэссиди, это точно. Одна мысль о том, чтобы встречаться с ней, вызывает у меня смех. Если Шоуни сочла нелепостью то, что я пригласил Уитни Стоув, как она отреагирует на мои свидания с Эйми Файнки?

Но, говорю я себе, мне же будет не в лом приехать к ней после работы, нанести дружеский визит, застать ее врасплох до того, как у нее появится возможность намазать губы помадой. Мы немного побродим по окрестностям. Я ее никуда не буду приглашать, ничего такого. Она просто будет еще одной моей девушкой-другом. И вообще, свидания с ней – это совсем за пределами моего долга.

Вот так я себя убеждаю.

Я подъезжаю к ее дому и вижу, что фургон Файнки припаркован на дорожке, а в самом доме горят все огни. Однако дверь мне открывают не сразу, и открывает младший брат Эйми. Едва увидев меня, он поворачивает голову почти на сто восемьдесят градусов, диким криком зовет сестру и исчезает, а я так и остаюсь стоять на крыльце.

Эйми кричит откуда-то из глубин дома, спрашивая, чего ему надо, и тот отвечает:

– Твой парень пришел! Она ему на это:

– Кто?

– Не знаю, как его зовут. Тот парень, что приходил пару недель назад.

– О, господи, скажи ему, чтобы подождал минутку, я сейчас.

– Сама и говори, – орет Шейн, а потом слышится еще один голос, вероятно, их матери:

– Не вынуждай его ждать на крыльце. Пригласи в дом.

– Заходи! – вопит Шейн.

Децибелы зашкаливают. Кто бы мог подумать, что Эйми в родстве с этой орущей компанией? Открывшееся мне зрелище впечатляет. Мамаша и Рэнди, ее бойфренд, пенсионер-предприниматель с «Ибэй», оба развалились на диване, а ноги закинули на журнальный столик. У мамаши тело похоже на яйцо с воткнутыми в него палочками-ручками и палочками-ножками. Довершает все старомодная стрижка-маллет. Ее ненаглядный Рэнди – это морж в свитере, который ему мал. На его выпирающем брюхе балансирует миска с «Какао Паффс».

– Ты смотришь «Место преступления»? – спрашивает мамаша Файнки, глядя на меня с подозрением, будто я не в себе, если пришел повидаться с ее дочерью. – У нас тринадцать серий в записи. Вот эта серия классная. Запутанная и с приключениями.

– Даже показали отрубленную голову, – встревает Шейн, и я на это говорю:

– Ну, ты, видимо, из тех, кому нравиться смотреть, как отрубают головы. Потом, может, покажут, как кого-нибудь разделывают. Это будет что-то.

Рэнди ничего не говорит, но страдальческим взглядом дает понять, что болтовня мешает ему сосредоточиться на фильме.

Я продолжаю развивать тему ужасов с расчлененкой, но на меня уже никто не обращает внимания.

Наконец из дальней комнаты появляется Эйми. На ней очень милый белый свитер из «Уолл-Марта» – в таком обычно дома не ходят, – а ее волосы все еще наэлектризованы после высокоскоростного расчесывания. К счастью, помады на губах нет.

– Саттер, – говорит она, – не ожидала, что ты придешь.

– Ну, последнее время я был сильно занят, готовился к большому родео с аллигаторами.

– Серьезно, а разве бывает родео с аллигаторами?

– Нет. – Этой девчонке срочно требуется налаживать работу департамента юмора. – Просто в последние несколько дней у меня было много дел. А сегодня я вышел с работы и подумал: «В общем, так: мне плевать, что я занят, но я хочу увидеться с Эйми!»

– Эй! – кричит Рэнди. – Мы тут, между прочим, смотрим кино.

– Нам очень хочется поговорить с твоим другом, – заявляет мамаша, – но давай дождемся окончания серии. Осталось несколько минут.

Во взгляде Эйми отражается самый настоящий ужас. Она, вероятно, опасается, что мамашин перекрестный допрос заставит меня со всех ног бежать к машине и больше никогда не возвращаться. Но раз уж я пришел к ней, я не уйду.

И вот мы стоим под свисающим с кашпо пластиковым растением, и тишину комнаты нарушают только разговоры следственной группы. Проходит пять минут. Все уже, кажется, забыли обо мне, кроме Эйми. Я улыбаюсь ей. Она пожимает плечами. Наконец я предлагаю:

– Давай выпьем колы и съедим чипсов или типа того?

