Текст книги "Все о советской россиянке. повесть"

Глава 25

Даша иногда на выходные приезжала в гости. Саша в таких случаях тоже приходил к нам.

Когда Даша еще училась в институте и делала курсовую работу, то данные для нее ей пришлось добывать в бухгалтерии одного их цехов нашего завода, а потом до конца лета

она там еще и проработала, а во время очередных летних каникул она продолжила работу в бухгалтерии этого цеха, и так каждое лето до конца учебы. Естественно, живых денег она за работу не получала, зарплата просто начислялась, как и всем заводчанам, но не выплачивалась.

Даша в очередной раз приехала в гости, Саша пришел к нам, неожиданно зазвонил телефон. Я взяла трубку, какая-то женщина попросила пригласить Дашу. Это звонила бухгалтер с того цеха, где летом подрабатывала Даша, и она сказала ей, что заработанные ею деньги завод выплатил, а получил их за нее Александр Владимирович, то есть Саша.

Пап, – спросила Даша, – а где моя зарплата?

– А что тебе надо ее отдать? – Удивился Саша.

Мы обе недоуменно смотрели на него. До Дашиного отъезда Саша откуда-то нашел деньги, принес и вернул ей.

Случайно я узнала, что Зина больше не работает на заводе.

У нас в самом городе до 2000 года была одна автозаправка, а километров в десяти от города, на трассе, около леса, стояла еще одна неказистая будочка– заправка.

Саша, а скорее всего его Зина, в период их тасканий, обожали эту загородную заправку, так как Саша частенько тогда говорил :

– Ездил заправляться за город, машин там меньше и воздух чище. А летом, похоже, как в пословице « И каждый кустик ночевать пустит».

В двухтысячном году начали в городе строить еще одну заправку. Набрали штат, организовали курсы по обучению, и Зина оказалась среди них. Пока новую заправку не ввели в эксплуатацию, то штат набранных и обученных заправщиц в качестве сторожей охранял ее, уверенные, что скоро сядут к окошечку и начнут выполнять свою непосредственную работу, но когда все было готово к открытию, неожиданно на новую заправку перевели тех, опытных, с загородной, а новый штат отправили работать на их место. Теперь Зина, находясь среди леса в своей будочке особенно вечерами, могла от души предаваться воспоминаниям, как когда-то после работы подкатывали сюда с Сашей на машине, заправлялись, ну и все такое прочее.

Глава 26

Через три года после смерти мамы, папа сходил к нотариусу и принес написанное им и заверенное завещание, где квартира после его смерти завещалась в равных долях Даше и моему брату Славику. Объяснил все это папа так :

– Даша – девушка на выданье, выйдет замуж за какого-нибудь военного с острова Шикотан и уедет, а Славик будет здесь жить, и сад наш не останется без хозяина.

В школе я зашла в кабинет географии к Алефтине Федоровне и попросила показать на карте остров Шикотан. Алефтина Федоровна ткнула указкой в маленькую точку, находящуюся за тридевять земель от нашего города. А потом, спустя какое-то время, я смотрела передачу об этом острове и увидела, что люди там живут в бараках построенных еще в тридцатые годы прошлого века :

– Ничего себе перспектива для внучки.

Но скоро папа забыл о своем острове и начал развивать новую теорию, как должна жить Даша после его смерти :

– Займешь мою комнату, она больше и теплее, а Славик пусть поселиться в твоей маленькой.

Впоследствии, когда папа умер, я поняла ход его размышлений. Благодаря Даше, папе не пришлось менять ни место своего жительства, ни своих привычек. Домой Даша никого не приводила, зная, как не любит дед посторонних, личную жизнь тоже не устраивала. Поэтому папа хотел и Славику в будущем такой же комфортной жизни за счет Даши, конечно. Славику уже под пятьдесят, детей нет, больной, пьющий, жена гражданская, захочет ли еще заботиться о нем. Как никак сын, душа болит за него, вот и пришло ему в голову такое решение проблемы своего «блудного сына».

