Текст книги "Особняк с видом на безумие"

– Ни фига не вижу, – расстроенно сказала Аленка, меняя ракурс. – Вот только кусочек столика с бокалом, полбутылки «Кашинской», в смысле, видно только половину. Еще треть фотографии в рамочке и треугольник неубранной кровати… Часть одеяла свесилась на пол… Таблеток нигде не вижу. Да и не будет она их хранить на открытом месте… – Дочь забыла, на чем стоит, и принялась переступать с ноги на ногу, заставив наши руки дрожать от напряжения.

– Слезай! – истерично потребовала я, чувствуя, что еще пара секунд – и она свалится самостоятельно. Аленка испуганно присела, обхватив нас руками за шеи, и скользнула на землю. Получилось легко и изящно – прямо как в цирке.

– Ну и зачем эти номера? – Наталья растирала красные кулаки и запястья.

– Затем, – огрызнулась я, – что теперь полностью утвердилась в своем предположении: Дульсинея покинула этот дом не по собственному желанию. Она слишком педантична и аккуратна, чтобы уехать, не наведя в комнате полного порядка. Теперь надо проверить выход из подземелья. – Гуськом мы двинулись искать дверцу. Хотя «искать» – громко сказано. Ее никто и не прятал. Сверху к ней вели забетонированные ступеньки. Я их даже едва не пересчитала носом. Навес из металлочерепицы защищал вход от возможных осадков.

Наталья попробовала открыть дверцу какой-то щепкой, которая тут же сломалась. Подруга сдалась, бормоча, что этот сейф лучше всего открывать со стартовой площадки из подвала под ускорением. Алена озабоченно посмотрела на свою ногу, где красовался внушительный синяк, и засомневалась, ссылаясь на то, что апробирование данного метода дало только один положительный результат – мы нашли выход из подвала, хотя снаружи он и сам лезет на глаза.

Осмотр маленькой площадки перед входом не открыл ничего интересного. Наверху земля была достаточно сухой и притоптанной. Только через десяток шагов я нашла то, что искала. Со всей очевидностью здесь что-то тащили волоком. Ровная полоса тянулась по направлению к берегу.

– Вот, говорили, уехала, она и уехала, – зловеще начала Наташка.

– Не уехала, а увезли! – поправила ее я.

– Если так, не думаю, что сиделке это понравилось. Надеюсь, ехала все же не вперед ногами.

– Не вперед, – успокоила я подругу. – Дульсинею Петровну тащили на каком-то большом куске материи, типа покрывала. В положении «вперед ногами» трудно удержаться и не съезжать без конца.

– Да-а-а-а… Это бы ей точно не понравилось, – вздохнула Алена. – Может, ее украли?

– Ну да – чтобы почувствовать разницу в жизни: «до нее» и «после нее». «После нее» – застрелиться, поскольку жизни уже не будет. Интересно, кто же этот мазохист? – Наталья выпрямилась, прогнула спину назад и вернулась в исходное положение человека, следящего за своей осанкой. Я, не меняя согбенного положения, поплелась по следу к озеру. Подруга шла рядом, а Алена в носках унеслась вперед, и вскоре мы услышали ее напряженный голос:

– Здесь кто-то с горочки скатился!

Я забыла про обязанности ищейки и полетела вперед. Действительно, по песчаному склону тянулся все тот же ровный след – как от большого мешка. Обрывался он почти у берега.

– Ее утопили! – испуганно прошептала Наташка, не рискуя ступить на мостки. – Прямо в покрывале!

– Если и утопили, то не здесь, – вновь утешила я подругу. – Сначала вывезли подальше. И, скорее всего, на водоплавающей посудине.

– А может, Дульсинея Петровна сама сбежала? – жалобно предположила дочь. – Впрочем… покрывала с мотором пока еще никто не изобрел. Да и не похожа она на Старика Хоттабыча. В первую очередь – характером.

– Что будем делать с Юлей? Может, вызовем милицию? Не нравится мне все это… – Наталья призадумалась и сама себе ответила: – Нет, подождем до завтра. Приедет Валерий, пусть они между собой и разбираются. А мы завтра же с семьями и уедем. Хватит, наотдыхались! Живыми бы до дома добраться!

