Текст книги "Рассказы и сказки для взрослых"

Примерно метр шестьдесят пять ростом. Короткие темно-русые волосы. Худая. Размер сорок четвертый, не больше. Лицо осунувшееся – сказывался голод и плохие условия жизни. Грудь маленькая. Ноги длинные. Размер ступни тридцать шестой. Была ли она красивой? Трудно сказать. После нескольких месяцев воздержания и одиночества даже Эйнштейн показался бы мне классной бабой. По этому поводу мне сейчас вспомнился «Робинзон Крузо», а именно попытка автора объяснить рациональными соображениями нежелание Робинзона убивать козу. Какая там рациональность, какие мысли о молоке! После стольких лет одиночества в ней он увидел бабу, которую можно того. Тем более что многие пастухи этим не брезговали. Позже по этой же причине он спас Пятницу и даже забрал его с собой на «Большую землю».

Наш ужин прошел без единого слова. Изголодавшись, она набросилась на еду и поглотила свою порцию буквально за минуту. Затем выпила залпом вино. Подавилась, закашлялась. Я налил ей еще. Она выпила и притихла, поглядывая на меня с нескрываемым страхом в глазах. Так мы и сидели друг напротив друга. Она боялась меня. Я боялся ее. Что делать, если Опасность сыграла роль этакой дьявольской волшебной палочки, которая враз исполнила все низменные желания людей.

– Ладно. Иди спать. Я сплю на втором этаже в правой спальне. Ты можешь спать в любой другой комнате.

Конечно, я мог бы в приказном порядке уложить ее и в свою постель, но я еще не настолько опустился. К тому же мне всегда было важно, чтобы женщина хотела и хотела меня, а иначе с тем же успехом можно попросту поупражнять руку.

Всю ночь она проревела, как белуга. Скорей всего, плакала впервые с тех пор, как Опасность походя спустила ее жизнь в унитаз…

Мое первое свидание с Опасностью произошло в одном из аксайских супермаркетов. Менты тогда уже полностью контролировали город, и хотя по улицам еще шлындали усиленные патрули, в городе было значительно безопасней, чем, например, в день десантника или чемпионата по футболу.

Людей в наскоро отремонтированном после беспорядков магазине было не много, но и не так, чтобы совсем никого. Люди ходили с тележками или корзинками, рассматривали товары, что-то возвращали на полки, что-то клали в корзины (тележки) … Короче, вели себя так, как в нормальное время ведут себя нормальные покупатели.

И вдруг совершенно безумный, я таких раньше никогда и не слышал, женский вопль:

– Опасность!!!!!!!!!!

И уже в следующее мгновение…

Они убивали друг друга с остервенением покусанных в полнолуние омоновцами футбольных хулиганов. Меня же инстинкт заставил броситься на пол за прилавок с мороженой рыбой, а потом, когда все это прекратилось, бежать прочь через служебную дверь, она оказалась открытой, чтобы убраться раньше, чем приедут менты, щедрые на тумаки, как деды Морозы на подарки…

Ну и ночка! В соседней комнате рыдает навзрыд гостья. Видно еда, вино, относительная безопасность и хорошее отношение заставили оттаять ее эмоции, и теперь с опозданием она вкушает все то горе, которое было задвинуто на заднюю полку сознания. На улице ей вторит Бармаглот, жалобно выводя свою собачью песню. Мне тоже тоскливо, к тому же хочется спать, но уснуть под этот дуэт выше моих сил.

