Текст книги "Стратегии гениальных женщин"

Подобно выдающимся мужчинам, женщины, чьи образы стали символами в различных сферах общественной жизни, отчетливо осознавали необходимость придания своей деятельности характера некой важной, общественно значимой, государственной или даже общечеловеческой миссии. При этом даже цели, далекие от конструктивности, нередко путем определенных публичных действий искусственно облекались в тонкую, искусно наброшенную привлекательную мантию значимости, усиливая притягательность и выразительность той или иной фигуры. В отдельных случаях миссия служила для маскировки действий, которые вряд ли могут интерпретироваться обществом как великие.

Преданная подруга Октавиана Августа уничтожала десятки людей под видом заботы о величии и процветании империи, но когда сам император встал на ее пути, женщина не выявила беспокойства и сомнения. Ливия если не твердо уверовала, то агрессивно навязала Риму мысль о том, что ее миссия состоит в обеспечении безопасности императорской фамилии, а для этого любые действия могут быть оправданы. Ее не менее знаменитая правнучка Агриппина Младшая, будучи замужем за безвольным и мягким императором Клавдием, фактически сама управляла империей, часто выдавая свои личные интересы за заботу о государстве. Для Клеопатры эта единственная цель заключалась в укреплении могущества Египта и восстановлении империи Птолемеев в ее первоначальном виде, созданном Александром Македонским. Но эта, казалось бы, святая цель была лишь отражением ее страхов перед физическим истреблением – на ее глазах погибли все ее родственники, оказавшиеся менее расторопными в борьбе за власть. А некоторые из них – как минимум, одна из ее сестер и один из ее братьев – не без ее заинтересованного участия.

Талантливая куртизанка маркиза де Помпадур всячески подчеркивала, что ее жизнь – «это лишь история жизни, короткой и интенсивно прожитой, исключительно ради интересов Франции», хотя конечно же она руководствовалась гораздо больше соображениями собственной безопасности, нежели жаждой защитить интересы государства. Однако без такого штриха ее образ в глазах потомков был бы не только блеклым силуэтом любовницы короля, но и просто неинтересным, поскольку люди готовы поклоняться символам лишь в том случае, если те творят нечто великое, непостижимое, мистическое. Вовсе не случайно жены политиков и президентов XX–XXI веков непременно пытаются воздействовать на общественное сознание, беря на себя неповторимые миссии покровительства детским домам, больницам и вообще обездоленным. Такие действия выгодно подчеркивают жизненный уклад первых леди, не только скрывая отсутствие у них внутренней содержательности, но и создавая ореол праведности и для самих руководителей держав. Одним словом, деятельность должна быть выше обывательщины, тогда она будет производить впечатление, как парящая в небе большая и недостижимая птица.

Преследуя схожую цель, Елена Блаватская утверждала, что должна принести в мир новые возможности развития человека – путем внедрения великих достижений восточной религии в западную культуру. Эта женщина не только не скрывала, но и всячески демонстративно подчеркивала свою миссию. То же самое делала и Екатерина Вторая, проникшись идеей возвеличить Россию. Бесконечное балансирование между жизнью и смертью стимулировало к изворотливости и невероятной гибкости многих женщин: Клеопатру, Ливию, Агриппину, Екатерина Вторую.

Впрочем, объективности ради стоит оговориться, что в сознании подавляющего большинства талантливых и необыкновенных женщин странным образом были воссозданы тождественные связи между личным и общественно значимым.

У Ливии безопасность Рима равнялась безопасности своей семьи, и прежде всего императора Августа. У Екатерины величие России преломлялось сквозь призму собственного величия и собственной безопасности, а также сознательной лепки выдающегося исторического образа, что должны были завизировать как европейские монархи, так и выдающиеся современники. У Блаватской миссия личного участия в эволюции человека и изменении его представления о себе напрямую была связана с собственным благополучием и созданием условий для бесшабашной, нередко авантюрной жизни. Миссия Жанны д’Арк была понятна всем: кто будет возражать, что в фанатическом следовании единой идее освобождения родины не заложен великий смысл?!