Я оглянулась, интуитивно почувствовав взгляд в спину. Бывает такое – вокруг никого нет, но чувствуешь себя очень неуютно. Так и кажется, что кто-то буравит тебя глазами. Плотные ряды прибрежных кустов могли скрыть роту солдат, но проверять свою интуицию не хотелось. А вот желание немедленно покинуть берег стало непреодолимым.

– Кажется, у меня поднимается температура, – преувеличенно громким голосом сообщила я, вытряхивая песок из тапочек и сметая его с ног.

– В первый раз вижу, чтобы температуру по пяткам мерили! – неожиданно рассердилась Наталья. – Что ты носишься со своей простудой? Если разобраться, у каждого из нас целый букет болезней!

– Главное, чтобы он не превратился в венок на могилку, – философски заметила дочь, тоже отряхивая ноги в носках от песка.

Я заторопилась наверх, не оглядываясь и не слушая Наташкиных язвительных замечаний про двигатель внутреннего температурного сгорания в моем организме. Постепенно чувство тревоги отступило, что позволило сбавить темп. Наталья с Аленой отстали. Дочь по-прежнему слегка прихрамывала, а ее ноги в носках выглядели такими беззащитными…

– Алена! Если бы тебя сейчас видел отец, то до конца жизни шпынял меня замечаниями. Не могла мои тапочки надеть?

– Фига себе! С больной головы на здоровую! Стянула мои шузики, и меня же за это ругает! – возмутилась Алена, обращаясь взглядом за поддержкой к Наталье. Та презрительно фыркнула. – И нашла на кого ссылаться! На папика! Ты дольше меня с ним живешь. Давно бы уже научилась делать все по правилам. И за обувью, как за родной, смотреть.

Несмотря на общую нервозность, я прыснула от смеха. Димка – великий педант, у которого все в жизни должно лежать по полочкам. В какой-то передаче ему довелось услышать совет обувных дел мастера о правилах ухода за кожаной обувью. Тот рекомендовал смазать ее касторовым маслом или детским кремом, дать хорошо просохнуть и потом аккуратно отполировать. Касторового масла дома не нашлось, Димка не поленился сбегать в аптеку, но касторки и там не оказалось. Не долго думая, муж приобрел детский крем и, разложив в порядке очередности свою обувь для всех сезонов, стал подавать нам с Аленой наглядный пример правильного за ней ухода. Влетевший Славик с порога не смог разобрать, чем занимается родитель, но, приглядевшись, громко спросил, не ошибся ли тот тюбиком. Димка поучительно объяснил суть благотворного влияния детского крема на ботинки. Сын, повертев тюбик в руках, спросил, обязательно ли покупать крем с витамином «А», как этот, или можно обойтись без добавки?

«Обязательно! – строго ответила Алена, опередив отца. – Он благотворно сказывается на зрении. Видишь, сидим и ждем?»

«Чего?» – удивился сынуля.

«Специально для тупых – объясняю: ждем, когда ботинки прозреют. Сами будут дорогу выбирать. В конце концов им там, ближе к земле, виднее…»

Не доходя до дома метров сто, мы остановились. Алена, внимательно изучая свои носки, предложила переговорить с Юлей начистоту. Наталья категорически возразила, ссылаясь на необходимость дождаться Валерия. Возможно, Дульсинея действительно уехала, а след, который мы обнаружили, был оставлен ее багажом. Ну имелась у нее в руках здоровенная сумка – как у «челноков»! И перла она ее волоком. А то, что в комнате не убралась, так это ее личное дело, и она это личное дело закрыла на ключ, чтобы никто неубранной кровати не видел. Торопилась уехать, вот и все!

Я молчала, поскольку о том, что пришло мне в голову, говорить не хотелось. И проверить – не мешало бы. Вот только как это сделать? Додумать мысль до конца мне не удалось…

– Что-нибудь случилось? – раздался позади меня громкий голос Юли.

И как я ее не заметила? Хотя и немудрено – вертела головой по сторонам, а она зашла с тыла. Наталья с Аленой были слишком увлечены, чтобы обращать внимание на кого-то еще, кроме самих себя. Разом повисла напряженная тишина. Определенно, Юля поняла, о чем идет речь, – не могла не слышать, но вот вида не подала. Не обиделась, не оскорбилась. Только плотно сжатые губы и напряженно прищуренные глаза выдавали негативную реакцию.

