Текст книги "Вопреки всему"

1962—2010. Кын

Какая темень… Тусклый фонарь задрипанной платформы растворился в предутреннем тумане майского уральского утра. Спотыкаясь на неровных шпалах, подсвечивая фонариками, мы медленно шлепаем к только что отгромыхавшему под колесами местного поезда мосту. Чуть-чуть светает. А вот и он – топорщится угловатыми фермами над уходящими куда-то вниз склонами невидимой, но уже хорошо слышимой речушки Кын.

Идиотская идея сплава по стопудово несплавной речке неожиданно торкнула в башку нашему неуемному энтузиасту Пине и материализовалась еще тройкой охламонов, беззаветно влюбленных во всяческие авантюры и хохмы. Скользим сапогами и пятыми точками сквозь частокол ужасно колючего мелколесья вниз, к воде, на бугорочке стряхиваем свою поклажу и с нетерпением разглядываем кувыркающуюся в узком ущелье шалую весеннюю жижу. Впечатляет!

Заплыв на саликах

Время на красоты тратить зазорно, и, быстренько швыркнув чайку с бутербродами, разбредаемся по левому склону с топорами и пилой. Нас четверо чеканутых, и, кровь из носу, мы должны за полдня склепать саянский плотик салик. Пока наша красавица Лидуха разбирает барахло и готовит обед, Саня и Пиня уже волокут сухие еловые пятиметровые бревна, а ваш покорный слуга, двадцатилетний обалдуй, навострился мастырить первую гребь из сырой елки. Пилятся трапециевидные пазы, врубаются шпонки, вгоняются клинья, и вот, под радостные вопли и половецкие пляски голопузых пацанов из низлежащей деревни, вырисовывается каркас нашего «Каллисто» – шесть плотно подогнанных бревен, скрепленных тремя шпонками, намертво удерживаемых в пазах клиньями, пара наклонных раскоряченных подгребиц и грузовая площадка, на которой громоздятся наши пожитки, упакованные в большой герметичный мешок из ткани «500», намертво принайтованный к плоту веревками. Вдоль левого борта притулилась запасная гребь, а на задней подгребице задергался на ветру ярко-красный вымпел «Ударник коммунистического труда»! Все! Короткий обед, раздача конфет мелким аборигенам, надуты спасжилеты, натянуты длиннющие сапоги и рабочие рукавицы, по покатам сталкивается в воду наш дредноут и…

Бешеный, как бы свитый из толстых веревок шоколадного оттенка поток хватает в свои объятия и начинает курочить наше суденышко, неправдоподобный уклон в высоченных скальных берегах и мелькание камней в коварных прижимах, когда мимо проносятся горы «плавника» и прочего хлама. Все кипит, швыряет в узком русле – только успевай работать длиннющими гребями. Вылетаем на прямую, впереди видны деревенька и низкий мост, под который с ревом уходит поток, бегущие по берегу, громко матерящиеся и крутящие у виска пальцами мужики в нательных рубашках – «БАЦ!» Нос плота затягивает под мост, корма становится дыбом, передняя гребь с громким «хрясть» разлетается вдрабадан, дикий крик Пини: «Ложись!!!» – и салик уходит под настил. Рефлекторно, спружинив ногами, я вылетаю кубарем на мост, перекатываюсь и сваливаюсь на ребят, распластавшихся по благополучно вынырнувшему, как черт из табакерки, плоту. Крепко пожульканный плот со сплюснутой передней подгребицей подхватывает беснующаяся стихия и крутит практически неуправляемое суденышко. Ругань, суета вокруг запасной греби – и вот, пару раз совершив телемарк77
  Телемарк – разворот на 180 градусов.


[Закрыть], вновь несемся по бешеной «кипячке»88
  Кипячка – вспененная струя воды.


[Закрыть]. Обе греби гнутся, когда впереди на очередном повороте появляются две огромные «расчески»99
  Расчески – наклоненные к воде деревья.


[Закрыть], нахально перегородившие всю речку. ОПА!!! Мы с ходу влетаем в растопыренные огромные еловые ветви, все расстилаются по плоту, окромя меня, недоумка! Плот улетает дальше, а я, пытаясь выпутаться из цепкой западни, хватаю воздух распяленным ртом, постепенно погружаясь в ледяную воду, затем ныряю, делаю кульбит и вылетаю на поверхность. Метрах в пятидесяти ребятня намертво уцепилась за прибрежную ель и таращится на меня побелевшими от ужаса глазами. Перевернувшись на спину и выставив вперед полусогнутые ноги, тараню любимое плавсредство под радостный вопль всей команды, задираю свои ботфорты к небу, получаю водопад грязной водицы прямиком в морду и с ходу занимаю свое место на передней греби, хлюпающей в покуроченной подгребице.

Каньон постепенно заканчивается, и хотя река прет по-прежнему, но уже не так интересно, все предсказуемо и тривиально. Поэтому быстро чалимся к правому берегу, летят в кусты и шмотки, и сами матросы, плот, прощально взмахнув сиротливой гребью, несколько раз повернувшись вокруг своей оси, исчезает за поворотом и улетает куда-то в Чусовую. Сушимся, хлебаем чаек, перепаковываемся и начинаем продираться сквозь бурелом в сторону лесовозной дороги. Быстро наступающие сумерки застают нас бодро топающими по глубоким колеям в сторону железной дороги. Надеяться на попутку бесполезно – вся страна «керосинит», отмечая международный праздник трудящихся, и вдруг, о чудо, позади слышим хрип двигателя старого «газона»1010
  «Газон» – ГАЗ-51.


[Закрыть] с болтающимся драным «кунгом». Вытаращенные от удивления глаза малочисленного, но уже крепко «кривого» экипажа – и вот мы уже на железке. Короткий рывок до платформы – и тепло так называемого зала ожидания. Поездов не будет до утра, и, треснув с нами по чуть-чуть за здоровье всего прогрессивного человечества, дежурный подсаживает нас на тормозную площадку подвернувшегося порожняка, идущего в сторону Свердловска. Несмотря на жуткий колотун, сидим, сбившись в кучку, орем наши любимые песни и мечтаем о будущем летнем саянском сплаве. Лепота!!!

P.S. Но эти пятнадцать километров весенней реки, которую летом курица переходит, не замочив лапок, запали нам в души на всю жизнь.

1962—2004

Мишаня

Заунывный перезвон колокольцев на шеях длинношерстных яков-сарлыков, нехотя шевелящих конечностями под грузом нашего барахла по извилистой таежной тропинке, пока что полого уходящей вверх между вековых деревьев, поджимающих ее с обеих сторон. Иногда, при подъеме на очередной увал, впереди, в просветах тайги, появляются заснеженные вершины гольцов Восточного Саяна, куда и держит путь наша дружная команда, весело топающая вслед за сарлыками и двумя вьючными лошадьми. Облегченные рюкзаки позволяют держать оптимальный темп, не сбивая дыхания, что не мешает вести в процессе неторопливые разговоры, строя всевозможные предположения о поджидающем нас впереди маршруте первопрохождения к истокам Великого Енисея.

Сто двадцать километров перехода «заброски» пролетели как-то незаметно, и вот мы в исходной точке похода – Аршане Жойган. Аршаны – источники, разбросанные там и сям по всему Саяну, обожествляемые аборигенами, так же как и перевальные точки, увешанные ленточками, молитвенными полотенцами, всевозможными рукотворными дарами, с обязательной «дарницей», местом, где веками скапливаются подарки горным богам, от красочных пиалушек до драгоценностей, и упаси господь, ежели чья-то похотливая ручонка позарится на это богатство, – кара незримых стражей будет неминуемо скоротечна и жестока.

Наши провожатые, два молодых тувинца, сняв с нас оброк, разворачивают свою мохноногую братию в обратный путь и, пожелав нам «ветра в спину», исчезают за ближайшим поворотом тропинки, растворившись в зеленом таежном мареве. Тишина… Небольшая прогалина среди вековых деревьев на каменистом берегу стремительной горной речушки. Куча экспедиционного шмотья, и мы, молча и благоговейно озирающие красотищу, внезапно навалившуюся на нас. Яркое солнце освещает уходящий вверх каньон, упирающийся в слепящий глаз снежниками горный узел, и все это на фоне нереально синего и без единого облачка неба. Куда там Швейцарии: нет разношерстной и галдящей прорвы пучеглазых «туристов», цивилизованной рекламной шелухи – все в первозданно обнаженном виде, естественно и неприлично чисто. Скромненькая избушка, облюбованная нашими красавицами – двумя Лидами, новенький сруб над горячим радоновым источником, пузырящаяся ледяным нарзаном каменная чаша да еще штук пяток небольших источников, стекающих к реке разноцветными мазками соляных отложений. Перепаковываем груз, заготавливаем дрова, ведь назавтра придется ночевать где-то выше уровня леса, купаемся в горячем радоне, где наш вездесущий Аксакал, как всегда, идиотничая, пытается заткнуть своей голой задницей бьющую из-под земли струю и, выпучив от наслаждения шары, перевернутый мощным потоком, демонстрирует всей толпе свою незагорелую часть тела. А поутру, испив целебной водицы, благословясь, трогаемся вверх к перевальной точке, чтобы забросить часть груза на ту сторону хребта, в самые истоки Великого Енисея.

