Текст книги "Александрийский Мусей от Птолемеев до Октавиана Августа"

В 347 году Аристотель, вместе с Ксенократом и, возможно – с Феофрастом, переезжает из Афин в малоазиатский Асс (Ассос), где уже проживали ученики Платона Эраст и Кориск. Вместе с ними Аристотель и его афинские друзья объединились в философский «хор», в котором принял участие просвещённый правитель всей местности Гермий.

Расположенный в южной части Троады, на берегу Адраматийского (Адрамиттенского) залива, «запираемого» с юга берегом Лесбоса, город, заложенный эолийскими колонистами за семьсот лет до Аристотеля, со времён Греко-Персидских войн, формально подчиняясь персидским царям, сохранял самоуправление. Его развалины лежат на склоне крутого холма, вблизи нынешнего популярного турецкого курорта Бехрамкале, и привлекают туристов величественной дорической колоннадой возвышающегося над морем храма Афины, главной покровительницы полиса. Можно также осмотреть руины крепостных стен, позднеэллинистического театра, двух больших стой на агоре, булевтерия, римского гимнасия. В память о пребывании в городе великих философов древности международная Association of Philosophy, Art and Science, базирующаяся в Стамбуле, начиная с 2000 года, устраивает здесь философские семинары (Philosophy in Assos).

Гермий управлял большой территорией, охватывавшей полукружьем всё побережье залива. Его резиденцией (Strab., XIII, 1, 7, C614) был находившийся довольно далеко от Асса, за Лесбосом, на другой оконечности залива, город Атарней, современный турецкий Дикили, где, в отличие от Асса, за исключением груды камней, оставшихся от древней цитадели, нет привлекательных для туристов развалин. Этот город был родиной опекуна Аристотеля Проксена, того, кто был первым учителем Аристотеля, возможно – учеником Платона, впервые познакомившим Аристотеля с Академией. Атарнеем называлось и всё побережье Мисии напротив Лесбоса (Herodot., I, 160).

Страбон (XIII, 1, 57, C610), Диоген Лаертский (V, 1, 3; со ссылкой на Деметрия Магнесийского, писателя середины I столетия до Р. Х.) и словарь Свиды (Суда) (s. v. Αριστοτέλης), сообщают, что происходивший из Вифинии Гермий был евнухом, а значит – поневоле свободным от человеческих страстей, что так важно для идеального правителя. Будто бы он был рабом прежнего тирана Евбула и убил его (Diog. Laert., V, 1, 3). Скорее всего, он был вольноотпущенником и доверенным лицом Евбула, тирана Атарнея примерно с начала 360-х годов, а прежде богатого вифинского ростовщика. Около 351 года Гермий сам стал тираном, возможно – в результате дворцового переворота, сопровождавшегося кровопролитием. Впрочем, Страбон пишет, что он был соправителем Евбула и мирно унаследовал власть после кончины последнего (Strab., XIII, 1, 57, C610).

По Страбону (Ibid.), Гермий, до прихода к власти, сам учился у Платона в Академии. Но в VI письме Платона, которое большинство филологов-классиков признаёт подлинным, сказано: «…его я не знаю» (Plat. Epist. VI, 323a). Единственное, что могло бы примирить разноречивые свидетельства, – предположение о том, что Гермий был «вольнослушателем» в Академии короткое время, когда Платон находился в Сиракузах. С наибольшей вероятностью это были 361–360 годы (третья поездка Платона в Сицилию к тирану Дионисию Младшему). Таким образом, Гермий, не встретившись с Платоном, мог уже тогда познакомиться с Аристотелем, имевшим за плечами почти семилетний стаж обучения. А также с Эрастом и Кориском, бывших, к тому же, уроженцами расположенного не слишком далеко от Атарнея мисийского Скепсиса.

В письме Платон рекомендует Гермию двух своих учеников, советует заключить с ними союз и пользоваться плодами их знаний: «Так как я знаю Эраста и Кориска лучше, чем ты, то я говорю тебе, Гермий, настойчиво указываю и свидетельствую, что нелегко найдёшь ты людей с характером, заслуживающим большего доверия, чем у этих твоих соседей. Поэтому я советую тебе любым справедливым способом держаться этих людей и не считать это для себя лишним делом. В свою очередь Кориску и Эрасту я советую держаться Гермия и стараться при помощи столь тесных отношений добиться полного дружеского слияния» (Plat. Epist. VI, 323a-b. Перевод С. П. Кондратьева).

По мнению Платона «мудрое учение об идеях», которым овладели Эраст и Кориск, помноженное на житейскую мудрость Гермия и его опытность в государственных делах (Op. cit, 322e), создаст прочное и гармоничное содружество, и может быть, позволит осуществить его мечту об идеальном государстве. При этом уже тогда Эраст и Кориск жили не непосредственно при дворе Гермия, а «по соседству» (Op. cit., 322d, 323а), то есть, очевидно, в Ассе. Может быть, город был отдан им в доверительное управление, или же они «окормлялись» из отчислений от его доходов. Затем, когда туда прибыли Аристотель, Феофраст и Ксенократ, Гермий назначил всем постоянное содержание, как свидетельствует Филодем Гадарский: ὅ δ' αύ)το(î)ς (τ)ά τε άλλα πάντα έπ(οίησε) κοιν(ά κ)αί πόλιν εδωκεν οίκ(είν) τή(ν) Άσ(ό)ν εν ήι έ(ξ)έ[η]νιζε (Philod. Ind. acad., col. V, 6-12). Философы собирались и вели совместные беседы в перипате (Ibid.), возможно – при городском гимнасии. Во II веке до Р. X. на его месте был возведён тот внушительный гимнасический комплекс с тремя портиками, который в наши дни раскопан археологами и музеефицирован. Римляне, в царствование Октавиана Августа, пристроили к нему северный портик и (по своему обыкновению) термы. Поэтому, трудно судить, как выглядел гимнасий во времена правления Гермия. Но размеры всего участка (40×31,25 метров) и большое количество помещений, чьи стены опираются на старые фундаменты, позволяют предположить, что там могли проходить и мусические симпосии. О давних пиршественных традициях города свидетельствует рельеф, украшавший храм Афины (530-е гг. до Р. X. Лувр, Departement des Antiquites grecques, etrusques et romaines, chambre 1, inv. MA 2829) со сценой пира. Хотя он тематически связан с соседствовавшими по архитраву храма сюжетами подвигов Геракла, изображения пирующих настолько реалистичны, что вполне могут служить иллюстрацией повседневной жизни полиса.

Греческие тираны и прежде собирали при своих дворах «хоры» интеллектуалов. В 520-е годы до Р. X. на Самосе, откуда после установления тирании бежал аристократ Пифагор, под покровительством взявшего власть Поликрата, процветали не только поэты Ивик и Анакреонт, но и лечивший грудные болезни врач Демокед, впоследствии примкнувший к пифагорейскому союзу в Кротоне и погибший во время антипифагорейского погрома. И искусный инженер Евпалин Мегарский, построивший туннель для водопровода более чем километровой длины, приравниваемый к чудесам света. Такое необычное для нас сочетание разных профессий, напомним, было обычным в мусическом культе.

Гиппарх, сын Писистрата, устроил в Афинах настоящий «двор Муз»[149]149
  Берве Г. Тираны Греции. – Ростов-на-Дону, 1997. С. 87.


[Закрыть], переманив к себе с Самоса Анакреонта, вместе с которым в единый мусический «хор» объединились прорицатель Ономакрит, поэт Симонид Кеосский и автор песнопений в честь Диониса – Ласос Гермионский.

Но эти союзы находились в слишком большой зависимости от капризов тиранов. В Ассе положение было иным. Здесь Аристотель смог найти столь горячо проповедуемую им позже и даже возведённую в космообразующий принцип «золотую середину», когда интеллектуалы, пользуясь покровительством единоначальника, сохраняют полную самостоятельность в суждениях и делах. Уже хотя бы потому, что их правитель и покровитель находится в отдалении.

Неизвестно оказала ли деятельность кружка в Ассе какое-либо влияние на управление городом, его финансы, благоустройство и т. д. Или же после кончины Платона, явно рассчитывавшего на то, что его ученики проведут реформы в духе платоновских проектов идеального государства, эта деятельность полностью перешла в сугубо интеллектуальную сферу. В её пределах, собравшиеся в Ассе платоники, по-разному интерпретировавшие идеи учителя, могли составить единый «хор» только при условии более или менее равномерного распределения между собой всех интеллектуальных занятий, составлявший обрисованный нами в первой главе мусический цикл. И, похоже, такое распределение действительно имело место.

Мы не можем судить о философских взглядах Эраста и Кориска, были ли они «ортодоксальными» платониками или же, подобно Аристотелю и Ксенократу, опираясь на учение Платона, искали свой путь. Страбон (XIII, 1, 54, C608) называет их сократиками, но так называли последователей всех школ (платоников, скептиков, киренаиков), чьи основатели слушали Сократа. В письме Платона подчёркивается их знание теории идей, через которое они становятся «подлинными философами» и «блаженными» людьми (Plat. Epist. VI, 323d). Целью их миссии к Гермию было, несомненно, приведение государства тирана к состоянию, максимально приближенному к идеалу, обрисованному не только в обнародованных диалогах, но и проповедуемому устно, на ночных занятиях в Академии. Может быть, они попытались учредить в Ассе какое-то подобие Ночного собрания жрецов-хранителей законов, проект которого изложил Платон (Leg. 961a-969c). Но неизвестно, насколько они преуспели в практических делах в отведённый им короткий срок.

В своих сочинениях Аристотель часто оппонирует Ксенократу, неизменно сохраняя к нему уважение и почтение. Следовательно, отношения именно между двумя самыми авторитетными платониками могли приобрести в Ассе характер вежливого диалога, вписывающегося в традиции застольных мусических диспутов. Ксенократ был старше Аристотеля: к моменту прибытия во владения Гермия ему было не менее пятидесяти лет. Разделив Универсум на три сферы – чувственно постигаемый подлунный мир, населённое богами и демонами надлунное пространство и высшую запредельную сферу чистой божественной мысли, реализующей себя в числах-идеях, он допускал познание первого мира (физического Космоса) эмпирическим путём, но уделял ему гораздо меньшее внимание, чем Аристотель, предпочитая строить модель мира «сверху». Ему интереснее было пифагорейское выведение мира из божественной Единицы, превращающейся в геометрическую точку, развивающейся в Двоицу (прямую линию), становящейся Троицей (треугольником), обретающей объём в Четверице и так далее, до Десятки, охватывающей всё геометрическое многообразие природы. Из почти восьмидесяти его сочинений только два трактата посвящены физическим явлениям и один – астрономии (Diog. Laert., IV, 2, 12–14). Зато, предваряя будущую демонологию неоплатоников, он много занимался миром богов и демонов, среди которых, как и среди людей, существует иерархия добродетелей и пороков, и связывал все природные феномены с проявлениями божественных потенций.

Аристотель, написавший в Ассе, или ранее, в Афинах, диалог «О философии», в соответствии с провозглашённой там необходимостью постоянного обновления и совершенствования философских систем, приступил к главному делу своей жизни, – созданию стройной системы знаний, охватывающей весь чувственно постижимый мир, существующий и развивающийся по божественному плану, в соответствии с которым каждая единичная вещь обладает индивидуальной неповторимой формой.

Не исключено, что в гимнасии Асса Аристотель продолжил преподавание риторики и поэтики, тех дисциплин, которые были поручены ему ещё в Академии.

Его ближайшим сподвижником становится Феофраст, завершивший в Ассе своё образование. Предположение о том, что общение Аристотеля и Феофраста вообще началось в Ассе, следовательно – исключает обучение Феофраста в Академии, вряд ли верно, поскольку уже с 341 года Феофраст вёл самостоятельные ботанические исследования на Лесбосе и в Стагире. Обучение же не могло продолжаться лишь два года. Кроме того, в Ассе Феофраст сам начал преподавать.

Общим учеником Аристотеля и Феофраста сделался сын Кориска Нелей, который впоследствии будет хранителем библиотеки Аристотеля-Феофраста и перевезёт её в родной город Скепсис (Strab., XIII, 1, 54, C608-C609). Другим учеником Аристотеля стал усыновлённый им сын Праксена – Никанор, будущий главный душеприказчик философа, упоминаемый Аристотелем в его Завещании. Его отождествляют с Никанором, участником Восточного похода Александра Македонского, послом, доставившим в 324 году в Афины царский указ о возвращении в город изгнанников. Свида (s. ν. Παλαίφατος) называет ещё одного ученика Аристотеля – Палефата из Абидоса[150]150
  Словарь при этом указывает на возможную гомосексуальную связь Аристотеля с учеником, называя Палефата παιδικά Аристотеля. Впрочем, и самого Аристотеля Свида именует παιδικά Гермия.


[Закрыть], историка, написавшего, в числе прочих сочинений, историю Троянской войны. Священная гора Ида, с которой боги наблюдали за сражениями троянцев и ахейцев, возвышается над самим Ассом, а троянская равнина начинается сразу за ней. Да и родина историка – мисийский Абидос, находится поблизости, на берегу Геллеспонта. Ученичество вполне могло начаться в Ассе, куда Палефат приехал, привлечённый славой учителя. Аристотель, с его врождённой любознательностью, не мог, за два года пребывания в Ассе, не посетить хотя бы раз легендарные места сражений греков и троянцев. Позже, занимаясь Гомером, он положит начало «культурологическому» интересу к тексту, унаследованному александрийскими филологами. Например: каким образом герои Гомера вкапывали копья древками в землю, или как боги разбавляли нектар. Кроме того, Гомер «…не взялся сочинять про всю войну, хотя она имела начало и конец (ибо слишком она была бы велика и неудобообразима, а в умеренном объёме – слишком пестра и потому запутана)» (Ar. Poet., XXIII, 1459b. перевод Μ. Л. Гаспарова). Следовательно, весьма полезным было бы историческое сочинение, касающееся великой войны.

Но если встреча Аристотеля и Палефата произошла позже, в Ликее, и Полефат не был членом философского кружка в Ассе, мы имеем основания включить в него будущую жену Аристотеля, приёмную дочь Гермия Пифиаду.

Можно, конечно, предположить, что Гермий просто сосватал Аристотелю падчерицу, а по некоторым источникам – племянницу (Strab., XIII, 1, 57, С610; Diog. Laert, V, 1, 3). Но привязанность Аристотеля к супруге была столь велика, что он почитал её как богиню, подобную элевсинской Деметре (Op. cit, V, 4), а в Завещании распорядился перенести её останки в свою могилу (Op. cit., V, 16). Такие отношения предполагают некое «родство душ», редкое при скороспелых и меркантильных браках. Поэтому, вполне возможно, что женитьбе предшествовало сколько-нибудь продолжительное духовное общение.

Женщины были полноправными членами пифагорейских союзов, и именно к пифагорейцам восходит воздаяние женщинам божественных почестей (Diog. Laert., VIII, 11, 42; Porph. De vitaPyth., 19; Jambl. De vita Pyth. XXXVI, 267). Есть сведения, что женщины учились в Академии Платона (Diog. Laert., III, 1, 46). В «Государстве» Платон прямо утверждает необходимость давать женщинам из сословия стражей равное с мужчинами мусическое и гимнасическое образование (Plat. Resp., V, 451d-458c).

Добавив к асскому «хору» правителя Гермия в качестве почётного предстоятеля и участника симпосиев, мы получаем число членов кружка, близкое к десятке, минимальное для всех известных нам мусических союзов. Вполне возможно, что оно возрастало за счёт неизвестных нам учёных, поэтов, жрецов Асса и Атарнея.

Процветание кружка продолжалось около двух лет. Затем, неожиданно, Аристотель и его молодая супруга, а вместе с ними – Феофраст и, скорее всего, Ксенократ, поскольку в дальнейшем, он будет следовать за Аристотелем в Афины и в Македонию, покидают Асс. И, переправившись через узкий пролив, отделяющий малоазиатское побережье от Лесбоса, поселяются в главном городе острова – Митилене. Эраст и Кориск, похоже, остались в Ассе.

Переезд, датируемый, примерно, 345 годом, не был бегством от тестя, поскольку, согласно имеющимся источникам, Гермий сам был инициатором брака. Наоборот, тиран, скорее всего, лично организовал переселение породнившегося с ним Аристотеля, Пифиады и их ближайших друзей, для того чтобы обеспечить им бóльшую безопасность.

Около 345 года Гермий заключил тайный союз с Филиппом II Македонским, готовившим войну против Персидского царства. Вероятно, он хотел предоставить македонянам гавани на побережье залива для последующего вторжения вглубь Малой Азии. После полного освобождения страны от власти персов он мог бы расширить свои владения и предоставить философскому сообществу Асса гораздо более значительную территорию для осуществления проекта идеального государства. Детали соглашения с Филиппом нам неизвестны, но, судя по всему, в этом плане важнейшую роль, в качестве главной базы вторжения, должен был сыграть остров Лесбос. С 346 года в его главных городах один за другим отстраняются от власти лояльные персам правители. Сначала в Митилене свергается персидский ставленник Каммий, и город заключает договор о дружбе и союзе с Афинами (IG II², 213). Одновременно в Мефимне, на северной оконечности острова, власть захватывает Клеоммий, восхваляемый оратором Исократом как справедливый правитель и друг Афинского государства (Isocr. Epist. VII, 8). Затем на родине Феофраста, в Эресе (Эрессе), в 343/342 гг., отстраняются от власти братья-тираны Гермон, Герей и Аполлодор. Горожане устраивают над ними суд и приговаривают их к изгнанию. В городе воздвигают мраморный алтарь с посвятительной надписью Зевсу Филиппийскому[151]151
  Об этих событиях на Лесбосе подробно см.: Берве Г. Тираны Греции… С. 416–418.


[Закрыть], с явным желанием благосклонности со стороны македонского правителя.

На тот случай, если планы Гермия и Филиппа потерпят провал (что и произошло в итоге), Аристотелю и его окружению оставалось достаточно времени для спасения, поскольку в двух больших гаванях Митилены всегда можно было найти подходящий корабль.

Напротив, успех заговора дал бы асскому «хору» мудрецов возможность управлять, вдобавок к Ассу, фактически всем Лесбосом, одним из самых крупных и плодородных островов Эгеиды. Словно бы готовясь к будущим реформам, Аристотель и Феофраст взялись за изучение законов разных греческих полисов, что стало началом грандиозного предприятия по собиранию эллинских конституций, завершённого ими в Ликее. И послужило Аристотелю эмпирическим основанием для написания его политических трактатов. Аристотеля особенно интересовало правление Питтака Митиленского, великого законодателя, включённого в канон Семи мудрецов. Которое характеризуется им как «выборная тирания» (эсимнетия), то есть, одна из разновидностей монархии, устанавливаемая по добровольному соглашению с подданными, и осуществляющая власть не по произволу, а по законам (Ar. Pol., Ill, 9, 5–6, 1285a-b). Аристотель знает не только введённые Питтаком законы, среди которых он выделяет закон об ужесточении наказания для тех, кто совершил преступление после винопития (Pol., II, 9, 9, 1274b), но и обстоятельства, приведшие тирана к власти, и противостояние ему оппозиции во главе с поэтом Алкеем (Op. cit, III, 9, 5, 1285b). Ранее, занимаясь конституцией Атарнея, Аристотель также внимательно изучает историю полиса, отмечая такое недавнее событие, как осада Атарнея персами при предшественнике Гермия Евбуле, сумевшем убедить врага предпочесть выкуп неизбежным издержкам войны (Op. cit., II, 4, 10, 1267b). Исторический экскурс, полностью дошедший до нас в тексте «Афинской политии», возводится в принцип, необходимый для того, чтобы рекомендации будущим законодателям строились не на абстрактном платоновском идеале государства, а соотносились бы с конкретным временем и конкретным местом. Так будут структурированы все 158 Политий Аристотеля. Проделав со своими учениками многолетний путь исследования от частного к общему (аналогичный всякому натурфилософскому исследованию), Аристотель только после этого сочтёт себя в праве подать простой и ясный совет, подходящий для любой формы государственного правления: «…самое главное при всяком государственном строе – это посредством законов и остального распорядка устроить дело так, чтобы должностным лицам невозможно было наживаться» (Op. cit., V, 7, 9, 1309а. Перевод С. А. Жебелёва).

Занимаясь политикой и юриспруденцией для общего дела, Аристотель и Феофраст оставили время и занятиям «для души». Таковыми стали наблюдения за жизнью представителей двух царств природы – растений и животных. Наверное, уже тогда учитель и ученик поделили между собой естественнонаучные интересы. Феофраст взял себе растительное царство. В его ботанических трактатах будут описаны более 400 видов растений, произраставших на пространствах островной и материковой Греции, и только около 50 экзотических «заморских» видов, которые он знал понаслышке. В Ассе и на Лесбосе он собрал материал, использованный затем в «Исследовании о растениях». Материал о лесных богатствах Троады (Theophr. Hist, plant., Ill, 12, 17, 3–6; IV, 5, 5), о флоре на склонах гор Ординна (на северо-западе Лесбоса) (Op. cit., Ill, 18, 13) и Пирра (Пиррея) (запад острова; у её подножья – город с таким же названием) (Op. cit., II, 2, 6). Ему знакомо всё восточное, обращенное к азиатскому материку побережье острова – Митиленский берег (Μιτυληναίων αίγίαλον) (Frg. 167). Многократно упоминается троадская Ида (Op. cit., III, 5, 1; 6, 5; 7, 9, 3; 10, 11, 14, 1; IX, 2, 5–7). Феофраст знает не только о растущих на склонах священной горы деревьях, но и о способах их обработки, об использовании плодов и семян; эти сведения могли быть получены только путём бесед с местными лесорубами и сборщиками дикорастущих плодов.

Разумеется, эти годы (347–342) стали лишь первым этапом научных изысканий, растянувшихся на целую жизнь. То же самое можно сказать о начинаниях Аристотеля, которому достались животные и человек (с точки зрения его телесной организации)[152]152
  В Корпус сочинений Аристотеля иногда включают ботанический трактат Περί φυτών (О растениях), известный по фрагментам, но большинство исследователей считает автором этого сочинения, жившего в I в. до Р. X. перипатетика Николая Дамасского.


[Закрыть]. Cовременные исследования зоологических сочинений Аристотеля показывают, что главным ареалом для сбора материала по местной фауне (исключая, конечно же, экзотических животных, сведения о которых Аристотель в основном накопит за годы Восточного похода Александра Македонского) было малоазиатское побережье Эгейского моря. В зоологических трактатах Аристотеля малоазиатские топонимы встречаются более тридцати раз, что вдвое превосходит количество топонимов Македонии, второго по информативной значимости региона[153]153
  Lee H. D. F. Place-Names and the date of Aristotle's Biological Works // The Classical Quarterly. Vol. 42. Issue 3–4. July 1948. P. 61–67.


[Закрыть], где Аристотель будет изучать животный мир при щедрой финансовой поддержке Филиппа II (Ael. Var. hist., IV, 19). Большинство сведений касается рыб и морских животных, о которых Аристотель узнавал непосредственно из уст рыбаков. Но Аристотель был знаком и с сухопутной фауной Пордоселены (Пороселены), небольшого острова к северо-востоку от Лесбоса, у мисийского берега (Ar. Hist. anim., VIII, 28, 157).

В каждом из своих зоологических сочинений Аристотель делает более или менее подробные обзоры анатомии и физиологии человека, необходимые не только для сравнительного анализа, но и для того, чтобы подкрепить его излюбленный тезис о человеке, как наиболее совершенном животном (Ar. De gen. anim., II, 4, 738a). Полученные в детстве от отца (потомка Асклепия) и дяди Проксена знания были явно недостаточны для подобных экскурсов, требовавших, помимо теории, практических навыков. К тому же домашнее медицинское образование Аристотель прервал уже в пятнадцати-семнадцатилетнем возрасте. Сведений о занятиях медициной в Академии мы не имеем. Но именно в Митилене Аристотель имел возможность не только пополнения родительских знаний, но и медицинской практики, поскольку одним из самых значимых святилищ города был храм Асклепия (Άσκληπιείον) (Асклепией, Асклепиейон, Асклепион).

Важность культа бога врачевания в жизни Митилены отмечал ещё в начале ХХ века Эмили Ледвард Шильдс[154]154
  Shields E. L. The Cults of Lesbos. – Menasha, Wisconsin, 1917. P. 50–55.


[Закрыть]. Он локализовал территорию храма на акрополе, на месте турецкой крепости, в самой высокой части города, что свидетельствует о его ведущей роли в городских культах[155]155
  По другой версии, храм находился ниже, на агоре, точно посередине между двумя гаванями Митилены, рядом с построенной в византийское время церковью Св. Симеона, или с расположенной неподалёку церковью Св. Ферапонта. См.: Heisserer A. Observations on IG XII, 2, 10 and 11 // Zeitschrift für Papyrologie und Epigraphik, 74 (1988). S. 126–127.


[Закрыть], отметил связи митиленского храма со знаменитыми святилищами Асклепия на Косе и в Пергаме, и проследил историю митиленского Асклепиея до позднеримского периода. Американский учёный опирался, в основном, на надписи не ранее III века от Р. Х. (IG XII², 15; 16; 61; 102; 116; 484). В них, в частности, фиксируется высокий титул Асклепия – Σωτήρ (Спаситель) (IG XII², 116 = ВСН 4 (1880) р. 426, п. 5). Также известно, что на средства богатого гражданина Митилены Афанада к уже существовавшему святилищу была проведена вода «для бога и для народа» (IG XII, 2, 4; supl. 4). Кроме того, есть надпись, датируемая приблизительно 330–300 гг. до Р. X., то есть – временем, почти совпадающим с пребыванием в городе Аристотеля, и рассказывающая о предпринятой тогда значительной перестройке храма (IG XII², 11).

Известные нам храмы Асклепия (в Эпидавре и на Косе, современные митиленскому, и в Пергаме – более позднего времени) занимали большую территорию. Где места для собственно священнодействий значительно уступали по площади храмовым больницам и приютам, садам и огородам, где выращивались лекарственные растения, большим помещениям, где хранились коллекции медицинских инструментов и муляжей частей человеческого тела, выполненных в мраморе и гипсе, и служивших не только посвятительными дарами, оставляемыми излечившимися больными, но и наглядными учебными пособиями для будущих медиков. Были лечебные купальни и специальные комнаты лечебного сна, причём сновидения больных записывались для составления пророчеств. В Эпидавре даже истории болезней высекались на плитах, составляя каменную летопись медицины. В Смирне храм Асклепия составлял одно целое с гимнасием, очевидно ориентированным на обучение врачеванию. Таким образом, в этих святилищах имелись все условия для научных занятий. Но помимо анатомии, хирургии, фармакологии и прочих медицинских дисциплин, в храмах Асклепия, широко практиковались мусические искусства. Асклепией в Эпидавре включает в границы своего священного участка театр на четырнадцать тысяч зрителей. Представления в нём были частью процесса исцеления души, чьё психическое состояние прямо влияло на здоровье тела. Меньших размеров театр (на 3,5 тысяч зрителей) примыкает к восточной колоннаде Асклепиея в Пергаме.

В храмах Асклепия каждодневно звучала музыка. Пациенты святилищ сочиняли во славу бога торжественные речи и стихи, исполняли гимны. Спустя пятьсот лет после Аристотеля ритор Элий Аристид, в одной из своих Священных речей напишет: «Асклепий повелел мне, сверх всего, проводить время за стихами и песнями» (Ael. Arist. Orat. XXVI = Orat. Sacr. IV, 330 (586), 10. G. Dindorf; 40. B. Keil). Там же говорится о детских и мужских хорах при храме, публично выступавших с пением пеанов под руководством этого знаменитого ритора (XXVI = IV, 331 (587), 5-15. G. Dindorf; 43–44. В. Keil). Музыкальную терапию будут затем практиковать врачи Александрии, последователи школы Герофила.

Асклепию посвящались гимнасические и мусические агоны. В Эпидавре они проходили на второй год после очередных Олимпийских игр; на Косе – каждый пятый год, одновременно с празднествами в честь Диониса (ВСН V (1881), р. 211, п. 16). Непосредственно к Митилене относится свидетельство об участии жителей города в гимнасических и мусических агонах в честь Асклепия, проводившихся в Пергаме (IG XII², 388). В языческом религиозном сознании связь медицины и мусических искусств (помимо особенностей прослеженного нами ранее культа Талии) естественным образом выводилась из прямого родства богов и богинь, поскольку Асклепий был сыном Аполлона и племянником Муз. В косском храме Асклепия отдельный священный участок на третьей террасе посвящён отцу Аполлону; от храмового здания фрагментарно сохранилась большая коринфская колоннада.

Таким образом, митиленский Асклепией был идеальным местом не только для анатомических штудий, но и для всех прочих занятий, представлявших интерес для Аристотеля и его кружка, включая философию, риторику, поэтику. Тем более что митиленские асклепиады (служители храма) приняли Аристотеля как своего близкого родственника, поскольку сам философ происходил из асклепиадов, потомков сына Асклепия Махаона. Неизвестно, вели ли митиленские асклепиады свои родословные также от Махаона, или же от его брата Подалирия, культ которого на Лесбосе зафиксирован надписью, бывшей частью алтаря этого древнего героя (IG XII², 477). Но в любом случае наверняка присутствовало ощущение кровного родства.

Плодотворная и разнообразная деятельность аристотелевского сообщества в Митилене продолжалась около двух лет. В 343 (или в 342) году Аристотель, Пифиада, Никанор, Ксенократ и Феофраст покидают Лесбос. По Диогену Лаэртскому Аристотель сразу направился в Македонию, к царю Филиппу II (Diog. Laert., V, 1, 4), но есть основания предполагать, что вначале беглецы на корабле прибывают в Афины. Единственной весомой причиной столь спешного отъезда было отстранение от власти их покровителя Гермия.

Состояние источников не позволяет точно синхронизировать события. Скорее всего, отъезд последовал, когда персидский военачальник Ментор (грек, уроженец Родоса), годом раньше вернувший персидскому царю власть над отпавшим Египтом, узнав о заговоре, осадил Атарней. Известно, что он выманил Гермия из города под предлогом переговоров, заключил его под стражу и отправил к царскому двору в Сузы, где Гермий был подвергнут пыткам и казнён (Diod. Sic., XVI, 52, 50–65). Своих сообщников он не выдал. Страбон лаконично сообщает: «…философам удалось спастись бегством из захваченных персами областей» (Strab., XIII, 1, 57, C611).

Путь в Сузы, хотя он и проходил по великолепно мощёной и оснащённой почтовыми станциями Царской дороге, даже для курьеров царя, скакавших эстафетой, занимал более недели. Узника должны были везти гораздо дольше: дорога, начинавшаяся от Сард, имела протяжённость около 2 500 километров (450 парасангов по применяемой персами шкале измерений). Перед этим Гермия нужно было доставить в Сарды из Атарнея по менее благоустроенной дороге (ещё почти 200 километров). К долгому пути следует добавить неизбежные долгие месяцы допросов с пристрастием и суда. Так что у Аристотеля и его соратников было достаточно времени для бегства.

Оно было своевременным, так как в городах Лесбоса сразу же инициируются новые перевороты, в ходе которых к власти приходят проперсидски настроенные тираны: в Мефимне власть захватывает друг Ментора Аристоним, в Митиленах, несколько позже – Диоген, а в Эресе, также при участии Ментора, – Агонипп и Еврисилай (Эврисилай), начавшие своё правление с разрушения алтаря Зевса Филиппийского[156]156
  Берве Г. Тираны Греции… С. 418.


[Закрыть], что было косвенным оскорблением Филиппа II. В 332 году, по повелению Александра Македонского, всех этих тиранов привезут пленниками в Египет, в ставку царя, и там казнят.

Известие о гибели Гермия, скорее всего, застало Аристотеля в Афинах, или даже в Македонии. Испытав мусическое вдохновение, философ сочиняет посмертный пеан другу и покровителю и эпитафию, помещённую на пьедестале статуи Гермия, воздвигнутой в Дельфах. Дошедшие до нас благодаря Диогену Лаэртскому (V, 1, 5–7) и Афинею (XV, 696b-d) поэтические опыты Аристотеля впоследствии (в 323 году) стали поводом для обвинения его в святотатстве, поскольку пеан прославлял не Аполлона, но смертного. В стихах Аристотель обращается к Музам: