Текст книги "Александрийский Мусей от Птолемеев до Октавиана Августа"

Глава 2
От Академии к Ликею: две школы, два Мусея

Аристотелю было чуть больше семнадцати лет, когда он впервые переступил порог платоновской Академии (367/366 гг. до Р. X.). Он провёл там, безвыездно, почти двадцать лет – больше, чем всё последующее время руководства Ликеем (335–323 гг. до Р. X.). Сама же Академия, к моменту появления там Аристотеля, также целых двадцать лет оставалась под руководством и попечительством Платона. За эти два десятилетия там, несомненно, уже были воздвигнуты основные постройки сакрального и светского назначения, включая святилище Муз. Кроме того, в Академии давно сложился мусический союз ближайших учеников Платона, со своими традициями, ритуалами, образом жизни. Войдя в этот союз, Аристотель и в дальнейшем продолжал считать себя платоником, предлагающим не новое учение, а лишь дополняющим и поправляющим прежнее. Хотя, со времён Рафаэля, изобразившего Платона с перстом, обращенным к Небу, и Аристотеля, простирающего ладонь над Землёй, принято больше подчёркивать различия двух афинских школ, из которых одна учила о делах небесных, а другая – о делах земных, в действительности, как было сказано в первой главе, это были лишь разные пути постижения высшего, надчувственного мира, в который верили оба философа. Несмотря на то, что Аристотель лишь изредка упоминает в своих сочинениях об отечественных богах, а призыв к Музам в приписываемом ему гимне в честь тирана Гермия (Diog. Laert., V, 1, 7–8: Μοΰσοα, Μναμοσύνας θύγατρες), есть лишь обычный литературный приём, а не молитвенное обращение, основатель Ликея (как и его учитель – Платон) не сомневался в реальном существовании множества богов и богинь, обитавших за пределами подлунного мира. И, в отличие от непостижимого Мирового Ума, являющихся смертным в конкретных телесных воплощениях. В 335 году до Р. X. Аристотель выступил в роли учредителя нового святилища, при котором должны воспитываться учёные, чья жизнь, в дальнейшем, будет посвящена приумножению гармонии и порядка в нашем несовершенном подлунном мире. В этом он прямо продолжил начинания Платона, в свою очередь взявшего за основу древний архетип культового учреждения, гармонично объединившего в рамках традиционной религии самые разносторонние сферы человеческой деятельности, подчиняя их характерной для античного мировоззрения идее упорядочивания земной жизни по подобию высшей космической гармонии.

У последователей Аристотеля эта идея направила энергию служителей Мусея перипатетиков на получение, хранение и распространение эмпирических знаний о природе и обществе, на претворение этих знаний в практические рекомендации власти, оттеснив пифагорейско-платонический созерцательный мистицизм, но сохранив внешние формы благочестия. Поэтому единая мусическая традиция, прослеживаемая от орфиков и пифагорейцев к платоникам, нисколько не обрывается в Ликее, а лишь приобретает новые качественные характеристики, касающиеся не целей, но методов и средств обучения. Более того, даже некоторые из этих средств, которые мы можем назвать «техническими», а именно – инструменты, книги, коллекции, уже применялись пифагорейцами. Обращаясь к Ликею и его святилищу как главному прототипу Александрийского Мусея, мы должны, поэтому, проследить весь путь Аристотеля от Академии к Ликею.

Первое приобщение Аристотеля к мусическому культу могло совершиться еще в детстве, в родной Стагире. Хотя в младенческом возрасте Аристотель был увезён отцом (потомственным врачом Никомахом) в Пеллу, к македонскому двору, после смерти отца семья (в каком именно году, к сожалению, неизвестно) вернулась в Стагиру. И не исключено, что несколько лет, перед отъездом в Афины, Аристотель учился в том самом Мусее, где много лет спустя Феофраст станет наблюдать за упавшим и возродившимся белым тополем. Стагира была городом небольшим, поэтому, скорее всего, Мусей составлял одно целое с городским гимнасием, посещаемым всеми детьми свободных зажиточных горожан. Филипп II Македонский разрушит Стагиру за их поддержку афинян в войне с Македонией, но затем восстановит город по просьбе Аристотеля. Однако ботанические занятия Феофраста в Стагире относятся, напомним, к 341/340 году, а речь у него идёт об очень старом дереве. Это значит, что священная роща Муз не просто уцелела при разрушении полиса, но стагирский Мусей существовал задолго до наказания города царём Филиппом. В Мусее, в отличие от обычного гимнасия, значительно больше времени уделялось занятиям музыкой и словесностью. Таким образом, глубокие знания музыкальной гармонии и поэтической метрики могли дополнить впервые полученные Аристотелем от отца и его друзей-медиков естественнонаучные сведения по анатомии, фармакологии, хирургии. И знания начал биологии, с которыми его познакомил родственник и опекун Проксен. Он же привил ему любовь к книгам.

Оставив подвергаемые сомнениям сведения о том, что именно Проксен, прежде сам учившийся у Платона, впервые привёз Аристотеля в Академию, когда тому было лишь восемь лет[127]127
  Обо всех сомнительных сведениях, касающихся раннего периода жизни и ученичества Аристотеля см.: Лосев А. Ф., Тахо-Годи А. А. Платон. Аристотель. – М., 1993. С. 190–194.


[Закрыть] (в этом случае малолетний Аристотель видел Академию ещё в процессе её становления), мы возьмём в качестве точки отсчёта всё-таки 367/366 годы, когда платоновская Академия была уже вполне сложившимся и авторитетным учреждением.

Дорога в Академию начиналась от Дипилонских ворот на северо-западе Афин. И на начальном этапе шла параллельно Священной дороге (от соседних Священных ворот), по которой из города отправлялись процессии в Элевсин, к святилищу Деметры. Оставив по левую руку ионический портик Помпейона, где во внутреннем дворе собирались процессии и выставлялись священные дары, пройдя через один из узких проёмов ворот и миновав Длинный коридор, зажатый мощными стенами с квадратными башнями (заново построенными после Пелопоннесской войны), путешественник видел многочисленные мраморные надгробия, описанные спустя пятьсот лет Павсанием (I, 29, 2–16). Чьи сведения подтвердили раскопки начала ХХ века (правда, теперь, вместо оригиналов, вдоль дороги стоят современные мраморные копии). Примерно там, где проходит нынешняя граница археологической зоны Керамика, дорога к Академии резко поворачивала на север, расставшись со Священной дорогой. Путешественник должен был пройти шесть стадиев (менее полутора километров), минуя священные участки Артемиды и Диониса Элевтерия, мимо могил знаменитых мужей Эллады и общего памятника афинянам, погибшим в сражениях за отечество (за исключением героев Марафона, отдельный памятник которым был поставлен на месте сражения)[128]128
  «Все же другие лежат вдоль дороги в Академию и у них на могилах стоят каменные стелы с обозначением имени и дема каждого из них» (Paus., I, 29, 4. Перевод С. П. Кондратьева).


[Закрыть].

Сегодня этот путь почти недоступен, так как сразу за музейной территорией Керамика начинается промышленная зона Афин, и дорога теряется среди многочисленных заводов, складов, гаражей и бензоколонок. Поэтому в Академию теперь чаще ездят от площади Омония по проспекту Св. Константина, через железнодорожный переезд, и далее – по улицам Кимона Афинского, Платона и Кратила (философа, героя одноимённого платоновского диалога) к воротам общественного парка, разбитого на месте археологических раскопок, продолжавшихся около полувека (1929–1940 гг., затем, после перерыва, с 1955 по середину 1970-х гг.).

Парк, где в светлое время суток гуляют и разминаются жители соседних кварталов, люди «среднего класса», а летними ночами находят приют бездомные мигранты и цыгане, засажен столь любимыми афинскими платониками платанами, серебристыми тополями, раскидистыми оливами, длиннохвойными соснами и кипарисами. К ним садоводы добавили заморские финиковые пальмы, редкие в Греции во времена Платона, хотя и встречавшиеся на эгейских островах (святилище Аполлона на Делосе; пальмы были завезены туда ещё финикийскими мореходами). Современные аллеи обрамляют котлованы раскопов, позволяя сверху хорошо видеть каменные фундаменты древних построек. Отметим сразу, что все они относятся к периоду между I веком до Р. Х. и I веком нашей эры. Но при их строительстве использовались камни более старых зданий; более того, стены перекладывались с частичным сохранением старых фундаментов[129]129
  В 1971 году вышла подробная энциклопедия археологических памятников Афин известного греческого археолога и архитектора-реставратора Янниса Травлоса, с планом Академии и обзором всех сделанных за время раскопок находок. Переизданная в 1980 году книга остаётся главным справочником по археологии платоновской Академии, поскольку с тех пор новых крупных открытий на территории Академии не последовало, в отличие от Ликея, где главные раскопки проводились в 1990-е годы и поэтому не могли быть учтены автором: Travlos J. Pictorial Dictionary of Ancient Athens. 2^nd ed. – N. Y., 1980. P. 42–51. Библиография: Р. 44 (журнальные статьи за 1930-е – 1960-е гг.).


[Закрыть].

Парк Академии сегодня занимает лишь часть того обширного пространства, которое в древности называлось Академией. Западной его границей, очевидно, служила долина реки Кефисс, полностью скованная в начале нашего столетия железобетонным панцирем, на который опирается современная автострада. Там, где в древности начинался спуск в долину, сохранились фрагменты стены, отождествляемой со стеной Гиппия. Южную и восточную границы определяют очертания фундаментов римского гимнасия; часть его построек закрывает нынешняя церковь Св. Трифона, что затруднило дальнейшие археологические изыскания. На севере сады Академии могли доходить до подножья пятидесятиметрового холма, называемого Ἴππειος Κολωνός – Конный холм, или Конский холм. Название производят от одного из эпитетов Посейдона, бывшего не только морским божеством, но и покровителем коневодства. Возле холма когда-то находились святилища Посейдона Гиппия и Афины Гиппии (Paus., I, 30, 4). Здесь росла почитаемая горожанами олива богини Афины.

Очевидно, в первобытные времена, холм выполнял для местного населения роль священной горы. У подножья был свой спуск в подземный мир, каменный грот, через который, по преданию, спускался в Преисподнюю герой-покровитель Афин Тесей со своим другом Перифоем. Здесь находилась священная роща Эриний, богинь мщения. Тут же стояли жертвенники Тесею, Перифою, многострадальному царю Эдипу, нашедшему кончину в Колоне (так стал называться афинский дем, сложившийся вокруг холма, родина воспевшего страдания Эдипа великого трагика Софокла). И ещё герою Адрасту[130]130
  Адраст – владелец волшебного коня Ариона. Посейдон – бог коневодства, конь – его священное животное. В беотийской долине Муз почитался крылатый конь Пегас. Возможно, первобытные прообразы Муз были связаны с каким-то зооморфным культом, трансформировавшимся в классической эллинской религии в конные состязания, постоянно сопровождающие мусические агоны. Богини мщения Эринии, порождения Ночи и Эреба (или Геи, зачавшей от капель крови оскоплённого Урана), почитаемые в Колоне задолго до Муз, также могут восходить к единой для них с Музами первобытной генерации богинь, переносящих в подземный мир души героев, о чём мы говорили в первой главе.


[Закрыть], участнику похода Семерых вождей против Фив (Paus., I, 30, 4). Таким образом, не только дорога от Дипилонских ворот, но и северные окрестности Академии представляются характерными для окружения античных Мусеев мемориалами героев. Вспомним ещё о почитании титана Прометея. От его жертвенника в саду Академии начинался посвященный титану бег с факелами (λαμπάδες) (Paus., I, 30, 2). Похожее состязание засвидетельствовано в долине Муз (IG VII, 1764).

Главный герой-покровитель Академии, породивший название всего места, традиционно отождествляется с героем, переселившимся в Аттику из Аркадии, и владевшим землями будущей Академии. Он, будто бы, указал братьям Диоскурам местонахождение их сестры Елены Прекрасной, похищенной Тесеем, поэтому «…лакедемоняне, сколько раз ни нападали они на Аттику, жестоко опустошая всю страну, неизменно щадили Академию» (Plut. Thes., 32). Но Плутарх (ссылаясь на Дикеарха Мессенского) тут же излагает другую версию: Академия берёт начало от аркадца Эхема, союзника Диоскуров и первоначально именовалась Эхедемия (Έχεδημία). Дикеарх – современник и ученик Аристотеля, следовательно, при жизни Платона и Аристотеля среди афинян не было полного согласия относительно топонима. Диоген Лаэртский называет в качестве «гения места» некоего Гекадема (Έκάδημος), почитаемого как бога (Diog. Laert, III, 1, 7). Было ли это более древнее написание имени Академ, или же имело место слияние образов нескольких героев, с точностью установить невозможно. Стефан Византийский (s. ν. Άκαδήμεια, Έκαδήμεια) приводит, на всякий случай, все версии, но ясно, что грамматик VI века от Р. X. пересказывает древние источники.

В 1966 году было найдено материальное подтверждение того, что имя героя первоначально звучало Έκάδημος. Археологические раскопки выявили межевой камень, датируемый примерно 500 г. до Р. Х., с надписью ηόρο]ς της ηεκαδεμείας (граница Гекадемии)[131]131
  Travlos J. Pictorial Dictionary of Ancient Athens… P. 42, fig. 57. См. также: ВСН 92 (1968). С. 733.


[Закрыть]. По-видимому, с жилищем Академа, или Гекадема древними идентифицировалась самая ранняя постройка, раскопанная вблизи Академии, там, где начинается спуск в долину Кефисса. Это жилое здание примыкает к какому-то святилищу, датируемому VIII столетием до Р. Х. Датировка подтверждается многочисленными фрагментами керамики геометрического стиля. Позже обе руины оказались за пределами стены, которой обнёс сады Академии тиран Гиппарх. Вскрытый фрагмент стены с контрфорсами проходит немного восточнее фундаментов дома и святилища, которые после раскопок были заключены под навес для того, чтобы уберечь их от зимних дождей.

Возможно, одновременно с возведением стены, закладывается старое здание гимнасия. Не был ли уже тогда в Академии освящён и первый жертвенник Музам? Ведь Аристотель назовёт Гиппарха поклонником Муз (φιλόμουσος) (Ath. pol, XVIII, 1). Гиппарх пригласил в Афины и «окормлял» поэтов Симонида и Анакреонта. В приписываемом Платону (авторство сомнительно) диалоге «Гиппарх» об афинском тиране говорится так: «…он показал нам множество прекрасных деяний мудрости, и в том числе первым ввел поэмы Гомера в нашу страну, заставив рапсодов поочередно, одного вслед за другим, читать их на Панафинеях, как они делают это и в наше время; точно так же он привел в наш город теосца Анакреонта, снарядив за ним пятидесятивесельное судно, а кеосца Симонида всегда держал при себе, оделяя его великим жалованьем и дарами. Делал он все это, желая образовать своих сограждан, дабы повелевать возможно лучшими людьми, и не считая, будто он должен завидовать чьей-либо мудрости, ибо он был достойнейшим человеком» (Plat. Hipparch., 228c–229e. Перевод С. Я. Шейнман-Топштейн).

Стена Гиппарха строилась не ради обороны дальнего пригорода Афин. Это дорогостоящее предприятие, вызвавшее нарекания горожан, недовольных чрезмерными затратами, настолько, что выражение «стена Гиппарха» превратилось в поговорку, осуждающую расточительство (Suid. s. v. το Ίππαρχου τειχίον), объясняется, скорее, древней традицией огораживать священные территории, на которых устраивались религиозные церемонии. Писистратиды в течение всего своего правления демонстрировали благочестие, поддерживая отечественную религию дорогостоящим культовым строительством. Писистрат заложил громадный храм Зевса Олимпийского, настолько затратный, что его удалось достроить только спустя шесть веков императору Адриану. Гиппарх прославился установкой на афинских улицах герм – священных каменных стел с изображениями Гермеса. Его брат Писистрат Младший воздвиг внушительный алтарь двенадцати богам-олимпийцам на агоре. Писистратиды учредили главный афинский праздник в честь богини-покровительницы города – Великие Панафинеи. Забота об удалённой от остальных святилищ Академии объясняется важностью этого места, прежде всего в связи с упомянутым бегом с факелами в честь титана Прометея. Павсаний (I, 30, 2) выделяет в Академии жертвенник Прометею, от которого начинался бег, тут же перечисляет жертвенники Музам, Гермесу, Афине, Гераклу, и особо отмечает воздвигнутый перед входом в Академию жертвенник Эроту с посвятительной надписью, в которой фигурировало имя афинянина Харма (связываемое, обычно, с личностью зятя старшего брата Гиппарха, тирана Гиппия).

Предполагается, что культ Эрота в Академии воспринимался через его интерпретацию орфиками[132]132
  Lavelle В. M. Hipparchos: Studies of the Pisistratid History 528–514 B. С – Vancouver: The University of British Columbia, 1983. P. 23–25.


[Закрыть], которым покровительствовали Писистратиды (как уже отмечалось, при их дворе находился орфик Ономакрит, вероятный глава союза, прорицатель, учредитель дионисийских мистерий). Плутарх (Sol., 1) пишет, что в Харма, в молодости, якобы был влюблён сам Писистрат, и это он поставил жертвенник богу любви. Аристотель, кроме эпитета «поклонник Муз», награждает Гиппарха прозвищем ερωτικός (Ath. pol., XVIII, 1). Эротическое влечение древние объясняли совсем не физическими свойствами организма, но считали особого рода одержимостью, ниспосланной богами. Она была сродни мусической одержимости: вспомним, что статуи и жертвенники Музам и Эроту могли соседствовать (Paus., IX, 27, 1–6; Athen., XIII, 561d-f). Следовательно, Писистратиды, отмеченные такой одержимостью, получали дополнительный аргумент в пользу своей богоизбранности. Орфики «вдохновляли» Писистратидов, толкуя им оракулы и знамения, к которым Писистратиды относились так серьёзно, что Гиппарх изгнал Ономакрита из Афин, заподозрив его в святотатственном подлоге изречений Мусея (Herodot., VII, 6). Правда, затем, правитель примирился с прорицателем и призвал его обратно. Павсаний (I, 30, 1) пишет ещё, что жертвенник в Академии был парным к поставленному одновременно, но уже в городе, жертвеннику Антэроту, обратной ипостаси Эрота, божеству, популярному в орфизме. Также был популярен у орфиков образ Прометея, согласно их учению, сотворившего людей из праха земного, смешанного с кровью титанов и убиенного ими праведного младенца Диониса Загрея.

Главной постройкой в Академии того времени, бесспорно, стал гимнасий. Поскольку римский гимнасий строится непосредственно на том же самом месте, мы можем судить и о размерах старого комплекса, примыкавшего к южному участку стены Гиппарха. Он занимал территорию более ста квадратных метров и через его сквозные дворы, скорее всего, проходили к садам Академии. Жертвенники Прометею и Эроту стояли непосредственно перед входом, остальные алтари – уже на внутренней территории. Новый гимнасий вполне мог стать местом, где преподавание и руководство агонами осуществлялось находившимися под покровительством Писистратидов интеллектуалами, приверженцами орфизма. Следовательно, жертвенник Музам органично дополнил бы убранство священной территории. Тогда получается, что мусический культ был не просто воспринят Платоном от орфиков через посредничество пифагорейцев, но он уже давно справлялся там, где Платон примерно через сто пятьдесят лет создаст свою школу.

Последовавшие вскоре, с небольшим временным интервалом, убийство Гиппарха (514 год до Р. X.) и изгнание Гиппия (510 год), хотя и восстановили афинскую демократию, привели к тому, что Академия оказалась в запущенном состоянии. Видимо, республиканские власти не отличались щедростью, сравнимой с расточительной щедростью семьи тиранов.

Неизвестно, внесли ли свой вклад в запустение Академии персы. В 480 году до Р. X. персидская армия наступала через Теспии и Платеи (Herodot., VIII, 50), затем, вероятно, вышла на Священную дорогу, оставив Академию по левую руку. Учитывая многочисленность персидского войска, можно предположить, что какие-то отдельные отряды, хотя бы разведывательные, могли повернуть на север и «прочесать» окрестности Афин. Гимнасий вряд ли представлял для персов большой интерес с точки зрения военной добычи. Но в садах Академии находились священные алтари, а Ксеркс, по словам Геродота: «…одинаково не щадил ни святилищ богов, ни человеческих жилищ, предавая огню и низвергая статуи богов» (Herodot., VIII, 109. Перевод Г. А. Стратановского). Спустя год Мардоний будет отступать из Афин на Мегару по той же Священной дороге: «Всё, что ещё уцелело от стен, жилых домов и храмов, он велел разрушить и обратить во прах» (Herodot, IX, 13). Как бы то ни было, архонту Афин Кимону пришлось заново благоустраивать Академию в 470–461 годах.

Кимон полностью восстановил разорённый город, позаботившись как об обороне (он воздвиг новые стены Акрополя и начал строить Длинные стены, связавшие Афины с Пиреем), так и о святилищах, чтобы вернуть городу благорасположение богов и напоминать афинянам о славном прошлом. Он разыскал и перевёз в Афины останки прародителя Тесея. Он позаботился о прославлении своего отца Мильтиада, распорядившись украсить Пёструю Стою картиной битвы при Марафоне. Позже именно на дороге в Академию были торжественно похоронены (с установкой памятников) сподвижники Кимона, участвовавшие в его морских сражениях (Paus., I, 29, 30). По словам Плутарха, Кимон: «Академию же, до того лишённую воды и запущенную, превратил в обильно орошаемую рощу с искусно проведёнными дорожками для бега и тенистыми аллеями» (Plut. Cim., 13. Перевод В. В. Петуховой). Если допустить раннее возведение в Академии жертвенника Музам, тогда «обводнение» Академии, предпринятое Кимоном, помимо чисто утилитарной цели питать водой деревья, могло быть связано и с желанием придать священной роще тот вид, который имели древние природные святилища Муз, где журчание воды напоминало паломникам голоса богинь. Тенистые аллеи в оригинальном тексте – σύσκιοι περίπατοι, то есть, знаменитые перипаты, которые будут столь часто упоминать в описаниях Академии, Ликея, Александрийского Мусея, и от которых производят наименование школы Аристотеля. Это могли быть как мощёные камнем аллеи, прерываемые беседками, обвитыми вьющимися растениями для создания тени, так и большие мраморные колоннады, открытые или замкнутые. Перипат вдоль северного склона Акрополя вообще представляет собой целый проспект более девятисот метров длиной. Перипаты в Академии (гораздо меньших размеров), поскольку они составляли часть территории обводнённых Кимоном садов, скорее всего, были крытыми или увитыми листьями галереями, дающими тень (σύσκιον). В 423 году до Р. Х. Аристофан опишет нам растительный состав священной рощи Академии. Там будет именно тот набор любимых Музами деревьев и кустарников, о котором говорилось в первой главе книги:

 
…В тени Академии, в мирной тиши, в тихо веющих рощах маслинных
С камышовою зеленью в смуглых кудрях ты гулять будешь с другом разумным.
Там цветёт повилика, и манит досуг, и трепещет серебряный тополь,
Там услышишь, как ясень весенней порой перешёптывается с платаном.
 

(Aristoph. Nub., 1005–1008. Перевод А. И. Пиотровского).

К нашему списку «мусических» растений (серебристый тополь, земляничник, сосна, платан, олива) добавляются, таким образом, ещё два. Правда, там, где в вольном переводе Адриана Пиотровского поставлено – ясень, в оригинале – πτελέα, вяз (Ulmus), дерево, в Средние Века причисленное в Европе к разряду «ведьминых», что свидетельствует о древнейшей связи его с индоевропейскими женскими божествами плодородия. И повилика (Cuscuta), вьющееся растение, паразитирующее на деревьях (любимое дерево – тополь), в оригинале – μίλαξ. Это (кроме повилики) могут быть также Taxus baccata (ягодный тис), любимый садоводами за возможность придавать ему стрижкой самые причудливые формы. Или Smilax aspera (сарсапарель) – цветок, издревле используемый индоевропейскими народами в любовной магии. Или, в более широком смысле, вообще вьющееся растение, из тех, что осеняли перипаты[133]133
  Уже древние схолиасты затруднялись с точной идентификацией и писали просто: είδος βοτάνης (род растения) (Schol. in Ar. Nub., 1007).


[Закрыть].

Благодаря стараниям Кимона, Академия на несколько десятилетий стала одним из тех мест в городе, «где можно было проводить время в утончённых и достойных свободных граждан занятиях» (Plut. Cim., 13). Однако затем вновь наступили тяжёлые времена. Тридцать лет Пелопоннесской войны (431–404 гг. до Р. Х.), хотя спартанцы и на этот раз пощадили Академию, правление Тридцати тиранов, последующие войны, последняя из которых, накануне основания Платоном его школы, – Коринфская – будет продолжаться девять лет (395–386 гг.) и стоить многих жертв, конечно же, не способствовали поддержанию в должном порядке столь обширной территории. В 380-е годы власти, скорее всего, просто забросили пригородные афинские гимнасии. Возрождать их, теперь уже на свои частные средства и пожертвования учеников, стали философы Афин. Причём Платона немного опередил его старый знакомый, ученик Сократа – Антисфен, почитающийся основателем школы киников.

Около 390 года до Р. X. Антисфен, сын афинского гражданина и варварки-фракиянки, возможно даже рабыни, по афинским законам не имеющий прав на полноценное гражданство, презираемый другими последователями Сократа из родовитых афинских семей и, в свою очередь, подвергающий философов-аристократов насмешкам, начал проповедовать в гимнасии Киносарг, относительно местонахождения которого среди историков до сих пор нет полного согласия. По Диогену Лаэртскому (VI, 13) и Плутарху (Themist., 1) этот гимнасий был «неподалёку от городских ворот», отождествляемых с Диомейскими или с Итонийскими воротами южной стены Афин. Еще во времена Греко-Персидских войн там было святилище Геракла (Herodot., VI, 116) и располагался лагерь афинского ополчения. Павсаний (I, 19, 3), рассказывая о Киносарге, перечисляет жертвенники Гераклу и его небесной супруге Гебе, матери Геракла Алкмене и его племяннику Полаю. Название места словарь Свиды (Суда) объясняет легендой о некоем афинянине Дидиме, совершавшем здесь жертвоприношение. Внезапно появившаяся собака схватила жертву и перетащила ей на соседнее место. Сразу же Дидим услышал божественный оракул, предписывающий ему заложить святилище Геракла там, где была брошена жертва (Suid. s. ν. Κυνόσαργες). Β другом месте (s. ν. είς Κυνόσαργες) словарь утверждает, что Гераклу приносилась в жертву как раз собака, но её схватил и перенёс налетевший с небес орёл. В любом случае, название места производят от κυνός (генетив от κύων – собака) и прилагательного αργός, имеющего три значения – белый, а также – быстрый, проворный, и – праздный, ленивый. Якобы от собаки пошло прозвище киников, ведущих «собачью» жизнь.

Большинство исследователей локализуют Киносарг в одноимённом квартале современных Афин, к юго-западу от храма Зевса Олимпийского и арки Адриана, в районе площади Св. Пантелеймона, возле неовизантийской церкви, построенной в честь Пантелеймона Целителя (неподалёку, в нескольких кварталах, проходит улица, носящая имя Антисфена). Здесь ещё в конце XIX века английские археологи вскрыли фундаменты гимнасия, относящегося ко времени правления Адриана. Его отождествляют с гимнасием, упоминаемым Павсанием при перечислении знаменитых построек императора Адриана: «…гимнасий, носящий имя Адриана; и в нем сто колонн из ливийских каменоломен» (Paus. I, 18, 9). Как и в случае с гимнасием Академии (и, как мы покажем позже – Ликеем), римская постройка поглотила прежнюю, существовавшую, наверное, с VI столетия до Р. X.

Этот гимнасий имел особый статус. Геракл, незаконнорождённый сын Зевса, не брезговавший рабским трудом (Авгиевы конюшни), покровитель всех бедняков, бастардов и неполноправных граждан, имел наиболее преданных поклонников именно среди этих слоев населения Афин. Плутарх пишет: «Незаконнорожденные собирались в Киносарге: это – гимнасий за городскими воротами, посвященный Гераклу, потому что среди богов и он не был чистой крови, но считался незаконнорожденным по матери, которая была смертной женщиной» (Plut. Themist., 12. Перевод С. И. Соболевского). Неполноправные граждане даже вносили взносы на содержание гимнасия (Demosth, XXIII, 213). Было и специальное постановление Народного Собрания об обязательных ежемесячных жертвоприношениях Гераклу (Athen., VI, 234e).

Мы приводим эти подробности, чтобы подчеркнуть изначальный культовый характер места, что роднит Киносарг и с Академией и с Ликеем. С 390 года в Киносарге стали обитать странные люди, одевавшиеся в дырявые плащи грубой шерсти, прямо на голое тело, и вдобавок – нарочито демонстрирующие свои дыры афинянам, длинноволосые, заросшие, с кожаными сумами для сбора подаяний и посохами с вырезанными на них собачьими головами. Они проповедовали всеобщее равенство, отказ от собственности и семьи, роскоши и излишеств. При этом киники вели высокоинтеллектуальные беседы и много писали. Диоген Лаэртский, пользовавшийся богатствами Александрийской Библиотеки, найдёт десять объёмистых томов (τόμοι δέκα – это могут быть как римские пергаментные кодексы, так и толстые папирусные свитки) литературного наследия Антисфена, в каждом из которых содержалось от двух до одиннадцати трактатов на самые разные темы (Diog. Laert, VI, 1, 15–18).

Пройдёт сто лет, и киники заполнят своими сообществами все крупные культурные центры Эллады и эллинизированного Востока. Появятся они и в Александрии, хотя этот город, особо отличавшийся высоким уровнем комфорта и потребления, как при Птолемеях, так и при римлянах, чаще будут навещать и подолгу оставаться в нём «кинизирующие» писатели, ведущие вполне респектабельную жизнь, но входящие в образ киника в своих произведениях и проповедующие кинические идеалы.

При шокирующей внешности и демонстративном «собачьем» образе жизни киников, Киносарг идеально соответствовал бы принципам новой школы, если к его статусу гимнасия для неполноправных граждан добавить запущенный внешний вид и даже полуразрушенные постройки. Мы не знаем, в каком состоянии гимнасий достался киникам, но трудно представить, чтобы они развернули там крупномасштабное строительство или тщательно следили бы за чистотой и порядком. Но киники почитали Геракла и совершали все необходимые обряды в его честь. Этого было достаточно, чтобы власти Афин согласились передать им попечение над старым гимнасием, избавив себя от лишних расходов. Для Платона Киносарг не мог служить образцом, но мог стать прецедентом: философ увидел возможность основать собственную школу и содержать её на оставшиеся родительские средства и пожертвования поклонников, взяв на себя заботу о таком же пригородном гимнасии.

В 388 году до Р. Х. Платон, после длительного отсутствия, вернулся в Афины. Остались позади судебное преследование и гибель Сократа, путешествия в Кирену и в Египет, и последующее пребывание в Италии, где Платон посещал священную рощу Архита Тарентского (наверное, сады Академии более всего соответствовали своим обликом святилищу в окрестностях Тарента). Едва не проданный в рабство на Эгине Платон, как сообщает Диоген Лаэртский (III, 20), был выкуплен за двадцать или тридцать мин Анникеридом Киренским. Выкуп он, якобы, произвёл на свои средства, а те деньги, что собрали ему друзья и почитатели Платона, использовал, чтобы купить Платону «садик» в Академии: κηπίδιον αύτω το εν Άκαδημείοα πρίασθαι. Уменьшительное от κήπος – сад, учитывая большие размеры Академии, предлог εν и недостаточность суммы[134]134
  За тридцать мин можно было приобрести дом в Афинах и «садик», но не крупный земельный участок; хотя друзья Платона могли прислать Анникериду и больше денег, чем он потратил на выкуп. Интересно, что стоимость образованного раба тогда составляла около пяти мин, так что за Платона пришлось сильно переплатить (Немировский А. П., Ильинская Л. С., Уколова В. И. Античность: история и культура. Т. 2. – М., 1994. С. 304. Таблица: Цены в греческих полисах до римского завоевания.


[Закрыть], не позволяют говорить о покупке всей территории, где к тому же находились священные алтари богов и героев. Также нельзя отождествлять эту покупку с упоминаемым Платоном в его Завещании (Diog. Laert., III, 1, 42) имением (χωρίον), одним из двух имений, принадлежащих философу. Это имение находилось в Иресидах, афинском деме, входившем в филу (более крупную афинскую административную единицу) Акамантида (Steph. Byz. s. v. Είρεσίδοα), то есть, неподалёку от Академии, но за рекой Кефисс.

Между тем Павсаний (I, 29, 2) утверждает, что афинская Академия, в его время (2-я половина II века от Р. Х.) вновь ставшая гимнасием (имеется в виду гимнасий, построенный римскими властями), прежде была поместьем (χωρίον), частного лица (ανδρός ίδιώτου). Наречие ποτέ (прежде, когда-то) не позволяет однозначно сказать имел ли Павсаний в виду мифическое время героя Академа, или историческое время Платона, но определение «частное лицо» больше подходит не к обожествлённому мифическому предку, а к Платону и его преемникам, распоряжавшимся Академией до её разграбления войсками Суллы в 86 году до Р. Х. Но и в этом случае трудно представить передачу в частную собственность священных участков и алтарей. Возникает вопрос, чем же именно владели платоники на территории Академии, и где именно был сооружён Мусей?