Текст книги "Звезды сделаны из нас"

Глава 26. Нелли

Вернувшись в приподнятом настроении, я вываливаю на кухонный стол несколько брикетов мороженого с разными вкусами, и Алина наконец становится прежней – неунывающей и улыбчивой. Она ни о чем меня не спрашивает, а мне и не нужно – главное, что злодей получил по заслугам, а его вытянувшаяся, бледная физиономия как нельзя лучше проиллюстрировала потрясение и душевную боль. Не уверена, что в моем поступке есть рациональное зерно, но мстить подлым придуркам иногда бывает очень приятно.

Разогреваю в микроволновке приготовленный мамой обед и, вооружившись вилкой, быстро ем.

Алина облизывает деревянную палочку, выбрасывает в мусорный пакет и окончательно включается в жизнь – трещит про какие-то модные тренды, но я не слушаю: каждую минуту проверяю диалог с Глебом. Сегодня в нем только пожелание доброго утра и котики, но у Глеба по расписанию на один урок больше – напишет, как только разгребет все дела в реале. Задумываюсь о наших совместных вечерах, тысячах присланных сообщений, о его приятном голосе и немного непривычной манере произносить слова, и теряю бдительность: Алина заглядывает через плечо и обнаруживает на экране настоящую сенсацию.

– Ого! Это кто так тебя любит? Старостин? – На слове «любит» я давлюсь и мучительно закашливаюсь. Сестра заботливо похлопывает меня по спине, но отставать не собирается: – Вот это новости! А говорила, что никогда ни с кем не станешь встречаться!..

Сарказма в ее тоне нет – она реально думает, что я закрутила роман с прыщавым ботаником и воинствующим женоненавистником Старостиным. Может, у нас действительно много общего – фриковатость, нелюдимость и агрессия в ответ на любые попытки выстроить контакт, но он даже для меня слишком плох.

Я вдруг понимаю, что, оценивая людей, оперирую понятиями Миланы и тоже делю их на сорта по внешке и социальному статусу. Открывшаяся истина не радует. Может, это и есть взросление и смена приоритетов, про которые толковала мама.

– Нет. Не Старостин, – бурчу я под нос, и Алина округляет глаза:

– А кто же? Артём?

– Нет.

– А что за парень? Откуда? Давно это у вас?

– Да так… – Я заливаюсь краской – настолько густой, что щеки пульсируют от нахлынувшего жара, споласкиваю посуду и сбегаю к себе. Падаю на диван и, подложив под голову руку, смотрю в белый потолок, украшенный люстрой футуристического дизайна. Сердце стучит у горла, а чувства не поддаются анализу – невинный вопрос Алины стал той самой бабочкой, взмахом крылышек разрушившей казалось бы крепкую плотину. Как там говаривала мама? «Любовь невозможно контролировать»?..

– Какая еще любовь?!

Терпеть не могу бестактность. Люди лезут к тебе со всякой тупостью, а ты потом долго не можешь вернуться в привычное русло. К примеру, зачем при встрече спустя десять лет с довольной улыбкой говорить давнему знакомому, что тот потолстел? Разве он и сам этого не знает? Или утрата былой красоты должна его радовать? Нет, конечно, а дурацкое замечание станет лишним поводом для неловкости и неприятных мыслей. Вот и Алина поступила точно так же: из-за банального любопытства надавила на больную мозоль, а я теперь мучаюсь.

Если серьезно: кто для меня Глеб? Он в курсе всех моих переживаний, понимает с полуслова и всегда знает, как поддержать. С ним интересно, и долгие вечера превращаются в мгновения. У него обалденная внешность и улыбка, от которой перехватывает дыхание. И взгляд – иногда теплый и безмятежный, а иногда – настороженный или пристальный. А иногда он, черт возьми, беззастенчиво пялится – точно так же, как пялятся на девчонок-акселераток наши школьные дуболомы, но я прихожу от этого в восторг. Несколько раз разговоры подводили нас к опасной черте, но мы так и не зашли за нее, хотя я бы очень хотела… признаться и услышать его соображения насчет происходящего.

