Текст книги "Захватывающее время"

Глава 53

Есть много мест, где можно продолжить веселье, но большинство моих друзей соберется в доме лучшей подруги Кэссиди, Кендры. Вечеринка, должно быть, продлится всю ночь, поэтому у нас масса времени, чтобы заехать в мотель. План такой: переодеться, наполнить фляжки и двинуться дальше, но у Эйми, кажется, что-то другое на уме.

Я не успеваю надеть джинсы, как она в одних колготках выходит из ванной, подходит ко мне и целует в грудь.

– Хватит с нас тусовок, – говорит она.

– Но ведь сегодня праздничная ночь. Она проводит пальцем по моему животу.

– Мы может сделать ее особенной прямо здесь.

Эта девчонка совсем «зеленая». Она ничего не понимает в этапах кайфовой жизни. Я целую ее долго и страстно, потом отстраняюсь.

– Мы можем сделать ее особенной после тусовки. А теперь поехали, одевайся. Мы же хотим быть там, когда начнут открывать шампанское?

– А разве нам обязательно ехать туда, где будет Кэссиди?

– Неужели ты все еще беспокоишься из-за нее, а? Послушай, она же мой друг. Ты должна привыкнуть к тому, что она рядом. Перестань. Постарайся хоть немного доверять Саттермену. Лучшая часть ночи только начинается.

– Серьезно?

– Серьезно. Одевайся.

Этот этап жизни действительно сказочный. Мы не просто веселимся, мы кутим. Мир открыт перед тобой, и все принадлежит тебе здесь и сейчас. Вы, наверное, слышали такое выражение: «Все хорошее когда-нибудь кончается». Так вот, этот этап жизни сейчас не собирается заканчиваться. Он говорит: «Я не закончусь никогда. Я несокрушим. Моя сказка будет длиться вечно». И ты, естественно, веришь в это. К черту завтра. К черту проблемы и барьеры. Ничего не имеет значения, кроме Прекрасного сейчас.

Не все могут пройти до конца этот этап. Для этого нужна практика и самоотверженность. Это как учиться на пилота – нужно сначала налетать определенное количество миль, прежде чем тебя пустят в самостоятельный полет.

И поверьте мне, к тому моменту, когда мы подъезжаем к дому Кендры, я уже стремительно набираю высоту. Вокруг толпа, а я рассказываю анекдоты, вместе с Шоуни Браун изображаю итальянского мафиози, пью шампанское, стоя на голове – в общем, веселюсь по полной. Кто-то подбивает меня взобраться на журнальный столик и спеть что-нибудь из Дино, и, честное слово, меня не надо долго уговаривать. Все так и должно быть на настоящей вечеринке. Поблизости нет взрослых, чтобы угомонить нас. Родители Кендры – настоящие гении. Они отдали в ее распоряжение дом и сказали: «Мы тебе доверяем, доченька, но смотри, чтобы никто не лез в бассейн».

Вот так. Нам повезло!

Единственный минус – нет Рикки. Он обещал приехать, и где же он? Насколько я знаю, он сейчас с Бетани играет в оплаченный школой лазертаг. Кэссиди здесь, понятно, с Маркусом, и я время от времени ловлю на себе ее взгляды, она улыбается мне своей улыбкой Моны Лизы и качает головой. Я знаю, что она думает: «Почему я променяла такого божественного весельчака на холодного и серьезного мистера Скалу, который на кухне рассуждает о политике?»

Что я могу на это сказать? Все ошибаются.

В какой-то момент я теряю из виду Эйми. В последний раз я видел ее сидящей на краю дивана со стаканом в руке и натянутой улыбкой. Значит, она встала и начала веселиться. И я радуюсь этому. Я и в самом деле собираюсь проведать ее, выяснить, не вешает ли ей лапшу на уши какой-нибудь сквернослов типа Кортни Скиннера или, что еще хуже, Джейсона Дойла, но меня отвлекают.

Едва я начинаю искать ее, меня за руку хватает Броуди Мур и принимается шепотом излагать мне на ухо свое предложение.

– Бассейн манит, – говорит он. – Просто нужно, чтобы кто-то первым прыгнул в него.

Броуди отлично знает, что я горю желанием исполнить свой долг и стать этим первым.

– Вперед, в патио, – говорю я. – Шевели копытами, и к черту всех.