Мы беспомощно переглянулись. Вопрос требовал ответа. Но его не последовало. Раздался новый – Наташкин:

– У Дульсинеи Петровны, тьфу, прости Господи, Евдокии Петровны была большая сумка?

Если Юля и удивилась, то виду не подала:

– Что значит, была? Она у нее есть. Уложила в нее все необходимые вещи и вместе с ней отчалила. А до берега мы ее попеременно за ручки тянули. Попробовали тянуть вдвоем – неудобно. Я предлагала ей часть вещей оставить – все равно возвращаться придется, но она не согласилась. Признание этого обстоятельства лишало ее возможности считать нас с Валерием наказанными…

– Ну! Что я говорила?! – радостно воскликнула Алена и, подлетев к Юле, чмокнула ее в щеку. – Если ты что-то и слышала, считай, что ничего не слышала. Мои старшие, по возрасту, подруги от безделья свихнулись.

Наталья, снисходительно улыбаясь, излучала своим видом немножко подпорченное торжество справедливости. Надо думать, подпортила его я. От растерянности сразу не получилось подыграть общему благодушию. В итоге на меня с плохо скрытым недовольством уставились все трое.

Я поморгала глазами и решила, что с меня хватит. В конце концов нельзя же быть виноватой без вины и за все сразу.

– Что будем делать с Наиной Андреевной? – постаралась перевести разговор в другое русло. – Допустим, я приму снотворное и в честь собственного дня рождения сделаю себе на ночь подарок – буду дрыхнуть. Не умею уговаривать сумасшедших. Делите вахту между собой.

– Ничего не надо делить, – спокойно возразила Юля. Такое впечатление, что это не она недавно рвалась за лекарством в дверь комнаты Дульсинеи. – Я вполне справлюсь сама. Удалось отыскать упаковку в тумбочке у Валеры. Мне как-то и в голову не пришло туда заглянуть. Единственное, о чем попрошу, – погулять с Наиной Андреевной немного, пока я приготовлю ей что-нибудь. Но она уже вполне в себе.

– А вы не задумывались об устройстве ее в какое-нибудь специализированное заведение? – задав вопрос, Наталья мельком взглянула на меня. – Помнишь, как твою сбрендившую тетушку из Тамбова? Она, к счастью, не дожила до этого радостного события… – Подруга тяжело вздохнула.

Я таки проглотила многозначительную фразу о сыновнем долге, готовую сорваться с моих губ, и благоразумно промолчала. Моя тетушка вместе со своим старческим маразмом – целиком и полностью порождение бурной фантазии Наташки. И то до слез жалко было расставаться с родственницей. Но тут реальная психбольная со своими, прямо скажем, страшными заморочками.

– Все зависит от Валерия, – сухо пояснила Юля. – Это не моя мать, и решать ему.

– А Евдокия Петровна, вероятно, очень любит вас и жутко ревнует ко всем? – переключилась я на нужную мне тему.

– Да, любит… – Юля, возможно, и хотела просто отговориться, но ее слова прозвучали так неискренне, что она сама смешалась и принялась что-то лепетать о необходимости срочной явки на кухню.

Я посмотрела ей вслед с сожалением – надо же, упустить такой подходящий момент для расспросов! Машинально взглянув себе под ноги, увидела маленькую змейку, удиравшую следом за Юлей, и ужаснулась. В ту же секунду выскочила из тапочек дочери – они лихо улетели в ее сторону вместе с кучей замечаний по поводу безалаберности Алены. Следует следить за своими вещами и не подсовывать матери собственную обувь.

– Немедленно забери тапки обратно! Они мне маловаты! – выдала я и босиком, внимательно изучая дорогу, рванула вслед за Юлей.

– О как! С возрастом точно дуреют, – прокомментировала мое выступление ошалевшая Наташка. – Вчера еще она такой не была…

– Может, и вправду температура поднялась? – недоуменно проронила Алена. Дальнейшее я уже не слышала…

Юля на кухне гремела кастрюлями и при моем появлении слегка улыбнулась. Я зачем-то поздоровалась и с деловым видом принялась тщательно мыть руки.

– Вы с Аленой обувь поочередно носите? – спросила она.

Я забормотала о тапках, которые подхватывают все, кому не лень, и слегка покраснела, отметив при этом, что чувства стыда у меня пока еще есть.

– Ир, ты хотела у меня о чем-то узнать? – донесся до меня голос Юли.

Пожав плечами, я как можно равнодушнее спросила:

– Валерий приезжал ночью домой?

Определенной реакции на свои слова я ожидала, но не такой же! У Юли вывалилось из рук полхолодильника. Точнее – почти все продукты с верхней полки. Девушка пыталась ухватить открытый пакет молока, стоявший у задней стенки. После моих слов ее попытка увенчалась успехом. Но рука дрогнула, дернулась слишком резко, и вслед за пакетом к Юлькиным ногам полетели съестные припасы. Батон варено-копченой колбасы, задумчиво покачавшись на краю полки, решил не отставать от общей компании и свалился последним, удачно попав одним концов прямо в банку со сметаной. Наградой ему был небольшой фейерверк из белых ошметков. По полу мирно текла молочная река с кисельными берегами, выпавшими из маленькой кастрюльки. Надо полагать, труды Дульсинеи Петровны пропали даром. То тут, то там живописными кусочками валялись черепки от зеленой керамической салатницы вперемешку с Натальиным кулинарным шедевром. Пакеты и пакетики, пара маленьких кастрюлек с непонятным содержимым стойко держались вместе на полу, так сказать, прямо у входа в холодильник.

Ответа на вопрос я так и не получила. Было не до того. Мысли переключились на ликвидацию последствий стихийного бедствия, но некая заторможенность с обеих сторон не позволяла действовать быстро. На пороге кухни замерли Наташка с Аленкой.

– Это, наверное, праздничный обед, – проявив редкую догадливость и слегка заикаясь, пролепетала Алена. – Подают прямо на полу. Форма одежды – парадная. Можно без обуви, – мельком взглянув на мои ноги, увереннее продолжила она.

Юля, проследив за направлением белого ручейка, самозабвенно принялась рассказывать о молоке трех с половиной процентов жирности, которое и в подметки не годится натуральному, впрочем, как сметана и творог.

Дольше всех молчала Наташка. Как и ожидала, добром это молчание не кончилось. Подруга просто копила силы. А потом она заорала, да так несвязно, что я поняла только одно – во всем виновата только моя персона, поскольку без конца бегает тонуть, постоянно ворует чужую обувь, босиком влезает в холодильник и вообще – туда, куда не следует. Но главное – подруга признала себя круглой дурой, поскольку поддалась на уговоры отправиться вместе со мной отдыхать вдали от собственной дачной крепости, в которой могла бы хоть на время от меня укрыться. Это признание несколько охладило ее пыл, и она примолкла, взгрустнув о родных грядках. Обижаться на нее не стоило. Она с раннего утра торчала на кухне, чтобы устроить мне сюрприз в виде накрытого к радостному событию стола, и бац! Все насмарку!

«Долг платежом красен, – не к месту подумала я. – Она сюрприз мне, я – ей. В принципе во всем действительно виновата я. Не вовремя спросила у Юли о Валерии. Но зато ответ Юлии мне уже не важен. Я его получила». Не обращая внимания на сольный номер подруги – поорет и успокоится, принялась копаться в не поддающейся детальному описанию куче, пытаясь спасти то, что не погибло безвозвратно, – к примеру, батон колбасы под скромным названием «Дон Кихот». Честное слово, Мигель Сервантес де Сааведра за последнее время очень назойлив. Интересно, кому же это пришла в голову идея обозвать колбасу именем великого идальго?

– Вам Дон Кихота в нарезку или кусочком? – пробормотала я, поставив себя на место продавца.

Ответить самой себе не пришлось. Помешала Наташка. Решительным движением ноги она отгребла часть бывших съестных припасов от холодильника и, ворча, что дверцу следует закрывать в первую очередь, присоединила их к общей массе.

– Вот теперь копайся на здоровье! Ну надо же! Такой салат в помойку отправить. Я его и сама не попробовала – ждала, пока настоится. Настоялся, блин!

– Это я во всем виновата, – подала голос Юля. – Руки не из того места растут. Ир, ты извини, пожалуйста.

– Забыли! – коротко подвела я черту, собирая веником в совок осколки и ошметки праздничного обеда, щедро пропитанные киселем, сметаной и молоком. Выметая их из-под холодильника, выгребла и пару конфетных фантиков, занесенных туда не иначе как сквозняком, и пару осколков стекла от лампочки в сорок ватт, как было указано на одном из осколков. Находка несколько снизила темпы работы, но зато продвинула меня в поисках ответов на очередные многочисленные вопросы, пчелиным роем гудевшие в голове. Тут уж было не до присутствующих.

От своих размышлений я оторвалась только тогда, когда в кухне установилась тишина. Правда, ненадолго.

– Я же вам и объясняю, что она не огрызок, – показывая на меня пальцем, запальчиво заявила Наташка. – Абсолютно не умеет огрызаться, сколько ни учи – бесполезно. Ну, обзови она меня как угодно – легче бы было. Нет, будет молчать и мотать мне нервы! – Оглянувшись и не заметив за собой никого, я поняла, что обсуждается моя кандидатура в великомученицы, поэтому и улыбнулась до ушей. – Ну издевается, честное слово! – чуть не заплакала Наташка.

– Мам! Обругай ты Наталью Николаевну стервой, что ли, или еще как-нибудь, я не знаю… Что тебе, жалко, что ли? Видишь, человек мучается! – В голосе дочери звучала легкая укоризна. Было не очень понятно, за что ругать, но если просят…

– Ладно, – с сожалением отрываясь от своих раздумий, пообещала я. – Грыжа! Достаточно?

– Вполне! – довольно улыбнулась Наташка. – На большее ведь и ответить могу. Значит, так: я сейчас тут все быстренько организую, а вы идите к нашей милой старушке. Эх, жалко бронежилетов и касок нет! Молочка бы вам за вредность налить, но не хочется за новым пакетом в подвал бежать. Оставим на «потом». Наину умыть, одеть, причесать, выгулять и сюда.

На физиономии Алены появилось выражение сочувствия к самой себе, но неожиданно ее лицо просветлело. Дочь загадочно улыбнулась и заявила, что ей нужно стирать носки. На подмогу она придет «как только, так сразу». Я призадумалась и решила, что самое время подкинуть дочери для стирки шмотки, отложенные для этой цели у Наины. Лично мне – неплохо бы незамедлительно поискать свои тапочки. А потом – «как только, так сразу». Наташка заявила, что ей глубоко наплевать на распределение ролей, но чтобы через пятнадцать минут Наина была на кухне. Ну кто поверит, что подруга простая медсестра в кардиологическом кабинете онкологической клиники. Ей бы полком командовать.

Пока мы переминались с ноги на ногу, Юля уже ушла. Часть времени потратилась на поиски тапок. Кто бы мог подумать, что я откинула их под Наташкин диван. Когда же мы заявились к Наине Андреевне, Юля уже привела ее в порядок. Старушка тихо и мирно сидела на стуле, уставившись бездонными голубыми глазами в бездонное, голубое, но зарешеченное окном небо. Я быстренько сменила постельное белье, хотя оно уже успело поутратить запах рыбной свежести и вяленой рыбы. Намереваясь швырнуть белье в общую кучку, я без всякого удивления увидела, что она поубавилась. Как и следовало ожидать, исчезла серенькая курточка, обеспечившая стойкий до отвращения запах рыбалки. Она наверняка принадлежала Валерию. Вчерашней ночью он какое-то время прятался в комнате у родной матери. Даже успел раздеться, и Юле об этом хорошо известно. Но вот одеться!.. То ли не успел, то ли не мог, поскольку не нашел куртку. Она уже закопалась под одеяло. Я шагнула к стене и щелкнула выключателем. Лампочка не загорелась. Юля, отвлекшись от бесконечного застегивания пуговичек на кофточке Наины (старушка следом их тут же расстегивала), пояснила, что верхний свет у свекрови никогда не зажигается. Пользуются настольной лампой, но она, к сожалению, ночью упала и разбилась.

«Только не здесь, – подумала я про себя. – Разбилась она в другом месте – на кухне, но вот кто и зачем ее туда принес?»

Алена старательно протирала пол, ворча, что если ей попадет в руку хоть малюсенький осколочек, она до отъезда будет считаться инвалидом труда.

«Не попадется!» – обрадовалась я про себя.

– Не попадется, – вслух произнесла Юля. – Уже все вылизала еще до вашего возвращения. Даже лампочку сменила.

– Юль, а вы сами сюда добираетесь от турбазы «Селигер» или с того берега – от деревни Лухнево, кажется? – Похоже, любые мои вопросы запугивали бедную хозяйку большого дома. Она даже застыла над очередной пуговицей.

– Когда как, – нехотя сказала она и прекратила свое бесполезное занятие.

Наина, бездумно расстегнув последнюю пуговицу, засунула указательный палец в одну из петель и принялась ее растягивать. Юля вздохнула и махнула на нее рукой. Редкостное терпение! Впрочем, мне было известно, что кричать девушка все-таки может. Ночные прения сторон шли весьма бурно.

– А зачем вообще плыть сюда от турбазы? – неожиданно вернулась к моему вопросу Аленка. – До большого берега здесь рукой подать. Мы вполне могли бы доехать на машине до Лухнево и там ее у кого-нибудь оставить. Желающих подзаработать на перевозе наверняка и в деревне хватает. – Она бросила половую тряпку в ведро, подхватила его и отправилась к выходу, но у двери притормозила: – Но, видимо, мы слишком тупые, чтобы добираться через Лухнево. Это самый простой вариант, в котором мы безнадежно бы запутались.

Бережно поддерживаемая мной и Юлей, Наина Андреевна спокойно прошествовала на кухню и заняла свое привычное место. При виде нарезанного хлеба ее равнодушное лицо оживилось. Вороватым движением руки прихватив сразу четыре куска, она сделала из них бутерброд и с жадностью принялась жевать. Наталья, сморщившаяся от жалости к больной, моментально налила ей в тарелку скороспелого супчика и спешно принялась его студить.

В это время на крыльце раздался визг дочери и грохот. Все вздрогнули, но с разными последствиями. Юля просто подпрыгнула на месте и схватилась одной рукой за ворот своей рубашки, другой за край стола. Наташка подпрыгнула вместе с тарелкой. Суп щедро расплескался по столу и ее рукам, украсив их вареной тертой морковкой. Хуже всех пришлось мне – слегка испуганная Наина вцепилась в мои волосы мертвой хваткой, так что у меня даже выступили на глазах слезы.

«Алена была в корне не права: короткая стрижка лучше, следовало вообще обриться наголо», – подвывая от боли, думала я, пока подруга мокрыми, в супчике, руками пыталась оторвать старушку от моих волос. Не знаю, насколько бы хватило терпения у меня или стойкости у моих волос, но как нельзя вовремя пришла на помощь Юлька. Метнувшись к холодильнику и обратно, она повертела под носом у Наины батоном «Дон Кихота», и старушка, моментально потеряв интерес к моим вихрам, вцепилась в него. Все-таки рыцарское благородство дало о себе знать. Дон Кихот – даже в таком, далеко не рыцарском виде спас благородную даму, то бишь меня, от большой безвременной лысины.

Я сорвалась с места спасать свою дочь, следом со скалкой рванула Наташка. У входной двери в кухню мы столкнулись с Аленкой и вышибли ее назад в холл. Она в очередной раз взвизгнула и шлепнулась на пол. Мы с Наташкой разом заорали, поскольку наша стыковка прошла слишком тесно. Над моей правой бровью, соответственно – левой Наташкиной, моментально образовалось по большому, отдающему в синеву, фингалу.

Ахая и охая после третьей попытки встать с пола, поднялась Алена:

– Это ж сколько в вас лошадиных сил зря пропадает! – сердито простонала она, хватаясь за поясницу.

