Текст книги "Серый ангел"

На самом деле ни сёстры, ни сам Алексей, понятия о том не имели. Николай Александрович про немецкие награды никогда им не рассказывал, справедливо полагая, что коль они вручены по поводу коронации, а не за истинные заслуги, хвалиться нечем. Словом, поведали Виталию о них совершенно иные люди: Долгоруков и Татищев. Но так ли важно, от кого он услышал подробности?

И Голицын уверенно продолжал:

– Это сделал приглашённый в Россию по случаю коронации нашего императора ваш родной брат, тогда принц, а ныне баварский король Людвиг III. А впрочем, коль вам и этого мало, у нас имеется и ещё кое-что, – и он развернул второй свёрток.

– Schwarzer Adlerorden, – благоговейно прошептал Виттельсбах, глядя на лежащие перед ним светло-синий восьмиконечный крест с четырьмя чёрными орлами на углах и восьмиконечную серебряную звезду, также с чёрным орлом на оранжевом поле.

– Совершенно верно, Чёрный Орел, – подтвердил Голицын. – Высший орден королевства Пруссия. Им наградил Николая Александровича германский император Вильгельм I. А вручал его от имени своего деда принц, а ныне император Вильгельм II. Кстати, обратите внимание на девиз, – он легонько коснулся надписи на звезде и вслух прочёл: – Suum cuique. Каждому своё. Согласитесь, в нынешней ситуации сие звучит весьма символично.

– Пожалуй.

– Вообще-то мы могли прихватить с собой и другие семь орденов, коими удостоили Николая II правящие дома Германии. Например, орден Людвига великого герцогства Гессен-Дармштадтского, родовой орден Белого Сокола от великого герцога Саксен-Веймарского, родовой орден Верности великого герцогства Баден и так далее. Однако решили ограничиться двумя, наиболее ценимыми погибшим государем.

– Что ж, их и впрямь достаточно, – кивнул Виттельсбах и вновь бережно провёл пальцами по белой эмали золотого восьмиконечного креста. К наградам, равно как и к мундиру, он, подобно всем немцам, питал огромное почтение. – Но ваш царь юн, и всем правит Регентский совет. Где гарантия, что после взятия Петрограда у входящих в него персон не появится соблазн продолжить освобождение своих западных территорий?

– Не забывайте, перед вами сидит не просто член Регентского совета, но один из его сопредседателей.

– Вот именно. Всего-навсего один из, – подчеркнул генерал-фельдмаршал. – Вы же предлагаете мне поверить, будто и прочие согласны с вами в этом вопросе. А учитывая тайное прибытие, вы и сами не можете дать мне письменных ручательств. Так?

– Не дам, – согласился Голицын. – Сие чревато. Зато на моей стороне логика. На сегодняшний момент мы слишком увязли в болоте войны с теми же большевиками. Овладев их главным гнездом, свитым в Петрограде, мы лишь вытащим ноги из трясины. Однако до выхода на сушу нам шагать и шагать, продолжая выкорчёвывать красную нечисть. Причём именно на своих восточных территориях, заражённых смертоносной бациллой большевизма. Западные же в этом плане опасности для страны не представляют.

– Хотите сказать, будто готовы смириться с тем фактом, что они останутся в наших руках.

– Лгать не стану и такое утверждать не берусь. Скажу иное. Ближайшее окружение Алексея Николаевича хорошо понимает важность последовательного решения задач. Не стоит хвататься за возведение в доме крыши, пока стены до конца не выстроены. Возведение же их займёт изрядное количество времени, не менее года. Это по самым оптимистическим прогнозам. И мой государь даёт слово…

– А далее? – перебил Виттельсбах. – Получается, спустя год вы и царь сочтёте себя свободными от обещаний и…

– Не стоит беспокоиться. Далее мы вновь с вами встретимся и всё обсудим. Причём заранее. Скажем, через десять месяцев, дабы у нас имелось достаточно времени для вдумчивого разговора и согласования наших последующих действий. Разумеется, если к тому времени война не окончится, – сделал хитрую оговорку Голицын. – Но, как мне кажется, для вас куда важнее сейчас, а не что произойдет в следующем году. Государь же обещает вам, что не нарушит своего устного обязательства. Хотя бы в память о трагически погибшем отце, всегда честно державшем своё слово.

