Текст книги "Это было в Анголе"

Когда летчики открыли дверь, у трапа уже стояла машина с нашими советниками. Летчики поприветствовали их, отдали им письма и другую почту. Бортмеханики уже стояли с автоматами, с двух сторон от самолета. Здесь я встретил товарища, с которым уже был знаком. Мы вместе прилетели сюда работать, но оказались в разных округах.

Пожелав летчикам удачного полета, мы направились в военную миссию. В нескольких местах на рулежной полосе виднелись лунки от минных разрывов диаметром чуть больше метра.

Я спросил:

– От чего эти лунки, что был артобстрел?

– Да нет. Унитовцы иногда близко подходят к городу, выпускают несколько мин и убегают. Солдаты ФАПЛы находят лишь трубы от переносных минометных установок.

– Но вокруг города стоит в обороне много частей.

– А они близко не подходят. Иногда прорываются на двух-трех «ленд-роверах» с установленными на них минометами. Сделав несколько выстрелов, сматываются, а выловить их в саванне невозможно.

– А кроме авиации другие пути снабжения есть?

– Очень мало по дорогам. Все обеспечение города и окрестностей только с воздуха. Кстати, американцы отказались летать сюда.

– Почему?

– Прошлый раз их «Геркулес» заходил на посадку, и в этот момент в двигатель влетел «стингер». Сели они благополучно, а вот с ремонтом возились долго, меняли двигатель.

– И теперь сюда летают только наши летчики?

– Нет иногда кубинцы, ангольцы.

– А здесь тоже стоят кубинские войска?

– Да. В самом Менонге большая группировка. И в Куито-Куановале тоже. Если бы кубинцев не было в Куито-Куановале, то ФАПЛа не устояла бы в обороне. В тех боях около тридцати юаровских танков двинулось на позиции ФАПЛы. И только кубинская артиллерия и танки остановили их. Один целехонький танк захватили и доставили сюда. Хочешь посмотреть?

– Конечно. Это недалеко?

– В расположении одной части.

Мы подъехали к пропускному пункту части. Моего товарища хорошо знали, и нас пропустили. Вокруг казарм копошились ангольские солдаты. Возле одной из них стоял танк. Он удивил меня своими огромными размерами. Наш танк Т-64 выглядел в полтора раза меньше. Танк был абсолютно цел. На нем была соответствующая юаровская символика. Я пожалел, что не захватил в эту поездку фотоаппарат.

– И что с ним дальше будут делать?

– Хотят переправить в Луанду.

– И что ж мешает?

– Переправить можно только самолетом. Они уже дважды под сильной охраной перегоняли танк на аэродром, но отправить не могли.

– Почему?

– По своим размерам он умещается только в ИЛ-76Д, но наши летчики не хотят такой груз перевозить. Боятся, что танк заминирован.

– Но ведь ангольцы его постоянно охраняют.

– Да, но и среди ФАПЛы есть немало сторонников униты.

– Понятно. А зачем они стремятся переправить его в Луанду?

– Мы понимаем, что до сих пор ЮАР здесь, в Анголе. А в некоторых странах мира считают, что это не так. Думают, что кроме собственной оппозиции у ФАПЛы врагов нет.

– Неужели журналисты не могут прилететь сюда сами?

– Видишь ли, многим политикам выгодно закрывать глаза на все, что здесь творится.

– Значит, этот свидетель тут и останется.

– Пожалуй, да, если его не взорвут унитовцы.

Мы направились в город, расположенный в нескольких километрах от аэродрома. Я обратил внимание на то, что в городе больше встречалось людей в военной форме, гражданских встречалось мало. Магазины не работали. Типичный прифронтовой город.

Военная миссия располагалась в нескольких двухэтажных домиках. Женщин в этой военной миссии были единицы. В Лубанго практически у каждого военного советника была рядом жена. Боевые действия в этой провинции наложили свой отпечаток на жизнь наших советников здесь. В столовой, да и так в разговорах постоянно присутствовала тема о военных столкновениях с юаровскими наемниками, и унитовскими частями.

День был субботний. И по заведенному распорядку – был банный день. Баню, советники построили сами, в помещении рядом был шикарный бассейн.

Несколько дней я провел в Менонге. По ночам тяжело стучала артиллерия. Артиллерийские выстрелы отражались от земли, и земля дрожала. Иногда от выстрелов дребезжали стекла в окнах. Выстрелы производились редко. Но с методической последовательностью. Иногда это смешивалось с воем мин. Мой сосед объяснил, что это ангольцы отпугивают юаровцев и унитовцев от города. Они периодически обстреливали разные участки местности перед собой. Артиллеристские орудия располагались около десяти километров от города. Однако звуки канонады были хорошо слышны. За те несколько дней я так и не смог спокойно спать. Хотя люди, живущие здесь, привыкли ко всему. В округе города Менонге не осталось хороших фазенд. Хозяева уехали все бросив. Многие фазенды были разграблены унитовцами. А все это сказывалось на обеспечении города продуктами и на ценах. Продукты и различные товары здесь были намного дороже, чем в Лубанго.

Фактически город существовал в изоляции. В этой провинции под названием Квандо-Кубанго очень сильно влияние унитовских формирований. Да и в самом городе имелось много шпионов.

По сообщению советников, ни одна колонна не добралась до Квито-Кванавале без засады или воздушного обстрела. У оппозиции нет своей авиации, поэтому не трудно догадаться, кто бомбил ангольские колонны с питанием и топливом.

Я поинтересовался, как я смогу добраться до Куито-Куановале. Мне ответили, что можно добраться колонной, но это очень опасно. Можно дождаться кубинского вертолета. Кубинцы обеспечивают свои войска вертолетными перевозками. С ним было более надежно и не так опасно. А ангольцы могли просто кинуть колонну и разбежаться кто куда. Оказаться в плену никто, конечно, не хотел.

Я дождался вертолета. В один из дней дежурный по миссии сообщил о вылете двух кубинских вертолетов на Куито-Куановале. Меня отвезли на аэродром. Вертолеты были уже загружены. В ожидании посадки возле них толпилась группа офицеров ФАПЛы. Нас пригласили в вертолеты. В каждый из них посадили не больше восьми человек. Кубинские солдаты сразу выставили автоматы в иллюминаторы, закрепив их на турелях. Один солдат с пулеметом сел у раскрытой двери, закрыв дверной проем перекладиной. На эту перекладину он установил пулемет, пристегнулся тоненьким тросиком за пояс и махнул рукой летчику. Вертолеты, неровно вздрагивая выруливали на взлетную полосу.

Наконец вздрагивание вертолета стало более быстрым и равномерным, и наш МИ-17 оторвался от земли. Через несколько секунд носом к земле он направился вдоль шоссе в сторону переднего края. Я ожидал, что вертолет поднимется, и я осмотрю город. Но ничего подобного не произошло.

Вертолеты летели плотно и низко над землей. Временами вертолет раскачивался и странно вздрагивал. Я не сразу понял, что виной тому деревья. Мы летели так низко, что колеса задевали некоторые высокие деревья. Находившийся рядом офицер объяснил: «Если вертолет летит низко, то он не виден. Звук мотора слышен далеко, но противник не видит вертолета. Естественно, что стрелок-зенитчик не успеет прицелиться и выстрелить «стингером», даже если вертолет пройдет над ним. А вообще, унитовцы стреляют по вертолетам, ложась спиной на землю».

В раскрытые окна и дверь с силой врывался ветер. Несколько раз пришлось вздрогнуть от неожиданных выстрелов. Это кубинские солдаты из вертолета обстреливали подозрительные кусты. Мы летели буквально рядом с дорогой. Если по пути попадалась какая-нибудь лощина или впадина то вертолеты летели в ней, не поднимаясь выше десяти-пятнадцати метров над землей.

Через несколько десятков километров я увидел картину заставляющую поежиться. Внизу на дороге валялось множество сгоревших и покореженных войной машин. В основном это были тяжелые грузовики и бензовозы. На дороге валялись огромные «Вольвы», «Скании», «Мерседесы», «Манны», «Уралы», «ЗИЛы», «Инжесы» и т. д. Все машины были буквально продырявлены, как решето, и разворочены разрывами. Тот же ангольский офицер сказал: «Эти колонны были хорошей добычей для нашего врага. Унитовцы останавливали колонны, устраивая засады. А юаровская авиация тут же их добивала. Видите, а развернуться огромные машины не могли».

Боже, что творится на этой дороге… Я поначалу считал количество сожженных машин, но потом сбился со счета. На каждом километре дороги валялась либо группа машин, либо целая многокилометровая колонна. Не к месту подумалось: сколько металлолома. Как мне потом сказали, на этом участке дороги длиной чуть больше двухсот километров валяется почти 400 машин. Несложная арифметика – сколько машин на один километр.

Через 40 минут полета наш вертолет замедлил скорость и стал садиться прямо на дорогу. Я стал удивленно оглядываться, надеясь увидеть хоть какой-то поселок, но ничего не увидел.

Вертолеты сели с большим интервалом. Я спросил, куда пойти, в ответ мне махнули рукой вперед. Я направился к переднему вертолету. Возле него было уже несколько машин, среди них я сразу увидел наших советников. Мы сели в уазик и направились на позицию. Я не выдержал и спросил:

– А где же поселок?

– Поселок впереди, километров двадцать отсюда.

– Но ведь там же есть аэродром?

– Да, там прекрасный аэродром, но оппозиция разбила взлетную полосу. А жаль, раньше даже ИЛ-76 летали в Куито-Куановале.

– А давно перестали летать сюда самолеты?

– С начала 1987 года. Как начались артобстрелы, так и прекратились полеты. А может, и чуть раньше.

– Почему-то далеко вертолет приземлился, можно и ближе.

– Не получится. Юаровцы и «унита» обстреливают весь поселок и в глубину километров на пятнадцать. Так что вертолеты приземлились на безопасном удалении. Обычно каждый их прилет сопровождается артобстрелом, а вот сегодня что-то тихо.

– Не очень знаю артиллерию, но все же далековато.

– Так они сюда притащили дальнобойные 155 мм гаубицы, G-5 называются. По данным разведки дальность стрельбы 43 километра.

– Надеюсь, я не ослышался?

– Нет. Ты сам в этом еще убедишься.

Советники встретившие меня были не из той части, которая мне нужна, поэтому они согласились меня подвезти. На относительно хорошем асфальте частенько попадались лунки от разрывов. Меня высадили на дороге неподалеку от поста нужной части. Я спросил у часового: «Где асессоры?» Он показал мне, и я прошел. Среди невысоких деревьев и кустарника я нашел блиндаж советников. У входа стоял старший, остальные были на работе. Я протянул ему письма, он мимоходом расспрашивал меня. Прочитав почту, проводил меня в блиндаж.

Блиндаж оказался очень глубоким, имел два входа. В качестве потолка толстые бревна, сверху железные листы от бочек, затем трехметровый слой земли. Во всем угадывалось, что это сооружение выдержит любой артналет. Оставив вещи, мы прошли по позиции. Вся часть зарылась в землю, как кроты. Все жили в добротных блиндажах и землянках, а сверху только несколько скамеек в тени деревьев.

Вся техника размещалась в глубоких окопах. Некоторые машины были густо обсажены толстыми бревнами. Издали это напоминало маленький бастион, внутри которого стоял радар. Сверху торчали только антенны. На антеннах были привязаны ветки деревьев и солома, а рядом блиндаж, в котором люди жили и укрывались от обстрелов.

Время было ближе к обеду. Вскоре все вернулись с работы. Обед у них был скудный. Сказывались трудности со снабжением продовольствием. После обеда работали на технике. Чтобы не привлекать внимание, включались кратковременно. Почти вся техника была посечена или пробита осколками. Многое было уже невозможно восстановить.

Вечером перед ужином мы стояли наверху блиндажа, курили и разговаривали о делах насущных.

Резкий разрыв снаряда в ста метрах от нас заставил вздрогнуть. Солдат, который стоял на посту и пропускал меня в часть, вдруг упал. К нему подбежали солдаты, но он был уже мертв. На войне смерть всегда внезапна и скоротечна. На нашу позицию упало еще несколько снарядов. Мы спустились вниз в блиндаж. Разрывы здесь были намного тише, но от каждого содрогались стены и противно сыпался песок за воротник. Все стены и потолки были завешены брезентовыми палатками, но мелкий песок все равно сыпался. В нашем убежище стало пыльно, песок хрустел на зубах. Ангольский солдат принес ужин. Едва он успел разложить еду по тарелкам, как где-то рядом упал снаряд. Весь наш ужин оказался покрыт песком, как специями. Деваться некуда, а кушать хочется. Собрав песок сверху, заставил себя что-то съесть.

– И часто у вас так? – спросил я.

– Почти каждый день, без выходных. Еще пару снарядов выпустят и перенесут огонь на других. Мы после ужина собираемся на кинофильм к нашим советникам. Они живут тоже в землянках километров десять вглубь от города.

Я не знал, ехать или нет. Смотреть кино под обстрелом меня не очень прельщало.

– Поехали, все равно не уснешь, да и рано еще. Посмотришь, как наши соседи живут.

Мы вышли на улицу. Солдат подыскал машину. Это была бразильская «Инжеса» с тремя ведущими мостами. Мои товарищи посмотрели на небо. Я тоже заметил большие летящие точки. Вдали между холмами были видны яркие вспышки выстрелов. Снаряды летели довольно густо.

– Видишь, откуда стреляют юаровцы? Это далеко за рекой. Снаряды у них активно-реактивные. Так вот на первом участке траектории они видны, а потом снаряд падает.

– А почему ФАПЛа молчит?

– Дело в том, что их артиллерийские системы не достают до врага. Кроме того, на этих G-5 очень современная система управления и обнаружения. И практически через несколько минут после выстрела ФАПЛы юаровцы подавляют артиллерию.

– Ребята, так у них современное наше оружие.

– Все это верно, но дальность стрельбы нашей системы намного меньше. Не достают они юаровцев. Кроме того, сразу после залпа нужно менять позицию, а ФАПЛа это не успевает сделать.

Для меня было непонятно, почему наша славная артиллерия не может соперничать с безизвестной юаровской. Оказывается и третьи страны, какой считалась Южно-Африканская Республика, умеют делать оружие. Электроника сейчас решает все. А наши артиллеристы не располагали такими системами, под рукой были лишь многочисленные таблицы для расчетов – у противника всю эту работу выполнял компьютер.

Обо всем этом я узнал от ребят, пока мы садились в машину и выезжали на дорогу. Мои товарищи внимательно следили за снарядами. За весь долгий период артобстрелов они с большой точностью определяли, какой снаряд куда упадет. Что делает война с людьми! Молодые тридцатилетние ребята воюют на чужой земле за десять тысяч миль от родного дома. И неизвестно, ради чего и против кого. Внутренняя проблема этого народа, но причем здесь юаровцы? Это они в 1982 году полезли в Анголу и без особых боев и сопротивления дошли почти до столицы – Луанды.

Иногда советник просил водителя притормозить. Это означало, что неизвестно куда летит снаряд. Со стороны противника стреляли шесть-восемь орудий. Вспышки их орудий оставались справа от нас. Вскоре мы миновали зону обстрела.

Также недалеко от дороги находилась другая группа советников и специалистов. Их блиндажи освещались от автономного источника питания. Кинозал представлял собой большой котлован, накрытый соломой и маскировочными сетями. Скамейки были сколочены из стволов деревьев и в этом импровизированном кинотеатре дожидались фильма уже человек двадцать. Это были советники частей со всей округи. Фильмы были наши, а передавали их кубинцы с вертолетов. Артиллерийские разрывы сюда почти не доносились, а когда начался фильм, то про разрывы и все прочее как-то забылось. Несколько снарядов все же долетело и сюда. «Не хватало, чтобы одним снарядом накрыло всех», – мрачно подумал я, но абсолютное спокойствие товарищей передалось и мне. Мы посмотрели два фильма.

Возвращались по той же дороге. Стреляли уже намного реже, но по-прежнему снаряды клали на позиции всех частей. Блиндаж освещался своим маленьким агрегатом. Кровати стояли в два яруса. Климат здесь резко континентальный, и вечером с заходом солнца стало холодно. Мы надевали куртки. В июне-июле здесь самое холодное время года. По ночам термометр опускается почти до нуля. А днем +20°, +25 °C. На кроватях было по несколько одеял. Казалось бы, недалеко Луанда, а какой противоположный климат. Когда стали ложиться спать, то я разглядел за кроватями большую снеговую лопату. На ней четкими буквами было написано «для чеков». Я оторопело разглядывал эту вещь, совсем ненужную в Африке, и тем более с трудом понимал, для чего она предназначена. То, что это насмешка, было понятно.

– Ребята я не совсем понял юмор.

– А это… Был тут у нас один… – ответил Женя и показал пальцем вверх.

– И что ему не понравилось?

– Он сказал, что мы ничего не делаем, только чеки гребем лопатой.

– И этот заработок он считает большим? Советник любой другой страны получал бы за аналогичный труд в несколько раз больше.

– Зато у нас все равны. Недопустимо, чтобы советский человек много зарабатывал.

Мы легли спать. Ночь была холодная, и под двумя одеялами было не жарко. В блиндаже была кромешная темень. Наверху где-то вдалеке раздавались артиллерийские выстрелы. Далеко заполночь все стихло. И лишь тогда я спокойно заснул. К войне тоже нужно привыкнуть.

Рано утром на рассвете снова раздались артиллерийские выстрелы. Я спал на верхнем ярусе, на лицо посыпался мелкий песок. Кто-то мрачно пошутил: «Доброго утра нам желают». Утренний обстрел продолжался не более часа. Все разъехались по рабочим местам. Меня тоже ждала работа.

После обеда старший этой группы предложил поехать посмотреть поселок Куито-Куановале. С большим удовольствием я согласился. Мы садились в бразильскую «ИНЖЕСу». Я с интересом обошел вокруг нее. Для ведения войны эта машина была приспособлена лучше нашего ЗИЛа: спереди радиатор закрыт тонким листом брони, мотор и пол кабины тоже имели защиту. Топливный бак также хорошо защищен листами брони. Открыли капот. Под капотом я увидел, что каждый провод имел свой цвет, и все они отличались друг от друга либо цветом, либо толщиной. Любой, даже малограмотный водитель был в состоянии разобраться с электропроводкой этой машины, чего не скажешь о наших машинах. А в бою, когда времени мало это очень немаловажный фактор – быстро устранить неисправность. Мотор хороший, а вот проходимость по песку никудышняя. На эту машину наши бы мосты от ЗИЛа, получилась бы неплохая модель. Но тогда считалось все наше хорошее, а западное – никуда негодное.

Позднее я рассказал нашим советникам о достоинствах зарубежных машин. Но они с жаром отстаивали достоинства наших, хотя реальная жизнь показывала другое.

Слегка пробуксовывая по песку, машина двигалась к асфальту. Наконец выбрались на асфальт, и дорога повела нас в поселок. Он стоит на месте слияния двух рек Квито и Кванавале, поэтому поселок имеет такое же название. Сразу после слияния двух рек построен мост через реку Квито, и дорога дальше идет к городу Мавинга, в котором размещены штабы оппозиции. Здесь же располагается резиденция «униты» – Жоржа Савимби. Туда и планировались многие крупномасштабные операции, но все они с крахом проваливались.

Поселок расположен на пологом холме. Слева идет низина к реке. Справа большой аэродром. С левой стороны сразу же за кирпичными домами очень много красивых круглых хижин. Как мне объяснили, таким образом были сохранены национальная культура и быт местных племен. Когда-то это привлекало туристов. Поселок вытянут вдоль дороги километра на три. Некоторые дома были разрушены. Советник показал мне их бывшие дома. В их доме, где располагалась военная миссия, была выворочена одна стена.

– Снаряд попал в дом, когда мы были на работе. С этой стороны дома жил переводчик. Ему посчастливилось. А вот в том доме два советника вернулись за вещами, и их накрыла мина. А вот, там, внизу, один наш товарищ наступил на мину.

– А где же жители? Все как вымерли.

– Все жители давно покинули поселок и скитаются кто где может.

– Хоть кто-то живет здесь?

– Нет, все ушли. А вот и этот злополучный мост. Он стоит многих человеческих жизней. Дальше – унитовские позиции. Не так давно сюда приезжали журналисты из разных стран. Их охраняли два БТРа. Унитовцы видели, что это не военные. Но, тем не менее, обстреляли их. Один из журналистов погиб, двое были ранены. Погиб, по-моему, француз.

– А откуда стреляют юаровские гаубицы?

– Вот за рекой холмы. Они оттуда и стреляют.

– Странно. Больше десяти бригад хорошо вооруженных, не могут справиться с унитовцами.

– Унитовцев не меньше, а еще и наемники. Давай-ка поехали отсюда. Дорога у них хорошо пристрелена.

На небольшой площади перед спуском к мосту мы развернулись. На обратном пути мне предложили проехать на машине. Машина мне понравилась.

Из всех последующих рассказов о боях здесь я узнал много из того, что газеты не пишут, а радио и телевидение предпочитают молчать. Как, например, один унитовец с винтовкой мог остановить колонну на узкой дороге – достаточно ему было прострелить радиатор передней машины. Так унитовцы умудрились даже заминировать стрелковый тир внутри обороны ФАПЛы; И как наши КрАЗы, успешно использовались для разминирования легких пехотных мин; Как несколько кубинских танков, находящихся в обороне, остановили около тридцати юаровских! Советники из соседних мото-пехотных бригад рассказали мне, что несколько захваченных у ФАПЛы танков и бронетранспортеров оказались участвующими в боях совсем в другом округе, за несколько сотен километров отсюда. Захваченные танки оказались у унитовцев под городом Луэна. Унитовцы даже не стерли номера на броне. Получается, что у оппозиции своя сеть дорог по всей стране, и они в состоянии переправить любую военную технику в любой район страны.

Было предпринято несколько попыток захватить юаровскую гаубицу. Все операции тщательно продумывались и готовились. Но почти все диверсионные группы либо погибали, либо пропадали без вести. Кубинцы пытались даже захватить орудие вертолетами, заходя издалека с тыла, но безрезультатно. Юаровцы хорошо охраняли свое детище. Мне непонятно, почему военные эксперты обошли вниманием эту артиллерийскую систему. На мой взгляд, она достойна внимания.

Вернувшись в Союз, в одном из номеров за 1998 год журнала «Вокруг света» я прочитал про старинные обряды, которые автор наблюдал, находясь в этом поселке. Но к этому времени самого поселка уже не было, да и жители давно ушли. Солидный журнал, а обманывает читателя, ведь информация безнадежно устарела.

В один из дней мне пришлось поехать в соседнюю часть – там была для меня работа. В этой части я увидел несколько покалеченных войной обезьянок. Раненых их подобрали наши советники. В природе они погибли бы, а здесь жили. У одной из них не было лапки, и она сильно мучилась, раскрывая плоды.

В Квито-Кванавале я провел всего несколько дней, но они мне запомнились. Ежедневные артобстрелы утром и вечером, иногда по ночам дали понять обо всех ужасах войны на пороге 90-х годов. И за весь свой тяжелый труд наши советники и специалисты получили по тусклой серо-голубой медальке «За оборону Квито-Кванавале». И никто в мире никогда не узнает, что за оборона была! Да и у нас никто об этом ничего не знает.

Эти несколько дней я занимался ремонтом и регулировкой радаров, продырявленных осколками. В одном месте у техники я увидел торчащий из земли снаряд 155 мм гаубицы. Он не разорвался, и ангольские солдаты загородили его кольями, чтобы никто случайно не зацепил. Мы подошли. Довольно-таки длинный снаряд у юаровской гаубицы.

– Давно он здесь?

– Больше двух месяцев, в песок попал и не разорвался.

– Антенну будем поднимать?

– Ни в коем случае, позиция пристрелена, первый же снаряд наш.

– Но я не смогу отрегулировать станцию.

– Сделай что сможешь, а остальное – когда стемнеет.

В конечном итоге я составил перечень необходимых деталей для восстановления техники. Можно было отправляться в Луанду, брать все необходимое – и снова сюда. Там меня ожидал старший военный советник по ПВО.

Обратный путь я также преодолел на вертолете. Когда приземлились в Менонге, пилот насчитал два пулевых отверстия. Корпус вертолета тонкий, и пуля проходит через него как шило через бумагу.

На аэродроме был наш уазик, который привез меня в миссию. В тот день была протоплена баня, там же был прекрасный большой бассейн, отделанный белым мрамором. С большим удовольствием я отправился в баню смыть всю пыль после артобстрелов. Все-таки есть маленькие радости для нас вдалеке от дома. Вечером в миссии показывали кинофильм. Можно заметить, что фильмы были в основном старые и «не кассовые». Наверняка предназначенны для сельских клубов. Но для нас они были хорошими. Ведь они как-то напоминали нам о Родине, о доме, наверняка душа каждого смотревшего кинофильм была в то время в своем родном доме.

Далекие ночные выстрелы орудий, находившихся в обороне, воспринималась теперь по-другому. Казалось, что война где-то далеко. Несколько дней прошли в томительном ожидании рейса нашего самолета отсюда.

Старший советник миссии поинтересовался, собираюсь ли я приехать. Я ответил положительно. Он пообещал справку о зачислении мне нескольких дней за участие в боевых действиях. Особого значения этому я тогда не придал. Хотя в этом вопросе было много странного. Если главный военный советник считал, что унитовцы не совсем активно воюют, то участие в боевых действиях не засчитывалось. Получались парадоксальные ситуации: люди гибли на войне, а считалось, что они не на войне… Многие советники в военных округах вынуждены были доказывать, что у них активные действия унитовцев. А старшие в Луанде считали, что им видней, что делается на фронтах.

Но эта тема отдельного разговора. Офицеры, воевавшие рядом, не все получали удостоверения участников войны волей штабных работников.

В город выходить мне не пришлось, да и ходить здесь, как выяснилось, было некуда. Наконец, после нескольких дней безделья, я дождался самолета. Обратно в Луанду летел ИЛ-76, на взлете он часто отстреливал ракеты. Мера предосторожности совсем не лишняя, особенно здесь.

Я взглянул на город Менонге. Здесь я побывал один раз, и как потом оказалось – последний. Волею судеб сюда я больше не попал. В столице меня ожидал товарищ, и мне пришлось сразу направиться к нему с докладом. Внимательно выслушав меня, он пообещал помочь. Но пока он приготовит все необходимое для ремонта и восстановления техники, пройдет достаточно времени. Поэтому имело смысл мне вернуться в свою часть.

И опять перелет в Лубанго, а значит, нужно ждать ближайшего рейса. Чтобы скоротать время, я съездил на косу, уходящую в океан. Но, как известно в июне, июле довольно прохладно, поэтому людей у моря было мало, а купающихся тем более. С большим удовольствием я провел день на побережье. Смотря на ярко-синее море, огромные лайнеры, как-то сразу забываешь, что рядом идет война.

Один наш советник крепкого физического телосложения заплыл далеко в океан в легком акваланге. Через час он вылез из воды весь черный, волоча за собой две огромные рыбины. Мы все вытаращились на него, пораженные не рыбой, а его видом.

«Там, метрах в восьмистах от берега, попал в большое нефтяное пятно, наверно, кто-то из кораблей выбросил в море», – пояснил он. У кого-то нашлись мыло и мочалка. После недолгих мучений ему удалось отмыться и очиститься от черного мазута. Иногда море выбрасывало на берег большие белые ракушки. Бродя по берегу, мы собирали их.

Вечером около пяти часов мы возвращались в военную миссию. Дело в том, что в это время уже заметно темнело. А ночь здесь наступает за каких-то пятнадцать-двадцать минут.

На следующий день один мой товарищ предложил посетить ангольский базар, по местному это называлось «кандонго». Мы направились на побережье залива. Сколько раз я проезжал по городу, столько раз меня поражали контрасты. Это проявлялось и в зданиях, и в одежде людей, и в проезжающих автомобилях. Часто можно видеть рядом с шикарным огромным домом гору мусора и копавшихся в нем бедно одетых женщин и детей. В некоторых местах по улице текут грязно-зеленые ручьи, и в них копошатся дети. Многие дети кроме набедренной повязки ничего не имеют. И вряд ли они когда-нибудь носили брюки, рубашку и тем более обувь. Многие женщины из провинции ходят по столице полураздетые, то есть в одной юбке. Многие из них босые.

На улицах много шикарных новых автомобилей, но столько же ужасных развалюх. Вообще, мне показался несколько странным тот факт, что в воюющей стране много дорогих автомобилей из Америки, Японии. Разъезжают в них высокие правительственные чины и военные комиссары провинций. Значит, в стране есть класс элиты, для которого война ничего не значит.

Я бывал у некоторых комиссаров в домах. Живут они шикарно. У каждого имеются два-три автомобиля, прислуга в доме и своя охрана. А за оградой дома стоят рахитные дети бедноты и с жадностью заглядывают внутрь. Но они горды и никогда ничего не просят у обитателей этих домов.

В стране полно социальных аномалий. Не думаю, что ангольцы скоро разберутся со всем этим. Вообще, по улицам города проезжаешь с чувством грусти и жалости к этому народу. Пятьсот лет это был черный товар – "рабы", а сейчас игрушка в руках большой политики. Мне кажется, что американских журналистов здесь никогда не было. Иначе они представляли бы положение в этой стране. И наверно, не было бы здесь юаровских наемников, и не убивала бы оппозиция свой народ.

Неожиданно из-за поворота открылся вид на залив. Сверху в прекрасной зелени и красивых виллах располагаются все посольства и консульства. Они тянутся вдоль дороги друг за другом. Здесь же и наше посольство.

Немного дальше огромная толпа людей, до самого океана живой прилавок для торговли. Столов ни у кого нет. Весь товар расположен прямо на земле. Лишь у некоторых жалкое подобие прилавка в виде ящика или коробки. Люди стоят плотными рядами, образуя живой коридор. Чего здесь только не увидишь! Посмотрев на все это, мы направились к машине. Тяжелый тошнотворный запах прямо выгонял нас из толпы! Только отойдя на приличное расстояние, мы смогли вдохнуть воздух полной грудью.

Массовая безработица загнала на базар десятки тысяч людей. Товар зачастую продавался краденый. Иногда возникали шумные драки, а кто-то хватался за оружие.

В одном месте мы увидели в толпе большое движение в разные стороны и услышали дикие крики. Это люди разбегались от дерущихся. Местная полиция пыталась сотни раз прогнать торговцев отсюда, но безуспешно.

Ничего не купив, мы решили проехать на другой базар на окраине города. Здесь оказалось намного меньше людей, но выбор товаров такой же. Большим количеством денег я не располагал, поэтому купил одну бутылку португальского рома. Со спиртными напитками в Анголе очень тяжело. И чем дальше от столицы, тем в несколько раз дороже. Естественно, что спиртное мы не покупали, а довольствовались пивом. Вечером с друзьями мы распили эту бутылку рома, а позже комендант принес мне посадочный талон на самолет.