У ворвавшихся в общественное сознание женских идей есть много общего с мужскими: они непременно оказывались новыми для восприятия, невиданными и непредсказуемыми. В них часто присутствовал оттенок сенсации и дух величия – то, что очень охотно проглатывает публика в любой исторический период, в любом социально-культурном контексте. Даже в тех случаях, когда новое оказывалось хорошо замаскированным старым, оно преподносилось в таком оригинальном обрамлении, с таким сопровождением воодушевленного волнения, что аудитория не могла противостоять агрессивному натиску рвущихся к славе отрешенных натур.

Поиск значимой для цивилизации миссии, в жертву которой может отдаваться все, занимал многих талантливых женщин. Для княгини Ольги превыше всего было величие Руси, хотя эта миссия была определенно навеяна размышлениями о собственной безопасности и обеспокоенностью судьбой подрастающего сына. Мария Склодовская-Кюри во главу угла поставила продолжение дела своего мужа. Она выглядела в глазах окружающих не как самостоятельная исследовательница, а как помощница выдающегося мужчины. Несколько позже она постаралась возвести открытый ею радий в культ. Таким образом скрывалась трансформация ее сознания, ориентир на достижения, что для женщин в принципе было запрещенной сферой. Если общество с трудом принимает любого нового мыслителя-мужчину, то признание женщины является совершенно невероятной трансформацией коллективного сознания и для него должны быть четкие предпосылки. Например, совершенно новая идея, реализовывать которую ни у кого другого, кроме ее носителя, нет возможности. Или отсутствие решительных и сильных духом мужчин, что вынуждает женщину взять на себя миссию. И то, что эти женщины сами пребывали в искренней убежденности важности своей миссии, часто поддерживало их и давало силы продолжать начатую борьбу за идею.

Опыт предшественников всегда был важной опорой для мудрых людей. Опытом питаются те, кто жаждет отыскать в хаотическом брожении цивилизационных процессов новую идею, достойную рождения великой личности. Без опыта предшественников не совершено ни одного открытия, не сделан ни один решительный шаг.

Благодаря ставке на интеллектуальное развитие и заботу о собственной личности, а также изначальному стремлению стать фавориткой монарха маркизе де Помпадур удалось всесторонне проанализировать ситуацию и психические особенности мужчины, которого она считала своей целью. При этом одним из ключевых моментов ее успеха стала опора на опыт прежних любовниц Людовика XV, учет их ошибок и просчетов, и особенно в сфере обеспечения безопасности.

Если танец Айседоры Дункан и был современным воспроизведением движений виртуозных эллинов, свободных от условностей традиции искусных танцоров Древнего мира, то вряд ли об этом задумывались зрители, которым после навязанных религиозными догмами оков неожиданно представили свободный и изысканный полет на сцене. Айседора убеждала, что ее миссия состоит в том, чтобы дать людям новую форму полета, новую идею движения. Но на поверку это оказалось изящной интерпретацией движений, уже известных и присутствовавших в культуре. Это было возвращение к далекому прошлому, но возвращение сквозь призму современного сознания. Безусловно, в моделях Коко Шанель были элементы уже созданного ранее, но новое сочетание форм, цвета, материала оказалось оружием убийственной силы для общества, навсегда покоренного обаянием этой созидающей женщины. Ее предшественник Пуаре освободил женщин от корсетов, но именно Коко Шанель удалось закрепить это нововведение повсеместно. В значительной степени даже такие исключительные послания миру, как «Тайная доктрина» и «Разоблаченная Изида» Елены Блаватской, содержат элементы ранее употребляемых религиозно-философских парадигм. Однако в новом обрамлении это выглядит как качественный синтез всеобъемлющего наследия мыслителей, что превращает и фигуру Елены Блаватской во вселяющий благоговение монумент.

Конечно, Жанна д’Арк не могла не использовать опыт военачальников-мужчин, а Маргарет Тэтчер – опыт предшественников-политиков мужского пола. Но те же черты, преломленные, как лучи, женским естеством, дали иное, отличное от мужского, свечение. Гораздо более яркое, внушительное и запоминающееся. Вековой опыт любви был известен и изложен многими мужчинами, но его прозрачные женские интерпретации всегда вызывали общественные взрывы. Пожалуй, со времен откровений поэтессы Сафо до Цветаевой не было зафиксировано такой трагичной проникновенности и всеобъемлющей силы этого единственно могучего чувства, вечно возвышающего человека.

Использование опыта предыдущих поколений приближает искателя к космосу, к пониманию цикличности самой жизни. Старательная исполнительница выразительных образов Мадонна часами слушала старую музыку, изучала повадки былых символов, таких как Мэрилин Монро, а сама Мэрилин отчаянно копировала движения другой пленительной блондинки – Джин Харлоу. Так жизнь и идеи развиваются по вечной спирали, предопределяя ход часов цивилизации.

Традиционной или даже исторической особенностью женщин является гипертрофированное отношение к материальным ценностям. Однако переоценка материального у женщин вполне аргументирована; она является прямым воздействием патриархального уклада. Более того, трепетное отношение к материальному не только сформировано мужчинами и всячески поддерживалось ими на любом историческом отрезке развития цивилизации, когда мужчина являлся основным производителем, захватчиком и распорядителем материальных ценностей, а женщина, приспосабливаясь к такому укладу, выступала на этом своеобразном рынке продавцом своих женских качеств – любви, материнства и способности создавать и поддерживать уютный домашний очаг. Мужчина старался сделать женщину зависимой, чтобы сформировать устойчивую мотивацию к обмену этих качеств на материальные блага. Произведение обмена создавало иллюзию сотрудничества, тогда как лишь немногим парам удавалось достичь взаимопроникновения духовных миров. Ознаменованием последнего часто служила переоценка материализованного мира, осознание эфемерности преходящего. Но нередко женщинам удавалось удивлять патриархальный мир односторонним отказом от материального, принуждая мужчин терять действенную нить воздействия и обретая независимость.

Часть известных женщин демонстрировала двойственное отношение к материальному. Однако даже беглый взгляд на вещи свидетельствует о том, что под видимой страстью к богатству кроется беспокойство за безопасность государства и за возможность влияния на окружающий мир. К примеру, когда Клеопатра проявляла слишком много усилий для приобретения богатств, мы имеем дело скорее с усилением государства, роста могущественности державы, нежели с желанием женщины получить все сокровища мира. Это подтверждает и ее показная расточительность, гигантские суммы, истраченные на приемы знатных римлян и пиры. Однако растворенные в вине жемчужины и прочие элементы позерства имели лишь одну цель: произвести впечатление и убедить в богатстве, а значит, и в мощи государства.

Сходно и стремление маркизы де Помпадур получать от короля подарки в виде замков, поместий и титулов. Это должно было послужить для психологически ущемленной дочери куртизанки панцирем от стрел знати, выросшей в роскоши и богатстве. Примечательно, что в некоторых замках Жанна Антуанетта так ни разу и не побывала.

Жанна д’Арк и княгиня Ольга демонстрировали равнодушие к богатствам, если только это не касалось усиления мощи государства. Орлеанская дева без сомнения отказалась от титулов и других атрибутов благополучия, предлагаемых королем Франции. Ольга же вообще вела аскетический образ жизни, проявляя заботу прежде всего о душе и внутренней гармонии.

Елена Блаватская думала о средствах лишь по мере их необходимости для реализации своей идеи. Коко Шанель относилась к материальным приобретениям почти исключительно как к средству продвижения своей идеи; роскошь, к которой ее приобщили, никак не отразилась на восприятии ею внешнего мира и, тем более, на ее работоспособности. После получения мирового признания она трудилась не меньше, чем в суровые времена, когда мечтала сменить монастырскую униформу на что-нибудь более привлекательное. Айседора Дункан, Мария Склодовская-Кюри и Марина Цветаева с презрением относились к деньгам и вещам. Айседора Дункан имела деловую жилку, но сознательно отказывалась от усилий приобрести большие средства; ее беспокоили лишь известность и слава. Мария Склодовская-Кюри могла бы заработать целое состояние на дорогом радии, но сознательно отказалась от этого, стремясь лишь к научным достижениям как истинной ценности. Марина Цветаева обращала внимание на свое платье, когда оно превращалось в лохмотья, всепроникающая лирика владела ею целиком, без остатка. Эти женщины могли работать до изнеможения ради славы и признания, деньги тут всегда были даже не на втором плане. Кстати, такое пренебрежительное отношение известных женщин к материальному благополучию во многом предопределило и их свободное перемещение по планете. Они не имели привязанности ни к вещам, ни к местам обитания, ни даже к людям. Елена Блаватская почти непрерывно перемещалась, распространяя свою идею, почти так же поступала Айседора Дункан, передвигаясь в поисках наиболее благоприятного места для самореализации и придания идее создания школы танцев общественнозначимого публичного характера. Во имя творческой самореализации Мария Склодовская, Айседора Дункан и Марина Цветаева легко расстались с родиной.

В то же время любопытным представляется то, что финансовая независимость способствовала раскрепощению женского мышления и установлению социального равенства, что, в свою очередь, обусловило возможность для женщины сосредоточиться на интересной для нее деятельности независимо от возможной критики мужчин. Можно привести несколько эпизодов из жизни разных женщин, которые подтверждают, что материальная независимость от мужчин создает хороший плацдарм для женской уверенности. Например, сознательное участие Агаты Кристи в покупке и оформлении нового дома, которое как бы давало ей возможность вести диалог с мужем на равных и позволяло иметь такое противоречивое для женщины хобби, как написание детективных романов. Или использование Коко Шанель своих средств для финансовой помощи Сергею Дягилеву, с тем чтобы получить от него взамен определенные идеи, умело и деликатно эксплуатировать талант неординарного и популярного хореографа. Такая трансформация в жизни королевы моды особенно важна, если вспомнить, что первоначальные идеи она также получала от мужчин, а использование материальных средств стало заменителем сексуальности. Безусловно, и ведение на равных диалога Клеопатры с Марком Антонием или княгини Ольги с византийским императором Константином VII во многом опиралось на экономическую и военную мощь представляемых этими женщинами государств. Еще одним небезынтересным высказыванием является откровение добившейся успехов Мадонны по поводу того, что она вынуждена искать себе мужчину, не просто уверенно стоящего на ногах в финансовом плане, но и соответствующего ее финансовому положению. В мире, где материальное служит эквивалентом достижений и мерилом успеха, это имеет значение.

Таким образом, материальная независимость играла весомую роль для значительной части женщин, чья деятельность прямо соприкасалась с материальной сферой. Однако женщины, избравшие сферой своей самореализации духовную, неосязаемую плоскость, позволяли до определенной степени игнорировать материальное, противопоставляя ему нечто такое, что стоит несоизмеримо выше денежных знаков. Стихи Цветаевой, танец Айседоры Дункан, освободительная миссия Жанны д’Арк, религиозно-культурные ценности Елены Блаватской, научные достижения мадам Кюри или успешное премьерство Маргарет Тэтчер – все это выглядит намного весомее материальных достижений даже в глазах обычного человека.

Смерть как явление всегда обладала в восприятии человеческого сознания сильными магнетическими или даже гипнотическими свойствами. Ее притягательность стала следствием животного ужаса человека перед неизбежностью, безысходностью и таинством, смерть же известных людей сделала их образы еще более запоминающимися. Но тут действует и обратное правило: яркий, поражающий особыми и в какой-то степени уникальными событиями уход того или иного человека может резко усилить восприятие его образа.

Выдающиеся женщины часто умели уйти из мира живых с таким влекущим эпатажем, с такой меткой изысканностью, что порой можно задаться вопросом: а не стали ли они режисерами своей собственной смерти? Мысль о посягательстве на собственную смерть, на такую исполинскую для человека величину, столь не зависящую от его желаний, конечно, может вызвать ироническую усмешку. Но в то же время, когда мы сталкиваемся с сосредоточенными личностями, мужчинами или женщинами, увидевшими безысходность или логичную своевременность своего ухода, мы вынуждены констатировать такое явление, как управление собственной смертью. Как в любом деле, где требуется, прежде всего, актерское мастерство, женщины научились демонстрировать такую незабываемую изысканность, такую выразительную драму и игру, что их вынужденная смерть оказывалась последним представлением жизни.

Клеопатра, понимая безысходность дальнейшего существования (она легко могла остаться в живых, правда, при этом потеряв свой статус, что было немыслимо для царицы), предпочла театрализованное представление своей смерти. Хотя никто достоверно не знает, имела ли место смерть от укуса змеи, царица сумела извлечь из своего ухода гораздо больше для возвеличивания собственного имени и создания бессмертной легенды о Клеопатре, нежели удалось получить с помощью огромного числа признанных успехов при жизни. Смерть дала ей вторую жизнь, оставив отпечаток величия на имени. Конечно, в значительной степени угроза Клеопатры для Рима и, следовательно, важность победы Октавиана в этой военной кампании были гиперболизированы самим двором Августа и лояльными к нему поэтами и летописцами. Но если бы не было такой шикарной режиссуры собственной кончины и такого апломба в игре, вряд ли у врагов появился бы повод так широко распространять слухи о коварстве египетской царицы.

Хотя Ливия Друзилла ушла из жизни довольно тихо, она в течение жизни была настолько близка к смерти, что, казалось, шагала с нею, взявшись за руки. Ее имя всякий раз всплывает в связи с гибелью целой плеяды наследников и даже самого Октавиана Августа. Кстати, следует заметить, что ее сын император Тиберий, которого терпеливая «мать отечества» готовила к высшей власти в течение четырех десятков лет, даже не появился на похоронах. Он ненавидел ее и боялся, стараясь даже не встречаться с ней в течение нескольких предшествующих смерти Ливии лет.

Агриппина Младшая продемонстрировала в своей чудовищной смерти истинное величие женщины, способной убивать, любить и… умереть красиво, с неземным жестом вечного призрака. Ее противостояние с сыном Нероном, набравшим силы и ставшим самостоятельным, завершилось решением императора погубить свою властную мать. Но попытка инсценировать ее гибель во время представления морского боя завершилась позорным обличительным провалом – тяжелый потолок над кроватью Агриппины должен был упасть на нее и раздавить, а корабль матери римского императора – затоплен. Однако потолок оборвался не сразу, и Агриппина, будучи прекрасной пловчихой, добралась тайно до берега. Она уже прекрасно понимала, что спасения не будет, поэтому сумела психологически хорошо подготовиться к смерти. Когда появились присланные сыном убийцы, мужественная женщина разыграла театрализованную сцену ухода – последнее, что она могла себе позволить. Невозмутимая и бесстрашная, она осталась для самого Нерона неприступным сфинксом, величие взора которого выдержали века.

Смерть Жанны д’Арк на костре инквизиции также способствовала превращению ее в мученицу – символ бесконечности и святости женщины, вступившей на путь борьбы с мужским миром. Убийство девушки подчеркнуло ее божественный образ, усилило восприятие неспособности приземленных современников понять величие и гигантский размах принимаемой на себя миссии. Даже гипотетически сложно представить себе возвращение Жанны д’Арк в крестьянскую общину. Еще сложнее вообразить перерождение вчерашней крестьянки – она явно не годилась для касты хозяев жизни. Исключение могло бы быть, если бы девушка сумела вернуться к традиционной роли и стать женой, скажем, кого-нибудь из вассалов короля. Но ее миссия с мужским оттенком, ее бесповоротное соперничество с мужчинами и безграничная воинственность не позволяли совершить такую трансформацию. В результате судьба оказалась предрешенной: воительнице «предписывалось» погибнуть на поле брани или от рук не знающих страха палачей. Но костер возвысил ее до высот ангела, таинственно и с укоризной взирающего на неблагодарный мир. Именно в таком виде образ Жанны д’Арк приобретает особый блеск, схожий со звездным.

Смерть-загадка не только придала пикантности таким именам, как Айседора Дункан и Мэрилин Монро, но и создала эффект тайны. Неожиданность и картинность их ухода стала неразрывной ассоциацией с этими женскими именами. Айседора всю жизнь как бы ходила по краю пропасти, поэтому ее шикарный шарф, вызвавший удушье после того, как один его конец зацепился за колесо автомобиля, символизирует и неслыханное позерство, и всегда рискованную игру женщины, которую многие считали богиней. Смерть Мэрилин Монро – еще более загадочна и своей тайной приковывала внимание многих сотен тысяч людей. Две любимые публикой фигуры, хотя и не выступали авторами сценария собственной смерти, вели такой экстравагантный образ жизни, что именно неординарный уход в мир иной кажется теперь естественным для них.

Хотя Мария Склодовская-Кюри прожила довольно долгую плодотворную жизнь, тот факт, что ее смерть напрямую связана с радием, открытым и выделенным ею веществом, подчеркивает монументальность самой первооткрывательницы. Смерть окрыляет ее, придавая всей жизни ученой сакральный и даже таинственный смысл.

Марина Цветаева взрывным для общества самоубийством укрепила общественное мнение в своей изломанности, нестандартности своей исковерканной и противоречивой жизни. Смерть поэтессы, среди прочего, послужила мощным стимулом для запоминания ее образа. Заслуживает внимания придуманная ею задолго до смерти эпитафия. Вместо «Здесь лежит» она сказала: «Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева». Может быть, «хотела бы лежать, но не лежит». А, скажем, парит над живыми… В любом случае, она хотела, чтобы все, даже смерть, отличалось от привычного, избитого и понятного. Хотела, чтобы все у нее было не так, как у всех, чтобы было наоборот. А такое не может не запомниться.

Даже смерть Екатерины Второй дает повод говорить, что способ и контекст ухода из жизни являются неким продолжением жизненной позиции, деформации личности стареющей царицы в сторону инфантильности и безнадежного угасания духовной силы. В этом смысле тихие непредвзятые уходы Елены Блаватской, Коко Шанель, Агаты Кристи также являются продолжением их умиротворенности и спокойной сосредоточенности, тихими уходами в свои дома после успешно выполненного дела, реализации своей миссии…

Весьма интересным может оказаться и тот факт, что именно смерть таинственным образом разделяет выдающихся женщин на две условные группы, отличающиеся принципиальным подходом к своей миссии. Первую составляют женщины, для которых в жизни первостепенное значение имела эксплуатация своего очарования и сексуальности в достижении тех или иных формальных успехов. Причем ставки на магические чары такие женщины делали в течение всей жизни. Создается впечатление, что их уход из жизни напрямую связан с тем, что жизненные силы Инь иссякали, оставляя их беспомощными и бессильными в мужском мире.

Ставки на свою женскую силу в жизни сделали такие известные личности, как Клеопатра, Агриппина, маркиза де Помпадур, Мэрилин Монро, Айседора Дункан. Все они умерли довольно молодыми. Казалось бы, никакой прямой связи нет, судьбу этих женщин решили не зависящие от них обстоятельства, войны, трагические случайности, болезни. Но эти обстоятельства оказывались лишь следствием той или иной жизненной линии. Клеопатра объективно могла бы соблазнить Октавиана, пришедшего в Египет за головой своего соперника Марка Антония, и договориться с ним о правлении в своей стране. Агриппина фактически подошла к финалу своей жизни, когда осознала, что ее женские чары не действуют, оставляя безразличными Сенеку и сына Нерона. Всесильная маркиза де Помпадур слегла тогда, когда почувствовала «вторичность» своей роли при дворе Людовика и поняла, что король способен легко обойтись без нее. Отдав монарху всю свою энергию, она не сумела проглотить свою «ненужность», потерю привлекательности и женственных сил, потому позволила болезни съесть себя без всякого сожаления о потускневших красках жизни. Мэрилин Монро трагически умерла в расцвете сил, но ее смерть также не будет казаться столь необычной, если учесть, что актриса не находила себя, металась в истериках и депрессиях, пыталась лечиться у сомнительных людей и принимать не внушающие доверия дозы медицинских препаратов. Она плавно приближалась к возрасту, который ею самой расценивался как критический с точки зрения привлекательности; она патологически боялась того момента, когда не сможет очаровывать толпу, а ведь она жила именно этим. Сходна судьба и Айседоры Дункан, которая отдавалась безудержной любви и эмоциям, с нею связанным. Некогда великая танцовщица так и не оправилась после ухода от нее Есенина; теперь ее уже не так манили идеи распространения босоногого танца. Хотя она и до своей трагической смерти «крутила» романы с мужчинами, это была уже не та Айседора; она казалась усталой одинокой женщиной, так и не нашедшей пристанища, не реализовавшейся в материнстве, неудовлетворенной жизнью. Она пыталась компенсировать все это фейерверками и скандальными выходками, поддерживать свое имя на слуху, но ее дух, кажется обрадовался освобождению, потому что находиться на земле уже было для нее бесполезно и даже нелогично. Ведь она не могла и не хотела меняться сообразно новым обстоятельствам и своему возрасту. Почти то же можно сказать и о Марине Цветаевой, в течение жизни демонстрировавшей определенную любовную инфантильность, с восторгом воспринимаемую от романтичной девушки, но вызывающую недоумение, когда речь идет о зрелой женщине. Безусловно талантливая поэтесса, она не нашла в себе сил перестроиться и жить в рамках клетки, исполненной в виде страны Советов.

Пожалуй, единственным исключением из общего правила кажется Коко Шанель, женщина, пробившая себе дорогу благодаря тонкому расчету, с помощью мужчин, которых она неизменно очаровывала своей прелестью. Но, в отличие от Айседоры Дункан и Мэрилин Монро, она не витала в облаках, сотканных из необоснованных пленительных иллюзий, а использовала свою временную власть над мужчинами для достижения независимости и могущества. Это было вовсе не могущество маркизы де Помпадур, которое зиждется на признании великой женственности и рассыпается, как хрусталь, брошенный наземь, несмотря на наличие множества материальных ценностей. Коко Шанель и, возможно, Мадонна фактически являются переходными образами, поскольку сумели трансформироваться в процессе взращивания своих личностей. Если первые шаги они совершили при помощи мужчин, нередко откровенно ими соблазненных, то, достигнув минимальной самостоятельности, сосредоточились на карьере в специфических областях человеческой деятельности. Любовь и секс с тех пор оставался для них только любовью и сексом, они не преувеличивали и не преуменьшали значения этой стороны жизни, однако сосредоточение энергии на других целях позволило им добиться невероятной для женщин свободы и освободиться от необходимости делать любовь своим оружием.

Те женщины, которые достигли признания благодаря своей профессиональной деятельности, нередко с отчетливыми мужскими чертами, составляют иную, принципиально отличную мотивациями и целями, группу. В отличие от первой группы женщин их развитие по мужскому типу, то есть выбор мужских профессий, деятельности и близких мужчинам стратегий, предполагало долговременный процесс, мало связанный с такими сопутствующими факторами, как способность очаровывать и соблазнять мужчин. Не исключено, что именно поэтому сосредоточившаяся на управлении государством Ливия, избравшая литературное творчество Агата Кристи, сделавшая своим орудием моду Коко Шанель или эксплуатировавшая политику Маргарет Тэтчер составляют категорию долгожительниц. Хотя несколько меньше прожили княгиня Ольга, Екатерина Вторая, Мария Склодовская-Кюри и Елена Блаватская, однако это все же гораздо дольше, чем те женщины, которые сделали ставку на любовь. Исключение составляет Жанна д’Арк, но она в большей степени, чем кто-либо другой, зависела от мужчин, поскольку ее деятельность являлась их политическим проектом.

Смерть, таким образом, почти всегда оказывалась завершающим актом жизни, безупречно выверенным механизмом перехода из реального мира в небытие, боязливым и смиренным нырянием в бездну или уверенным прыжком в бесконечность туда, где парят над землей. И похоже, каждая из этих талантливых женщин сама определяла, тихо ли ей исчезнуть или громко хлопнуть за собой дверью.