Отвечать было некогда – ломило весь висок вместе с глазом. Наташка, страдая не меньше меня, уже успела приложить к своей шишке половник. Вконец растерянная Юля тщетно пыталась выразить нам сочувствие. После первых слов «Ни фига себе!..» в дверях медленно появилась Алена. Фактически на одной ноге. Вторая в основном отдыхала, очевидно, дочь по заведенной уже здесь привычке получила очередную травму, разбив обо что-то коленку. Кое-как она дохромала, допрыгала до стула и с видом великомученицы уселась, пытаясь оценить объем и тяжесть повреждений. Вздохнув, открыла было рот, чтобы пожаловаться на судьбу, но Наина, у которой силком уже отняли «Дон Кихота», и тут подсуетилась. Молниеносным движением руки она маханула по столу, и выплеснувшаяся из тарелки, но не осушенная по причине всеобщей занятости лужица супчика вместе с ломтиками картошечки, морковочки и лучка прямым попаданием угодила Аленке в физиономию. Забыв про свои физические страдания, дочь, отплевываясь, откашливаясь и вытираясь рукавом, моментально взвилась со стула. Довольная своим вкладом в ликвидацию последствий разлива первого блюда, Наина с любопытством наблюдала то за своей мокрой ладонью, то за Аленкой, заходившейся в пляске святого Витта – часть супчика попала ей за шиворот. Юля, подхватив полотенце, кинулась к Алене, и вместе они вылетели из кухни. Дочь – истинно вежливый ребенок – успела сказать привычную фразу: «Спасибо. Все было очень вкусно!» Наверное, я бы ее повторила, если бы не Наталья. Подруга вовремя заметила, что руки Наины хищно тянутся к полупустой тарелке. Ее очень удачно можно было выплеснуть на меня. Вспомнив метод Дульсинеи, Наташка вовремя шлепнула шутницу по рукам, сопроводив экзекуцию командой «брысь!!!».

Кормили Наину вдвоем. В принципе ела она сама, а мы, как конвоиры, сидели рядом, тщательно следя за движениями ее рук и рта. К концу обеда у меня устала шея.

– Надо было поменяться местами на середине трапезы, – поздновато заметила Наташка. – И вот что я думаю: зря Юлька обидела свою приемную мать. Я по ней скучаю больше, чем по Деньке…

Едва Наталья убрала пустую посуду, как Наина, капризно искривив губы, выдвинула интересное предложение:

– Давайте обедать…

– Давайте, – охотно согласилась Наташка. – Только сначала погуляем, – и выволокла прелестницу из-за стола. На выходе передала ее Юле и с облегчением вздохнула. Чуть позднее, хромая на обе ноги, заявилась Аленка и с порога еще раз поздравила меня с днем рождения. – Она же ни в чем не виновата! – заступилась за меня Наташка. – По большому счету все произошло из-за твоего дикого визга на крыльце.

– А попробуйте не визжать, если поскользнетесь на только что вымытом крыльце и, весело размахивая половой тряпкой, летите по ступенькам вместе с ведром грязной воды! Это вам не супом умыться! С самого начала – сплошные неприятности…

– Они у всех, – грустно сказала я, отнимая мокрый платок от вспухшей брови. – Некоторым еще хуже. Кстати, вам не кажется, что Юля проявляет к матери Валерия гораздо больше терпимости, чем к Евдокии Петровне?

Наталья задумалась и сделала свой вывод:

– Просто с Наиной бесполезно ругаться. Никакого удовольствия! Ты ее обзовешь, а она тебе: «Давайте обедать!»

– Давайте, – машинально согласилась я.

За столом отделывались незначительными фразами о планах на вечер: зажжем свечи, посидим за бокалом мартини с соком, отведем душу тортом… Ветерок трепал легкие занавески на кухонном окне, птичий гомон звучал мелодиями Гайдна, рождая в душе спокойствие и умиротворение. Совесть лениво напоминала о необходимости сменить Юлю на посту сиделки, но легко поддавалась на уговоры немного повременить с этим делом. Я встала первая. Мне благодарно улыбнулись и пообещали не оставлять надолго с Наиной Андреевной.

Старушка сидела на скамеечке в тени старых разросшихся кустов сирени и казалась безучастной ко всему на свете. Юля, обхватив себя за голову руками, взволнованно ходила взад-вперед и что-то тихо бормотала. Ядаже приостановилась – похоже, девушка подцепила заразу от свекрови. Удалось разобрать только то, что она «такого и не предполагала». Я громко кашлянула, предупреждая о своем присутствии. Еще решит, что подслушиваю. Юля испуганно оглянулась, поправила рукой волосы и вопросительно уставилась на меня.