Она отвечает:

– Э-э, давай, сейчас схожу за курткой. Вспомнив пухлое фиолетовое чудище, я говорю, что сейчас слишком тепло для куртки. Она сообщает маме, куда и за чем мы идем, а та лишь кивает. Уверен: скажи Эйми, что мы собираемся колесить по округе и убивать всех и каждого, реакция была бы такой же.

Неважно. Из меня вышел бы отличный матадор: я отвертелся от мамашиного допроса и, что еще лучше, от необходимости придумывать, что сказать Рэнди, этому моржу в потном свитере. В «Митсубиси» меня ждет свобода, а вместе с ней и большая бутылка «7Up».

Глава 39

Эйми спрашивает, куда мы пойдем, и я предлагаю посетить заведение под названием «Марвинз Дайнер». Предлагаю вовсе не потому, что стесняюсь показываться в обществе Эйми и знаю, что кафе Марвина, в отличие от «Соника», не пользуется большой популярностью у школьников. Просто я не в том настроении, чтобы выслушивать остроты всяких козлов, вроде Джейсона Дойла.

Кафе расположено на юго-западной окраине города под радиовышками. Их красные огоньки видны за много миль.

– Знаешь, о чем они мне напоминают? – спрашиваю я у Эйми. – О том месте, где работает папа – здании «Чейз» в центре. Спорим, они примерно такой же высоты. Мой папа работает на верхнем этаже. Он большой начальник.

– Я помню, как ты мне рассказывал об этом. Но знаешь, мне всегда казалось, что там наверху то ли ресторан, то ли клуб.

– Ну, да. Там действительно супер-пупер крутой клуб на самом верху. Я же говорю о верхнем этаже офисов. Там-то и проворачиваются все крупные сделки.

У Марвина мы садимся в угловую кабинку. Это одно из моих любимых кафе. После того как мы с семьей перестали ужинать вместе, я, поверьте, изучил практически все заведения общепита в городе. У Марвина никого не интересует, кто ты такой. Это было бы идеальным местом встреч для тех, кто изменяет своим супругам, будь эта забегаловка уровнем повыше. Мы заказываем большую порцию жареной картошки-чили и две «7Up». В полумраке зала я без труда сдабриваю газировку виски.

Эйми делает глоток и восклицает:

– Ого, крепко! А я спрашиваю:

– Заказать еще газировки?

– Нет. – У нее на глазах выступают слезы. – Все в порядке. Просто замечательно.

Главная прелесть «Марвина» в том, что здесь есть музыкальный автомат с полной подборкой песен Дина Мартина. Я ставлю несколько песен, и мы тихо беседуем. Чтобы придать динамики нашему разговору, я начинаю придумывать истории про других посетителей кафе: про официантку, про чувака, что сидит за стойкой у кассы (очень может быть, что это и есть Марвин), про тоскующего в одиночестве коммивояжера и, самое интересное, про страшную пару в кабинке напротив.

Я объясняю Эйми, как я пришел к выводу, что их отношения исчерпали себя. Они по правде люто ненавидят друг друга, но вынуждены быть вместе, потому что прикончили ее бывшего муженька ради его трехсотдолларовой страховки. И теперь, когда она злится, она хлещет его по лопаткам автомобильным «дворником», а он такая тряпка, что не дает ей сдачи и поэтому медленно травит ее, подсыпая ей в утреннюю овсянку содержимое кошачьего лотка.

Вместо того чтобы посмеяться над этим, Эйми говорит:

– Мне кажется, ты не очень высокого мнения о браке, да?

– Тут дело не в браке, – возражаю я, – а в том, что семейная жизнь – это навсегда. Это понятие никак не укладывается у меня в голове.

– У меня укладывается.

– Серьезно? Но ведь брак твоих родителей распался?

Она ставит на стол стакан и смотрит на одинокого коммивояжера.

– Мой папа умер.

– Прости.

– Все в порядке. Это было очень давно.

– А что случилось? – Иногда моя тактичность берет отпуск. Сегодня она отправилась, должно быть, в Кувейт или куда подальше.

– Мой отец был действительно хорошим человеком. Очень любил животных, защищал их права. А еще он был очень умным. Ради удовольствия читал книги по физике, Аристотеля и все такое прочее. Любил Ван Гога. Он часто читал мне вслух, и я думала, что лучше этого нет ничего в мире. Но у него была одна проблема.

Она замолкает, и я говорю:

– Мне ты можешь рассказать. Я никогда никого не осуждаю.

Она принимается нервно накручивать прядь волос на указательный палец, но потом все же продолжает:

– В общем, дело в том, что он пристрастился нюхать бензин. Он держал канистры в сарае за нашим старым домом.

