Текст книги "Все о советской россиянке. повесть"

Глава 12

Саша служил, а я работала в школе пионервожатой, но когда кто-то из учителей уходил на больничный, то я не отказывалась замещать их, конечно же, по своему предмету, получая при этом дополнительную оплату к моему окладу. Дома мне особо делать было нечего, да и тоскливо было без Саши, поэтому большую часть времени проводила на работе. Иногда, на праздники, ездила к родителям.

Благодаря подработкам за год я полностью обставила мебелью нашу комнату. Купила диван-кровать, стол, стулья, гардину и шторы на окна, а на кухню приобрела кухонный стол и табуретки.

Наступило лето, и я поехала работать в загородный пионерский лагерь воспитателем, захватив с собой и мою сестренку Наташу, которая там отдыхала, пока я работала. На заработанные в лагере деньги я купила себе новое зимнее пальто и зимние сапоги.

Наступил август, а точнее уже середина августа. В школе полным ходом завершалась подготовка к новому учебному году. Неожиданно ко мне в пионерскую комнату вошла школьная техничка и сказала что меня к телефону. Звонила Тася от каких-то соседей, так как в нашей квартире телефона не было. Она мне сказала, что приехал в отпуск мой муж из армии. Я удивилась, какой отпуск, ведь ему до демобилизации оставалось всего три месяца.

Я зашла к директору, рассказала, что произошло, отпросилась с работы и помчалась домой. Дома на кухне сидел Саша в солдатской форме и курил. Привычку курить он приобрел в армии, а десятидневный отпуск Саша заслужил. Дело в том, что Саша хорошо писал плакатным пером, а еще один солдат из их роты умел рисовать. Эти их качества очень пригодились, чтобы подготовить к смотру «Ленинскую комнату» их воинской части. По итогам смотра их часть заняла первое место, а Саша и солдат-художник получили десятидневные отпуска. Эти десять дней пролетели как один день.

Прошло больше месяца, как Саша уехал обратно служить, а я поняла, что я беременна. В начале ноября Саша, отслужив, вернулся и снова продолжил работу на заводе. Теперь и заводоуправление и часть цехов уже находились в здании, построенном в том самом чистом поле, где и задумывалось первоначально. Недалеко от завода, тоже в чистом поле, начали строить две пятиэтажки нового заводского микрорайона. У директора завода фамилия была Харламов, поэтому новый микрорайон заводчане между собой прозвали «Харламовкой». К этому времени уже образовалось длиннющая очередь на получение жилья, но была и льготная очередь для молодых специалистов. Саша зашел в профком, чтобы узнать, в какой очереди он должен находиться. Профорг ответил:

– В общей, конечно, жильем тебя, как молодого специалиста, мы уже обеспечили.

– Что делать? – спросил меня Саша, вернувшись и пересказав разговор с профоргом.

– Запишись на прием к директору, – посоветовала я.

Саша так и сделал. В кабинете у директора, во время приема по личным вопросам, сидели еще и профорг, и парторг и отдел кадров.

Директор выслушал Сашу и сказал, что он должен стоять в льготной очереди как молодой специалист профорг тут же включился в разговор и сказал, что он так и объяснил Саше, что он не потерял право молодого специалиста, поэтому ему не понятно, почему Саша пришел на прием к директору. Саша же, в свою очередь, не стал жаловаться директору на профорга.

Домой он принес бланк заявления, где была графа «дети».

– Что мне здесь написать?

– Напиши один ребенок, пока дом построят и сдадут, у нас уже к этому времени родится или дочь, или сын.

Профоргу не понравилось, что написано ребенок, но ничего, заявление принял.

К концу мая у нас родилась дочь Даша, Сашу в отделе поздравили, подарили детский костюмчик, и еще он принес плакат, где была нарисована новорожденная девочка и были такие стихи:

Мы все поздравляем Шувалова Сашу

С рождением хорошенькой дочки,

А если придется родить вам второго,

Тогда уж родите сыночка!

Зимой после Нового года, мы въехали в двухкомнатную «брежневку» и стали жителями «Харламовки».

