Текст книги "Серый ангел"

Выбирай… Жорик. Причём быстро, ибо эскадра уже в пути.

И не придерёшься, ибо действия юного царя отменно вписываются в рамки последних устных договоренностей. Помнится, когда Бьюкенен передал текст кредитного соглашения Голицыну, посол осведомился: «Теперь, как я полагаю, моему королю можно не беспокоиться ни о сохранности неких нелепых тайнах, ни о… безопасности Индии».

На что Виталий утвердительно кивнул, но, не без некоторой доли отчетливо прозвучавшей в голосе иронии, уточнил:

– Россия – не Англия, а потому никогда не нарушает своих обещаний… первой. Она может лишь адекватно поступить с нарушителем оных. Так что вашему королю не надо беспокоиться об Индии ровно до тех пор, пока у моего императора не возникнет недоумённых вопросов по… иным договорам.

Порядок в коренной России наводился на удивление просто. В губернский город приезжала рота солдат, усиленная казачьим взводом. Они сопровождали государева уполномоченного. Тот собирал прежнюю городскую Думу и ставил в известность, что её полномочия возобновляются. Однако упоминал, что отныне действовать им надлежит совместно с Советом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, избранных народом.

Новость мигом разносилась по городу, успокоенные представители Советской власти собирались на заседание, после которого их и брали. Нет-нет, никакой подлости, никакого коварства. Крестьян, рабочих или просто местных обывателей, действительно избранных народом, как и было обещано, никто не трогал. Зато с прибывшими из Петрограда или назначенными большевиками поступали бесцеремонно, благо, тюрьмы пустовали и мест в них хватало.

Ну а далее по каждому человеку проводилось отдельное разбирательство: не был ли замешан в расправах над тиранами, в смысле убийствах, в реквизициях, сиречь в грабежах, в освобождении женщин, то бишь в изнасилованиях, и прочем.

Если да – судили по законам военного времени, быстро и безжалостно приводя в исполнение приговоры. За что-то помельче – каторга. Ничего не успел сотворить, но является членом партии, объявленной вне закона, – высылка за пределы империи. Если очень просил не изгонять, шли навстречу, оставляя, но взяв письменное обязательство не бороться против новых властей.

О том, какая кара ждет борца за народное счастье в случае малейших попыток словом или делом расшатать устои государства, не предупреждали. Он сам знал о ней. Более того, сам о том просил. Да-да. В последнем предложении подписанного им обязательства говорилось: «…а в случае нарушения данных мною добровольных обещаний, перечисленных выше, прошу судей приговорить меня к смертной казни через повешение как изменника родины».

С прочими разговор был короткий. Вы здесь власть, вам виднее. Но в первую очередь вы обязаны навести порядок, запустить неработающие фабрики, обеспечить народ продовольствием, ликвидировать преступность. В смысле крупную – банды, шайки. Вот вам вооруженная сила для вящего авторитета, действуйте.

В качестве практической помощи уполномоченный выкладывал мешки с приятно позвякивающим содержимым. Блестящие золотые империалы и серебряные рубли, полтинники, двугривенные, пятиалтынные и гривенники для обмена старых бумажных денег должны были обеспечить на первое время лояльность населения к новой-старой власти.

Разумеется, ненадолго. Но дальнейшее зависело от них самих. Сумеют наладить, запустить, ликвидировать, накормить, обезвредить – им же лучше. Перевыборы через год, и если будет что предъявить избирателям, местное руководство и далее останется у руля. А нет… Люди – не дураки, поймут за кого голосовать.

Но ждать целый год центральная власть не собиралась. Время для выполнения первоочередных задач устанавливалось жёсткое – не до реверансов. Уже через месяц-два должны быть результаты. Разумеется, полностью всё разрушенное и разваленное за столь короткий срок не восстановить, да и с бандами не покончить – нереально. Однако можно оценить объём сделанного. И принимать решение, не дожидаясь выборов.

