Текст книги "Захватывающее время"

Глава 63

Рикки запихивает футболки в рюкзак – он едет в Галвестон с Бетани и ее родителями. Он планирует попробовать себя в серфинге и, естественно, прокатить свою возлюбленную на катере по Мексиканскому заливу.

– Итак, – говорит он, складывая очередную футболку, – получается, что твой отец связался с полусумасшедшей.

– Думаю, никаких «полу-» тут нет.

– Ну, вероятно, этого и следует ожидать, когда тебе сорок с хвостиком, а ты все ищешь себе подружку.

Я понимаю, что это камень в мой огород. Намек на длинный список моих побед на девичьем фронте, но ничего страшного – я это заслужил.

Он сует футболку в рюкзак.

– Но вот что я до сих пор не могу понять, так это то, что ты заставил меня поверить в эту историю про отца – большого босса, работающего на вершине здания «Чейз». Ты же кормил меня ею много лет.

– Я не виноват, что ты такой легковерный. Разве у тебя хоть раз возник вопрос, почему ты его никогда не видел?

– Ну, я ж не знаком с такими шишками. Я решил, что он весь в своих больших делах.

– Ладно. Это была дурацкая история. Но стоит ее один раз рассказать, и она просто прилипает к тебе.

– Наверное.

Я понимаю, что он страшно разочаровался во мне, и не осуждаю его за это. Но в юности трудно сразу попросить прощения. Обычно подростки ищут какие-то другие пути для примирения, поэтому я говорю:

– Знаешь, вся эта ситуация с отцом и то, что случилось с Эйми, – все это заставляет меня думать, что ты был прав.

– Чувак, я всегда прав. И ты это знаешь.

– Я в плане выпивки. Возможно, удовольствия будет больше, если пить только по выходным.

– Если у тебя получится.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего. Мне просто интересно, у кого больше контроля над ситуацией – у тебя или у виски.

– Я всегда все держу под контролем. Ты же знаешь меня, я музыкант-виртуоз. А виски – это моя скрипка за миллион долларов.

– Точно. – Он застегивает «молнию» на рюкзаке. – Послушай, мне пора к Бетани. Если мы не увидимся до моего отъезда, жди от меня открытки. Или, может, я пришлю тебе на электронную почту фотки, как я объезжаю волны.

Вот так: он идет своей дорогой, а я своей. В былые времена мы бы насмерть поссорились из-за истории с моим папашей, а потом, когда выяснилась бы вся правда – помирились. Сейчас же он ограничивается «Пока. До встречи».

Что ж, деваться некуда. Мне все равно скоро ехать к Эйми. Сегодня вечером мы с ней ужинаем «У Марвина». Я все откладывал, но тянуть больше нельзя. Настало время для Серьезного Разговора.

Для семейства Файнки я превратился из полузлодея в самого настоящего героя. Похоже, Эйми рассказала своей маме, что у нас на шоссе спустилось колесо и что она помогала мне ставить запаску, но тут какую-то машину занесло на мокром асфальте, и она раскатала бы ее в лепешку, если бы я, рискуя своей жизнью, не отпихнул ее в сторону. Ее слегка задело боковым зеркалом, объяснила она, и она даже не поняла, что рука сломана, пока на следующее утро не проснулась от сильной боли.

Так что теперь я чувствую себя очень странно, когда прихожу в ее дом и все, в том числе и морж Рэнди, лучезарно улыбаются мне, как будто я сам Джеймс Бонд. Если честно, я и в самом деле ощущаю себя двойным агентом, который мошенническим образом внедряется в их ряды. Не из-за образа героя, а из-за того, что я хочу сказать Эйми.

«У Марвина» ничего не изменилось: все тот же полумрак, все так же мало посетителей, на музыкальном автомате все так же можно поставить Дина Мартина. Думаю, единственное отличие состоит в том, что в моем «7UP» нет виски. Пусть Рикки и не верит в меня, но я действительно не пил после нашей поездки в Форт-Уорт целых пять дней.

У Эйми все нормально, несмотря на то что ее рука в гипсе, и я не представляю, как она умудряется одеваться. К счастью, она правша, поэтому с вилкой она обращается запросто. Правда, она заказывает только то, для чего не требуется нож.

Когда я впервые увидел гипс, я спросил, сможет ли она поехать в Сент-Луис, но она сказала, что ей ничто не помешает. Я спросил, сможет ли она приступить к работе в книжном, и она ответила, что да, конечно. Она будет стоять за кассовым аппаратом и помогать покупателям находить то, что они ищут.

– Ты представь, – сказала она, – ведь это гораздо проще, чем складывать газеты.

– Наверное, ты права, – сказал я.

– Права-права. – Она рассмеялась. – Я невероятно права.

Как бы то ни было, Эйми видит в нашем походе к Марвину своего рода церемонию прощания с жизнью в Оклахоме. И это действительно прощальная церемония, только с другим.

Этот разговор не из тех, что можно начинать с места в карьер. Подходить к нему нужно медленно, поэтому я начинаю с ответа на вопрос, тактично заданный Эйми: звонил ли мой отец, чтобы хоть как-то объясниться?

– Насколько я знаю, нет. А если и звонил, то нарвался на маму, а уж она наверняка мне не рассказала бы.

– А вдруг он беспокоится или мучается угрызениями совести? Ты мог бы сам ему позвонить.

– Вряд ли.

– Ты рассказывал маме и сестре, что ездил к нему?

– Нет. Мама, наверное, изошла бы ядом, если бы узнала, что я ездил к отцу. Холли спрашивала, но я сказал, что на пока отложил поездку. Не хочу слышать от нее «я же говорила». Плохо, что отец оказался таким. Я не хочу видеть, как они будут этому радоваться. Уверен, они считают, что мне передались его чертовы гены. И я не хочу, чтобы они знали, что я это знаю. В общем, все, хватит о моей так называемой семье. Это меня угнетает.

– Ладно. – Она здоровой рукой сжимает мою руку. – Я буду твоей семьей.

Глава 64

Отказ от выпивки, судя по всему, ни капли не расстроил Эйми. Она, кажется, даже испытывает некоторое облегчение. Однако она сохранила уверенность в себе, и мне приятно видеть ее такой. Она даже проявляет инициативу и рассказывает собственные истории. Раньше, чтобы она расслабилась, ей нужно было выпить порции четыре, сейчас же она абсолютно раскована.

Сегодня она рассказывает еще одну историю, случившуюся на «газетном» маршруте, хорошую историю, о том, как она повстречалась с крутыми девчонками. Я узнаю ее тактику: с помощью этой истории заставить меня забыть о том, что у меня нет настоящей семьи.

Ей было четырнадцать – в этом возрасте ее «газетный» маршрут был пешим, – когда она случайно столкнулась с двумя пятнадцатилетними девахами, одетыми во все черное и с кучей цепей. Подводки на их веках было больше, чем у Клеопатры. Они тусовались всю ночь и до сих пор, очевидно, были под кайфом – надышались очистителя для дренажных труб, насколько знала Эйми.

Начали они примерно так:

– Зацени-ка, это же Красная шапочка. А что у тебя в сумке, гостинец для бабушки?

Все это не предвещало ничего хорошего. Эйми представила, как они срывают с ее плеча сумку и разбрасывают газеты по улице. Именно это и случилось бы, если бы она не нашла идеальный ответ.

– А вы видели то НЛО, что недавно приземлялось здесь?

Девицы ей на это:

– НЛО? Какой НЛО? Ты обкурилась? У тебя совсем шифер поехал?

Но Эйми принимается во всех подробностях описывать, как выглядел корабль: мигающие алые огни, корпус, по форме похожий на банан, таинственные звуки, будто доносящиеся из музыкальной шкатулки – чуждая землянам музыка.

Неожиданно девицы полностью переменились. Они посмотрели в небо, жестокость на их лицах сменилось живейшим интересом. А Эйми продолжала. Этот НЛО видят здесь не в первый раз, сказала она. Об этом даже сообщали в новостях. Люди, ставшие свидетелями приземления, утверждают, что корабль благоприятно повлиял на них.

– Все дело в музыке, – объяснила Эйми. – Благодаря ей люди чувствуют себя умными, счастливыми и красивыми.

Девицы сразу стали ее лучшими подругами. Они помогли ей разнести газеты в надежде увидеть НЛО, услышать музыку и обрести новую, красивую сущность.

– Гениальное вранье, – говорю я. Она улыбается своим воспоминаниям.

– Когда я все это рассказывала, это не казалось мне ложью. А потом, примерно через неделю, я встретила их в пиццерии «Маленький Цезарь». Они даже не заговорили со мной. Но непонятно было другое: они больше не были крутыми, они выглядели ужасно жалкими, крохотными и потерянными.

– Наверное, они нуждались в каком-нибудь НЛО, чтобы верить в него.

– Точно. Вот мне повезло, мой НЛО ко мне прилетел.

– Разве?

– Конечно. Это ты.

– Я?

– Посмотри, как сильно я изменилась за последние пару месяцев.

– Да уж, вижу. – Не удержавшись, я бросаю взгляд на огромную гипсовую повязку на ее руке. Она настолько огромна, что Эйми наверняка трудно проходить в дверь.

– А сейчас мы собираемся в Сент-Луис. И мы ведь поедем туда. До встречи с тобой у меня бы не хватило мужества сказать маме, что я собираюсь уехать.

– Ну, у меня такое чувство, что Сент-Луис превратится для тебя в Яркую планету. Понимаешь? И ты станешь коммандером Амандой Галлико.

– Кажется, ты говорил, что Ярких планет не существует.

– Ах, это? Я был в плохом настроении. Теперь все в порядке. – Я делаю глоток газировки. На вкус она странная – без виски же. – Дело в том, что я давно хотел поговорить с тобой о Сент-Луисе.

– Я знаю, тебя все еще беспокоит, что мы будем жить в маленькой квартирке у моей сестры, но это всего на пару недель. Она уже договорилась насчет моей работы, и я уверена, что и ты найдешь хорошее место. Только не говори об этом моей маме. Она еще не знает, что ты тоже будешь с нами жить. Она считает, что ты просто поможешь мне с переездом.

– Нет, меня беспокоит совсем другое. – Моя рука тянется к стакану с «7UP», но это просто рефлекс. Обычная газировка ничего не меняет. – Видишь ли, есть кое-что, о чем я тебе не рассказывал. Это, в определенном смысле, усложняет ситуацию.

Она все еще улыбается, и я вдруг понимаю, что она пьяна, но не от алкоголя, а от своих надежд. Мне очень не хочется отрезвлять ее, но она больше не нуждается во мне. Она в силах самостоятельно воплотить свои мечты в жизнь.

– Ну, ты же знаешь, что я никогда не был силен в алгебре? В общем, мистер Жопастер лишил меня каникул. Я пытался убедить его, что я буду учить алгебру в колледже, но он, думаю, решил преподать мне урок за то, что я считал его занудой.

Ее улыбка гаснет.

– Это значит, что школу ты не закончил?

– Типа того. – Я делаю глоток, но это, естественно, не помогает. – Если я хочу получить аттестат, мне все лето придется ходить в школу.

– Летние курсы, – произносит она, и в ее бледно-голубых глазах отражается разочарование.

– Да. Они начинаются недели через две.

– Не переживай, – говорит она неестественно бодрым голосом. – Ты сможешь заниматься алгеброй в Сент-Луисе.

– Нет, я узнавал. Я должен заниматься в той школе, где мне выдадут аттестат. – Ладно, на самом деле я ничего не узнавал, но мои слова звучат вполне логично.

Однако она не сдается:

– Ну, это означает только то, что я останусь с тобой и помогу тебе. Мы можем поехать в Сент-Луис в конце лета. Так у нас будет больше времени, чтобы все распланировать и подготовиться.

– Нет, не пойдет. Твоя сестра ждет тебя уже в эти выходные, и она договорилась насчет твоей работы. Единственный разумный выход – это если ты поедешь первой, а я останусь здесь, похожу на летние курсы, поработаю на Гича на погрузке и накоплю денег.

Она хватает меня за руку.

– Я не хочу ехать без тебя. Я пропаду.

Я смотрю ей прямо в глаза и шлю ей потоки уверенности.

– Ты? Пропадешь? Шутишь? Ты крутая. Ты добьешься того, чего всегда хотела.

Естественно, я думаю и о том, что она встретит отличного парня, прекрасного ученого и наездника, который будет воспринимать ее как сказочную планету, полную удивительных чудес. Но я знаю, что прямо сейчас она со всем этим не согласится.

Она говорит:

– Я хочу всего добиваться вместе с тобой. А я ей в ответ:

– Знаю, но взгляни на это с другой стороны. Какой из меня организатор? Никакой, правда? Если ты поедешь туда первой, то сама все уладишь и распланируешь. Я буду очень тебе благодарен, если ты сделаешь это за меня.

Она задумывается над этим, и к ней возвращается оптимизм. Теперь у нее есть миссия, нечто, что она может для кого-то сделать. У нее нет недостатка в идеях. Она все там разузнает и выяснит, где есть магазины мужской одежды, чтобы я смог сразу приступить к работе, когда приеду. Она говорит:

– Как только я накоплю немного денег, я тут же сниму для нас квартиру и начну покупать мебель и всякие штуки. А стены я могу расписать сама.

– Чудесно, – говорю я. – Но, может, тебе не стоит торопиться с арендой квартиры? Я в том смысле, что да, ты все распланируешь, но я то тоже должен поучаствовать. Ты сделаешь мне огромное одолжение, если дождешься, когда я пришлю тебе денег, а уже потом будешь снимать квартиру и покупать всякую всячину. Не лишай меня возможности внести свою лепту, ладно?

Она улыбается и пожимает мне руку.

– Ладно. Наверное, я смогу сделать тебе это одолжение.

Если я предаю ее, поступая вот так, пусть. Я – предатель. Просто иногда приходится выбирать между честностью и добротой, а я всегда выбираю доброту. Кроме того, я считаю, что она должна уехать из города до того, как я расскажу ей всю правду, иначе никуда она не поедет.

Я подожду месячишко, пока она обоснуется в Сент-Луисе, втянется в работу и начнет новую жизнь. А потом напишу ей длинное электронное письмо. Пока не знаю, что я в нем скажу, но главная мысль его будет в том, что я к ней не приеду.

Видите, у меня есть будущее, которое я могу ей дать. Только это будущее будет без меня.

Я привожу ее домой, но мне трудно расстаться с ней. Да, огромный гипс мешает мне обнять ее, и я никак не могу нацеловаться. Мы никогда раньше не занимались сексом в машине трезвыми – или с ее гипсом, – а вот сейчас я к нему готов, не потому, что у меня стоит, а потому, что мне хочется, чтобы в последний раз она подольше побыла со мной.

Однако она остужает мой пыл. Она чмокает меня в нос и в лоб и говорит, что потом у нас будет куча времени, чтобы заниматься любовью.

– Мама может выйти и застукать нас, – говорит она. – Но вот в Сент-Луисе в нашем распоряжении будет любая комната нашей квартиры.

Я целую ее долгим-долгим поцелуем. И мы прощаемся.

Глава 65

Чего тогда хотела от меня Кэссиди? Чтобы я хоть раз подумал о чьих-то чувствах, а не только о своих? Интересно, что бы она сказала на этот счет, если бы увидела меня сегодня с Эйми? Я всегда подозревал, что она считает, будто я не умею любить. Ей пришлось бы признать, что умею.

Она говорила и другое, что-то про то, что я не верю, будто кто-то меня любит. Ты никогда не верил, что я люблю тебя, сказала она. Естественно, я бы верил – если бы меня любили. Только знать это наверняка невозможно.

Проезжая по Двенадцатой улице, я решаю позвонить ей по своему новенькому мобильному, который я скоро обязательно посею, и выяснить, что конкретно она имела в виду. Ей, наверное, будет интересно узнать об Эйми, как у нее дела, не говоря уже о моей новой политике в отношении алкоголя – пить только по выходным.

Она не сразу берет трубку. Похоже, они с Маркусом едут по шоссе. Они в Нью-Мексико, направляются в Альбукерке, где Маркус будет играть в баскетбол и специализироваться в государственном управлении – в общем, в чем-то таком непонятном.

– О, Саттер, – восклицает она, – здесь так красиво! Опускаются сумерки, и столовые горы окрашиваются в потрясающие цвета, я таких в жизни не видела. Как только мы въехали в Нью-Мексико, я сразу сказала: «Ого, теперь я понимаю, почему эти края называют Очарованной землей». Пейзажи тут просто неземные, божественные.

– Наверное, тебе будет клево время от времени приезжать туда.

Она отвечает:

– О, я подумываю о другом. Я уже решила. Я переезжаю сюда и буду здесь учиться. Маркус и раньше хотел, чтобы я переехала, но я все сомневалась, а вот сейчас решила. Завтра мы собираемся осмотреть кампус, но я уже видела фотки и прямо влюбилась в него.

– Но ты же давно настроилась на поступление в Университет Оклахомы.

– Настроилась, но я вправе передумать, если мне так хочется.

– Кажется, сейчас уже поздно подавать заявление в другой вуз.

– Нет, не поздно. Последний срок пятнадцатого июня. Я проверяла.

– А что твои родители?

– Они поддержали меня, когда я решила съездить сюда и осмотреться. Ты же знаешь, они всегда надеялись, что я буду учиться за пределами штата и смогу посмотреть мир. Кроме того, они просто обожают Маркуса.

Неудивительно. Уверен, ее предки считают Маркуса просто прорывом по сравнению со мной. Конечно, вслух я об этом не говорю.

– А цены? – спрашиваю я. – Разве учеба в другом штате не стоит в разы выше?

– Пойду работать! Ради исполнения своего желания стоит браться за любое дело.

– Это я уже слышал.

– У меня такое ощущение, Саттер, будто передо мной открывается новая жизнь.

– Что ж, круто, – говорю я. – Это круто. Какой смысл спорить? Я должен радоваться за нее. Мы же друзья, как-никак.

– Кстати, а зачем ты звонишь? Секунду я вспоминаю, зачем я звоню.

– Просто так, – отвечаю я. – Мы ж давно не общались.

Обсуждать практически нечего. Она говорит мне, что пришлет ссылки на колледж, фотографии и все такое прочее по электронке. А когда вернется, устроит мне самую настоящую экскурсию.

Я говорю:

– Круто. Круто. – Почему-то мой словарный запас оскудел, в нем осталось одно слово: «круто».

В следующую секунду она отключается и исчезает в очарованной ночи Нью-Мексико. И вот ее нет. Эйми тоже скоро не будет. И меня внезапно, совершенно неожиданно, охватывает дикая, невероятная тоска.

Глава 66

Да, я обещал, что буду пить только по выходным, но ведь сейчас лето. Так что какая разница будний это день или выходной, если нет занятий? Если я буду выпивать раза два в неделю, все должно идти чики-поки. К сожалению, в какой-то не самый благоразумный момент я выливаю содержимое своей верной фляжки в канаву. Это, однако, не проблема. Магазин, где продают мой любимый «Сигрэм», всего в двух шагах от дома, да и «7UP» можно купить за углом, только на этот раз я отправляюсь на поиски гигантской порции.

Улицы родного города выглядят уже дружелюбнее. Справа и слева мне сигналят машины. Ночь тепла, девчонки ездят с опущенными стеклами, и ветер играет их длинными волосами. Вот было бы здорово, если бы одна из них на мгновение показала мне сиськи! «Лето принадлежит Саттермену, – сказал бы я ей. – Хочешь со мной?»

Кстати, об очаровании. Надо забыть о том, чтобы трудиться ради того, что потом разваливается на куски. Надо открыть путь волшебству. Вот как я говорю. Пусть придет волшебство и до краев заполнит ту маленькую черную трещину, что образовалась за грудиной. У коммандера Аманды Галлико есть ее космический корабль, а у меня – моя бутылка виски. Мы оба на пути к одной и той же планете.

Я не знаю, как долго я слоняюсь по городу, когда набредаю на этот бар под названием «Гавайский бриз». Здание напоминает крохотный нежно-голубой кубик из выщербленных шлакоблоков с пальмами по бокам. На гравийной парковке четыре машины. Мне давно хотелось зайти сюда, чтобы посмотреть, как там внутри. Вряд ли хуже, чем у Ларри в Форт-Уорте. Я наверняка полностью соответствую этому заведению, кроме одного: у меня нет ни пистолета, ни ножа-выкидухи.

Естественно, я немного молод для того, чтобы покупать выпивку, но я же ничего не теряю? Внутри у барной стойки сидит одна пьяная и помятая личность, два беглых заключенных играют в бильярд. Бармен похож на обкуренного Буффало Билла в гавайской рубашке.

Помятая личность ничего не делает, только таращится в стену за стойкой, остальные же смотрят на меня, как бы спрашивая: «Что это за прохвост и что он делает в нашем святилище?» Обкуренный Буффало Билл уже готовится прогнать меня ко всем чертям, но я заговариваю первым.

– Сэр, – говорю я, одаривая его своей знаменитой улыбкой со щелочкой, – меня зовут Саттер Кили, мне восемнадцать, и у меня разбито сердце, потому что все мои любовные связи оборвались. Я отчаянно нуждаюсь в виски и «7Up».

В одно кратчайшее мгновение хмурая физиономия обкуренного Буффало Билла озаряется желтозубой улыбкой.

– Ха! В жизни ничего лучше не слышал! – Он бросает взгляд на сбежавших зэков. – Что думаете, ребята? У малыша кровоточит сердце. Должен ли я смешать ему коктейль?

Тот из них, что покрупней, говорит:

– Черт, да. Угости старика Саттера выпивкой. Я тоже страдал от разбитого сердца.

Помятая личность ничего не комментирует, только поворачивает ко мне свою одутловатую рожу и подвывает:

– Ууууу-аааа!

– Порция виски и «7Up», – объявляет Буффало Билл.

Некоторое время спустя я ловлю себя на том, что покупаю одну порцию за другой. Чтобы нарушить напряженное молчание, я выбираю на музыкальном автомате все песни Джимми Баффетта и принимаюсь рассказывать истории. О Кэссиди, об Эйми и о давно пропавшем отце. Все увлеченно слушают. Они тоже проходили через все это, только давным-давно.

– Я не прав, что так поступил с Эйми? – спрашиваю я у ребят, и заключенный, что пониже, в бандане, говорит:

– Нет, прав, Саттер. Ты герой.

– Это точно, – говорит обкуренный Буффало Билл, а помятая личность выдает:

– Ууууу-аааа!

Я нравлюсь ребятам из «Гавайского бриза». Я – талисман, приносящий им счастье. Видели бы вы, как горят их глаза, когда я рассказываю историю о фиаско на вечеринке и о том, как я сжег тысячедолларовый костюм Кевина-Кивина.

– Проклятье, – говорит зэк побольше. – Кевин. Ты должен ненавидеть его.

– Сассер, – выдыхает помятая личность, это ее первая попытка произнести слово. – Ты король. Самый настоящий. Ты веруешь, Сассер? Ты похож на верующего.

Странный вопрос, если учесть обстоятельства, но я отвечаю:

– Естественно, верующий. Я – пьянь господня. Он медленно кивает.

– Ууууу-аааа! – В следующее мгновение он хватает меня за руку и впивается в меня затуманенным, полным тоски взглядом. – У тебя впереди целая жизнь, – говорит он.

– И у тебя, – говорю я, стараясь держать руку так, чтобы он не свалился.

– Нет, – говорит он. – Все мои друзья мертвы, жизнь окончена.

– Твои друзья не мертвы, – говорю я. – Мы твои друзья.

– Ууууу-аааа!

К тому моменту, как доигрывает последняя песня Джимми Баффетта, мы уже отрываемся на полную. Мрачная атмосфера улетучивается из «Гавайского бриза». Я объявляю, что мне пора идти, но никто не хочет меня отпускать.

– Извините, парни, – говорю я. – Ночь зовет. Снаружи, на парковке сияет фонарь. Я чувствую себя так, будто стою на поверхности Луны. С нарисованными пальмами на заднем фоне. Ночь прекрасна. Меня переполняет восторг от мысли, что я спас души ребят из «Гавайского бриза». Может, Маркус ошибался? Может, один человек способен спасти мир? Спорим, я смог бы? Смог бы спасти целый мир – на одну ночь.

И что может Кэссиди знать о том, что я чувствую? Конечно, я могу чувствовать себя любимым. Я раскидываю руки и открываюсь ветру. Я люблю вселенную, и вселенная любит меня. Это два взаимосвязанных явления: желание любить и желание быть любимым. Все остальное – чистый идиотизм – шикарные модные наряды, зеленые, как у Гича, «Кадиллаки», стрижки за шестьдесят долларов, попса, слабоумные знаменитости, вышедшие из реабилитационных клиник, что самое главное, – атомные вампиры с их душеизъятелями и задрапированными флагом гробами.

Я прощаюсь со всем этим. Прощай, мистер Жопастер. Красная смерть[45]45
  Отсылка к рассказу Э.А. По «Маска Красной смерти». – Прим. ред.


[Закрыть] алгебре и таким, как Гич и Кивин. Прощайте, мамин взятый напрокат загар и купленные по кредитной карте сиськи сестры. Прощай, отец, во второй и в последний раз. Прощайте, приступы мрачного настроения и похмелья, разводы и кошмары Форт-Уорта. Прощайте, школа, и Боб Льюис, и Рикки, мой когда-то близкий и верный друг. Прощайте, будущее и прошлое, и, что самое главное, Эйми и Кэссиди, и все остальные девчонки, которые приходили в мою жизнь и уходили из нее, приходили и уходили.

Прощайте. Прощайте. Я больше не чувствую вас. Ночь слишком прекрасна, чтобы моя душа могла вместить ее. Я иду, раскинув руки, в свете большой и толстой луны. Ростки героически пробивают трещины на тротуаре, и в свете, падающем из «Гавайского бриза», битое стекло в канаве вспыхивает всеми цветами радуги. Прощайте, говорю я, прощайте, и постепенно, шаг за шагом растворяюсь в самом сердце своего прекрасного сейчас.