– Трагически погибшем, – задумчиво повторил генерал-фельдмаршал. – Кстати, пользуясь случаем, не могли бы вы удовлетворить моё любопытство относительно подлинных обстоятельств его смерти? Слухи, дошедшие до меня, больше напоминают романы некоего господина Уэллса. Причем весьма разнообразные слухи, вплоть до его… распятия на кресте.

– Увы, но это истинная правда, – подтвердил Голицын. – Вспоминать крайне неприятно, посему буду предельно краток. Он вышел к нашим преследователям с крестом в руках, жертвуя собой и тем самым изрядно задержав погоню. На этом кресте красные латышские стрелки, посланные за нами большевиками, его и распяли. Кстати, убийство было задумано петроградскими властями изначально, притом всей царской семьи, включая детей. С этой целью большевики и попустительствовали побегу на первоначальном этапе. Вот только далее пошло не по их плану. Хотя главного они добиться сумели.

– Я уже слышал об этом, однако… Согласитесь, распятие на кресте звучит слишком невероятно, чтобы бездоказательно в него поверить, – недоверчиво уставился на него Виттельсбах.

В его мозгу, с младых лет пропитанном идеей о безоговорочном подчинении властям и незыблемом порядке, который не просто нельзя нарушать, но и помышлять об этом – преступление, не укладывалось сообщение князя. Вдобавок такая дикая казнь, отдающая даже не средневековьем, а каким-то запредельным первобытным варварством… Было отчего усомниться.

Виталий сунул руку в вещмешок и, достав ещё одну газету, протянул её генерал-фельдмаршалу.

– Я видел это, – буркнул тот. – Но сомнения у меня остались. Эти газетчики ныне стали столь виртуозны в изготовлении фальшивок, именуемых новомодным словечком «монтаж»…

– Даю слово офицера: снимок сделали лично при мне в тот день, когда мы отбили тело царя у латышей. По счастью, в станице отыскался фотограф, успевший запечатлеть Николая Александровича до его снятия с креста.

– Ungehört[12]12
  Неслыханно (нем.).


[Закрыть], – после длительной паузы прошептал потрясённый Виттельсбах и вдруг спохватился. – Позвольте, вы сказали «сделан при вас». Не означает ли оно…

– Совершенно верно, – подтвердил Виталий. – Я был заместителем начальника конвоя, сопровождающим царя и его семью во время побега. Всех остальных нам спасти удалось, но Николая Александровича… Мы не смогли воспрепятствовать его намерению добровольно предаться в руки преследователей, поскольку он нас обманул. Кстати, сдаётся, это был единственный обман в жизни государя, – он тяжело вздохнул и напомнил: – А ведь стоило ему нарушить своё обещание, данное союзникам, согласившись полутора годами ранее на предложенный Германией сепаратный мир, ни его отречения, ни его гибели не было бы. Однако он остался верен своему слову…

– Это меня и пугает, – мрачно произнёс Виттельсбах. – Увы, но он дал его нашим врагам, следовательно, его сын просто обязан… – он, не договорив, развёл руками, пытливо глядя на Голицына.

– Обязан. Но юный государь успел изрядно разочароваться в нынешних так называемых друзьях России. Алексей Николаевич не по годам умен, и за время своего недолгого правления успел понять, что Англия – чрезвычайно мужественная страна. Она готова сражаться со своими врагами до последнего… русского солдата. Сие ему категорически не нравится. У него не столь много воинов, дабы разбрасываться их жизнями. Регентскому совету такое расточительство тоже не по душе. Именно потому «ни мира, ни войны», – напомнил Виталий свои слова.

– Но не означает ли факт предложенного нам тайного перемирия, что новый император, в отличие от прежнего, иначе относится к своим… обещаниям?

– Отнюдь. Он сам слышал отрывок моей приватной беседы с его отцом. В том числе и слова сожаления о невозможности заключения сепаратного мира, поскольку это означает потерю лица. А на мой вопрос, если бы заключение оного было возможно осуществить неофициально, государь ответил, что в таком случае не стал бы колебаться. Разговор состоялся незадолго до его гибели, поэтому Алексей Николаевич счёл его слова неким заветом.

– Заветом, – задумчиво протянул Леопольд.

– Именно. Потому на словах он вынужден отвечать послам Англии и Франции иное. Но в перспективе он полагает и явно изменить свои предпочтения, – особо выделил Голицын свои последние слова и сделал паузу, давая собеседнику возможность оценить их истинное значение, после чего на всякий случай добавил: – Полагаю, вы понимаете, о каких возможностях для Германии идёт речь?

У Виттельсбаха перехватило дыхание. Статная русская дама наконец-то поняла, что надменный английский денди на самом деле не галантный кавалер, а обычный пустобрёх, хитрый пройдоха и подлый мерзавец. Да и щеголеватый замухрышка-француз – банальный хвастун и альфонс, то есть немногим лучше. Надо быть глупцом, чтобы проигнорировать её благосклонный взгляд в сторону подтянутого немецкого офицера. Да, сейчас, как ни печально, она занята, танец прервать нельзя, зато следующий…

Это ж какой вальс может получиться!

– Полагаю, ваше сообщение несомненно обрадует моего императора, – сдержанно произнес генерал-фельдмаршал, хотя на самом деле в душе у него всё пело.

Голицын вздохнул, поморщившись, и, чуть помедлив, сказал:

– Я бы настоятельно рекомендовал не обременять кайзера такими пустяками, как наши с вами переговоры. У Вильгельма и без того достаточно важных дел. Да и его нынешние главные военные советники – господа фон Гинденбург и Людендорф – не те люди, которые в состоянии дать действительно мудрый совет, если речь идёт о долгосрочной политике, а не о чисто военных делах.

– Почему вы так считаете?

– Они в своё время блистательно разбили в Восточной Пруссии парочку наших армий и могут запамятовать, что сейчас лето восемнадцатого, а не осень четырнадцатого. А такая забывчивость чревата. Кроме того, неизбежна утечка информации. Лондон и Париж всполошатся, и тогда России придётся на деле доказывать нелепость подобных слухов. Как именно – вы понимаете. Поэтому весьма желательно не ставить в известность о нашем визите вообще никого, включая начальника вашего штаба генерала Гофмана.

– Но позвольте… В случае обращения ко мне, как к представителю кайзера, большевиков, я, даже встав на вашу сторону, при всём желании не смогу ничем вам помочь. Равно как и умолчать об их заманчивых предложениях, – и Виттельсбах развёл руками. – Единственное, что в моих силах, – настойчиво рекомендовать своему императору отказаться от сотрудничества с ними. Однако в конечном итоге решать Берлину.

Голицын улыбнулся.

– Вы сказали: «встав на нашу сторону». Смею ли я надеяться, что вы действительно встали на неё?

– Всё, вами сказанное, звучит достаточно логично. Было бы глупо с моей стороны не прислушаться к голосу разума. Тем более, оно сулит определённые выгоды для рейха, – осторожно сказал Виттельсбах.

– Я рад, что вы заняли правильную позицию. Это главное. А дабы ваши рекомендации оказались поувесистее…

И Голицын посоветовал уже завтра связаться с Вильгельмом, уверив его, что приостановленную отправку войск на Западный фронт можно смело продолжить. Дескать, получены достаточно убедительные сведения: до конца зимы русские войска не предпримут никаких боевых действий против Германии. Следовательно, Виттельсбаху вполне хватит четверти дивизий, входящих ныне в состав Восточного фронта.

Учитывая, сколь остро Людендорф именно теперь, готовя очередное наступление, нуждается в резервах, за предложение генерал-фельдмаршала в Берлине ухватятся, не интересуясь подробностями.

