Текст книги "Рассказы и сказки для взрослых"

– Я с ним, – испуганно возразил крысеныш и прижался к Марку.

– Иди с ним, не бойся, – сказал крысенышу Марк.

– Я не хочу.

– Извини, но здесь распоряжаемся не мы.

«Мик» привел Марка в развернутую в небольшой комнатушке в подвале полевую техническую лабораторию, где кроме них никого не было.

– Садись, – сказал он, указав на похожее на электрический стул кресло, – я попробую восстановить твою память.

«Ну разумеется, просканировали, прежде чем разрешить войти в охраняемый периметр», – понял Марк. Он сел в кресло, и «мик», подсоединив соединительный кабель, запустил программу реставрации памяти. Перед глазами Марка вновь предстала картина того боя. Они находились в бункере: Сержант Марк Слепко и они: универсальные автономные роботы-убийцы, работающие от встроенных аккумуляторов, на солнечных батареях и на получаемой в результате химического синтеза биологической материи электричества или, проще говоря, «пожирая» любую плоть. Их как раз программировали на поиск и уничтожение крыс противника, – так вояки называли дистанционно командующих роботами людей, – когда в их бункере каким-то чудом появилась начиненная взрывчаткой «стрекоза» или миниатюрный, размером с большую стрекозу робот.

Заметив ее, сержант только и успел крикнуть:

– А!.. Блядь!.. Иди нахуй!

После этого прогремел взрыв. Он оказался единственным, кому чудом удалось спастись, вот только взрыв привел к частичному аппаратному поражению и сбою программы, в результате которого он начал идентифицировать себя, как сержанта, а последние слова сержанта воспринял, как приказ. С тех пор он скитался от одной надписи «хуй.» до другой, и там каким-то чудом у него включалась неработающая в остальное время система связи, что он и воспринимал, как получаемую от указателя информацию.

Что же до крыс, то ими были оставшиеся в живых люди, которых он убивал, чтобы получить порцию энергии для поиска очередной надписи «хуй».

Поверх воспоминания звучал голос привыкшего разговаривать с самим собой управляющего «миком» человека:

– Это хорошо, что ты пришел, и мальчишку с собой привел. Мальчишка славный… Да и ты… Сейчас мы тебя подлечим, перезагрузим, и будешь ты у нас прекрасным строителем… А строители нам позарез как нужны.

«А что если это – ловушка, и мне просто промывают мозги, чтобы заставить сражаться на стороне противника?» – подумал Марк, и в следующее мгновение его сознание выключилось.

Предназначение

Предназначение. Почему-то почти все думают, что за этим словом обязательно должно скрываться нечто грандиозное, великое, превращающее человека в героя, заставляющее его превозмогать себя, превозмогать других. Всем так и видится имя счастливца, вписанное большими буквами в книгу истории на ее золотых страницах.

Какая глупость! Какая наивная чушь! Только единицам дано понять, каково это, жить и не сметь поступить иначе, жить, как написано, как предопределено. Хотя, если верить Его словам, не тем, что для толпы и тех одиннадцати, что считают себя Его избранниками, а настоящим, истинным словам, сказанным шепотом наедине, у каждого в этой жизни есть предназначение. И даже жалкое, казалось бы, никому не нужное существование бедняка – это тоже своего рода предназначение. Предназначение для большинства, для тех, кому нужен пастырь, для овец.

Немногим в этом мире суждено стать богачами или прославиться. Еще меньше тех, кому предначертано стать героями, а тех, кому дано хоть в чем-то здесь разобраться, хоть что-то понять в этом запутаннейшем и в то же время простом мире, вообще единицы, не говоря о тех… Но об этом молчок. Большинство вообще являются декорациями или статистами, безликой массой, одной из стихий, что подобно наводнению и урагану с завидной постоянностью обрушивается на грешную землю.

Почему я говорю об этом с такой уверенностью? Да потому, что я – человек с Предназначением. Один из тысяч миллиардов. Человек с предназначением, от которого отказался бы любой, включая меня! Если бы я мог хоть на шаг отступить от заданной роли! Но небеса распорядились именно так, а с небесами без толку спорить.