Кто для меня Глеб… Несмотря на с виду непробиваемую броню и тонны штукатурки на лице, у меня всегда имелась идеальная картинка отношений между девушкой и парнем. И в моих мечтах идеальный парень и идеальные отношения выглядят именно так…

Словно поймав ту же волну, Глеб появляется в Сети. Он что-то долго пишет, а у меня от волнения дрожат пальцы. С трудом попав по нужному значку, раскрываю длинное сообщение, пробегаю глазами по строчкам, и где-то под ребрами начинает нестерпимо жечь: он не предлагает провести вместе время, зато рассказывает о какой-то однокласснице, подвалившей к нему с домогательствами.

Окей. Это нормально, что он нравится девочкам, – не у меня одной есть глаза. Однако сейчас мне невыносимо горько и жизненно необходимо выяснить мельчайшие подробности: кто она, как выглядит, насколько интересна и умна.

Расспрашиваю Глеба, но тот сливается и просит добавить фанатку в игнор, а я ощущаю бессилие, потому что при всем желании не смогу оказаться с ним рядом и проконтролировать ситуацию, – ведь телепорт пока еще не изобретен.

То, чего я так боялась, начинает происходить – вселенная слишком необъятна, она не вращается вокруг одной меня, ее законы мне неподвластны. Вся надежда на Глеба – он же обещал, что не подведет… И я в который уже раз решаю ему верить.

А дальше и вовсе происходит чудо: Глеб просит притвориться его девушкой, а еще говорит, что ему никто не нужен, потому что у него есть я. Это очень смахивает на неловко обставленное предложение встречаться – у меня даже замирает сердце:

– Ты сейчас серьезно?

– Нет, конечно. Я это просто так сказал, – спохватывается Глеб. Если бы мне вонзили шило в бок, не было бы так больно. Глеб никогда не производил впечатление расчетливого холодного человека, но что я действительно знаю о нем? Только то, в чем убедилась эмпирическим путем: в свободное время мы общаемся в Сети. А больше никогда ничего и не было.

Злая слеза катится по щеке, и я резко стираю ее ладонью. Ненавижу себя, жалею и смеюсь в голос: с чего я вообще взяла, что вдохновляю его на борьбу, направляю и помогаю не сбиться с пути, если сама не знаю, куда двигаться, и мечусь, как слепая комета в черном космосе?

Если стряхнуть наваждение и ворох глупых мечтаний, останется факт: Глеб – мой друг. А это тоже немало… И я пишу:

– Мы друзья, а друзья помогают друг другу. Так что ради нашей дружбы я готова стать кем угодно, даже твоей девушкой.

Звучит бредово, но сообщение улетает, а Глеб, прочитав, долго записывает голосовуху. Пока я слушаю ее, приходит еще одна, и еще. Он говорит, что больше не хочет мстить Макарову и решил остановиться, – мы даже тут совпали, и по щекам текут новые слезы. Но совпадения в мелочах – не повод без памяти влюбиться. Скорее наоборот: это противоположности притягиваются, а потом вечно мучаются от одиночества, как и их истинные половинки, – рядом с кем-то другим. Например, с ним рядом какая-то Оля. И она уже пускает в ход свои чары.

Прочистив горло, надиктовываю ответ, что он все делает правильно: власть и заработанная таким образом популярность все равно не принесли бы радости.

– Ведь мы с тобой не для этого все затевали…

– А для чего? Напомни, пожалуйста, а то я и впрямь начал забывать. Разве мы не собирались стать звездами?

Вопрос выводит из равновесия. На него нужно отвечать честно, но я не могу признаться, что меня больше не заботят глупые статусы. Я просто хочу, чтобы люди, которые мне дороги, были счастливы. И, как бы Глеб ни определял для себя это самое счастье, буду ему помогать.

– Звезды указывают путь, они вдохновляют и вселяют надежду, – произношу я задумчиво. – Они помогают заблудившимся вернуться домой и приносят нам красивые мысли и сны. По крайней мере я хотела быть именно такой звездой, а не бешеной кометой, которая носится в черном пространстве и врезается во все подряд.

