Текст книги "Мистер Кольт. Серия «Аранский и Ко». Книга 2"

17

Утренний кофе к завтраку был горячий и очень крепкий, а также слегка пережаренная глазунья с беконом и еще хрустящие гренки уже минут десять, как были готовы, пусть не изысканно все, но вкусно. Юля сначала суетилась у плиты, потом занялась собой, потом опять на кухне, потом бегала по квартире, с какой целью – непонятно. Несмотря на то что была она в делах быстрая, по натуре активная и заводная, в квартире у нее отсутствовало понятие бардака, поскольку состояние это было естественно перманентным.

Валентин ходил по кухне босой и в розовом халате, коротком и узком, особенно в плечах, из-под которого торчали длинные, худые и волосатые ноги, уперев в бока руки и с задумчивым видом. Подумать ему всегда было о чем.

– Черт те что, – не глядя на него, сказала Юля. – Ну правда. И чем тебе так нравится мой халат?

– И сам не знаю, – Валентин вывернул набок голову и понюхал свое плечо. – Может, запах твой. Хожу везде и ты везде.

– Извращенец.

– Я в хорошем смысле.

– Садись уже завтракай. Мед будешь?

– Сладкого и так хватает.

– Где ты видишь сладкое? Яичница соленая, гренки тоже подсоленные, правда, кофе немного. Может, варенье дать?

– А ты?

– Что, я?

– Разве не сладкая?

– Я же говорю, извращенец! – Юля налила себе из заварника полкружки зеленого чая. Кофе она не пила по причине его пагубного воздействия на молодое девичье тело, особенно личико, и организм в целом, но заваривать умела, и очень неплохо, готовить, надо отдать должное – тоже. – Маячить долго будешь?

– Предвкушаю момент.

– Какой?

– Поедания этой изумительной яичницы, – Валентин подошел к столу, наклонился и втянул носом еще легко парующую глазунью. – И пития столь божественно приготовленного напитка.

Юля поставила на стол свою чашку и испытующе посмотрела на Валентина.

– Я понял, уже не отказываюсь, извращенец, – он сел за стол, отхлебнул немного кофе, подержал во рту, проглотил, покачал головой и причмокнув протянул: – М-да. Сила! Знаю, не научишь, потому и не прошу.

– Отчего же? Научу! Будешь в постель мне подавать.

– Ну вот, я так и знал, кругом только корысть.

– Я вот что думаю, – Юля допила чай, отодвинула чашку. – На море хочу.

– Думаешь или хочешь?

– Не придирайся к словам, и думаю, и хочу. Лето уже. Давай съездим. В Одессу, на «Аркадию».

Валентин доедал глазунью, кофе не пил, на потом оставил, чтобы сесть в кресло поудобнее и насладиться ароматом:

– Прохладно еще. Море и вовсе холодное.

Юля встала из-за стола:

– Я сейчас, секунду, – и вышла в комнату.

Минут через пять вернулась в купальнике, приняла грациозно-статную позу и соответствующее выражение лица.

Валентин перестал есть, так было надо, он знал, долго изучающе смотрел, ощупывая взглядом все тело, попросил повернуться, наконец изумленно заключил:

– Бомба!

– Что бомба?

– Смотришься – сила.

– Я про купальник. Новый. Еще осенью купила.

– Купальник тоже.

Смотрелась Юля, а для себя называл он ее Елка, Елочка, просто замечательно, причем в любом купальнике и не только: хорошо была сложена, стройная, высокая, крепкая, спортивная, мало того, что от природы она просто излучала силу, энергию, темперамент, радость жизни, так еще и спортзал посещала как минимум один раз в неделю. Пройтись по пляжу с ней для ухажера и в радость было, но и где-то расстройство. Нет, удержаться и не проводить ее взглядом задача для мужественной половины «Аркадии» или какой-нибудь «Станции Фонтана» в Одессе была просто невозможная. При этом и взгляды бывали разные, да и действия иногда предпринимались тоже всякие, а это совсем не радовало. Находиться рядом, а более того – владеть такой роскошью – непростое удовольствие. Поэтому Валентин не очень любил подобные публичные показательные выступления, да и смотрелся он рядом с ней уж как-то совсем не симметрично: долговязый, нескладный, ширококостный, жилистый, длиннорукий, короче, не вполне еще сформировавшийся, но перспективный в этом плане молодой человек.

– Так как? – Юля села за стол, прямо в купальнике рядом с ним.

– Яичница очень вкусная!

Девушка ждала.

– И потом, у меня нет такого купальника.