Поэтому я встаю с кровати, включаю свет, ноутбук. Достаю из кармана штанов (они висят на стуле) диктофон…

По мне, так надо быть с прибабахом, чтобы избрать для себя писательство в качестве основного занятия. Более шизоидными мне кажутся только отечественные врачи и учителя, добровольно обрекающие себя на жалкое существование на такую зарплату. Писать же сейчас (я надиктовываю на диктофон а потом перепечатываю на ноутбуке), когда все потенциальные издатели, скорее всего, уже успели друг друга перебить, интернет с его самиздатом канул в прошлое, а так называемые вероятные читатели больше предпочитают практические пособия вроде учебников по выживанию и гражданской обороне, может только конченый идиот вроде меня. С другой стороны, подобная деятельность оказалась хорошей профилактикой для мозгов, без которой я бы, наверно, сошел с ума. Если конечно я этого еще не сделал…

Первую волну Опасности я пережил совершенно случайно. Она прокатилась по Ростову (а, скорее всего, и по всей планете) месяца через три после побоища в супермаркете, которое, как и еще несколько мелких в масштабах предстоящей беды инцидентов, были отнесены к кошмарам прошлого. За это время жизнь успела войти в привычную колею, а от былых беспорядков не осталось никакого следа. Не вспоминали о них ни на улице, ни в СМИ. Люди словно боялись, что любое упоминание о недавно пережитом кошмаре заставит его повториться вновь, и все строго соблюдали своего рода молчаливое соглашение.

В тот день я был с друзьями на даче. Ел мясо, смотрел, как они пьют вино, страстно любил какую-то даму, ее имя я позабыл спросить… Назад возвращались уже около одиннадцати. Я развез друзей, поставил машину в гараж. Вернувшись домой, я обнаружил, что дома у меня больше нет. На нашу пятиэтажку, как и на две соседние рухнул пассажирский самолет с полным комплектом людей на борту. В тот день самолеты падали на землю, как осенние листья.

Не могу описать свои ощущения. Вроде когда читаешь о чем-то подобном в книгах, все кажется складным, и ты даже начинаешь проникаться горем героев, но когда это происходит с тобой… Я стоял на том месте, где меня остановили спасатели и тупо смотрел на развалины жилья, украшенные обгорелыми останками самолета, багажа и людей… И тут кто-то, как тогда в супермаркете, как заорет:

– Опасность!!!!!!!

Не долго думая (откуда только силы взялись) я оттолкнул преградившего мне путь мента и бросился к завалу. Там я нырнул в первую подходящую дыру…

Меня разбудил запах еды. Видно, устав от белужьей доли, гостья решила взять на себя роль хозяйки. Я же, как дурак заснул прямо за ноутбуком. Теперь шея будет ныть весь день, и это еще в лучшем случае.

Зайдя на кухню, я охренел, насколько эта девчонка сумела преобразить помещение. Она буквального вдохнула в кухню жизнь, при этом я, хоть убей, не могу сказать, что и как она для этого сделала. На столе уже стоял завтрак: салат, чудом возникший из ничего, жареная картошка и что-то вроде оладий с джемом.

– Привет, – сказал я. – Будем знакомиться? Я Роман, – сообщил я, ткнув себя пальцем в грудь, подражая героям фильмов про путешественников и дикарей, – а ты? – Мой палец теперь указывал на нее.

Она оказалась Катей, бывшей студенткой первого курса бывшей экономической академии. В Ростов приехала из какого-то там района, я так и не подружился с географией. Дома остались родители, брат и сестра. У сестры недавно родился малыш… Вспомнив о родне, она заплакала.

Не зная, как себя вести в этой ситуации, я молча прижал ее к себе и принялся гладить рукой по голове, пока она не успокоилась…

После завтрака я притащил запасной бронежилет и каску.

– Надень это, – попросил я.

– Зачем? – испугалась она.

– Пойдем искать тебе барахло. Или ты до конца жизни собираешься носить этот спортивный костюм? Так он тебе не идет.

– А ты?

– Мой панцирь уже под курткой, – сообщил я, расстегивая джинсовую куртку и демонстрируя свой бронежилет. – Сейчас без этого нельзя. Мало ли долбанутых снайперов шляется по округе.

– Знаешь, в девяностые годы Аксаем заправлял Федя Топалов. Был у нас тут такой бандит, – рассказывал я по дороге. – Так вот, годах в восьмидесятых, когда он еще учился в школе и был обычной шпаной, отец подарил ему воздушку. Как-то раз с этой воздушкой Федя приехал купаться на канал. То ли воробьев поблизости не было, то ли еще по какой причине, но в качестве мишени выбрал он купающихся детей младшепионерского возраста. Стрелял он тогда, надо сказать, плохо, но одному детенышу умудрился попасть в голову.

– Какой ужас!

– Детеныш был с тобой полностью согласен. Получив пулькой по черепу, он закатил настоящую истерику, и Федя, чтобы его успокоить, разрешил ему пострелять из воздушки по своим, то есть его пионерским приятелям. Ты бы видела, с какой радостью он взялся за дело!

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– А чтобы ты знала, что таких вот любителей пострелять от нечего делать сейчас развелось масса… В общем, хочешь жить – помни об этом.

– Моменто море?

– И об этом тоже…

Я вжимался в стены своего убежища, проклиная судьбу за высокий рост и внушительные габариты, а вокруг творилось нечто неописуемое. Человеческие крики, стрельба, надрывный вой двигателей, визг тормозов, звуки ударов бьющихся автомобилей и сыпящегося разбитого стекла. Потом все стихло, но я продолжал слышать весь этот кошмар, словно он записался в память и прокручивался, прокручивался, прокручивался…

Наверно, если бы не угроза смерти от жажды и голода, я ни за что не покинул бы своего убежища.

А когда вышел… Вот уж действительно смешались в кучу конелюди… Повсюду было уже начавшее вонять месиво из человечины крупного помола, ставшее главным блюдом за праздничным столом для детей природы. Мухи, вороны, собаки… все, возблагодарив Господа за хлеб их насущный, жадно объедались человечиной, громко обсуждая что-то за трапезой. Вот уж точно кому трагедия, а кому и наоборот. Земля словно бы праздновала день Освобождения от двуногой заразы, которая чуть не отправила ее в тартарары.

Наверно, некоторые отдельные фрагменты этой всепланетной картины навсегда врезались в мою память. Стоит только закрыть глаза, как я вижу трупы школьников; или умирающую беременную женщину со вспоротым животом, пытающуюся спасти ребенка. Таких «или» было достаточно много, чтобы сойти с ума…

Первая она же основная волна Опасности уничтожила бОльшую часть человечества буквально за несколько дней. Те, кто сумели ее пережить… У нас и раньше с наступлением ночи город превращался в царство уродов, как в каком-нибудь фильме про вампиров, оборотней и прочую нечисть. На улицу выползали зомби, которые, шатаясь, бродили по улицам и нападали на ближних в тщетной попытке утолить нескончаемую скуку. Другие уроды собирались группами во дворах, орали дикими голосами до утра, гадили в подъездах и оставляли после себя шприцы, пустые бутылки, упаковки из-под «колес», презервативы, блевотину и прочий мусор. Еще одни уроды, выпучив безумно глаза, носились по улицам на машинах, снося деревья, столбы, пешеходов и других таких же уродов в железных гробах.

Теперь же, после того, как море крови вышло из берегов, а любые карательно-сдерживающие механизмы в виде органов правопорядка остались в прошлой эре, оставшиеся в живых, за малым, может быть, исключением, разделились на два больших лагеря. Одни, опьянев от крови и безнаказанности, подобно мифической нечисти воспылали жаждой убивать. Другие, кого кровь испугала до смерти, забились в страхе по норам и тоже готовы были убить каждого, кто приблизится к ним достаточно близко, но уже из страха быть убитыми.

В результате любая встреча с себе подобным почти гарантированно превращалась в смертельный бой.

Я оказался придурком испуганным.

Моя психика, резонно решив, что так называемый интеллект будет ей только помехой, полностью отрубила все системы, отвечающие за работу рассудка и эмоций. Ничего лишнего, одни инстинкты. Я не соображал, не чувствовал боли, жары или холода…

Инстинкт направил меня в магазин, где я нажрался какой-то гадости, затем заставил меня искать оружие. Не знаю, сколько я нарезал кругов по городу, пока не нарвался на перевернутый ОМОН-овский автобус. Там я нашел калаш, патроны, бронежилет и каску.