На рождество папе исполнилось восемьдесят, в кругу семьи мы отпраздновали его юбилей, пожелав ему здоровья и долгих лет жизни, но не прошло и месяца после его юбилея, как позвонила Даша и сказала, что ночью у деда был приступ. Он задыхался, как рыба без воды, ему не хватало воздуха.

– А скорую вызывала?

– Конечно, сделали укол и уехали, еще сказали, чего же вы хотите, возраст.

Эти приступы у папы начали повторяться периодически. «Скорая» приезжала, делали укол, говорили «возраст» и уезжала.

У Даши наступило время квартального отчета, ей приходилось допоздна задерживаться на работе. Вечером, когда Даши еще не было дома, у папы начался очередной приступ, но он сумел дойти до двери, открыть ее и закричать на весь подъезд :

– Мне плохо, помогите!

На его счастье, соседи сверху как раз поднимались по лестнице, они и вызвали «скорую».

Врач на «скорой» был еще совсем молодой и, решив, что папа «бесхозный старик», и, не желая брать «грех на душу» увез его в больницу.

Утром, когда Даша пошла навестить деда увидела, что он, действительно, как настоящий «бесхозный» лежал в коридоре. Я приехала на выходные. Папу уже перевели в палату для ветеранов войны. Я пошла в ординаторскую побеседовать с врачом и узнала, что у папы очень увеличенное сердце, и с таким сердцем долго он не проживет.

Мы позвонили Славику и сказали то, что услышали от врача, но Славик как-то очень спокойно отреагировал на услышанное и приезжать не собирался.

Я же в последний раз видела папу живым перед его выпиской из больницы.

Был апрель, шла пасхальная неделя, я снова приехала на выходной, пошла в больницу навестить папу. Выглядел он хорошо, и настроение у него было праздничное. Когда я уходила, он пошел проводить меня до лестницы, прощаясь со мной, неожиданно сказал :

– А Саша вернется, там дети чужие, вернется, а ты впусти, святых и праведников на земле нет.

Я не нашлась, что ответить ему, так как мама к гулящим мужчинам относилась не так лояльно:

– Нароскошествуются, пока молодые, – говорила она, – а к старости, когда уже деваться некуда, прутся обратно в свою семью.

Спустившись по больничной лестнице на первый этаж, я оглянулась и увидела, что папа все еще стоит наверху.

В понедельник Даша забрала его домой, приступы закончились, а я прекратила на время свои поездки, так как в школе заканчивался учебный год и начинались выпускные экзамены.

Как-то раздался междугородний звонок из Москвы, но это был не Павлик, а незнакомая женщина, которая представилась и сказала что она сотрудница Московского института гематологии. Они получили заказ из Штатов, от моей сестренки Наташи, которой необходима пересадка костного мозга, а мне надо приехать в Москву и сдать кровь на совместимость.

Было начало июня. Мои одиннадцатиклассники уже успели написать выпускное сочинение, а я проверить и выставить оценки, а до выпускного изложения у девятиклассников еще было время. Я отпросилась на пару дней, так как в образовавшееся окно между экзаменами я успевала уложиться со своей поездкой. Павлик заканчивал первый курс. Я приехала в Москву утренним поездом и первым делом отправилась в общежитие к Павлику, где оставила свои сумки, а затем вместе с ним отправились каждый в свой институт: Павлик на учебу, а я сдавать кровь. Услуга по сдаче крови и его анализу была платная, но все это оплатила Наташа как мне, так и Славику, который тоже со дня на день должен был приехать в Москву.

Когда у Павлика закончились занятия в институте, мы с ним встретились и погуляли по центру Москвы. В одном из киосков взяли по гамбургеру и попросили бутылочку минеральной воды. Девушка из киоска, прежде чем подать воду, спросила :

– Вам с хазом или без хаза?

Отойдя от киоска я сказала Павлику :

– А девушка из Тамбова.

– Откуда ты знаешь?

– Диалектология, когда-то проходили в институте и даже зачет сдавали.

