Текст книги "Серый ангел"

– Но вы отдаёте себе отчёт, что за такое предательство мы, едва покончив с немцами, всей мощью обрушимся на вас? И уж тогда вам несдобровать!

– Хо-хо! Это кто с кем покончит раньше?! Поверьте, вдохновленные нашим вторжением немцы, вдобавок заполучив несколько десятков свежих дивизий на Западный фронт, живо свернут шею галльскому петушку, позволяющему себе чересчур много кукарекать. А следом придёт черёд и жилистого английского гусака.

– На нашей стороне ещё и многотысячная армия САСШ, – напомнил посол. – Забыли?

– Рассматривать американских солдат всерьёз – слишком много чести для бывших пекарей и сапожников. Ну какие из них вояки? Просто смешно. Понахватали безработных негров из Гарлема, винтовки им в зубы – и вперёд. А они и строя-то не знают, «лево» с «право» путают, один джаз с танцульками на уме. Да вы на герб своих заокеанских союзников повнимательнее посмотрите. Там же кондор изображён. Весьма символично.

– Причём тут кондор?

– При том, что он – стервятник. Правда, самый крупный в мире. Но это единственное его достоинство. А питается он, как и положено стервятникам, исключительно падалью, к коим Германия отнюдь не относится. Так что Людендорф запросто выдерет из хвоста этого падальщика вшивый пучок перьев, превратив его в обыкновенную блохастую ворону.

Вообще-то дипломатия подобна карточной игре в покер: партнёр не верит тебе, ты не веришь ему. В итоге зачастую побеждает не тот, у кого лучшая карта, но более правдоподобно лгущий.

Сегодня именно так и произошло, ибо Голицын не просто выглядел чертовски убедительным. От него за милю веяло искренностью, и чувствовалось: этот что говорит, то и учинит. Притом без малейших колебаний. А то единственное, что удалось предварительно о нём разузнать – имеется в виду его поведение во время организации побега императора и его семьи и далее, – лишь усугубляло эту уверенность.

Деваться дипломату было некуда, потому колебался он в принятии решения недолго, ибо знал, когда надо сдать назад. Даже если не очень хочется. Точнее, очень не хочется. И весьма непривычно – ранее он всегда добивался от Николая II, не говоря уж про Временное правительство, желаемого для Англии. Пускай и нежелательного для самой России. Однако ныне всё оказалось наоборот.

Что ж, печально, но ничего страшного.

– Я, возможно, несколько погорячился, заявив о возможности сепаратного мира, – и посол поднялся из кресла, надменно вскинув голову (проигрывать надо с достоинством). – Прошу считать, что оная тема в нашей с вами дружеской беседе не поднималась вовсе. Равно как и… разговор о денонсации нашего соглашения по Стамбулу и проливам, – с зубовным скрежетом (ох, как не хотелось пускать Россию в Средиземное море) выдавил он. – А касаемо причин отказа… гм… нашей страны принять семью бывшего государя России… Я нынче же извещу Георга V, и поверьте, он распорядится немедленно найти тех, кто пожелал поссорить две наши державы столь лживыми сведениями.

Чуть помедлив, он сухо склонил голову перед собеседником. Однако тот молчал, не удосужившись встать, и Бьюкенен, чуть поколебавшись, дрогнувшим голосом осведомился:

– Смею ли я со своей стороны рассчитывать, что и императорского указа тоже не было? Так сказать, qui pro quo[18]18
  Букв. одно вместо другого (лат.). Здесь: услуга за услугу.


[Закрыть].

Вообще-то после столь откровенного шага назад с одной стороны должен последовать точно такой же и с другой. И уж если его сделала сама Англия, тем паче так обязана поступить Россия. Но варвар есть варвар и не ведал элементарных основ дипломатии, известных со времён древнего Рима…

Глава 15
Штраф с Каина

– Вы напрасно встали, – вместо согласия буднично произнёс Голицын. – Наша с вами беседа далеко не закончена. Она едва началась. Да вы сядьте, сядьте. В ногах правды нет, – и, терпеливо дождавшись, когда Бьюкенен вновь усядется в кресло, продолжал: – Вы и впрямь полагаете отделаться пустыми отговорками?

