Текст книги "Рассказы и сказки для взрослых"

Смерть – это начало

Не успел я уйти с головой под воду, как изменились все декорации, и в первую очередь изменился я сам. Теперь я был похожим на баскетбольный мяч сгустком сознания. Я парил в беспространстве и безвременье. Не буду пытаться описать эту фиговину, так как никакие слова для этого не годятся. Не верите – тогда постарайтесь представить себе место, где нет ни времени, ни пространства, но, несмотря на это, там свободно могут находиться бестелесные существа. Кроме меня там тусовались еще два шара.

Внимательно осмотрев меня, один из них сказал:

– Привет.

Его голос был лишен каких-либо половых или возрастных признаков. Он был в одинаковой степени не-мужским, не-женским, не-детским, не-взрослым, не-старческим и так далее. Его совершенно невозможный в прижизненной реальности голос, настолько сбил меня с толку, что вместо ответа я от всей души выматерился тоже бесполым голосом.

– Ничего, – сказал шар, – скоро ты к этому привыкнешь.

– К чему к этому? – спросил я.

– Видишь ли, друг мой, – вступил в разговор другой шар, – у нас для тебя два известия: Первое печальное: ты умер. Второе обнадеживающее: смерть – это только начало.

– Начало чего? – ошалело спросил я.

– Начало всего, – ответил шар.

– Ты призван в службу кармического обеспечения. Гордись этим, – торжественно изрек первый шар.

– Какого еще обеспечения? – не веря своим… не знаю даже чему, спросил я.

– В свое время ты все узнаешь. А пока пообвыкни в своем новом состоянии. Научись двигаться, и все такое. Вопросы есть?

Конечно, у меня были вопросы, и самым первым, естественно, был вопрос о моей смерти.

– На тебя упал мотоциклист, – ответил первый шар.

– Как? – не понял я.

– Как и положено мотоциклисту. Прямо с неба по кумполу.

– Мотоциклист? С неба?

– Ну да.

– А откуда он там взялся?

– Понятия не имею. Я не слежу за появлением мотоциклистов в небе. Но разве они не вездесущи?

– Ты что, не читал Чарльза Форта? – поддержал товарища другой шар.

– Читал, – ответил я.

– Тогда ты знаешь, что с неба постоянно падают намного более удивительные вещи, – укоризненно произнес он.

– Все равно, в голове не укладывается…

– А как оно может в ней уложиться, если ее у тебя теперь нет. Да и при жизни… Ты представь, какой у тебя должна быть голова, чтобы в нее мотоциклисты укладывались.

– Даже не представляю, – поддержал его другой шар.

– А мотоцикл? – окончательно ошалев, спросил я.

– Что мотоцикл? – спросил шар.

– Ну если на меня упал мотоциклист…

– Ты смотри какой поц! – перебил меня шар. – Ему мало мотоциклиста. Мотоцикл ему подавай!

– Да нет, – смутился я, – но мотоциклист без мотоцикла…

– А по-твоему, мотоциклисты и срать ходят с мотоциклами?

– Да нет…

– Вот видишь. Сам все понимаешь.

– Ладно, – продолжил другой шар, – ты тут пока осмотрись, потом сам все поймешь, а если нет – в свое время тебе расскажут. Главное, соблюдай несколько простых правил. Они продиктованы самим существованием, так что выполняй их неукоснительно, и все будет хорошо. Не пытайся вернуться домой, не лезь в воду, избегай светового луча, и ни с кем не заговаривай. Как ты, надеюсь, уже понял, здесь у нас мир бестелесный, а это означает, что у нас нет ни комнат, ни квартир, где мы могли бы укрыться от назойливости окружающих. Поэтому здесь действует неписанный закон: не лезь к тем, кто не расположен к общению, а так как ты сейчас не способен определить, кто к нему расположен, не лезь ни к кому. Это понятно?

– Понятно, – ответил я.

– Тогда счастливой адаптации, – пожелал мне второй шар, и они оба исчезли.

Так значит, на меня упал мотоциклист, – с грустью подумал я. Я попытался представить себе эту картину и вспомнил, кажется, британский сериал. Там главную героиню убило свалившееся ей на голову сиденье от унитаза со станции «Мир». После смерти она попала в подобную контору. Кажется, она должна была сопровождать души умерших на тот свет. Честно говоря, я с трудом выдержал около пары серий, так как, на мой взгляд, смерть от сиденья для унитаза была там единственным прикольным моментом. И вот теперь, словно решив сымитировать, так сказать, искусство, судьба обрушила на меня мотоциклиста, причем без малейшего намека на мотоцикл. Не знаю почему, но мне это показалось унизительным.

Закончив себя оплакивать, я занялся решением поставленной передо мной задачи. Не знаю, сколько времени у меня ушло бы на изобретение велосипеда, если бы я не прочитал в свое время Кастанеду. Благодаря его книгам я знал, что в бестелесном виде бесполезно пытаться действовать привычным образом. Здесь правит бал намерение. То есть для того, чтобы пойти, например, вперед, нужно не пытаться передвигать несуществующими ногами, а вознамериться пойти вперед, то есть уверенно приказать себе это сделать. Вот только как пойти вперед там, где никакого переда нет? К счастью, я никогда не любил бесполезные общетеоретические вопросы в частности и философию в целом. Для меня философия – это искусство трахать мозги, что-то типа цыганского гипноза. И если цыгане у тебя отберут только деньги и драгоценности, то философы уничтожат мозг, а потом еще и навяжут свою картину мира и систему ценностей, а в ряде случаев заставят огнем и мечом внедрять их в сознание ближних. Так что по сравнению с философами цыгане – ангелы.

Задумайся я о том, что такое намерение, и можно ли идти вперед там, где переда нет, я бы оказался в роли многоножки из притчи. Расскажу ее тем, кто не знает:

Повстречались как-то муравей и многоножка.

– Ух ты! У тебя столько ног, как ты с ними управляешься? – спросил ее муравей.

– Да управляюсь, а что? – ответила многоножка вместо того, чтобы оторвать ему голову, а именно так надо поступать с внезапно заговаривающими с тобой философами.

– Ты же должна что-то делать, чтобы правильно переставлять ноги, начинать движение с нужной ноги, двигаться в правильном порядке. А иначе твои ноги путались бы, и ты не могла бы ходить.

– Ты прав, – согласилась с ним многоножка. И как мне самой эта мысль не приходила в голову!

После этого разговора многоножка попыталась разобраться в механизме движения ног. В результате она разучилась ходить.

Прекрасная, кстати, метафора не только для иллюстрации влияния излишней теоретизации на жизнь, но и для попытки государства излишне контролировать жизнь населения.

Поэтому я не стал теоретизировать, а решил: пусть перед будет там, где мне нужно. В результате я достаточно быстро освоил технику передвижения. Для того чтобы оказаться в нужном месте, я мысленно определял его, затем приказывал себе быть там, и уже в следующее мгновение оказывался в точке прибытия.

Со временем я открыл, что кроме ног-намерения у меня есть еще и руки-внимание. Открыл я это совершенно случайно. Выбрав точку прибытия в паре метров от себя, я не стал сразу туда перемещаться. Уже не помню, почему. Вскоре я почувствовал, что благодаря этой концентрации из моего бестелесного тела начало расти щупальце в сторону места концентрации. Щупальцем я мог присасываться к любой точке пространства, а потом медленно подтягиваться на нем, вертеться и так далее. Более того, я мог выращивать сколько угодно таких щупалец, и чем дольше я тренировался, тем быстрее они росли, и тем ловчее я ими управлялся. Меня это настолько захватило, что на какое-то время я забыл про все остальное. Благо, в бестелесном мире нет ни сна, ни усталости, ни перерывов на обед.

(Примечание для зануд: Я прекрасно понимаю, что в месте, где нет ни времени, ни пространства, ничто не может быть измерено метрами, минутами и прочими привычными нам единицами измерения. Но чтобы не уподобляться муравью-философу и не перегружать текст излишними заумностями, я решил описывать немыслимые в мире живых вещи обыденными словами.)

Отвлек меня от этого занятия фантомный зуд: У меня вдруг невыносимо зачесался нос. Конечно, если бы у меня он был, я бы мог его почесать. Но как почесать то, чего нет? Сначала я пытался перетерпеть, но с каждой секундой зуд становился все более невыносимым. Потом я попытался убрать его намерением, но это тоже ничего не дало. Не помогли и щупальца внимания.

Тогда я вспомнил про аутотренинг. Расслабив то, что от меня осталось, я представил себе свое тело, представил нос. Затем я представил, что чешу нос рукой, отрываю его, взрываю динамитом, атомной бомбой, Большим Взрывом… На все попытки почесаться нос отвечал еще большим зудом.

Не зная, что делать, я решил обратиться за помощью: Когда так сильно чешется нос, становится не до приличий. Я представил себе кого-то (в смысле какой-то еще шар) и приказал себе переместиться к нему. В следующее мгновение я уже был рядом с показавшимся мне напыщенным шаром.

– Извините, что нарушаю ваше уединение, но мне необходима помощь, – сказал я.

– Чем могу? – спросил он.

– Я понимаю, это глупо…

– Давай без предисловий, – оборвал он меня.

– Хорошо. У меня до ужаса чешется нос, и я не знаю, как его почесать, – выпалил я.

Ответом мне стал приступ хохота, в такт которого мой собеседник вибрировал и раздувался так, что чуть не лопнул.

– Поверьте, мне не до смеха, – стараясь скрыть раздражение и желание надавать ему по полюсам, сказал я.

– Я понимаю, – ответил он, отсмеявшись. – И прошу меня извинить. Дело в том, что любой из нас успел побывать на вашем месте, и поверьте, я смеялся над собой, а не над вами. Что же до помощи, то, увы: каждый должен найти решение сам. Считайте это первым своим экзаменом.

Сказав это, он исчез, а я остался со сводящим с ума зудом и с неспособностью что-либо с ним сделать. Когда не можешь действовать, остается только медитировать. Благо у Ошо в «Вигьяне бхайраве тантре» есть техника медитации на боли. Суть ее проста: когда у вас что-то болит или ужасно чешется, нужно сосредоточить на этом ощущении все свое внимание и психологически позволить ему быть. Так я и сделал. Сначала зуд усилился в разы, затем буквально все окружающее меня пространство, а вместе с ним и я, стало зудом. А потом я вдруг понял, что зуд – это координата. Поняв это, я приказал себе переместиться туда, и…

Зуд исчез, а вместе с ним исчезли последние человеческие свойства. В один миг я стал чистым осознанием. У меня больше не было ни пола, ни имени, ни аналогов органов чувств… ничего. А еще я понял, что недосброшенные остатки последней личности были результатом цепляния за последнюю жизнь. Они-то и делали меня недостаточно мертвым, чтобы двигаться дальше. Позже я узнал, что мне чертовски повезло отделаться зудом, так как у многих были боль, депрессия или страх.

Дав мне достаточно времени для того, чтобы привыкнуть к очищенному от оков остатков жизни состоянию, ко мне приблизился шар.

– Поздравляю, – сказал он, – ты успешно сдал экзамен, и теперь поступаешь на службу в отдел кадров стажером.

Мой первый закон бытия

Поздравив меня с назначением, шар исчез. Одновременно с этим появился другой шар.

– Привет, – сказал он. – Я твой куратор. Буду наблюдать за тем, как ты справляешься со своими обязанностями.

– А какие у меня обязанности? – спросил я.

– Самые простые, – ответил он. – Ты должен встречать вновь прибывших и отвечать на все их вопросы, объясняя, что здесь и как.

– Но как я могу что-то объяснить, если я сам ничего не знаю? – растерялся я.

– Все правильно. Объясняет тот, кто меньше всех знает и понимает. Таков закон бытия.

– Подождите. Вы хотите, чтобы я сознательно всех обманывал?

– Можешь не обманывать. Для этого тебе достаточно искренне поверить в то, что ты будешь говорить. Ведь разве не так всегда поступают так называемые честные люди?

– Да, но…

– Таков закон бытия, – повторил он, не дав мне договорить. – Ты что, не замечал этого при жизни?

– Согласен, теологи и философы несут всякую чушь, но ученые, учителя или просто люди… Неужели они всегда объясняют лишь то, в чем хуже всего разбираются?

– Почти всегда. И если ты поразмыслишь над этим, то убедишься в том, что наиредчайшие исключения будут только подтверждением этого правила. Суди сам: Захотел, например, кто-то стать математиком. Окончил школу, университет… Если у него хватает ума, он идет после этого в аспирантуру, а если нет – в школу, учить математике детей. Опять же после аспирантуры… Если у него талант, он попадает в какой-нибудь «Церн». Если он третий сорт не брак, то в «Сколково», а если он не годится даже туда, то остается на кафедре учить студентов математике. Так что…

– Подождите, так что, те двое, что встретили здесь меня сразу же после смерти… Они что, тоже несли чушь? – дошло до меня. Что же до его разглагольствований, то меня они мало интересовали.

– Разумеется, – подтвердил мой собеседник.

– И что, на меня никакой мотоциклист не падал?

– Зачем мотоциклист? – не понял он.

– Мне сказали, что причиной моей смерти стало падение мотоциклиста.

– То, что тебе это сказали, не является гарантией того, что мотоциклист на тебя не упал. То есть, хоть вероятность этого события и близка к нулю, но она все же больше нуля.

– Так как я тогда умер?

– Понятия не имею. Я что, стою со свечкой возле каждого умирающего?

– А почему со свечкой? – спросил я.

– А с чем? – удивился он.

– С косой.

– Не болтай глупости. И пора приступать к работе. Сейчас сюда прибудет твой первый клиент. Говори ему, что хочешь. Главное, чтобы он был удовлетворен твоими ответами, и чтобы ты ни разу не ответил ему, что не знаешь.

– А если я по запарке скажу, что не знаю? – спросил я.

– Поверь, тебе этого лучше не делать, – ответил он таким тоном, что мне совершенно расхотелось экспериментировать.

Сказав это, шар исчез, а я приготовился к встрече своего первого клиента.

Долго ждать не пришлось.

Свежеумерший показался мне похожим на пойманную рыбу. Мне буквально виделось в воображении, как он бьется об берег и разевает рот в беззвучном крике. Наверно, также выглядел когда-то и я.

Дав ему чуть-чуть отдышаться, я сказал:

– Привет.

От моего голоса его передернуло мелкой рябью, но вместо мата он выдал:

– Здравствуйте.

– Коробит от моего голоса? Ничего, скоро ты ко всему здесь привыкнешь.

– Здесь… – растеряно повторил он. – А где я, и что происходит?

– Происходит то, что ты умер. Так что ты в мире ином. Надеюсь, тебя утешит то, что смерть – это только начало.

– Я что, умер?

– Увы.

– Серьезно?

– Да уж не смеясь.

– Но как? Я же…

Поймав себя на том, что я чуть не выдал про падающего с неба мотоциклиста, я решил сменить пластинку:

– Тебя убила шаровая молния.

– Да?.. Но откуда она взялась?

– Причины этого явления еще не изучены.

– И что теперь? – как-то совсем уж обреченно спросил он.

– Ты зачислен в службу кармического обеспечения, а это не так уж и плохо, – попытался я его подбодрить.

– Куда?

– Ты что, никогда не слышал о карме? – спросил я.

– Слышал, конечно.

– Тогда не задавай глупых вопросов.

– Но я хочу знать…

– В свое время тебе все расскажут, – перебил его я. – Пока что тебе следует привыкнуть к своему новому состоянию. Научиться передвигаться и все такое. Главное, соблюдай правила. Они просты и продиктованы самим существованием, так что выполняй их неукоснительно, и все будет хорошо. Не пытайся вернуться домой, не лезь в воду, избегай светового луча, и ни с кем не заговаривай. Как ты, надеюсь, уже понял, здесь у нас мир бестелесный, а это означает, что у нас нет ни комнат, ни квартир, где мы могли бы укрыться от назойливости окружающих. Поэтому у нас здесь действует неписанный закон: не лезь к тем, кто не расположен к общению, а так как ты сейчас не способен определить, кто к нему расположен, не лезь ни к кому. Это понятно?

– А что будет, если я нарушу какое-нибудь правило?

– Попробуй, но я тебе не позавидую, если ты это сделаешь. А теперь, если у тебя больше нет вопросов, я тебя оставлю. У меня, как ты понимаешь, дела, – выдал я и поспешил убраться от него подальше.

Сразу же после этого рядом со мной появился шар-куратор.

– Что ж, для начала неплохо, – сказал он. – Думаю, ты справишься с поставленной задачей.

– Скорее всего, – согласился я.

– А сам-то ты понял что-либо из первого трудового опыта?

– Да. Нередко апелляция к очевидности изрекаемых истин является способом заткнуть собеседнику рот.

– Продолжай в том же духе, – ответил он и исчез.

И я продолжил. Не скажу, что морочить головы и без того растерянным людям мне нравилось. Я делал это и старался делать хорошо, как и там, при жизни выполнял возложенные на меня обязанности. Зачем? Этот вопрос не приходил мне в голову. Да и что мне было еще делать? Висеть целую вечность в одиночестве? А так у меня было хоть какое-то занятие.

Поставленное на конвейер чужое горе очень быстро перестало требовать от меня даже лицемерного проявления сочувствия. Так что, каюсь, освоив новую профессию, я принялся от всей души прикалываться над клиентами, сохраняя, правда, видимость приличия.

Космическая жаба

Вскоре меня перевели на новое место.

– С этого момента ты работаешь в службе доставки, – сообщил мне шар после того, как я виртуозно заткнул рот занудно-дотошному типу.

– И чё? – ответил я.

– Дома надо было чекать, пока еще не сдох, – огрызнулся шар. – Вечно понаблатыкаются тут, и думают, что со всеми так можно себя вести.

На всякий случай я не стал говорить ему все, что я о нем думаю. Вместо этого я сказал:

– Давай должностные инструкции. Или ты думаешь, я откуда-то знаю, чем занимается служба доставки?

– Доставка – дело важное и ответственное, – важно сообщил он. – Ты должен будешь находиться непосредственно под морем осознания. Там ты должен будешь отлавливать выбранных вербовщиком кандидатов и доставлять их сюда. Тебе понятно?

– Конечно же нет, – ответил я.

– Да? – он посмотрел на меня, как на идиота, но я легко выдержал этот взгляд. Я сам им пользовался постоянно и знал, что зачастую так смотрит тот, кто сам чувствует себя идиотом. – И что же тебе не понятно?

– Все. Так что давай сначала и подробно. А если не знаешь, как это делается, пригласи кого-нибудь другого.

– Ты же уже освоил намерение? – спросил он.

– Да, – ответил я.

– А щупальца внимания?

– Тоже.

– Тогда тебе надо сначала при помощи намерения переместиться под море осознания. Там сиди и жди, когда вербовщик отберет нужных кандидатов. После этого он подаст тебе сигнал. По сигналу ты должен будешь схватить щупальцем внимания указанного кандидата и перетащить его сюда. Главное, не попади под луч. Надеюсь, теперь тебе все понятно?

– Конечно же, нет, – ответил я.

– Ну и что тебе не понятно на этот раз?

– Кто такой вербовщик, как он мне подаст сигнал, и чем опасен луч.

– Вербовщик – это тот, кто ходит по морю. Сигнал ты ни с чем не перепутаешь. А луч опасен тем, что если ты под него попадешь, тебя сожрет Орел.

– Какой еще Орел?

– Тот самый, – ответил шар и поспешил смыться, пока я не задал очередной вопрос. А я отправился под море осознания.

Снизу оно выглядело бесконечной прозрачной плоскостью, над которой шел нескончаемый человеческий дождь. Иногда он затихал, иногда усиливался, но превращающиеся в двухмерные кляксы бестелесные тела умерших покрывали, по крайней мере, всю видимую мной часть плоскости. Попав на плоскость, умершие какое-то время трепыхались и дергали ложноножками, как амебы на приборном стекле, а потом сверху их слизывали вспышки света. В следующее мгновение на освободившееся место падала очередная капля-умерший. От этого зрелища у меня захватило дух. А потом мне стало немного страшно: как среди этого танца смерти увидеть вербовщика? Как уловить его сигнал? Как поймать именно нужного человека? Короче говоря, я чувствовал себя таким же профнепригодным, как в первый день работы после окончания института, где меня обучали чему угодно, но только не будущей профессии.

А потом я подумал: да какого черта я вообще дергаюсь? Что они смогут сделать, если я облажаюсь? Скормить Орлу? Так он сжирает практически всех умерших, и еще неизвестно, где лучше, там или здесь. А раз так, то качество отлова покойников – это не столько моя забота, сколько забота тех, кому это нужно. Мое же дело маленькое: работать, особо не напрягаясь, и двигаться дальше в тщетной надежде хоть что-то понять. Пожалуй, надежда на понимание и была моим главным стимулом.

Короче говоря, я успокоился и принялся медитировать на человеческий дождь. Вскоре я увидел метнувшегося к одной из клякс «светлячка». Он был словно подсвечен лампой дневного света, и двигался не по плоскости, а в миллиметре над ней. Остановившись над кляксой, он выпустил сквозь нее в мою сторону луч света. Решив, что это и есть сигнал, я выбросил в сторону подсвеченной кляксы щупальце, схватил ее и рванул вниз. В следующее мгновение в освободившееся место ударила вспышка. Не найдя кляксы, она прошла в глубину, и будь я под ней, я бы стал обедом Орла. Оказывается, и после смерти мы должны сохранять бдительность, чтобы нас не сожрали или не оттрахали, – подумал я.

Эта работа оказалась самой унылой из всех потусторонних. Большую часть времени я тупо торчал под гладью воды и ждал. К счастью, лет за 10 до смерти я понял, что самое главное богатство человека – самодостаточность или комфортное существование в обществе самого себя, поэтому, торча под водой, я не сходил с ума от одиночества. Когда же к нам попадал кто-то достойный внимания вербовщика, я ловко вытягивал его из воды и возвращался к одиночеству.

При этом я представлял себя этакой космической жабой, которая ловит языком в болоте мошек. А так как представления здесь носят формообразующий характер, я постепенно приобрел форму жабы и действительно начал ловить «мошек» языком. Когда же у меня было подходящее настроение, я принимался квакать на все лады. К счастью, на этой работе я долго не задержался.