К вечеру мы вернулись в общежитие. Я приготовила ужин для Павлика и мальчиков, которые жили с ним в одной комнате. Продукты я привезла с собой. К чаю я подала свои домашние пирожки с яблоками. Увидев их, один из мальчиков сказал :

– Как домой к маме хочется.

Поздно вечером Павлик проводил меня на мой поезд. Через сутки я была на своей станции. Саша встретил меня и сказал :

– Марина, крепись, отец умер.

И мы поехали хоронить папу. Я всегда в последнее время боялась, что как бы папа не умер ночью на руках у Даши. Чего я боялась, то и произошло. Поздно ночью папе стало плохо. Даша вызвала «скорую», а к ее приезду папа уже умер на руках у внучки. Факт смерти засвидетельствовали, Даша позвонила Саше, и до утра пришлось одной находиться в квартире с покойником.

Утром мы приехали, я вошла в зал, мертвый папа лежал на диване, а у нас начались те же хлопоты, как и четыре года тому назад, когда хоронили маму. Перво-наперво покойника надо обмыть. Мама умерла в больнице, и обмывала ее за определенную плату работница морга.

Мы поехали в церковь, где нам сказали, что услугу по обмыванию покойников они не оказывают. Что же делать? Придется это делать самим. Расстелили на полу возле дивана клеенку, положили на нее покойного, раздели, налила в тазик воды, обмыла как смогла, затем одели его во все новое в то, что когда-то приготовила для этого мама. Правда, я вспомнила, как мама говорила :

_ Если я умру раньше, то папа в гробу пусть будет одет по-христиански в рубашке, но без пиджака. В пиджаках хоронят только коммунистов.

Я, вспомнив эти слова, и зная о «великой любви отца к коммунистам», выполнила мамин наказ. Папа, хотя и завещал половину квартиры Славику, но не хотел, чтобы тот приезжал на его похороны.

– Намучаетесь только с ним.

Сама жизнь выполнила желание папы, так как Славик, пока мы хоронили папу, находился в дороге по пути в Москву.

Организация, в которой когда-то работал папа, естественно, нефтяная, помогла и в похоронах папы и мамы очень хорошо.

Даша объяснила мне, поскольку сама сейчас была сотрудницей нефтяной компании, что у них в коллективном договоре было записано «оказывать максимальную помощь в похоронах участников Великой Отечественной войны и их жен».

На следующее утро привезли гроб, мы переложили тело покойного в него, а Даша привезла из церкви священника. Чтобы не было запаха, мы под гроб поставили тазик с водой, куда насыпали марганцовки, а сам пол в комнате застелили свежей крапивой, форточки плотно закрыли. Батюшка сначала заставил открыть форточку, а затем начал отпевать покойника. Пару раз он забывал его имя, подходил ко мне и тихонько спрашивал:

– Как, как звали покойника?

– Панкратий, – подсказывала я, и батюшка продолжал дальнейшее отпевание.

Затем батюшка уехал, от покойника пошел запах, а из ноздрей потекла жидкость. Но прибыл катафалк, гроб вынесли, и мы поехали на кладбище.

Дома остались женщины из бухгалтерии, с которыми теперь работала Даша, они в наше отсутствие навели порядок и накрыли поминальный стол к нашему возвращению. Хоронили папу рядом с мамой, хотя прошло четыре года с момента ее смерти, но место рядом с ней так и не было занято.

Когда хоронили маму, мы предложили папе как бы застолбить место рядом для него, но он категорически отказался. Но как-то так получилось, что до смерти папы никого рядом с мамой не похоронили. После сорокадневных поминок мы пришли на кладбище вместе с Павликом. Рядом с папиной могилой появились за это время уже три свежие захоронения. Причем две принадлежали мужу и жене, которые почему-то умерли почти друг за другом, с разницей в несколько дней, но между их могилами уже оказалась захороненной какая-то женщина. Павлик пошутил :

– Смотри, мама, похоже секретарша и тут успела опередить жену.

