Текст книги "Стратегии гениальных женщин"

Наиболее целеустремленные женщины, идущие к достижению власти или к другим открытым формам влияния на окружающий мир, в подавляющем большинстве относились к любви и сексуальным приключениям слишком рационально, редко позволяя себе увлекаться и быть ведомыми в отношениях. Более того, для той части женщин, для которых любовный роман нес угрозу идее или установленному миропорядку, характерно полное подавление собственной сексуальности и отказ от любви в пользу своей идеи. Но даже те случаи, кажущиеся стремлением к свободе в любви, нередко были лишь сфабрикованными мифами или мастерской игрой самих женщин, их хитроумным позерством, актерским искусством, потому что речь шла все о той же тайной борьбе с мужскими устоями, осуществляющейся при помощи исконно женского оружия.

Пожалуй, самые уникальные мифы, вынесенные на поверхность современного восприятия волнами исторических летописей, касаются небывалой сексуальной разнузданности египетской царицы Клеопатры и не ведающей границ развращенности Агриппины, жены императора Клавдия. К примеру, Клеопатре приписывают такие вампирические эпизоды, как выбор для себя мужчины на ночь, с тем чтобы утром он был умерщвлен. Сохранились упоминания и о других актах разврата царицы. Египетская владычица действительно умела создать из любовного романа театрализованное представление, причем весьма заманчивое даже для видавших виды римских властителей, однако также очевидна ее исключительная разборчивость в партнерах. Более того, летописи не приводят ни одного имени, кроме Юлия Цезаря и Марка Антония. Агриппина действительно принимала участие в безумных сексуальных представлениях своего брата Калигулы и даже соперничала со своей младшей сестрой за расположение едва ли нормального императора. С целью заговора против Калигулы она совратила известного патриция, формально претендующего на роль наследника, но заговор был раскрыт, она лишь чудом избежала смерти. Позже она обольстила приближенного другого императора, своего родного престарелого дяди Клавдия, с тем чтобы оказаться в его постели. В результате римскому сенату пришлось изменить законодательство, чтобы разрешить такой почти кровосмесительный брак. Но хотя Агриппина действительно претендует на то, чтобы предстать перед потомками сексуальным демоном, дальше реальность слишком явно переплетается со слухами, и в частности о кровосмесительной связи с сыном Нероном. Скорее всего, эти, не имеющие под собой оснований, слухи распространялись приближенными Нерона, которые жаждали пробудить в императоре враждебность к собственной матери, подобно тому как двор Августа искусно навязал римской элите и всему населению Вечного города кровавый и развратный образ Клеопатры, создав иллюзию невероятной угрозы для всей империи.

Несмотря на присутствующие в литературе многочисленные сальные намеки на развращенность Клеопатры и Агриппины, более поздние исследования вполне аргументированно свидетельствуют, что имевшие место любовные интриги предпринимались этими женщинами исключительно ради власти и социального статуса. Они действовали как высокоточное оружие при тщательной избирательности целей, и очень сомнительно, чтобы мастерские совращения, осуществленные этими женщинами, имели хотя бы косвенную связь с их чувственными желаниями. Действительно, гораздо чаще талантливые женщины использовали свою сексуальность и фантастическую изобретательность в создании обстановки, наполненной ароматом эротизма, почти исключительно для привлечения мужчин на свою сторону, использования реальных и мнимых возлюбленных для достижения совершенно иных целей, среди которых безопасность и стремление к власти занимали центральное место. Почти, потому что Клеопатра, окажись Антоний великим воителем, жила бы с ним как жена и подруга, а Агриппина, найдись в империи мужчина с волей Цезаря и статусом наследника, могла бы также вернуться к традиционной роли женщины. И еще потому, что Клеопатра, возможно, испытала короткие моменты счастья от близости с Цезарем и Антонием, тогда как Агриппина, прожив на вершине власти жизнь без подлинной любви, оказалась одинокой, опустошенной и преданной даже собственным сыном.

Итак, эти женщины были слишком мудры и осторожны, чтобы позволить себе сексуальные излишества. Они виртуозно играли мужским миром, возбуждая его любопытство и непреодолимое вожделение, но пресс общественного порицания и прямо связанная с этим перспектива изменения статуса не позволяли им заходить слишком далеко. Риск оправдывался лишь тогда, когда ставки были достаточно высоки. Клеопатра совратила Цезаря и Марка Антония вовсе не из страстной любви к этим мужчинам, она совсем не была ослеплена чувственной страстью. Эти мужчины давали ей возможность небывалой социальной свободы, пытаясь сделать ее зависимой от своих действий, они дарили египетской владычице несоизмеримо большую независимость от потрясений империи. И в конце концов, сами того не замечая, диктатор и триумвир подпали под колдовские чары ее обаяния. Агриппина действовала менее изощренно с точки зрения дипломатии, но она поражала современников таким невиданным напором откровенности, таким преступным презрением норм, что внушала страх и вожделенную страсть одновременно. При этом она никогда не преступала свой женский Рубикон, если речь не шла о жизни и смерти; другими словами, ее отчаянная смелость в отношениях с мужчинами была продиктована ужасом смерти и волей к жизни.

Для женщин, имеющих понятную цель, ясно выражаемую в конкретных достижениях типа влияния и власти, любовь и сексуальные отношения с мужчинами неизменно оказывались вторичными: не исключено, что как раз в силу совмещения ролей и смещения поля соперничества на мужскую половину поля. Совмещать же любовь с идеей удавалось лишь очень немногим, достигшим неограниченной свободы. Примечательно, что даже в таких случаях рамки общественного мнения для большинства из них оставались непреодолимыми тисками.

Исторические источники сохранили довольно много вызывающих материалов о гипертрофированной чувственности Екатерины Второй. Но царице, играющей на сцене мужскую роль и беззастенчиво меняющей фаворитов, пожалуй, лишь на первом этапе – от Станислава Понятовского до Григория Потемкина – была свойственна подлинная эмоциональная вовлеченность и романтическая любовь. Поиск любви закончился осознанием невозможности создать семью – в силу угрозы положению, о чем ее настойчиво предупреждали Шувалов и другие пользующиеся доверием высокопоставленные чиновники. Зато социальное положение позволило открыть для себя тщательно маскируемое полигамное желание и породило мужскую диссоциацию между духовной и чувственной любовью, другими словами, осознанное разделение ощущений на романтические, возвышенные и чисто физическую, животную, страсть. Причем ни томление по сильному мужчине-спутнику, ни чувственные желания ко времени осознания своей роли уже никогда не ослепляли императрицу – власть и управление государством всякий раз оказывались выше любви.

Подобную историю несчастной любви можно рассказать и о маркизе де Помпадур, любовнице Людовика XV. Достигшая головокружительных высот власти благодаря постельному искусству, она была духовно одинока и холодна. Эта женщина явилась зеркальным отражением сексуальных желаний монарха, максимально эксплуатируя эту сферу для достижения власти, положения в обществе и сопутствующего этому богатства. Но такая изысканная форма проституции, похоже, не принесла душевного облегчения: секс с монархом оставался всего лишь сексом, духовная близость и дружба носили весьма условный, преимущественно односторонний характер. Более того, внешне необузданный эротизм оказался лишь игрой в страсть, поскольку давался болезненной и, по всей видимости, фригидной маркизе нелегко, через силу. Жизнь наверху оказалась вечной борьбой за власть и лишь относительно независимым существованием – в неописуемой роскоши, но лишенным человеческого тепла и любви. Маркиза де Помпадур, которая приобрела свое влияние благодаря искусству любви и совращению короля Людовика XV, в конечном счете была равнодушна не только к многочисленным мужчинам двора, но и к самому Людовику. Ее редкий дар воспламенять был результатом борьбы за социальное положение, а не за удовлетворение собственного сексуального желания. Отдавая себя во власть влиятельного самца, она преследовала цель оказаться для него желанной самкой, а затем и преданной подругой, но ее желание не подстегивалось собственной страстью. Страсть была вынужденной рельефной декорацией, которая нужна мужчине. В любом случае, представление общества о рамках поведения женщины не только влияли на мотивации обычных женщин, но и касались выдающихся личностей прекрасной половины человечества.

Несколько трансформированной, внешне «очеловеченной» и более цивилизованной оказалась жизнь во власти Маргарет Тэтчер. На первый взгляд, Железная леди – одна из немногих женщин от власти, которая сумела не отделять от своей четко поставленной цели то человеческое, что присуще любой женщине. Но если вникнуть в ситуацию глубже, черты наигранности проступят сквозь тщательно и профессионально нанесенный политический макияж. Вторичность любви и семьи прослеживается на незавидном положении мужа при жене-премьер-министре, слишком условной заботе о сыне и слишком большом пристрастии к политике. Была ли любовь в жизни суровой и сдержанной Мэгги? Возможно, да, если говорить о первых годах замужества. Но со временем игра современного политика и государственного деятеля стал а настолько объемной, что заполнила весь внутренний мир азартного игрока, не оставляя места для другого выбора. И Маргарет Тэтчер не стала исключением; можно дискутировать о ее теплых семейных уик-эндах, однако «удельный вес» жены и матери был в ее положении настолько ничтожен, а «дело» – настолько весомее всего остального, что можно говорить о вытесненной чувственности и сознательном отказе от влечений. Кроме того, постоянное нахождение среди наиболее влиятельных политиков планеты мужского пола и неминуемая трансформация восприятия образа сильного и привлекательного мужчины вряд ли способствовала сохранению адекватного уровня чувственных отношений с мужем, который, объективно, к моменту премьерства своей супруги уже не соответствовал ее статусу. С того времени социальное положение стало руководить семейным укладом, и, по всей видимости, это не вызывало дискомфорта у первой леди Великобритании. Кстати, даже в условиях отсутствия шансов на флирт она не скрывала явных симпатий к президенту Соединенных Штатов Рональду Рейгану. Поэтому в случае с Маргарет Тэтчер есть смысл говорить о сублимации эмоций, связанных с отношением к противоположному полу.

Кажется, что порой для достижения цели, более высокой, чем любовь, женщины сознательно боролись со своей чувственностью и влечениями. Говоря о таких известных исторических фигурах, как княгиня Ольга или Мария Склодовская-Кюри, можно отметить подавление сексуальности на этапе трансформации полоролевой функции. Ведь и киевская княгиня, и Мария Склодовская-Кюри испытали период привычной для общества роли, когда женщина, являясь матерью и подругой своего избранника, больше сосредоточена на потомстве и помощи мужу, нежели на личных достижениях. Однако Ольга опасалась за жизнь сына Святослава, а также за репутацию семьи, принявшей управление государством. Любовь и чувственность оказались обреченными на вытеснение в пользу целей, кажущихся более высокими. Похоже, это далось княгине не так уж легко, потому что ее обращение к религии можно расценить как создание духовной опоры для обретения внутреннего спокойствия и гармонии. Таким же образом объясним и сексуальный аскетизм Марии Кюри, которая даже одеваться после смерти мужа стремилась так, чтобы не выпячивать свою половую принадлежность, очевидно стремясь избавить себя от лишних переживаний и сосредоточиться исключительно на научной работе.

Отказ от любви можно зафиксировать и в жизни воительницы Жанны Д’Арк. Несмотря на вольные пассажи некоторых авторов, и в том числе Вольтера, нет никаких реальных подтверждений влюбленности или сексуальных отношений девушки. Напротив, есть прозрачные намеки на то, что всесторонние проверки ее двором Карла Валуа подтвердили наличие девственности. Не вдаваясь в причины отказа от любви, можно констатировать: война и идея освобождения Франции оказались для Орлеанской девы несоизмеримо выше любви и земных радостей.

Информация об интимном мире Елены Блаватской настолько противоречива, что говорить о, скажем, любовных приключениях этой женщины в так называемый «домессианский» период можно более чем осторожно. Однако, опираясь на объективные факты – одиночество этой женщины, отсутствие семьи и, естественно, любви, – можно утверждать: даже имей место те сексуальные вольности (и в том числе интимная связь со своим соратником полковником Олкоттом), о которых упоминают некоторые авторы, они имеют слишком мало отношения к любви и истинной страсти. Приключения молодости остались лишь упоительными увлечениями, глотками воды обезвоженного пустыней путника, они не вели ни к какому союзу, они никогда не могли бы стать приоритетом для женщины, искавшей свою реальность в сложном и противоречивом мире, базирующемся на мужском представлении о женщине, которое Блаватская напрочь отвергала. Она, похоже, не допустила в свое сердце любовь, поскольку любовь в традиционном представлении ее современников предусматривала подчинительную роль женщины. Но такая трансформация сознания содержала губительный яд для женского естества, и в результате даже обычная привязанность часто оказывалась чуждой для создателя мистической «Тайной доктрины». Ее жизнь завершилась вместе с написанием книги – единственным делом, на котором была сосредоточена эта женщина…

Как тонко заметил Шодерло де Лакло, женщины, осознавшие, что воображение опережает действительность, а само наслаждение всегда ниже, низменнее представления о нем, очень искусно играли на струнах мужского воображения, представляя многогранные и будоражащие формы своей исконной силы – обольщения.

Не только для власти использовали женщины свою непостижимую и могучую силу очарования. Многие известные личности были одновременно и известными искусительницами, сделавшими своей стратегией откровенную эксплуатацию сексуальности и обаяния. Айседора Дункан, Мэрилин Монро, Мадонна – наиболее яркие примеры женщин, которые с упоением играли пламенем собственной страсти. Небезынтересно, что они почти всегда лучше мужчин управляли ситуацией: как только возникала угроза социальному положению или появлялся другой, более весомый объект, изящная женская ручка поворачивала краник, пресекающий поступление питательного кислорода любви.

Айседора Дункан рассматривала мужчин как увлечение для души, а потеря легкомысленного и ветреного Сергея Есенина явилась для нее ударом скорее потому, что не она поставила привычную точку на отношениях. Женщина, прямо не используя любовные романы для продвижения своей цели, всячески выставляла их напоказ, предавая огласке и провоцируя скандалы. Это и была своеобразная форма использования сексуальных приключений – для создания резонансного и звучного образа в обществе, сотворение ореола значимости и сводящего с ума обаяния. Открыто презирая институт брака, она соблазнила известного театрального художника Гордона Крэга, имевшего к тому времени семью. Не меньшим взрывом для общества стала ее скандальная связь с миллионером Пэрисом Зингером, тоже семейным человеком и к тому же имеющим пятерых детей. Любовные истории случались, как будто происходила цепная реакция. А самым вопиющим вызовом оказался брак с Есениным, тоже скорее имевший имиджевую цель, чем содержавший страсть.

Мэрилин Монро была одной из тех женщин, которые виртуозно создают из своего образа отражение мужских фантазий. Поэтому неудивительно, что откровенная, бесчисленная и почти беспрерывная вереница связей призвана была решить задачу продвижения этой женщины на олимп кинематографа. Несколько позже, когда имя Мэрилин Монро уже стало символом американской киноиндустрии, увлечения мужчинами стали завершаться замужеством. Однако серии увлечений, кажущиеся более глубокими, всякий раз оказывались не похожими на любовь. Возможно, страсть появлялась, но привязанность быстро исчезала. Вероятно, играя в любовь, испытывая свои чувства для других целей, Мэрилин оказывалась не готовой к духовному единению и, в конце концов, к любви в целостном понимании этого слова. Лишенная с раннего детства материнской и отцовской любви, получившая ранний сексуальный опыт, женщина оказалась в духовном тупике: обладая несомненным шармом, она легко могла влюбить в себя даже президента страны, зато сама была не способна к глубоким чувствам. Мэрилин Монро в юности не чуралась показной сексапильности, стараясь представить себя как можно более откровенно и даже вызывающе с точки зрения демонстрации формирующихся соблазнительных контуров. Но это было не что иное, как гипертрофированные попытки брошенного ребенка обратить на себя внимание окружающих – крик души заблудившегося в городских джунглях человека, который использовал сексуальность как некую яркую лампочку для привлечения людей-мотыльков. Единственная цель такого поведения – почувствовать себя полноценной частичкой социума, стать объектом заботы и ласки, ощутить в себе сладострастное и необратимое стремление к любви. Но те же психологические проблемы, которые толкали Мэрилин Монро к демонстративной внешней сексуальности, одновременно вызывали и внутренние барьеры для реализации чувственных влечений и пробуждения настоящей любви.

Мадонна просто перешагивала через мужчин, когда они исчерпывали свои возможности продвижении идей в шоу-бизнесе. Эта женщина вампирического типа доминировала даже в сексуальных отношениях. Как и Мэрилин, она была в значительной степени лишена в детстве той необходимой дозы теплоты, которая учит единению духовной и чувственной любви. Но, осуществив при помощи мужчин и своей собственной напористости восхождение в шоу-бизнесе, сделав из своего имени брэнд, женщина ощутила влечение к традиционной функции. Обрести себя как подруга и мать оказалось нелегко для натуры, жаждущей манипулировать чувствами масс. Но, похоже, ей удалась и эта задача, принимая во внимание реализованный союз с преуспевающим режиссером Гаем Ричи. Действительно ли это оказался первый опыт реальной любви после нескончаемой серии обычных сексуальных приключений, утверждать сложно. Однако знаковым для исследования этой сферы является бесспорный факт стремления, осознанного или бессознательного, к моногамной ячейке, преобразовывающейся в монолит при гармоничном взаимопроникновении мужского и женского. Симптоматично, что выбор этот был сделан женщиной, достигшей полной независимости, имеющей не подлежащий сомнению социальный статус.

Однако, как и могущественные женщины во власти, эти искательницы новых ориентиров для женщины сумели сломать двойной стандарт сексуальности: представление общества о росте статуса юношей в связи с активным сексуальным поведением и негативный стереотип о снижении статуса девушки и даже некоторой потере перспектив в связи с началом сексуальных отношений. Такие женщины, как Айседора Дункан, Мэрилин Монро или Мадонна, постарались, и небезуспешно, навязать обществу современников новые, вопиющие и отменяющие все устоявшееся, стандарты. В их необычайной сексуальной смелости, подчеркивающей основную профессиональную деятельность, тоже заложена часть стратегии успеха, причем эта часть весьма действенна.

И все же природа каждого человека двойственна, и даже сильные самостоятельные личности в хаосе человеческого муравейника искали свои половинки. Часто основой их стремления было природное желание объединения женского и мужского в единую гармонирующую субстанцию жизни и энергии, которая способна развиться до духовного роста, внутренней стабильности и сексуальной гармонии. Достижение такого состояния – крайне редкое явление как среди выдающихся личностей, так и в унылой среде обывателей. Оно возможно при одновременном росте личностей, не столько идущих рука об руку, сколько имеющих единую цель, схожий по мощи интеллектуальный и энергетический потенциал. Среди известных женщин таких примеров почти нет; союзы с мужчинами были для выдающихся личностей вторичными, секс и любовь при их естественности никогда не становились в жизни всем, а свое дело поглощало их целиком.

В то же время можно говорить об отчаянных и смелых попытках найти гармонию в союзах талантливых женщин, которые, признавая мужской потенциал своих избранников и «взращивая» в них выдающиеся качества, одновременно развивались и сами. Конечно, гармоничными союзы Ливии Друзиллы и Октавиана Августа, Марии Склодовской и Пьера Кюри или Агаты Кристи и Макса Мэллоуэна можно назвать лишь с большой натяжкой. В первом случае, хотя общей идеей была забота о развитии великой империи, нельзя говорить о полноценных узах в силу отсутствия сексуальной гармонии и едва ли не противостояния в конце жизни, когда Ливия повела свою собственную игру в государстве без учета мнения угасающего императора. Второй случай можно было бы назвать редкой гармонией, если не принимать во внимание тот факт, что как самостоятельная выдающаяся личность Мария Склодовская-Кюри раскрылась уже после трагической смерти мужа, после отказа от любви и заметной трансформации полоролевой функции. Интересен союз Агаты Кристи и Макса Мэллоуэна, которые достигли высокого уровня взаимопонимания и остались при этом самодостаточными развивающимися личностями. Но также объективно, что сосредоточенное духовное одиночество писательницы было настолько сложившимся фактором жизненного уклада, а отсутствие общих детей – настолько разъединяющим моментом, что даже этот союз не может претендовать на гармоничность созданной мужчиной и женщиной ячейки. Сложно утверждать, присутствовала ли любовь в душе Ливии Друзиллы, но и Мария Склодовская-Кюри, и Агата Кристи, несомненно, испытывали к своим мужьям это святое и благородное чувство. Этим женщинам в значительной степени удалось, оставаясь подругами своих мужей, развить свою личность и свою идею. Это стало возможным не столько вследствие наличия у женщин таланта, сколько в силу адекватного отношения к ним спутников – любви, уважения и всяческого ободрения своими действиями.

Достаточно сложным оказался поиск любви в жизни таких женщин, как Марина Цветаева, Софья Ковалевская, Жорж Санд. Как и в случаях, упомянутых выше, тут есть все основания говорить о стремлении к любви и отказе от эксплуатации чувственной сферы для решения собственных задач. Для всех трех женщин характерна переоценка любви, гипертрофированное стремление компенсировать в любовной сфере отсутствие материнской и особенно отцовской любви в раннем детстве.

Хотя немало написано о роковой роли матери Цветаевой в формировании поэтического таланта и тонкой чувствительности знаменитой дочери, однако материнская и еще больше отцовская отстраненность от детей сделала свое разрушительное дело в формирующихся личностях. Среди бесспорных доказательств недостатка любви – недовольство Марины собственной наружностью, низкая самооценка как формирующейся женщины, душевные метания и даже тяга к суициду. Отсюда проистекает и довольно ранний сексуальный опыт, а также смелое решение создать семью, – все это напрямую связано с маниакальным поиском любви и счастья в союзе. Некоторые исследователи жизни поэтессы говорят о «бесчисленных любовных письмах, адресованных первым попавшимся людям». Действительно, пытаясь найти любовь в течение всей жизни, Цветаева больше стремилась разобраться в себе, а не сосредоточиться на объекте любви. Объектом оставалась она сама, анализируя, переживая и бесконечно мучаясь. Похоже, что, как Мэрилин Монро, Елена Блаватская и в значительной степени Мадонна, испытавшие недостаток любви в детстве, она была не способна любить, хотя пыталась решить эту задачу путем непрерывного поиска объекта своей любви. Она пыталась испытать все – от гомоэротической связи до аномального возвышенного почитания, как, например, ее почитание Рильке. Широкий диапазон любовных поисков привел ее в конце концов в начальную точку – к мужу. Но верность она хранила лишь творчеству…

Не менее сложны любовные поиски Софьи Ковалевской. Нелюбимая и забытая дочь поглощенных собой родителей также с фатальной отрешенностью стремилась к любви. Но так же, как и у Цветаевой, это была невротическая поглощенность собой, а не желание создать фундаментальный союз, основанный на любви и понимании. Даже близкие ей люди признавали «дисгармоничность натуры» женщины-математика, а раннее замужество и непреодолимая ревность, безусловно, проистекали из развившейся боязни оказаться нелюбимой и одинокой, из чувства неполноценности и низкой женской самооценки, которая настойчиво компенсировалась научными достижениями на фоне удручающих истерик и депрессии.

Жорж Санд считали фригидной женщиной, не способной любить, страдающей меланхолией и впадающей в ужасные приступы, в которых депрессия сменялась безудержным весельем. Психиатрические комментарии поведенческих реакций французской писательницы содержат недвусмысленные намеки на расстройство половой идентификации, подтверждением чего служит копирование внешних признаков противоположного пола как отражение неудовлетворенности своим биологическим полом. Тем не менее, среди любовных партнеров Жорж Санд называют как актрису Мари Дорваль, так и яркого мужчину Альфреда де Мюссе. А Андре Моруа в биографическом произведении о жизни писательницы даже упоминал совет врача, рекомендовавшего ей любовника, поскольку ее здоровье «под угрозой из-за избытка жизненных сил». Так или иначе, этот образ содержит, наряду с невротическим поиском любви, диссоциацию между чувственными ощущениями и духовным миром женщины. Ей, как и Елене Блаватской, Софье Ковалевской, Айседоре Дункан, была ненавистна подчинительная позиция женщины в любой форме союза с мужчиной. Однако она не могла полностью вытеснить чувственные желания сосредоточением на профессиональной деятельности или отдаваться влечению с той восторженной непосредственностью, на которую была способна лишь абсолютно уверенная в себе и в своей женской привлекательности натура.

Женщины власти и женщины, для которых любовь оставалась вторичной, были способны с легким сердцем растоптать некогда любимого мужчину. Борясь за власть, Агриппина ни минуты не сомневалась в том, что нужно подготовить заговор против брата-императора, а позже отравить мужа-императора, благосклонности которого она с такой настойчивостью добивалась. Властолюбивая Екатерина Вторая очень спокойно восприняла человеческое падение и смерть Григория Орлова. Елена Блаватская ни во что не ставила Генри Олкотта, хотя для него она сама была богиней и демоном в одном лице, которому он с фанатической религиозностью поклонялся. Для Мэрилин Монро и Мадонны мужчины были не более чем пешками на шахматной доске, хотя обе они подсознательно стремились к созданию традиционной модели взаимоотношений между мужчиной и женщиной.

Но дело даже не в том, чем были мужчины в жизни выдающихся женщин. Гораздо более важным представляется тот факт, что, даже испытывая глубокое влечение к противоположному полу или невротическую потребность любви, эти женщины демонстрировали поразительное единодушие в деле достижения независимости и духовной самодостаточности. Любовь и секс неизменно оказывались на втором плане или еще дальше, несмотря на душевные волнения и физические недуги в связи с их недостатком или отсутствием.

Вряд ли возможно утверждать, что бегство в мужской мир ощущений и предпочтение значительной частью известных женщин мужских качеств были лишь своеобразной защитой от скрытых мазохистских стремлений. Однако эти женщины своими установками определенно опровергли теории некоторых популярных психоаналитиков, например Хелен Дойч, Карен Хорни или Шандора Радо. В частности, о том, что подавляющее большинство женщин мазохистичны в своей установке по отношению к половой жизни и репродукции и что в несексуальной установке к жизни мазохистские тенденции у них проявляются чаще, чем у мужчин. Хелен Дойч, среди прочего, утверждает, что женщины в той или иной мере обречены быть фригидными, если при половом акте не почувствуют себя изнасилованными, обиженными или униженными. Или, быть может, выдающиеся женщины представляют собой категорию женской психопатологии?

В то же время вышеупомянутое утверждение Хелен Дойч представляется вторичным, и не только применительно к стратегиям выдающихся женщин. Хотя бы потому, что современная женщина под влиянием феминистских установок все более склонна к разделению любви и секса, что раньше приписывалось почти исключительно мужчинам. Так, исследовательница женских мотиваций психолог Мариз Вайан в вышедшей в начале нового столетия книге «Как любят женщины» утверждает: «Сексуальность – это ингредиент жизни, но не всегда любви. Эти вещи могут успешно сочетаться, но можно любить одного мужчину, а испытывать наслаждение с другим». Иными словами, современное вытеснение любви становится довольно популярным в женском мире в целом, а не только там, где речь идет о высших достижениях. А Мишель Палуди в книге «Психология женщины» констатирует прямые призывы к современной женщине «вести независимую сексуальную жизнь». Многие из тех, кто навязывает установки современной женщине, одобряют лесбийские отношения как путь к свободе женщины и возможность самостоятельно контролировать свои репродуктивные способности.

Что же касается стратегий выдающихся женщин, то среди этих полярных мнений гораздо более важным представляется другой аспект: насколько первый опыт любви и эроса отразился на установках женщин к тем достижениям, которые привели их на скрижали Истории. Действительно, объективный взгляд на формирование их мотиваций свидетельствует о том, что интимная плоскость жизни, первая любовь и первый эротический опыт сыграли значительную роль в появлении странных влечений к достижениям. Маргарет Тэтчер, Мария Склодовская-Кюри испытали чувство горького разочарования в первой любви в связи с несоответствием их социального статуса статусу объекта их вожделений – чтобы со временем сформировать устойчивую установку на поиск альтернативных путей признания, движение к любви через усиление характеристик, внешней привлекательности оболочки. Агата Кристи и Мэрилин Монро испытали подобную фрустрацию в неудавшемся замужестве, что также стало ускорителем в напряженном движении к своей модели существования, предусматривающей чью-то любовь (пусть даже любовью масс) к своей персоне. Но если готовившаяся к скромной жизни домохозяйки Агата Кристи избрала интеллектуальную сферу, то скитавшаяся по жизни Мэрилин Монро с ее ранним крайне негативным сексуальным опытом (две попытки изнасилования) избрала экстравагантные способы «продажи» своей внешности. В значительной степени мужская инфантильность Петра III и откровенно печальные для психики результаты замужества отразились на стратегии Екатерины Второй, сделав ее непримиримой и жесткой по отношению к мужчинам. Ранний сексуальный опыт сыграл ключевую роль в создании жизненных стратегий таких женщин, как Агриппина и Мадонна, поскольку они с юных лет уяснили, какую мишень представляют собой для мужского мира, и с этого же времени начали стремительное обучение мудрости использования своего уникального оружия. Свои стратегии они, так же как и маркиза де Помпадур, построили на прагматичной эксплуатации сексуальной сферы. При этом ключевую роль для всесильной фаворитки французского короля сыграл пример собственной матери, которая обеспечила выживаемость семьи за счет прозрачного и недвусмысленного использования женского очарования и интимной плоскости отношений с мужчинами. В некоторых случаях наблюдения детского периода формируют отказ подчиняться правилам патриархального общества: увидев горькую судьбу матери, Елена Блаватская не столько поступила издевательски по отношению к своему престарелому мужу, сколько демонстративно надругалась над самими общепринятыми правилами. Перенесенный на себя негативный опыт любви матери сыграл очень существенную роль в создании собственной модели жизни. Вполне вероятной также представляется гипотеза о том, что именно неспособность Жанны д’Арк к адекватно воспринимаемой мужчинами женственности, а значит, и к сексуальности, явилась толчком для создания для себя иной роли, миссии-эрзаца для замены этой неспособности излучать сияние Инь. Стратегия Ливии Друзиллы, основанная на тайном истреблении своих конкуренток и уничтожении соперников своего мужа, также проистекает из внутренней неуверенности и сексуальной неполноценности, в чем она имела возможность убедиться в первые годы замужества. Казалось бы, первый опыт интимного общения с противоположным полом таких любвеобильных женщин, как Айседора Дункан или Марина Цветаева, мало соотносится с их стратегиями. На самом деле именно представление своего сложного мира сексуальных идей содействовало внедрению образов в общественное сознание если не больше, чем их профессиональная деятельность, то соизмеримо с нею. Итак, многогранная интимная плоскость выдающихся женщин на поверку оказывается очень важным фактором в реализации их идей, причем даже когда любовь и сексуальность по каким-либо причинам сознательно вытесняются из жизни.