– Иди, передохни. Девчонки тебя ждут на кухне. А мы с Наиной Андреевной, – я расположилась рядом со старушкой, – спокойненько посидим и помечтаем, каждая о своем. – Юля немного помедлила, потом кивнула и отправилась в дом. Я подумала, что с самого утра она ни разу не вспомнила о вчерашнем неудавшемся побеге к любимому. Мелодрамой здесь и не пахло. Пахло другим спектаклем, и отдельные сцены его еще требовали разъяснения. – Надо спасать Юленьку, – тихо сказала я, и Наина перевела на меня загадочные бездонные глаза. Туманной поволоки в них не было. Зато были слезы!.. – Все будет хорошо, – погладила ее руку и почувствовала легкое дрожание пальцев.

Она доверчиво положила голову мне на плечо и через несколько минут уснула, тихо посапывая во сне. Не обращая на нас никакого внимания, продолжали щебетать птицы. Прямо передо мной две из них возводили летнюю фазенду. Стройматериала вокруг было навалом. Я тоже попробовала закрыть глаза, но сидеть оказалось не очень удобно: затекла поясница, а выпрямиться я не решалась. Минут через пятнадцать я почувствовала, что все тело – сплошная боль. Когда вернулась Юля, я представляла собой жалкое закаменевшее зрелище. Она осторожно приподняла голову старушки, дав мне выскользнуть, но не тут-то было. Не тело, а сплошной железобетон! Поднимали меня родные люди. Молча и решительно. Наташка так двинула меня сзади, что я сразу ощутила себя живой и почти невредимой. Просто захотелось немедленно прилечь. С этим намерением я и поковыляла к дому. Подруга и Алена потянулись за мной…

– Скучно! – пожаловалась в комнате дочь, роясь в книгах, прихваченных с собой.

– Ну да, – согласилась Наташка. – Уже полчаса, как без новых фингалов. Просто нечем заняться.

– Могу предложить новое развлекательное мероприятие, – высказалась я. – Сходить на разведку к Дэну.

– Да я еле ноги таскаю! – Алена не на шутку рассердилась. – А без меня вам там делать нечего. Либо он пришибет мамочку – говорила же, слишком короткая стрижка! Похожа на общипанного цыпленка, которого хочется избавить от дальнейших страданий… Либо Наталья Николаевна пришибет Дэна. Поскольку стрижка – дело ее рук. А кому критика приятна?

– Да дело даже не в стрижке, – отмахнулась Наташка. – Такое впечатление, что он вчера за нами следил. А если и сегодня продолжает то же увлекательное занятие? Хороши мы будем, связавшись с этим… индейцем Джо. Да и зачем он нам сдался?

– Мне нужно влезть в его сарай, – пояснила я. – Но ты права, можно нарваться на крупные неприятности. Лучше подождем их здесь. А если не будет, к рассвету я все же наведаюсь на стоянку Дэна.

– Успехов тебе желаю, – съязвила Наташка. – Нормально! Ранним утром заявишься к вернувшемуся с добычей мужу и объяснишь ему, что провела ночь в сарае у чужого мужика! Нет, я определенно не понимаю, что со всеми нами делается? Такое впечатление, что этот особняк источает безумие. И оно прет со всех сторон, сжимая нас в железное кольцо. Ты можешь хоть что-нибудь объяснить?

– Не ори! Кажется, мы вляпались в очередную неприятность, но разобраться во всем очень трудно. То, что я сейчас скажу, – не очень вам понравится. Самое главное, не знаю, стоит ли делиться своими открытиями с Димкой и Борисом, не говоря уж о ребятах. Вдруг это действительно плод моего больного воображения? – Я вскочила и рывком открыла дверь в коридор. Он был пуст. На цыпочках прошла в холл и выглянула в окно. Лавочка была пуста. Вернувшись назад, подергала за дверь комнаты Дульсинеи – закрыто. Дверь Наины легко поддалась и беззвучно открылась. Комната была пуста. Немного постояв у входа, я вернулась к себе. Мои девицы даже не сменили положения. Сидели и хлопали подкрашенными ресницами, таращась на дверной проем.