– А чего ещё вы хотите? – искренне удивился посол и, не удержавшись, укоризненно заметил: – Полагаю, любой другой на вашем месте был бы счастлив, услышав, пусть устное и приватное, но тем не менее признание в гм… гм… допущенных недоразумениях от посла столь могущественной страны, как Англия. И возликовать, услышав твёрдое обещание пойти навстречу в… разъяснении неких щекотливых вопросов.

– Ну-у, за счастье и безмерное ликование мы с вами в другой раз потолкуем. Касаемо пойти навстречу в поиске виновников… Да мы и не просили – нам-то они давно известны. А вот чего я хочу… – задумчиво протянул Виталий. – Что ж, не стану ходить вокруг да около, подобно голодной собаке возле жирной свиной ляжки, а скажу напрямик, – заявил он, продолжая пребывать в маске прямого и циничного грубияна-солдата. – Посол Франции, набравшись наглости, успел трижды намекнуть нам о недопустимой затяжке с выплатой процентов по предыдущим кредитам. Они согласны дать России отсрочку, но при условии… Впрочем, вы эти требования огласили.

– И вполне справедливые, – вставил дипломат.

– Спорный вопрос, но сейчас речь не о том. Итак, скажу откровенно. В настоящий момент для нас слишком опасно провоцировать Германию, тем самым преждевременно вызывая огонь на себя. Более того, рискованно делать это и после взятия Петрограда. Тем не менее, мы можем пойти на демонстрацию некоторой наступательной активности. Разумеется, не сразу и в разумных пределах, ограниченных нашими реальными возможностями.

Дипломат открыл было рот, желая уточнить насчёт пределов, но Голицын повелительно выставил руку вперёд, давая понять, что он ещё не закончил говорить, и продолжал:

– Ограниченных, поскольку сейчас главной опасностью для России является большевизм, ибо он подобен гангрене. Если тщательно не очистить тело от заражённых частей – пиши пропало. В то же время моя страна не в силах начать выплату своих задолженностей и процентов по кредитам. Неоткуда взять. Увы, ей самой позарез нужны деньги. Много денег, дабы насытить внутренний рынок товарами. Причём в золоте, иначе инфляцию не погасить, и оздоровление экономики затянется. Сие чревато.

– Я сочувствую сложному положению вашего государя, однако помочь не в силах, – развёл руками дипломат, не успевший отойти от непростительного со стороны русского варвара хамства и торжествуя в душе, что наконец-то может унизить собеседника холодным отказом. Тем более, тот вроде и сам уже пошёл на попятную. – Проблемы и впрямь тяжелы, но решать их с французским правительством придётся самому Алексею Николаевичу.

– Не торопитесь с ответом, – остановил его Голицын. – Лично вы действительно помочь не в силах. Зато, если ваш король объявит, что станет нашим гарантом, французы угомонятся и предоставят отсрочку. Скажем, лет на пять. Аналогично поступят и английские дельцы. Кроме того, мы хотим срочно получить новый кредит, притом именно в вашей стране.

– Боюсь, банкиры Сити при одном упоминании России о новом займе скривятся, как от зубной боли, и наотрез откажут, – злорадно выпалил посол.

– Потому мы и не собираемся обращаться к ним. Люди наживы, забыв о боге молятся исключительно мамоне, то бишь фунту стерлингов, и трясутся за каждый фартинг[19]19
  Фартинг – самая мелкая английская монета. В одном фунте стерлингов содержалось двадцать шиллингов, в каждом шиллинге – двенадцать пенсов, в пенсе – четыре фартинга. Итого в фунте было 960 фартингов.


[Закрыть]. Не поймут-с. Опять-таки, новый займ для них чертовски невыгоден, ибо он нам необходим большой, не менее шестисот миллионов фунтов стерлингов.

Цифры в рублях звучали бы куда солиднее, ибо фунт стоил десять рублей, причем довоенных. Но потому-то Виталий и решил в разговоре оперировать английской валютой. Её количество звучало не столь увесисто. Да и новый кредит оказывался не многомиллиардный.

– Помимо этого, новый заём должен быть долгосрочный, лет на двадцать, притом на льготных условиях. Скажем, под два процента годовых.

– Что?! – вытаращил глаза Бьюкенен, глядя на Голицына, как на сумасшедшего.

– Да-да, вы не ослышались, – невозмутимо произнес тот. – Полагаю, деньги на таких условиях наш император сможет получить исключительно у горячо любящих его родственников, например, у своего двоюродного дяди – короля Великобритании.

– Да вы с ума сошли!

– Ну отчего же? Как меня проконсультировали компетентные лица, в совокупности ваш Георг в силах найти, если ему очень приспичит, до полутора миллиардов. Я имею в виду, если полностью распродаст свое имущество, включая дворцы, предприятия, акции и присовокупит к ним драгоценности, картины и прочее музейное барахлишко. Одна коллекция его почтовых марок потянет на о-го-го какую сумму. А уж найти шестьсот миллионов для него раз плюнуть. В конце концов, пусть сам перезаймёт. Думаю, ему ваши банкиры не откажут. Но минимум половина кредита нам непременно нужна золотом, дабы нормализовать свою экономику.

– Если вы всерьёз полагаете, будто я передам вашу неуместную шутку его величеству, то глубоко заблуждаетесь, – зло оскалился посол, отчего его лицо стало походить на морду рассерженного бульдога.

– Вы не дослушали, – холодно осадил его Виталий. – Присланную вашим королём в адрес Алексея II и его сестёр телеграмму с сообщением о его скорби по погибшему родственнику я уподобляю крокодиловым слезам. Те тоже плачут, пожирая свою добычу. И вообще слова без дела пусты, как бочонок пива после бурной попойки, а лицемерные соболезнования есть медь звенящая и кимвал бряцающий[20]20
  Слова из Первого послания апостола Павла к коринфянам. Стали нарицательным выражением, когда хотят сказать о пышных торжественных, но пустопорожних речах.


[Закрыть].

– Вы это к чему?

– Я уже сказал, но готов повториться. Лишь предоставление России долгосрочного займа на указанных мною условиях действительно послужит в глазах нашего государя практическим доказательством искреннего раскаяния от содеянного королём гнусного предательства. Тогда я обязуюсь уговорить Алексея Николаевича предать иудство своего двоюродного дяди вечному забвению. И наша с вами искренняя и бескорыстная дружба немедленно возобновится. В точности согласно названию военного союза наших стран: Антанте кордиаль, то бишь сердечное согласие. Ну а при отказе Георга в кредите сей документ, – он многозначительно постучал по красной папке, в которой находился указ, – будет не просто утверждён на Регентском совете, но и получит самую широкую огласку…

– Я не думаю, что Совет одобрит…

– А зря не думаете, – бесцеремонно перебил Голицын. – Уверяю вас, непременно одобрит.

– И его председательница, вдовствующая императрица Мария Фёдоровна? Судя по её дружбе со своей сестрой, матерью Георга, она непременно откликнется на её мольбу и…

– Нет! – отрезал Виталий. – Первый порыв у любого человека самый искренний, ибо является голосом сердца. Вдовствующая императрица не исключение и услышав столь ошеломительную новость, её реакция будет однозначной. Тем паче, что сердечная рана от потери первенца у неё слишком свежа и не успела зарубцеваться. В приватной беседе со мной она твёрдо сказала: «Всех виновных в гибели моего дорогого Ники, включая косвенных, надлежит наказать самым беспощадным образом». Подчёркиваю: всех. Кроме того, если она и выступит против, толку с того? Число моих сторонников в Совете достаточно велико, чтобы её речи остались гласом вопиющего в пустыне.

– Вот уж не знал, что светлейший князь является ярым англофобом, – кисло заметил Бьюкенен.

– Скорее, заядлым русофилом, – поправил Голицын. – А ещё – истинным славянином, чья простая бесхитростная душа пришла в негодование, узнав о таком беспримерном предательстве.

– Не такое уж оно великое, – пробормотал Бьюкенен.

– Предательство либо есть, либо – нет. Посему, на мой взгляд, мелких предательств вообще не бывает, – жестко парировал Голицын.

– Но такая огласка противу всяких правил, и государи так никогда не поступают друг с другом, – вырвалось у дипломата.

– В каком смысле «не поступают»? – невозмутимо уточнил Виталий. – Не предают или не разглашают сведений о совершённом против них предательстве?

– Не разглашают, – нехотя выдавил сквозь зубы посол.

– А у нас народ советует всегда и везде платить той же монетой, – пожал плечами Голицын. – «Как аукнется, так и откликнется» – слыхали, наверное? А ещё «с волками жить – по волчьи выть». Кроме того, пока тайна остается тайной, и у вашего короля имеется шанс сохранить своё иудство в секрете. Вот если он откажет в кредите, тогда…

– Но поверьте, у его величества тоже изрядные трудности с финансами, и вести речь о названной вами сумме просто несерьёзно, – попытался побарахтаться Бьюкенен. – Вдобавок половина в золоте. Такого огромного количества не найти во всей Англии. А приказать Франции он и вовсе бессилен. Она – свободная страна, и вправе поступать, как ей угодно!

– Свободная лишь де-юре, – бесцеремонно оборвал его Голицын. – А де-факто она уже давным-давно подобна послушной кобре, танцующей под незатейливую мелодию дудочки, на которой играет английский факир. Особенно сейчас, когда немцы в полусотне вёрст от Парижа. Так что если король хорошенечко цыкнет, французы вмиг подожмут хвосты. И вообще…

Виталий мстительно усмехнулся и почти слово в слово процитировал самого англичанина, постаравшись скопировать и его тон – этакий холодно-надменный.

– Я сочувствую сложному положению вашего государя, однако помочь не в силах. Проблема и впрямь тяжела, но решать её со своими банкирами, равно как и с французским правительством, придётся ему самому.

– Но где ему взять столько золота?! – взвыл дипломат.

– Извольте, подскажу, – пожал плечами Голицын. – К примеру, в своё время Россия в качестве залога под обеспечение кредитов передала Англии изрядное количество оного, приобретя на него казначейские обязательства вашего правительства. Время их выкупа пока не настало, но король в силах нажать на казначейство и досрочно вернуть его нам, заявив о безграничном доверии своей верной союзнице. Учитывая, что нашего золота скопилось в ваших хранилищах на сумму более шестидесяти миллионов фунтов стерлингов, это почти четверть необходимого нам количества.

– Ах, вот вы чего добиваетесь, – приободрился Бьюкенен.

– Ошибаетесь, – решительно отверг его догадку Голицын. – Я просто подсказываю, откуда взять часть золота. Разумеется, оно не войдёт в сумму кредита, поскольку и без того российское. Тем не менее, вернув его, вы вправе занизить наши «золотые» пожелания. Итого: с вас шестьсот миллионов, из них, помимо возврата русских залогов, всего двести сорок – в благородном металле.

– Но…

– Никаких «но», – грубо оборвал Голицын посла. – Вопрос стоит: или – или. Либо король предоставляет кредит на указанных условиях, либо прочитанный вами Указ будет принят на Совете и опубликован.

– Я хочу сам встретиться с императором, – заявил Бьюкенен.

Сей ход со стороны дипломата Виталий предвидел. Разумеется, позволять такую встречу чревато. Но и препятствовать ей неразумно. Тогда тот вмиг заподозрит, будто дело нечисто.

– Да ради бога! – улыбнулся он. – Но боюсь, одно напоминание, чей представитель желает с ним увидеться, вызовет в Алексее Николаевиче целую бурю эмоций. Притом весьма негативных. Согласитесь, по молодости мы чаще думаем сердцем, а оно не терпит фальши, тем паче предательства. И мне уже навряд ли удастся воспрепятствовать его реакции, крайне нежелательной для вашего короля и страны в целом. Словом, встречайтесь с государем хоть завтра, но предупреждаю: в таком случае я умываю руки. Кстати, в наши с царём планы, с реализацией которых я упросил его повременить, входит не только широкая публикация оного указа.

– А что ещё?