На сорокадневные поминки пришла и мама Стасика, которая с завистью сказала :

– Ну уж ничего не скажешь, заслужила Даша такую квартиру.

Я с ней была полностью согласна.

Спустя какое-то время мы собрали все необходимые документы и передали нотариусу, а через полгода Даша должна была стать хозяйкой квартиры.

Наконец позвонил Славик. Сначала поплакался на судьбу, какой он несчастный, что не сумел приехать на похороны, а затем заявил, что он претендует на все, что осталось после смерти отца.

Через полгода Славик приехал, выставил квартиру на продажу, заломив за нее огромную сумму. Естественно, не нашлось ни одного покупателя, желающего выложить такие деньги. Но это его не особо расстраивало, ежедневно он напивался и орал :

– Я истинный наследник, а что здесь делают в отцовской квартире эти проститутки, я не знаю. Проститутками были, естественно, мы : Я и Даша.

Квартиру за такую цену никто не покупал. Тогда Славик нашел риэлтерскую фирму, оформил доверенность на продажу на имя руководителя данной фирмы, к счастью, не указав стоимость, за которую необходимо продать, а сам, наконец, собрался уехать.

Перед отъездом Славик нам сказал :

– Приеду в конце лета, и если до тех пор квартира не продастся, то буду здесь жить до тех пор, пока не продам.

– Но ты же после смерти мамы говорил, что раз Даша ухаживает за дедом, то и квартира достанется ей.

– Ухаживать, это когда старик лежачий, и за ним надо убирать, а папа до смерти был на ногах, – отпарировал Славик.

Что будет, когда Славик приедет в очередной раз, неизвестно, но теперь, после его отъезда, жить нам стало спокойнее.

После смерти папы у Даши появилось свободное время, и она стала ходить на курсы по вождению и получила права.

Когда папа еще был жив, особенно в последние годы, он уже плохо ориентировался в ценах на продукты, поэтому выдавал деньги Даше из своей пенсии по советским меркам, а остальную пенсию папа складывал под свой матрац, но на сберкнижку не относил, поэтому после его смерти, мы, разбирая его постель, обнаружили кучу денег, когда ее пересчитали, то оказалось, что ее хватало на две трети «окушки», остальные деньги Даша заработала и купила эту машину.

Теперь Даша приезжала к нам не на рейсовом автобусе, а на своем новом автомобиле.

Наконец нашелся покупатель на отцовскую квартиру. Конечно, покупали не за ту цену, которую хотел получить Славик, но мы были согласны, а риэлтер тем более. Но нам надо было еще найти и купить квартиру для Даши. Купили ее в городском микрорайоне, двухкомнатную «брежневку» в пятиэтажке, точно такую же какую мы когда-то получили в «харламовке», когда родилась Даша. Денег, полученных от продажи папиной квартиры, вернее от ее половины немного не хватало, чтобы полностью расплатится за эту двухкомнатную «брежневку». Пришлось и мне и Даше взять взаймы у знакомых. Сашу подобная проблема, как всегда, не касалась. Даша переехала и попросила риэлтора не давать Славику ее нового адреса.

Прошло какое-то время, и Даше позвонил риэлтор и сказал что Славик приезжал, приходил к ним за деньгами, обозвал всех жуликами, причем был очень нетрезвым и чтобы устоять на ногах, ухватился за край стола и уронил всю их технику, стоящую на столе. Однако довольно внушительную сумму денег наличными благополучно довез до своей сожительницы.

Глава 27

Если у женщины есть семья, то ей, как правило, не хватает времени ни на что, но зато у одинокой свободное время появляется и его, как ни странно, надо обязательно чем-то занять, а иначе наваливается беспричинная тоска.

Летом мою проблему свободного времени решал огород. Когда уход Саши не стал уже секретом, то я на работе предложила некоторым коллегам, у которых не было садов, но была неустроенная личная жизнь, ходить в наш огород, немного помогать мне, а взамен пользоваться плодами, так как все деревья фруктовые и кустарники плодоносили, и в урожайные годы всего было вдоволь.