Когда мы с Броуди добираемся до бассейна, нас сопровождает уже целая толпа. Я поднимаю руки, и все кричат:

– Ны-ряй, Сат-тер! Ны-ряй, Сат-тер!

Трамплин расположен слишком низко, чтобы получился тот самый эффектный прыжок, которого требует ситуация, поэтому я с помощью двух чуваков забираюсь на крышу купальной кабинки, стоящей с той стороны, где у бассейна наибольшая глубина. Кабинка достаточно далеко от края, я делаю пару шагов назад, чтобы разбежаться, и это только добавляет веселья. Крики становятся громче:

– Ны-ряй, Сат-тер! Ны-ряй, Сат-тер!

У меня в голове мелькает мысль, что я могу поскользнуться и разбить голову о край бассейна, но если постоянно переживать из-за мелких помех, вряд ли чего-нибудь достигнешь. Так что, отбросив все сомнения, я разбегаюсь в три длинных шага и взлетаю – полностью одетый – втягиваю в грудь воздух, группируюсь и, делая почти полный оборот, вхожу в воду. Когда я выныриваю, все вокруг аплодируют и гикают. Кто-то в первых рядах весь мокрый от брызг, но мне на это плевать.

– Марко! – кричу я.

– Поло[41]41
  «Марко Поло» – игра в бассейне с правилами, похожими на жмурки. – Прим. ред.


[Закрыть]! – кричит в ответ Броуди, прежде чем пушечным ядром влететь в воду на глубокой стороне.

После этого вход открыт всем. В бассейне, наверное, уже человек двадцать, и ребят, и девчонок, некоторые даже в своих бальных нарядах. Вода бурлит, все топят друг друга, у девчонок блузки и платья красиво облепляют груди. Воздух звенит от криков и смеха. Я наблюдаю за всем этим с бортика, болтая в воде ногами в ботинках, носках и брюках, и улыбаюсь непревзойденной по широте улыбкой, достойной книги рекордов Гиннеса, и наслаждаюсь своим грандиозным поступком. Я даже не слышу, как меня окликает Кэссиди, и замечаю ее только тогда, когда она подходит вплотную.

Глава 54

– Саттер, тебе нужно пройти в дом.

Я поднимаю голову и вижу ее позади себя. Она стоит надо мной, и свет фонарей отражается в ее волосах. Она прекрасна.

– Я не могу идти внутрь. Я мокрый.

– Я дам тебе полотенце.

– Зачем такая срочность? – Я встаю и вместе с ней иду к двери.

– Дело в Эйми. Ей плохо. Келси нашла ее на полу в ванной. Ее вырвало в раковину.

– Боже. Наверное, она зря ела ту картошку «чили» у Марвина.

– Может, виновата выпивка?

– Послушай, у меня идея. Почему бы тебе не привести ее сюда? Может, если она немного поплавает, ей станет лучше.

– Поплавает?! Саттер, она не в состоянии плавать. Она камнем пойдет ко дну.

– Я буду рядом. Я не дам ей утонуть.

– Ага, так же рядом, как ты был с ней весь вечер? Да ты и минуты не провел рядом с ней.

– А ты-то что так переживаешь из-за этого? Разве тебе было мало того, что ты учила меня, как быть твоим парнем, когда мы были вместе? Теперь же ты учишь меня, как быть парнем другой девушки?

– Дело не во мне и не в тебе. – Она останавливается передо мной и кладет руки мне на плечи, так, будто собирается хорошенько встряхнуть. – Ты знаешь, что ты мне не безразличен, что так будет всегда, но сейчас…

У нее нет шанса договорить. Ее обрывают. Мы стоим в патио примерно в десяти ярдах от двери, когда из дома выходит Эйми. Ее пошатывает, но она идет к нам с решительным видом.

– Ему плевать, безразлична ты к нему или нет, – говорит она на пятьдесят децибел громче, чем обычно. – Ты не его парень. То есть, не его девушка. То есть… в общем, ты меня поняла.

– Эйми, – говорит Кэссиди, – я просто пыталась уговорить его пойти внутрь и помочь тебе.

Но Эйми уже не остановить:

– Знаю, чего ты пыталась. – Она очень бледна, ее лицо белее, чем обычно. Вся помада стерлась. Щека измазана рвотой. – Ты весь вечер пыталась добиться этого. Чуть не трахнула его на танцполе.

