Текст книги "Несбывшаяся мечта, или…"

Я ещё постоял у костра, забрал собаку и залез в шалаш.

– Что там? – спросила мама.

– Всё тихо, может, кто-нибудь пробежал рядом, вот собака и услышала. Можно ещё спать.

Я проснулся от того, что меня будила мама.

– Вставай. Уже светает. Сегодня у нас главный день. Завтрак готов. Иди, буди молдаван, – сказала она.

Я пошёл к ручью, умылся, взял сук у костра и постучал по жердине шалаша, в котором спали молдаване. Михай откликнулся сразу.

– Встаём, встаём, – сказал он и стал вылезать из шалаша. Следом вылезли его бабы и пошли к ручью.

– Мы уже давно не спим, – сказал он.

– Почему? – спросил я его.

– Непривычно. Очень тихо. Слышны всякие шорохи. Кажется, что за стенками шалаша кто-то ходит и дышит. Я почти всю ночь не спал.

Ну и дурак, подумал я. А вслух сказал:

– Не надо прислушиваться. Конечно, будут всякие шорохи. Тайга, она же живая. Бегают ночью мыши, зайцы. Может даже быть рядом лиса. Или шишка упадёт с дерева. Зачем прислушиваться, для этого у нас есть собака. Когда нужно, она нас заранее разбудит. Ты не спишь и бабы твои, наверное, тоже не спали. Как вы будете работать, если вы ночью не будете спать?

Михай посмотрел на меня, но ничего не сказал. Хорошо, что ничего не сказал. Наверно, вспомнил, что обещал своему отцу. Не спорить со мной.

– Давайте завтракать, – позвала мама.

Ели все молча. Если они и правда не спали, то после вчерашней работы сегодня им придётся туго. Пусть, пусть, это вам не яблоки трясти у себя в саду. Здесь придётся попотеть, да заодно и комара покормить. А сегодня комар как назло уже стал звереть с утра. Ветер стих, небо затянули облака, самая милая погода для комара. У костра ещё можно терпеть, а вот отойдём от шалашей, он и скажет нам всем здравствуйте. Я только и ждал вас.

Мама, как будто подслушала мои мысли о комарах. Достала бутылочку дёгтя, куски сетки. Намазала сетки и передала нам всем. Потом подошла к бабам молдаванкам и обоим намазала дёгтем шеи, уши, щёки. Михай намазал себя сам.

– Собирайтесь, сейчас выходить на работу, – сказал я. – Лишнего ничего не брать. Мы будем рядом с шалашами. Кому что потребуется, вернётся.

Я взял винтовку, патронташ, топор и верёвки для колота. Алтаю приказал оставаться у шалашей. Собаке это не понравилось. Она было попыталась увильнуть от этой работы. Но мой окрик всё расставил на место. Она, прижав уши, улеглась у костра.

Я привёл свою бригаду к колоту. Он лежал совсем рядом с шалашами. Этот колот сделал Колькин отец в прошлом году. Колька – это мой друг, мы в школе учимся в одном классе. В прошлом году родители Кольки и мы с мамой вместе били шишку, вот его отец и сделал колот. В этом году отец Кольки болел. Шишку они пока не били.

– Вот и наш колот, – сказал я Михаю.

Все молдаване с интересом и удивлением смотрели на эту штуку.

– И что, он, этот колот будет сбивать шишку? – в один голос спросили они.

– Нет, сам колот ничего не собьёт. Вот же он просто лежит и ничего не сбивает. Это мы этим колотом будем бить шишку. Начнём прямо отсюда. Будем двигаться вверх по ручью к тому месту, где вы вчера работали. Все удобные для лазания кедры мы здесь обработали. Теперь, чтобы быстрее работать, будем обрабатывать все кедры подряд колотом.

Я повесил винтовку и патронташ на сук ближайшего кедра, положил топор и стал привязывать к балде колота верёвки. Все наблюдали за тем, что я делаю. Привязав верёвки, я позвал Михая и мы, вместе подняв колот, прислонили его к ближайшему кедру. Опору колота я поставил между корнями кедра, примерно в метре от ствола. Вместе с Михаем отклонили колот от кедра до тех пор, пока наши руки не коснулись балды.

– Хватит, – сказал я. – Теперь такое положение колота мы с тобой должны сохранять во время всей работы. Понял? – спросил я.

– Понял, – ответил он.

