Текст книги "Это было в Анголе"

А у Григорьевича был хороший улов. Половив рыбу еще немного, мы поехали в нашу военную миссию.

Там наш повар Артур, прикомандированный из воинской части, уже знал, что делать с этим уловом.

Он со своим помощником приготовил шикарные рыбные котлеты, и несколько дней подряд у нас были шикарные (царские) обеды.

Нужно заметить, что повар умел варить и отличный украинский борщ. А зелень к нему у нас была своя. Между домом и хозяйственными постройками был участок земли, на котором мы высаживали зелень. А сверху это было накрыто маскировочной сетью. Грядки поливали солдаты из охраны.

А хлеб мы выпекали в кастрюльках разных размерах в самодельной печи.

В один из таких дней мы с Володей направлялись в Лубанго. С нами ехали два новичка и один наш товарищ, покидающий Анголу насовсем. Я немного завидовал ему: он свое отработал, а нам еще предстояло работать. В Лубанго была такая же погода. Мы съездили к статуе Монаха (изображение Иисуса Христа). Сверху было интересно наблюдать на город внизу и яркое солнце. Некоторые тучи и облака проплывали буквально у нас под ногами или целиком поглощали нас своей дымкой. Очень интересное явление. Некоторые тучки буквально останавливались и застревали в ущелье, поливая дождем небольшую часть города. Своеобразный и необычный красивейший город – Лубанго.

Мы спустились вниз. Город в эту пору расцвел, и пышная разноликая зелень еще больше подчеркивала красоту здешних мест. Мы подъехали к огромному бассейну, рядом располагались площадки теннисного корта. В бассейне купались люди, но рядом в тени аллей и деревьев людей было мало. Кое-кто из нас захотел искупаться, но прохлада, наступившая после дождя, как-то не способствовала этому.

Слева по пути в центр города расположен новый советский госпиталь. Это добротное и красивое многоэтажное здание возвели наши строители. Внутри госпиталь был оборудован новейшей медицинской аппаратурой. Вскоре даже санитарные машины были доставлены сюда из Союза ССР. Работали в госпитале наши медики совместно с ангольскими. Этот госпиталь был построен по межгосударственному контракту. Наверняка, это была наша последняя крупномасштабная стройка в этой стране перед распадом Союза.

По пути в военную миссию нашему другу захотелось заехать в гости к ангольскому офицеру. Этот офицер занимал высокий пост в армии ФАПЛа – начальник автомобильной службы округа. Еще раньше он обучался в военной академии в Москве. Но в основном всех интересовала его интернациональная семья. Его жена Лида была коренная москвичка. Дети у них разнополые, кроме того, девочка белая, а мальчик негр, но говорят по-русски. Лида пожаловалась, что мальчик не может ходить в школу, так как почти не знает своего родного языка.

«Стыдно перед соседями, да и так смеются дети. Я не очень хорошо знаю португальский, а муж почти все время на службе», – говорила она.

– А домой-то не хочется? – спросил один из нас.

– Конечно, хочется, но ужасно дорогие авиабилеты. Я вот уже три года не была Москве. А родители старенькие, хочется повидать.

– А здесь тяжело нашему человеку привыкнуть?

– Да не знаю, я уже привыкла. Но вы и сами знаете, что в этой стране одни проблемы буквально со всем: и с продуктами, и с одеждой. Нам-то завозят регулярно, но я очень соскучилась по нашему мороженому и простому лимонаду.

– У вас есть слуги?

– Да, три человека по очереди охраняют виллу, это солдаты. И одна прислуга в доме. Мне повезло, некоторые из наших глупых девочек живут в сотни раз хуже.

– И обратной дороги домой нет?

– Вряд ли кто-то найдет девятьсот долларов на обратную дорогу. Я знаю нескольких девочек, залетевших сюда, в Луанду и другие города и селения Анголы. Не скрою, живут они не в очень хороших условиях, да разве они признаются в этом? В бедной воюющей стране не может быть нормальных человеческих условий для жизни. А женщины это чувствуют особенно. Я ведь тоже никогда не предполагала, что это за страна Ангола…

– Пожалуй, на нашем радио и телевидении мало говорили об Анголе.

На прощание мы пожелали ей всего хорошего, детей угостили привычными для них советскими конфетами. В миссию мы вернулись, едва начало темнеть. У нас существовал закон: любой советник или специалист, где бы он ни находился до наступления темноты должен быть «дома», то есть вместе со всеми. Существовала реальная опасность быть убитым из-за угла или выкраденным.

С наступлением темноты в городе раздавались выстрелы. Порой слышались длинные автоматные очереди. Полицейские и военные патрули были не в силах помешать этому, ведь в стране шла война, хотя она не закончилась и по сей день, поэтому огромное количество оружия находится на руках у населения. Был подписан приказ, запрещающий применение оружия всем кроме полиции, но это было только на бумаге.

Иногда небольшими группами вместе с переводчиками ходили в кинотеатр. Кинотеатр шикарный, фильмы показывают хорошие, но ужасная грязь между креслами, и, наверное, не работает вентиляция.

В миссии находились новички, мы расспрашивали их о стране. Из разговоров становилось очевидным, что люди стали жить в сотни раз хуже, а хвалебные речи руководителя СССР были во столько же раз громче. Что-то странное происходило у нас в стране. Эйфория перестройки затуманила глаза людям. Я пытался доказать, что дела намного хуже, чем их преподносила нам пресса. Но наличие партбилета и всевидящее око парткомов не давали людям свободы слова.

Один наш советник, вернувшись из Луанды, рассказал нам об ЧП (чрезвычайном происшествии), произошедшем на одном из аэродромов. Услышанное просто потрясло нас. Это было образцом халатности и безолаберности.

Один ангольский летчик сразу после взлета объявил по рации, что двигатель самолета неисправен, обороты падают и двигатель работает неустойчиво.

Еще через несколько минут после взлета пилот катапультировался, а самолет рухнул на землю. Пилот живой, а современный (на то время) истребитель был разбит.

Причина была банально простая: обслуживающий персонал не заправил самолет топливом, бортмеханик не проверил самолет перед вылетом, пилот не увидел, что топливо почти на нуле.

Вообще-то подобные случаи не были редкостью. Не хочется плохо отзываться об ангольских вояках, но о подобных происшествиях может рассказать каждый, кто там был…

В ожидании самолета мы остались еще на несколько дней. День стоял сухой и солнечный. После обеда на небе появились какие-то большие скопления зеленых насекомых. Ближе к вечеру небо буквально потемнело от них. Многие разбивались о провода и просто падали на землю. Мы подняли и осмотрели несколько насекомых. Это была зеленая саранча. Еще через час в воздухе их было несколько миллионов. Когда вечером мы играли в волейбол, сотни этих насекомых падали на площадку и неприятно хрустели под ногами. Вскоре небо вообще почернело от их изобилия. Раздосадованные, мы покинули волейбольную площадку.

Так вслед за дождями по свежей позеленевшей саване распространились полчища ее пожирателей – саранчи. Когда мы шли ужинать в наше кафе, асфальт был буквально устлан этими насекомыми, они падали на голову с неба, шлепались о стены и стекла домов.

Но каково же было удивление на наших лицах у всех наутро… Улицы и дороги были чистые, как будто кто-то собрал их всех до последнего. Об этом позаботились муравьи, мыши и другие животные и птицы. По местному радио объявили, что насекомых принесло из влажного экваториального леса. Местным жителям рекомендовалось побывать на своих полях и привести их в порядок. Особой беды это нашествие не принесло, и действительно позже я нигде не увидел объеденной растительности. Наверное, природа сама расправилась с этой ордой.

На следующий день самолета в Луанду так и не было. Мы остались дожидаться почту и продукты, получаемые по совисплану (советско-испанская фирма обеспечивала продуктами многие регионы мира).

Утром следующего дня мы были разбужены часов в пять утра. Люди почему-то бегали и топали ногами по этажам. Выходить в коридор не хотелось, но в окно на всякий случай выглянули. В стороне от аэродрома и чуть правей, мы увидели какие-то черные точки сверху и множество светлячков. Мы не сразу сообразили, что точки – это самолеты, а светлячки, летящие от земли, – это трассирующие снаряды зенитных установок. На всякий случай получили у дежурного автоматы и пару штук ракет ПЗРК (переносной зенитно-ракетный комплекс). С крыши нашего здания было хорошо видно, как самолеты выстроились в какую-то карусель и двигались по спирали сверху вниз. Бомбил тот самолет, который был внизу, затем он плавно уходил наверх, а внизу оказывался следующий.

Зрелище было очень впечатляющее. Специалисты говорят, что такой опыт юаровцы переняли от израильтян, а те использовали этот прием в своих войнах, а зародился он в фашистской Германии. Так немцы утюжили позиции неприятеля во времена Второй мировой войны. Вот так передается мировому сообществу опыт убивать друг друга.

Дежурному и переводчику удалось дозвониться в штаб ФАПЛы и потом на аэродром. Выяснилось, что юаровская авиация бомбила лагерь СВАПО (СВАПО – это организация освобождения Намибии, она находилась в эмиграции весь период юаровской оккупации Намибии).

В лагере находились как мирные беженцы, так и военные, но на войне достается всем. Воины СВАПО отстреливались из мелкокалиберных зенитных установок, но безрезультатно. Другие средства ПВО туда не доставали. Истребители ФАПЛа и Кубы в воздух не поднимались. Вскоре юаровская авиация исчезла, словно растворилась в утренней дымке. Радары их тоже перестали видеть, так как воздушные стервятники убегали на свою оккупированную территорию низко над землей, используя впадины в горах и низины по руслам рек.

Безнаказанность была очевидной, но разве это было только один раз? По данным разведки ФАПЛы на полевых аэродромах юаровской авиации побывали израильские летчики, у которых большой опыт ведения войны, и они кое-чему научили своих коллег. Утверждать это я не собираюсь, чтобы меня не обвинили в дезинформации военные этих стран. Но такая информация прошла среди штабов и некоторых военных начальников. Пусть это останется на совести воюющих.

А вообще если разобраться, то с лагерями СВАПО, находящихся на ангольской территории, много непонятного. Эта организация возникла на оккупированной территории в Намибии как партизанская народная организация освобождения юго-западной Африки. Она набирала силу в борьбе с юаровскими захватчиками. Конечно, это не нравилось оккупантам. Для того чтобы прекратить это кровопролитие, было решено вывести отряды СВАПО на территорию Анголы. Усилиями ООН напряженность по деколонизации этой страны удалось снять. В результате трех сторонней договоренности Анголы, Кубы и ЮАР отряды СВАПО покинули территорию Намибии. Они были сосредоточены в отдельных лагерях далеко от границы за 16-й параллелью. В последующем согласно резолюции ООН № 435 предполагалась деколонизация Намибии. В решении предписывалось отрядам СВАПО никаких военных действий не предпринимать. Юаровская сторона тоже обещала предоставить независимость Намибии, вывести свои войска из оккупированных территорий с тем, чтобы к началу демократических выборов на этой территории было не более полутора тысяч солдат.

Но фактически война между отрядами СВАПО и юаровскими наемниками продолжалась, только теперь уже на ангольской территории. И теперь юаровское правительство заявляло, что воюет со СВАПО, потому что та не выполняет соглашения. Но реально юаровские солдаты воевали на стороне оппозиции «УНИТА» против ангольского правительства. Бои в Квито-Кванавале показали истинное лицо агрессора.

Вот такой сложный и противоречивый клубок был на юге Африки.

На период изгнания организация СВАПО почти утратила политическое влияние в своей стране. Поэтому к началу выборов, 1 ноября 1989 года, ей предстояло еще очень много работать. Многие лидеры этой организации находились за пределами своей страны, не имея возможности вернуться.

С 1-го апреля начиналось претворение в жизнь плана деколонизации Намибии, в основе которого резолюция № 435 Совета безопасности ООН. В тот же день предусматривалась постепенная эвакуация южноафриканских войск из Намибии. Через семь месяцев в стране прошли первые всеобщие выборы за последние двенадцать лет. А последний южноафриканский солдат должен был покинуть страну еще через год после выборов. Так оно и было.

Первоначально бюджет операции ООН в Намибии предполагал 700 миллионов долларов с численностью «голубых касок» в 7,5 тысяч. Но потом ООН почему-то сократила бюджет на 400 миллионов, а численность контингента до 4,5 тысячи человек. Не думаю, что это связано с желанием подыграть ЮАР или ущемить интересы СВАПО, видимо, были другие проблемы.

Все прекрасно понимали, что без СВАПО невозможно сформировать новое правительство в Намибии. Но в то же время мировое сообщество не допустит единоличного лидерства СВАПО в новом правительстве. В этой стране есть и другие партии. Предполагалось создать коалиционное правительство до момента выборов.

Ангольское правительство было тоже заинтересовано в скорейшем выводе отрядов СВАПО со своей территории – очага очередной международной неувязки.

Прошедшие март и апрель принесли много смертей на юге африканского континента.

На всей трассе от границы Намибии до города Лубанго появились городки «голубых касок». Маленькие лагеря солдат ООН появились и на многих других дорогах.

С 1-го апреля на всех фронтах было тихо. Даже ангольские правительственные войска прекратили операции против оппозиции. Все боялись нарушить неустойчивый процесс начавшегося мирного урегулирования. Но унитовские отряды вскоре начали нападать на гарнизоны ФАПЛа. Солдатам ФАПЛа категорически запрещалось стрелять, но вскоре этот приказ командование отменило.

Со своей стороны мы стали давать командирам ФАПЛы советы и рекомендации искать пути компромиссов для мирного решения вопросов с унитовцами. Следует сказать, что поначалу они не хотели нас понимать и слушать. Через несколько месяцев они поняли, что в своей политике по отношению к оппозиции надо что-то менять. Теперь и кубинские солдаты стали ездить без оружия. Конечно, иногда они гибли на минах и из-за унитовских засад на дорогах, но стрелять им не разрешалось. Их главный враг – юаровские наемники – убирались из Анголы, но мелкие отдельные стычки с юаровцами продолжались до июля 1989 года. Некоторые части под строгим контролем «голубых касок» покидали южные районы провинции Кунене. Различные воинские части тянулись к городу Лубанго, а оттуда к морскому порту Намиб, чтобы оттуда кораблями отправлять технику и людей домой на Кубу. Со многими кубинскими офицерами мы прощались, предвидя, что никогда больше не увидимся.

В один из дней мы получили радиограмму. В ней нам приказывалось встретить в местном аэропорту самолет. На следующий день мы были на аэродроме. Прилетевший в Кахаму АН-24 доставил главного военного советника и первого заместителя министра обороны Анголы, а также сопровождающих их офицеров и переводчиков. Машинами мы их доставили к нам в миссию. Здесь покормили их обедом. После чего состоялась наша беседа.

«Правительство Заира и других африканских государств заявило, что с уходом кубинских войск Ангола не в состоянии справиться со своими проблемами, так как у нее слабая армия, и эта армия не умеет сама за себя постоять. В десяти километрах отсюда есть полигон. Командование Анголы намерено с помощью советских военных специалистов оборудовать его соответствующими техническими и боевыми средствами, а затем пригласить руководителей соседних государств. На полигоне надо провести показательные стрельбы из всех видов оружия: танков, артиллерии, зенитно-ракетных средств. Ваша задача обеспечить размещение наших специалистов, снабдить питанием. Предполагаем закончить всю работу за три недели», – сказал главный военный советник.

Мы выразили просьбу выдать нам побольше продуктов, как-никак добавится человек двадцать. Вскоре к дому подъехал старший советник из Лубанго. Он получил указания, каких военных специалистов прислать сюда и что необходимо сделать за это время. Затем мы отвезли гостей на аэродром.

«Придется уплотниться», – распорядился наш старший советник. Мы подготовили помещения для размещения еще нескольких человек.

Далее начался процесс вывода кубинских войск под контролем «голубых касок». Солдаты ООН считали буквально каждую машину кубинцев. С этого момента никакое перемещение кубинских частей не делалось без уведомления и согласия специалистов ООН. Кубинские части оставляли обжитые дома и оборудованные позиции, которые иногда доставались частям ФАПЛы, но в большинстве своем эти добротные бетонные сооружения бросались на произвол судьбы и разрушались природой и временем.

Следует отметить, что кубинские части не бросали неисправную боевую технику. Неисправные машины разбирались или буксировались уходящими войсками. Меня поражал контраст оставляемых позиций кубинскими и ангольскими войсками. На кубинских позициях после ухода не оставалось буквально ничего. Невозможно было найти даже пустую консервную банку или какую-то железку от машины. Все было убрано или закопано. И только окопы, ходы сообщений или другие сооружения говорили о том, что здесь когда-то были люди. На ангольских позициях после ухода бросались в глаза груды железа, консервных банок и целые свалки неисправной техники. Зачастую на таких брошенных свалках можно было найти дефицитные запчасти для различной техники.

Я считаю, что ангольские части ФАПЛы привыкли к безвозмездной военной помощи могучего в прошлом Советского Союза. Небольшой пример может показать многое. Так, перед уходом советских военных советников и специалистов соседняя мотопехотная бригада получила двадцать новых дизельных «Уралов». Через полгода эксплуатации в части были на ходу из этих машин всего шесть, а еще через полгода могли ездить всего две. Причем машины выводились из строя безграмотной, можно сказать варварской, эксплуатацией самими водителями. Мы с болью в душе смотрели на эти машины. Большинство из них можно было отремонтировать, приложив немного усилий и имея голову. Но этим никто не хотел заниматься. А их заместитель по технической части только беспомощно разводил руками.

За все время пребывания в Анголе я ни разу не увидел бережного отношения к военной технике.

Многим из нас было искренне жаль наших народных денег, которые в буквальном смысле уходили в песок здесь, в Анголе. Да, наверно, не только здесь. Хорошие автомобили пригодились бы в хозяйстве любого колхоза или предприятия.

Старшие военные советники говорили, что вся техника поставляется в Анголу в кредит. Но вскоре стало известно, что наше правительство аннулировало долг многих стран африканского континента. Другими словами, военная помощь стала безвозмездной, бесплатной. А отсюда и отношение к военным поставкам со стороны Ангольской армии ФАПЛа.

Не думаю, что Ангола и сейчас рассчитывается за тот долг более десятка миллиардов долларов. Не нужно глубоко искать корни, почему мы бедные сейчас. Все многочисленные пробелы и просчеты в политике привели к обнищанию нашего народа.

Конечно, экономическая или военная помощь нужна. Однако в данное время никто не сделает такого широкого жеста для нас.

Вскоре южнее нас не осталось ни одной кубинской военной части. Иногда возле нас останавливались Тойоты «голубых касок». Солдаты и офицеры сил ООН говорили в основном на английском языке, но то, что они просили у нас, мы прекрасно понимали. Иногда они просили воды, изредка моторного масла долить в мотор. Мы были рады пообщаться с ними, но не всегда могли поговорить. Но если среди них находился тот, кто мог говорить по-португальски, мы могли хоть что-то узнать о происходящих событиях как на границе, так и в стране. Некоторые разрешали сфотографироваться с ними. С некоторыми офицерами сил ООН мы заходили в пивной бар, пропустить по паре бокальчиков пива, не более того, потому что каждый чувствовал на себе любопытный взгляд местной стороны. Соответственно вести себя приходилось сдержанно и с достоинством.

На нашем аэродроме в Кахаме собрались сотни уходящих кубинских солдат. Самолеты летали каждый день, а иногда совершали по три-четыре рейса. Солдаты улетали в Луанду, а оттуда домой.

На аэродроме базировались несколько кубинских вертолетов. С экипажами многих мы были знакомы. Ведь почти все кубинские летчики обучались у нас в стране и прекрасно говорили по-русски. С командиром одного экипажа мы были хорошо знакомы. У него была жена украинка – Алла. Алла говорила, что их сынишка почти не говорит по-русски, но прекрасно общается со своими сверстниками. Он родился на Кубе, а говорить по-русски приходится только тогда, когда приезжает домой к бабушке с дедушкой. Но такая возможность была у них только один раз. Очень дорогая и далекая поездка из Кубы на родину, а средства найти не всегда удается. Мы частенько бывали у них на аэродроме. Нам нравился построенный ими городок. Все сделано очень красиво и добротно. Они иногда приезжали к нам в гости. Его экипаж частенько летал на границу Анголы с Намибией. Там в местечке Руакана располагался пункт кубинских военных специалистов, рядом – юаровский пост. Здесь находился одноименный водопад Руакана, на нем стоит большая ГРЭС. Электростанция находится на ангольской территории, но по договору ее построили и эксплуатируют намибийцы. Здесь в то время проходили многочисленные переговоры Анголы и Кубы, с одной стороны и ЮАР – с другой, при участии наблюдателей ООН. Впервые за все время противники сидели за одним столом, не стреляя друг в друга.

Экипаж Хосе, так звали этого летчика, периодически доставлял туда продукты или военных специалистов. Ангольские военные руководители летали туда на своих вертолетах.

В один из дней нашему старшему советнику удалось договориться с комендантом аэродрома относительно посещения Руакана вертолетом. Он разрешил нам слетать туда и обратно рейсом вертолета Хосе. Находившиеся там высокие военные чины Ангольской армии и высшие офицеры Кубинских вооруженных сил решали важнейшие (на то время) задачи по выполнению ранее достигнутых мирных договоренностей: отвод враждующих сторон, обмен пленными и т. п. Они имели постоянную радиосвязь с высшим руководством страны.

Утром следующего дня мы были на аэродроме. Вертолеты были уже загружены боеприпасами и продуктами. Мы сели в вертолет. Здесь находилось несколько кубинских офицеров и два солдата. Один из них с пулеметом сел у открытой двери, другой выставил автомат по другую сторону. Хосе взял с собой жену Аллу. Вскоре мы взлетели. Летели низко над землей. Вертолеты буквально цеплялись колесами за некоторые деревья. Через полчаса полета вертолет сел в селении Тенинка к югу от Кахамы. Здесь находился небольшой кубинский гарнизон. Из вертолетов выгрузили часть продуктов и отдали почту. Еще через полчаса мы подлетали к Руакане. Растительность очень изменилась. Больших деревьев здесь нет. Кругом редкий и низкий кустарник. Впереди показалось огромное озеро. Перед ним вертолеты приземлились на широкую площадку. Здесь уже стоял один ангольский вертолет. Подъехали кубинские машины. На Тойоте мы направились на командный пункт кубинских войск. В палатке все кубинские офицеры имели повязки на рукавах. Они часто встречались с командованием южноафриканских войск, решая различные проблемы. Здесь же встречались руководители двух государств, обговаривали условия мира в регионе, происходил обмен пленными. Два офицера с повязками согласились отвезти показать границу и электростанцию. Электростанция здесь находится на ангольской территории, но энергию использует соседнее государство. Река Кунене разделяет два государства. По руслу реки на запад проходит граница Намибии и Анголы. Сама гидроэлектростанция небольшая. Длина плотины, перегораживающей реку, метров двести. Ее высота не более пятнадцати метров. В сопровождении кубинских офицеров мы прошли сверху. Вниз от плотины по руслу реки лежат огромные камни и валуны. Вода во многих местах вымыла огромные котлованы в каменном ущелье. Ниже по течению реки находится низкий мост. Сразу за ним граница. Здесь на грунтовой дороге установлен символический шлагбаум. С одной стороны сидел ангольский солдат, а с другой – южноафриканский. Впервые и только здесь юаровец мирно сидели с негром, на небольшом удалении, и никто не стрелял друг в друга. Я сказал нашим товарищам, что здесь символическое разделение государств не случайно, все дело в том, что граница Анголы и Намибии существует только на карте. А фактически нигде и никем она не охраняется. Привычные нашему понятию разделительные столбы, колючая проволока и разделительная полоса здесь полностью отсутствуют, и только на некоторых главных дорогах стоят посты с двух сторон.

От плотины мы спустились вниз к машинному залу. На стенах этого здания в самом верху крупная надпись «Руакана». Внутри тихо, наверное, машины остановлены. Мы сфотографировались и наверху, и внизу. Сопровождающий нас кубинец пояснил, что пульт управления ГРЭС находится далеко отсюда на намибийской территории, туда идут кабеля управления.

С ангольской стороны поверхность земли ровная. На намибийской территории возвышались редкие горы, покрытые небольшой растительностью. Где-то там находится штаб южноафриканских войск. Кубинский офицер сказал что, наверное, юаровцы разглядывают нас в бинокли и думают, что мы здесь можем делать. Сами ни кубинцы, ни ангольцы сюда не ходят.

На машине мы вернулись обратно. В штабе кубинский военный начальник сказал, что очень много работы. Ему приходится обеспечивать встречи высших руководителей разных сторон, кроме того, скоро сюда прибудут иностранные журналисты. На нем лежит ответственность за весь мирный процесс урегулирования военных конфликтов. Он немедленно встречается с юаровской стороной при каждом конфликте между кубинскими и южноафриканскими войсками в Анголе. Но скоро сюда прибудут наблюдатели и инспектора войск ООН. Тогда кубинцы оставят пост наблюдателям ООН.

Обратно мы возвращались возбужденные впечатлениями. Верилось, что мир скоро настанет.

Когда приземлились на аэродроме в Кахаме, Хосе обошел вокруг своего вертолета, тщательно осматривая его корпус.

– Что ищешь? – спросил один из нас.

– Смотрю, нет ли дырок от пуль. По корпусу не страшно, но лишь бы не перебили проводку или трубки двигателя и управления.

– Вроде не видно ничего.

– Да, сейчас пролетели нормально. Но вот эти круглые заплатки механик наклеил после предыдущего полета.

На корпусе вертолета имелось несколько круглых металлических латок. Дырки от пуль просто заклеивались металлическими пластинами.

Через несколько дней в Кахаму прилетел самолет, который доставил большую группу журналистов. Их было больше двадцати человек. Такого массового скопления прессы маленькое селение Кахама еще не видело. Обвешанные аппаратурой журналисты ходили по поселку. Многих из них разместили на ночь в доме комиссара и в гостинице при баре. Мы заинтересовались, нет ли среди них наших. Нашлось два человека, один был с видеокамерой. Мы пригласили их на ужин. Но пришли они не одни, а с коллегами из других государств. У переводчика была в тот вечер работа. Сергей с работой справился. Он обнаружил у себя талант. Ему пришлось переводить не только с английского и португальского языка, но и с других. Журналисты спрашивали: что мы здесь делаем и каковы наши обязанности? Мы отвечали, что помогаем частям ФАПЛа эксплуатировать военную технику. Учим их техническим знаниям и навыкам работы на ней. И что нам хотелось бы, чтобы юаровская авиация больше не летала и не бомбила бы ангольскую землю. А имеющееся у нас оружие мы бы ни одного раза не применяли. Оно у нас было на случай самообороны, чтобы нас не взяли в плен ни юаровские наемники, ни унитовские диверсионные группы. Не знаю, что там написали об этом западные газеты. Но мне была непонятна и неприятна та холодность взгляда португальского журналиста. Он отказался даже от предложенного баночного пива. Хотя всех остальных мы угощали от всей души. Журналисты рассказывали свои истории, просидев у нас до позднего вечера.

Причиной их появления здесь был завтрашний день. Тогда намечался обмен военнопленными в местечке Руакана. Наутро двумя вертолетами журналисты улетали в указанное место.

На следующий день после обеда они были уже здесь. Ангольское и кубинское радио уже передало, что обмен пленными прошел успешно. Но нам хотелось услышать все от очевидцев. Наши журналисты пришли не одни. Самолет должен был забрать их сегодня же, но почему-то не прилетел. Многие журналисты с горечью сожалели, что материал не смогут передать в свои страны. Наши журналисты сетовали, что у них нет факса, и что завтра их информация будет уже никому не нужна. А вот английский репортер агентства «Рейтер» уже передал всю информацию по факсу прямо с места событий. Там была телефонная линия, и некоторые журналисты смогли туда подключиться.

Что поделаешь, техническое оснащение наших журналистов тогда было не на высоте. А иметь приличные вещи запада считалось недопустимым. А что делать, если своего-то нет?

Но главное, что все они своими глазами видели обмен пленными. Юаровские военнопленные содержались на Кубе и были доставлены сюда самолетом специально по этому случаю. Кубинцы щедро одарили их подарками. Многих юаровцев встречали семьи и родня. Слезы радости и огорчения царили как с той, так и с другой стороны границы.

Кубинцев встречали скромнее, да и подарков юаровцы выделили поменьше. У некоторых кубинцев суставы пальцев рук оказались вывернутыми после пыток. Со слезами радости или горечи они рассказывали, что провели в плену более шести лет, и что захватившие их унитовцы издевались и пытали их. И что изуродованные руки – это работа унитовских садистов. К юаровцам они попали позже. Но все они безгранично были рады вернуться быстрее домой.

В своих эмоциях журналисты были сдержанны. Мы предложили нашим журналистам заночевать у нас. Они согласились. А наутро в семь часов я отвозил их уже в аэропорт. Вскоре прилетел самолет, и я распрощался с ними.

Вскоре после этих событий кубинский пост на границе с Намибией свернулся, и его место заняли войска ООН.

Наши военные советники и специалисты находились в саванне вместе с солдатами и офицерами ФАПЛа. Были построены тиры для стрельбы из автоматического оружия. На соседних площадках были оборудованы линии стрельбы для артиллерии и танков. Чуть поодаль располагались позиции для зенитных средств. Предполагалось провести показательные комплексные стрельбы.