– Он хочет созвать специальную пресс-конференцию для всех журналистов, включая иностранных. Надо же подробно рассказать, чем вызван столь резкий демарш. На ней его императорское величество собирается вручить каждому репортёру по две фотографии. На первой – оба государя, удивительно похожих друг на друга, чтоб никто не усомнился в их весьма близком родстве. Вторая – с изображением распятого Николая Александровича. Эдакий наглядный итог предательства.

Бьюкенен побледнел. Положение было, выражаясь дипломатическим языком, нетерпимым. То есть неизвестно, что с ним делать и потому приходилось терпеть.

А Голицын невозмутимо продолжал:

– Само собой, в ходе общения с журналистами мы распишем все подробности столь красочно, что мало вашему Георгу не покажется. Полагаю, догадываетесь, к чему оно приведёт? Сдаётся, оная пресс-конференция станет даже не стручком, а целым пучком жгучего перца, который окажется в заднице у вашего королька. Думаю, уже спустя пару дней после неё он поймёт, какую дурость допустил в угоду своей непомерной жадности, но исправить ситуацию уже не сможет, поздно. Сейчас же у него ещё есть шанс. Так что решим?

– Предупреждаю, от столь опрометчивых действий репутация Алексея сильно пострадает, – многозначительно заметил посол. – В том числе и внутри вашей страны. А так как ныне его положение остаётся весьма шатким…

– Да бросьте вы тень на плетень наводить! – перебил Голицын. – На мой взгляд, всё наоборот. Поверьте, люди прекрасно поймут причину поведения государя. Более того – горячо одобрят. Месть за родителей – святое! Да и с Библией не расходится. Око за око, кровь за кровь, смерть за смерть – заповедал создатель.

– Христос говорил нечто иное и как бы не противоположное.

– Так ведь бог-отец постарше сынишки, стало быть, поавторитетнее, – цинично заметил Виталий. – А кроме того, одно другому не мешает. Сначала воздадим, а затем, так и быть, простим. Кстати, отношение к вашей стране у нашего народа давно изменилось. И поверьте, далеко не в лучшую сторону. Посему, узнав о прилюдно отвешенной звонкой пощёчине королю Георгу, люди лишь поаплодируют царю. Говоря торгашеским языком, к которому привыкла Англия, курс акций юного императора на российской народной бирже вырастет вдвое.

– Я в этом сомневаюсь.

– Согласен. Скорее втрое или вчетверо. Но я по минимуму. А ведь ко всему сказанному мы добавим душещипательный рассказ про некое слёзное письмо, кое Александра Фёдоровна исхитрилась отправить Георгу из Тобольска. Что предпринял король на призыв помочь? Да ничего.

– Наверное, он его не получил, – осторожно предположил дипломат.

– Увы, не выходит. У нас имеются копия и доказательства отправки оригинала из Петрограда в Лондон дипломатической почтой. Мало того, и подтверждение его получения адресатом. Так чья репутация, говорите, пострадает?

Судя по выступившему на лбу Бьюкенена обильному поту, посол не догадывался – он знал ответ на этот вопрос. А учитывая, что вытирать пот он стал вопреки всем правилам этикета дрожащей рукой, совершенно забыв про платок, находившийся в другой, знал наверняка.

А Виталий продолжал наседать. Привычка снайпера – раненого врага непременно следует добить, иначе чревато последствиями.

– Кроме того, мы непременно подскажем корреспондентам – для окончательного прояснения причин королевского свинства – что Виндзорской ваша династия стала, образно говоря, вчера, то бишь летом семнадцатого, а до того именовалась Саксен-Кобург-Готской. Заодно напомним про её корни, тянущиеся из Саксонии, и про родню дедушки вашего короля. Сдаётся, англичан в его роду почти не имелось – сплошь окаянная немчура. А уж протянуть ниточку от него до внука и выразить подозрения насчёт его скрытых симпатий к исторической родине, коей для него является милый его сердцу фатерлянд – раз плюнуть. Причём не просто подозрения, но подкреплённые увесистыми фактами, кои у нас имеются. Начиная с близкого родства. Ведь германский император Вильгельм, если мне не изменяет память, доводится вашему королю двоюродным братом[21]21
  Это действительно так. Кайзер Вильгельм II был сыном сестры отца Георга V.