Как долго я просуществовал в режиме автопилота? Большую часть времени я трясся от страха, забившись в какую-нибудь нору, а когда голод выгонял меня из убежища, бродил по городу, пока не натыкался на не совсем уничтоженный ларек или магазин. Там я быстро набивал себе брюхо, хватал, что мог унести и вновь забивался в какую-нибудь нору.

Со временем психика начала постепенно возвращаться в нормальный режим работы. Я начал чувствовать боль, страдать от некачественной пищи, мерзнуть ночами…

Когда же включился рассудок…

Вас когда-нибудь тошнило от омерзения к самому себе? Я вдруг обнаружил себя в подвале одного из полуразрушенных домов. Моя одежда… Мало того, что я ее не менял и не мылся все это время, так я еще и гадил под себя! Вот и попытайтесь себе представить, каково это, будучи человеком, который как минимум раз в день принимал душ, обнаружить себя в таком вот хронически засранном в буквальном смысле слова состоянии?

Выблевав все, что было в желудке, я бросился прочь из подвала, ворвался в первый попавшийся дом… Тогда я и понял, что еду и воду надо искать не в разграбленных магазинах, а в домах, куда и перекочевало все более или менее ценное содержимое торговых точек. Обнаружив мыло и несколько больших бутылей питьевой воды, я сбросил с себя одежду и принялся с остервенением мыться, израсходовав всю воду. Затем я состриг а потом сбрил весь тот ужас, в который превратились мои волосы на голове и подмышками. И только уже после этого я вспомнил о том, что мне нужно что-либо надеть. В том доме я не нашел ничего на себя, кроме несуразного женского халата и комнатных тапочек.

Когда ко мне вернулась способность соображать и испытывать эмоции, моя жизнь превратилась в проктологический кошмар: куда ни глянь, везде сплошная бескрайняя жопа. Как я тогда завидовал героям литературы и кино, умеющим в любой ситуации найти выход из положения! Я же совершенно не представлял, что делать. Какое-то время я просто бесцельно шатался по городу. Как долго? Не знаю, я не считал дни…

Наверно, даже в самом шизофреническом сне Аксай невозможно вообразить одним из мировых центров моды. Базар, пара небольших магазинчиков на весь город, где можно что-либо купить из одежды, вот, пожалуй, и все… Да и те находились в противоположном конце города и были, наверно, совершенно разграблены. Так уж сложилось, что аксайчане ездили за покупками в Ростов, благо, на автобусе до центра Ростова не более сорока минут. Чтобы купить что-нибудь приличное надо было перебывать чуть ли не во всех магазинах города, которые теперь наверняка были всеразграблены. Поэтому одежду для Кати мы решили поискать в ближайших домах, благо на «Поле чудес» мародеры еще не захаживали. Но и здесь удача заставила нас здорово попотеть. Мы уже решили плюнуть на это дело, когда набрели на один замечательный дом. Там была большая гардеробная комната, набитая женской одеждой Катиного размера. Даже обувь была словно сшита по Катиной ноге. Судя по вещам, хозяйка обладала отменным вкусом и не стесняла себя в деньгах… Посовещавшись пару минут, мы забрали все. Для этого пришлось несколько раз приезжать на машине. Заодно мы загрузились косметикой, парфюмерией и прочими дамскими прибамбасами.

Дома Катюша устроила грандиозную примерку с демонстрацией нарядов. Немного косметики, прическа, и ее было совсем не узнать. Ей шло абсолютно все. Она любовалась обновками, а я любовался ей. Мы позабыли про все, даже про еду. И если бы не тактичное покашливание Бармаглота…

В конце концов, она остановилась на строгом брючном костюмчике и туфельках на высоких каблуках. Наверно, она бы и спать легла не раздеваясь…

Но главное другое. Увлекшись примеркой, она позабыла о пережитом горе. Ее глаза заблестели тем блеском, который так сводит с ума. На какое-то время она стала такой, какой была раньше: милой, жизнерадостной, энергичной…

Большинство людей по своей природе бараны. И если в обычное мирное время это не особенно бросается в глаза, то в случае всеобще беды, они инстинктивно сбиваются в отары, готовые пойти куда угодно за любым козлом.