А потом меня накрывает звенящая тишина: мучительно стыдно за то, что я торопила события и нарисовала в голове картинку идеального мира, которого не существует. У Глеба своя, отдельная жизнь, он запросто может выбрать не меня.

Я разбита: не могу приступить к домашке, не могу выйти из комнаты, не могу подняться с дивана.

Когда Алину бросил Серега, она бодрилась – купила новые шмотки, постриглась под каре и много тусовалась с подружками, но однажды призналась, что самый страшный удар можно получить только от любви. На что я выплюнула: «Как то, что существует только в твоем воображении, может нанести реальный вред?»

Вернувшаяся с работы мама несколько раз стучится в дверь и настаивает на ужине. Я собираю остатки сил и бреду на кухню.

Алина в бодром расположении духа: мамочки с детской площадки рассказали ей о покалеченной тачке Серёги, и сестра поглядывает на меня с нескрываемой благодарностью.

Я уношу еду к себе, но аппетита нет. Достаю из дальнего угла коробку с куклами – теми, что не годятся на продажу, выбираю самую дешевую и уродливую и, выдвинув ящик стола с иголками, нитками, бусами и лентами, с маниакальным упорством принимаюсь за создание новой, успешной личности.

Время ускорилось, дни пролетают как мгновения: снова пятница, но пейзаж за окном больше не похож на летний – тротуары засыпаны желтыми листьями, на клумбах отцветают мальва и физалис, на газонах пожухла трава.

Пальцы исколоты иголкой, глаза болят и наверняка опухли, но бессонная ночь прошла зря: из куклы не получилось принцессы – волосы не легли в прическу, а платье в оборочках еще больше ее изуродовало.

Я повыше поднимаю воротник, взбираюсь по грязным мраморным ступенькам школьного крыльца и рывком раскрываю пластиковую дверь – от запахов щей, хлорки и мела мутит, я мерзну и с самого момента пробуждения ощущаю усталость.

Меня уже не держит спор, не держит Глеб. Не держит земля. И я спотыкаюсь и едва не падаю посреди оживленного холла.

От позора спасает завуч Елена Николаевна – с недюжинной силой хватает за рукав, отводит за колонну с заляпанными зеркалами, неодобрительно пялится на розовые волосы, и на ее лице отражается мучительная борьба. Я готова к нотациям и сочиняю остроумные ответы, но она неожиданно мягко и вкрадчиво воркует:

– Кузьмина… – Сердце ухает в желудок: я уже знаю, что она скажет, и речь пойдет явно не о смене имиджа. – Э-э… Ты не могла бы зайти на большой перемене к Игорю Витальевичу?

– Могу, конечно… – хриплю я, и последняя надежда на благополучный исход улетучивается, потому что Елена сует мне в руку сценарий Осеннего бала.

Стоит мне переступить порог класса, как Бобров и Савкин устраивают овацию, Милана присоединяется – издевательски ухмыляется и хлопает громче всех.

– Поздравляю с выходом во второй тур! Готова к сегодняшнему испытанию?

Я не готова и изображаю недоумение: Орлова не знает, что Артём поведал мне о готовящейся инсценировке с чудесным выигрышем нашей негасимой звезды.

– Кстати, из парней точно выбрали нашего Вову!.. – вещает Милана мерзким тонким голоском, и Бобров кланяется. Оттолкнув его плечом, прохожу к своей парте, но Милана увязывается за мной и, скрестив на груди руки, стоит над душой:

– Ты в последнее время стыд потеряла, вот и посмотрим, победишь ли в честной борьбе. Заметь, я даже тебе помогаю – без меня ты бы не вышла в финал! Ха, да ты же вообще ничего собой не представляешь! – Орлову несет, и я огрызаюсь:

– Да засунь ты свою помощь себе в…

Как нарочно, в этот момент в кабинет вплывает класснуха, а за ней легкой походочкой чешет Клименко с точно таким же сценарием в руке.

Мне становится дурно, но такой выбор общественности отчего-то не удивляет: он популярный красавчик и умеет втираться в доверие.

Милана отваливает, великовозрастные детишки рассаживаются по местам, а мне пишет Глеб. Он спрашивает, как действовать в новых обстоятельствах, но дать дельный совет не получается: Татьяна Ивановна, от воодушевления даже ставшая на пару сантиметров выше, объявляет:

– Друзья мои, вы не перестаете меня радовать! По итогам голосования сразу четыре ученика нашего класса вышли во второй тур! Это Орлова Людмила, Клименко Артём, Бобров Владимир и, – она пускает петуха, – Кузьмина Нелли.

Бобров и Савкин снова вопят и улюлюкают, Татьяна стучит ручкой по столу, призывая к тишине:

– Я рада, потому что в этом году у нас сильнейшие кандидаты, которые не посрамят честь школы! Милана занимается современными танцами и постоянно выручает нас на мероприятиях, а Артём в своем городе посещал театральную студию и – в составе любительской труппы – стал лауреатом фестиваля «Единение»!

Название феста решительно ни о чем мне не говорит, но, судя по восторженному виду классной, участвовать в нем – нереально крутое достижение. Интересно, как много я еще не знаю об Артёме?..

После второго урока иду к кабинету директора. В приемной уже сидят Милана, Бобров и Клименко, который кивает и обворожительно мне подмигивает. Расслабленное спокойствие на физиономиях сладкой парочки обманчиво: Орлова теребит край юбки, а Вовочка ерзает на стуле и травит несмешные байки, вызывая осуждение у молодой секретарши.

Из-за приоткрытой массивной двери доносится требовательный голос завуча:

– Кузьмина!

Я дергаюсь, глубоко вздыхаю и робко вхожу в кабинет директора.

– Здравствуйте, Игорь Витальевич…

Здешний интерьер мне уже знаком – после майской драки с Миланой пришлось проторчать тут до прихода мамы, а потом еще час выслушивать нудные нотации, которые нужно было читать не мне. На мягких стульях у стены сидят незнакомые мужчина и женщина – дорого одетые и явно при деньгах, а на сером лице Елены, притулившейся в уголке, проступают бордовые пятна.

– Здра-асте… – спохватываюсь, и женщина бегом устремляется ко мне:

– Так это вы?!

Я в ужасе пячусь назад: это точно из-за тачки! Может, какие-то родственники придурка Серёги пришли на меня повлиять, а может, я случайно перепутала машины и гвоздем досталось чужой «ласточке»… Придумываю отмазки – одна тупее другой, но произнести их вслух не успеваю: женщина душевно пожимает мне руку.

– Мы родители Васи Игнатова, – поясняет мужчина и тоже встает рядом.

– Кого?

– Мальчика, которого вы спасли от избиения. Сын нам все рассказал, и к подонкам будут приняты самые строгие меры! – Он оборачивается к директору и, чеканя каждое слово, продолжает: – Мы рады, что такие достойные люди, как Нелли, будут представлять школу на конкурсе в этом году.

– Решение пока не принято… – неуверенно вякает Елена, но мужчина будто не слышит:

– Вот такая молодежь – решительная, умная, сильная – наше будущее. А задача взрослых – не чинить препятствий на ее пути к успеху.

– Хорошо… – Завуч все еще мнется. – Только, наверное, придется перекрасить волосы…

– Индивидуальность – то, чего многим как раз и не хватает! – отрезает Васин папа. – Нелли, спасибо вам огромное! Ваш поступок многое о вас говорит. Всегда и во всем оставайтесь человеком – это главное!

Директор выразительно кашляет, Елена подскакивает ко мне и, на ходу осыпая благодарностями, выводит вон, а на моих щеках почему-то снова обнаруживаются слезы. Кажется, я выручила отпрыска очень богатой семьи, жителей «квартала для нищих», и они намного влиятельнее отца Миланы.

* * *

В актовом зале полумрак, ярко освещена только сцена и пространство перед ней; на первом ряду сидят представительные тетки с блокнотами и несколько учителей, мои дорогие однокласснички тоже переместились в зрительный зал. Милана тяжело дышит и щелкает жвачкой, в креслах по обе стороны от нее развалились Вовочка и Артём. Похоже, они уже станцевали. Может даже сразу втроем, черт их разберет.

