Текст книги "Стратегии гениальных женщин"

Принимая во внимание, что восприятие людей базируется на материалистическом – осязаемом и ощущаемом «человеческом», и не имея подтверждений явления Блаватской Учителей как источников неких высших знаний, есть смысл сосредоточиться лишь на этой области «человеческого» с точки зрения стандартного восприятия этой неординарной женщины ее современниками и потомками, отбросив мистическую составляющую, в которую можно лишь верить или не верить. Исходя из принятых условий, стратегия поведения Елены Блаватской выглядит впечатляющей и оригинальной в контексте влияния на окружающий мир. Человек всегда благоговеет перед тем, что он бессилен понять и объяснить, дух мистики и тайны довлеет над любой, даже очень сильной личностью.

Некая графиня Вахтмейстер, находившаяся рядом с Блаватской во время работы над «Тайной доктриной», отмечала множество удивительных совпадений при получении необходимых сведений для книги: из писем друзей, при просмотре газет, журналов или еще каким-нибудь иным способом. Нет смысла спорить, было ли это случайностью, или информация посылалась свыше. Ясно одно: мы имеем дело с высшей формой сосредоточения, которая превращает мозг человека в четко настроенный радар, подключая к информационно-энергетическим источникам Вселенной, что вовсе не кажется выдумкой теософов.

В течение всей жизни Елена Блаватская неизменно утверждала, что ее жизнь является великой миссией. Подчеркивание своей исключительной миссии на Земле было для Блаватской по целому ряду причин гораздо важнее, чем для выдающихся мужчин, которые применяли этот прием.

Во-первых, чтобы ослабить настороженное восприятие ее как женщины, вторгшейся в исконно мужскую сферу – нести новую мысль и новое учение. В этом контексте понятие «миссии» служило неким магическим символом неприкосновенности и, вероятно, первоначально было связано с условиями выживания в обществе. На последующих этапах деятельности и внедрения своей идеи в мировое пространство именно принадлежность к миссии позволяла Блаватской открыто смеяться над общественным мнением; в противном случае это было бы чрезвычайно опасно и даже невозможно.

Во-вторых, опора на миссию как на нечто новоявленное дает возможность создать Организацию и Трибуну. Таким образом, само понятие миссии оказалось базовой опорой для создания совершенно необходимых механизмов для распространения идеи. Этими механизмами должны были стать Теософское общество и его различные печатные издания, которые распространяли по миру зерна идеи Блаватской, как ветер разносит зерна растений. И наконец, только опора на миссию, принятую и признанную в мировом сообществе, позволяет создавать пророческие труды, апеллирующие к будущим поколениям. Таким трудом стала «Тайная доктрина».

В-третьих, миссия всегда в движении, в борьбе, что придает ей признаки жизни и динамичности. Ведение борьбы с придуманными врагами – прием, который не раз успешно использовал Бисмарк. Елена Блаватская обладала редкой решимостью начать наступление на самые мощные бастионы с гигантскими административными и финансовыми ресурсами. Чего только стоит сокрушительная интеллектуальная атака на архиепископа Кентерберийского через журнал организации «Люцифер». В материале, распространенном в пятнадцати тысячах экземпляров (!) – тираж, которому могли позавидовать даже некоторые рвущиеся к власти политические партии, – приводились неоспоримые доказательства извращения англиканской церковью учения Иисуса. Елена Блаватская очень хорошо понимала, что склока со слабым противником комична, а вот скандал с крупной силой – это путь к признанию, успеху и распространению учения повсеместно.

В-четвертых, говоря о миссии, стоит заметить, что чьи-либо откровения о собственном бремени нести в мир НЕЧТО, причем данное СВЫШЕ, всегда окутаны сакраментальным облаком таинства и неизменно вызывают интерес или просто любопытство, что можно было использовать для формирования по всей планете сообществ сторонников и защитников. На практике так оно и вышло: благодаря бесчисленным путешествиям с флагом великой миссии в руках Елене Блаватской к концу жизни удалось создать и поддерживать около 200 представительств Теософского общества. Эти островки «мирового блока Блаватской», когда возникала необходимость, вставали на ее защиту; они же и понесли идею дальше после ее смерти. Такого успеха в области распространения идеи по миру не удалось достичь даже Карлу Юнгу, которые позже вспахивал очень похожее поле. Однако Елена Блаватская просчиталась в другом – она не сумела сблизиться с наукой, придав оккультной сфере облик растянутого во времени познания. Именно по этой причине теософские идеи этой могучей женщины несколько померкли с ходом часов Истории. Проблема оказалась в том, что ее признают как выдающуюся личность, а вот достойных последователей, способных развить ее учение, не оказалось. Может быть, потому, что главной опорой у Блаватской оказалась ее собственная харизма и энергетическая сила, тогда как научность подходов Карла Юнга обеспечила ему гораздо большие перспективы, выраженные желанием многих молодых исследователей пойти его путем и развить его учение.

Наконец, главное, что мы должны сказать о любой миссии, – только она придает человеческой деятельности растянутость во времени и принадлежность к вечности. Пророк всегда покрыт приторным и благоговейным налетом времен, знаний, которые складываются благодаря тонкому пониманию предшественников и умножаются после собственного ухода как послание в века, во Вселенную. Понятно, что далеко не каждый может объявить о собственной миссии, для этого необходимы не только знания, но и определенная харизматическая сила, обаяние разума и полет души. Елена Блаватская имела такую силу, которую развила самостоятельно или (если мы принимаем ее как магического медиума) при помощи более высоких сил.

Вполне естественно, что такой путь нельзя было пройти без шероховатостей: у Блаватской появились многочисленные недруги и обличители. Ее обвиняли в мошенничестве и шарлатанстве, но она хранила спокойствие, ибо была исполнена веры в себя и свое учение. А еще потому, что у нее не было иного выхода, как сохранять свою линию и действовать сообразно однажды избранной стратегии. Кажется, никто из ее многочисленных биографов не сказал о ней лучше, точнее и объективнее, чем беспристрастно взиравший на ее жизнь сквозь толщу столетия Александр Сенкевич: «Она промелькнула в земной жизни азартной потворщицей веселым необыкновенным фантазиям и капризным незабываемым мечтам! Как слабая тень сбитой влет птицы, она пронеслась над Землей. Никто из живых не распознал ее агонии, и потому ни жалости, ни сострадания не снискала она, представ, наконец, пред людьми в сиянии Вечности».

Мария Склодовская-Кюри

Основное правило: не давать сломить себя ни людям, ни обстоятельствам.

Не усовершенствовав человеческую личность, нельзя построить лучший мир. С этой целью каждый из нас обязан работать над собой, над совершенствованием своей личности, возлагая на себя часть ответственности за жизнь человечества.

Мария Склодовская-Кюри

7 ноября 1867 года – 4 июля 1934 года

Символ успеха женщины в науке.

Первая женщина и первый ученый в мире – дважды лауреат Нобелевской премии

Даже далекие от науки люди слышали об этой легендарной женщине, положившей свою жизнь на алтарь достижений в большой науке. Почитание ее образа в мире столь велико, что достигает уровня благоговения: Мария Склодовская-Кюри – дважды лауреат Нобелевской премии, ее биография переведена на двадцать пять языков, ее образ увековечивание в скульптуре, ее имя присвоено многим институтам. Этот знаковый символизм отражает отношение общества к женщине-ученому, первой женщине-профессору Сорбонны, первому в мире ученому, удостоенному Нобелевской премии дважды, а не просто подведение итогов исследований и научных достижений отдельно взятого человека, посвятившего жизнь беззаветному служению великим научным открытиям.

Нет сомнения, что появление нового направления в науке, и прежде всего развитие атомной энергетики, много значит для эволюции человечества, оно бесценно в глазах исследователей, поскольку открытия семейства Кюри действительно являют собой революционный скачок в физике и химии. В то же время беспристрастный наблюдатель обязан зафиксировать, что поклонение Марии Кюри – это в первую очередь реверанс обезоруживающему обаянию и безмерному мужеству женщины, решившейся и сумевшей заглянуть в запредельное для слабого пола пространство, шагнувшей в будущее так далеко, как не смеет даже мечтать одурманенный цивилизацией обыватель. Не пытаясь измерить ее достижения исключительно научными критериями, подчеркнем, что ее главным достижением в восприятии человечества все же является не научное, а связанное с ним доказательство беспредельной свободы женщины в обществе, где за права необходимо было бороться, во времена, когда эта свобода воспрещалась. Это еще и знаковое подтверждение равенства полов, независимо от оценки этого факта.

В судьбе этой выдающейся женщины наложился зловещий отпечаток расплаты за внедрение в запретную зону – еще один экспрессивный элемент, усиливающий восприятие ее как исторического персонажа, тень тайны, скандала и сенсации, мрачно окутывающая контуры хрупкого, воздушного создания, бросившего вызов вечности. Такие судьбы всегда приковывают внимание, внушают трепет и изумляют неистощимостью воли. Такие образы, пожалуй, нужны человечеству для создания бессмертных символов, для культа отдельных качеств и способностей, что призвано подтолкнуть обычного среднего человека отнестись с бо́льшим уважением к самому себе.

Хотя, конечно, во многом она оставалась лишь женщиной: слабой, беззащитной и несчастной. Но объективно образ Марии Склодовской-Кюри сродни образу Прометея: она «выкрала» у Природы гигантскую силу, без колебаний и бескорыстно передав ее людям и… безбоязненно положив жизнь на алтарь малопонятных достижений. Впрочем, у нее, как и у многих великих женщин, не было иного выбора.

Рождение и воспитание в благочестивой семье польских интеллигентов, пожалуй, оказалось ключевым моментом детства Марии Склодовской, усиленным суровыми, порой бездушными условиями существования, обостренным чувством ущемленного национального сознания из-за безжалостного культурного прессинга царской России, а также ранней потерей матери и старшей сестры. Мария была пятым, и самым младшим, ребенком в семье, и смерть матери от чахотки, наверное, больше всего сказалось на ней: балуемая на правах самой младшей из детей, она в то же время в силу юного возраста и близкого контакта с матерью восприняла ее ранний уход с наибольшей тоской. Горькие и трогательные впечатления случившегося породили в ней почти никогда не покидающее ее ощущение тревоги. Восприимчивая и легко ранимая душа, она не замкнулась в себе полностью, потому что семья у нее была дружная. Но по сравнению со старшими братом и сестрами после смерти матери девочка приобрела какой-то библейский оттенок одухотворенности и неестественной для ее возраста серьезности, что подчеркивалось все ухудшающимися условиями жизни семьи.

Не лишним будет упомянуть, что значительная часть проблем, обрушившихся на семью Склодовских, была связана с тихим, но ощущаемым в семье протестом против навязываемых Россией культурных ограничений поляков, и особенно против пресмыкательства перед завоевателями той части польского общества, которая намеревалась процветать в любых политических условиях. И если мать Марии, управлявшая женским пансионом, была вынуждена оставить работу из-за тяжелой, неизлечимой болезни, то отец, преподававший в мужской гимназии, поплатился увольнением как раз за свои политические убеждения. Коварство судьбы не могло не отразиться на мировоззрении детей. Юные Склодовские заметно выделялись как своей бедностью, так и необыкновенной старательностью и воинственностью как компенсацией ущемленной национальной гордости и сложившихся социальных условий. Им приходилось рано взрослеть, осознавая и принимая ответственность и за собственную жизнь, и за жизни близких. Скороспелая самостоятельность и ранняя мотивация знаний отличали всех детей Склодовских: трое из них окончили гимназию с золотой медалью. В этом факте, конечно, заложено определенное противоречие, связанное с дезориентацией. Дети не знали, как им выжить в этом сложном и хрупком мире, в котором реальность, как в кривом зеркале, искажается сообразно социальному положению и богатству определенных членов общества. Позже, уже достигнув изумивших мир успехов на поприще научных открытий, Мария выскажет открытое презрение к средней школе, не воспитывающей ничего, кроме банального послушания и бездумного поклонения статистическим знаниям. Возможно, это негодование, как и попытка создать свой подход к обучению детей, является не чем иным, как реакцией на собственное детство с хорошими отметками, но абсолютно без каких-либо перспектив и маяков для выбора жизненного маршрута.

Но, признавая и уважая высокий интеллектуальный уровень родителей, получив в процессе воспитания большие дозы структурированных знаний именно от отца с матерью и осознав в гимназии превосходство знаний над невежеством как некий козырь в тайной и явной социальной борьбе, дети Склодовских сосредоточились на образовании, не имея пока понятия, где его можно применить. Вернее, у каждого птенца гнезда Склодовских жило свое романтическое представление о том, как распорядиться своей жизнью, но за осознанием необходимости университетского образования не было ничего ясного и понятного. Не было осязаемых идей и пламенных намерений бороться за них. Присутствовало лишь болезненно выпячиваемое чувство человеческого достоинства и уважения интеллектуального начала в личности, а также верховенство знаний в ценностной ориентации семьи. Неудивительно, что открытый вызов обществу, где социальное положение в большинстве служит определяющим фактором восприятия и отношения к человеку, стал отличительной чертой детей Склодовских. Окружающие не раз замечали откровенно мятежное, независимое поведение маленькой девочки, которая своей демонстративной горделивостью, опирающейся на основательное знание школьных предметов, просто компенсировала повсеместно прививаемое ощущение ущербности и второсортности из-за бедности и скрытого политического гонения отца Склодовского.

Взрослая оценка ситуации очень рано начала появляться в совсем еще юных головках детей Склодовских, а желание выйти из тупика бедности и роковой безысходности (в Польше девушки не могли рассчитывать на учебу в университете), необходимость зарабатывать средства на жизнь и обстановка какого-то сурового, непоколебимого благочестия в семье слишком мало способствовали пробуждению женственности и желания играть своим очарованием. Напротив, ответом на болезненный, паралитический уклад непреклонного и несентиментального мира у Марии, которая – так уж вышло – страдала больше своих братьев и сестер, формировалось отрешенное блаженство, основанное на знаниях. Правда, оно было не совсем лишено связи с реальностью, поскольку при отсутствии четкой направленности знаний девушка обзавелась устойчивой мыслью, что ставка на интеллект и образование – единственно возможный путь из зыбкой и неуютной среды, в которой она выросла и обитала. Ведь, по ее убеждению, именно враждебная среда, определяющая социальный статус, в значительной степени необоснованно рано привела к могиле ее мать и старшую сестру, не давала возможности отцу жить достойно и зарабатывать приличные деньги за свои знания, не позволяла ей вырваться из невидимой, но кажущейся непреодолимой клетки чудовищно сформированного социума. Угнетение народа и угнетение семьи слились в ее восприятии в единое и ненавистное целое. Необходимо бежать, но куда и зачем?

Девушка с каждым годом взросления сосредотачивалась все сильнее, словно невероятно упругая пружина, сжималась в себе, не выпуская своих внутренних ощущений, но набирая силу знаний и готовность в любой момент разжаться с блистательной, непредсказуемой мощью. Решительно менялись даже книги, которые она поглощала с ненасытным аппетитом прожорливого грызуна. Но на смену романтическим приключениям пришли серьезные произведения. Именно семейные проблемы ускорили формирование мотивации достижений. Нарастающий стресс формировал устойчивое желание действовать. Это отчетливо подтверждает предшествующий проблемам период тринадцатимесячных каникул, однажды любезно подаренных отцом. Тот факт, что в это время девушка пребывала в состоянии веселого и легкомысленного времяпрепровождения, даже не вспоминая об учебе, свидетельствует о стабильно позитивном представлении о жизни тогда, когда проблемы существования и будущего не являлись задачей уже ближайшего завтрашнего дня. Действительно, разве мало случаев, когда молодые люди, не имеющие проблем с организацией своей будущей жизни, успокаиваются, пребывая в праздности и бездействии в течение многих лет, а то и всей жизни?

Но после каникул нужда и полное отсутствие перспектив встали перед Марией во всей своей неприглядности. Уверенная в себе, необузданная и впечатлительная молодость выдержала это тяжелое испытание, встав на твердый путь непрерывного поиска. Не зная иного способа, кроме борьбы и неутомимого накопления знаний – качество, привитое отцом, – Мария пытливо и осторожно, будто сапер со щупом, зондировала свои реальные возможности. Но если в тестировании направлений она была сапером, то в освоении наук, несомненно, шахтером. Девушка относилась к себе настолько безжалостно, словно самобичевание и аскетизм сами по себе могли решить задачу. Так называемый «вольный университет», посещаемый в надежде получить новые знания, усиленная проработка тщательно избираемой литературы, внимательное отслеживание всего происходящего в мире и даже эпизодическое посещение лаборатории – все это по крупицам создавало новое представление о человеческих возможностях, хотя никак не решало проблемы, оставляя глубоко в сердце тихо нарастающую тревогу.

Необходимость зарабатывать средства на жизнь толкнула семнадцатилетнюю медалистку на путь преподавания популярных дисциплин, а еще немного позже она стала гувернанткой – скользкая и очень непростая плоскость для начинающей карьеристки. Кроме родного польского девушка к тому времени прекрасно владела немецким, русским, французским и вполне сносно – английским. Тогда она еще не имела стройных планов относительно своего будущего, но знала наверняка: она обязана сама заработать на обучение в университете и, более того, должна быть готова помочь старшей сестре, подавшейся в Париж на учебу и едва сводившей концы с концами. Шесть тяжелых лет скитания по чужим семьям оказались самым действенным бальзамом, самым главным моментом формирования личности – замкнутого в себе, параноидально сосредоточенного на своей цели бойца. Именно эти годы резко отдалили ее от старшей родни. Самая старшая сестра, Эля, была озабочена единственным вопросом – устройством своей жизни в качестве подруги какого-либо мужчины. Брат Юзеф успел сесть в своей поезд, увозящий его в многолетнее путешествие по миру знаний, чтобы сделать обычную мужскую карьеру. Самая близкая по духу сестра Броня в это время осваивала курс заманчивой и почти божественной для Марии Сорбонны, причем отчаянно борющаяся за собственную судьбу девушка еще и высылала сестре деньги на учебу. Отныне пустое времяпрепровождение – посещение балов, танцев и светские сплетни – начинает раздражать Марию, что является верным предвестником появления более четкой идеи. Девушка еще не знает, какой путь был бы для нее правильным, но под влиянием воспоминаний о физических опытах дома, о разных приборах, продемонстрированных отцом, она начала все свободные минуты отдавать физике. Годы, полные тревоги и отчаяния, годы на грани срыва в бездну и нередко появляющееся суициидальное настроение толкнули ее в мужскую плоскость, безусловно более широкую, открывающую куда больше возможностей, чем путь просто женщины, ограниченный отчетливыми рамками общества.

Мария медленно постигала ключевые нюансы в написании сценария своей жизни. Во-первых, она должна быть независимой и научиться рассчитывать лишь на себя. К этой мысли ее подводила суровая и непреклонная действительность: целых шесть лет безропотного и бесперспективного «хождения в чужие семьи» только добавили комплексы и усилили угнетенное состояние прогрессирующего стресса. Кроме того, она пережила еще одну, возможно самую большую, душевную трагедию – безответную любовь к выходцу из более высокого сословия, покорившемуся своему социальному статусу и отказавшемуся от любви очаровательной бесприданницы. Девушке из бедной семьи, даже если она умна и мила, нечего рассчитывать на любовь и на то, что ее примут в светском обществе, твердо уяснила Мария. Искренне презирая пустоту жизни состоятельных людей, она, сама того не осознавая, одновременно нанесла удар и по своей чувственности, начав процесс если не стирания, то полного игнорирования своей половой принадлежности. Она твердо встала на путь отчуждения, бегства из мира романтики и счастья. На первое место отныне выходит необходимость реальных и весомых общественно значимых достижений, которые могли бы ее удержать на плаву, позволить помогать стареющему отцу и при необходимости компенсировать бедность и невысокое происхождение. А еще ее достижения должны быть настолько значительными, чтобы с лихвой компенсировать или хотя бы аргументировать ее неженское поведение. Женственность, очарование, любовь вытесняются из сознания напряженными усилиями воли, которая отныне управляет сосредоточенностью на более понятных ценностях. Такой осязаемой целью, ведущей к независимости и способности распоряжаться своей собственной судьбой, а может, даже к определенной самореализации, могло быть образование. И образование в такой стране, где роль женщины не была такой ограниченной, скованной унылыми взглядами консервативного общества, как в стиснутой внешнеполитическими оковами Польше. Не без участия отца и старшей сестры Мария остановила свой выбор на Франции, на Сорбонне – европейском средоточии передовой мысли.