Тогда позже, когда большевики обратятся к немцам, Виттельсбах напрямую заявит Вильгельму, что если тот пойдёт на соглашение с Петроградом, неизбежно последует скорое наступление русской императорской армии. И фельдмаршал со столь жалкими остатками войск окажется не в силах сдержать её натиск. На возмущение же кайзера он может преспокойно ответить, что гарантировал ненападение со стороны России без учёта договора Германии с врагами царя.

Виттельсбах задумчиво слушал, не говоря ни слова. Сам же прикидывал в уме ситуацию. Нет, расчёт русских был абсолютно точен. Людендорф действительно ухватится. Помнится, всего две недели назад тот сам выходил с ним на связь и не просил – умолял его изыскать резервы.

Увы, генерал-фельдмаршал вынужден был отказать ему. Категорически.

Сейчас же на Западном фронте сложилась парадоксальная ситуация. После битв на Лисе и на Эне войскам кайзера удалось приблизиться к Парижу на расстояние в полсотни километров. Затеянная Людендорфом отвлекающая операция «Блюхер-Йорк» внезапно дала германской армии неожиданный успех на центральном участке фронта. До Компьена осталось всего семь километров. Да что там, немецкие дальнобойные орудия уже вовсю гвоздят по самому Парижу, наводя страх и ужас на трусливых лягушатников.

Казалось, достигнут несомненный успех. Однако для его развития позарез требовались несколько десятков свежих дивизий, иначе всё пойдёт прахом.

Но что если это коварная русская ловушка?

И генерал-фельдмаршал пообещал дать окончательный ответ утром.

Глава 11
Прогноз серого ангела

Виттельсбаху шёл уже седьмой десяток. В такие годы между риском и покоем человек склонен к выбору последнего. Именно потому он очень долго не мог принять решение.

С одной стороны, поначалу никаких действий ему предпринимать не надо. Хотя утаивание самого факта переговоров с врагом – это что-то с чем-то. Правда, и цена немалая. Утечка информации действительно поставит крест на столь многообещающей, хотя и отдалённой перспективе совместного вальса Германии с Россией.

Но промолчать о визите царских посланников – куда ни шло. Зато дать совет кайзеру насчёт переброски дивизий на Западный фронт означает взвалить на свои плечи огромную ответственность. И если наступление русских, несмотря на соблюдение Германией негласных обязательств, произойдёт, ответ придётся держать самому Леопольду. Причём по законам военного времени. Тогда, во избежание огласки и позора, ему останется лишь одно: пустить пулю в лоб.

Как быть?

Он вдруг спохватился и вяло улыбнулся. А чего бояться? Берлин по весне уже забрал у него для Западного фронта восемь дивизий. А чуть ли не половина оставшихся ныне пребывает на Украине. Светлейший князь прав. Навряд ли имеющаяся в его распоряжении армия сможет выстоять под натиском русских. Даже с учётом воздвигнутых оборонительных рубежей. Они прочны, основательны, но хороши лишь, пока их защищают люди. Если же их нет, то…

Не выйдет даже продержаться до подхода с Украины частей генерал-фельдмаршала Германа фон Эйхгорна. Железную дорогу заблокировать легко. Достаточно взорвать несколько участков. Передвигаться же по шоссе… Будь оно в Германии – иное дело. А здесь вовсе дорог не имеется – так, направления.

Получается, заручившись обязательством со стороны сопредседателя Регентского совета, Виттельсбах поступает во благо Германии, получая пусть устную, но подстраховку от нападения.

А кайзер действительно может соблазниться грандиозными посулами со стороны большевиков. Тем более, взамен требуется такая малость, как создание буферной зоны. Всё равно что отдать дикарям в уплату за горсть алмазов маленькое двадцатипфенинговое зеркальце.

Он покосился на взятый с собой газетный снимок с изображением распятого Николая II. Нет, генерал-фельдмаршал и раньше видел его, но теперь, зная его подлинность, смотрел на фото совершенно иначе.

