Текст книги "И грянул гром"

Глава 46

Британцы захватили вершину через несколько минут после полуночи, не встретив особого сопротивления. Буры выставили часовых и у подножия дальнего холма, и Син посмотрел сверху вниз на лагерь противника. Огни костров горели по всей долине. Люди

стояли вокруг них, глядя на вершину. Син грубо обругал их и крикнул Экклесу:

– Прекратить стрельбу! Успокоить людей! Скоро у нас будут гости.

Бюргеры построили на вершине укрытия, которые теперь защищали людей Сина. В течение десяти минут установили «максимы», и двести уцелевших воинов ждали приближения врагов из долины. Наконец они услышали долгожданные шаги.

– Они идут, майор. Приготовиться!

Бюргеры шли крадучись, и, когда Коуртни, различив их шепот, решил, что они подошли достаточно близко, он приказал открыть слабый огонь из ружей и «максимов», чтобы пристреляться. Буры ответили мощным оружейным огнем. Им помогала артиллерия из долины.

Первый снаряд пролетел в нескольких футах над головой Сина. Второй и третий разорвались неподалеку от атакующих буров, вызвав такую волну протеста, что артиллеристы, усилия которых не оценили, обиделись и больше не стреляли той ночью.

Коуртни ожидал мощного ночного штурма, но скоро стали ясны опасения Лероукса. Он боялся, что его же воины, находящиеся в долине в темноте, напутают и откроют огонь по своим. Правда, генерал мог утешать себя тем, что и Сину придется бодрствовать всю ночь, так как его воины подходили иногда к позициям англичан. Коуртни засомневался в мудрости своего противника. Рассвет должен был застать его на скалистом гребне, лицом к лицу с превосходящими силами врага. Короткую линию обороны англичане не укрепили с флангов, поэтому их легко было окружить и обстрелять продольным огнем. Син вспомнил Шпионский холм, воспоминания были не из самых приятных. В качестве альтернативы они могли вернуться к реке, но у него волосы вставали дыбом от подобных мыслей. Скоро станет легче. И если им суждено потерпеть поражение, то лучше уж в горах, чем в иле. Мы остаемся, решил он.

На рассвете наступило временное затишье, перестрелка почти прекратилась. Доносились лишь отдельные выстрелы с нижнего холма, но Син чувствовал нарастание активности буров. Зловещие шорохи и приглушенные голоса, доносящиеся с флангов, подтверждали его подозрения. Но теперь было уже поздно отступать к реке, так как в горах появились неясные силуэты на фоне окрашенного зарей неба. Казалось, огромная армия врага подошла очень близко и настроена очень недружелюбно.

Син встал.

– Возьми пулемет, – прошептал он бойцу, стоявшему рядом.

Командир отряда скаутов всю ночь провозился с этим грозным, неуклюжим орудием, и теперь его руки были покрыты глубокими порезами, а плечи сильно болели. Ссутулившись, он пошел вдоль линии укреплений, чтобы поболтать с людьми, пытаясь найти нужные слова, чтобы подбодрить каждого.

По их ответам он чувствовал, что воины доверяют ему. Это было даже больше, чем уважение, – они чуть ли не боготворили его. Также относились и к генералу Буллеру. Он допускал ошибки, многие гибли, но его все равно любили. Син дошел до края укреплений.

– Как делишки? – мягко спросил он у Соула.

– Неплохо.

– А как насчет наших друзей-буров?

– Они очень близко. Мы слышали их разговоры несколько минут назад. Думаю, они в том же состоянии готовности, что и мы.

– Пора покончить со всем этим.

Покончить со всем этим! Он так решил. А что, если после этого боя им придется стоять в самой постыдной позе – с поднятыми руками?.

– Лучше бы тебе забраться в укрытие, Син. Быстро светлеет.

– Это кто кому должен приказывать? – Син хмыкнул. – И не вздумай строить из себя героя. – Син стремительно зашагал к другому флангу.

Ночь быстро отступала, и день начался так внезапно, как это бывает только в Африке. Буры свернули лагерь и убрали пушку. Син знал, что лошади неприятеля тащат ее к вершине, которая была напротив его позиции. А еще он знал, что среди скал затаились враги, они заняли фланги англичан и, возможно, даже зашли им в тыл.

Син пристально и неторопливо оглядывал горы, небо, равнину. При неярком свете это место выглядело очень красиво.

Он перевел взгляд на узкий проход к долине и вздрогнул от радости. Вход на равнину был заблокирован людьми в форме цвета хаки. При тусклом свете это скопление напоминало плантацию акаций – продолговатую, посаженную аккуратными рядами и чернеющую на фоне пожухлой травы. Но эта плантация двигалась и меняла форму.

Первые лучи солнца показались из-за вершины горы и осветили штыки улан.

– Кавалерия! – завопил Син. – О Боже, взгляните на них!

Его крик подхватили, и все радостно и весело загалдели. И в то же время крохотные коричневые фигурки мчались с горы навстречу своим пикетам, которые галопом неслись из долины, таща за собой запасных лошадей.

Потом, заглушая веселые крики и оружейный огонь, цокот копыт и вопли ужаса, заиграли марш. Это был резкий и отчетливый сигнал к началу атаки.

Син перестал приветствовать их выстрелами. Веселье пошло на убыль. Один за другим его люди вставали, чтобы посмотреть, как уланы, ряд за рядом, продвигались вперед. Рысью, легким галопом, галопом. Они ехали, опустив головы.

Некоторые буры, поняв, что проиграли, пытались убежать.

– Боже! – Син с трудом дышал, дрожа от возбуждения.

Слышался только цокот копыт, ситуация изменилась, когда англичане, не задерживаясь, не мешая рядов, теснили буров. Вдруг ситуация изменилась. Буры развернулись и бросились на обнаженные, длинные и сверкающие сабли улан.

Син видел, как какой-то бюргер заметался, а улан преследовал его. Видел, как враг схватился за голову, а кавалерист, встав на стременах, замахнулся саблей. Бур упал. Развернув лошадь, как игрок в поло, он снова подъехал к буру, стоявшему на коленях, чтобы добить его.

– Четвертуйте их! – завопил Син, и его голос звенел от ужаса и отвращения. – Четвертуйте их! Ради Бога, разрубите на четыре части!

Но кавалеристы не последовали его совету. Они бились насмерть, хладнокровно нанося друг другу меткие удары, кололи и резали, уворачивались и наступали, пока все не перемазались кровью, пока тела мужчин с многочисленными ранами не распростерлись на равнине.

Син отвел глаза и увидел остатки коммандос Лероукса, спрятавшихся в расщелине, где их не могли достать уланы.

Он сел на скалу и закурил. Дым крепкой сигары помог ему ощутить вкус победы.

Через два дня Син вел свою колонну в Чарльзтаун. Их приветствовал гарнизон, и Син ухмылялся, наблюдая за реакцией своих людей. Полчаса назад их еще обстреливали, когда они тряслись на отбитых у врага лошадях. А теперь они были радостны и веселы, их встречали как героев, и им это нравилось.

Потом лицо Сина снова стало грустным, когда он, оглянувшись, заметил, как мало их осталось. За ними тянулось пятнадцать фургонов, забитых ранеными.

«Если бы я только выставил наблюдение».

Глава 47

Ачесон с нетерпением ждал Сина. Через двадцать минут после прибытия в Чарльзтаун Коуртни сел в экспресс, уходящий на север. Он ненавидел Соула, принимавшего теплую ванну, Мбеджана, который убедил его отдать форму в чистку. Вечером Сину надо было идти на обед в офицерскую столовую, а Соул тем временем упьется его «Клико» и «Карвуазье».

Когда Син прибыл в Йоханнесбург на следующее утро, он перепачкался сажей локомотива, а немытое две недели тело сильно пахло. Ачесон приказал встретить его и доставить в свои апартаменты в «Гранд-отеле».

Майор Петерсон демонстративно не смотрел на Коуртни, заметив пятна, грязь и засохший ил, так как все это сильно контрастировало со столом, покрытым белой скатертью, на которой стояли серебряные приборы. Едкий запах, исходящий от Сина, испортил ему аппетит, и он закрывал нос шелковым платком. Но Ачесон, казалось, ничего не замечал и пребывал в прекрасном настроении.

– Вы чертовски хорошо выглядите, Коуртни. Правда чертовски хорошо. Надеюсь, Лероукс не будет нас какое-то время беспокоить? Хотите еще яйцо? Петерсон, передайте ему бекон.

Син закончил завтрак и налил чашку кофе перед тем, как сообщить:

– Я хочу, чтобы меня освободили от командования. Я уже сыт всем этим по горло.

Ачесон с Петерсоном с ужасом посмотрели на него.

– О Боже, Коуртни, но вы достигли больших успехов – самых значительных за последнее время.

– Я счастлив, – резко перебил Син. – Еще пару часов, и нас совсем бы уничтожили.

– Я больше ценю счастливых офицеров, чем умных. Я отказываю в выполнении вашей просьбы, полковник Коуртни. – «Уже полковник, а чувствую себя как в кресле у дантиста», – с удивлением думал Син.

Из-за стука в дверь он не успел возразить. Ординарец вошел в комнату и протянул Ачесону послание.

– Срочная депеша из Чарльзтауна, – прошептал он.

Ачесон взял бумагу и, размахивая ей, как дирижерской палочкой, продолжал говорить:

– Мне нужны три младших офицера, на которых можно списать ваши потери. Вы поймаете их и передадите моей кавалерии. Я хочу от вас лишь этого. Когда вы сделаете это дело, вашей колонне придется еще немного потрудиться. Надо перерыть каждый дюйм земли между блокгаузами, уничтожая лошадей, домашний скот и урожай. Потом сжечь фермы. Всех мужчин, женщин и детей поместить в изолированные лагеря. Когда мы это сделаем, то останется только пустой вельд. Мы превратим его в вакуум, устраивая постоянные рейды и карательные операции. – Ачесон так ударил кулаком по столу, что звякнула посуда. – Уничтожение, Коуртни! С этого момента мы ведем войну на уничтожение!

Эти слова очень не понравились Сину. И неожиданно в его сознании замелькали сцены разорений. Он увидел землю – свою землю, – почерневшую от огня, дома без крыш, стоящие на пустырях. Шум ветра на пустой земле заглушался плачем сирот и стонами людей, лишившихся крова.

– Генерал… – начал было он, но Ачесон читал послание.

– Черт! – резко произнес он. – Проклятье! Опять Лероукс! Он вернулся и захватил колонну улан, которые до этого отрезали бурам путь к отступлению. Забрал фургоны и скрылся в горах. – Ачесон положил депешу перед собой на стол. – Коуртни, – приказал он, – возвращайтесь туда и на этот раз поймайте его.

Глава 48

– Завтрак готов, хозяин.

Майкл Коуртни оторвал взгляд от книги и «посмотрел на слугу.

– Спасибо, Джозеф, я иду.

Два часа утренней учебы пролетели очень быстро. Он посмотрел на часы, стоящие на полке над кроватью. Уже шесть тридцать. Майкл закрыл книгу и встал.

Причесывая волосы, он видел в зеркале юношу с серьезными серыми глазами на красивом лице, которое портил большой нос Коуртни. Черные волосы пружинили под щеткой.

Он отложил щетку. Облачаясь в кожаную куртку, стал перечитывать параграф. Внимательно изучив и запомнив его, вышел в коридор.

Анна и Гарри Коуртни сидели рядом за длинным обеденным столом в Теунискраале и поджидали сына.

– Доброе утро, мама. – Она подставила щеку для поцелуя. – Привет, па.

– Здравствуй, мой мальчик. – Гарри был одет в форму с орденами.

Майкл разозлился, так как ненавидел всякую показуху. И еще это задевало его, так как ему было уже девятнадцать лет, шла война, а он сидел дома и занимался хозяйством.

– Ты собираешься в город, папа?

– Нет, я хочу заняться своими мемуарами.

– А-а. – Майкл многозначительно посмотрел на военную форму. Его отец слегка покраснел и принялся за еду. —

– Как учеба, дорогой? – нарушила молчание Анна.

– Нормально, спасибо, мама.

– Уверена, что с последним экзаменом у тебя будет не больше проблем, чем с предыдущим. – Анна ободряюще улыбнулась ему и взяла его за руку. Майкл быстро отдернул руку и отложил вилку.

– Мама, я хотел поговорить, с тобой о срочной службе.

Улыбка Анны угасла, а Гарри выпрямился.

– Нет, – решительно произнес он. – Мы уже говорили об этом. Пока ты всего лишь подросток и должен слушаться старших.

– Война скоро закончится, дорогой. Пожалуйста, подумай об отце и обо мне.

Тогда все и началось. Ему льстили и умоляли, а расстроенный Майкл стоял посредине комнаты. Вдруг, резко развернувшись, он, хлопнув дверью, вышел. Оседланная лошадь ждала его во дворе. Майкл вскочил в седло и выехал за калитку, распугивая цыплят. Он мчался галопом.

Родители слушали, как стихает стук копыт. Гарри встал.

– Куда ты? – резко спросила Анна.

– В кабинет.

– К бутылке бренди, – уточнила она.

– Нет, Анна.

– «Нет, Анна», – передразнила она. – «Пожалуйста, не надо, Анна». Вот и все, что ты можешь сказать. – Ее недавно нежный голос превратился в рев разъяренной тигрицы.

– Пожалуйста, Анна. Я обещаю, что не разрешу ему уехать.

– Ты остановишь его? – Она расхохоталась. – Как ты остановишь его? Будешь греметь орденами? Как ты его остановишь – ты, который ничего не сделал за всю свою жизнь? – Она снова злобно расхохоталась. – Почему бы тебе не показать ему обрубок ноги и попросить пожалеть бедного калеку-папочку?

Гарри выпрямился. Его лицо было очень бледным.

– Он послушается меня. Ведь он мой сын.

– Твой сын?

– Анна, пожалуйста…

– Твой сын! Вот это новость! Он не твой сын, а Сина.

– Анна! – Он очень хотел, чтобы она замолчала.

– Интересно, откуда у тебя мог взяться сын? – Она опять хохотала, а он ничего не мог поделать.

Гарри отправился к двери, а она все кричала ему вслед, задевая две самые болезненные темы – увечье и бесплодие.

Он прошел в кабинет, хлопнул дверью и запер ее. Потом быстро подошел к массивному шкафу с выдвижными ящиками, стоящему рядом с конторкой, налил пол бокала и выпил. Опустился на стул, закрыл глаза и снова потянулся за бутылкой. Налив бренди, он закрутил пробку. Эту порцию Гарри цедил очень медленно, где-то с час. Он научился радовать себя.

Гарри расстегнул пуговицы, снял форму, повесил ее на спинку стула, снова пригубил из бокала, наклонился над пачкой исписанных листов и стал читать тот, который лежал сверху.

«Коленсо. Описание кампании в Натале под командованием генерала Буллера. Составлено полковником Гарри Коуртни, награжденным крестом Победы и медалью за доблесть».

Он поднял страницу, отложил ее в сторону и стал читать дальше. Он столько раз перечитывал написанное, что и сам поверил в эту историю. Это было здорово, и он знал это. Господин Вильям Гейнеман из Лондона тоже разделял эту точку зрения. Гарри отослал ему первые две главы, и их обещали напечатать как можно скорее.

Все утро он работал спокойно и радостно. В полдень старик Джозеф принес ему еду в кабинет: холодного цыпленка с китайским салатом и бутылку белого вина, завернутую в белоснежную салфетку. Он ел и работал одновременно.

Вечером, дописав последний параграф и поставив точку, он положил ручку в чернильницу. Гарри улыбался.

– Ну а теперь пора навестить мою красавицу, – произнес он вслух и надел форму.

Дом в Теунискраале стоял на вершине. Это было большое здание с белыми стенами, соломенной крышей и голландскими фронтонами. Поблизости были разбиты клумбы с азалиями и голубыми рододендронами, граничащие с «загонами для лошадей. Два из них были отведены для кобылиц с жеребятами и однолеток. Гарри остановился у низкого забора и наблюдал за молодняком, пристающим ко взрослым.

Потом он захромал вдоль забора к небольшому участку, огороженному девятифутовыми столбами, где содержалась племенная кобыла. Она ждала его, приветливо кивая, прядая ушами и танцуя от нетерпения.

– Хочешь сахара? – Гарри кашлял, потирая руки, пока лошадь лакомилась. – Вот и все.

Кобыла благодарно склонила голову, а хозяин потрепал ее по шее:

– Вот и все, моя дорогая. А теперь побегай для меня. Дай мне полюбоваться тобой. – Он отошел назад и громко захлопал в ладоши.

Гордое животное встало на дыбы и победно заржало, рассекая копытами воздух.

Грациозная и сильная, она заметалась в загоне.

– Беги! – крикнул Гарри.

Кобылица перешла на галоп, носясь по треку и взбивая пыль копытами. Солнце плясало на ее шкуре, под которой играли хорошо тренированные мускулы.

– Беги! – Прислонившись к дыре в заборе, Гарри наблюдал за животным, и ему вдруг стало очень тоскливо.

Немного погодя он выпрямился и крикнул через конный двор:

– Зама, забери лошадь.

Два грума вели племенную кобылицу на длинном поводу. Ее ноздри раздувались. Гарри стоял с закрытыми глазами, пока троица не скрылась из виду.

– До встречи, моя красавица, – прошептал он дрожащим от волнения голосом.

Глава 49

Майкл «Коуртни спешился на вершине среди скал. Целую неделю он боролся с искушением вернуться на это место. Ослушаться родителей казалось ему вероломством.

Впереди виднелось крохотное пятнышко Теунискрааля. А между лесом и железной дорогой торчали крыши Ледибурга.

Но Майкл не смотрел туда. Он стоял рядом со своей лошадью, глядя на гигантские вершины деревьев на северной стороне холма.

Акации сильно выросли и заслоняли кронами тропинки между рядами. Зеленые вершины раскачивались, напоминая волны, гуляющие по морю.

До Львиного холма было очень близко, но это была запретная территория, как дремучий лес в волшебной сказке. Он достал бинокль из седельной сумки и направил на крышу дома. Новая соломенная крыша, еще неповрежденная непогодой, возвышалась над кронами акаций.

«Там бабушка. Я мог бы навестить ее. В этом нет ничего плохого. А его там нет. Он – на войне».

Майкл медленно положил бинокль в сумку. Он знал, что не поедет на Львиный холм, его связывало слово, данное матери. И вообще, он был связан многими обещаниями.

Он с грустью вспоминал их аргументы за завтраком и понимал, что родители опять победили. Он не мог оставить их, так как они не выживут без него. И он не сможет пойти на войну.

Иронично улыбаясь, он вспоминал свои фантазии. Участвовать в битвах, по вечерам разговаривать у костра и бросаться на штыки неприятеля.

Во время, рождественских каникул он проводил много времени, глядя в бинокль, не мелькнет ли где фигура Сина Коуртни. И теперь с чувством вины вспоминал, как однажды с восторгом наблюдал за дядей, который шел между, молодых побегов акации.

Но теперь он уехал, и ничего плохого не будет в том, если он навестит бабушку. Как неспокойно было на душе. Наконец, тяжело вздохнув, он поехал к Теунискраалю.

«Я не должен никогда приезжать сюда, – твердо решил Майкл. – Особенно после того, как он вернется домой с войны».

Глава 50

Они устали, устали до изнеможения. Жан-Поль Лероукс наблюдал за вялыми бурами, которые спешились и стреноживали коней.

Они устали от трех лет бегства и борьбы, ослабли, учась защищаться, огорчаясь, хороня товарищей, переживая за женщин и детей, помещенных в лагеря; они страдали, видя сожженные дотла дома.

Возможно, это конец, подумал он и снял потертую тирольскую шляпу. Возможно, нам придется признать, что все кончено и надо сдаться. Он вытер лицо шарфом, изменившим цвет от пота и сырой земли. Он смотрел на руины дома на обрыве у реки. Огонь перекинулся на каменные деревья, их листья пожухли и медленно облетали.

– Нет, – произнес он вслух. – Еще не все кончено. По крайней мере, надо попытаться еще раз. – Жан-Поль направился к ближайшей группе людей.

– Привет, Генни. Как дела? – поинтересовался он.

– Неплохо, Умник Поль. – Мальчик очень похудел. Хотя, впрочем, никому из них не удалось поправиться за последнее время. Он достал одеяло и расстелил его на траве

– Понятно, Генни. – Жан-Поль кивнул и присел на корточки рядом с юношей. Достал трубку, стал ее посасывать. И хотя она давно не набивалась, привкус табака остался.

– Хочешь щепотку, Умник Поль? – Один из бюргеров присел рядом и протянул ему кисет с табаком.

– Нет, спасибо. – Жан-Поль с трудом отвел глаза от кисета, борясь с искушением. – Выкурим, когда пересечем Вааль.

– Или когда доберемся до мыса Доброй Надежды, – пошутил Генни, и Жан-Поль улыбнулся. Этот город находился в сотне миль к югу от них, но именно туда они и направлялись.

– Точно, прибереги до мыса Доброй Надежды, – согласился он, горько улыбнувшись. У него осталось всего около шестисот голодных, оборванных людей на полуживых лошадях, а им надо было прорваться через территорию, равную Франции, на которой хозяйничали враги.

Но это был его последний шанс.

– Джанни Смуте уже там с большим отрядом коммандос. Преториус пересек Оранжевое государство, Де Ла Рей и Де Вет идут за ним, а Зиетсман ждет нас на реке Вааль. На этот раз буры Доброй Надежды присоединятся к нам. И…

Он говорил медленно, уперевшись локтями в колени, нагнувшись вперед, – изможденный гигант с нечесаной рыжей бородой, весь в пыли. Грязное лицо, спекшиеся губы. Рукава рубашки были пущены на перевязки. Сейчас к нему медленно подходили люди, садились вокруг и слушали, стараясь найти успокоение в его словах.

– Генни, принеси мне Библию из седельной сумки. Мы немного почитаем.

Солнце садилось, когда он закрыл книгу и посмотрел на товарищей. Следующий час прошел в молитвах, хотя целесообразнее было —потратить его на отдых. Но когда он вгляделся в их одухотворенные лица, то понял, что не зря потратил время.

– А теперь спать, друзья. Завтра рано утром надо быть в седле. – «Если они не придут ночью», – подумал он про себя. Сам Лероукс не смог заснуть. Он сидел ив сотый раз перечитывал письмо от Генриетты. Оно было написано четыре месяца назад и целых шесть недель шло до него через шпионов, переправлявших почту. Генриетта болела дизентерией, а два младших ребенка, Стефан и младенец Поль, умерли от истощения. Это заболевание было очень распространено в лагерях, и она очень волновалась за судьбу старших детей.

Стемнело, уже нельзя было читать. Он сидел, сжимая письмо в руке.

Если они заплатили такую высокую цену, может быть, им удастся победить.

Может быть, у них есть шанс. Может быть…

– По седлам! По седлам! Англичане идут! – крикнули с холма у реки, где были расставлены их пикеты. Это прозвучало предупреждением.

– По седлам! Англичане идут! – понеслось по всему лагерю. Жан-Поль наклонился и потряс спящего мальчика:

– Проснись, Генни. Нам опять придется бежать. Через пять минут он вел свой отряд в ночь, на юг, к вершине.