Еще я частенько бывала в нашей городской церкви на утренней воскресной службе. Что меня привлекало? Пение церковного хора. Оно было настолько профессионально, что когда раздавалось под сводами церкви « Иже херувимы…» мне казалось, что в этот момент моя душа вместе с молитвой тоже возноситься высоко – высоко под купол церкви.

Такого пения я не слышала даже в православном соборе Сан-Франциско, а все потому, что в хоре пели не дилетанты, а студенты нашего городского музыкального училища.

В свое время в заводском микрорайоне Шарханом был построен оздоровительный комплекс. В комплексе было все: и общие помывочные отделения и номера, и даже один номер «люкс» с бассейном и сауной. Когда я еще работала в заводском детском саду, то мы, воспитатели, иногда вскладчину позволяли себе помыться в этом номере.

Как-то намывшись и расположившись в комнате отдыха, я спросила у своих коллег :

– Интересно, а кто обычно моется в этом люксе?

– Кто, кто, – ответила самая бойкая и всезнающая Татьяна Ивановна, – Да заводские начальники со своими любовницами, не все же они такие порядочные, как ваш Саша.

В девяностые годы почти все здание оздоровительного комплекса было распродано, что здесь сейчас только не размещалось, но общие помывочные отделения еще продолжали работать. И мы, учителя, раз в неделю ходили сюда, так как в общих отделениях тоже были сауны и даже две : одна с сухим паром, а в другой можно было париться веником, а цены для нас были приемлемы, правда, для пенсионеров было дороговато, поэтому старух там почти не было.

Зимой, когда позволяла погода, вставала на лыжи и проходила километров десять по лыжне «здоровья», лыжная база находилась совсем рядом с нашим микрорайоном.

Как —то в марте, когда лыжня была уже довольно жесткой, я неудачно съехала с горки и упала, еле —еле поднялась и почувствовала сильную боль в колене. Тем не менее я самостоятельно добралась до дома. Колено продолжало болеть, в воскресенье районная поликлиника не работала, и я отправилась в медсанчасть в приемный покой. Дежурный хирург ощупал колено и велел сделать снимок. Рентген находился на втором этаже я поднялась и увидела напротив рентгенкабинета табличку с надписью «реанимация». Эта надпись тут же напомнила, как несколько лет тому назад, после перитонита, здесь лежал Саша, а я места себе не находила, не зная, что же еще нужно сделать, чтобы он не умер.

Но когда перед его уходом из семьи я напомнила, через что мне тогда пришлось пройти, он мне на это сказал :

– Но ведь Зина тоже приходила сдавать кровь для меня.

– Если бы я тогда знала о существовании Зины, разве ж я стала так безжалостно истязать себя.

Рентген показал что перелома у меня не было, просто сильное растяжение мышцы, чему я очень обрадовалась, правда, до конца лыжного сезона я уже на лыжи не вставала.

Глава 28

Шло время. Павлик уже учился на втором курсе. Саша продолжал навещать меня. Иногда приглашал съездить в лес за грибами, иногда, придя в наш сад, я заставала там работающего Сашу, иногда приходил в выходной и предлагал навестить Дашу. Я понимала, что все это он делал не из любви к нам, а оттого, что у Зины порой, возможно, находиться ему уже было невмоготу, а идти больше некуда : ни родных, ни друзей здесь у него не было, даже выговориться, похоже, Саше было некому, вот и выговаривался мне : иногда удачно, иногда не очень. Как-то начал уже чуть ли не в тысячный раз рассказывать мне, как он в четырнадцать лет остался без матери, каким это было ударом для него, подростка, и как после этого он потерял интерес к учебе и стал плохо учиться.

Я дослушала, а потом спросила :

– Саша, а что у вас в роду традиция такая «мальчики четырнадцати лет?…»

Фразу свою я не успела закончить, Саша опомнился, стал быстренько одеваться, произнеся свое обычное :

– Ну, я пошел.

– Иди – ответила я.