Гм… А ведь судя по поведению большевиков, распявших своего государя, они действительно дикари… Причём жестокие и беспринципные, вроде каннибалов с Новой Гвинеи. Если не похуже. Но тогда воспрепятствовать заключению союза с учинившими такое со своим императором – его долг чести. Даже несмотря на возможный риск. Иначе он впоследствии никогда не сможет себя уважать.

И наутро Виттельсбах сообщил, что готов поверить парламентёрам и не намерен докладывать в Берлин об их визите. Более того, он со своей стороны приложит все усилия, дабы третьей стороне впредь не удалось нарушить их начавшееся и, как он смеет надеяться, длительное сотрудничество.

Звучало уклончиво, но вполне понятно. А в конце последовало более откровенное:

– Дабы это сотрудничество как можно скорее перешло из тайного в явное, я, по всей видимости, действительно воспользуюсь вашим советом и дам кайзеру определённые рекомендации, – но, как и положено немцу-педанту, не преминул уточнить. Так сказать, для вящей ясности.

Дескать, правильно ли он понял, что Россия обязуется не нападать не только на северо-западном направлении, но и на южном, то есть оставит в покое Украину, с которой Берлин заключил пакт о дружбе и взаимопомощи? Взгляд был пытливый, холодные голубые глаза смотрели внимательно, ожидая ответа. И было понятно, какого именно немец ждёт.

Голицын дал его не сразу. Очень не хотелось. Но чуть подумав, решил, что пара-тройка месяцев ничего не изменят. Станут немцы по осени уходить, и нынешний гетман мигом взвоет, понимая, что у Петлюры теперь развязаны руки. Да не просто взвоет, а сам на коленях приползёт прощенье вымаливать. Как жена, перепившая излиха и гульнувшая в одночасье.

И тогда в конечном итоге получится даже лучше, ибо произойдёт добровольное воссоединение. А что изменила, стерва такая, простим. Вина-то отчасти невольная – хмель свободы в башку шарахнул, а он кого хочешь ума лишить может. Не перечёркивать же из-за досадной случайности всю прожитую совместную жизнь. Зато теперь она до-о-лго свою вину будет чувствовать, а в следующий раз хорошенечко призадумается, стоит ли по пьянке юбку перед всякими залётными хахалями задирать.

Однако это касаемо Малороссии. Что до Новороссии, также включённой ныне с какого-то перепуга в состав Украины, это совсем иной коленкор. Какое отношение имеют к Украине Харьков, Луганск, Донбасс, Николаев, Херсон, Одесса, не говоря уж о Крыме?

И не обещать нельзя – вон как немчура смотрит.

А если…

– Даю слово офицера, что наш с вами тайный уговор о мирном сосуществовании будет в равной степени распространен императором и на некогда принадлежащую Российской империи Малороссию, – твёрдо произнес Виталий, тем самым существенно сокращая территорию новоиспечённого государства. – Клянусь, что ни один русский солдат не вступит на её земли до тех пор, пока на них будут располагаться войска Германского рейха.

Виттельсбах удовлетворённо кивнул. «Ф-у-у! – отлегло у Голицына. – Кажется фельдмаршал ничего не понял! Отлично!»

…Вандам на обратном пути никак не комментировал прошедший разговор Голицына с фельдмаршалом. Лишь сдержанно отозвался:

– Я рад, князь, что нам, по всей видимости, удалось добиться успеха. Наконец-то мы свернули на правильную дорогу.

– Вы насчет союза с Германией? – поинтересовался Виталий.

– Именно.

– Увы, разочарую, – улыбнулся Голицын. – Я ведь в первую очередь – русофил. Да и во вторую тоже. Нет, если потребуется непременно выбрать партнёра для будущего танца – разумеется, я без колебаний остановлюсь на немцах. Не в пример честнее, двойные стандарты не используют, взятые на себя обязательства без нужды не нарушают. Даже эту войну взять – вон как старательно всегда на помощь союзникам приходили. Без них мы Австро-Венгрии давно бы хребет сломали. Опять же, делить нам с ними нечего – тут вы абсолютно правы. Однако по возможности при выборе самого танца я предпочёл бы не вальс, а русскую или камаринского. Привычнее, знаете ли. А они, как известно, сольные. Да и дед нынешнего государя о том же говорил.

– У России только два союзника – её армия и её флот, – задумчиво процитировал Вандам. – Однако воевать в одиночку тяжело.

– Я имел в виду мирное время, – пояснил Виталий. – Проще говоря, мы должны быть достаточно сильны, чтобы выиграть войну, и достаточно умны, чтобы ее избежать.

Алексей Ефимович улыбнулся.

– Вы хотите, чтобы Россия уподобилась мудрой обезьяне, забравшейся наверх и наблюдающей, как под нею дерутся разъяренные тигры?

– Я смотрю, пребывание в Китае оставило на вас неизгладимую печать. Да. Именно этого я и хочу. Только в руках у неё непременно должна быть здоровенная дубина. Эдакий сюрприз для победителя.

– Иначе говоря, желаете действовать по примеру Англии, – кивнул Вандам.

– Именно. С той лишь разницей, что вести себя честно, без их подлых выкидонов, вроде нарушения обещаний под предлогом разных хитрых оговорок. Другое дело – вовсе обойтись без них. Кстати, как мне кажется, в военном министерстве скоро появится новая должность: начальник аналитического отдела. И я даже догадываюсь, кто её займёт.

– Но ведь вы ещё не читали моих трудов, – с лёгкой ехидцей напомнил Алексей Ефимович.

– Читал, иначе не смог бы припомнить вашу фразу. А что забыл, так это не смертельно – заново прочту. Учитывая же восторженный отзыв Виттельсбаха, сделаю это в ближайшую неделю после возвращения в Москву. Впрочем, не думаю, что мое мнение о ваших талантах переменится. Разве укрепится.

…Маркову Голицын по прибытии в столицу также поведал об итогах тайного визита. Дескать, договориться вроде бы удалось, есть надежда, что фельдмаршал сдержит свои обещания, принцам врать не с руки. Да и не англичанин он – баварец, для которого честь – не пустой звук. Впрочем, как оно на самом деле, окончательно выяснится через неделю или две, когда поступят сообщения, что он возобновил рекомендованную ему отправку своих дивизий на Западный фронт.

Генерал нахмурился.

– Признаться, Виталий Михайлович, мне несколько непонятен ваш совет Виттельсбаху, – хмуро заметил он. – Да и вы мне ранее о нём не говорили.

– Вы про снятие их дивизий с Восточного фронта? – уточнил Голицын.

– Именно. Одно дело – договориться о взаимном ненападении и отказе вступить в союз с большевиками. Тут всё понятно. Но последнее граничит с откровенным предательством союзников. Франции с Англией и без того тяжко, а вы им эдакие дополнительные трудности подкидываем.

– А знаете, отчего у нас в войсках на второй год войны возникло такое затруднение с винтовками и боеприпасами? Особенно со снарядами.

– Это всем известно. Отечественная промышленность неповоротливой оказалась, – пожал плечами Марков.

– Не совсем так, – поправил Виталий. – В царском правительстве не дураки сидели и спохватились вовремя, немедленно разместив большую часть заказов за границей. И Англия твёрдо заверила, что полностью обеспечит свою союзницу. Даже предоплату взяла, причем стопроцентную. А когда пришло время поставок, они вместе с французами послали нас куда подальше. Мол, самим не хватает.

– То есть как?! Да они после такого… – Сергей Леонидович выругался. – А сведения точные?

– Абсолютно. Источник: покойный государь Николай Александрович. Это он мне в пути поведал, во время наших с ним доверительных бесед. А теперь подсчитайте, сколько русских солдат мы потеряли в результате их подлости в пятнадцатом году. Пожалуй, с миллион. А может, и больше. Ну и про территории, взятые врагом, тоже не забудьте. Словом, я плачу нашим союзникам той же монетой. К тому же месть – она так, попутно. А главная причина моего совета – простая подстраховка.

– Вот как?!

– Именно, – и Голицын, взяв с Маркова слово, что весь последующий разговор останется в секрете, вывалил свои соображения, осведомившись под конец: – Уверены, что кайзер не польстится на такой соблазн?

– Трудно сказать, – задумчиво протянул генерал.

– То-то. И совсем другое дело, если к тому времени, когда заманчивое предложение большевиков поступит, число немецких дивизий на Восточном фронте, и без того поредевшее, убавится вчетверо. Да пускай хотя бы втрое или ополовинится. Тогда Вильгельм гарантированно не решится на сей шаг. А что гарантию эту оплатят своей кровью простые французы, англичане и американцы… Поверьте, мне их искренне жаль, но почему за подлости их правительств должны расплачиваться русские солдаты? Пускай будут их собственные – так куда справедливее.

– Всё равно кошки на душе скребут, – пожаловался Марков. – Слишком долго мы с немчурой враждовали, и начать считать их за друзей, как вы намекнули фельдмаршалу… Или… – и он вопросительно уставился на Голицына.

– Или, – отрезал тот. – Не нападать на Германию вовсе не означает дружить с нею. Если фельдмаршал воспринял мои слова иначе – его проблемы. Я подразумевал иное – разрыв союза с Францией и Англией. Разумеется, после окончания войны.

– И что вы намерены предложить Регентскому совету, когда возьмём Петроград?

– То есть?! – изумился Голицын. – Я ж сказал – добивать большевиков. Страна большая. Есть Донская Советская республика, Туркестанская, Северо-Кавказская, да мало ли. Работы – непочатый край.

– Это я понял, – кивнул Сергей Леонидович. – Но ведь надобно и политес соблюсти. А союзники непременно вой поднимут.

– Само собой, – согласился Голицын. – Потому мы напрямую не откажемся от своих обязательств. Уподобимся тем же французам и англичанам в пятнадцатом году.

– В смысле?

– Помнится, Россия тогда слёзно молила их отвлечь на себя часть немецких дивизий. Взамен же получала лишь пустые посулы, и в конечном итоге за весь год они разродились пустячной наступательной операцией где-то под Шампанью. Причём настолько ничтожной по своим масштабам, что выглядела она как жалкая подачка. Нечто вроде обглоданной дочиста кости, кидаемой умирающей от голода собаке. Вот и мы ныне кинем им точно такую же кость. Пусть гложут, захлёбываясь слюной.

– То есть станем их уверять, будто…

– Абсолютно точно. Будем бить себя кулаками в грудь, что очень желаем прийти им на выручку. Но увы – пойти на огромный риск, оставляя за спиной большевиков, мы не имеем права себе позволить. Однако наше желание помочь настолько велико, что мы немедленно приступаем к разработке подготовки нашего наступления, а начнём его, не дожидаясь полной очистки страны от красной заразы. Более того, чуть погодя мы сообщим им о конкретных сроках его начала. И назовем их. В смысле приемлемый для нас.

– Даже так?! – изумился Марков. – Любопытно. Не поделитесь?

Голицын задумался, припоминая дату окончания первой из двух великих мясорубок двадцатого века. Та всплывать в памяти отказывалась. Хотя так ли она важна? Главное, известен месяц.

– Примерно двадцатое ноября, – бухнул он.

– Стало быть, мы всё-таки нарушим договорённость с Виттельсбахом?

– Нет. Я же дал слово от имени государя, – напомнил Виталий. – Просто к тому времени война закончится, и наступать станет не на кого. Германия сама начнёт выводить войска с захваченных территорий.

– Уверены?

– Сведения абсолютно точны, – запальчиво подтвердил Голицын, но в следующий миг мысленно обругал себя.