Я думаю: «О, господи, этот чувак подорвал себя!» Я представляю, как он, надышавшись бензином, прикуривает сигарету и – кабум! Но оказывается, что все было не так.

Выясняется, что пары бензина поражают сосуды головного мозга, и однажды Эмбит, старшая сестра Эйми, пришла домой и обнаружила его лежащим у двери сарая, холодного, как черенок от лопаты. Аневризма.

Я говорю:

– Господи, какая жестокая смерть. Я видел такое по телику. Я имею в виду не бензин, а аневризму.

– Да. – Она делает большой глоток из своего стакана и на этот раз даже не морщится. – Но у меня, когда я выйду замуж, все будет по-другому. Я все обдумала. И ты должен обдумать. Нельзя начинать что-то вслепую.

Я знаю, что вести разговоры о семейной жизни с девчонками нельзя, но сейчас я хочу как можно дальше отодвинуть от нас эту историю с нюханьем бензина и умершим отцом, поэтому прошу ее рассказать мне, каково ее видение брака.

– Ну, когда я выйду замуж, мы будем жить на ранчо.

– Ясно. А ты будешь работать в НАСА.

– Верно. – Она улыбается, радуясь, что я запомнил это.

– А твой парень тоже будет работать в НАСА, астронавтом или бухгалтером?

– О, боже, нет. У нас не обязательно будут общие интересы. Я вообще не верю в то, что муж и жена должны быть похожи. Думаю, значительно лучше, когда они дополняют друг друга. Если они будут жить в разных измерениях, они смогут изменять друг друга.

– Крутая идея.

Этот потенциальный муж представляется мне помесью Питера Паркера из «Человека-паука» и Хана Соло из «Звездных воин», хорошо сдобренной романтикой древних умерших поэтов.

Ранчо – это тоже нечто невероятное, как страна чудес на какой-нибудь фантастической планете. Пурпурные закаты, голубые колокольчики, желтые нарциссы, оранжевая морковь, кристально-чистый ручей, вьющийся по долине, большая красная силосная башня размером с космический корабль. И лошади. Табуны лошадей – рыжих, вороных, аппалузов, пегих – что скачут повсюду и никогда не устают.

Все это выглядит мечтой девятилетней девочки, но что я могу сделать, сказать ей, что все это невыполнимо? Может, сказать: «Послушай, на свете не существует ни летающих тарелок, ни марсиан, ни Санта-Клаусов, и шанс, что ты когда-нибудь приземлишься на ранчо или под бок к такому мужу, равен нулю»? Я не люблю рушить мечты. Реальный мир и без меня справится с этим.

Кроме того, не важно, насколько все это реально. Мечты никогда не сбываются. Они не что иное, как спасательные круги, за которые хватается тонущий. Жизнь – это океан, и все в нем цепляются за какую-нибудь мечту и так плывут дальше. Я плыву сам, по-собачьи, а вот у Эйми спасательный круг – это красота. Мне это нравится. Это понравилось бы каждому, кто бы только мог увидеть, как светится ее лицо, когда она изо всех сил цепляется за свою мечту.

Глава 40

Кажется, мы только пришли, а кафе уже закрывается. Мы покупаем парочку бутылок «7Up» на дорогу и, когда подходим к машине, Эйми разрешает мне разбавить ее газировку виски. Никому из нас не хочется домой, но мы не знаем, куда можно податься вечером буднего дня. К тому же для подростков существует комендантский час, и мы не можем это игнорировать.

Так что мы паркуемся перед ее домом, болтаем и пьем. Свет в доме сейчас выключен. Я рассказываю ей историю про развод родителей, и про появление Гича, и про пластику груди, которую сделала себе моя сестрица, и про Кевина, который называет себя Кивином. Я впервые вижу, чтобы меня так внимательно слушали. Как будто я разливаю редкое и очень дорогое вино, и она следит, чтобы ни одна капля не упала мимо ее бокала.

Кэссиди никогда так не делала. Она всегда слушала меня с легкой усмешкой на лице и изогнутой бровью, как будто считала, что все, что я говорю, присказка, а интересное – впереди.

Наконец в моем повествовании наступает перерыв, который может представлять опасность в разговоре с девчонкой.

– Кстати, – говорит Эйми, и вид у нее такой, будто она собирается впервые в жизни прыгнуть в воду с утеса, – ты говорил серьезно, когда мы ехали домой с той вечеринки на прошлой неделе?

Ого!

– Не знаю, – отвечаю я. – Мы говорили о многом, а я был немножечко пьян. Сказать честно, я плохо помню, что говорил.