Саша ушел, а я поняла, что когда, уходя из семьи, он говорил, что у них общие интересы с Зиной, общим, похоже, была тема их сиротства, которую они муссировали на протяжении восьми лет, выясняя, кто же из них сиротливее. Теперь Зине, наверное, это порядком надоело, вот Саша по привычке решил еще раз поплакаться мне, помня, как это заставляло всегда его жалеть и сочувствовать.

От приглашений пообедать Саша и теперь никогда не отказывался. Раз даже сказал :

– Супа горохового я давно не ел.

Я пошла на кухню готовить суп, а пока готовила, вспомнила, как в период его «большой и светлой любви» к Зине он на праздники всегда заставлял меня делать так называемые «сандвичи». Кусочек батона, намазанный майонезом, а на нем шпротинка, наверное, это было коронным блюдом его Зины, теперь, похоже, этих «сандвичей» уже переел, хотелось чего-то более обычного, домашнего и более питательного.

Глава 29

Как-то днем раздался очень нетерпеливый звонок в дверь. На пороге стоял запыхавшийся Саша и сказал :

– Одевайся, бери паспорт, едем на завод, там за какой-то период наличными выдают алименты.

И вот я на заводе, на котором не была лет десять. Проходную с центрального входа закрыли. Теперь вход был с торца заводоуправления, где и толпился народ. Пропуска выписывала какая-то хамоватая девица. Я подошла к ней раньше Саши, протянула ей свой паспорт, объяснила цель моего визита на предприятие, девица выписала мне пропуск, а затем раздраженно спросила Сашу, стоящего за мной :

– А вы еще кто?

Саша смутился и, протягивая ей свой пропуск, залепетал от неожиданности :

– Как кто? Я главный технолог завода.

– А-а, – протянула девица, равнодушно рассматривая его пропуск.

Раньше такое отношение к Саше меня возмутило и обидело бы, я, может, даже сделала замечание девице, но теперь от его унижения я ощутила даже какое-то не свойственное мне злорадство.

Деньги выдавали на втором этаже в каком-то закутке. Я получила причитающиеся мне алименты, вернее какую-то их часть и вышла на лестничную клетку. Саша стоял ко мне спиной и разговаривал с каким-то мужчиной. Я не стала окликать его, а решила спуститься вниз по другой лестнице и подождать его на улице возле нашей машины. Но, спустившись, я неожиданно оказалась в конференц-зале, где когда-то, когда я еще работала воспитателем в заводском детском саду, и мы вместе с детсадовцами приезжали сюда на праздничные торжественные собрания заводчан, где после докладов дети выступали с концертными номерами перед своими родителями – работниками завода.

Теперь этот зал напоминал здания Чечни, периода военных действий, которые ежедневно показывали по телевизору. В стенах дыры, на полу груды щебня и хлама, все разворочено. Я подошла к одной из ободранных колонн, прислонилась к ней и разрыдалась. Все мои радужные мечты о будущем превратились в такой вот мусор, который толстым слоем лежал под моими ногами.

В последнее время многие женщины – заводчанки, которых я давно знала, пытались почему-то теперь при разговоре со мной раскрыть глаза на сущность любовницы Саши, и очень удивлялись, что я до сих пор ее не видела. Правда некоторые из них доказывали мне, что я видела ее, когда Зина приезжала сдавать кровь для Саши в больницу.

Может я ее и видела, но я ее не запомнила, так как все женщины, приехавшие тогда с завода, выглядели очень даже одинаково и одеты все были в дешевую одежду с рынка. И даже если я и была тогда в подавленном состоянии, но на какую-то яркую и выделяющуюся из толпы женщину я все равно бы обратила внимание, значит, Зина была обычной, ничем не выделяющейся из толпы женщиной, что и подтвердила одна знакомая с завода, которая хлестко сказала как-то :

– Ох уж и поменял!

– Но ведь чем-то она все-таки его брала, – в свою очередь возразила я.

– Чем брала? Да скажет ваш муж какую-нибудь глупость, а она тут же начинает хихикать:

– Ах, Александр Владимирович, ах, Александр Владимирович, – а ему это уж очень нравилось.

– А может и напаивала его чем-нибудь, – высказала она свое мнение.

– Ну почему у нас так любят каким-то хитромудрым бабенкам приписывать сверхъестественные способности. Почему же теперь, когда Саша уже не первый год навещает нас, почему не напаивает или скорее всего, не отпаивает его от семьи?

Я даже сама как-то спросила Сашу :

– Как относится твоя красавица к твоим приходам к нам?

– Да какая она красавица, – неожиданно вспылил Саша.

– Вот тебе раз, – подумала я, – когда-то, когда я назвала Зину блядью, Саша возмутился, теперь назвала красавицей, тоже не Слава Богу.

– Ну хорошо, – исправилась я – как твоя некрасавица относиться ко всему этому?

– А я ей сказал: «Там моя кровь и я буду ходить туда».

– Но я-то к твоей крови никакого отношения не имею.

– А я сказал, что Марина меня к себе на пушечный выстрел не подпускает. В первый раз что ли врать.

Потом Саша добавил:

– Вот появится у тебя мужичишка, тогда уж перестану приходить к тебе.

– Какой мужичишка, какой мужичишка, – подумала я, – да я смотреть-то ни на кого не хочу, и не потому, что Саша когда-то решил, что я его люблю так, как он любит свою Зину. Это было что-то другое.

Когда я перешла работать из детского сада в школу, то у одной из моих коллег произошло несчастье, ее муж погиб. Ей было сорок лет, двое детей, а еще она была очень красивой женщиной, и нам казалось, что пройдет какое-то время, и наша коллега непременно устроит свою личную жизнь, но время шло, а она так и оставалась вдовой. Я даже как-то, когда Саша еще жил в семье, спросила ее:

– А вы не пытались еще раз выйти замуж?

– К мужчинам ведь привыкать надо, Марина Панкратьевна, – ответила мне она.

И вот теперь я поняла смысл сказанных ею слов.

Ну, а потом, я хорошо знала какие, примерно, мужичишки, во всяком случае моего возраста, не валялись на дорогах нашего города.

Как-то на пороге своей квартиры я увидела знакомую, с которой я когда-то лежала в роддоме в одной палате. Мы с ней потом случайно встречались всего несколько раз, говорили, конечно же, о детях, в гости никогда друг к другу не ходили, поэтому ее появление меня очень удивило и озадачило. Я поставила чайник, пригласила ее к столу и узнала причину ее визита ко мне.

– Марина, я нашла тебе жениха, – сказала она.

– Спасибо, конечно, но я не помню, чтобы я просила тебя об этом.

– В последний раз, когда мы виделись с тобой, ты говорила, что муж ушел от тебя, а моего брата, инженера между прочим, жена выгнала, и теперь он живет у нас.

– Подожди, – прервала я ее, – давай все по-порядку.

– Твой брат работает на заводе?

– Да.

– Зарплату домой годами не приносит?

– Ну, да.

– Еще, наверное, и выпивать начал?

– Есть немного.

В словаре Владимира Даля есть такое слово «назой», что обозначает навязчивость, назойливость. Моя бабушка, помню, произносила это слово на свой лад. Она говорила не назой, а назола.

– Так вот, – подумала я, выслушав знакомую, – Свой назола не один уже год не может решить, как разобраться со своими женщинами, еще мне не хватает чужого назолу с такими же проблемами.

Саша же как-то сказал мне:

– Голову себе сломал, не знаю, где же мне теперь лучше жить, и откуда мне было знать, что ты окажешься такой непредсказуемой и такой сильной женщиной.

По поводу непредсказуемости я не могла с ним согласиться. Я себя непредсказуемой никогда не считала, просто, мне кажется, Саша толком не знал значение данного слова. А насчет сильной женщины, я помню, как мама, где-то уже в девяностые, тоже говорила мне:

– Марина, какая ты была стеснительная девочка и как из тебя получилась такая «бой-баба»?