[Закрыть], нет?

– Это ничего не доказывает! – взвыл посол.

Голицын невозмутимо пожал плечами.

– Если просто изложить факты – согласен. Тогда они подобны мутным алмазам: черт-те что и сбоку бантик. Однако при умелой огранке, то бишь талантливом комментарии, каждый из них можно превратить в сверкающий бриллиант. Поверьте, мы сумеем обыграть всё, начиная с загадочной неприязни королевы Виктории к отцу Георга, королю Эдуарду VII[22]22
  Наследник практически не допускался к государственным делам, и считалось, что королева Виктория испытывала к своему старшему сыну ненависть, виня его в смерти отца – принца Альберта.


[Закрыть], и заканчивая немецкими знамёнами, висящими в часовне святого Георга в Виндзорском замке, несмотря на то, что их обладатели к тому времени вовсю воевали против Англии. Одно это явственно говорит о том, на чьей стороне истинные симпатии короля.

– Их сняли. И я могу пояснить, отчего они… – слабо вякнул Бьюкенен, но был жёстко оборван Голицыным.

– Потом. И не мне, но, как принято говорить, мировой общественности. Хотя предупреждаю сразу – мартышкин труд. Я ж озаботился составить обвинения таким образом, что опровергнуть их не получится. Кроме того…

Дипломат за всё время лишь раз попытался огрызнуться, напомнив о том, что в таком случае Россия точно потеряет как Стамбул, так и проливы. Но быстро умолк, остановленный откровенно презрительной ухмылкой Голицына и его словами:

– По большому счету нам этот Стамбул как вам Антарктида. Жили без него и дальше спокойно проживём. А вот вы без Индии… Или у вас остаются сомнения насчёт боеспособности наших солдат? Так это зря. Те части, что ныне комплектуются для отправки в Ферганскую долину, представляют собой ранее расформированные полки Дикой дивизии, С тем же самым личным составом. Слышали про такую, надеюсь?

Бьюкенен выпучил глаза от ужаса.

Ещё бы не слыхать! Кавказская туземная конная дивизия, состоящая исключительно из горцев-мусульман (только офицеры были русскими), включала в себя шесть полков (Черкесский, Ингушский, Кабардинский, Дагестанский, Чеченский и Татарский) и наводила ужас как на австрийцев, так и на немцев.

Дипломату не раз рассказывали, что в боях она отличается невиданной храбростью и беспредельной жесткостью. Будто бы горцы никого не брали в плен, а поступали с противником согласно своим разбойничьим диким обычаям: живым отрезали головы, вспарывали животы и тому подобное.

Воображение тут же дорисовало послу грядущую картину их зверств в Индии и перед его глазами всё поплыло.

– Очень удобно получится, – доносилось до него сквозь звон в ушах. – Вначале наши абреки порезвятся в Туркестане, творя свой джихад и освобождая правоверных из-под тяжкого гнета даже не христиан, но язычников-большевиков. Ну а далее последует вполне естественное продолжение их священной войны. Ведь в Северной Индии[23]23
  Ныне это Пакистан.


[Закрыть] местное население тоже в основном состоит из мусульман, верно?

Вместо ответа Бьюкенен икнул. Восприняв это как подтверждение, Голицын продолжил:

– Значит, всё останется неизменным, поскольку угнетают их пусть и не атеисты, но христиане-протестанты, то есть всё равно неверные. Для горцев резать их – тройное удовольствие. И властям русским угодят, и перед аллахом прогнутся, а заодно свои кровожадные инстинкты потешат вволю. Кроме того…

Дипломат находился уже в полуобморочном состоянии, когда Виталий, наконец, остановился. Не из жалости. Просто бесчувственный собеседник всё равно ничего не слышит, чего ж зазря надрываться.

– Итак? – и Голицын вопросительно уставился на посла.

Тот наконец вспомнил о платке и трясущейся рукой принялся вытирать пот, лихорадочно размышляя, что предпринять. Притом предпринять срочно, пока изложенное русским варваром не взорвало королевский престиж, а с ним и всю страну в целом. Да как бы не в мировом масштабе.

Разумеется, последствия непременно скажутся и на экономических связях Англии, принеся колоссальные убытки. «Если у вас сам король – Каин, что говорить об обычных предпринимателях? Разве можно иметь с ними дело?». Примерно так скажут в мире. В том мире, где Англия лишится своей самой яркой жемчужины – Индии.

Голицын, разглядывая Бьюкенена, даже пожалел его. Впрочем, совсем немного. А потому, не давая послу окончательно прийти в себя, позволил себе съехидничать.

– Учитывая, как ваш крохобор трясётся над каждым пенсом, сделать выбор ему будет весьма тяжко, но…

– По крайней мере, попрошу перестать оскорблять моего государя, – вяло буркнул посол. – Это неприлично.

– Ба-а! – удивленно развёл руками Голицын. – Оскорбляют, когда клевещут, а его скупердяйство – непреложный факт.

И он напомнил, что первоначально, когда Англия согласилась на приезд царя, она незамедлительно осведомилась о его финансовых возможностях. Мол, желательно, «чтобы его величество и его семья имели достаточные средства жить, как полагается членам императорского семейства».

– Интересовалось этим вроде бы правительство, но мы-то с вами отлично знаем, кто на самом деле решил засунуть свою любопытную носяру в кошелёк русского гостя, дабы пересчитать в нём наличность, – безжалостно продолжал Виталий. – Следовательно, король не собирался истратить на свою родню ни единого пенса из собственного кармана. У нас на Руси подобных вашему Георгу в приличных кругах называют Плюшкиными. Не слыхали? – и, не дожидаясь ответа, пояснил: – Это такой помещик в «Мёртвых душах» Гоголя. Вечно грязный, одетый в рваное тряпьё и ворующий у своих крестьян самое никчемное барахло. Как таких именует простой народ – цитировать не стану. В смысле пока. Вот позже, при общении с журналистами, всенепременно поделюсь.

– Вынужден разочаровать. Русские авторы мало известны в Англии, – попытался съязвить Бьюкенен, но получилось ещё хуже.

– Благодарю за подсказку, – хищно улыбнулся Голицын. – Тогда мы сравним Георга с бальзаковским Гобсеком. Думаю, оный литературный персонаж вашему народу известен лучше. А впрочем, к чему прибегать к иностранным авторам? Самое простое – взять Шекспира. Что там Шейлок требовал за предоставленное золото? Кажется, кусок человеческого мяса того же веса. Пожалуй, сравнение в самый раз.

– Не совсем. Он требовал мясо в случае неуплаты долга в срок, – вырвалось у посла.

– Поправка принимается, – кивнул Голицын, нимало не смущаясь от своей ошибки. – Хотя если призадуматься, это ещё лучше! Выходит, ваш королишка во сто крат хуже презренного нехристя-жида. Тот хоть за неуплату его требовал, а Георг пожертвовал братцем просто так, походя, из опасения, как бы чего не вышло. И принес в жертву не кусок, но всё его тело полностью. Впридачу с женой и детьми: ведь если б не удача и не кое-какие просчёты со стороны преследователей, вся семья государя также полегла бы в Тургайской степи. А может, и раньше. И конвой вместе со мной в том числе.

«Господи, как же оно было бы здорово!» – чуть не вырвалось у посла.

– Напрасно мечтаете, – угадал его мысли Голицын. – Я жив-здоров, юный император тоже, невзирая на гнилую кровь, доставшуюся ему опять-таки от английской бабули, посему придется платить по счетам.

И он подвёл итог. Дескать, в любом случае король понесёт колоссальные убытки. Однако если согласится предоставить кредит, они окажутся исключительно финансовыми. Да и то…

Пришло время убирать кнут и вновь извлекать пряник. Правда, чёрствый, но уж какой есть. Авось у Жорика зубы крепкие, разгрызёт как-нибудь. И Виталий напомнил о репарациях, кои непременно истребуют страны-победительницы со своих поверженных врагов. Причём многомиллиардные даже в пересчёте на фунты стерлингов. И он, со своей стороны, твёрдо обещает, что едва деньги начнут поступать, не менее половины из них Россия выделит на выплату внешних долгов, дабы всемерно ускорить их погашение. Да, часть уйдет Франции, зато вторая – целиком английскому королю. То есть не исключено, что кредит будет погашен досрочно.