Идти по каменистому склону все более сужающегося ущелья не сладко. Жарко и безветренно. И вдруг сверху сыпанули камушки, звонко цокая по булыганам, затем еще разок и еще. Вытаращив глаза, пытаемся определить источник данной непонятки – и вдруг… Разглядывая в бинокль срез ущелья, Эдичка обнаружил молодого медведя, одиноко сидящего на пятой точке на самом краешке обрыва и с упоением толкающего вниз камешки в надежде попасть в каких-то там уродов, столпившихся на козлиной тропке, при этом по-смешному вытягивающего шею после каждого прицельного бомбометания. Вдоволь нахохотавшись, продолжаем карабкаться вверх, а вот уже и перевал.

Ветрище! По обе стороны уходящие вниз долины, утопающие понизу в зеленых волнах дремучей тайги, а прямо перед нами, совсем рядышком, трехкилометровая глыбища пика Топографов. Через полчаса, млея от нереальности происходящего, стою, широко расшарашив ноги, а промеж них вытекает из-под трещиноватой скалы тонюсенькой струйкой Великий Енисей, начинающийся здесь под именем Кок-Хем, чтобы там, внизу, уже превратиться в Бий-Хем. Спустившись пониже, до горного озера Кок-Холь, находим подходящий останец и, покорив его по всем правилам альпинистской техники, наверху оборудуем лабаз с продуктами и барахлом, тщательно защитив его брезентухой от дождя и вездесущих птиц.

Пик Топографов

Короткий ночлег на краю каменистой осыпи, выход, еще в темноте, через Козлиный перевал к леднику пика, траверс, гребень, вершина – и вот перед нами нарисовался во всей первозданной красоте Восточный Саян. На горизонте огромнейшей наковальней громоздится пик Грандиозный, а вокруг, куда ни глянь, в сиреневатой дымке, горы, хребты, долины и, как серебристая паутина, хитросплетение скатывающихся с высоты водяных потоков – начало большинства сплавных речек, мечта каждого туриста-водника. Осторожный спуск по ледяным наплывам, снежнику и длинной, сыпучей моренной гряде на нереальные, устланные разнотравьем горных цветов, обалденной красотищи альпийские луга c рассыпанными по ним там и сям огромными булыганами, обросшими пятнами многоцветных мхов. Чего только здесь нет, целые поляны нежно трепещущих на ледяном ветру маков, россыпи мохнатеньких эдельвейсов, охапки голубеньких колокольчиков и разноцветные цветочки, названия которых мы и не знаем, а чуть пониже пошли заросли рододендронов и карликовой березки, попытки прорваться через которые приводят к полнейшей утрате штормовых штанов, превращающихся в жалкие лохмотья уже в течение получасового хода.

Поляны Восточного Саяна

И вот мы уже в тайге, по звериным тропкам подсекаем нужную нам долину и вдоль изумительной красоты двух зеленовато-голубых высокогорных озер выходим к нашей речушке, а затем и к базе. Предвечернее солнышко косо освещает пустынную поляну. Подозрительно тихо… И вдруг с грохотом распахиваются малюсенькие дверцы избушки, и с радостными воплями вылетают наружу обе наши дивы, обнимая, целуя и плача от радости. Обалдевшие от такого приема, сквозь скороговорку и всхлипывания, начинаем понимать, кому мы обязаны столь горячей встречей. Оказывается, наконец-то избавившись от мужского общества и начитавшись в свое время чего-то о забугорных нудистских пляжах, наши девицы решили позагорать в чем мать родила, и так это им легло на душу, что весь оставшийся день до самого вечера они прошлендали в состоянии «а-ля натурель». Сидя за колченогим столиком и попивая душистый травяной чаек, младшенькая вдруг надула щеки, захлебнулась и, выкатив глаза, с беззвучно распяленным ртом, молча стала тыкать дрожащим пальцем куда-то за спину своей подруги. Обернувшись, старшенькая обомлела – на другом берегу речушки, метрах в тридцати от них, грациозно восседал на своей толстой заднице крупный бурый медведь, свесивший набок огромную башку с высунутым языком. Сидел он, по-видимому, уже долгонько, с неподдельным интересом созерцая бесплатное шоу, неожиданно свалившееся на него в бесхитростной таежной жизни. Сия идиллия была беспардонно разрушена диким визгом и спринтерским рывком двух прелестниц до спасительной избушки.

Приведя их в чувство, принимаемся вдумчиво расспрашивать о времени появления мохнатого извращенца и его пути отхода. Выяснилось, что до часа икс есть еще запас времени, и, думая, что халявное зрелище таежному отшельнику явно понравилось, решили за этим неблаговидным занятием его и прищучить. Прихватив ружье и камуфляж, предварительно проверив направление ветра, Игореха взбирается в укромное местечко над прогалиной предполагаемого выхода из-за печки нашего визави. Причем стоило труда уговорить девушек, на сей раз в купальниках, повторить вчерашнюю ситуацию, предварительно загнав весь мужской шалман в тесную избу. Время тянется медленно, уже косые тени от вековых деревьев легли с краю поляны, когда из избы, толкая друг дружку, высыпала вся наша кодла, громко крича и размахивая руками. Спустившемуся вниз Игорю объясняем, что мишаня вышел совсем рядышком с ним, но, увы, из-за кустов был абсолютно невидим. Появился он четко по расписанию и, предвкушая продолжение банкета, начал резво спускаться в долину. Однако на полпути вдруг неожиданно вскинулся на дыбки, судорожно повел по сторонам своим черным носом и, резко опустившись на все лапы, мгновенно дал деру, проклиная про себя «сучность» женского пола и свою излишнюю доверчивость. Знать, все же нанесло на него человечий запах, и мишанина халява столь же бездарно обломилась. Очень жаль, что Игореша не увидел, как шустро ломился тот вверх по отвесному склону. Искренне жаль…

Потопленец-1

Жаркое марево, висящее над зарослями духнявого рододендрона и карликовой березки, пот, заливающий лицо, и тяжесть огромного «убивца»1111
  Убивец – рюкзак системы Абалакова.


[Закрыть] за плечами – все это называется походом высшей категории сложности по Восточному Саяну. Уже позади пик Топографов, и мы упрямо топаем по Белогорью, огромному плато на высоте полутора тысяч метров, параллельно Кок-Хему, текущему где-то там, внизу. Удивительно торные тропинки, пробитые разнообразным зверьем, преподносят неожиданные сюрпризы идущему впереди охотнику, то бишь мне. Ребята, телепающие где-то метрах в ста позади меня, радостным воплем отмечают каждый удачный выстрел, а зайцы здесь попадаются огромных размеров, «как лошади!» – отметил как-то наш главный обжора Аксакал. Часто попадаются ручейки и речушки, стремительно устремляющиеся вниз для слияния с бурным Кок-Хемом. Вот и сейчас прямо передо мной – поток шириной в полметра с хрустальной, весело журчащей в небольшом каньончике водицей. Толчок, и моя опорная нога, проскользнув на липкой грязюке, сползает назад, а прыжок-то уже свершился, правда, крайне неудачно, так как и приземляющаяся нога также скользит по противоположному склону. Пытаясь сохранить равновесие, изгибаюсь в поясе и, изображая шпагат, спиной вниз шлепаюсь в воду, головой к реке. Последнее, что я помню, это нокаутирующий удар в нос, затем – полнейшая тишина. Сознание возвращается медленно, как сквозь вату слышны какие-то неясные голоса, в которых постепенно проявляются тревожные нотки, какой-то рыдающий женский всхлип… и я открываю глаза. Прямо надо мной склонилась вся наша команда, отреагировавшая на мое воскрешение радостным воплем.

Изумлению ребят не было предела, когда на очередном повороте они узрели две нелепо торчащие прямо из-под земли руки. Внимательно изучив сие чудо природы, они обнаружили под ним мою знакомую физиономию. Рюкзак, аккуратно вписавшийся в стенки каньона, мгновенно создал миниатюрную импровизированную запруду, и вода, сразу же наполнившая ее, тотчас же затопила мое лицо, мгновенно лишив меня способности дышать. Выдернуть меня из этой ловушки с ходу не удалось, пришлось срочно резать лямки и выволакивать бесчувственное тело из плена. Благо что техника искусственного дыхания была всем знакома и появилась возможность малость поупражняться, они, попеременно меняясь, и отрабатывали оную, пока потенциальный «потопленец»1212
  Потопленец – гарантированный труп утопленника.


[Закрыть] не открыл глаза.

«Потонуть на высоте в полтора километра – это круто!» – прокомментировал данную ситуацию наш Кэп, и больше к этому вопросу мы и не возвращались. Так уж принято было в нашей команде.

Чудо-юдо

«Оба-на!» – только и пробормотал Пиня, совместно с Кэпом вглядываясь в «бескрайнее море тайги», лежащее прямо перед нами. Мы тупо стояли на краю скального гребня, резко обрывающегося с Белогорья вниз, в глухую тайгу, где, по нашим прикидкам, и должен был протекать Бий-Хем с его знаменитым Большим порогом, четко обозначенным на карте аэрофотосъемки, откуда и суждено было плыть нам до первого людского поселения, аж целых триста пятьдесят километров. Впадающий под именем Кок-Хем в горное озеро Кара-Балык, изобилующее действительно черной по окрасу рыбой, в чем убедились, вытащив абсолютно антрацитовую щуку с ярко-желтыми пятнами, – обалденное зрелище, скажу я вам, и вытекающий из него уже Бий-Хемом, набрав силу, должен быть виден во всей своей красе, ан нет, тю-тю!

Еды, по раскладке нашего эконома, сулило хватить ровно на сутки, так как у порога нас должен был поджидать Стас, забросившись из Тоора-Хема моторкой. Однако наш жмот-эконом поделил всю провизию на четыре части, приговаривая при этом, что, мол, нажретесь еще от пуза, когда наброситесь на Стасово изобилие. Что поделать, спустились потихохоньку вниз и потопали дальше, к концу дня выйдя к глубокому каньону (вот почему реку и не было видно), промахнувшись всего-то на полкилометра в сторону от порога. Стаса там не было… Разведка ушла вниз, а вся толпа, вдоволь полюбовавшись на безумство водного столпотворения, дружно начала обустройство лагеря. В брюхе уже бурчало, когда на следующий день, проглотив кастрированную пайку, мы приступили к постройке деревянных саликов под добрые ремарки в адрес незабвенного Стаса, потому что вернувшаяся разведка следов гомо сапиенса нигде не обнаружила. Дело принимало худой оборот, провизия неумолимо исчезала в наших бездонных желудках, на скудном рационе тяжелая физическая работа отнюдь не спорилась, да и год был какой-то уродский – по весне, как говорили местные, на зелень свалился нежданно снег, и вдарил нехилый морозец, враз уничтоживший в зачатке все комариные личинки, прервав таким образом всю таежную, сложившуюся веками экологическую цепочку. Словом, для всех в тайге наступил голод, в том числе и для нас, кердык иначе. Краткие выходы на охоту и рыбалку давали минимальный результат – живности было маловато. А вкалывать-то надо, ведь саянские плоты салики для надежности ваяют на шпонках, врубая в пазы крепко-накрепко переднюю и заднюю подгребицы, так, чтобы на хорошем пороге не расхлестаться на бревна. Работа кипела, животы худели, самые здоровенные мужики уже прочувствовали прелесть голодовки, опухая конечностями к вечеру.

И вдруг, как черт из табакерки, появился Стас со своей супругой, отчаянной охотницей Ригиной. Оказывается, внизу, километрах в ста, Енисей падает с огромной высоты трехколенным водопадом в огромное бучило, и, доплыв до этого места на моторке, пройти выше не удалось. Оставив у продуктов одинокого заложника Леху и прихватив толику харчей, двинули они вдвоем вдоль берега вверх против течения. Кто хаживал вдоль горных таежных речек, знает, какое это счастье, тем более что удаляться от реки им было не резон, дабы не проворонить нашу братию, так что за пяток дней досталось им по полной программе. Принесенная жратва взбодрила немного наши души, но не животы, да и много ли поешь, ведь этот гад-эконом уже успел наложить на нее свою железную лапищу.

Через пару дней, закрепив запасные греби, аккуратно уложенные вдоль бортов, благословясь, двинули в путь. Река несла быстро, то уходя в небольшие каньоны, а то стремглав пролетая через вековую тайгу, выходящую к самому берегу, потряхивала в жестких шиверах. Технически идти пока было не сложно, от прижимов уходили грамотно, в «бочки»1313
  Бочка – своеобразная яма с откатным валом, сразу за камнем.


[Закрыть] не совались, «чемоданы»1414
  Чемодан – большой камень в пороге.


[Закрыть] оставляли по боку, аккуратно облизывая их на расстоянии, вот только на изгибах досаждали многочисленные «расчески», чиркавшие своими лапами по воде. В одну из них, из-за сильнейшего прижима, один за другим и вляпались оба плота. В последний момент все дружно попадали, распластавшись на настиле, каждый получил по хорошей плюхе, а вот второй плот заклинило и стало поджимать, заливая кормовую часть и выламывая заднюю подгребицу. Отчаянная работа вагами, мат и добрая толика везенья увенчались успехом, и, крепко крякнув всеми своими членами, плот очумело вылетел из западни.

За очередным поворотом с разгону вылетаем на огромнейший вековой завал – вся вода, глухо урча, исчезала под диким переплетением толстенных деревьев, на которых, отвалив от изумления чушки, ошалело таращились на непонятных и шумно галдящих двуногих три медведя – мамка и пара отпрысков. И только наши Дерсу Узала ухватились за ружья, как ушлые звери мгновенно смылись, оставив нам массу впечатлений от встречи да еще досадный промах от проскочившей мимо нас по правому борту обходной протоки.

Ох, и тяжкая же доля тягать тяжеленные плоты супротив мощного течения, да что делать, работать надо. Дотянули, погрузились и, слава богу, протиснулись впритирочку по протоке в основное русло. В полдень следующего дня вдали возник низкий гул, как от пролетающего на большой высоте ИЛ-18, звук надвигался, а течение все убыстрялось. По совету Стаса чалимся к правому берегу и запускаем вперед разведку, которая через пару часов донесла, что впереди нас ожидает пресловутый водопад. Разгрузив плоты и взвалив на плечи, окромя рюкзаков, еще и тяжеленные греби, бредем зверовой тропой на все усиливающийся гул. Расступившаяся тайга выплюнула всю кодлу на скалистый уступ, ниспадающий круто пятью ступенями к большой поляне на берегу огромного бучила, в которое с тринадцатиметровой высоты тремя поворотами устремлялся белесый, весь в феерической радуге, кипящий поток. Грохот стоял страшенный, даже говорить рядом приходилось, перекрикивая друг дружку. Закрепившись на берегу, вдруг выясняем к своему ужасу, что весь провиант, по халатности оставшегося раззявы, промок под проливным дождем и, несмотря на неоднократную просушку, успел потерять не только товарный вид, но и, пардон, потребительские свойства. Короче, жрать его было нельзя! Отматерив бедолагу, вновь подтягиваем потуже пояса, принимаясь за постройку очередных плотов.

Трофейный таймень

Охота дает пока что крайне скудный приварок, всего-то несколько рябчишек на огромную толпу, поэтому Стас и начал очередной эксперимент над своим спиннингом, забрасывая самодельный «шторлинг» прямиком в центр крутящегося улова. И уже через часок, побросав топоры и пилы, мы с огромнейшим интересом лицезрели занимательно-завораживающий спектакль, актерами коего выступали Стас с круто изогнутым удилищем в дрожащих от напряжения руках, Ригина с ружьем наизготовку, грамотно перебегающая вслед за супругом вдоль берега, и огромаднейший таймень, вытворяющий такие фортеля… Вылетая из воды почти всем туловом, изгибаясь на лету, он резко дергал башкой из стороны в сторону, пытаясь избавиться от впившейся в нижнюю губу блесны, в ореоле брызг шлепался обратно, уходя резким маневром в глубину и вновь повторяя свои пируэты не без оригинальности. Сей концерт был прозаически прерван неожиданно прозвучавшим выстрелом, когда Ригина снайперски влепила заряд дроби прямиком в чудовищную голову этого гиганта, не задев притом леску. Выволоченный на прибрежный песок мастодонт человеческого роста был усмирен милосердным ударом топора по затылку. Красавец в тридцать два килограмма, сияющий золотистыми в черную крапину бочинами, был бесподобен. «Чудо-Юдо», – пробормотал ошарашенный увиденным Кэп. И он был как всегда прав.

Осоловелые от перееда, нахлебавшиеся душистой юшки и слопавшие по паре кусищ необыкновенно вкусного мяса, мы тихохонько сидели вокруг затухающего костерка, время от времени сыто икая и славословя при этом нашего кормильца. Пойманный Эдичкой на следующий день четырнадцатикилограммовый экземпляр был наречен таймешонком, хотя и был сожран с не меньшим энтузиазмом.

Плоты благополучно достроили и опосля двинули снова к людям.