Текст книги "Александрийский Мусей от Птолемеев до Октавиана Августа"

В этот период преподавательскую деятельность, в основном, продолжал осуществлять «хор», собранный и выпестованный ещё Аристотелем. Евдем Родосский оставался в Ликее примерно год, закончив составление (или редактирование) текста так называемой «Евдемовой Этики», при этом (в некотором расхождении с аристотелевской этикой) объявив Бога, а не человека, источником этических начал и человеческого счастья, получаемого от божества в виде дара. Будучи Евдемом (Счастливым) он и писал о счастье (евдемонии). После 322 года он покинул Афины, основав собственную школу на Родосе, которой руководил более двадцати лет. Там он занялся комментированием сочинений Аристотеля, параллельно читая лекции по логике и физике. С Феофрастом он сохранял дружбу и состоял в переписке (Simpl. In Ar. Phys., VI, Diels: p. 923, 7 = F. Wehrli: Fr. 6).

В Ликее продолжал преподавать Фаний Эресский, друг и земляк Феофраста. Помимо исторических сочинений и биографий поэтов и музыкантов, он выпустил свой труд о растениях, дополнявший, видимо, капитальное исследование Феофраста. Судя по сохранившимся цитатам, он, более подробно, чем Феофраст, писал о «низших» растениях: мхах, лишайниках, грибах, папоротниках, колючих кактусах Сицилии, а также о луке, укропе, моркови, петрушке (Athen., II, 61f; 70d; IX, 371d; F. Wehrli: Fr. 36–50).

Аристоксен Тарентский, который, если верить словарю Свиды (Суда), был обижен тем, что не ему досталось руководство школой (Suid. s. v. Ἀριστόξενος), скорее всего, покинул Ликей.

Неизвестно, сколько времени оставался в Афинах Дикеарх Мессенский. Сообщение словаря Свиды (s. v. Δικαίαρχος) о том, что он измерял высоту гор Пелопоннеса (также: Cic. Ad Att., VI, 2) и участвовал в разработке законов для Спарты, свидетельствует, что Дикеарх довольно долго жил в Лаконике, но непонятно, переехал ли он туда на постоянное жительство, или же, закончив в Спарте исследования и законотворчество, вернулся в Афины. Есть основания полагать, что его главный географический труд «Описание Земли» (Γῆς περίοδος) был текстовым комментарием к составленной им географической карте, а именно такими картами Феофраст много лет спустя распорядится оформить стены нижнего портика в ликейском святилище Муз (Diog. Laert., V, 2, 51–52). В дополнение к тем сведениям, которые стали достоянием перипатетиков благодаря Восточному походу (а к 318 году они, возможно, уже имели в распоряжении отчёты о плавании Неарха по Индийскому океану), Дикеарх знает об очертаниях западного побережья Европы, о Британии, которую впервые наносит на карту, и о загадочной земле Фуле (Туле), отождествляемой исследователями с самыми разными регионами – от Исландии, Шетландских или Фарерских островов, до фиордов Норвегии (последнее мнение преобладает). Главным источником сведений для Дикеарха было сочинение мореплавателя Пифея из Массалии, хотя Дикеарх далеко не всегда доверял ему (Strab., II, 4, 2, C105).

Путешествие Пифея не поддается точной датировке: открытие земли Фуле помещают в большом промежутке между 350–310 гг. до Р. Х.[206]206
  Хенниг Р. Неведомые земли. Т. 1. – М., 1961. С. 182.


[Закрыть] Но в библиотеку Ликея описание плавания попало после 323 года, поскольку Аристотель ни разу не упоминает о нём, в то время как Дикеарх, при всём его критическом отношении к рассказу путешественника из Массалии, широко использует новые сведения об Ойкумене.

Изобразив на карте новооткрытые земли и описав их, Дикеарх, тем самым, локализовал для учеников Ликея ареалы минералов, растений и животных, наглядно связав с географией собранные Аристотелем и Феофрастом коллекции, реальные и вербальные. Он перевёл в плоскость очертания земного шара, проведя параллели и пересекающиеся на полюсах меридианы, выделив две главные линии, которые назовут затем родосской параллелью и родосским меридианом, так как они пересекались в том месте, где располагается о. Родос. По ним, через девяносто лет, будет определять координаты Эратосфен. Дикеарх, не сомневавшийся в шарообразности Земли, попытался измерить её окружность и пришёл к сильно завышенной цифре в 300 000 стадиев (53 280 километров)[207]207
  И. Д. Рожанский переводит в километры аттический стадий (177, 6 м). Это верно, как раз в том случае, если Дикеарх производил свои вычисления не в Спарте, а в Аттике, именно – в афинском Ликее, в пользу чего свидетельствует и Завещание Феофраста, где говорится о размещении в Мусее карт, изображающих Землю «в обхвате» (так в русском переводе звучит выражение yflç pepioSor), что созвучно названию карты и трактата Дикеарха. См.: Рожанский И. Д. История естествознания в эпоху эллинизма и Римской империи. – М., 1988. С. 185.


[Закрыть]. Со временем, в Александрии, будут сделаны более точные исчисления, но до тех пор античная наука остановится на этом уровне. На рубеже 290-х – 280-х гг., составляя Завещание, Феофраст распорядится поместить γῆς περίοδοι (очертания Земли; так же именовались утраченные для нас карта и сочинение Дикеарха) в святилище Муз, но это не означает, что γης περίοδοι не могли быть изготовлены раньше; просто к этому времени заканчивалось строительство верхнего и нижнего портиков в Мусее. Прежде карты могли находиться в залах гимнасия, служа учебными пособиями. Поэтому резонно предположить, что Феофраст сам инициировал труд Дикеарха.

Между 320 и 301 годами до Р. Х. выходят сочинения Клеарха из Сол, ученика Аристотеля, более увлечённого, однако, философией Платона. Настолько, что он разделял веру академиков в божественное происхождение Платона от бога Аполлона (Diog. Laert., III, 1, 2). Может быть, обучаясь в Ликее, он посещал и лекции в Академии, учитывая дружеские отношения Аристотеля и Ксенократа. Тем не менее, авторы называют его перипатетиком и философом из Перипата (Clem. Strom., I, 15, 70; Athen., II, 49f; IV, 157c, 160c; VII, 285c; Euseb. Praepar., IX, 6, 2), и это даёт основание предположить, что он не только учился, но и преподавал в Ликее. Его трудами будут интересоваться в залах Александрийской Библиотеки Климент Александрийский и Афиней, особенно обильно цитирующий их. Клеарх напишет комментарии к платоновскому «Государству» (F. Wehrli: Fr. 3–4). Ему принадлежит трактат «О любви», многословно цитируемый Афинеем (XII, 553f; XIII, 605e; другие разбросанные цитаты см.: F. Wehrli: Fr. 21–35). Но нам наиболее интересны те его вещи, которые соответствовали аристотелевской «программе» собирания всеобъемлющих сведений об обитаемом мире. И следовательно – могли быть написаны ещё в Ликее, в последние годы руководства Аристотеля, или даже в начале правления Феофраста. Это книги о животных, обитающих в воде. В частности – об осьминогах (Athen. VII, 317c-d; VIII, 332c = F. Wehrli: Fr. 101, 102). Отдельный труд, описывающий электрического ската (Athen. VII, 314с = F. Wehrli: Fr. 105). Анатомическое сочинение «О скелетах» (F. Wehrli: Fr. 106–110). И кратко упоминаемые писателями античности книги по ботаники и минералогии (F. Wehrli: Fr. 99-100). С феофрастовыми исследованиями человеческих характеров перекликаются его «Гергитий», описывающий феномен лести и типажи льстецов (Athen. VI, 255c-257d = F. Wehrli: Fr. 19–20). И книга, рассказывающая о паническом страхе (Athen. IX, 389f = F. Wehrli: Fr. 36).

Если Дикеарх Мессенский своими географическими изысканиями раздвинул в эти годы представления греков об обитаемом мире далеко на Запад, Клеарх, похоже, питал особое пристрастие к изучению восточных стран и народов. Его перу принадлежит сочинение «О песчаных пустынях» (Athen. VIII, 345e). Судя по обобщающему названию, речь там могла идти не только о египетских пустынях, о чём свидетельствует цитата Афинея, но и о дальних пустынях на окраинах Персидского царства, через которые проходили армии Александра Македонского.

Именно Феофраст и Клеарх, почти синхронно, пересматривают негативное отношение к народам Востока, неоднократно высказываемое Аристотелем в его проектах будущего идеального государственного устройства. Хотя Клеарх в сочинении «Об образах жизни» (Περὶ βίων) и порицает некоторые народы (лидийцев и мидийцев) за их изнеженность, а скифов – за показную роскошь (Athen., XII, 515e-f; 524d-f; 540e), но такой же критики заслуживают и некоторые из эллинов, в частности – жители Милета (Athen., XII, 524b) и самияне (Athen., XII, 540а). Политические реалии были таковы, что осуществлялась скорее идея Александра Македонского о слиянии эллинов и всех остальных народов в подданных сначала одной, затем многих монархий. Кроме того, достоянием эллинских учёных мужей стали многочисленные свидетельства о наличии у варваров и своей самобытной мудрости, которой следовало учиться. Первоначально эту тайную мудрость, со времён Солона, искали в Египте. Феофраст, в дошедшем до нас в цитатах трактате «О благочестии», называет египтян мудрейшим из всех народов, а их землю – священной (Porph. De abst., II, 26). В этом же трактате он, впервые в грекоязычной литературе, сообщает о евреях, массово переселявшихся в те годы в строящуюся Александрию. Еврейский народ интересует Феофраста как носитель идеи единобожия, разделяемой платониками и перипатетиками, чьё благочестие выражается в особой форме жертвоприношения – знаменитой еврейской жертве всесожжения. Хотя кровавые жертвоприношения вообще вызывали у Феофраста неодобрение, но отказ от вкушения жертвенного мяса, полная отдача жертвы Богу, сопровождаемая молитвой, «смягчает» обряд. Кроме того евреи ведут благочестивые беседы о Божестве, собираясь по ночам (как делали орфики, пифагорейцы и платоники). Более того, они готовы на добровольное самопожертвование во имя Бога.

Клеарх оставил сочинение «О сне» (Περί ύπνου), в котором, согласно цитате, приводимой Иосифом Флавием, евреи вообще объявляются носителями высшей мудрости, унаследованной уже не у египтян, а у индийских философов, именуемых «каланами» (Joseph. Contra Ap., I, 176–183 = F. Wehrli: Fr. 6). Восхваление народа божия Клеарх вкладывает в уста Аристотеля (сочинение написано в форме диалога между Аристотелем и одним из его учеников). Но это лишь литературный приём, позволяющий, между прочим, сгладить выходивший из моды негатив, проявляемый Аристотелем по отношению к варварам. Нам же не так важны фантастические сведения Клеарха, но главным является то, что ученик Аристотеля, склоняющийся к платонизму, нашёл новый источник мудрости в стране, о которой почти ничего не было известно до Восточного похода.

Египетские жрецы, как убедились ещё Геродот и Платон, крайне неохотно делились знаниями с чужеземцами. Они останутся и при Птолемеях замкнутой кастой, хранящей секреты от посторонних. Напротив, бродячие индийские гимнософисты охотно проповедовали своё учение. Джайны и буддисты, к тому же провозглашали всё тот же, постепенно распространяющийся среди эллинских интеллектуалов космополитизм. Многие их идеи перекликались с эллинской богословско-философской традицией, протянувшейся от орфиков к Платону. Эллины не увидели разницы между перевоплощениями целостной неделимой души человека и перекомбинациями психических дхарм. Разницы, очевидной для современных учёных. Образ жизни гимнософистов напомнил им как традиции орфических и пифагорейских союзов, так и аскетизм киников. Собственное имя мудреца Калана, собеседника Александра Македонского, совершившего распространённый у джайнов акт ритуального самоубийства через самосожжение, Клеарх превратил в название школы.

Но и гимнософисты, согласно другому сочинению Клеарха «О воспитании», имели своих учителей. Ими оказываются персидские маги (Diog. Laert., I, Praef., 9). Следовательно, некий общий духовный центр, откуда высшую мудрость черпали евреи и гимнософисты, должен был находиться далеко на Востоке, на границе Индии и Бактрии. Если Клеарх сделал для себя такой вывод, вполне естественным для философа стало желание самому прикоснуться к первоисточнику. Исполнить это желание это было труднее, чем совершить путешествие в Египет, куда после основания Александрии греки плавали как в свои родные места и массово переселялись туда. Тем не менее, поход Александра Македонского открывал возможность столь далёкого пути, хотя бы в один конец, так как в Бактрии и Согдиане уже строились свои Александрии, куда также направлялись переселенцы. И существуют веские основания для гипотезы, что Клеарх именно там провёл вторую половину своей жизни.

В 1964 году французские археологи Даниэль Шлюмберже и Поль Бернар начали раскопки эллинистического города на месте поселения Ай Ханум в северном Афганистане, на тогдашней советско-афганской границе. Д. Шлюмберже вскоре покинул страну, и руководство полностью перешло к П. Бернару. Раскопки не прекращались вплоть до 1978 года, при щедрой поддержке правящего королевского дома, особенно в период правления Мухаммеда Захир-Шаха, большого любителя древностей своей страны. В эти годы в работах участвовали и советские археологи, благо отношения между монархическим государством и Советским Союзом казались идеальными, король был частым гостем в Москве, а граница проходила в непосредственной близости от Ай Ханума, по реке Пяндж (древнему Оксу), бурной в паводок, но сильно мелеющей летом. Но и после переворота 1973 года, когда Мохаммед Захир-Шах отправился в изгнание, раскопки не прекращались. И найденные артефакты каждый год пополняли коллекции Национального музея в Кабуле[208]208
  Регулярные отчёты П. Бернара ежегодно публиковались в номерах Comptes-rendus des séances de l'Académie des Inscriptions et Belles-Lettres. Vol. 110–124. – Paris, 1966–1978; 1980. Также см. обобщающие публикации: Kirk R. The Greco-Bactrian Mirage: Reconstructing a History of Hellenistic Bactria // Archive. A Journal of Undergraduate History. Vol. 4 (Nov. 2002). P. 54–75. Holt F. L. Into the Land of Bones. Alexander the Great in Afghanistan. – Berkeley, Los Angeles, L., 2005. Ch. 9. Conclusion. P. 149–164. Leucyot G. Ai Chanum Reconstructed // Proceeding of the British Academy, 133 (2007). P. 155–162. (Ги Лекюйо выполнил графическую 3D реконструкцию города). Martinez-Séve L. The spatial Organisation of Aï Khanum, a Greek City of Afghanistan // AJA 118 (2), 2014. P. 267–283. На русском языке: Кошеленко Г. А. Греческий полис на эллинистическом Востоке. – М., 1979. С. 153–155. (Кошеленко Г. А. лично участвовал в раскопках Ай Ханума). Пичикян И. П. Культура Бактрии. Ахеменидский и эллинистический периоды. – М., 1991. С. 200–273. В русском переводе: Шлюмберже Д. Эллинизированный Восток. Греческое искусство и его наследники в несредиземноморской Азии. – М., 1985. C. 31–34.


[Закрыть]. Только свержение монархии и гражданская война, за которой последовало вторжение советских войск, вынудили археологов покинуть руины. Оставшиеся без присмотра, они были разграблены жителями окрестных сёл, искавшими клады. Затем, после ухода советских воинских частей, уже американцы разбомбили Ай Ханум, пытаясь уничтожить военные базы талибов.

Как ни печально, что сам уникальный археологический памятник практически погиб в наши дни, накопленный материал позволяет представить облик города, большинством исследователей отождествляемого с Александрией Оксианой, хотя это и небесспорно. Дело в том, что одной из самых внушительных построек в Ай Хануме оказался героон некоего Кинея. Рядом, напротив, находился мавзолей, где, кроме самого героя, были похоронены члены его семьи. Киней будто бы почитался как основатель города[209]209
  См.: Mairs R. The Founder's Scrine and the «Foundation» of Ai Khanum // Foundation Myths in Ancient Societies: Dialogues and Discourses. Ed. N. MacSweeney. Ch. 4. – Philadelphia: University of Pennsylvania Press (Oct. 2014) // https://www.academia. edu/1489675/


[Закрыть]. Войска Александра Македонского проходили по этим местам в 328 г. Возможно, тогда царём была заложена лишь крепость на холме, тогда как город стали строить поселенцы в 310-е годы, возможно – выходцы из Элиды, так как статуя Зевса в главном храме была подобием изваяния Зевса в Олимпии (эта статуя, причисляемая к Семи чудесам света, приобрела такую славу, что её реплики ваялись повсеместно). Киней мог возглавлять общину переселенцев и отдать свои богатства на строительство общественных зданий, или быть наместником, назначенным правителем области.

Столь же спорно отождествление Ай Ханума с Евкратидией, резиденцией одного из правителей Греко-Бактрийского царства (между 170 и 145 гг. до Р. Х.). Дворец, расположенный на оси главной улицы города, с огромным перистилем, обрамлённым роскошными коринфскими колоннами, более подходит для царской резиденции, чем для резиденции простого наместника. Но его строительство (или реконструкция), судя по коринфским колоннадам, относится к более позднему времени. К началу 280-х годов до Р. Х. были воздвигнуты более строгие здания святилища Зевса, героона и мавзолея Кинея, и гимнасия, в котором проходы к палестре оформлены ещё колоннами старого дорического ордера.

Планировка города хорошо соответствует тому градостроительному идеалу, который проповедовал Гипподам Милетский и которому рекомендовал следовать Аристотель в своём проекте будущего устройства полиса, инкорпорированного в государственные структуры всемирной монархии (Ar. Polit., II, 5, 1, 35–40, 1268a). Возвышавшийся на городскими кварталами шестидесятиметровый холм, с плоской как стол вершиной, прекрасно подходил для крепости. Под ним располагалась столь же плоская равнина, обрывавшаяся на северо-западе высоким берегом Окса, а на юго-востоке ограниченная его небольшим притоком. Это пространство было также обнесено стенами. Параллельно берегу Окса прошла главная улица полуторакилометровой длины, идеально прямая. Между ней и береговой стеной были спланированы, как предлагал Гипподам, священная и общественная части города. Первую составляли храм Зевса, героон и мавзолей Кинея, вторую – резиденция наместника и гимнасий, при котором были свои святилища Гермеса и Геракла. На одной с ним оси, но по другую сторону улицы располагался театр на пять-шесть тысяч зрителей. Всё население города, первоначально, составляло, таким образом, около десяти тысяч свободных граждан, что также соответствовало гипподамову идеалу. Пространство между гимнасием и дворцом, без следов мощения и с прямоугольным искусственным водоёмом посередине, очевидно, было общественным парком. Проход к нему от главной улицы открывали внушительных размеров пропилеи.

Гимнасий, имевший два двора, намного превосходил по размерам ликейский: его пространство в длину вместе с парком и бассейном составляет около 350 метров; только один главный двор представляет собой квадрат 100×100 метров. Преподаватели гимнасия жили в небольших уютных домиках, построенных по одному плану и составлявших особый квартал. В городе была и своя библиотека, причём найденные фрагменты философских текстов свидетельствуют о своей философской школе, развивавшей традиции Академии и Ликея. Высказывается предположение, что с этими философскими текстами в III веке до Р. Х. могла познакомиться даже философы Китая школы мин цзя (номиналистов)[210]210
  P. Aï Khanum, inv. Akh. III 77 P. O. 154. Это отпечаток папируса на глиняном полу помещения, ассоциируемого с библиотекой. См.: Hadot P. Les Textes littéraires grecs de la trésorerie d'Aï Khanoum // BCH 111, 1987. P. 225–266. Fig. 1-23. Parente M. I. Il papiro filosofico di Aï Khanum // Studi su codici e papiri filosofici. Platone, Aristotele, Ierocle. – Firenze, Leo S. Olschki Editore, 1992. P. 169–188. Rapin C. La trésorerie du palaic hellénistique d'Aï Khanum // Fouilles d'Aï Khanoum VIII. – Paris, 1992. P. 115–121. Дёмин Р. Н. «Платонизм» Гунсунь Луна и трактат об идеях из Ай-Ханум // AKADHMEIA: Материалы и исследования по истории платонизма. Вып.7. – СПб., 2008. С. 144–156.


[Закрыть], поскольку торговые пути уже прочно связывали Среднюю Азию и Поднебесную. Философская школа на берегах Окса могла просуществовать вплоть до 135 г. до Р. Х., когда город был разрушен кочевниками.

Уже этот факт, вне зависимости от степени достоверности гипотезы о том, что основателем и первым руководителем школы был Клеарх Сольский, заставляет нас уделить внимание далёкой от Афин и Египетской Александрии Бактрии. Является ли Ай Ханум Александрией Оксианой, или это другой эллинистический город – неизвестно, но важно, что все города на эллинизированном Востоке строились по единому архетипу. К сожалению, бесконечные революции и гражданские войны, отягощённые вспышками исламского фанатизма не дают археологам возможностей для многолетних раскопок. По крайней мере, один аналог бактрийской философской школы мы можем найти. В Селевкии-на-Тигре, построенной по той же гипподамовой системе, на главной площади, рядом со зданием царского архива, обнаружены руины постройки, в архитектурной композиции которой наличествуют одновременно черты храма и зрелищного зала[211]211
  Инверницци И. Селевкия-на-Тигре, греческая метрополия в Азии. // ВДИ 1990, № 2. С. 183–184. Также см. сайт Centro Ricerche Archeologishe e Slavi di Torino per il Medio Oriente e l'Asia (фотографии раскопов, архитектурные фрагменты и планы города): http://www.centroscavitorino. it/en/progetti/iraq/seleucia.html#


[Закрыть]. Городские Мусеи, как мы показали в первой главе, часто соседствовали с театрами. Не могло ли в Селевкии быть объединено с театром святилище Муз? И при нём появилось свое учебное заведение, подобное Академии, Ликею и Мусею в Александрии? Селевк Никатор начал строить город около 305 года до Р. Х., а до этого несколько лет жил изгнанником у Птолемея Лага в Египте и видел размах строительства Александрии. Свою столицу он хотел обустроить не хуже города Птолемея. Театр, где могли не только идти спектакли, но и читаться лекции, святилище, архив – составляли здесь единый архитектурный комплекс. Здание архива, сильно перестроенное при парфянских царях, первоначально представляло собой вереницу проходных залов с нишами, где, вероятно, стояли деревянные шкафы. Оно было открыто со стороны площади, и по планировке очень напоминало библиотеку, так что, помимо обнаруженных папирусных и пергаментных документов, там, первоначально, могли храниться книги. Противоположную сторону площади занимала парадная стоя, украшенная терракотовыми пальметтами. Здание, похожее, одновременно, на театр и храм, замыкало пространство площади с севера.

Позже Селевкия станет родиной таких крупных философов как представители школы стоиков Диоген Вавилонский и Апполодор, а также последователь Эпикура Диоген Эпикуреец, долго бывший в милости при дворе Селевкидов, но потом казнённый за свой острый язык (Athen. V, 211d). Наконец, уроженцем этого города будет астроном Селевк, последователь гелиоцентрической системы Аристарха Самосского. Такое количество интеллектуалов свидетельствует в пользу наличия в Селевкии солидного учебного заведения, где они могли получить образование, и откуда они потом разъезжались по Востоку и Средиземноморью. Похоже, что Птолемей Лаг и Селевк Никатор, соревнуясь между собой, одновременно стали воплощать в жизнь педагогические идеи своего общего учителя Аристотеля.

На далёкой периферии эллинского мира на берегах Окса столь же синхронно строится город на месте селения Ай Ханум. Его строительство началось раньше, чем бактрийские земли перешли под власть Селевка Никатора, следовательно, инициатором строительства огромного гимнасия там был не он, а местный правитель, который, как полагают авторитетные учёные, и пригласил к себе Клеарха Сольского.

В 1966 году, при раскопках героона Кинея, в святилище была обнаружена каменная плита с надписью:

 
Эти мудрые наставления знаменитых древних мужей,
были выставлены в священнейшем Пифийском храме,
откуда, старательно переписав,
Клеарх доставил их, издалека сияющих, в храм Кинея[212]212
  Перевод выполнен по публикации: Louis R. De Delphes à l'Oxus, inscriptions grecques nouvelles de la Bactriane // CRAI, 1968. № 3. P. 422.


[Закрыть].
 

Поскольку посвящение выполнено в стихотворной форме, приведём поэтический перевод Ю. Г. Виноградова:

 
В славной святыне Пифийской воистину эти реченья
Мудрые мрамор хранит доблестных древних мужей
В храме героя Кинея, сияющем издали светло.
Тщательно переписав, здесь их поставил Клеарх[213]213
  Цит. по: Попов А. А. Греко-Бактрийское царство. – СПб, 2008. С. 218.


[Закрыть].
 

В оригинале речь идёт именно о «сияющих издалека» наставлениях (ῥήματα τηλαυγῆ), благодаря которым сам храм будет теперь далеко распространять свет[214]214
  Louis R. De Delphes à l'Oxus… P. 424.


[Закрыть]. Имеются в виду знаменитые дельфийские максимы, наставления семи древних мудрецов из святилища Аполлона Пифийского в Дельфах. Благодаря Иоанну Стобею, нам известно более ста сорока таких максим (Stob. Flor., III, 80, A. Meineke (O. Hense: Anth., III, 1, 173)). На обломке постамента утраченной стелы из героона Кинея сохранилось только пять (по-видимому, остальные были высечены выше):

 
Дитя – учись благопристойности.
Юноша – воздержанности.
Зрелый муж – справедливости.
Старец – [будь] благоразумен.
Умирая – не сожалей.
 

Предположение о тождестве Клеарха, автора надписи, с Клеархом Сольским выдвинул ещё 1968 году первооткрыватель памятника П. Бернар и аргументировал тщательно исследовавший памятник Луи Робер. По его мнению, надпись в столь важном для культурной жизни города месте мог оставить только какой-нибудь знаменитый путешественник – литератор, философ, эрудит, поэт[215]215
  Op. cit. P. 442.


[Закрыть]. Единственной знаменитостью тех лет, носящей имя Клеарх, был ученик Аристотеля, не уступавший в учёности никому из перипатетиков (Joseph. Contr. Ap., I, 22; Athen. XV, 701d). Далее Л. Робер напоминает об интересе к восточной мудрости, возникшем из «сильной склонности к мистическому платонизму»[216]216
  Op. cit. P. 445.


[Закрыть], который мог подвигнуть Клеарха предпринять длительное путешествие к границам Индии. Причём Л. Робер не исключает, что по пути Клеарх мог посетить другие строящиеся города и оставить там, в гимнасиях, аналогичные надписи[217]217
  Op. cit. P. 450.


[Закрыть]. Определяя примерную дату путешествия, Л. Робер не принимает идею о том, что свои ведения об индийских гимнософистах Клеарх заимствовал из сочинения Мегасфена «Индика», которое было бы ему доступно не ранее 290 года. Тем не менее, поскольку он пересёк всю Азию с книгами и записями, что свидетельствует о порядке на дорогах, путешествие датируется уже временем правления Селевка I Никатора, или даже его сына Антиоха I[218]218
  Op. cit. P. 454–455.


[Закрыть], то есть, приходится на 290-е – 280-е гг. до Р. Х.

Но в эти годы Клеарху было более шестидесяти лет, возраст не очень подходящий для столь долгого путешествия. Если только это не было путешествие в один конец.

В большинстве зарубежных и во всех отечественных публикациях[219]219
  См. выше.


[Закрыть] гипотеза о том, что Клеарх, доставивший в Бактрию дельфийские максимы и Клеарх Сольский – одно и то же лицо, принимается без дополнительной аргументации. Иногда раздаются критические голоса[220]220
  Mairs R. The Founder's Scrine and the «Foundation» of Ai Khanum… P. 7. Рэйчел Майерс, впрочем, отмечает: нет и свидетельств в пользу того, что Клеарх был местным горожанином, специально отправившимся в Дельфы, чтобы скопировать и привезти из столь отдалённого места обратно на родину дельфийские максимы.


[Закрыть], но поскольку Ай Ханум теперь полностью разрушен, найти какие-либо новые свидетельства (или опровергнуть гипотезу) вряд ли возможно в обозримом будущем.

Если, всё-таки, это был воспитанник и преподаватель Ликея, рискнём предположить, что его пребывание в Бактрии объясняется не желанием добраться до границ Индии. Поскольку Диоген Лаэртский ясно передаёт мысль Клеарха о том, что индийские гимнософисты были лишь учениками магов, больший интерес для Клеарха представляли именно земли по берегам Окса, где некогда проповедовал пророк Зороастр. Что касается повода для переселения туда, то, наиболее достоверным представляется приглашение возглавить гимнасий в новом, только что отстроенном городе.

Гимнасий в Ай Хануме, без преувеличения, был самым большим не только на эллинистическом Востоке, но, наверное, и во всём эллинском мире. Точная датировка его строительства затруднена, поскольку комплекс составляющих его зданий подвергался сильным изменением уже независимыми царями Бактрии, а после падения Греко-Бактрийского царства (в I в. до Р. Х.) использовался под ремесленные мастерские. Но идеальный план города свидетельствует об одновременном возведении общественно значимых сооружений (за исключением дворца, построенного позднее, но, возможно, на основе более скромной первоначальной резиденции правителя, также непосредственно примыкавшей к территории гимнасия). К тому же героон и мавзолей явно составляли с гимнасием единое целое, располагаясь по обе стороны мощёной дороги, ведущей от пропилеев на главной улице к парку с бассейном возле гимнасия. Добавив к этому парку (модификации архаической священной рощи) располагавшийся у северной стены гимнасия фонтан в виде головы Силена или Ахелоя (Кабул, Национальный музей, ту. 8-3381), искусственное воспроизведение священного источника (на территории Ликея, напомним, было святилище Ахелоя), солнечные часы (Кабул, Национальный музей, ту. 4-33-81; 5-33-81), а также жертвенники Гермесу и Гераклу, мы получим примерное подобие гимнасиев и Мусеев Академии и Ликея, но выполненное с истинно восточным размахом. В связи с этим напрашивается вывод, что казённые средства, выделенные властями на строительство, должны были пополняться за счёт богатых пожертвований, и таковым жертвователем был похороненный возле стен гимнасия и удостоенный героических почестей Киней.

Относительно этого исторического деятеля выдвигаются различные предположения. Во-первых, он мог быть военачальником в армии Александра Македонского и по царскому поручению ещё в 328 году до Р. Х. начал строить крепость на холме, а затем город у его подножья. Во-вторых, если перенести строительство на годы правления Селевка I Никатора, он был назначенным уже Селевком градоначальником[221]221
  Louis R. De Delphes à l'Oxus… P. 432–438. На основании того, что имя Киней больше всего зафиксировано в надписях Фессалии, Л. Робер предположил фессалийское происхождение основателя города. Среди офицеров и наместников армий Александра Великого и Селевка было много выходцев из Фессалии.


[Закрыть]. Но сомнительно, чтобы сам царь, после 305 года занятый грандиозным строительством Селевкии-на-Тигре, уделял столь же большое внимание далёкому городу на Оксе. А градоначальник на жаловании просто не имел столь больших личных средств (если, конечно, исключить коррупцию). Поэтому, наше предположение: Киней был богатым греком, возглавившим переселенцев «второй волны», заново осваивавших земли Бактрии и Согдианы, после нескольких лет запустения, связанных с восстанием и исходом на родину первых переселенцев в 323 г. до Р. Х. Начало этой волны приходится на 321 год. За последующие десятилетия Киней мог преумножить состояние, занимаясь торговлей или владея пахотными землями. Что не исключает и участия в управлении городом. Расходы на гимнасий (и, вероятно, театр), дополнившие те суммы, которые ссужали правители, стали престижным вложением средств, за которым последовало желаемое всяким эллином воздаяние героических почестей.

Дельфийские максимы, украсившие героон Кинея, явно имели педагогическое значение и имели современные им аналоги в ряде греческих полисов (IG XII³, 1020; Syll.³, III, 1268)[222]222
  Подробный обзор см.: Oikonomides A. N. Records of the «Commandments of the Seven Wise Men» in the 3rd. c. B. C. // CB 63 (1987). P. 67–76.


[Закрыть]. Списки с этих надписей имелись в библиотеке Ликея; их собрал и издал никто иной как соученик Клеарха Деметрий Фалерский, оставивший специальное исследование о них, которое упоминает в перечне его сочинений Диоген Лаэртский (V, 5, 81), а затем цитирует Стобей. Возможно это переписывание изречений Семи мудрецов было очередным заданием для учеников Ликея, в рамках того глобального собирания всевозможных сведений о мире и образцов мудрости, которое осуществляли Аристотель и Феофраст на протяжении многих лет.

О том, что Клеарх уже до переезда в Бактрию осуществлял самостоятельную преподавательскую деятельность свидетельствует его сочинение «О воспитании». Именно там говорилось о персидских магах. Помимо того, у Афинея есть одна интересная цитата, на основании которой напрашивается предположение, что Клеарх писал о необходимости дисциплины и единоначалия в школе; в противном случае обучение превращается в «разлаженный хор»[223]223
  Συρβηνέων χορός. Разлаженный, шумный хор пустых футляров для флейт, или колчанов без стрел. Такие толкования редкого словосочетания даёт византийский словарь патриарха Фотия (Phot. Lex. s. v. Συρβηνεύς). Вдобавок там приводится эпитет συώδης (свинячий).


[Закрыть] (в русском переводе Афинея Н. Т. Голинкевича – «кошачий концерт»), где каждый участник поёт то, что ему вздумается, не слушая предстоятеля и наставника (Athen., XV, 697f).

Итак, мы вновь имеем сравнение с хоровым действом греческой трагедии. В противовес этому разлаженному хору, видимо, как можно судить по другому фрагменту трактата Клеарха, имеется божественный образец хора Муз, от которых непосредственно получали навыки древние герои (Hesych. Mil. s. v. Μανέρως).

Возможность создать свой «хор» при новом гимнасии могла стать вторым (после желания познакомиться с магами) мотивом, побудившим Клеарха согласиться на дальнее путешествие.

Приглашение вряд ли поступило от Селевка Никатора: в этом случае Клеарх, скорее, оказался бы при его дворе в Вавилонии. Но, кроме Кинея, о положении которого в бактрийской чиновнической иерархии мы ничего не знаем, пригласить известного философа мог правитель всей области. И здесь мы сталкиваемся с интересным совпадением. Правителем сразу нескольких восточных сатрапий, включая Согдиану и Бактрию с 321 г. до Р. Х. был земляк Клеарха, уроженец Сол на Кипре, военачальник Александра Великого Стасанор[224]224
  Сведения о Стасаноре ещё в XIX веке собрал Эдвард Банбери для словаря Смита (Bunbury E. G. Stasanor // Smith's Dictionary… Vol. III. P. 899). Какой-либо новой информации за последние полтора столетия, к сожалению, не выявлено.


[Закрыть]. Он оставался у власти как минимум до 305 года, и фактически лишь номинально подчинялся сменявшим друг друга диадохам. Власть над Бактрией за ним признал получивший восточные сатрапии по договору между диадохами Антигон Одноглазый в 316 году до Р. Х. (Diod. Sic., XVIII, 39, 6), хотя до этого Стасанор воевал против него. Стасанор даже вербовал наёмников в собственную армию[225]225
  Попов А. А. Греко-Бактрийское царство… С. 46. О вербовке наёмников в Бактрию свидетельствует фрагмент из комедии Менандра «Самиянка» (Menandr. Sam., 628–629 (F. Allinson: 428–429)).


[Закрыть]. Когда Селевк I Никатор, уже принявший царский титул, наконец подчинил себе Бактрию, Стасанор, скорее всего, был смещён или даже убит, поскольку источник сообщает о насильственном завоевании страны (Just. Epit. Trog., XV, 4, 11).

Кипрские Солы были сравнительно небольшим полисом, где не только все знатные и богатые, но даже просто зажиточные семьи наверняка были знакомы друг другу. Стасанор и Клеарх могли вместе учиться в городском гимнасии (единственном в городе). В 333 г. до Р. Х. Солы, вместе со всем Кипром, переходят из-под персидской власти под власть Александра Македонского. Из уроженцев Сол была сформирована целая фаланга, участвовавшая в битве при Иссе (Strab., XIV, 5, 17 С676). Вероятно, Стасанор вместе с ней проходит весь путь от Исса, до берегов Окса, поднимается по служебной лестнице. И, в конце концов, достигает власти сатрапа. Клеарх же направляется на учёбу в Ликей, благо Солы были колонией Афин, основанной при Солоне, и жители города пользовались всеми преимуществами давних связей.