А теперь вновь пройтись кнутом, чтоб не забывался.

– В случае же отказа в кредите… – И многозначительная ухмылка, больше напоминающая волчий оскал и предвещающая неприятное продолжение, не замедлившее себя ждать.

Дескать, если господин посол думает, что его король потеряет лишь одну Индию, так это напрасно. Помнится, Англию и некие буры из Трансвааля и Оранжевой столь же пламенно обожают. Причем, не одни они. Хватает в Африке народов, которые, если их совсем немного поддержать, радостно поприветствуют соотечественников дипломата как ружейными залпами, так и пушечными фейерверками…

Бьюкенен, лихорадочно ища выход, вновь машинально вытер пот и выдал единственное, что пришло ему на ум:

– С таким поведением Алексей II непременно окажется изгоем.

Однако попытка не удалась. Более того, она, подобно бумерангу, мгновенно вернулась обратно к дипломату.

– Да ну?! – искренне удивился Голицын. – А вы, часом, не перепутали имена, говоря об изгоях? Сдаётся, это ваш монарх и его дети станут таковыми. «Где брат твой, Георг? – Разве я сторож брату своему?» – и Виталий ехидно пояснил: – Это я цитирую кусочек своей речи перед журналистами. Всю не собираюсь – слишком долго. Но можете мне поверить – она будет столь ярка и содержательна, что перспективы пребывания вашего Жоры на королевском троне окажутся весьма сомнительными.

Посол горько усмехнулся. А вот тут русский наглец не прав. Какие уж там сомнения! Одна эта фраза чего стоит! А журналисты – чёртов варвар угадал на сто процентов – распишут так, что Георгу V останется одно: отречься от престола. Притом немедленно! И тогда можно смело ставить крест на всём будущем династии Виндзоров. Притом могильный, ибо восхождения на престол Эдуарда, как сына Каина, парламент тоже не допустит.

Надо ли говорить, что такой скандал весьма неблагоприятно скажется на всей экономике страны. Не говоря уж о политической власти. В такой критический момент остаться без короля, а вдобавок и без правительства, которому тоже придётся подать в отставку, смерти подобно.

Бьюкенен ещё раз прикинул складывающуюся ситуацию. Положение на Западном фронте хоть и остаётся весьма тревожным, но постепенно перестаёт быть критическим – тут он изрядно сгустил краски в надежде, что русским неизвестно подлинное положение вещей. Правда, порты вернуть пока не удалось, но это дело времени. Да и очередное наступление германских дивизий на Марне ценой невероятных усилий со стороны французов и героизму Русской Особой бригады удалось приостановить.

Плюс экспедиционный американский корпус генерала Першинга, увеличивающий численность с каждым днём. Да, они и впрямь не умеют воевать. Причём как солдаты и офицеры (откуда только набрали такое барахло?!), так и сам генерал Першинг, который в военном искусстве хуже любого английского лейтенанта. Но ничего, со временем научатся. В смысле, те, кто выживет.

Одним словом, можно смело рассчитывать, что так или иначе, при участии России или без, но к зиме ситуация окончательно стабилизируется. А летом следующего года, в крайнем случае, осенью, война неминуемо закончится победой союзников. И тогда в числе прочего начнётся делёжка заморских колоний Германии.

Оглашение Указа вкупе с пресс-конференцией приведёт к тому, что лакомые куски, на которые Великобритания успела положить глаз, могут запросто уплыть от неё. Союзники не преминут ехидно заметить, что, разумеется, никто не заслужил такого права на германские колонии в Африке, как англосаксы. Ведь их король ради победы над кайзером принёс в жертву самое дорогое – своего двоюродного русского брата вместе с его семьёй. И настоять на своих требованиях навряд ли удастся. А значит, прощай, Германская Восточная Африка[24]24
  Германская Восточная Африка – германская колония в Африке на территории современных Танзании, Бурунди и Руанды, а также северной части Мозамбика. Общая площадь почти 1 млн км².


[Закрыть], а также Того и Камерун.