Надо же так проколоться! Провидец чёртов! Теперь его собеседник, как пить дать, не отцепится, пока не выяснит, откуда такая уверенность. Вон, уставился уже. Хотя…

Ему припомнилось, как он ранее ссылался, сообщая о намерениях большевиков, на бравого разведчика Путина. Подумаешь, поменяет фамилию на Штирлиц. Или нет. Никаких фамилий вообще. Тайна за семью печатями. Чай, разведка.

Но Марков начал с другого.

– Мда-а. – протянул он, хитро щурясь. – Знаете, мне и ранее доводилось краем уха слышать некие любопытные и весьма необычные сплетни о вашей особе. Признаться, до сего дня я им мало верил. Полагал, все они исходят из того необычного факта, что вы, равно как и Распутин в своё время, можете поправить здоровье нынешнего государя. Но ныне поневоле начинаю задумываться…

– О чём?

– К примеру, о прозвище, кое вам дал покойный император. Серый ангел. Странно звучит, не находите? Причём, одна из сплетен уверяет, что вы его никогда не отвергали. Признаться, я поначалу и ему не придал значения. Даже с учётом ваших воистину ангельских успехов по умиротворению красногвардейских отрядов. Зато после уверенного заявления об окончании войны в нынешнем году, да ещё с указанием конкретной даты…

Марков впился взглядом в лицо Голицына, но тот остался невозмутим. Более того, почти равнодушен. Да и ответил практически без колебаний:

– И впрямь, назвал меня так Николай Александрович, – хладнокровно подтвердил он. – А не отвергал я, поскольку, как вы абсолютно верно заметили, покойный государь всегда был мистиком. Следовательно, отбрыкиваться бесполезно. Да и дочерям это от него передалось, а мыслить никому не запретишь.

– Суеверие, стало быть. А ваш сегодняшний прогноз откуда взялся?

– Ничего сверхъестественного. Из умозаключений резидента нашей разведки, сидящего в Берлине, притом на самом верху. Мало того, собирающего донесения от весьма широко раскинутой им сети осведомителей, вращающихся в самых разных слоях немецкого общества. Уверенность же моя зиждется на том простом факте, что до сего дня получаемые от него сведения всегда оказывались правдивыми, – и Виталий иронично усмехнулся. – Удовлетворены? Что же касаемо даты, то я её взял, ну-у, образно говоря с потолка. То есть плюс-минус пять-десять дней. Так устраивает или ещё вопросы имеются?

Марков смущённо крякнул.

– Разве один. Вы же всего полгода назад в чине штабс-капитана хаживали, тогда откуда у вас оная связь, коей и генерал-квартирмейстер не имеет[13]13
  Генерал-квартирмейстер в русской армии, помимо прочих обязанностей, отвечал за разведку.


[Закрыть]?

Голицын потер переносицу, прикидывая наилучший ответ.

– Дело в том, что покойный император был весьма неудовлетворён сведениями, поступающими от нашей, скажем так, официальной разведки. Поэтому, когда стал главкомом, решил создать свою, по сути – личную, поскольку оплачивал все расходы из своего кармана. Зато о ней никто не знал. Включая… его самого.

– То есть?

– Лишь имя её руководителя, – пояснил Голицын. – Но учитывая, что поступающие от него сведения всегда были достаточно точны, какими путями он их добывает, государь не интересовался.

– С царём понятно. А как о руководителе узнали вы?

– Разумеется, от покойного императора.

– Но почему он решил вам довериться?

Вот привязался! Виталий хотел было сказать, что сие является тайной, но, припомнив «Место встречи…» и ответ Шарапова Горбатому, ответил иначе.

– Глянулся я ему, наверное, чем-то. Возможно, своей хитроумной затеей со свадьбами. Потому он и решил, что гожусь. Да и выбора у него особого не имелось. Будь в конвое хоть один боевой генерал вроде вас – уверен, он изложил бы не мне, а ему. Но таковые отсутствовали, а сообщить следовало. На всякий случай. Вот и доверился. Так вы удовлетворены моим ответом насчёт прогноза?

Марков, хмыкнув, загадочно ответил:

– Сроками – да, а касаемо источника скорее… разочарован.