– Так что-то ты помнишь?

– Не все. Но я уверен, что говорил серьезно, что бы ни говорил. Я всегда честен, когда пьян.

Она делает глоток виски.

– Ты помнишь, как приглашал меня на бал выпускников?

– А, это. Конечно. Это я помню. Смеешься что ли? О таком я бы не забыл.

Пауза, а потом она выдает:

– Значит, ты все еще хочешь пойти? Я в том смысле, что мы были пьяны и все такое, так что, если ты не хочешь, я пойму.

Она не смотрит на меня. Ее спасательный круг уплыл, и она барахтается в океане.

– Да, – отвечаю я. – О чем ты говоришь? Естественно, хочу. Я бы не приглашал тебя, если бы не хотел.

– Серьезно? – Когда она поворачивается ко мне, и я вижу робкую улыбку на ее лице, у меня исчезают любые сомнения.

– Конечно. Иди сюда. – Я кладу руку ей на плечи и наклоняюсь, чтобы поцеловать. Я настроен на короткий поцелуй – на чмок, – чтобы показать ей, что я не шучу насчет бала, но она готова к большему.

Я не знаю. Я испытываю странные ощущения, когда она прижимается ко мне. Ужасно доверчиво.

Как будто во мне есть что-то важное, без чего она не сможет жить.

Я снимаю с нее очки, кладу их на приборную панель и в следующее мгновение обнаруживаю, что мои руки сами лезут к ней под свитер, гладят ее по спине. Она вздыхает, когда я целую ее в шею, а когда я кончиком языка провожу по ее уху, по ее телу пробегает волна трепета.

Она отстраняется, и я жду, что сейчас она скажет мне, что я слишком спешу, но говорит она совсем другое.

– Саттер… – Она не решается поднять свой взгляд выше моего подбородка.

– В чем дело?

– Ни в чем. Просто я хотела спросить: это значит, что теперь мы пара?

Вопрос застает меня врасплох.

– А ты как думаешь? – спрашиваю я, чтобы выиграть время. Ведь это именно то, чего я всячески избегал.

– Не знаю, – отвечает она. – У меня никогда раньше не было парня.

– Ну, а теперь есть. – Слова слетают с моего языка легко, как будто я целый месяц готовился их сказать, но что я могу поделать? Девчонке нужно услышать их, и, если честно, мне очень приятно их произносить.

– Серьезно? Ты хочешь, чтобы я была… твоей настоящей девушкой?

Я мог бы пошутить насчет фальшивых девушек, надувных кукол с пластиковыми волосами и приоткрытыми ртами, но сейчас не время.

– Именно. Моей на сто процентов настоящей аутентичной девушкой. Если сама захочешь.

– Да, – отвечает она, – хочу. – И приникает к моим губам. Несомненно, я мог бы снять с нее джинсы и сделать с ней все здесь и сейчас, но это было бы неправильно, во всяком случае, с Эйми.

Кроме того, когда я поворачиваюсь, чтобы сесть поудобнее, я случайно задеваю клаксон, и через пять секунд в доме загорается свет. Спустя еще десять на крыльце появляется ее мамаша и стоит руки в боки.

Эйми отбрасывает выбившуюся прядь волос. Она напоминает мне девочку, пробудившуюся от чудесного сна.

– Завтра пообедаем? – спрашивает она.

– Я буду на месте.

Глава 41

И знаете что? На следующий день я действительно на месте. Минута в минуту. И в пятницу вечером я появляюсь на свидании вовремя. И в субботу днем я приезжаю в назначенное время, чтобы ехать в кино. Естественно, Рикки лишается дара речи от такого развития событий.

– Послушай, чувак, – говорит он, – что ты делаешь? Я предупреждал, что эта девчонка на тебя западет. У тебя нет силы воли? Ты что, не мог устоять, сказать, что ты ей только друг, или благодетель, или еще что-нибудь?

– Эй, а тебе не приходило в голову, что она, возможно, нравится мне?

– Нет.

– Ну, значит, ты ее не разглядел. Ее можно разглядеть только после того, как немного поговоришь с ней. У нее чистое сердце. Кроме того, я просто даю ей возможность приобрести кое-какой опыт в общении с парнями. В том смысле, что максимум через месяц она устанет от меня и решит, что ей гораздо лучше с каким-нибудь первым тромбоном в школьном оркестре.

– А если не устанет?

– Это же я. Ты знаешь хоть одну девчонку, которая не устала бы от общения со мной?

Он качает головой.

– Вынужден признать, что в этом есть смысл. Хотя, кто знает, может, она хорошо повлияет на тебя.

– Ага, как же.

Я вообще не понимаю, чем Рикки недоволен. В последнее время после его знакомства с Бетани, мы вообще редко видимся. После той недоделанной вечеринки в мотеле он меня никуда с собой не берет. Естественно, у меня есть другие приятели, и последние две недели я разграничиваю свое общение: пятницы провожу с Эйми, а по субботам тусуюсь с Коди Дэннисом и Броуди Муром. Я даже пустился в загул с шайкой Джереми Хольтца, но вынужден был покинуть сцену, когда им вздумалось устроить налет на Епископальную церковь.

После этого я задался вопросом, а почему я вместо этого не встретился с Эйми. Я даже представил, как гуляю с ней в выходные по вечерам. Очень интересно наблюдать, как она учится быть непринужденной. Дело в том, что она гораздо глубже, чем все эти научно-фантастические книжки, НАСА и коневодческое ранчо. Между прочим, у нас даже есть кое-что общее.

Во-первых, старая музыка нам обоим нравится больше, чем тот мусор, что крутят на радио. Я верный поклонник Дина Мартина, а Эйми нравится музыка хиппи шестидесятых. У нее есть весь саунд-трек к фильму «Вудсток». Она напевает мне песню шестидесятых под названием «Куда исчезли все цветы», и, хотя ее голос слабоват, она закрывает глаза и пропускает мелодию прямо через сердце. А такое нужно ценить. Две с половиной минуты я чувствую себя практически настоящим хиппи.

Она очень отличается от других девчонок, с которыми я встречался. Она не устает от моих историй и шуток и не рассчитывает, что я научусь читать ее мысли. Она не требует, чтобы я лучше одевался, или подкрашивал пряди волос, или становился серьезным. Я для нее не стильный аксессуар. Я для нее жизненная необходимость. Тот, кто открывает ее кокон. Она не стремиться изменить меня, ей нужно, чтобы я изменил ее. Во всяком случае, до тех пор, пока крылья ее маленьких бабочек не окрепнут для полета.

А еще кто бы мог подумать, что этот очкарик ростом пять футов и три дюйма может так бухать. Выясняется, что виски – это не ее, зато она может запросто высосать огромное количество кулера. Я беру инициативу на себя и покупаю ей бутылку водки «Грей гуз» с лимоном и смешиваю ее с яблочно-клюквенным соком, на что она восклицает:

– Ого! Это нечто! Ничего вкуснее не пила!

Как-то во второй половине дня мы заходим в гастроном, предварительно приняв немалую дозу на грудь, и кого, как вы думаете, там видим? Кристал Криттенбринк! Мы бродим по отделу «мусорной» еды, в каньоне из шоколадных батончиков и кокосовых шариков, и Кристал говорит:

– Эйми, разве ты не видела табличку на входной двери? Сюда запрещено приходить с домашними животными.

Естественно, она имеет в виду меня. Это старая шутка, и я не настроен обращать на нее внимание, но тут Эйми заявляет:

– Ах, Кристал, разве тебя не предупреждали, что если ты съешь еще одну коробку «Динь-дон»[36]36
  Шоколадные пирожные. – Прим. пер.


[Закрыть], твоя жирная задница треснет?

Ну, это не самый оригинальный вариант подкола, но все равно его следует считать серьезным достижением для Эйми.

– Ты пьяна? – спрашивает Кристал, оправившись от изумления – надо же, маленькая робкая Эйми дала ей отпор.

– Да, я выпимши, – гордо отвечает та. – И мое опьянение прекрасно.

Кристал впивается в меня взглядом.

– Потрясающе. Ты, наверное, горд собой. Если ты продолжишь в том же духе, ты, наверное, превратишь ее в такую же непроходимую идиотку, как и ты сам.

Она резко поворачивается и шагает прочь, а Эйми начинает хохотать.

– Смотри, как у нее задница ходит ходуном. Колебания не меньше восьми баллов по шкале Рихтера. А может, и все девять по модифицированной шкале Меркалли.

Она хватает меня за руку, приваливается ко мне и едва не складывается пополам от хохота. Я хохочу вместе с ней, но, если честно, мне немного жаль Кристал. Больно смотреть, как кто-то теряет друга. Она ошибается, считая, будто я хочу изменить Эйми. Если бы я пытался изменить ее, я бы уговорил ее сменить очки на контактные линзы или отказаться от этих футболок с лошадиными мордами.

И еще: я точно не заставлял ее напиваться. Что я могу сделать, если ей нравится? Что тут плохого?