Я же никогда не хотела быть ни сильной женщиной ни «бой-бабой», и к тому же я считаю, что быть сильной женщиной при живом муже даже неприлично. А получилось все так потому, что Саша ставил меня перед проблемой, а сам отходил в сторону, а проблему надо было решать, засучив рукава и порой не только по локоть, но и по самые плечи, а потом все это и превращает тебя в сильную мужеподобную женщину, а муж, маясь от безделья, подыскивает себе беспомощную.

По поводу же головы, которую сломал себе Саша, я ответила:

– В чем, собственно, проблема: там тебя не гонят, а мы тебя обратно не приглашаем, вот и живи, как живешь, без всякой головной боли.

– Да, ты права. Прошлое уже не вернешь, а жить упреками я не хочу.

Не знаю, о каком прошлом печалился Саша, если о том, когда он таскался с Зиной, а я ничего не знала, так мне такое прошлое на дух не надо. Второй раз подобное на «бис» я уже не переживу.

А по поводу упреков, которых боялся Саша, а я в этот момент боялась другого:

– Вот вернешься, и где я возьму столько денег, чтобы одеть тебя с головы до ног, обносился он за эти годы основательно, а я сама только в этом году и то, благодаря Даше, сумела себе наконец купить новое зимнее пальто, старое так уже проредилось, что уже не спасало меня от холода в зимнюю стужу. Хотя поначалу то, что Саша начал выглядеть так неухожено, мне даже нравилось, потому что если бы он, наоборот, расцвел бы от жизни с Зиной – это было бы еще одним ударом по моему самолюбию.

Когда я работала в заводском детском саду, то у нас музыкальным работником была женщина лет пятидесяти, которая ездила на работу из города, а все потому, что заводской детский сад был большой, и она здесь могла работать на полторы ставки. Она была женщиной замкнутой и малообщительной, но мы знали, что у нее трое детей, а муж ушел к другой. Так вот, как-то встретившись с ней в городе и, зная, что я тоже теперь безмужняя, она разговорилась со мной:

– Знаете, – сказала мне она, – много брали на себя, и я когда-то совершала подобную ошибку. У мужа моего намечался карьерный рост, а за плечами был только техникум, вот и поступил заочно в институт. Выезжал в течении нескольких лет на сессии, на экзамены, порой отправляла его на деньги, полученные за декретный отпуск, которые он и тратил на свою сегодняшнюю жену. Вскоре мне раскрыли глаза, – продолжала моя бывшая коллега, – я выставила его за дверь, а он бросил все, уехал в город, где жила его любовница, устроился там на работу, закончил институт и хорошо поднялся по карьерной лестнице. Конечно, детям помогал всегда и летом приезжал, чтобы забрать на каникулы к себе, хотя и там родился совместный ребенок, и с каждым годом он выглядел все респектабельнее и даже с возрастом не старел, а наоборот, казалось, становился все моложе и моложе. И именно его вид безукоризненный и добивал меня.

– Кстати, похоже, я живу недалеко от любовницы вашего мужа, так как годами наблюдала, как он возил ее на своей машине, и всегда при этом думала:

– Мудрая, однако, женщина эта Марина Панкратьевна. Мирится с существованием любовницы. Может, если бы и я не предприняла решительных мер, то и продолжала бы жить с мужем.

– Какая мудрая, – ответила я, – просто я ничего не знала, в этом и заключалась моя восьмилетняя мудрость.

А в пользу кого сделать выбор, в пользу жены или любовницы, мужчина, по-моему, даже неосознанно для себя делает сразу. Этот вывод мне помогла сделать Нина, работающая в отделе, которым руководил Саша. Нина была всегда активная старая дева, организатор всех мероприятий, конкурсов, поездок– этакий вечный комсомольский работник.

Так вот она мне рассказала, что еще в первые годы ухаживаний Саши за Зиной, на какой-то праздник Нина нарисовала дружеский шарж на них в отделовской стенгазете. Увидев нарисованное, Саша подошел к ней и упрекнул за подобную вольность, сказав: