Текст книги "Отец мой шахтер (сборник)"

Владимир Иванович сидел в зале один, лузгал семечки и с немым восторгом смотрел на экран. Радж Капур лукаво улыбался и объяснял:

– Экспорт-импорт? Это вещи отсюда туда, а оттуда сюда!

Глава девятая. ЗДРАВИЯ ЖЕЛАЕМ, АНГЕЛИНА ГЕОРГИЕВНА!

А Геля бросила курить и стала совершать по утрам оздоровительные пробежки. В одно такое раннее тихое утро, когда, кроме нее, не было на улице ни души, напротив, на обочине, остановился милицейский уазик. Из него выбрался милиционер, подбежал к Геле, отдал честь и сказал:

– Извините, женщина, нужна ваша помощь. Нам понятой нужен срочно.

Милиционер был молоденький, ясноглазый, и, хотя он хмурил брови, лицо его все равно оставалось улыбчивым.

Геля озабоченно вздохнула и спросила:

– Что-то серьезное?

Милиционер улыбнулся:

– Да нет, воришку поймали, куртку украл. Понятой нужен для оформления, а люди сейчас сами знаете какие…

Геля задумалась и посмотрела на часы:

– Это далеко?

– Да нет, не очень, – ответил милиционер и снова улыбнулся.

– Ну хорошо! – решительно согласилась Геля.

В уазике кроме водителя и молоденького милиционера был еще один, сидевший на переднем сиденье, грузный, неподвижный, с толстой пивной шеей.

Уазик ехал, милиционеры молчали, и тогда Геля заговорила сама. С досужим женским любопытством во взгляде она указала на погоны молоденького милиционера и задала вопрос:

– А вы кто?

Тот скосил глаза на свои плечи и ответил:

– Лейтенант.

– Значит, две звездочки – лейтенант? А три? Никак не могу запомнить, – шутливо пожаловалась Геля.

Молоденький милиционер понимающе засмеялся:

– А все женщины не могут. Моя Верка тоже не может. Сколько раз ей объяснял: одна звездочка – младший лейтенант, две звездочки…

– Ага, значит, вы – младший лейтенант! – Геля тронула за плечо сидящего впереди милиционера.

– Я майор, – обиженно поправил тот, с трудом поворачивая шею. У него оказался маленький и круглый, как яблочко-китайка, подбородок, вислые усы и большие выпученные глаза.

– А как же – одна звездочка? – растерялась Геля.

– Так то – маленькая! – воскликнул, веселясь, молоденький милиционер. – А это большая. Вы сравните!

– Ага, значит, есть маленькие и есть большие! – сообразила Геля, готовая и дальше постигать труднопостижимую для женского ума науку о погонах.

– Есть маленькие и есть большие! – повторил молоденький милиционер и сконфуженно вдруг засмеялся, и все засмеялись, даже водитель – беззвучно, вздрагивая сутулой спиной.

А уазик меж тем ехал и ехал, оставив уже позади город. Геля с удивлением посмотрела в окно на разрезанные лесополосами поля и громко и оптимистично обратилась сразу ко всем милиционерам:

– Так, ну и где же ваш несчастный воришка?

Но милиционеры не ответили – промолчали.

А уазик все ехал и ехал… И тогда Геля положила незаметно руку на свой живот и спросила дрогнувшим голосом:

– Куда вы меня везете?

Но милиционеры вновь не ответили, а как-то вдруг съежились, как будто даже испугались.

– Куда… вы… меня… везете? – потребовала Геля ответа, разделяя слова и произнося их громко и четко.

Уазик тряхнуло на колдобине, майор крякнул, повернулся и, улыбаясь в усы, проговорил смущенно и укоризненно:

– Неужели, Ангелина Георгиевна, вы думаете, что с вами что-то такое может случиться?

Беспрепятственно миновав пост охраны, они въехали на территорию уютного городка, где на молодой изумрудной траве среди сосен и елей стояли нарядные и аккуратные кирпичные двухэтажные коттеджи.

– Это… Царское село? – спросила Геля, с интересом глядя по сторонам.

– Так точно, – произнес свои первые слова водитель.

Геля слышала про загородный поселок, который построило для себя губернское начальство и новые придонцы и который в народе сразу же прозвали Царским селом, – слышала, но еще не видела…

Людей почему-то не было – ни около домов, ни на посыпанных красным битым кирпичом дорожках.

Майор громко, со свистом, потянул носом и прокомментировал:

– Кислород!

Уазик остановился рядом с розовым, словно игрушечным, домом. Молоденький милиционер выскочил первым и, улыбаясь, галантно подал Геле руку. Повозившись немного с замком, усатый майор открыл дверь, отдал честь и бодро пожелал:

– Здравия желаем, Ангелина Георгиевна!

– Та-ак, – протянула Геля, начиная кое о чем догадываться, и широким решительным шагом вошла в незнакомый дом.

Везде стояла хорошая современная мебель, на полу лежали пушистые шерстяные ковры, в каждой комнате было по телевизору, даже в кухне; огромный холодильник был забит продуктами, в ванной висели белоснежные полотенца и розовый махровый халат.

– Та-ак! – громко и сердито повторила Геля и рванула по деревянной лестнице на второй этаж, где оказалась спальня с широченной кроватью, один вид которой вызывал смущение. Рядом в кресле лежала гитара. Это была ее, Гелина, старенькая любимая гитара…

На улице загудел мотор уезжающего уазика.

Геля обессиленно опустилась на край кровати и, глядя на гитару, громко вдруг всхлипнула и зарыдала.

– Дурак! Вот дурак-то! Вот дурак-то, господи! – приговаривала она, размазывая по щекам слезы.

Взгляд случайно упал на окно, и она увидела, как из дома напротив молодая, красивая, хорошо одетая женщина выкатывает детскую коляску. Неторопливо и счастливо катила она ее по посыпанной красным битым кирпичом дорожке.

Геля перестала плакать и неотрывно и задумчиво смотрела ей вслед.

Глава десятая. ЧЕМ Я БОГАЧЕ, ТЕМ НАРОДУ ЛУЧШЕ

1

Зал смеялся и аплодировал ведущему, а тот в ответ делал вид, что хочет откусить кусок микрофона. Ведущий был с бачками, в цветастой рубахе и клешах. Задник сцены украшал огромный российский триколор, который составляли надутые шарики – белые, голубые и красные, причем надуты они были так, что каждый из них в отдельности напоминал тугую женскую грудь с темным торчащим соском.

– Представляю следующего члена жюри, – завопил ведущий, бегая из конца в конец сцены. – Хотя нам, придонцам, его представлять не надо. Писатель! Вот я сказал – писатель, и вы сразу поняли – кто. Это Толстых было аж четыре штуки, а наш Эдуард Бык один! Мы гордимся нашим придонским писателем! Эдуард Бык!

Зал взорвался аплодисментами. Писатель Бык в костюме-тройке поднялся и кивнул. Внешне он здорово смахивал на быка: огромный, сивый, с маленькими злыми глазками.

А ведущий продолжал носиться по сцене:

– Я видел вчера на книжном лотке: лежит ихняя Агата Кристи, а сверху наш Эдуард Бык, и подумал: повезло старушке!

Публика охотно откликнулась на шутку, дружно засмеявшись, и даже писатель Бык улыбнулся. Ведущий остановил свой бег и, покачиваясь из стороны в сторону, продолжил мягко и лирично, представляя еще одного члена жюри:

– Вот смотрю я на него… Улыбается… А чего ему не улыбаться? Профессия – врач-маммолог… Все мужчины в этом деле специалисты, но чтобы по восемь часов в день и за это еще деньги платили?! И фамилия у него соответственная – Счастливцев.

Публика вновь смеялась и аплодировала, а красный от смущения, милый пожилой доктор кланялся.

Ведущий тем временем перестал раскачиваться, выпрямился, и лицо его из шутовского превратилось в серьезное, даже пафосное.

– Владимир Иванович Печенкин! Компания «Печенкин», генеральный спонсор нашего конкурса! – воскликнул он, указывая рукой на Печенкина.

Аплодисменты переросли в овацию, многие вставали, чтобы увидеть знаменитого земляка. Владимир Иванович поднялся со своего места в первом ряду, повернулся и развел руки, как бы всех сразу обнимая. Во втором ряду за ним сидели Илья и Седой. Седой, как и все, аплодировал, а Илья, как будто ничего не слыша, читал какую-то книжку.

– Несмотря на свою гигантскую занятость, Владимир Иванович не только профинансировал это, без преувеличения сказать, эпохальное в жизни Придонска событие, но и любезно согласился возглавить высокое жюри. Согласился в последний момент, еще вчера мы этого не знали. Как известно, Владимир Иванович Печенкин обратился к жителям нашей губернии с патриотическим призывом: «Ешьте придонское! Пейте придонское! Любите придонское!» Сегодня мы будем любить! Итак, наш конкурс объявляется открытым! Еще раз напоминаю: ка-атегорически запрещается любая видео– и фотосъемка. На сцену приглашается участница под первым номером! Я хочу сказать – не с первым номером, а под первым номером! – Ведущий многозначительно подмигнул и под аплодисменты и смех ускакал за кулисы.

Оглушающе загремела ритмичная латиноамериканская музыка, и на сцену выбежала девушка в одних трусиках, на которых сбоку был прикреплен бумажный кружок с цифрой «1». Весело танцуя, девушка стала демонстрировать публике свой бюст.

Придонцы притихли, как-то вдруг враз оробев. Печенкин самодовольно усмехнулся, повернулся и посмотрел на сына. Илья читал.

– Что читаем? – бодро поинтересовался Владимир Иванович.

Не поднимая головы, Илья показал обложку. Книжка была из дедушкиного сундучка: И. Сталин. «Основы экономической политики».

– Ага, – понимающе кивнул Печенкин, взял ручку, склонился над стоящим перед ним столом, начертил что-то на листе бумаги, написал и протянул Илье.

– Я над этим много думал, – становясь серьезным, стал объяснять Печенкин. – И вот что получилось… Теорема Печенкина.

На листе было следующее:

Илья удивленно и непонимающе смотрел на отца.

– Чем я богаче, тем народу лучше. Вот и вся экономическая политика, – подытожил Владимир Иванович и пожал плечами.

На сцене объявили выход второго номера, но ни сын, ни отец туда даже не взглянули. Илья достал из кармана свою ручку, перевернул листок другой стороной и, положив его на обложку книги, начертил и написал:

Владимир Иванович засмеялся:

– Не устоит! Упадет сразу же! Эх ты, Пифагор! Богатые вверху, и их мало, бедные внизу, и их… Посмотри – я один здесь богатый, а всем хорошо. Все веселы, все смеются – праздник! Праздник!!! – повторил Печенкин и потрепал сына по волосам.

Илья побледнел вдруг, торопливо начертил на листе что-то, написал и протянул отцу:

Тот поднял удивленные глаза:

– А что такое НОК?

– НОК – это НОК, – еще больше бледнея, ответил Илья, поднялся и пошел к выходу, но, сделав несколько шагов, вернулся, протянул отцу томик Сталина и, кривясь в улыбке, проговорил: – Почитай на досуге, там и про тебя написано.

Владимир Иванович растерянно смотрел уходящему сыну в спину.

Седой поднялся и заторопился следом.

2

Фойе Дворца культуры было пустым, просторным, гулким. На расписанных стенах и потолках самоотверженно трудились и безмятежно отдыхали счастливые судостроители и судостроительницы.

Седой нагнал Илью и заговорил негромко:

– Ты зря, сынок, на отца наезжаешь. Ничего, что я тебя так называю? У меня уже внук такой, как ты, Мишка… А отец у тебя молоток! Самородок… Таких бы человек сто – мы бы сейчас в другой стране жили. Я имею в виду – в России, конечно…

Илья остановился у буфета и купил у скучающей буфетчицы пару жареных пирожков.

Седой замялся:

– Вообще-то, Галина Васильевна просила, чтобы ты ничего городского не ел.

Илья демонстративно откусил полпирожка и стал жевать, глядя в растерянные глаза своего телохранителя.

– Дайте и мне два! – приказал Седой буфетчице и пошутил: – Помрем вместе.

– Вы первый, – уточнил Илья.

Седой поперхнулся. Илья тем временем купил две бутылки пепси-колы и одну протянул Седому. Тот улыбнулся.

– А насчет конкурса этого ты не обижайся. Я тебе по секрету скажу: это Галина Васильевна Иваныча попросила. Ну, чтобы ты нормально развивался, понимаешь? Других дел у Иваныча нет, как на ребра эти смотреть.

Сделав глоток пепси-колы, Седой глянул на этикетку, улыбнулся и продолжил:

– А знаешь, как ее Фидель Кастро называл? Сточные воды империализма!

Он засмеялся, однако Илья оставался серьезным.

– Он сказал это про кока-колу, – не согласился молодой человек.

Седой поставил бутылку на столик, закурил и заговорил искренне и нервно:

– Ты, сынок, считай, не жил при советской власти. Что ты понимал – ребенок… А я жил! Я, между прочим, зампредседателя областного управления комитета госбезопасности был. Большой начальник, да? А что я видел? Двести рублей оклад и понос! Пять дней в неделю понос! А в выходные – стул нормальный! Стресс постоянный, понимаешь? В отпуске стул нормальный, а на работу выходишь – понос!

Илья вытер салфеткой губы и пальцы, скомкал ее, бросил на стол и проговорил – еще более искренне и нервно:

– Вы Родину охраняли, шпионов ловили!

– Охранял! Ловил! – пунцовея, закричал в ответ Седой. – А теперь я каждый день по телевизору вижу шпионов этих! Шпионы…

Илья не слушал. Он быстро спускался по широкой парадной лестнице, а Седой семенил рядом, пытаясь еще что-то объяснить, рассказать.

– Я вас уволю, – бросил Илья на ходу.

– Как это? – не понял Седой и даже остановился в раздумье.

Илья направился в туалет, и Седой побежал следом.

Туалет был просторный, с мокрыми, недавно вымытыми полами.

– Я вас уволю, – громко и отчетливо проговорил Илья из своей кабинки.

Седой нервно засмеялся и вошел в кабинку соседнюю.

Илья спустил воду, вышмыгнул под шум воды из кабинки, схватил стоящую у стены швабру, подпер ею дверь, за которой пребывал Седой, распахнул настежь большое матовое окно напротив и спрятался в другой кабинке, самой дальней.

Седой удовлетворенно выдохнул, ткнулся в дверь и спросил удивленно:

– Сынок?

Ничего не услышав в ответ, он стукнул в дверь ногой и повторил растерянно:

– Сынок…

И тут наконец до него дошло…

– Сынок! – прорычал Седой, багровея, и с медвежьей яростью кинулся на дверь грудью.

Швабра громко треснула и сломалась, как спичка, дверь с грохотом распахнулась, Седой вылетел из кабинки, упал, проехал на четырех конечностях по мокрому полу до противоположной стены, вскочил на ноги, сунулся в пустую кабинку Ильи, перевел взгляд на распахнутое окно, мгновенно все понял, взобрался на подоконник и бесстрашно прыгнул вниз…

3

На площади перед Дворцом культуры Илья остановился и прощально и насмешливо посмотрел на его помпезный фасад, на котором висел огромный бело-сине-красный плакат, объявлявший:

1‑й Всероссийский конкурс «Грудь России». (Региональный этап)

– Прощай… немытая… грудь России! – засмеявшись, прокричал Илья и побежал в свой город – один!

Глава одиннадцатая. СПРОСИ, КАК МЕНЯ ЗОВУТ

1

Холодный стальной кружок давил на висок, принуждая не двигаться, и Илья не двигался – сидел на лавочке в той внешне расслабленной позе, держа в полуопущенной руке недоеденное мороженое, – как застал его внезапно прижавшийся к виску холодный стальной кружок… Еще был хриплый приказ: «Молчать и не двигаться!» – и Илья молчал и не двигался, совершенно не двигался, только мороженое в руке двигалось: стекало, тая, на ладонь, ползло, щекоча, между пальцев…

А больше пока ничего не было…

Дело происходило в запущенном пустынном парке Воровского, куда Илья забрел, чтобы отдохнуть и съесть любимое с детства сливочное мороженое в вафельном стаканчике. До этого он долго бродил по Придонску, вспоминая город, купил в книжном магазине пузырек чернил, а в газетном киоске «Придонскую правду» и «Придонский комсомолец», но, лишь глянув на заголовки первых полос, выбросил обе газеты в мусоросборник. Илья был внимателен и осторожен, понимая, что Нилыч его ищет, и расслабился, только когда купил мороженое, вошел в перекошенные ворота парка Воровского и сел на грязную скамейку…

Тот, кто подкрался сзади, приставил пистолет к виску и приказал молчать и не двигаться, сам молчал и не двигался, то ли испытывая нервы, то ли издеваясь, то ли дожидаясь кого, то ли еще что… Было страшно и непонятно. И видимо, от этого Илья вдруг задышал – часто и громко, часто, громко и все чаще и громче… И тут же тот, кто стоял за спиной с пистолетом, тоже вдруг задышал часто и громко, часто и громко и все чаще и громче. И так они вдвоем дышали… Странно, но это напоминало то самое известное всем любовное дыхание, которое кончается сладостным стоном или криком, но чем оно могло здесь кончиться – выстрелом? Кончилось звонком, и оба они от неожиданности перестали дышать, слушая высокий искусственный голосок мобильного. Он пел и пел, назойливо повторяя коротенькую мелодию.

– Это у тебя? – на выдохе хрипло спросил стоящий за спиной с пистолетом.

Илья не понял вопроса, но переспросить не решился и промолчал.

– Это у тебя? – нервно повторил стоящий за спиной, и пистолет в его руке сильно и опасно дернулся.

Илья еще больше растерялся, не понимая.

– Это телефон, – шепотом ответил он. – Мобильный телефон.

– Я и говорю – у тебя?!

Илья понял наконец и торопливо ответил:

– У меня!

– Ну говори тогда! – приказал стоящий за спиной с пистолетом.

Илья разжал руку, избавляясь наконец от растаявшего мороженого, незаметно вытер ладонь о дерево скамейки, достал из кармана телефон.

– Сынок, это ты? – спросил Седой.

– Я, – ответил Илья.

– Слушай, сынок. – Голос у Седого был злой и нервный. – Ты не сынок, ты щенок! Я тебя сегодня поймаю, штаны сниму и задницу надеру.

Илья дал отбой и хотел положить аппарат обратно в карман, но тот, кто стоял за спиной с пистолетом, выхватил его, сдавленно крикнув:

– Дай сюда!

Илья облегченно улыбнулся – кажется, это было просто ограбление.

– А как здесь? – неожиданно спросил незнакомец и убрал пистолет от виска Ильи. – Где нажимать, покажи…

Илья осторожно повернул голову и, не поднимая глаз, показал, как пользоваться мобильным. Человек с пистолетом имел небольшие очень смуглые руки, а обломанные грязные ногти были накрашены разноцветным лаком – белым, зеленым и фиолетовым. Он набрал нужный номер и прижал аппарат к уху. Только тогда Илья поднял глаза… Это была девушка, точнее даже девочка, школьница, старшеклассница, ребенок. Из‑за шапки черных курчавых волос голова ее казалась очень большой. Она была метиска или мулатка: кожа цвета кофе с молоком, иссиня-черные глаза, расплющенный нос и огромные губы. На плече ее висел яркий школьный рюкзачок, на груди был прицеплен большой круглый значок с надписью: «Спроси, как меня зовут».

Видимо, не соединилось, – недовольно хмуря брови, девушка стала снова набирать номер, но блестящий короткоствольный револьвер мешал, и тогда она сунула его Илье, приказав:

– На, подержи!

Илья взял оружие и глянул на девушку удивленно.

– Але! – закричала она, как это обычно делают люди, редко говорящие по телефону. – Але, Баран, это ты? Ты дома? Я так и знала, что ты дома… Узнал? Это я, ага… Чего делаешь, чай пьешь? Я так и знала, что ты чай пьешь… С вареньем? Я так и знала, что с вареньем… А я тебе с Воровки по мобильному звоню… Ты что, оглох? Тебе по буквам повторить? По мо-биль-ному! Баран, я тебе должна сказать знаешь что… Я давно хотела тебе это сказать, да времени не хватает. Баран, ты козел!

Девушка сунула телефонную трубку Илье, и он вернул револьвер. Она вскинула оружие, прицелилась в пустоту, сказала: «Ба-бах!» – и по-ковбойски дунула в дуло. Илья улыбнулся. Ей это, кажется, не понравилось. Она глянула строго и ткнула револьвером в значок на своей груди. Илья смотрел вопросительно, не понимая, что это значит.

– Ну! – потребовала девушка и снова показала на значок.

– «Спроси, как меня зовут», – прочитал Илья то, что там было написано.

Девушка громко вздохнула, пожала плечами и посмотрела по сторонам, как бы ища сочувствия.

– Ты что, дурак? Или с луны свалился? – раздраженно спросила она. – Это ты должен спрашивать, понимаешь? Для чего я его сюда повесила?

– Как тебя зовут? – задал Илья требуемый вопрос.

– Меня? – Девушка словно этого не ожидала. – Снежана.

– Снежана? – искренне удивился Илья.

– Снежана, а что? Что тебя так удивляет? – Она готова была обидеться.

– Редкое имя, – объяснил Илья. – Редкое и красивое.

– Красивое, конечно, – согласилась девушка. – Я сама, когда первый раз услышала… А тебя как звать?

– Сергей.

– Сережка?

– Сергей, – твердо повторил Илья.

– А фамилия?

– Нечаев.

Девушка смотрела на Илью так, как будто разгадывала загадку.

– Знаешь, почему я про фамилию спросила? Подумала – может, ты его родственник… Ты все-таки здорово на него похож. А Баран знаешь на кого похож? На Леонардо. Ты любишь Леонардо?

Илья внимательно посмотрел на девушку и ответил серьезно:

– Я больше люблю Рафаэля.

Она скривилась:

– Ты что, старик, что ли? Это моя мать Рафаэля любила, когда молодая была. Блеет, как козел. Я девять раз «Титаник» смотрела. А Верка двенадцать. Она первая поняла. Что Баран на Леонардо похож. А ты знаешь на кого похож? Сказать?

Илья пожал плечами.

– На Влада! – выпалила девушка. – До Леонардо я Влада любила.

– Кто такой Влад? – делаясь серьезным, спросил Илья.

– С луны свалился! – весело воскликнула девушка. – Влад Сташевский!

Девушка ждала реакции, но реакции не было.

– Правда не знаешь? – спросила она растерянно и недоверчиво.

– Не знаю, – спокойно ответил Илья.

– Певец! – неожиданно заорала девушка. – Это певец такой! «Вечерочки-вечерки» слышал?

Илья помотал головой.

– С луны свалился? – тихо серьезно спросила она.

– Нет, просто я жил далеко, – объяснил Илья, улыбаясь.

– Сидел? – догадалась девушка.

Илья кивнул:

– Сидел… И лежал… И ходил…

– Сколько лет?

– Шесть.

– А за что? Маму не слушался?

– Наоборот – слушался…

Девушка засмеялась.

– А у тебя бабки сейчас с собой есть?

Илья задумался.

– Ну, бабки – мани, мани, – нетерпеливо воскликнула она.

– Есть, – спокойно ответил Илья.

– Значит, ты такой же крутой, как Баран, – подытожила девушка и продолжила неожиданно: – И значит, ты сегодня меня трахнешь.

Она смотрела на Илью, ожидая реакции, но вновь реакции не было.

– Трахнешь! – крикнула девушка и приставила револьвер к его груди.

– За что я должен тебя трахнуть? – спросил он сочувственно.

– Да ни за что! Просто так! Просто так не можешь, что ли? Мужик называется! Мужики пошли, просто так трахнуть уже не могут! – продолжала возмущаться девушка.

– Просто так не могу. Просто так я никогда никого не бил. Только за дело, – взволнованно объяснил Илья.

Девушка глянула на него недоверчиво, отступила на шаг, еще на шаг и вдруг захохотала – чужим гортанным хохотом, сгибаясь в поясе и чуть не падая. Илья смотрел на нее непонимающе, удивленно, но скоро удивление в его глазах сменилось возмущением.

– Почему ты смеешься? – Он требовал ответа.

Девушка вытирала слезы рукой, в которой сжимала револьвер.

– Нет, ты все-таки не с луны свалился. Ты все-таки дурак… Дурак с мобильным… И с бабками… Ты как моя бабка! Она тоже не знала, что значит – трахаться. Я говорю ей тогда: «Ба, а что вы с дедом дома делали, когда мама в школу уходила?» Думала, думала – вспомнила, а потом ка-ак меня поварешкой по башке трахнет! Догадалась…

Она посмотрела на Илью внимательно и серьезно и спросила:

– Догадался теперь?

Илья кивнул.

– Трахнешь?

Илья кивнул еще раз.

Девушка засмеялась:

– Быстрый какой! Сначала мы в «Макдоналдс» пойдем, как Верка с Бараном.

– Я «Макдоналдс» не люблю, – попробовал не согласиться Илья, но девушка оборвала:

– Зато я люблю! Я сказала в «Макдоналдс», значит, в «Макдоналдс»!

2

То был первый и единственный пока в Придонске «Макдоналдс». Девушка жадно поедала гамбургеры, запивала их клубничным коктейлем, глазела по сторонам и беспрерывно болтала:

– Еще мне Верка рассказывала, что в сортире здесь чище, чем в операционной, ей аппендицит недавно вырезали. Надо будет сходить посмотреть, да? И пописать можно заодно… А ты чего ничего не ешь? Бабки экономишь? Как Васька Огрызков… Тоже бабки экономил, в «Макдоналдс» хотел сходить… А потом на уроке в обморок – ба-бах!

– Я сыт, – объяснил Илья.

– Дома покушал?

– Да.

– А у тебя отец есть?

– Есть.

– И мать?

– И мама.

– И они вместе живут?

– Да.

– Бедненький, – ехидно посочувствовала девушка. – Накормили, значит, на дорожку. Ну хоть попей.

– Я пью только пепси-колу, а ее здесь нет, – очень серьезно объяснил Илья.

– Поэтому ты не любишь «Макдоналдс»? – догадалась девушка.

– Да.

Девушка тоже посерьезнела.

– Любишь пепси?

Илья кивнул.

– А я коку больше уважаю… Хотя пепси тоже люблю. И фанту… Но спрайт я ненавижу!

– Я пью пепси, – повторил свою позицию Илья. Такая определенность вызывала у девушки уважение.

– А что у тебя с рукой? – живо поинтересовалась она.

– Бандитская пуля, – ответил Илья, и девушка оценила шутку, засмеялась.

От гамбургеров остались одни бумажки, коктейльная трубочка издавала финальный хрип. Девушка громко вздохнула и еще раз посмотрела по сторонам:

– Классно здесь… Будь моя воля, я бы здесь жила… Моя родина – «Макдоналдс».

Илья усмехнулся:

– Чего же здесь хорошего?

– Чисто… Красиво… Вкуснятина прикольная… Никто не матерится, не блюет… Даже на улицу не хочется выходить. Как увидишь эти рожи! А я тут штуку баксов хотела заработать. Конкурс «Грудь России», слышал?

Илья кивнул.

– Ну хоть это слышал. Ну вот… Прихожу я туда, а они мне: «Это не патриотично, Печенкину это не понравится. Печенкин это не поймет!»

– Кто такой Печенкин? – перебил ее Илья.

– Наш главный богач. Бабка его народным кровососом называет. Она на заводе вахтерила, а Печенкин завод купил и всех стариков выгнал. Будь моя воля, я бы его собственными руками задушила. Знаю я, что ему нравится. Он нашу училку третий год трахает, а она в одной и той же юбке ходит и курит «Пегас»… Жа-адный! Все богатые – жадные, правда? А тебе мой пистолет понравился? Мне его один слесарь шестого разряда из газового переделал за две бутылки водки. А то лезут все… А я прихожу домой, а бабка говорит: «Эх, где бы мне пистолет достать?» Я чуть не упала, подумала – знает, а потом смотрю – нет… И говорю: «А зачем тебе пистолет?» Застрелиться, говорит… Они всем своим советом ветеранов застрелиться решили…

– Почему?

– Ну как почему? Они эту страну защищали, а чего они от нее хорошего видят? У бабки пенсия – на два бигмака, да и ту не платят. Чем так жить, лучше вообще не жить. Ну вот… Я говорю: «Ба, а какой вам нужен пистолет?» Типа прикалываюсь… А она: «ТТ зарегистрированный». Я говорю: «ТТ могу достать, только незарегистрированный», – прикалываюсь опять… А она: «Нет, только зарегистрированный». Я: «Незарегистрированный». Она: «Зарегистрированный»… Я: «Незаре-ре…» Тьфу ты! А она кружкой по башке меня ба-бах! Шишка до сих пор осталась, хочешь – потрогай. – Девушка перегнулась через стол, вытягивая шею, но Илья не стал дотрагиваться до ее головы, а спросил:

– Ты читала «Как закалялась сталь»?

Неожиданный вопрос не застал девушку врасплох. Она подняла обращенную к Илье ладонь и проговорила успокаивающе:

– Я книжек не читаю.

– Это хорошо, что ты книжек не читаешь. Но эту прочтешь.

Девушка громко засмеялась:

– Отгадай загадку! Слово из трех букв, в котором можно сделать три ошибки, а смысл все равно остается!

Илья задумался.

– Сдаешься? Сдавайся. Все равно не отгадаешь! Ишо! – выкрикнула девушка.

Илья не понимал, решительно не понимал.

– У вас там на луне все такие? Как до утки – на четвертые сутки? Или как до жирафы? – раздраженно спрашивала она.

– Еще? – догадался Илья.

Девушка согласилась, кивнула:

– Один коктейль и один бигмак! Нет, лучше два коктейля! И два бигмака…

Илья поднялся и направился к раздаче, но, проходя вдоль стеклянной стены, увидел внизу в сквере Седого. Старый чекист ходил, прихрамывая, кругами, глядя по сторонам потерянно и обреченно. Илья достал из кармана телефон и набрал номер. Седой торопливо приложил к уху свой мобильник.

– Это я, – заговорил Илья.

– Сынок! – обрадовался Седой и тут же пожаловался: – Что же ты делаешь, сынок?

Илья улыбнулся:

– Хорошо. Пока я не буду вас увольнять. Но предлагаю вам работать на меня. Детали обсудим позднее. А сейчас садитесь на скамейку и ждите. Я приду, и мы вернемся домой вместе. В противном случае я вернусь один и скажу маме, что вы меня потеряли и меня чуть не украли чеченцы.

Седой закружился на месте, завертел головой, пытаясь увидеть Илью, он даже посмотрел на небо.

– Садитесь! – строго приказал юноша, и старый чекист послушно опустился на стоящую рядом скамейку.

На подносе стояли не два, а три коктейля и лежали не два, а три бигмака. Девушка взглянула на Илью счастливо и благодарно.

– Ты не как Баран. Ты круче Барана, – решительно проговорила она.

– Знаешь, на кого похожа ты? – спросил Илья.

– Знаю! – кивнула девушка, впиваясь зубами в американский бутерброд. – На обезьяну. Мне это по сто раз в день говорят…

– Ты похожа на Анджелу Дэвис, – уверенно сказал Илья.

– Как-как?

– Анджела Дэвис.

– А кто это? Певица?

– Американская коммунистка.

Девушка улыбнулась:

– Надо бабке моей сказать, вот обрадуется. А мы куда пойдем: к тебе или ко мне?

– К тебе.

– А к тебе нельзя? Родители дома?

– Мама.

– Значит, ко мне. Только ключ у бабки надо забрать, а то она мне не доверяет.

3

На обитой оцинкованным железом выходящей прямо на улицу двери висели две таблички: первая – «ЖЭК», вторая – «СВВОВ». Илья подергал закрытую дверь и взглянул вопросительно на спутницу. Она махнула рукой:

– Да там они, я знаю! Только они не откроют, стучи не стучи. Секретничают…

Илья подошел к высоко расположенному окну, ухватился за карниз, подтянулся и, с трудом удерживаясь на узком приступке фундамента, приник к стеклу.

За длинным, накрытым кумачом столом плотно сидели седовласые, увешанные орденами и медалями ветераны.

– Видишь кого? – нетерпеливо спросила девушка.

Илья не отвечал.

– Кто там?

– Старик, – ответил Илья, не отрываясь от стекла.

– Это Коромыслов! – обрадованно воскликнула девушка. – Председатель ихний. Это он придумал – застрелиться… Злой как собака.

Старик был длинный, сухой, седой, усатый. Он стоял во главе стола, говорил что-то горячо и напористо, то поднимая, то опуская сжатую в кулак руку.

Слушатели, несомненно, были с ним согласны: они часто кивали, трясли дряблыми подбородками и, готовясь аплодировать, потирали ладони. Два толстых пыльных стекла не пропускали ни звука. Это напоминало аквариум, в котором давным‑давно нет воды, – пыльный обветшалый аквариум, где прах сохранил форму живых существ. Был, вероятно, какой-то праздник, известный им одним юбилей, и по этому поводу проводилось мероприятие – необходимое, тягостное, священное…

– А бабку видишь? – крикнула снизу девушка.

– Как она выглядит?

– Бабка? Бабка как бабка…

Илья спрыгнул на асфальт и смущенно посмотрел на девушку.

– Подсади! – потребовала она и стала забираться туда же. Илья поддерживал ее сзади, стараясь не смотреть вверх.

– Ба! – заорала девушка и забарабанила в стекло. – Ключ дай, ба! Нас сегодня раньше отпустили. Да одна я, одна! Контрольная завтра, готовиться надо срочно!

Ключи вылетели в форточку и, звякнув, упали на асфальт. Девушка спрыгнула вниз, подхватила их, подбросила в воздух, поймала и предложила – деловито и задорно:

– Ну что, айда? Цигель-цигель о-ля-ля!

4

Девушка и бабушка жили на втором этаже старого двухэтажного барачного типа дома. Комната была одна, но получалось – две, что подчеркивала полустершаяся меловая черта, проведенная по дощатому полу от середины окна до середины входной двери. Левая половина принадлежала бабушке: там стояла высокая железная кровать под атласным покрывалом, комод, шифоньер, радиола на ножках и швейная машинка в желтом фанерном футляре. На стене над кроватью, в рамках и без, висели старые фронтовые фотографии, вырезанные из журналов фотопортреты военачальников, среди которых центральным был цветной парадный маршал Жуков, украшенный, как икона, блеклыми цветами из навощенной бумаги.