Касаемо распределения новых земель в центральных губерниях европейской части России получалось и вовсе забавно. С одной стороны, государь чётко объявил: «Кто трудится на ней, тот и владелец», тем самым узаконив повсеместные самовольные захваты. Но технически, на бумаге, ничего не было оформлено из-за катастрофической нехватки землемеров, а потому среди деревенских жителей неизбежно возникали споры. Но на сей раз не с помещиком, а между соседними сёлами и деревнями – что кому отходит из барских владений.

Далее получалось двояко. Либо они шли с дрекольем друг на дружку, после чего обиженные взывали к тем же властям с просьбой их рассудить, либо, благоразумно миновав первый этап, сразу обращались к ним.

И постепенно губерния за губернией, край за краем вновь возвращались к относительно нормальной жизни. Да, жизнь эта отставала, и весьма сильно, от уровня той, довоенной, видевшейся сейчас многим райской. Однако тенденция, господа, тенденция, вот что важно.

И люди её чувствовали.

Глава 28
Пошли вон, пся крев!

В конечном итоге империя лишилась лишь «царства Польского». Выступая на заседании Регентского совета, Виталий без околичностей заявил:

– Вынужден сообщить, что полученные в последнее время сообщения от наших представителей при Совете Антанты весьма тревожны. Страны «большой тройки» твёрдо намерены предоставить полякам самостоятельность, соединив огрызки былой Речи Посполитой в одно целое. Разумеется, к кускам, входившим в состав Австро-Венгрии и Германии, они предполагают присоединить и тот, что входил до войны в состав нашего государства.

– Так ведь мы ранее уже обсуждали оное и большинство присутствующих проголосовало за отказ, – напомнил Маниковский. – Или светлейший князь забыл?

Голицын вздохнул. Увы, он прекрасно о нём помнил. И о том, как почти все господа регенты, неожиданно для него, встали на дыбки, – тоже.

Пришлось смириться. Но на время. Притом не потраченное понапрасну. Хорошо помня, так сказать, официальную историю и сознавая, что придётся уступить, он принялся выжимать из бывших союзников различного рода преференции.

А как же иначе? За всё требуется платить. Вам, господа, нужна свобода Польши, вот и спонсируйте Россию, поскольку на территории Привисленских губерний расположена чуть ли не треть русской промышленности. Иначе что же получается? Мы строили, строили, как говорил Чебурашка, а теперь пришёл какой-то английский Абдулла и говорит польскому Махмуду: «Поджигай».

Чичас! Потому Регентский совет вам и отказал. А чтобы его уговорить, надо раскошелиться как следует.

И он бомбардировал личными депешами представителя России в образованном Совете Антанты, коим назначили бывшего министра иностранных дел Извольского. Если кратко, их содержание сводилось к следующему: «Ни в коем случае не соглашаться, ссылаясь на огромные убытки. О предложениях компенсировать их сообщать немедленно. Самому же всякий раз отвечать: „Маловато будет!“».

Извольский, надеющийся остаться на тёпленьком местечке, чётко следовал полученным инструкциям и давил, давил, давил, как на англичан, так и на французов. За прошедшее время ему удалось добиться весьма многого. В частности, существенного увеличения в пользу России процента от общей суммы репараций, кои надлежало выплатить Германии странам-победительницам в качестве компенсаций за причинённый ущерб.

Благо, в этом вопросе русского представителя благосклонно поддерживали англичане – Георг V не забыл о тайных обязательствах юного императора по выплате кредита. В конечном итоге удалось довести сей процент от первоначальной пятой части до трети. Разумеется, за счёт уменьшения долей той же Англии, Франции и Бельгии. Английский король и тут помалкивал. Пусть его страна получит меньше, зато сам он – больше, в смысле, быстрее.

Но главное, чего достиг Извольский: права беспрепятственного и бесконтрольного хозяйничанья на территориях поверженных врагов. В смысле, вывоза станков и прочего оборудования с промышленных предприятий оборонного значения. Ну и соответствующей технической документации.

Да, получалось, что бывшие союзники норовят откупиться исключительно шкурами побеждённых, но какая разница России, кто именно ей платит?

Разумеется, пришлось келейно договариваться с новыми правительствами бывших врагов, чтоб не мешали. И вновь помог Виттельсбах. Памятуя, насколько добросовестно светлейший князь держит слово, он выступил посредником в этих переговорах и поручился за русских перед правительством Макса Баденского.

Дескать, если царь и Регентский совет обещают взамен всячески пытаться смягчить тяжёлые условия, кои Германии собираются предъявить представители Антанты, слово непременно сдержат. И как знать, возможно их голос урезонит особо наглые требования той же Англии.

Однако пришёл день, когда стало ясно – шкуры врагов закончились, а делиться своими собственными те же англичане не согласятся ни в какую. Разве предоставили право на безвозмездное пользование патентами, да и то всего на десять лет.

Стало быть, надо вторично ставить вопрос о предоставлении Польше независимости на рассмотрение Регентского совета. А он как и в первый раз, Голицын был в том уверен, весьма негативно воспримет известие о предстоящей потере российских территорий.

И дело вовсе не в промышленных предприятиях. Тут принцип. Отдавать свои земли Российская империя не привыкла.

К тому же раз отдала, значит, вроде как признала своё поражение в войне, хотя и продолжая числиться в списке победителей. И не просто числясь, но на вполне законных основаниях. Да, за последний с лишним год, считая с лета семнадцатого, Россия не предпринимала никаких серьёзных операций. Но в силу весьма объективных причин. Так ведь и Франция с Англией в пятнадцатом году бездействовали, позволяя кайзеру без опаски вцепиться в загривок русскому медведю. Причем им-то оправданий нет – просто не хотели, сберегая собственные силы.

А уж сейчас, на волне военных успехов, достигнутых не только в борьбе против большевиков, но и в краткосрочной войне с теми же поляками, убедить господ регентов, что надо «отпустить» Привисленские губернии, как официально именовалось Царство Польское, задачка ещё та.

Но зато если в первый раз Виталий действовал прямолинейно, в лоб, то теперь, принимая во внимание печальный опыт, он подошел к делу иначе. Для начала Голицын завёл разговор с генералом Нечволодовым – других историков не знал. Тот свёл его с Иловайским и прочими, кого сумел разыскать. Особо таиться было ни к чему, и Виталий, собрав их, честно выдал на-гора проблему.

Главное, что ему от них требовалось, – подобрать соответствующие обоснования из истории. Кто сказал, что мы ничего ни разу не возвращали обратно?! А вот, пожалуйста, факты, говорящие об ином.

Надо сказать, историки не подвели, выдав уйму подсказок. К примеру, о том же Измаиле, который, оказывается, кто только не брал помимо Суворова, оказавшегося лишь вторым по счёту, овладевшим им. Всего же наши войска захватывали его аж семь или восемь раз. Эдакая русская национальная забава: коль война с турками, надо непременно оттяпать у них оную крепость. А потом отдать обратно. Наверное, чтоб в следующий раз было что штурмовать.

Чем не пример?

Но затем тот же Иловайский вспомнил о неком весьма любопытном документе, касающемся непосредственно Польши, пообещав завтра поутру предоставить его.

Получив пожелтевшие от времени листы и бегло пробежавшись по ним глазами, Голицын понял – самое то. В голове моментально созрела идея, как лучше всё обыграть в стратегическом плане, включая отвлекающую атаку, а затем основную. Теперь можно собирать Совет.

После услышанного от Виталия предложения все, как он и предполагал, разом возмущённо загомонили, не в силах сдержать негодования. Ну да, победители они или кто? Держава или где?

На общем фоне разительно выделялось лишь хладнокровие Марии Фёдоровны, сестёр императора и его самого. Дело в том, что Голицын, как и обычно, предварительно обговорил с ними, о чём пойдёт завтра речь, почему придётся выполнять требования союзников, что из них уже удалось выжать взамен и что предполагается выкачать в перспективе. То есть они были готовы ко всему происходящему, поскольку согласились с ним. Да, не сразу, но удалось убедить.

Выждав, пока утихнет возмущение, Виталий продолжил, заодно отвечая на последний из прозвучавших вопросов:

– Увы, избежать этого вряд ли получится. Разумеется, можно упираться до последнего, но конечный итог останется неизменным, – и он развёл руками. – Россия пока не в том положении, господа, чтобы вступать в открытую конфронтацию с кем бы то ни было, – он глубоко вздохнул и твёрдо заявил. – Посему проще и разумнее сохранить лицо, сработав на упреждение и сделав это чуть раньше самим. Так сказать, проявив инициативу и вручив союзникам подарок.

– Девять с половиной миллионов народу, ежели по переписи судить, более ста тысяч квадратных вёрст земли. Не пробросаемся, начав такими гостинцами швыряться? – мрачно заметил Герарди.

– Мы ж не во все стороны их, направо и налево. Это первое. Большая часть территорий – леса и болота, то есть мало на что годятся. Это второе. Промышленный потенциал? Тут сложнее, но обещаю – сдерём компенсацию с союзников. Причём гораздо больше, чем оставим. Да что я – уже сдираем. Так сказать, в качестве аванса. Это третье. Ну и четвёртое – после похозяйничавших в тех краях тевтонов, там сейчас так всё разорено, что придётся затратить на восстановление куда больше, чем на строительство таких же заводов на исконно русских землях. Наконец пятое, хотя по своей важности претендующее на первое – население там не в меру буйное.

– Всё равно не дело земли имперские раздавать. Сдаётся, покойный император навряд ли одобрил бы такое, – медленно произнёс генерал Маниковский.

– И не он один. Многие пращуры нынешнего государя, мягко говоря, неодобрение бы выказали, – вторил Деникин.

Голицын покосился на Татьяну Николаевну. Ишь как зарумянилась. Не иначе, собственные слова вспомнила, произнесённые накануне. Причём схожие с деникинскими чуть ли не один в один.

– Что ж, я предвидел подобного рода возражения, – кивнул Виталий. – Но мне тут господин Иловайский, который всем, обучавшимся в гимназии, весьма хорошо известен по своему замечательному учебнику истории, вручил некий прелюбопытнейший текст. Автор: государь Николай Павлович. Да-да, именно Павлович, то бишь Николай I. Это к слову о пращурах, – улыбнулся он Деникину. – Адресована записка генералу Паскевичу, назначенному главнокомандующим русскими войсками в Польше, и касается именно ляхов. Язык, увы, несколько архаичный, в стиле того времени, но суть, я думаю, будет вполне понятна.

– Любопытно. Отчего бы не послушать, – протянул прищурившийся Марков.

Обычную резкость в суждениях и ехидное остроумие он теперь решительно отставлял в сторону, едва дело касалось Голицына. Более того, с некоторых пор он неизменно вставал на его сторону. С каких именно? Да с 20-го ноября.

Вот и сейчас он поддержал его, во всеуслышание заявив, что к мнению Николая Павловича грех не прислушаться. И, незаметно для всех прочих скрестил большие пальцы рук, легонько помахав остальными пальцами. Явный ободряющий намек: «Я с тобой, Серый ангел».

На душе потеплело, но Виталий сдержал улыбку, приступив к оглашению выдержки из письма, начало которой гласило: «Эта страна ничего не приносит империи, напротив, она не может существовать иначе, как посредством постоянных жертв со стороны империи, чтобы дать ей возможность содержать своё собственное управление…»

И закономерный вывод: «Таким образом ясно, что выгоды от этого беспокойного владения ничтожны, между тем как неудобства велики и даже опасны».

Тут Голицыну пришлось сделать паузу, дабы не надрывать понапрасну голос. Текст оказался столь неожиданным, что перекричать начавших обмениваться мнениями с соседями было бы тяжко. Однако стоило ему замолчать, как все прочие также стали затихать – всех интересовало продолжение. Неужто…

Удовлетворённо кивнув, Виталий продолжил чтение: «Остаётся решить, как пособить этому. Я тут не вижу другого средства, кроме следующего. Объявить, что честь России получила полное удовлетворение завоеванием Царства Польского, что Россия не имеет никакого интереса владеть провинциями, неблагодарность которых была так очевидна, что истинные её интересы требуют установить и утвердить свою границу по Висле и Нареву, что она предоставляет остальное, как недостойное принадлежать ей, своим союзникам, которые могут сделать из него всё, что им покажется нужным».

– Но ведь сия идея так и осталась нереализованной, – возразил Маниковский.

– Верно, – согласился Голицын и, припомнив, как получил отлуп в первый раз, ехидно предположил: – Возможно, причиной тому стало, что император поддался на уговоры Государственного совета, которому мнимый престиж затмил практическую выгоду от этого мероприятия.

Намёк был очевиден, заставив кое-кого смущённо потупиться.

Затянувшееся молчание прервал Марков.

– Если таково мнение государя Николая Павловича, то это в корне меняет дело. Но каким образом вы предлагаете выполнить его заветы?

– Согласно рекомендациям, кои он написал, – пожал плечами Виталий. – Разве отступить назад чуть подальше и провести границу по Западному Бугу. После чего передать, или, лучше сказать, подарить все Привисленские губернии своим союзникам, позволяя учинить с оными всё, что угодно.

– Сдаётся, сей подарок окажется весьма схож с троянским конём, – ехидно вставил Марков.

– Именно, – подтвердил Виталий. – Со временем Англия с Францией разберутся, какое сокровище мы им всучили, но будет поздно.

Собравшиеся загудели, но отчасти уже одобрительно. Меткое сравнение с троянским конём пришлось многим по сердцу. Потому и злорадно заулыбались от перспективы подложить псевдосоюзникам эдакую свинью.

Опять же в строгом соответствии с волей императора. Да, пращура нынешнего, написавшего это чуть ли не сто лет назад, но с тех пор в поведении поляков в основном ничегошеньки не изменилось. Тогда отчего бы и нет?

– Одно плохо. Стоит представить, как ляхи на всю Европу станут горланить о своей свободе, героически вырванной с помощью англичан и французов из когтей клятых москалей, не по себе становится, – поморщившись, кисло заметил Деникин.

– Такое возможно, – согласился Голицын и, решив, что пора переходить к основному наступлению, выдвинул второе предложение. – Но тогда имеется иной вариант. Можно не дарить их союзникам. Изобразим наш добровольно-вынужденный шаг в виде… наказания тех же поляков, благо, есть за что. Только отпетые дураки, лишившиеся даже избушки, будут годами сидеть на пепелище и во всё горло орать, расписывая прелести трёхэтажного терема, который у них когда-то имелся. Так и ляхи до сих пор грезят прежней державой «от можа до можа»[52]52
  От моря до моря (польск.).


[Закрыть], и их чванливость с годами не уменьшилась. Вывод: на кой чёрт нам в империи нужен столь буйный народ, разительно напоминающий сбежавших из лечебницы параноиков?! Посему мы решили избавиться от этой паршивой овцы, выгнав её пинками из общего стада. Дабы не перепортила всех остальных. Да, с одной стороны в любом приличном доме на кухне должно стоять эдакое помойное ведро. Но с другой стороны – уж больно из него воняет. И отмыть его, зная шляхетский гонор, не представляется возможным. Тем более, именно сейчас мы оное ведро не выкинем, а его у нас выкупят.

– Вот как? – деланно оживилась Ольга Николаевна, уже отчасти знавшая кто и что готов заплатить за «помои».

– Именно так, великая княжна. И поверьте, господин Вильсон, который упрямо норовит сдержать данное избирателям при выборах это обещание, достаточно щедр. Он уже дал нашему представителю в Париже письменное обязательство, подробно перечислив, что Россия получит взамен Привисленских губерний. Да, плата не впрямую, но денежные вливания в виде долевого участия в крупномасштабном строительстве новых заводов по производству сельскохозяйственной техники, огромны. Плюс многомиллионный беспроцентный кредит сроком на десять лет, плюс… Словом, много чего. Поверьте, столь удачной сделки нам никогда более не совершить и большей цены за сей бросовый по сути товар, нам не получить, так что надо ловить момент.

– Так-то оно так, – печально вздохнул Деникин. – Но ведь тут ещё и вопрос принципа. К тому же, с другой стороны поступать таким образом именно сейчас, на волне наших военных успехов…

– Смею напомнить, Антон Иванович, что на волне наших военных успехов мы как раз не отдаём, но приобретаем. К примеру, бывший Лемберг и всю Галичину, равно как Буковину. Ведь Западно-Украинская Народная республика, то бишь ЗУНР, образовавшаяся на этих территориях, не просто пожелала, но уже принята нами по её просьбе в состав Российской империи. А коли так, то ляхам об этих территориях следует забыть раз и навсегда.

– Вынужденной просьбе, – бросил скептическую реплику Коковцев.

– Согласен. Деваться им было некуда, поскольку их правительство поначалу выгнали из Львова, затем выкинули из Станислава[53]53
  Название Ивано-Франковска в то время.


[Закрыть], после чего поляки вместе с румынами захватили практически все их земли. Но главное остаётся неизменным: народ пожелал. А мы его приняли. Следовательно, мы не завоевали эти земли, но освободили их на самых что ни на есть законных основаниях. И ещё одно касаемо нынешних военных успехов.

Виталий перевёл дыхание…

Действительно, они были неоспоримы. Армия Каппеля дошла до Варшавы, овладев не только Прагой[54]54
  Так называлось одно из предместий Варшавы.


[Закрыть], расположенной на восточном берегу Вислы, но успев переправиться через реку и захватив Арсенал, стоящий на западном берегу реки. В этой ситуации предоставлять независимость Привисленским губерниям действительно выглядело как нонсенс.

Но в том-то и заключался парадокс.

Голицын не стал говорить о том, что само стремительное наступление было осуществлено в первую очередь для наглядной демонстрации крепких бицепсов России. Следовало показать кое-кому из собравшихся в Париже, что семнадцатый год навсегда остался в прошлом. Равно как и разваленная трудами господ демократов и лично Керенского армия. Ныне наступили иные времена. И армия ныне тоже иная.

Сказал он о том лишь Каппелю в приватной беседе. Дескать, так и так, Владимир Оскарович, надо расстараться. Дабы сделать новоявленного «Начальника Республики Польша» господина Пилсудского посговорчивее, а вместе с ним, что куда важнее, и представителей союзников, следует не просто одержать над поляками пару-тройку побед, пускай и убедительных. Маловато. Желательно учинить им оглушительный разгром.

И Каппель, забрав у Маркова для разработки детального плана генерал-майора Шапошникова, не подвёл, несмотря на то, что сил под его началом насчитывалось не так много – всего шесть дивизий. Правда, отборных, причём две из них кавалерийские. Плюс несколько отдельных артполков. Тем не менее, всё равно не ахти. Для сравнения: у ляхов тех же дивизий было аж девять, в полтора раза больше.

Нет, нет, Каппель мог бы выставить и гораздо больше. Но тогда прощай эффект неожиданности и Пилсудский несомненно насторожился бы, принял соответствующие меры. Потому и пришлось ограничиться таким количеством.

Зато у Владимира Оскаровича, помимо блистательного спланировавшего операцию Шапошникова, имелся Слащёв и его диверсионный полк Особого корпуса. Да ещё действенная поддержка из числа местных жителей, которые за двое суток до начала основных боевых действий тайно провели по укромным тропкам в тылы армии Пилсудского хлопцев Якова Александровича.

Именно слащёвцы, согласно четко разработанного плана, и внесли в ночь перед утренним общим наступлением первый и весьма существенный вклад в будущий разгром поляков. Им удалось захватить ряд крупных складов с продовольствием и боеприпасами, а диверсии, устроенные на железных дорогах, лишили поляков возможности прислать подкрепления. И надолго. Вдобавок дивизии Пилсудского лишились связи как с тылом, так и с соседями.

А затем в бой вступили все четыре пехотные дивизии, к тому времени скрытно подойдя чуть ли не вплотную к неприятелю. Последние вёрсты преодолевали ночью, чтобы на рассвете вывести пушки на прямую наводку.

Артобстрел вражеских позиций начали по схеме Брусилова. Вначале огненный вал, после чего стрелки поднимались в атаку, преодолевали половину расстояния до врага, а орудийный огонь меж тем переносился чуть далее. Снарядов не жалели.

Вдобавок ляхи в какой-то мере отчасти сами поспособствовали собственному разгрому. Пилсудский распорядился подвести практически все боеспособные части Войска Польского вплотную к новым границам, рассчитывая успеть оттяпать на западе Малороссии ещё пару-тройку кусков пожирнее. И тут им с флангов в слабо защищённое подбрюшье нанесли стремительные удары оренбуржцы и уральцы, благо, что на второй линии стояли куда хуже вооружённые и до конца не сформированные отряды.

Следовавшие за казаками десять пехотных полков ЗУНР, возглавляемые генералом-четарем Мироном Тарнавским, закрепили окружение, образовав котёл, в который угодили все лучшие дивизии свежеиспечённой Польши.

В какой-то мере этому разгрому поспособствовали три обстоятельства. Поляки в силу своей безмерной жадности, повели борьбу с соседями сразу аж на трёх фронтах. Первый был на северо-западе, где генерал-лейтенант Российской республики (звание присвоено Временным правительством) Довбор-Мусницкий вёл упорные бои с Германией за спорную территорию Померании, стремясь выйти к Балтийскому морю.

Второй располагался на северо-востоке, где бывший фельдмаршал-лейтенант Австро-Венгрии Йордан-Розвадовский захапал чуть ли не всю Белоруссию, а заодно подчистил и Литву, захватив Вильно.

Ну и третье, Галичина и Волынь. Здесь успешно надвигался на Малороссию бригадный генерал Эдвард Рыдз-Смиглы. Однако его успехи были вызваны прежде всего не его талантливым руководством войсковой группы «Восток», но слабостью его противников. Меж тем убаюканный ими, генерал допустил несколько крупных просчётов, слишком рискованно оголив свои фланги.

Во-вторых сказался шляхетский гонор самого Пилсудского. Ни во что не ставящий большевиков (в военном отношении), он посчитал, что императорская армии немногим сильнее их, поскольку добиралась из Саратова до Москвы аж два с лишним месяца.

В-третьих же сработала «система светомаскировки», как её назвал Голицын. Пилсудский попросту не ожидал столь быстрого нападения. И не мудрено. Российские газеты, рассказавшие о прибытии в Москву делегации Западно-Украинской Народной республики, реакцию Регентского совета на просьбу ЗУНР принять их в состав Российской империи осветили невнятно и туманно. К возглавлявшим делегацию ЗУНР Левицкому и Петрушевичу журналисты вообще не сумели пробраться.

Вдобавок спустя неделю было опубликовано небольшое интервью с Голицыным. В нем светлейший князь ясно заявил, что «предварительное обсуждение вопроса о принятии ЗУНР в состав Российской империи состоится через два дня на очередном заседании Регентского совета. Когда будет принято окончательное решение, пока неизвестно. Однако в любом случае цивилизованные страны во избежание излишнего кровопролития поначалу предпочитают прибегнуть к дипломатии. Только если она не даёт положительных результатов, следует воздействовать силовыми методами».

Учитывая, что сказал это один из сопредседателей Регентского совета, то бишь немалая величина, следовало полагать, что раскачиваться Россия будет долго. И даже в случае положительного решения о принятии под своё крыло ЗУНР были сомнения, рискнёт ли она вообще пойти на конфликт с Польшей. Помнится, к взятию какого-то Петрограда с несколькими прилегающими к нему губерниями императорская армия тщательно готовилась чуть ли не два месяца, явно опасаясь поражения. Так там перед ними стояли большевики, а здесь куда более могучая сила. Но даже если и рискнёт, всё равно следовало ожидать её наступления не ранее чем месяца через три-четыре, а то и через полгода.

Поэтому ничего не подозревающий Пилсудский преспокойно ждал, когда Россия примет окончательное решение относительно ЗУНР и готовясь к будущим переговорам, буде оно окажется положительным. Но не просто готовясь, а намереваясь к их началу успеть захватить как можно больше территорий, дабы было чем торговаться и кое-что из захваченного уступить.

Потому и Рыдз-Смигла был проинструктирован соответствующим образом. То есть генерал рисковал не сам по себе, но побуждаемый к тому настоятельными рекомендациями Пилсудского.

Но вместо переговоров всего через три дня после интервью последовал «гром среди ясного неба», то бишь неожиданный мощный удар дивизий Каппеля.

После разгрома польской группировки, неугомонные журналисты поинтересовались у Виталия, отчего его слова в очередной раз столь резко разошлись с действительностью. Уверенные, что припрут Голицына к стенке и заставят признаться в собственной лжи, они уже радостно потирали руки. Но увы. Тот оказался невозмутим, дав вполне логичный ответ.

Дескать, вот факты. Откуда ему было знать, что уже на следующий день после предварительного рассмотрения вопроса, Регентский совет примет окончательное решение включить ЗУНР в состав Российской империи. То есть никакого обмана.

Что же касается дипломатических путей разрешения конфликта, то к ним прибегают государства, но никак не деревни, не сёла, не города, и даже не губернии. Меж тем Польша, как таковая, чтобы они сами о себе ни говорили, какие бы высокопарные резолюции не принимали, государством отнюдь не является. Официально она – лишь три куска территорий, принадлежащих трём разным странам, одной из которых является именно Россия.

Отсюда непреложный вывод: произошедшее является сугубо внутренним делом империи, поскольку ЗУНР вошла в её состав, а кусок, напавший на неё, и вовсе более века принадлежит России. Просто ныне проживающие там жители излишне много возомнили о себе и поэтому император решил немного поучить своих давних подданных приличному поведению…

«Урок», что и говорить, получился отменным: почти тридцать тысяч одних пленных. Иными словами, четыре пятых всей польской армии. Это не считая трофейного оружия, тысяч пулемётов и сотен пушек.

Уже через несколько дней вся Галичина оказалась освобождена. А так как заткнуть образовавшуюся дыру Пилсудскому было некем, ещё через пару суток стремительно продвинувшиеся вглубь Польши казаки Дутова оказались чуть ли не в Варшаве, вызвав панику у местных жителей…

С румынами и вовсе не пришлось воевать. Те, перепугавшись, сами успели убраться из Буковины, справедливо полагая, что моське со слоном тягаться неразумно…

– Полагаю, как оно ни парадоксально звучит, лучше всего решить давно назревший вопрос с предоставлением независимости полякам именно сейчас, на волне наших военных успехов, – твердо произнес Голицын. – Благодаря Каппелю, Дутову и Слащёву ныне такая передача станет выглядеть в глазах всего мира ни в коем случае не унизительным шагом, но эдаким великодушным жестом со стороны России. К тому же Владимир Оскарович оттяпал у них немало лишнего, есть что вернуть из занятого нашими войсками. Получится вроде жалования драной и побитой молью шубы с барского плеча. Нам ведь Варшава без надобности, да и взятый Люблин ни к чему.