– Следующий участник: Кузьмина Нелли! – объявляет в микрофон наша музычка, и ноги подкашиваются. Стены ходят ходуном, пол кажется неровным и мягким, Милана демонстративно направляет на меня камеру… Я сейчас рухну в обморок.

Кто-то аккуратно, но надежно обхватывает мой локоть, и запах парфюма помогает идентифицировать в спасителе Артёма.

Он быстро шепчет:

– Вспомни, что я говорил тогда, в лесу, – подталкивает меня на сцену, встает рядом и опускает одну ладонь на талию, а второй ловит мои пальцы. – Я начинаю с левой ноги. Не заморачивайся, просто смотри на меня!

Из колонок раздается громоподобная музыка, и я решаюсь: крепко сжимаю его руку, поднимаю голову и расправляю плечи. Артём ведет, не отрываясь, глядит в глаза, я подстраиваюсь под его движения, отсчитываю ритм и окончательно погружаюсь в танец. Плыву на волнах волшебного вальса, словно не было перерыва в долгих семь лет, и думаю о том, как огорошу Глеба внезапной удачей. Но Артём слишком близко – на шее, распространяя дорогой холодный аромат, бьется пульс, горячее дыхание щекочет мочку уха. Рассказать Глебу эти подробности будет явно нелучшей идеей.

Музыка внезапно обрывается, мы замираем, отдергиваем руки и, как два истукана, встаем рядом. Одна из теток с блокнотом оглашает вердикт:

– Нелли Кузьмина: средний балл 5,0, победы в районных олимпиадах по физике, истории, химии, математике, хорошие способности к танцу, плюс… мы наслышаны о ее добром поступке: родители пострадавшего мальчика звонили нам и просили ее поощрить!

С каждым ее словом Милана бледнеет, впрочем, я вряд ли выгляжу лучше.

– И Клименко Артём. Средний балл 4,6, достижения в плавании и легкой атлетике, хорошие артистические данные…

Далее нужно было бы сказать: «…и богатый влиятельный папа», но тетка почему-то об этом умалчивает.

– Нелли, Артём! Объявляем вас победителями! Уверена, вы с честью справитесь с задачей и достойно представите вашу школу на Осеннем балу в текущем году!

Милана с грохотом покидает кресло и, стуча каблуками по доскам пола, убегает; Бобров озадаченно чешет репу; Елена, вцепившись в потертую бархатную спинку, невидящим взглядом смотрит на декорации позади нас.

В зале повисает гробовая тишина.

– Меня сейчас стошнит! – мямлю я и в три прыжка оказываюсь внизу.

Не разбирая дороги и натыкаясь на малышню, спешу в класс – началась лабораторка, мое место там, но Артём догоняет меня в коридоре возле учительской и вынуждает притормозить:

– Нелли, не переживай. Впереди неделя репетиций. Отточим движения. Я тебе все покажу… – В его тоне сквозит чертова двусмысленность, и во рту у меня пересыхает, но невесть откуда возникает оправившаяся от шока Елена Николаевна и повелевает:

– Клименко, Кузьмина… Всё слышали? Сценарий раздала. Не подведите! Надеюсь на вас!

* * *

Первая половина занятий проходит спокойно: я обдумываю, как вывернуть свалившееся испытание в свою пользу и обойтись малой кровью. Как и Глебу, мне уже не отмазаться от участия, но у него есть шанс откатить назад: не срывать вечер памяти и сохранить чистую совесть.

Подсказываю, что шоблу можно подкупить деньгами, предложенными мамой Макарова, однако о том, что предстоит мне самой, рассказать не успеваю: англичанка стучит кулаком по столу и требует убрать телефон.

Перед шестым уроком Милана в сопровождении фрейлин возвращается из столовки и, перешагивая лежащие в проеме рюкзаки и пакеты, с грацией пьяной пантеры подплывает к моей парте. Садится на пустой стул и подпирает ладонью красное от гнева и досады лицо:

– Что, ведьма, думаешь, тебе повезло?

– Так это же только благодаря тебе, Люда. Что бы я делала без тебя?..

– Думаешь, справишься? – Орлова кривится от досады, но не спорит с тем, что сама подстроила мой успех.

– Думаю, да, – соглашаюсь и солнечно улыбаюсь.

– А я не уверена.

– Сходи на курсы личностного роста.

Она пыхтит, склоняется еще ближе и шепчет:

– Я серьезно. Кузя, откажись, а?

У меня отвисает челюсть, и осознание бьет кулаком под дых. Неприступная звезда школы просит меня об услуге!.. На всякий случай щипаю себя за коленку, но умоляющие глаза напротив наполняются слезами, усиливая схожесть Миланы с котом из мультфильма про Шрека.

– Меня мать убьет, ты же знаешь…

В груди оживает и рвется наружу жалость, но я тут же заталкиваю ее обратно. Мой выигрыш – не заслуга Миланы, а торжество справедливости. Я не мщу ей – просто беру свое.

– Отвали. Нет – это нет.

– Что ж. Почаще оглядывайся, уродина. Потому что тебе за это обязательно прилетит!

Рот Миланы перекашивает тик, и она с достоинством удаляется, а у меня стучат зубы. Правда в том, что она не шутит: оглядываться и ждать возмездия теперь придется ежесекундно. А еще противно от того, какой стервой я, оказывается, могу быть.

К великому облегчению, Алина и Боря ушли на прогулку, а мама сегодня задержится допоздна – не придется восторженно врать, как я рада выпавшему мне шансу. На душе тухло, от черной меланхолии не спасает даже крепкий кофе и шоколадка.

В чате с Артёмом висят несколько сообщений: Клименко описывает наши блестящие перспективы и забрасывает ссылками на ролики с танцами, но мне нужен Глеб. Тот самый лучший друг Глеб, который как ни в чем не бывало продолжает писать, и вчера для него ничего не изменилось.

Отвешиваю щелбан висящему на рюкзаке котенку и, не выбирая выражений, высказываю ему все, что думаю о парне, имеющем прямое отношение к его появлению здесь.

Потом отставляю опустевшую кружку и перехожу к своему профилю – сто лет не читала новости, а сегодняшняя сенсация наверняка вызвала бурные обсуждения на страничке школы. В правом верхнем углу мелькает красный значок, и я открываю уведомления. Некто Оленька Румянцева щедро отсыпала лайков всем моим фоткам неба, домов и деревьев, а ботинки даже прокомментировала:

«Классные. Как раз для того, чтобы месить дерьмо в твоем колхозе».

– Ты реально его девушка? – прилетает уже в личку, и я честно исполняю свою часть уговора с Глебом:

– Да. Я его девушка.

– Странно. Тогда кто же я? Может, ты знаешь, почему он со мной так страстно сосался?

В глазах темнеет. Грызться в Сети с троллями я люблю и умею, но сейчас, вместо ярости и здоровой злости, накрывает тихая, но невыносимая боль, и я не нахожусь с ответом. Руки дрожат.

Я просматриваю ее альбомы, увеличиваю некоторые фото, а потом и вовсе откладываю телефон.

Это та самая Оля, по словам Глеба – назойливая одноклассница, просто знакомая.

Ей одинаково идет и блонд, и темная короткая стрижка. Вокруг много парней, а на фоне – двор Глеба, стены их общей школы и стадион…

Если я срочно не верну свою броню на место и не включу рассудок, то рискую умереть и превратиться в звездную пыль. Дышу по системе, и в голове проясняется.

Завышенные ожидания – только моя проблема. Глеб ничего мне не обещал, но всегда был честным. Он – мой друг, а дружба не зависит от сердечных привязанностей. В некотором смысле она выше и сильнее любви.

Снова беру телефон – теперь уже без страха и сомнений, удаляю бредни незнакомки, а саму ее заношу в чс. Я не верю ей.

Наговариваю короткое сообщение и отправляю Глебу:

– Серьезно? У тебя из окна совсем не видно звезд?