Это и вызвало вторую волну Опасности. Оставшиеся в живых сбивались в стаи, и… То там, то здесь начиналась беспорядочная стрельба. Когда все стихало, там можно было найти еще теплые трупы и массу полезных вещей. Это продолжалось до тех пор, пока люди не превратились в одиночек: одиночек трусов или одиночек убийц.

Хотя наверняка были и такие как Станислав Ежи Лец и Виктор Франкл. Оба, будучи евреями, оказались в немецких лагерях смерти во время войны. Оба не только выжили, но и сумели… Большую часть своих афоризмов Станислав Лец придумал за колючей проволокой лагеря смерти. С 1942 по 1945 год Франкл был узником нацистских лагерей смерти. Находясь в более чем жутких условиях, он не только сумел выжить и сохранить себя как личность, но еще и умудрился организовать психологическую помощь среди заключенных и написать в уме свою ставшую впоследствии наиболее известной книгу «Психолог в концлагере»…

– Как ты относишься к шашлыку из голубей? – спросил я Катю, едва она, сонная, выбралась из своей спальни. На ней была новенькая пижама, в которой она выглядела по-особому трогательно, что ли… и опять же новые мокасины.

– Что?

Похоже, она еще не совсем проснулась для участия в викторине.

– Предлагаю устроить выезд на природу с поеданием шашлыка из голубей, – вернулся я к разговору за утренним чаем.

– А их разве едят? – удивилась она.

– Еще как! Что, никогда не пробовала?

– Нет.

– А я периодически баловал себя.

– А где ты брал голубей?

– Ездил охотиться на коровник. Любишь стрелять?

– Если честно, не очень. А еще я не умею их чистить.

– Ощипывать. Это я беру на себя.

– А может лучше курицу или свинину? – неуверенно предложила она. – Голуби как-то… – она замолчала.

– Магазинных кур больше нет, а домашние слишком жесткие. Их только варить. Со свининой еще сложней. Попробуй ее найди, эту свинью. А потом… Ты умеешь их потрошить?

– Никогда не пробовала, – ответила она, поморщившись. Видно, попыталась представить себя в этой роли.

– Вот и я не пробовал. К тому же всю свинью мы не заберем, да нам ее и хранить негде, а убивать зверя ради небольшого куска мяса…

Мне действительно было жаль почем зря убивать животных. Когда же я нарывался на туши варварски убитых из-за килограмма двух мяса или просто ради интереса животных, я мысленно благословлял Опасность за то, что она практически избавила от нас эту планету.

Через пять минут разговора Катя была согласна. Бармаглота уговаривать вообще не пришлось.

Через час, погрузив в машину одноразовую посуду, шампуры, воду, овощи с соседской грядки и воздушку с оптическим прицелом – стреляет тихо и на голубя в самый раз, – мы уже патрулировали улицы Аксая, в надежде нарваться на пасущихся голубей.

Мне легко удалось подстрелить с десяток непуганых птиц, и мы двинулись дальше, в сторону Дона (река), туда, где нам в наследство были оставлены пара прекрасных катеров.

Переложив все в катер и спрятав машину подальше от чужих глаз, мы помчались «с ветерком» вверх по Дону – там было несколько просто созданных для отдыха небольших островов.

Мы плясали возле костра, ели прекрасно получившихся голубей с гарниром из овощей, запивали их немецким рислингом, купались в Дону, валялись на берегу, смотрели как Бармаглот, счастливо улыбаясь во весь свой собачий рот, гоняется за бабочками… И ни о чем не думали. Мы словно бы вернулись назад во времени, в ту, теперь уже окончательно прежнюю жизнь…

Опомнившись после шока, я на какое-то время превратился в падальщика. Я забирался в пустующее «бронированное» жилье и ждал. Выстрелы в притихшем городе разносились далеко, и стоило мне услышать беспорядочную стрельбу, как я, не забывая о собственной безопасности, отправлялся туда, в очередной очаг Опасности. К моменту моего появления живых там уже не было, зато были целые залежи продуктов, медикаментов, полезных вещей… Я брал то, что мне было нужно, и убирался, стараясь избежать встречи с другими падальщиками.