Мама завела каждую верёвку с разных сторон кедра. Получилось примерно так, как будто балда – это лошадь, а верёвки – это вожжи. Теперь, чтобы колот ударил по кедру, надо равномерно и резко потянуть верёвки. Подправляя балду так, чтобы она своей вырубкой точно попала по стволу. Мы, мама, Михай и я ударили балдой по кедру. От удара балдой по стволу кедр вздрогнул, затрясся, и шишки как горох рухнули вниз. Молдаванки закричали ура. Ещё три раза мы ударяли по этому кедру, пока на нём не осталось шишек.

Все повеселели, заговорили и стали собирать шишки. Мы с Михаем перенесли колот к следующему кедру. Всё повторили сначала. И снова шишки лавиной шли вниз от удара колота по кедру. Мама, я и Михай обработали три кедра и решили передохнуть. Молдаванки собирали шишки. Три кедра дали почти два мешка шишек.

Теперь на верёвки мы решили поставить молдаванок. Мы с Михаем перетащили колот к очередному кедру, оттянули на себя балду, и я скомандовал молдаванкам:

– Тяни.

Они дёрнули балду колота за верёвки. Дёрнули хорошо, сильно, но не равномерно. Колот к стволу кедра пошёл с перекосом. Один конец балды колота ударился раньше другого в ствол кедра. Скользнул по нему и стал заваливаться на бок. Мы с Михаем не смогли удержать колот у ствола. Колот, падая, дёрнул верёвку у одной из молдаванок. Молдаванку тоже дёрнуло, она шагнула вперёд, запнулась и шлёпнулась лицом в мох под кедр. Опора колота вылетела из корней кедра и отбросила колот от кедра. Мы с Михаем едва успели отскочить от кедра. В этот момент вторая молдаванка вскрикнула, бросила из рук верёвку и схватилась за голову. Мы все вначале не поняли, почему она кричит и держится за голову. Да это шишка, что сорвалась с кедра и прилетела ей в голову, ну и треснула её. Когда все успокоились, вдруг все молдаванки заговорили сразу. Каждый хотел сказать, что это не он виноват, что так всё произошло.

Когда все накричались, я подошёл к этим бестолковым бабам и сказал:

– Вот вы и виноваты в том, что колот пошёл неровно. Верёвки вы дёрнули не в раз и с разной силой.

И чтобы успокоить их, нам же ещё работать два дня, я сказал, что это бывает.

– Надо всё делать аккуратно и только по моей команде. Когда мы будем готовы с Михаем, когда правильно установим колот, тогда и будете дёргать за верёвки. Но повторяю, дёргать верёвки надо одновременно и сильно. Всё понятно?

– Понятно, – ответили молдаванки, стирая друг у друга грязь с лица. Вторая баба, когда шишка треснула её по башке, тоже упала лицом в мох.

Одна морока и смех с этими бабами, подумал я.

Мы с Михаем установили заново колот у того же кедра. Мама встала к верёвкам, а молдаванки встали за мамой и тоже взяли верёвки в руки. По моей команде колот бухнул по стволу кедра, шишки лавиной рухнули на землю.

Ну наконец-то получилось, подумал я.

Ещё несколько деревьев в такой связке, мы с Михаем, мама с молдаванками, мы обработали нормально. Надо было собирать шишку с земли. Мы перетащили колот к следующему дереву. Установили колот, и мы с мамой отошли от кедра. Пусть попробуют всё сделать сами молдаване. Всё получилось хорошо. Наконец, бабы поняли, как надо тянуть и дёргать колот. Михай стал один работать на колоте. А мама иногда подменяла молдаванок, чтобы они отдохнули от верёвок. Я собирал шишки, помогая Михаю перетаскивать колот от дерева к дереву.

Обедали молча. Все ещё переживали утренние неудачи. Но я уже знал, если будем работать так, как сейчас стали работать, мы успеем набить обещанные шестьдесят мешков. Мне было смешно, что такие взрослые бабы и Михай слушаются меня и с опаской поглядывают в мою сторону.

Наверно, думают, не начну ли я их ругать, подумал я. Не бойтесь, не буду ругать. Завтра посмотрим.

В этот день мы закончили работу, когда стало темнеть. Я уже подсчитал, мы набили тридцать четыре мешка, да на земле осталось не собранных ещё мешка два. Значит, всё сделать успеем. Только бы не было дождя.

Вечером после ужина все сразу разошлись по своим шалашам. Ночь прошла спокойно, даже Алтай и тот спал. Устал от ожидания, когда мы вернёмся. Он на меня обиделся и весь вечер жался только к маме, делая вид, что меня не замечает.

Утром мы с мамой приготовили завтрак. Молдаван пришлось идти будить. После вчерашней гонки и непривычной работы они так устали, что спали и даже не слышали, как мы разговаривали с мамой у костра.

Ели они молча. Чего-то ждали. Ждали, что скажу я. И дождались.

– Сегодня работаем до выполнения задания. Обед будет поздно, поэтому ешьте больше и возьмите с собой что-нибудь пожевать там у шишек. Вчера набили тридцать четыре мешка. То есть всего мы набили уже сорок восемь мешков. Чтобы выполнить то, что мы обещали, нам осталось набить двенадцать мешков. Мы должны успеть. Всё идёт нормально и все молодцы. Не стыдно будет показать нашу добычу вашим родным, – сказал я.

Я увидел, как все молдаване повеселели, заулыбались и о чём-то заговорили между собой на своём языке. Я посмотрел на Михая. Он понял, что я хочу знать, о чём там говорят его бабы. Михай улыбнулся и сказал:

– Они говорят, что хороший у нас бригадир. С таким бригадиром всё сделаем вовремя.

Мама засмеялась.

– Он не бригадир, – сказала она. – Он Командир, Хозяин. Он и дома командует. Он в тайге как атаман, как говорит дядька Фёдор.

Подлизываются молдаванки. Стыдно им, что своими личиками наш таёжный мох пахали. Комплименты стали говорить, боятся, что я расскажу про них деду Александру.

Уже будучи взрослым, я неоднократно вспоминал эти мамины слова. (Он не бригадир, он Командир, Атаман. Атаман – так его зовёт дядька Фёдор.). И я написал вот такое стихотворение.

 

Хочу в детство

Сегодня в деревне я баню топил.
Сначала я дров и воды наносил.
Нарезал берёзовой стружки сухой,
Чтоб печка мне пела гитарной струной.
И дымом запахло в саду под горой,
Где банька у речки дымила трубой.
И веник берёзовый лёг по руке,
Как будто топор там, в далёкой тайге.
И вспомнилось детство в дому у реки
И мама у печки с блинами в руке.
И нежно так смотрит: «Давай поедим,
Да баньку протопим, кваском поддадим».
Как хочется снова вернуться туда,
Где мама и банька в лесу у ручья.
И где ещё я не большой мальчуган,
Но в доме Хозяин, тайги Атаман.
Как жаль, что нельзя повернуть время вспять,
Чтоб Атаманом в тайге постоять.
Прыгнуть с обрыва в холодный поток,
Там, где у неба алеет Восток.
Жаль, нельзя повернуть время вспять.
 

На следующий день мы перетащили колот на другую сторону ручья и стали бить шишку там. Медленно, но уверенно мы приближались к нашим шалашам. Как и договаривались, работали, пока не набили двенадцать мешков. Вот и выполнили нашу норму.

Солнце уже ушло за поддень, когда я сказал Михаю:

– Хватит бить. Оставь колот. Нам ещё надо собрать ту шишку, что уже лежала на земле.

Собрав всю шишку с земли и подсчитав мешки, мы поняли, что набили и собрали за эти три дня шестьдесят четыре мешка. Нашей шишки, которую мы ранее набили с мамой, было двадцать пять мешков. Значит, вывозить нам надо восемьдесят девять мешков. Тридцать два мешка молдаванам и пятьдесят семь мешков нам.

В этот день мы были дома в восемь часов вечера. Дома нас встретила тётка Агафья, сестра и брат. Все были очень рады, что у нас всё получилось. Что все мы были здоровы и никто ничего не сломал и не поранился.

Вечером к нам пришли дед Александр и Богдан. Мы договорились, завтра вывозим шишку.

В это утро я спал долго. Мама сама проводила корову. Разбудила она меня только тогда, когда молдаване на лошадях проехали к своему амбару. Поесть мне в тайге мама уже собрала. Я быстро поел, собрался, надел патронташ, взял винтовку, собаку и пошёл к амбару. Мама пошла вместе со мной. Она несла две трёх литровые бутыли молока для молдаван.

– Вам не придётся сегодня готовить, вместо чая пусть они пьют молоко, – передавая мне бутыли, сказала она.

У амбара уже стояли и о чём-то оживлённо говорили молдаване. Увидев нас, они все весело стали здороваться с нами. А старик Александр подошёл ко мне и отдельно от всех поздоровался со мной за руку.

– Сколько человек от нас должны сегодня идти в тайгу? – спросил он меня.

– Все кто может. Лучше бы все ваши мужчины и все женщины. Бить шишку мы сегодня не будем. Но работы будет много. Надо мешки подносить из тайги к тому месту, куда сможем подъехать на лошадях. А мешков много. Да и моя мама сегодня не сможет пойти с нами, – сказал я.

Он что-то на своём языке сказал своим. Одна младшая молдаванка бегом убежала в амбар, потом за ней в амбар ушёл Богдан.

Пока они собирались, я подошёл к лошадям, осматривал их, гладил, что-то говорил им. Я люблю лошадей. Мне кажется, что иногда они лучше нас понимают, что предстоит им делать. Потом осмотрел телеги. Дядя Прохор, это конюх на конюшнях рыбозавода, дал им нужные нам телеги. Всё складывается хорошо.

Пока я ходил у лошадей, все молдаване, три бабы и три мужика, собрались у амбара.

– Богдан, – обратился я к молдаванину, – а дядя Прохор дал лошадям овса?

– Дал, – сказал он. – Каждой лошади по трёхлитровой железной банке на каждый день. И также дал торбы для кормления лошадей.

– Ну что ж, пора ехать. Сейчас заедем к нам, возьмём сена для лошадей. Мы вернёмся примерно, когда вечером придёт из лугов стадо. Если будем задерживаться, не волнуйтесь. Дорога известна и нас много, – глядя на старика, сказал я.

Он в ответ покачал головой.

Все расселись по телегам. На первой телеге ехали Богдан, Александр и я. На второй ехали их бабы и Михай. Бабам я отдал бутыли с молоком.

Пришлось продираться сквозь кустарник, проезжать мелкие ручьи, дважды спускались в неглубокие распадки. Трудно будет лошадям обратно везти наши шишки. Вся надежда на то, что нас в дополнение к лошадям ещё семь человек. Правда, я мальчишка, но я думаю, что не слабее их баб. К шалашам подъехали совсем близко, шагов за сорок я остановил лошадей, и мы стали выгружаться. Я предложил все наши вещи оставить у телег. Развернули телеги и лошадей так, чтобы с грузом уже не разворачиваться. Разнуздали лошадей, распрягать не стали. Собаку я оставил с лошадями. Богдан предложил первым рейсом на обеих телегах вывезти вначале все наши шишки.

– Нет, – сказал я. – Мы вместе набили шестьдесят четыре мешка шишки. Это не наши и не ваши шишки, они общие. На каждую телегу положим по двадцать пять мешков. На одну телегу положим мешки, что мы набили с мамой. Это двадцать пять мешков, их завезём к нам. На вторую телегу положим тоже двадцать пять мешков из ваших тридцати двух. Грузите любые мешки из тех, что набили мы вместе. Шишка везде одинаковая, так что никто не будет в обиде. Я увидел, что моё решение понравилось молдаванам. Первую телегу загрузили довольно быстро. Наши мешки стояли у шалашей, и до них было шагов сорок.

Закрепили мешки на телеге и решили пообедать. Я взял из телеги торбы, насыпал в каждую по банке, примерно литра три, овса и торбы надел на головы лошадям, закрепив торбы за ушами. Получилось, что голова лошади была почти вся в торбе. Они начали хрупать свой овес, а мы сели есть всё, что привезли с собой. После обеда я попросил Богдана, чтобы его братья принесли лошадям по ведру воды, чтобы напоили их. Затем я положил перед ними сено, которое мы привезли с собой.

Начали грузить вторую телегу. Я сказал молдаванам, чтобы они сегодня брали все мешки, которые были ближе к телегам. Так будет лучше. Мы приехали сегодня поздно, обратно тяжёлая дорога, и надо поскорей загрузиться.

Загрузились, взнуздали лошадей, подобрали сено, которое не съели лошади, и двинулись домой. Я предупредил молдаван, что при переправах через ручьи, на подъёмах будем подпрягаться к лошадям, чтобы им легче было вытянуть телеги. Но как мы ни старались, всё равно шли медленно. Стало темнеть, но вот и последний подъем, и мы выехали из тайги.

Дорогу в деревню перегородило стадо коров, возвращающихся из лугов. Вот здесь-то мы и встретили дядьку Фёдора. Он пришёл за околицу встречать свою корову. Когда он увидел наши возы, то, по-моему, даже забыл, зачем он здесь. Он даже постарался пройти с коровой с другой стороны стада, чтобы не здороваться с нами.

Вот гад, подумал я. Злится, что у нас всё получилось.

К нам подъехали на двух телегах. Мужики затащили наши мешки в сарай. Договорились, что завтра выезжаем пораньше, часов в семь утра. На своей телеге они уехали домой.

Я быстро вымылся, поел и сразу повалился спать. Когда меня утром будила мама, мне казалось, что я только что лег. Ан нет, было уже шесть часов утра. Надо вставать. В семь часов утра мы уже выезжали из деревни.

Всё повторилось, как вчера. Приехали, развернули телеги и лошадей. Я разнуздал лошадей. Сказал Богдану, что я ухожу, может, что-нибудь добуду нам всем на ужин. А они пусть загружают телеги мешками. Осталось вывезти тридцать девять мешков. Грузите на одну телегу двадцать, на вторую девятнадцать мешков. Семь мешков снимем дома вам, тридцать два наших мешка. Не забудьте накормить и напоить лошадей. Я взял с собой собаку, патронташ, винтовку и ушёл.

Я знал хорошо эти места в тайге. Перевалил небольшую горушку и вышел к болотцу, из которого брал начало наш ручей. Это вообще-то было не болотце, а заболоченное озеро. Здесь всегда бывали утки. Алтаю сказал, чтобы он лёг и полз за мной. Пробираясь на коленях поближе к берегу, я увидел стайку крякашей, которые кормились почти рядом с берегом.

Винтовка была заряжена. В патронах вместо дроби насечённые гвозди, как раз то, что нужно. Эти гвозди разлетаются широким кругом и в такой охоте как раз это и надо. Выстрел сорвал стайку с воды. На воде остались три утки. Две не шевелились, третья, засунув головку в воду, совершала круги по воде. Она была подранена. Я послал собаку в воду. Три раза Алтай ходил в озеро. Три селезня лежали у моих ног. Давай поищем ещё что-нибудь, – сказал я собаке. – Давай, ищи.

Алтай скрылся между деревьев. Собака была так обучена, что если её посылают искать от хозяина в тайгу, то она начинает нарезать круги по лесу вокруг хозяина. Вскоре за моей спиной послышал лай собаки и шум крыльев. Я не видел птицу, но знал, Алтай поднял глухаря. Глухарь ушёл на юг, в сторону реки.

Жаль, что мы не взяли птицу. Я медленно двигался к нашему лагерю и совсем скоро вышел на маленькую полянку. Кедры окружили полянку и как будто любовались ею. Солнце освещало эту полянку посреди леса, как будто оно было для неё прожектором. Вся полянка заросла листвой жарков. Жарки уже отцвели, но если прийти сюда в июне-июле, можно увидеть, что вся она покрыта ярко-жёлтыми и ярко-оранжевыми цветами. Такого я чуда не видел в Европе. С такими цветами я встречался уже позднее в моих взрослых путешествиях в Туве, на Подкаменной Тунгуске, да и ещё во многих местах Сибири. У меня даже есть стихотворение, посвящённое этим чудесным цветам. Его можно прочесть на следующей странице.

Где-то вдали я услышал лай Алтая. Лай был необычный, лай с повизгиванием. Так Алтай лает, когда гонит по земле какую-нибудь зверушку. Лай быстро приближался ко мне. Собака знала, где я и гнала кого-то прямо на меня. Из-за деревьев на полянку выскочил заяц. Выскочив, он присел, крутя головой во все стороны. Зря он это сделал. Я выстрелил. Моя дробь, насечённые гвозди, отбросила зайца под деревья. И в тот же миг Алтай выскочил из зарослей. Я уже тоже бежал к зайцу. Заяц был крупный, серый, он не начал ещё линять. Я занялся обычным делом в таких случаях. Я снял шкурку, выпотрошил зайца и потроха скормил Алтаю. Он, урча, наслаждался тёплой добычей.

– Молодец, молодец, – гладя собаку, говорил я ему.

Теперь можно возвращаться к лагерю, всем есть, что готовить дома на ужин. Я решил, отдам тушку зайца молдаванам, их больше, чем нас. Уток возьму себе.

 

Сибирская таёжная роза

Глухой таёжною тропой я вышел из лесу к реке.
А на поляне у реки пылают жёлтые жарки.
 
 
В густой некошеной траве оранжевые, жёлтые жарки.
Стремятся к солнечным лучам цветком, раскрытым по утрам.
Из леса, высыпав гурьбой, они разбили тесный строй.
И разбежались все жарки по косогору у реки.
 
 
Лишь Солнце жаром полыхнёт, закроется бутон цветка,
Поникнет головой, вздохнёт. Блестит на лепестках роса.
Пылают звёздочкой в ночи, как дома милые огни,
Мои любимые цветы, неброские сибирские жарки.
 
 
Все хвалят розы сочный цвет и тонкий розы аромат,
А мне роднее цвет жарка. Милей мне в мире нет цветка.
Они как огоньки в руке в глухой, нехоженой тайге.
Горят и светят мне в пути таёжные огни-жарки.
 

Солнце уже ушло за полдень, пора в лагерь. Когда я пришёл к телегам, молдаване обедали. Телеги были загружены мешками. Увидев меня, они все встали с земли и пошли мне навстречу.

Я спросил Богдана:

– Все мешки нашли?

– Да, – ответил он. – Даже ещё собрали шишки с земли почти мешок. Можно возвращаться домой.

– Богдан, а есть у ваших баб какое-нибудь чистое полотенце?

– Есть, – ответил он. – А что, ты что-то хочешь перевязать?

– Нет, сейчас увидишь. – Я достал из моего походного мешка тушку зайца, завёрнутого в моё полотенце, достал и трёх селезней. – Давайте ваше полотенце или чистую тряпку.

Одна из его баб из своего мешка достала большой кусок серого материала, по-моему, материал был такой же, как у меня на рубахе. Мама этот материал называла ситцем. Я развернул своё полотенце и отдал ей тушку зайца. Она вначале взяла её и осталась стоять с зайцем на месте. Она смотрела на Богдана.

– Берите, берите, – сказал я. – Это вам всем на ужин, а уток я возьму себе.

Все почти в один голос сказали спасибо и заулыбались. Странные эти молдаване. Почти всегда не верят, что я сделаю для них что-то хорошее.

– Пора ехать, – сказал я. – Поили лошадей?

– Да, поили, я поил, – ответил Михай.

Взнуздали лошадей и двинулись домой. В этот раз шли быстрее. Дорогу уже все хорошо знали и помогали лошадям без всяких команд. Да и груз на телегах был легче.

Дома были в четвёртом часу дня. Быстро сняли наши мешки с телег, и молдаване уехали к себе. И не успел я ещё даже умыться, как увидел, что молдаване погнали лошадей обратно в село Самарово на конюшню. Сегодня будем отдыхать, а завтра мы решили истопить баню у тётки Агафьи. Ужинали поздно. Когда мама начала уже убирать всё со стола, я увидел в окно кухни, что к нам идёт дед Александр и Богдан. Богдан тащил какой-то свёрток.

– Что это они опять задумали? – сказал я маме.

Мы вышли на крыльцо нашего дома. Молдаване подошли совсем близко к крыльцу. Время было позднее и уже было довольно темно. Подошли, поздоровались и Богдан стал разворачивать сверток, что был у него в руках. В свёртке был хлеб.

Четыре буханки хлеба.

– Это вам, – сказал Богдан. – Мы вчера были в Самарово, заехали на пекарню и купили хлеб для себя и для вас. Возьмите, Мария Кузьминична.

Мама, как всегда в таких случаях, молчала.

Вот возьмёт, да и скажет, нет, спасибо, не нужно, подумал я. А хлеба-то у нас нет, мы давно не были в Самарово. Нет уж, как она, а я возьму.

Ещё никто не успел ничего сказать, как я шагнул к Богдану, взял все буханки, сказал спасибо и отошёл к маме.

Старик улыбнулся. Странно, он всегда улыбается, когда я что-то сделаю.

А мама сказала:

– Подождите, я сейчас. – Она ушла домой и вынесла две трёхлитровые бутыли молока и передала их Богдану. Молдаване поклонились, распрощались и ушли.

Как только они ушли, мама стала меня ругать.

– Что ты всегда всё делаешь бегом? Вот и хлеб выхватил у них прямо из рук. Что они подумают о нас?

– Ничего они плохого не подумают. Мы тоже много сделали для них. А что до хлеба, так его у нас нет. А вдруг бы ты отказалась. Как бы я тогда его взял? Они же сказали, что купили его для нас. Значит, этот хлеб уже в Самарово был наш.

Мама ничего не сказала, только покачала головой, и мы ушли в дом.

Ночью я проснулся от какого-то шума. Я встал, вышел на крыльцо. Над деревней шёл дождь. Шум, что разбудил меня, и был от этого дождя. Да, повезло нам. Если бы дождь пошёл вчера, не вывезли мы шишки. Дождь с перерывами шёл весь день и вечер. Мы даже корову не отправляли в стадо. Да, по-моему, и никто в деревне не выгонял коров.

Дождь с перерывами шёл до среды. Только что была жара, а за эти три дня похолодало и всё промокло.

В конце недели, а неделя эта последняя перед началом учёбы, в четверг тучи разогнал ветер и снова выглянуло солнце. Мы с мамой решили, что нам надо успеть до школы ещё добыть рыбы. Можно, конечно, пойти поставить сети и с мамой, но я предложил это сделать с молдаванами. У мамы и так дома хватало всяких работ.

Поставлю сети с ними, отдам часть рыбы им, а они помогут ставить и поднимать сети, да ещё и помогут притащить рыбу домой. Так мы и решили.

Вечером в четверг, я пошёл к молдаванам приглашать их на рыбалку.

Возле амбара, в котором жили молдаване, я увидел их мальчишку Георгия и девочку. Я сказал ему, чтобы он позвал кого-нибудь из взрослых. Он долго на меня смотрел, и как в прошлый раз ничего не говорил. Я опять подумал, что он не знает русского языка, но на всякий случай попросил его ещё раз позвать кого-нибудь из взрослых. Он постоял, махнул рукой почему-то и ушёл в амбар.

Ко мне из амбара вышла их бабка Анна и Михай. Я рассказал Михаю, что в пятницу собираюсь на рыбалку. Если они хотят, то пусть он поможет мне ставить и поднимать сети, и часть рыбы мы отдадим вам.

– Мы будем на реке в пятницу с утра. А твои братья в субботу пусть возьмут у нас тележку и к обеду придут на берег протоки, туда, где стоит моя лодка, они и ты должны помнить это место. Я вам его показывал, когда водил вас первый раз в тайгу.

Михай что-то сказал бабке, это его мать, она мотнула головой, посмотрела на меня и пошла в дом.

Я подумал, что она ему не разрешила идти на рыбалку. Ну и пусть, я и один справлюсь.

Но как только закрылась дверь амбара за бабкой, Михай повернулся ко мне и, улыбаясь, сказал:

– Мама очень обрадовалась твоему предложению, но беспокоится, что вы и так много делаете для нас, и мы не знаем, как вас благодарить.

– Ладно, это потом, так ты идёшь со мной на рыбалку?

– Иду, иду, – уже боясь, что я передумаю, ответил Михай.

– Хорошо, – сказал я, – приходи к нам часов в восемь утра. Поможешь тащить к лодке сети.

Утром следующего дня, пока я отводил корову в стадо, мама собрала мой походный мешок. Когда я вернулся домой, Михай уже был здесь. Он сидел на куче пней, которые и вывозил сам.

Забрав всё необходимое, ружьё, нож, патронташ и свой мешок, я попросил Михая тащить мешок с сетями. Алтай, повизгивая, крутился под ногами, предвкушая наш поход на реку. Нюхал мои вещи, нюхал мешок с сетями, лизал мне руки. По-моему, он всегда знал, куда мы пойдём в этот раз.

Часа через два мы были все на берегу протоки, у моей лодки. Загрузив всё снаряжение в лодку, я усадил Михая за вёсла и, оттолкнув лодку от берега, сел за рулевое весло. Алтай лёг мне в ноги. День был тихий, без ветра. На реке не было даже маленькой зыби. Михай грёб хорошо, глубоко запуская вёсла в воду.

Если так будет грести, то скоро устанет, подумал я. И тогда пойдём очень медленно. Надо его немного охолонуть.

– Михай, не греби так часто и не запускай так глубоко вёсла в воду, нам грести ещё часа четыре. Намозолишь руки, совсем встанем. Давай пореже греби. Береги немножко силы. Ещё сегодня ставить сети, а это тоже тяжёлая работа.

Михай улыбнулся, но ничего не сказал. Но грести стал реже и не так глубоко запуская вёсла в воду. Пока ехали, я рассказывал Михаю, где мы плывём, какая рядом река, какие здесь луга. Какая водится рыба в наших реках. Он о таких рыбах даже и не слышал. Часа в два дня были на месте. Это моё место на протоке, где я почти всегда ставлю сети. Здесь протока расширяется, вдаваясь глубоко в луг. Здесь очень хорошо купаться. Не очень глубоко, вода всегда тёплая, и встречаются островки песка, намытые протокой. На берегу кое-где стоят ивы. Хорошее место для ночёвки. По вечерам с протоки тянет ветерок. Костёр и этот ветерок отгоняет комара, и коротать ночь здесь легче.

Быстро организовали костёр, вскипятили чай, поели и в лодку. Теперь предстояло главное, правильно поставить сети.

Сетей было у меня две. Но сети хорошие. Одна сеть шестидесятка, длиной сорок метров, другая сеть сороковка, длиной сорок пять метров. Нарубили кольев. Сети и колья уложили в лодку. Сначала ставим шестидесятку. Один конец верёвки от сети привязываем к иве, что стоит на берегу, и, отъехав метров десять от берега, закрепляем в дно протоки кол. От него пойдёт сеть в реку. Сеть ставим под углом к берегу и так, чтобы с той стороны протоки осталось место для прохода лодки под мотором. Второй конец сети, тот, что без поплавков, привязываю к камню, чтобы притопить сеть и закрепить её на нужной глубине. Конец сети с поплавками привязываю к бревну, небольшой чурке, и так, чтобы, когда я его брошу в реку, то мог его видеть. Чтобы сеть не легла по течению, можно поставить дополнительно кол и привязать бревно (чурку) к этому колу. Но кол я могу поставить только тогда, когда в лодке два человека. Один держит лодку, другой ставит кол. Сегодня нас двое, я так и сделал. Когда я один ставлю сети, то от этой чурки я тяну верёвку к берегу выше по течению. Верёвку привязываю к кустам, тогда сеть стоит ровно. Течение здесь бьёт в противоположный берег протоки, и все ветки, щепки, трава плывут у того берега и не забивают мою сеть. Дно протоки, там, где я ставлю сеть, чистое, нет топляков.

Вторую сеть, сороковку поставим выше по течению от нашего лагеря. Здесь, метрах в трёхстах, протока разбивается на два рукава и оба сообщаются с рекой Иртышом. В один из рукавов протоки, меньший, и поставим сеть. Здесь всё проще. Сетью перегораживаем протоку, закрепляя сеть на обоих берегах протоки. Здесь лодки не ходят, и мы не будем мешать. Закончив ставить сети, возвращаемся в лагерь. Варим кашу с солёным свиным салом. Мама положила мне в мешок творог, варёных яиц, варёной картошки, лук, чай. У Михая сухари, сахар, какие-то лепёшки. Получает свою порцию каши с салом и Алтай.

Ночь выдалась тёплая. Горит костёр, Михай всё расспрашивает меня о том, как мы здесь живём. Какие здесь зимы. Что люди делают зимой. Когда в эти места приходит весна. Он здесь новичок. Ему всё интересно. Спать улеглись уже поздно. Сплю рядом с Алтаем. Он тёплый, лижет мне ухо. Во сне ворчит и даже храпит. Никто на этой стороне протоки нас не побеспокоит.

Встаём с солнцем. Варим чай, пьём долго. Сегодня будем снимать сети, и к вечеру мы должны вернуться к тому месту, где в протоке я оставляю всегда лодку. Туда с тележкой должны прийти молдаване, Богдан и Дмитрий.

Снимать сети начинаем с сороковки, той, что перегородила малую протоку. Как потом рассказывал Михай своим братья, он никогда не видел, чтобы в сеть попадало столько рыбы. Здесь были щуки, язи, небольшие, килограмма на полтора, нельмушки, чебаки, окуни, ерши, несколько сырков, один муксун. Рыбы было ведра четыре (описание этих рыб можно прочитать в этой книге в рассказе «Каллистрат»).

Стали снимать сеть шестидесятку, что стояла в основной протоке. Хорошее место у меня на реке. Почти за сутки в сеть попало одиннадцать муксунов, каждый более двух килограммов, две щуки, килограмма по три, десяток сырков, три стерлядки, штук пять язей. Да ещё окуни, даже в такой сети запутались с десяток ершей. Рыбы набралось почти пол-лодки. Быстро свернули лагерь и домой. Теперь легче идти по реке, идём вниз по течению.