А перед Новым годом наша соседка Тася ездила на свадьбу дочери Полины, которая в том самом новом соцгороде, куда уехала не так давно, нашла свою судьбу и вышла замуж. Вернувшись, Тася рассказывала, что на свадьбе был и ее бывший муж, отец Полины, и как он за это время постарел и как она на его фоне выглядела просто девочкой. Я ее слушала, но ничего девичьего в лице женщины, которой хорошо за сорок, не видела.

Когда закончился мой декретный отпуск, школу, в которой я работала, закрыли, а детей и учителей перевели в соседнюю. Я вышла на работу летом, когда учителя уходят в отпуска, поэтому на летнее время я работой была обеспечена. Во-первых, школьный пионерский лагерь, во-вторых, ученики школы должны были проходить недельную производственную практику на пришкольном участке под руководством учителей, но вот к осени я вполне могла остаться без работы.

К концу лета достроили и сдали первый заводской детский сад в нашей «харламовке».

Набирались на работу сотрудники детского сада, и я решила пойти работать воспитателем, кроме меня там оказались и еще несколько учителей, жен заводских молодых специалистов. Дашу тоже устроили в этот же садик.

В каждой группе работали по два воспитателя. Мне предложили младшую группу, где были дети трехлетнего возраста. Я работала в группе с Ириной Алексеевной, которая заочно училась в пединституте, поэтому время от времени она уезжала на сессии. Когда она уехала в первый раз, то я почти месяц работала в группе одна. Конечно, уставала очень, но, получив двойную зарплату за переработку, я поняла, как можно пополнять наш очень скудный семейный бюджет и я частенько начала перерабатывать. Саша, имея статус инженер-технолог второй категории, получал совсем маленькую заработную плату.

Прошло два года и в детском саду открыли логопедические группы, в которых зарплата на пятнадцать процентов была выше, чем в обычных группах. В одной из них предложили работать мне. К этому времени и завод «становился на ноги», начали выплачивать небольшие премии и тринадцатую зарплату, и поскольку детский сад был заводской, то и мы имели и премии и тринадцатую.

Мама мне отдала свою старую швейную машинку «Зингер». Конечно, я не могла шить как профессиональная швея, но мне ничего не стоило сшить Даше юбочку или сарафанчик, я всегда могла слегка переделать купленное платье или блузку, укоротить или удлинить брюки Саше, но верхом моего достижения было то, что я научилась менять подклады Сашиных костюмов, что продлевало им жизнь. К этому времени Саша научился носить и костюмы, и галстуки. Пожалуй, до самой перестройки в стране, Саша, как и многие его коллеги, очень часто ездили в Москву в командировки в свое министерство, чтобы что-то там согласовать и утвердить. Перед его поездкой мы составляли целый список вещей, в основном детских, а еще и продуктов, которые можно было купить только в Москве.

Саша возвращался из Москвы с огромными сумками, как Дед Мороз, и его возвращение всегда было праздником.

Даша, к сожалению, начав посещать детский садик, очень часто болела простудными заболеваниями и нам посоветовали свозить ее на море и прогреть, да и нам самим к тридцати годам хотелось увидеть море.

Добирались мы до него на поезде более двух суток. Было раннее утро, когда поезд въехал в туннель, где в кромешной тьме находились мы довольно долго, а когда выбрались, то из окон вагонов увидели огромную, морскую гладь, сияющую на солнце. Это и было море, и хотя оно называлось Черным, но на самом деле было ярко-бирюзовым и к тому же бескрайним.

Отдыхали мы «дикарями». Комнату снимали в частном секторе у женщины, которая была разведенной и одна воспитывала сына-подростка, который на вид был симпатичным и даже вежливым, но частые приходы к ним инспектора по делам несовершеннолетних говорили о серьезных проблемах в воспитании.

Дома, то есть у хозяйки, мы бывали мало. С утра, как на работу, уходили на пляж, потом гуляли по городу, где-то обедали, а вечером возвращались. Отпуск наш закончился, и мы снова в родном городе. Неожиданно, без всякого предупреждения, к нам в гости приехал отец Саши со своей Машей. Пару лет тому назад он был у нас в гостях во время своего отпуска.

Теперь, в возрасте пятидесяти лет, он попал под сокращение. Устраиваться на работу больше не хотел, объясняя это тем, что может он до пенсии и не доживет. Маша через неделю уехала, так как она работала, а Владимир Иванович, похоже, остался на неопределенное время, да и зачем торопиться с отъездом, ведь у них в домишке в Алма-Ата количество проживающих и так сильно увеличилось. Леша, вернувшись из армии, женился, и у него уже родилась дочка.

Владимир Иванович прожил у нас почти два месяца. Может и еще бы жил, но неожиданно пришло письмо из Алма-Ата, и его просили срочно вернуться, так как их дом попадал под снос, возникла необходимость расширить дорогу, ведущую из парка имени Максима Горького в зоопарк. Владимир Иванович уехал. Вместо снесенного дома, который уже практически сам разваливался, они получили две двухкомнатные квартиры, которые находились в одном доме, только в соседних подъездах. Одну дали Леше и его семье, а другую Владимиру Ивановичу и Людмиле. Конечно, дом, в который они переехали, находился очень далеко от центра, в новом микрорайоне, но жилищная проблема для всех них была решена. Пока они готовились к переезду, неожиданно Людмила, которой было уже за тридцать, познакомилась с разведенным мужчиной и вышла за него замуж.

Письма к Саше от отца и родственников всегда заканчивались приглашениями приехать к ним в гости, посмотреть их новые квартиры, к тому же познакомиться и с новыми родственниками. Когда Даше исполнилось шесть лет, мы собрались наконец съездить в Алма-Ата. Владимир Иванович жил в своей квартире один, так как Людмила, родив сына, и будучи снова беременной жила пока вместе с мужем у свекрови.

Владимиру Ивановичу было пятьдесят восемь лет. Заимев отдельную квартиру, он почувствовал себя очень даже перспективным женихом. С Машей перестал поддерживать отношения, а познакомился еще с двумя женщинами. С одной, когда забирал внучку из садика, а с другой по объявлению в газете. Первую звали Надежда Семеновна, она была вдова, имела небольшой домик и троих взрослых детей, которые жили отдельно от нее.

Вторую мы не увидели, так как она в это время отдыхала в санатории. По словам Владимира Ивановича, она была состоятельная бездетная женщина, работающая в торговле и к тому же очень красивая.

– Видел, видел твою красавицу. Глазки маленькие, бегающие, как у всех торгашек, -сказал Леша.

– Много ты понимаешь в женской красоте, – обиженно проворчал на Лешино высказывание Владимир Иванович, который так нигде и не работал, а жил, скорее всего, за счет этих женщин, а ужинать частенько ходил к Леше.

Сейчас он практически жил у Надежды Семеновны, изредка приходил домой, чтобы переодеться, а заодно и пообедать с нами.

Как-то незадолго до нашего отъезда он пришел вместе с Надеждой Семеновной. Мы с Сашей были дома, с нами были девочки Даша и трехлетняя племянница Риточка, дочь Леши. Девочки играли в «домики», а я готовила обед. Мы все вместе пообедали и решили с Сашей и девочками пойти к Леше, но Надежда Семеновна сказала, что пусть девочки остаются и играют. Мы так и сделали, девочек оставили, а сами пошли к Леше.

Прошло где-то с полчаса и вдруг к нам в квартиру заскочил Владимир Иванович, весь взъерошенный с ссадинами на лице. У него был такой жалкий и смешной вид, что я, глядя на него, может быть, даже бестактно пошутила:

– Что, от подружки досталось?

Владимир Иванович промолчал, а потом сказал, что они с Надеждой Семеновной уходят, пусть кто-нибудь заберет девочек. Саша с Лешей ушли вместе с Владимиром Ивановичем, а мы с Лешиной женой остались.

Через некоторое время к нам пришла Маша, и все стало понятно. Она, узнав, что мы приехали в гости, пришла увидеться с нами, но вместо нас увидела Надежду Семеновну. Результат встречи мы и увидели на лице у нашего свекра.

Затем Маша, призывая нас, снох, в союзницы, стала рассказывать, какой Владимир Иванович подлец. Когда-то, когда он только сошелся с Машей, рассказывал ей, что, познакомившись со своей покойницей-женой, он одновременно встречался и с подругой жены, школьной учительницей, и жениться не собирался, но жена-покойница вынудила его жениться, каждый раз напоминая:

– Я беременна, я беременна…

Мне, конечно же, не понравилось, что Владимир Иванович плохо говорил о жене-покойнице, с которой пожил много лет, ну, а в его сегодняшнем поведении я не находила ничего из рук вон выходящего.

Во-первых, свекор вдовец и имеет право устраивать свою личную жизнь как хочет. Детей вырастил, поставил на ноги, не побежал за Машей, когда та через полгода утомилась и ушла от них.

Во-вторых, Маше уже давно, как участнице войны, дали однокомнатную квартиру, к тому времени дети Владимира Ивановича уже выросли, и не надо было их опекать, но Маша не пригласила его жить к себе, а привезла из какого-то маленького городка свою старшую сестру, которая была еще не старая женщина и могла бы и одна пожить.

Наконец, официально Маша и не стремилась никогда оформить свой брак с Владимиром Ивановичем. Похоже, причина была в новой квартире, которую получил свекор.

А вообще-то было забавно смотреть на любовные отношения далеко не молодых людей.

Прошел год и Владимир Иванович умер в возрасте пятидесяти девяти лет.

Когда Саша вернулся после похорон отца, то его возмущению не было предела:

– Представляешь, – говорил он мне, – Маша возле гроба во всеуслышание сказала:

– Меньше таскался бы, дольше бы пожил.

– А может Маша не так уж и не права, – подумала я.

Прошел еще год. Неожиданно летом моя бабушка, которой уже было за восемьдесят, засобиралась в деревню. Ванька уже давно за ней не приезжал. Во-первых, бабушка постарела, какая от нее польза, а во-вторых, жена Ваньки уже давно не рожала, а рожденные ею дети уже успели подрасти.

Но бабушка была настроена решительно и сказала маме:

– Напиши Ваньке, чтобы приехал за мной, а если не приедет, то сама пешком уйду в деревню.

Мама написала, и Ванька все-таки приехал. Мама собрала гостинцы для его детей, а бабушка уложила свои вещи и узелок с одеждой «для того света». С этим узелком я знакома была с тех пор, как начала помнить себя. Причем одежда в нем обновлялась по мере улучшения качества жизни. Бабушка меняла кофточку и юбку на более нарядные, обычный платок на батистовый, меняла обувь. И весь этот гардероб она всегда возила с собой.

В деревню бабушка приехала в начале августа, а в день Успенья Пресвятой Богородицы она тихо и спокойно умерла, и похоронили ее, как она и мечтала все эти годы, на деревенском кладбище, рядом с нашим дедом Кузьмой Наумовичем.

Наступил 1983 год. Это был год демографического взрыва. Женщинам было позволено сидеть в декретном отпуске полтора года, причем год отпуска был оплачиваемым.

Все бросились рожать очередного ребенка, в их числе была и я. У нас родился сын Павлик, Даша в это время уже училась в начальных классах.

На завод прибыл третий по счету директор. Первого, Харламова, забрали в министерство. Второй директор запомнился только тем, что в его правление насмерть отравился весь юридический отдел завода. С утра, решив опохмелиться, попросили, как всегда, в светокопии налить им технического спирта. Спирт получили накануне, и никто не знал, что на этот раз что-то добавили в него, чтобы не растаскивали по отделам для распивания. Результат борьбы с пьянством был плачевным. Трое здоровых по комплекции мужчин-юристов тут же отравились насмерть. После этого случая сначала делали анализ полученного спирта, а потом уже объявляли, можно или нельзя его пить.

А на завод прибыл третий директор, которому тут же дали кличку «Шархан». Будучи трудоголиком, «Шархан» дневал и ночевал на работе и требовал того же и от своих подчиненных. Саша к приходу нового директора дорос до начальника бюро. «Шархан» устроил совещание, которое должно было состояться после работы, а Саше почему-то никто об этом не сказал, он и ушел домой. На следующий день на планерке директор начал отчитывать его за вчерашнее отсутствие. Саша ему попытался объяснить, что ему действительно никто об этом не сказал.

– Хватит врать, – грубо перебил его «Шархан».

– А я еще никогда в жизни никому не врал, – ответил Саша, глядя ему прямо в глаза.

Это заявление всех ошеломило, конечно, Саша был честный, но далеко не каждый может дать самому себе такую характеристику.

Естественно, я узнала от заводчан об этом случае и возгордилась за своего мужа еще больше, так как я и сама часто рекламировала его честность и порядочность.

После этого случая я иногда Сашу называла: «Свен, неумевший лгать». Образ был взят из шведской сказки, и мне этот образ очень нравился.

«Шархан» тоже оценил Сашины качества, особенно то, что он был, как и директор, непьющий, и вот в годы руководства заводом «Шархана» Саша постепенно и поднялся до должности руководителя своего отдела. Для заводчан за годы своего руководства «Шархан» тоже сделал немало. Рядом с «Харламовкой» отстроил еще один микрорайон с поликлиникой, больницей, школой и детскими садами.

Саша к своей зарплате стал получать довольно приличные премиальные, так что несмотря на то, что семья наша увеличилась, а я не работала, наш уровень жизни не снизился.

В отделе, где Саша начинал работать молодым специалистом, а теперь руководителем, большая часть сотрудников были такими же молодыми, как и мы, и дети у всех приблизительно были одинакового возраста, поэтому и свободное время мы часто проводили вместе.

Это демонстрации на Седьмое ноября, Первое Мая, и на День Победы, когда вместе с детьми мы шли в праздничной колонне, демонстрируя солидарность со всем народом нашей страны. Это летние поездки на озеро, которое находилось в километрах в двадцати от города.

Вокруг озера располагались базы отдыха предприятий города, к сожалению, у нашего завода не было своей базы, но это не мешало выезжать нам «дикарями». Завод выделял автобус, который в пятницу вечером отвозил всех нас, а в воскресенье забирал обратно. А мы в палатках на берегу озера вместе с детьми проводили выходные на природе. А зимой-лыжи. Лес и лыжная база находились совсем рядом с нашим микрорайоном.

Наша семья считалась одной из самых дружных, крепких и стабильных семей заводчан. Все было замечательно хорошо: здоровье, дети, работа, квартира. И конечно же, Саша, который был и хорошим работником и просто бесподобным отцом и мужем. И мне иногда хотелось увидеть ту самую Таю Маслову и спросить:

– Ну, как, поговорим теперь о «невзрачных», а что же, интересно, стало к этому времени со «взрачными»?

Так же хорошо складывалась и жизнь моей сестренки Наташи. Она закончила Московский вуз, поехала работать по распределению в город Новосибирск, а жених ее Игорь, тоже выпускник Московского вуза, остался пока в Москве, пытаясь зацепиться за нее, поскольку он тоже был из провинции. Но долго пытаться ему не дали, так как осенью призвали в армию. Он закончил Архитектурный институт, а там военной кафедры не было. Отслужив год, Игорь вернулся и женился на Наташе, а жить приехали к моим родителям, но ненадолго. Прежде, чем официально устроиться после армии на работу, Игорь вместе со своим однокурсником, захватив с собой Наташу, чтобы было кому готовить и стирать, поехали в Среднюю Азию, где в колхозах и совхозах нанимались делать памятники участникам Великой Отечественной войны, тогда такая работа называлась «шабашкой». Через год они вернулись, заработав деньги на машину, а купили ее благодаря моему папе, который, как участник войны мог воспользоваться очередью на покупку машины в военкомате, а затем так же получили и землю под гараж. На работу Игорь устроился в архитектурный отдел мэрии, а Наташа в отдел на одном из заводов города.

Только у братишки Славика складывалось не все так благополучно, как у нас.

Он тоже, как и Наташа, закончил Московский вуз, а работал по распределению на Севере. Жил там один. Как-то так получилось, но ни жены, ни постоянной девушки у него не было. Деньги на Севере получал неплохие, появились какие-то сомнительные дружки, легкомысленные подружки, с которыми можно было лишний раз и выпить, и чем дальше, тем все более скептично начал он относиться к семейной жизни, считая, что жена почему-то непременно выйдет за него замуж с целью тратить заработанные им деньги. У мамы да и у меня с Наташей появилась навязчивая идея: познакомить Славика с достойной девушкой, но все наши попытки Славик отвергал изначально и продолжал жить своей жизнью.