О собственном предназначении я узнал… Да, собственно, сколько я себя помню, столько я о нем и знал. Я не знал, ни что меня ожидает, ни в чем заключается моя роль, иначе я бы еще тогда наложил на себя руки. Я знал лишь то, что наступит время, и я буду призван исполнить свой долг. У меня не было видений, мне не слышались голоса, ко мне не являлись волхвы, да и настоящих, заставляющих верить чудес я не видел. Я просто знал об этом всегда. Знал и молчал.

Я не кричал о предназначении на каждом углу, что сделал бы, наверно, любой мальчишка на моем месте. Никому. Ни родителям, ни священникам, ни верным друзьям… Даже той, что я встретил, и которую мне пришлось оставить, даже той, которую я встретил позже, и которая оставила меня. Никому, ни слова, никогда…

И вот однажды я встретил Его, окруженного не понимающими ничего из того, что он пытался им дать, людьми. Отчаявшись, он твердил им: Слушайте, смотрите, бодрствуйте… Но что для них были эти слова!

Он тоже сразу узнал меня. Пойдем, сказал он, я знаю, кто ты, и для чего здесь. Он заговорил со мной, и некая, невидимая сущность коснулась моего естества. Сомнений не осталось, и я присоединился к нему. Если бы я знал, что меня ожидало!

Пойми, мы с тобой здесь только актеры, убеждал он меня накануне, хоть и главные, но все же актеры. Не нами придумана эта пьеса, не нам ее судить. От нас ничего не зависит. Мы существуем лишь затем, чтобы исполнить, так исполним же предначертанное до конца.

Признаюсь, я смалодушничал. Я хотел отказаться, хотел просто уйти, хотел найти хоть одну возможность не делать того. Он словно прочел мои мысли. Это действительно будет предательством, сказал он тогда мне. Странная штука жизнь. Есть только один способ не предать, который для всех других будет выглядеть, как предательство. Что так, что этак. Предательство по форме или предательство по духу?

Я не могу тебя принуждать, но пойми, я больше ни на кого не могу рассчитывать… Эти его слова были решающими.

Я сделал все, что он хотел, но… Не должен был я приходить тогда в сад. Но я не мог вот так, не простившись… Я нашел Его там, готового к встрече. Мы крепко обнялись и поцеловали друг друга, чтобы больше никогда уже не встретиться в этом мире.

Прости, сказал он мне на прощанье, прости, ибо обрекаю тебя на смерть и вечный позор… Прости.

Что ж, если так. На это не наша воля, хотел я ему ответить, но было уже поздно, да и нельзя мне было с Ним говорить, иначе все было бы напрасно. Я и так чуть не погубил все своим поцелуем.

Прости…

Его ждали смерть и вечная слава, меня смерть и вечный позор. У каждого героя есть свой злодей, и здесь ничего не попишешь. Мы всего лишь актеры, как сказал мне когда-то он. Всего лишь актеры…

Мне осталось сыграть последнюю сцену, наверно, одну из самых легких. По крайней мере, в исполнении. Мертвое, сухое дерево я заприметил еще давно.

Веревка легко перекинулась через сук.

Прости. Прости и до встречи! Крикнул я в никуда…

Пресса не врет

Несмотря на все максимально возможные в таких условиях понты, – шеф занял под плавно переходящие в офис апартаменты почти все крыло больницы, – в переоборудованной в приемную палате пахло уткой.

– Подождите, – бросила, даже не посмотрев на меня, секретутка – тощая жердь в белом халате. Шеф вдруг решил, что раз он лежит в больнице, значит, и все вокруг должно выглядеть по больничному.

Для секретутки я был никем. Обычный исполнитель, каких тьма. И если на каждого обращать внимание… Сев на кушетку для посетителей, я погрузился в транс ожидания. В качестве развлечения мне предлагалось смотреть, как тупая жердь что-то рассматривает в мониторе компьютера, периодически издавая серию экзотических звуков, означающих, должно быть, смех. Альтернативой был телевизор, настроенный на официальный канал, по которому показывали исключительно тошнотворную муть.

Я уже собирался запустить чем-нибудь в экран, когда из палаты шефа вырулила медсестра.

– Можете войти, – разрешила она.

Секретарша снисходительно мне кивнула, подтверждая вердикт медсестры. Чувствуя себя китайской проституткой, я вошел.

– Ты уже ознакомился с криминальной хроникой завтрашней газеты? – спросил шеф, даже не предложив мне сесть.

На кушетке в пижаме он был похож на Великого Нехочуху (был такой мультфильм).

– Мне сказали, что вы вызываете срочно, так что я не стал заходить в отдел информации, – приняв виноватую позу, ответил я, – а получить эти сведения по сети я не мог из-за передислокации отдела.

С моей стороны это было непростительным проявлением халатности, но из-за бардака по случаю переезда всей нашей конторы в больницу с меня были взятки гладки.

– Прочти и постарайся не опоздать. – Шеф взял с тумбочки и протянул мне мятый лист бумаги.

«Убийство в кафе „Путь Керуака“. Вчера в половине пятого вечера в кафе „Путь Керуака“ произошло очередное убийство. Жертвой преступника оказался незадачливый торговец подержанными спичками по имени Герострат. Едва он вошел в кафе, как неизвестный убийца встретил его огнем из пистолета. Он выстрелил трижды. Одна пуля попала жертве в живот, другая в голову. Третья прошла мимо…»

– Флаг на ветру! – выругался я, – я же никогда не мажу.

– Раз написано «мимо», значит, мимо! – отрезал шеф, – или ты забыл?

Все верно, пресса никогда не врет.

– А кто автор статьи? – спросил я.

– Какая тебе разница?

– Интересно. К тому же завтра я все равно узнаю.

– Карен Филимонов.

– Я так и думал.

Этот мудила Филимонов просто обожал подставлять всех, кого только можно, когда писал репортажи. Конечно, полную отсебятину он нести не мог – для этого в прессе существовали редакторы, корректоры, консультанты, и так далее. Целая армия кретинов, единственная задача которых заключалась в слежении за тем, чтобы особо рьяные репортеры не записались вконец в поисках сенсаций. Но и в таких условиях Филимонов умудрялся пороть косяк за косяком.

Мне еще повезло. Не далее как месяц назад Филимонов умудрился в своем репортаже об убийстве какого-то маклера ревнивым мужем как бы между прочим указать, что был ранен случайный прохожий, рикша возвращающийся с работы. И бедному Григорьеву пришлось перетряхивать весь город в поисках это долбанного рикши, – пресса не врет, – а позже, рискуя собственной жизнью, держать его за шкирку на линии огня…

Я посмотрел на часы. Было чуть больше трех – самое время поторопиться, чтобы попасть в кафе, но я решил подстраховаться.

– Мне нужен спецавтомобиль, – как бы извиняясь, сообщил я шефу.

У нас специально для таких вот экстренных случаев существовал транспортный отдел с пятью скоростными машинами и профессиональными гонщиками в условиях городских улиц в качестве водителей.

– Ладно, – благословил меня шеф.

Не прошло и пяти минут, как я уже сидел на заднем сиденье немного битой, но вполне резвой «Бэхи». Кирюха, бывший чемпион подпольных гонок, несся вперед, не обращая внимания на сигналы светофоров, а я с восхищением наблюдал, с какой легкостью он лавирует между толпами охотников, носящихся по городу в поисках Будды (его шкура в этом сезоне снова входила в моду), попутно отстреливая, политиков, банкиров и журналюг.

В четыре я уже пил кофе за зарезервированным для меня столиком и слушал треп посетителей.

Справа от меня пожилой китаец с обреченным выражением лица ковырялся в тарелке с лапшей примерно тридцатисантиметровым куском держака от лопаты и жаловался самому себе на судьбу:

– Какому только уроду, – причитал он, – пришло в голову, что мы едим какими-то палками, словно мы дикари или выродки какие. Зачем нам есть палками, если вот уже более трех тысяч лет существуют прекрасные удобные куайцзы. Что мы дикари, что ли? На себя лучше бы посмотрел, урод. Наш народ был процветающим и культурным уже в те времена, когда предки таких вот писак прыгали с ветки на ветку, помогая себе хвостом. Взять бы его за шкирку и затолкать, куда следует, этот кол… дерьмо! – очередная порция лапши сорвалась с орудия еды и плюхнулась китайцу на брюки, оставив жирный след на самом интересном месте.

Выругавшись на все кафе, китаец отбросил палку и принялся есть руками.

Через несколько минут появился патрульный.

– Вы арестованы за попытку дискредитации прессы, – сообщил он, надевая на китайца наручники.

Все правильно, пресса не врет.

В это же время слева от меня пара упившихся вдрызг потомственных пролетариев обсуждала жен.

– Твоя ведь тоже умерла? – спрашивал один из них своего приятеля, положив ему руку на плечо.

– Месяцев шесть уже как… – с пьяной грустью в голосе отвечал тот.

– А моя уже два года…

– Давай помянем… не чокаясь…

– Ну и как она приходит? – доверительным шепотом спросил первый.

– Как положено, каждую ночь… Знаешь, она у меня какая… была…

– Моя тоже, реже немного, но приходит… А как твоя, ссыт?

– Обижаешь, зачем ей ссать?

– А моя ссыт. Придет, сядет посреди коридора, и ссыт. Сука… Я у нее спрашиваю: «Зачем ты это делаешь?», а она придет, молча нассыт и уходит. Даже словом не обмолвится…

Ровно в 18—30, хоть сверяй часы, на пороге кафе появился Герострат в сопровождении двух малолетних шлюх. Он был весел и заметно навеселе. Мне даже стало его жаль. Чертова служба – убивать человека ни за что, ни про что, только потому, что какой-то хренов писака написал об этом в газете. А пресса, она ведь не врет.

Я выстрелил три раза. Труднее всего было стрелять мимо. Надо было не только выстрелить рядом с жертвой, но еще и ни в кого не попасть – про случайные жертвы в репортаже не было ни слова, а любую неточность в исполнении после которой им пришлось бы редактировать текст, писаки воспринимают как личное оскорбление. И потом от них столько неприятностей.

Выполнив задание, я убрал пистолет в кобуру и вышел из кафе. У входа уже поджидал знакомый таксист. Где он брал информацию, для меня было загадкой, которой я не хотел забивать мозги. В любом случае это было удобно, а то, что где-то там существует постоянная утечка информации, меня уже не касалось.

– Домой, – сказал я, садясь в машину.

Дело сделано, и теперь можно снять форму и пойти куда-нибудь выпить или устроиться на диване, уткнувшись носом в экран – вчера я купил парочку новых фильмов.

Выбравшись из ванны, я налил себе коньяка, включил Бетховена и забрался с ногами в кресло, надеясь поразмышлять о чем-нибудь приятном, красивом и бесполезном.

Устав от тяжких дум, я решил пройтись. Прогулка быстрым шагом – пока еще остается лучшим средством от самозатрахивания.

За те несколько часов, что я провел дома, погода резко испортилась. Город буквально утонул в тумане, таком густом, что уже в двух шагах ничего не было видно. Похолодало, и несильный, но достаточно противный ветерок так и норовил выдуть из-под одежды последнее тепло.

Тем лучше, – решил я, – тем лучше. Представляя, что туман разъедает назойливые мысли, я пошел, куда глядели глаза. Людей на улицах почти не было, и это меня особенно радовало. Мне нравилось быть наедине с туманом, который после нескольких минут ходьбы не казался уже таким холодным.

На каком-то из перекрестков я чуть было не столкнулся с еще одним ночным гулякой (была ночь). Он что-то увлеченно надиктовывал на диктофон.

Сделав несколько шагов, я вдруг понял, что знаю этого парня, что это не кто иной, как тот самый Карен Филимонов собственной персоной. А когда буквально в следующее мгновение мой взгляд упал на примерно полуметровый кусок трех четвертной трубы, какими-то судьбами оказавшийся на том тротуаре, я почувствовал, что бог есть.

Схватив трубу, я быстро пошел туда, где скрылся в тумане Филимонов. Я шел неслышным профессиональным шагом, так что когда я догнал его на мосту над железнодорожными путями, он меня даже не заметил.

Труба с радующим сердце хрустом обрушилась на голову Филимонова. Я уже знал, что этого удара достаточно.

Завтра утром его найдут на рельсах. В газетах подадут это, как несчастный случай и обвинят во всем муниципалитет. Все верно, обычный несчастный случай. Пресса не врет.

Привет, Лера

Привет, Лера!

Надеюсь, ты еще помнишь меня? Не знаю, опечалит тебя это, или нет, но раз мое письмо попало в твои руки, я мертв. Так что привет тебе с того света.

То, о чем я хочу рассказать, началось задолго до моей смерти, причем началось с события, которое ко мне, если здраво подумать, вообще не должно было иметь никакого отношения. В тот день одна баба из соседнего отдела ни с того ни сего вылила ведро холодной воды на голову своей подруги, окончательно угробив при этом не только макияж и прическу, но и всю документацию и компьютер.

– Я думала, ты подруга, – визжала она тогда, – а ты, ты, ты…

После этого она принялась собирать у всех расписки в том, что они не станут вторгаться в ее мысли, и не будут мысленно ей управлять. Разумеется, мы решили, что она поехала на благодатной почве климакса. Смешней или ужасней всего было то, что мы не знали, что с ней делать. Выгнать или признать ее сумасшедшей мы не могли – кому нужен такой скандал, оставлять ее на работе тем более было нельзя. Помню, я был чертовски горд тем, что именно я придумал выход из положения. Я предложил отправить ее в командировку в какую-нибудь Тмутаракань минимум месяцев на шесть, чтобы уже они там принимали экстренные меры.

Возможно, со мной произошло нечто подобное. Возможно, мы пили из одного стакана или вляпались в одну хрень, короче, в ночь после того дня, как она уехала, все и началось. И началось такое, во что даже я, будучи непосредственным участником тех событий, до сих пор отказываюсь верить. Слишком уж это похоже на шизофрению.

Все началось с, казалось бы, обычного зуда головы, такого, например, как при перхоти. Перхоть, кстати, тоже была, но какая-то слишком крупная и больше похожая на древесные опилки. Думаю, я извел целое состояние на лечение от этой напасти, но все было бесполезно. А месяца через три я проснулся оттого, что какая-то дрянь ползала у меня в волосах. Я решил, что где-то подхватил вшей, но ползающей зверюгой оказался муравей. Не та мелочь, что силится занять освободившуюся после исхода тараканов в их тараканью Землю Обетованную нишу, а нормальный рыжий муравей, труженик садов и огородов. Несмотря на это я был взволнован настолько, что смог вернуться в постель только после двух выкуренных сигарет.

Шок подействовал на меня благотворно, и более чем на месяц я забыл о каком бы то ни было зуде, но счастье оказалось преддверием истинного кошмара. Я вновь проснулся среди ночи оттого, что по мне ползали муравьи. На этот раз их была целая тьма – мои волосы буквально кишели насекомыми. Решив, что муравьи – это не вши, я ограничился тем, что помыл голову собачьим шампунем от блох, оставшимся в наследство от кота, и расчесал волосы мелкой расческой. Квартиру я тщательно обработал ядом, чтобы ни одна тварь не смогла без санкции проникнуть в дом. Каким же я был наивным!

Следующей ночью меня опять разбудили эти кошмарные твари. Когда же я взглянул на себя в зеркало, я испытал ни с чем не сравнимое потрясение. Муравьи не только лазили у меня в волосах, они жили в моей голове, которая оказалась ничем иным, как муравейником. Сообразив, что я за ними наблюдаю, муравьи забрались через свои ходы внутрь и закрыли их так, словно их никогда и не было.

Не знаю, сколько я простоял в немой сцене перед зеркалом, но когда я оттаял, единственным словом, пришедшим мне в голову, была «ШИЗОФРЕНИЯ».

Первым моим побуждением было броситься к районному коновалу в ноги, чтобы он запер меня в поликлинику для опытов, лишь бы только этот кошмар остался в каком-нибудь дурном воспоминании, но что-то сидящее глубоко в подсознании заставило меня отказаться от этой идеи.

Так, никому не говоря ни слова, я принялся наблюдать за развитием своей болезни. А вскоре я научился не только видеть, но и понимать новых друзей.

Кстати, ты когда-нибудь замечала, сколько совершенно нелепых, бессмысленных и на первый взгляд не нужных движений совершает человек в течение дня? А знаешь почему? Я это понял в магазине компакт дисков. Мы беседовали с продавщицей о какой-то фигне, когда у нее из носа выполз муравей. Совершенно не замечая, что она делает, продавщица нежно взяла муравья рукой и посадила на стол, затем, через несколько минут, когда он вернулся, так же бережно вернула его на место.

Позже я окончательно убедился в том, что практически все так называемые глупости кажутся таковыми исключительно потому, что в своей оценке мы исходим из наших, человеческих предпосылок, тогда как наше поведение до последних мелочей определяется нуждами и влиянием муравьев. Это уж точно, что без их ведома даже волос не упадет с головы человека. Я понимаю, в это действительно трудно поверить, но это так.

Знаешь, Лера, чем дольше я наблюдал за муравьями, тем сильнее они меня восхищали. Они очень разумны, хорошо организованы, и…

Но, прежде всего: Живущие в каждом из нас муравьи (а они живут в каждом, можешь не сомневаться) – это далеко не те милые насекомые, которых мы знаем, а совершенно особый вид разумных существ, хотя и имеющий некое родство с обычными муравьями. Кстати, во многом они даже похожи, как, например, похожи интеллектуальные сливки нашей культуры и какие-нибудь новозеландские дикари.

Первичным организмом или личностью в их мире является муравейник. Это он обладает волей, сознанием и так далее. Именно тень этой личности становится нашим «я» в наиболее полном значении этого слова. Так что все, что ты считаешь собой, включая твое отношение к телу, как к некоему послушному тебе уникальному механизму, – есть своего рода биокибернетическая программа, индуцируемая в нашем мозгу муравейником. А если говорить на языке религии, муравейник и есть наша душа со всеми ее потрохами. И если по каким-либо причинам муравьи покидают человеческое тело, человек превращается в пускающего слюни и гадящего под себя клинического идиота. Увы, именно таковы мы в своем естестве.

Но вернемся к муравьям. С точки зрения муравьев муравейник – это сам организм, тогда как отдельные муравьи – это, своего рода, автономные органы, такие как руки, ноги, челюсти и так далее.

Отношения между муравейниками строятся по принципу родства или клановости. Для муравьев Клан – это все. Но это совсем не похоже на тоталитаризм, а скорее, выглядит как одна единая сеть, или даже мегаорганизм, где каждый муравейник играет роль одной из клеток сверхмозга, наделенного поистине сверхсознанием. Конечно, объединяясь в Кланы, муравейники теряют некую свободу воли и индивидуальность, зато все вместе они приобретают поистине удивительные качества.

К сожалению, нам дано наблюдать только низшую составляющую функционирования Клана, и с нашей точки зрения она носит весьма неприглядный характер. Это всяческое сектантство, религиозный фанатизм, вождизм, молодежные группировки, эффект толпы, параноидальное следование моде… Как бы все выглядело прекрасно, если бы мы могли наблюдать эти процессы глазами муравьев!

Кстати, большую часть времени муравейники существуют как отдельные личности-организмы, и только в строго определенное время они начинают кублиться или объединяться в Кланы.

Отношения между Кланами один в один похожи на отношения между мафиозными семьями в «Крестном отце». Кланы очень зорко следят за межклановым равновесием, и если оно нарушается, может вспыхнуть межклановая война. В результате мы видим войны, революции, массовые переселения народов…

И забудь весь тот бред о массовых репрессиях, которым тебя кормили на уроках истории. Не было, да и не могло быть никаких массовых уничтожений людей. Зачем? Конечно, люди гибли в боях, точно также как в нашей реальности гибнут танки и самолеты, но зачем уничтожать трофейную технику? Захваченные в плен тела, те из них, что можно было еще использовать, проходили некую процедуру дезинфекции, после чего заселялись муравейниками, переезжающими из умирающих или очень больных тел. А места массовых захоронений есть ничто иное, как свалки отходов биоматериала – разумеется, они делают все, чтобы усовершенствовать наше устройство.

Да, чуть не забыл тебе написать, кто они такие и откуда вообще взялись. Никакие они не паразиты, как ты, наверно, уже успела решить, не космические захватчики и не демоны из параллельных миров – все это хорошо лишь для комиксов и желтых газет. Они появились и стали хозяевами Земли еще задолго до того, как на ней воцарились сначала динозавры, а потом и млекопитающие. Именно они сотворили нас, а не творящее направо и налево изначальное слово. Так что мы хоть и не венцы природы (надо же было придумать подобный бред), но и не собачье дерьмо. Человек – это программируемый биологический объект, выполняющий одновременно роль универсального робота и передвижного дома со всеми удобствами. Не правда ли гениально?

А знаешь, почему большинство из нас о них даже не догадывается? Не поверишь! Когда-то давно, когда они только-только стояли на пороге создания искусственного, то есть нашего, мозга, у них был такой же массовый психоз на тему восстания машин. Хотя, какое восстание могут устроить клинические идиоты? Так вот, решение муравьев было более чем гениальным. Какие там нахрен законы робототехники Азимова! Они нашли более простой и совершенно удивительный вариант решения проблемы. Они создали нас так, чтобы мы в принципе не могли их осознавать. Поэтому для нас они попросту не существуют, и максимум, что до нас может дойти, так это инстинктивный и совершенно, на первый взгляд, неоправданный ужас перед насекомыми.

Ты только представь, например, искусственный интеллект, в реальности которого нет никаких людей, но каждая команда оператора воспринимается как обязательный для исполнения собственный импульс? Представила? Вот так мы и функционируем.

Перехожу к финальной части своего письма. Мое гулливерство в стране муравьев закончилось также внезапно, как и началось. Я собирался переходить дорогу, когда передо мной, визжа тормозами, остановился абсолютно черный автомобиль, больше, наверно, похожий на летающую тарелку, чем на творение рук человеческих. Мало того, что он был обтекаемой формы и чернее черной дыры, он выглядел как монолит – ни одной щели или царапины.

Из машины вышли двое людей подстать своему транспортному средству. Они тоже были абсолютно черны. Нет, они не были людьми в черном или неграми, они выглядели так, будто их вырезали из самой черноты.

– Садитесь, мы подвезем, – сказал мне один из них, открывая заднюю дверь машины.

Куда-либо рыпаться было бесполезно, поэтому я покорно забрался в машину. Внутри она все же была похожа на автомобиль, правда, на автомобиль баснословной цены.

Тот, кто открыл мне дверь, сел рядом со мной.

– Насколько я понимаю, вы не сильно удивились нашему появлению? – спросил он.

– Если честно, я еще не успел, – ответил я, – надеюсь, вы не демоны из преисподней?

– О нет, – рассмеялся он. – Наш внешний вид – это, своего рода, технология «Стеллс», и когда все работает нормально, мы невидимы. Мы – смотрители, и наша задача следить за тем, чтобы сбои в работе систем не приводили к ощутимым последствиям. Как вы уже, наверно, поняли, мы следим за вами с того самого дня, как вы заметили свою команду.

– И? – спросил я.

– Вы были достаточно разумны, чтобы мы могли позволить себе не предпринимать неотложные меры… В общем, вы нас не разочаровали. Дело в том, что, наблюдая за вами, мы обнаружили в вас некий аналог собственного сознания. Надеюсь, наша терминология не слишком оскорбительна для вас?

– Все в порядке, – заверил его я.

– Это очень хорошо, что вы нас правильно понимаете. Хорошо еще и потому, что между собой мы говорим на другом языке, а с испортившимися устройствами вроде вас обычно не разговариваем вообще. Так вот, благодаря этому осознанию, вы и смогли заметить то, что вам замечать не полагалось, и в любом другом случае мы бы попросту дезактивировали бы ваше сознание. Но в данной ситуации… Не примите это как комплимент, но вы – уникальный случай, поэтому мы хотим предложить вам сотрудничество, которое с вашей стороны должно быть полностью осознанным и добровольным. Поэтому подумайте хорошо, и если надумаете, приходите завтра по этому адресу, – он дал мне визитку какой-то ремонтной мастерской.

Эта отсрочка и позволила мне отправить тебе письмо. Скорее всего, ты не поверила ни единому моему слову, и правильно, наверно, сделала. Правда, теперь, когда на тебя будет обрушиваться ужас при виде какой-нибудь букашки, случайно оказавшейся на твоем теле, ты нет-нет, да и вспомнишь мою историю, и как знать…

В любом случае, удачи! Будь счастлива и прощай.

Твой покойный Гена.