В то время в моей голове вертелись совершенно шизофренические мысли на тему, как дальше жить. Необходимо, на полном серьезе думал я, оборудовать прочное, автономное жилище с несколькими тайными выходами в виде подземных ходов. Находиться оно должно вдали от караванных путей, в каком-нибудь пустынном, в смысле безлюдном (можно подумать, где-нибудь еще было людно), месте. Лучше всего, конечно, было бы обнаружить военный бункер, один из тех, что были построены на случай ядерной войны. Там и еда, и бетонные стены, и прочая необходимая для сносного существования хрень.

Хуже всего, размышлял я в другой раз, обстоят дела с медикаментами. Любое, даже самое лучшее лекарство имеет относительно короткий срок годности, так что максимум лет через пять ни о какой медицинской помощи можно даже и не мечтать. О народной медицине тоже можно не вспоминать. В условиях, когда даже горячий чай (скоро он тоже кончится или пропадет), мед или молоко нужно еще суметь добыть, говорить о более экзотических способах самолечения вообще не имеет смысла. Относительно лечебных трав… нужно не только знать их в лицо, но и иметь представление о том, где они могут произрастать. А если учесть, что расплодившаяся в последнее доопасное время кодла травников, знахарей и прочих шарлатанов уничтожила все в радиусе сколько-то там километров вокруг любого населенного пункта…

Оставалось только выращивать мак. Опий – прекрасное обезболивающее, к тому же он снимает симптоматику в случае целого ряда заболеваний. Ну а если, не дай бог, что-либо серьезное… На этот случай у меня под рукой всегда была пара-тройка гранат…

Если я только пригубил из чаши Опасности, то Катя испила ее до дна. До всего этого она снимала с подругами дом в районе Центрального рынка Ростова – трехкомнатную постройку советских времен с удобствами во дворе. Сначала их было трое, но позже к ним присоединились подруги, родственницы… В общем, число постояльцев выросло до семи. Получилась гиперкоммунальная квартира со всеми вытекающими последствиями… Но это было временно, к тому же когда тебе семнадцать, все переносится достаточно легко. Тем более, что в ближайшее время ее ждали совершеннолетие и свадьба. Так что когда пришла Опасность, будущее представлялось ей полным надежд и радужных перспектив.

Когда все началось, они были дома. Спорили из-за какой-то ерунды. Кто-то что-то куда-то не положил, или взял, или наоборот, положил, но не туда… Типичные коммунальные разборки… Они были настолько увлечены грызней, что опомнились только, когда стекла посыпались из окон от взрыва гранаты во дворе, и сразу заговорил автомат.

Синхронно выполнив команду «лежать», они вжимались в пол, умирая от страха. К счастью, их дом Опасность обошла стороной.

Затем был Великий Драп.

Обезумев от ужаса тотальной бойни, выжившие, хватали самое ценное и бежали прочь, подальше из этого проклятого богом места. Откуда же им было знать, что бежать больше не куда, что повсюду на Земле творится одно и то же?

Словно полчища кочующих муравьев люди заполонили городские улицы. Хотя нет, кочующие муравьи движутся организованно, тогда как охваченная паникой толпа… Скорее, это было похоже на селевой поток, состоящий из людей, скарба, автомобилей… Каждый в этой куче-мале был сам за себя и одновременно двигался вместе со всеми, стараясь выжить в начавшейся давке. Люди сносили все на своем пути. Потребовалось всего несколько минут, чтобы дороги стали забиты искореженными автомобилями, брошенными или потерянными вещами и телами затоптанный людей. Когда на основных магистралях движение стало, люди перекинулись в городскую капиллярную сеть… Среди водителей находились и такие, кто, увидев впереди на перекрестке движущийся перпендикулярно им сплошной людской поток, вжимали педаль газа в пол, стараясь на скорости преодолеть это препятствие из человеческих тел. Некоторым это удавалось, другие увязали в убитых и раненых. Тогда толпа вытаскивала всех, кто был внутри этих машин, и буквально разрывала на части…

Возможно, в других условиях при своевременном вмешательстве ментов и военных, все могло бы происходить совсем иначе, но ни тех, ни других в городе не было. Опасности понадобилось всего несколько часов, чтобы уничтожить все мировые армии и структуры охраны правопорядка руками их же личного состава…

Удивительно, как Земля не погибла от стихийно начавшейся ядерной войны. Хотя, наверно, крошащие и шинкующие друг друга люди были попросту не в состоянии ввести в компьютеры необходимые комбинации символов для запуска ракет.

Поддавшись всеобщему настроению, девчата похватали деньги и документы (совершенно ненужное в сложившейся ситуации барахло) и бросились прочь, еще не зная, куда. У порога Катя нашла своего жениха. Когда пришла Опасность, он, видно, бросился к ней, но так и не сумел преодолеть несколько последних метров. Кто-то срезал его очередью из автомата…

Селевой поток отнесся к девчатам на удивление благосклонно. Человеческие потоки двигались без остановки, и растоптанные тела слабых плотным слоем покрывали дорогу – таков был последний след умирающего человечества. С самого начала, зажав их со всех сторон такими же совершенно сумасшедшими беженцами, он заставил их держаться вместе, а когда они устали настолько, что не было сил держаться на ногах, не дал им упасть…

Повезло им и тогда, когда селевой поток накрыла новая волна Опасности. Это выглядело так, словно кто-то сбрасывал на людей невидимые бомбы. Каждый раз, когда взрывалась такая бомба, в радиусе поражения все принимались неистово убивать друг друга, а все, кто находился за пределами зоны поражения пытались бежать, падая и погибая под ногами толпы… Девчат же такой взрыв выбросил живыми на берег людской реки. Им оказалось кукурузное поле за давно уже ставшей непроходимой лесополосой, вдоль которой и текла людская река. Измученные, они рухнули на землю прямо среди совсем еще юных побегов кукурузы, не имея ни сил, ни желания встать. Только после нескольких часов отдыха они вспомнили, что давно уже ничего не ели и не пили. Так голод и жажда стали теми двигателями, которые заставили их идти дальше через поля, прочь от дороги, прочь от людей, прочь от самих себя…

Совершенно случайно они набрели на одинокую избушку, построенную из разного хлама. В избушке была подключенная к газовому баллону двух конфорочная печка, картошка, спички соль. Совсем рядом из земли бил родник с холодной вкусной водой. Эта находка заставила их воспрянуть духом. Картошку было решено варить в мундирах – на что-то более сложное ни у кого не было ни сил, ни терпения.

Несмотря на то, что картошке так и не дали довариться, она показалась им верхом кулинарного искусства, и даже то, что она была слишком горячей и обжигала рот, не мешало девчатам жадно есть.

Сразу после еды Кате приспичило в туалет. Едва она присела в ближайших кустах, как кто-то в избушке завопил:

– Опасность!!!!!!!!

А потом…

Катя не могла, не желала в это поверить. Неужели судьба, столько раз каким-то чудом спасала им жизнь только ради того, чтобы похоронить в этой глуши? Так и не решившись войти внутрь, она побрела прочь, куда глядели глаза, и несли ноги…

Спустя какое-то количество кальп, она очутилась в родных местах. Вот только от дома остался лишь обгорелый остов. Разбитый автомобиль стоял поперек дороги всего в нескольких шагах от пожарища. Мертвых тел не было, но их вполне могли растащить голодные птицы и звери. Больше всего на свете Кате хотелось поверить в чудо, но она была умной девочкой и понимала, что чудес не бывает, особенно таких.

Не зная, что делать, она вернулась в Ростов. Пряталась в каком-то склепе, выбираясь только затем, чтобы найти еду, пока не забрела в подвал винного магазина.

Все это она рассказала по дороге домой.

По мере того, как я привыкал к новой жизни, я все чаще задавался вопросом: а что будет потом? После, когда Опасность станет одним из множества исторических событий? Сумеют ли выжившие создать нечто вроде нового общества, и если да, то каковы будут их главные ценности? Какими будут те гвозди в носу, которые станут определять статус человека? Деньги? Вряд ли они будут что-либо значить. Золото? Бриллианты? Драгоценности? Скорее всего, да. Вряд ли люди потеряют интерес к различного рода цацкам. Даже если мир захватят ополоумевшие богомольцы или большевики. Еще, конечно, оружие, инструменты, знания…

Так, набивая брюхо и обустраивая жилье, я не забывал собирать и припрятывать драгоценности, инструменты, оружие, учебные пособия, чертежи, техническую документацию… Чуть ли не каждый день я делал очередной схрон, превратившись в этакого забавного двуногого хомячка, делающего себе запасы на зиму. Не забывал я и о пище духовной в виде музыки, книг и ДВД—дисков.

Но ни Опасность со всеми ее кошмарами, ни перспектива дальнейшего одинокого прозябания во чреве трупа цивилизации не вызвали у меня такого потрясения, как одна мысль или откровение… Я тогда, помнится, рылся в центральной библиотеке на Пушкинской в поисках более или менее ценной литературы… И вдруг, ни с того ни с сего, буквально на ровном месте я понял, что ничего принципиально в моей жизни не изменилось. РОВНЫМ СЧЕТОМ НИЧЕГО. Нет, я не пытаюсь отрицать некоторые изменения на бытовом уровне вроде отсутствия водопроводной воды, газа и электричества, но те же лишения ждали бы меня, захоти я перебраться в деревню. Остальное же оставалось прежним.

Страх? Он не покидал меня с самого детства. Сначала я боялся одиночества и темноты, потом «больших пацанов», потом нарваться на кого-то в чужом районе (за это могли запинать и до полусмерти), потом ментов, хулиганов, бандитов, пьяных… Потом армии и тюрьмы… Когда я ночью нарывался на незнакомых людей, я начинал автоматически готовиться к нападению. И я был таким не один. В Аксае практически не осталось домов без железных дверей, решеток на окнах и домофонов в многоквартирных домах. Люди всегда боялись ближнего, а те, кто не боялся, жили, нахлобучив розовые очки на нос.

Одиночество? Но я всегда был одинок. У меня никогда не было той близости, при которой можно всегда оставаться самим собой, не лукавить, не быть «дипломатом», не пытаться строить из себя кого-то еще… Всегда между мной и кем-то была некая маска, особенно между мной и мной…

Мы были дома. Только что вернулись с охоты на духовную пищу – набрели на магазинчик с приличным ассортиментом ДВД, а потом заглянули в библиотеку. Я сортировал наши трофеи, а Катя читала наиболее яркие перлы из какой-то книги по параноидально-народной медицине, и мы вместе смеялись до слез. Мы настолько потеряли бдительность, что не обратили внимания на лай Бармаглота. Потом была автоматная очередь и короткий жалобный собачий вой. Катя испуганно бросилась ко мне…

– Подожди здесь, – сказал я, посадив ее на пол подальше от окон, – рол-ставни вряд ли спасли бы ее от пули, – а сам осторожно подошел к входной двери и посмотрел в глазок.

Во дворе хозяйничали трое мужиков. У одного из них был автомат, еще у двоих карабины. Тот который был с автоматом пнул ногой мертвое тело Бармаглота и, скорее всего, сострил. Ответом стал дружный смех. Меня накрыла волна ненависти. Не знаю, как я удержался от того, чтобы не броситься на них прямо там, во дворе дома. Но инстинкт самосохранения, а с ним у меня все было в полном порядке, заставил меня ждать, внимательно наблюдая за ними в глазок.