– Никого она не трахала, – говорю я, удивленный. В смысле, конечно, я учил Эйми кое-каким ругательствам и всяким пошлостям на всякий случай, но кто бы мог подумать, что слово «трахнуть» так легко слетит с ее языка?

– Это был всего лишь дружеский танец, – говорю я и хочу взять ее за руку, но она отпихивает меня и делает шаг к Кэссиди.

– Больше не смей приближаться к нему. Я не желаю тебя видеть, – говорит она. – Жирная сука.

Я не успеваю опомниться, как она дает Кэссиди пощечину. Удар настолько сильный, что Эйми не удерживается на ногах и падает на стеклянный садовый столик. Стекло разлетается на множество острых, как бритва, осколков.

И вот передо мной две девчонки: одна с красной отметиной на щеке, другая лежит на битом стекле. К какой я должен подойти? Не знаю, как это характеризует меня, но я бросаюсь к Эйми.

Я приподнимаю ей голову.

– Сесть можешь? Ты порезалась?

– Я жутко выгляжу, да? – спрашивает она. – Наверняка, жутко.

– Давай, я усажу тебя на стул.

Я сажаю ее на стул и проверяю, нет ли порезов. Нахожу лишь царапину на плече, ничего страшного.

– Похоже, ты в порядке, – говорю я, а она утыкается лицом в мою мокрую рубашку и говорит:

– Нет, я не в порядке. Я такая дура. Меня вырвало в ванной. У меня есть блевотина в волосах?

– Нет, твои волосы пахнут очень приятно, – отвечаю я, но на самом деле fragrance de vomit[42]42
  Запах блевотины (франц.).


[Закрыть] слишком удушающий.

Позади меня вопит Кендра:

– Саттер Кили! Когда мне рассказали, что тут произошло, я сразу поняла, что без тебя не обошлось! Надеюсь, ты догадываешься, что тебе придется заплатить за стол?

– Прекрасно, – говорю я, спокойно и с достоинством. – Пришли мне счет.

Однако ей этого мало:

– Я требую, чтобы ты убрался отсюда вместе со своей налакавшейся девкой. Немедленно! – Она, как самая настоящая мамаша, прямо-таки кипит от праведного гнева.

– С какой стати мы должны уходить? Я же сказал, что заплачу за этот дурацкий стол.

– С какой стати вам уходить? – Она оглядывает стол и бассейн с видом страхового агента, заявившегося после урагана Катрина. – Есть парочка причин. Первое: из-за тебя все залезли в бассейн, хотя я говорила, что этого делать нельзя. А теперь еще твоя мисс Бухич устроила идиотскую сцену, без всякой причины ударила мою лучшую подругу и разбила стол за две сотни баксов.

– Эй, ведь это же вечеринка. Всякое случается.

– Нет, Саттер. Вечеринка – для развлечения. А ты не умеешь развлекаться, как нормальные люди.

– Я? Ты шутишь? Взгляни на тех, кто в бассейне. Думаешь, они не веселятся? Что, по-твоему, им запомнится на всю жизнь: чинная игра в лото за обеденным столом или веселое купание в бассейне?

Прежде чем Кендра успевает что-нибудь ответить, ко мне подходит Кэссиди и берет за руку.

– Саттер. – Она смотрит мне прямо в глаза, и на лице у нее серьезнейшее выражение. Я знаю, когда она так смотрит. В ее взгляде нет ни презрения, ни осуждения – ничего такого, – она просто дает мне понять, что сейчас не до шуток. – Надо отвезти Эйми домой. Вряд ли ей приятно оставаться здесь.

И она, конечно, права. Эйми сидит на стуле, вся бледная, с таким видом, будто ее сейчас снова вырвет. Вряд ли ей хотелось бы, чтобы люди запомнили ее такой, да и мне не хочется, чтобы они запомнили ее такой.

– Обычно она так себя не ведет, – говорю я. – Она не привыкла к таким тусовкам. Думаю, ей нужно немножечко попрактиковаться.

Кэссиди хлопает меня по спине.

– Вези ее домой.

Эйми сильно клонится вперед, кажется, что она вот-вот упадет со стула, но она не падает, вместо этого ее тошнит прямо на пол патио.

– Господи, – говорит кто-то. – Да это просто рвотный автомат.

Я опускаюсь рядом с ней на колени и отвожу в сторону ее волосы.

– Пошли, малышка, – тихо говорю я. – Пора уезжать. Все будет хорошо. Все будет замечательно.

Глава 55

В общем, несмотря на двухдневное похмелье, бал имел потрясающий успех. Уже после него люди подходили ко мне и поздравляли с великолепным попурри из Дина Мартина и хвалили почти идеальный прыжок в бассейн Кендры.

Отрицательным фактором стало то, что некоторые идиоты прозвали Эйми Рвот-а-реной. Ребята типа Чада Ламмеля проходят по коридору и кричат мне: «Эй, Саттер, а где Рвот-а-рена?» или «А Рвот-а-рена больше никакую мебель не покрушила?». Эйми рассказывает, что на английском, когда она садится на свое место, кто-то из ребят обязательно говорит: «Эй, Рвот-а-рена, не сломай парту».

– Ничего страшного, – говорю я ей. – Пошли его куда подальше. Посмотрим, что он скажет, когда ты поступишь на работу в НАСА, а он будет прозябать на птицефабрике и ради заработка резать курям бошки.

Однако Эйми уже не так увлечена идеей с НАСА. Сейчас ее больше заботит, как нам найти моего отца и переехать в Сент-Луис. Она воспринимает эти две задачи как одно целое. Я надеялся, что все это пьяная болтовня, но просчитался. Она уже предупредила сестру о нашем приезде.

Однажды мы встречаемся в «Микки Д», чтобы пообедать, и она первым делом спрашивает:

– Ты поговорил с мамой о том, где разыскать твоего отца? – Причем она спрашивает об этом второй день подряд.

– Нет, я решил, что вместо мамы лучше поговорю с сестрой. Только вот мне нужно найти правильный подход. У нас с ней не все так просто.

– Жду не дождусь, когда увижусь с ним, – говорит она. – Думаю, для тебя это будет величайшим событием. Только у нас не так много времени. Эмбит ждет нас сразу после вручения аттестатов.

– Не беспокойся. Я сказал, что сделаю, а ты знаешь меня: я делаю то, что говорю.

Естественно, истина в том – несмотря на мои чувства к Эйми, – что я все еще жду, когда она даст мне от ворот поворот. Признаков масса. Как и все мои другие девчонки, она начинает искать во мне нечто большее, чего, кажется, во мне нет – чего бы это ни было.

Но если она собирается порвать со мной до отъезда в Сент-Луис, то время поджимает. По сути, после бала школу можно считать оконченной. Мы только делаем вид, что учимся, а на самом деле просто ждем экзаменов.

К сожалению, для некоторых из нас экзамены могут быть отложены. Я не рассказывал Эйми, но мистер Жопастер всерьез взъелся на меня. По его словам, ему кажется, что я должен написать тест как минимум на тройку, чтобы сдать экзамен.

– А если не напишете, – говорит он весь такой непреклонный и важный, – то нам с вами, молодой человек, кажется, предстоит встреча на летних курсах.

Шел бы он со своими курсами.

Конечно, я мог бы попросить Эйми делать за меня домашнюю работу, но я не хочу, чтобы она подумала, будто я общаюсь с ней только из-за этого.

Я все же говорю себе, что позвоню Холли и спрошу ее об отце. Возможно, отъезд в Сент-Луис не так уж реален, но вот идея найти моего отца захватила меня. Я и в самом деле мог бы поговорить с ним о многом. Это был бы настоящий разговор воссоединившихся мужчин Кили. Я даже могу представить, как мы вместе пойдем на бейсбольный матч. На этот раз я взял бы с собой собственную большую банку холодного пива.

Придумать отмазку, чтобы не звонить Холли, несложно, особенно после того, как она не простила мне сожженный костюм, однако сегодня у меня для этого есть вполне законный повод. Боб, мой менеджер из магазина одежды, попросил меня прийти на работу на пару часов пораньше. Так что не могу же я начать важный разговор о давно пропавшем отце, а потом сказать: «Знаешь, Холли, я попозже тебе перезвоню. Мне надо работать».

В магазине мистера Леона я завожу разговор на эту тему с Бобом, но он, кажется, чем-то расстроен и не помогает мне своими мудрыми советами. Потом, уже ближе к концу смены, я узнаю, в чем дело. Он зовет меня в свой кабинет и предлагает присесть.

– Саттер, – говорит он, кладя руки на край стола. – Знаешь, зачем я попросил тебя сегодня прийти пораньше? – Не давая мне возможности ответить, он продолжает: – Ведь у нас нет никакого завала. Фактически, у нас больше нет и работы. В этом-то и проблема. В головном офисе об этом знают, и мне сказали, чтобы через неделю я сократил общее количество рабочих часов. Вот я и захотел, чтобы ты поработал лишнее время, пока мы не начали сокращения.

– А сколько часов тебе нужно сократить? – спрашиваю я. – Я работаю только три дня в неделю меньше чем по восемь часов. Я-то надеялся, что летом смогу работать пять дней в неделю.

Думаю, вы видите, в какую сторону движутся мои мысли: я собираюсь жить здесь, а не в Сент-Луисе.

Боб опускает взгляд на свои руки и большими пальцами трет край стола.

– Я был бы рад дать тебе эти пять дней, Саттер. Поверь мне. Но дело в том, что так решил головной офис. И мне нужно оставить только одного продавца. Мы оба знаем, что ты нравишься мне, да и большинству покупателей тоже, так что, если бы все решал я, остался бы именно ты.

– Это прекрасно, Боб. Ты не пожалеешь.

– Подожди секунду, Саттер. Это не все. Я много размышлял над этим и решил: я могу позволить тебе остаться только при одном условии. Если ты пообещаешь мне – на все сто процентов, – что ты больше никогда не выйдешь на работу поддатым. Я говорю абсолютно серьезно. В противном случае у меня не будет иного выбора, как уволить тебя.

Боб смотрит мне прямо в глаза. У него на лице выражение глубочайшей грусти, как будто все, что он услышит от меня, правду или ложь, так или иначе расстроит его. И я, естественно, не могу соврать ему. Ведь он Боб Льюис. Он слишком добрый парень.

– В общем, Боб, – говорю я, – ты ставишь меня в тупик. Ты знаешь, что я не могу пообещать тебе это. Я бы очень хотел, но не могу.

Еще одно долгое мгновение он продолжает пристально смотреть мне в глаза, потом кивает.

– Я ценю твою честность, Саттер. Будь я твоим отцом, я бы прочитал тебе нотацию насчет того, что ты делаешь со своей жизнью, но это не мое дело.

Я пожимаю ему руку.

– Боб, если бы ты был моим отцом, ты, вероятно, не стал бы читать мне нотации. Мне было здорово работать с тобой.

– У нас есть еще две недели, чтобы поработать вместе. – Клянусь, у него такой вид, будто он вот-вот заплачет. – А потом, если ты все же решишь ступить на правильный путь, мы сядем здесь и посмотрим, какие возможности у нас есть.

– Можешь рассчитывать на это.

После этого разговора я чувствую себя довольно неловко, поэтому ухожу домой сразу после смены, вместо того чтобы поболтать с Бобом, пока он подсчитывает деньги в кассе. Конечно, мне неприятно, что меня уволили, но я чувствовал бы себя значительно хуже, если бы соврал. Если честно, я ужасно горжусь собой, и когда я выхожу из магазина, воздух кажется мне особенно сладким. До тех пор, пока я не замечаю машину Маркуса рядом с моей.

Глава 56

Моя первая мысль: «Ну, что еще?» Меня только что турнули с работы, а у Маркуса снова ревность взыграла?

Но когда я подхожу к машине, оттуда вылезает не он. А Кэссиди. Я спрашиваю ее, в чем дело, и она отвечает:

– Мы просто хотим поговорить с тобой. Я ей на это:

– Кто – мы?

– Маркус, Рикки и я.

Выражение ее лица абсолютно серьезно, и я задаюсь вопросом, что еще такого я натворил. Роясь в памяти, я не могу найти ничего. Если не считать увольнения, я вел себя как по-настоящему честный гражданин.

Я сажусь рядом с Рикки на заднее сиденье, Кэссиди и Маркус сидят впереди. Все смотрят на меня, и я спрашиваю:

– Что происходит? Что я натворил? Они переглядываются, и Рикки начинает.

– Ты ничего не натворил, – говорит он. – Как раз напротив, мы хотим, чтобы ты кое-что сделал.

Я по очереди вглядываюсь в каждое лицо. Все они серьезны, поэтому я говорю:

– О, господи, неужели опять та же песнь: «Нас тревожит, что ты много пьешь»?

– Нет, старина, – качает головой Рикки. – Скорее, песнь об Эйми Файнки.

Для меня это пусть и небольшое, но облегчение. Мне было бы противно, если б люди, с которыми я кутил и тусовался, отчитывали меня с энтузиазмом школьного наставника.

– Послушайте, – говорю я, – я уже сказал, что заплачу за тот чертов столик.

– Чувак, нас волнует совсем не столик. А сама Эйми.

Я перевожу взгляд на Кэссиди. И почти тону в ее голубых глазах.

– Ладно тебе, Кэссиди, – говорю я, – ты же знаешь, что Эйми ничего не имела в виду, когда сказала все это на вечеринке. Она просто была немного не в себе. Она до сих пор сожалеет, что ударила тебя.

– Знаю, – говорит Кэссиди. – Она уже извинилась передо мной. Как раз это меня не волнует.

– Тогда из-за чего весь этот кипиш?

После долгого и напряженного молчания Рикки говорит:

– Мы просто считаем, что у вас ничего не получится.

– У кого?

– У тебя и Эйми, чувак. Ваши отношения не идут вам на пользу.

– Ах, вот как? Ну, а позвольте спросить, с каких это пор вы имеете право указывать, с кем мне иметь отношения, а с кем – нет? На себя бы посмотрели. Вот ты, мистер Одна-подруга-на-всю-жизнь, вот ты, красотка, что бросила меня из-за того, что я хотел помочь своему другу познакомиться с девушкой, а еще у нас есть тип, который украл у меня девушку. Прошу прощения, но мне до задницы, что вы думаете о моих отношениях.

– Эй, подожди минутку, – говорит Маркус. – Я не крал у тебя девушку.

– Точно. Просто взял попользоваться, как книгу в библиотеке?

– Нет, – отвечает Кэссиди. – Он имеет в виду, что я сама пригласила его на свидание – после того как мы с тобой расстались.

– Класс. Вот здорово. И когда же, спустя пятнадцать минут? Что ж, теперь мне все ясно как белый день. Все это дает тебе право портить мои отношения со всеми девушками, что у меня появятся. Эх, жаль я не прочитал то, что было написано мелким шрифтом.

– Подожди, чувак. – Рикки выпрямляется и садится на край сиденья. – Хватит выкобениваться. Речь идет об Эйми. О том, что происходит с ней. Мы все знаем, насколько бессмысленно уговаривать тебя бросить пить, а вот для нее это перебор, раньше я никогда не видел, чтобы она пила. А сейчас она пьет запоями.

– Вот это правильно – ты действительно никогда не видел, чтобы она пила. Знаешь почему? Потому что ее не приглашали на вечеринки. У нее не было друзей, кроме одной коровы, которая обращалась с ней, как с собакой.

– А сейчас она хлещет водку в кинотеатре, – говорит Маркус. – Она создана не для такой жизни.

– Да? А для какой же? Сидеть в уголке и не высовываться? Такую жизнь для нее ты видишь? Я вижу в ней гораздо больше, чем вы. Я вижу человека, у которого мечты грандиознее, чем все ваши вместе взятые. Я вижу человека, который научился отстаивать себя. До того как она стала встречаться со мной, она позволяла всем вытирать о себя ноги, словно была плащом Уолтера Рели[43]43
  Уолтер Рели – английский государственный деятель, поэт и писатель, историк, фаворит королевы Елизаветы I. Легенда гласит, что он бросил под ноги Елизаветы I свой плащ, чтобы королева смогла перейти через лужу. – Прим. ред.


[Закрыть].

– А вот я вижу другое, – говорит Рикки. – Я вижу человека, которого в школе обзывают Рвот-а-реной. Чувак, ты мнишь себя спасителем Эйми? Не обольщайся. Ты просто делаешь вид, будто спасаешь других людей, а на самом деле не хочешь разбираться с собственными проблемами.

– Да? А с какими проблемами мне нужно разбираться? С такими самодовольными лицемерами, как ты?

– Притормози на секунду, – говорит Кэссиди. Это скорее мольба, чем требование. – Давайте не будем ссориться. Ребята, как насчет того, чтобы дать нам с Саттером поговорить наедине?

Они соглашаются и собираются вылезти из машины, но Кэссиди решает, что будет лучше, если вылезем мы с ней. Я обеими руками «за». В машине слишком душно.

Мы бок о бок приваливаемся к моей тачке.

– Какая замечательная ночь, – говорит Кэссиди, а я говорю:

– Бывали и получше.

– Это моя идея, – говорил она. – Так что не вини ребят. Может, все это глупость, но я знаю, что ты желаешь Эйми только лучшего.

– Только ты считаешь, что я не могу быть этим лучшим для нее, да?

– Нет, я считаю, что можешь, если постараешься. Но в настоящий момент ты для нее не лучшее.

– Значит, ты со всей своей всевидящей мудростью заявляешь, что я должен порвать с ней.

– Я ничего не заявляю. Просто советую. Вот и все.

– Из-за того, что я превращаю ее в такую же пьянь, как я?

– Ты неправильно ставишь вопрос. Она не такая, как ты, Саттер. Ей не надо тусоваться и пить с кучей народу. Кроме того, ты сам знаешь, что надолго тебя не хватит.

– Почему ты так решила?

– Сколько мы с тобой встречались? Восемь месяцев? И все это время ты ясно давал понять, что у тебя нет долгосрочных планов.

– Но я вообще не строю долгосрочные планы.

– Знаю. Вот об этом я и говорю. Я знала, что ты вообще не собираешься оставаться верным нашим отношениям. То же самое ожидает и Эйми. Так что я хочу сказать тебе только одно: ты окажешь ей огромную услугу, если расстанешься с ней до того, как она окажется втянутой в то, из чего не сможет выбраться.

Какое-то время я стою и смотрю, как ветер гонит по парковке обертку от бургера. Есть нечто, чего Кэссиди и остальные не знают и что я не могу рассказать им – история об Эйми и сыне моржа Рэнди. Даже если бы я захотел, разве я мог бы бросить девушку после того, как узнал о гнилом скелете, спрятанном в ее прошлом?

Поэтому я говорю:

– Знаешь, Кэссиди, если ты обладаешь такими энциклопедическими знаниями обо мне и моих отношениях, значит, тебе известно, что мне нет надобности рвать с ней. Она сама это сделает, когда будет готова. Она устанет от меня, как устала ты.

– Неужели ты не понимаешь? Эта девочка любит тебя. Она не порвет с тобой, во всяком случае, пока не случится нечто действительно плохое.

– Ой, да ладно тебе. Конечно, я ей нравлюсь, но она не любит меня.

– Ты в своем репертуаре. Я не знаю, что произошло, но по какой-то причине ты отказываешься верить, что кто-то может любить тебя. Твоя мама, твоя сестра. Я. Если ты не веришь, что тебя любят, как же ты сможешь отбросить маску «О, все так сказочно», которой ты постоянно прикрываешься, и решиться на длительные отношения?

– Это не маска. И, кстати, твоя любовь была совершенно очевидна, если судить по той легкости, с которой ты отшила меня.

– Думаешь, мне было легко? Думаешь, я не плакала? Я и сейчас иногда плачу. Но мне нужно было жить дальше, да и тебе тоже. И Эйми. Мне тяжело смотреть на все это потому, что ты стал для нее целым миром. Она не видит жизни без тебя. Только я не могу представить, как вы движетесь в одном направлении. А ты можешь?

– Ага. Могу. Фактически мы вместе движемся в Сент-Луис после получения аттестатов. – Ладно, согласен, мой ответ был рефлекторным, но я не собираюсь оставаться здесь и позволять Кэссиди предсказывать мне мое будущее. – У нас все решено. Там живет ее сестра, и она уже ищет для нас жилье. Мы оба собираемся найти работу и поступить в колледж. Я только что подал Бобу заявление об увольнении, отработаю две недели и уйду. Она берет меня за руку.

– Неужели ты серьезно?

– А ты подожди, и сама увидишь. – Я выдергиваю руку и открываю дверцу машины. – Передай Рикки и Маркусу, что меня тошнит от них. Увидимся в школе.