– Я тебе старый отдам.

– Я подумаю, – наконец почти согласился Валентин.

– Да, подумай, в какой день лучше ехать.

Валентин на это промолчал, рано или поздно в течение лета все равно придется съездить, вот только в отношении «Аркадии», он действительно подумает, уж очень там народу много, а глаз пытливых еще больше.

Юля придвинулась к нему ближе:

– Валь, только вдвоем, Софу твою Ковалевскую, давай не возьмем?

Валентин тяжело вздохнул, вот уж действительно, как-то не подумал он, а Юла, это божественное создание, у которой в симбиозе с вычислительным складом ума незабываемо чарующие формы юношеского тела. И он не виноват. Но с двумя, о нет, тут за одной бы уследить.

– Я подумаю, – опять повторил он.

В отличие от студентки Юли, которая Юла, Юля Елка была постарше и уже работала архитектором в крупной строительной компании. На работу сегодня собиралась к десяти утра, Валентин тоже решил не торопиться, завести сначала ее, а потом уже и в управление.

Аранский приехал еще позже, к одиннадцати, и сразу ушел к начальству. Валентин сел за свой стол, достал из ящика список дел, которыми они занимались, и положил перед собой. Как ни работали, как ни старались, но список нераскрытых преступлений только увеличивался. Нет, руки не опускались, но протест внутренний возникал, только против чего и кого, неясно. Работать по ним и можно было и нужно было, вот только времени не хватало. Во-первых, добраться надо, чисто физически, посмотреть, опросить, подумать, может, надавить на кого или заинтересовать чем – на все это требовалось время.

Отсутствовал Аранский недолго, вернулся от начальства, как и следовало ожидать, в дурном настроении. Сел за свой стол, некоторое время сидел с окаменело застывшим лицом, затем понемногу, постепенно оттаял, а затем и поздоровался.

– Вчера на Левобережной перестрелка произошла. Началось с того, что в кафе две компании повздорили, вышли на улицу, драка завязалась, кто-то выстрелил, подкрепление прибыло, и тоже с оружием, перестрелка уже групповая, подъехала полиция, они по машине палить, полиция по ним, разбежались, в результате двоих взяли, трое ранены, один серьезно. Бытовуха в чистом виде. Вот ты, что скажешь? – Аранский посмотрел на Кордыбаку.

– А мотивы?

– Да какие там мотивы, кто-то кому-то что-то не то сказал или ответил! Скоро в маршрутке на ногу нечаянно наступишь, а в ответ пальнут.

– Да, бытовуха.

– Вот и я о том же, а он мне: там огнестрел. Да сейчас каждая вторая бытовуха с огнестрелом, где раньше был утюг или сковородка, теперь пистолет. Ну не можем мы все это охватить и переварить!

– И что? Результат каков?

– Отбился пока, районные занимаются.

– Я вот тоже смотрю, – Валентин приподнял над столом листочек со списком дел. – Как нам со всем этим справиться?

– Да половина там не наше с тобой, – Аранский вдруг изменился в лице, словно что-то вспомнил важное. – Сядь, чтобы не упал, если стоишь.

– Сижу я, Сергей Викторович.

– Да вижу. Это я так к слову. Новость, Валя, есть.

– И?..

Аранский прямо повеселел, весь как-то подтянулся, собрался, загадочно протянул паузу.

– Какая?

– Может, помнишь, должен помнить, недельки полторы назад, около Святошинского рынка, недалеко от остановки электрички, труп обнаружили?

– Конечно, помню.

– Огнестрел там был, в голову, одной пулей. Момент интересный, не правда ли? – Аранский загадочно улыбнулся и откинулся на спинку кресла.

– Да. Мне тогда тоже так показалось. Но, насколько я знаю, на месте преступления ничего не нашли, гильзу тоже. А что с пулей?

– Пулю извлекли, но ничего определенного, деформировалась.

– И что? Глухарь? – Кордыбака развел руками.

– Как сказать… Не знаю, но не давало мне все это покоя, одна пуля, в голову, да и рынок этот рядом. И что я сделал?

– Что?

– А поехал я, Валя, в те края, зашел в ресторан «Фудзияма», покушал мясо на гриле с овощами, стаканчик вина выпил хорошего, грузинского, да побеседовал с человеком одним, занятным. Догадываешься с кем?

– Конечно! С Сипой! Как я сам не сообразил? И что? – Кордыбака почесал свою макушку.

– А Сипа-то не промах оказался. Хитер, чертяка, оказывается, организовал ежедневное наблюдение за кафе тем, где официант работает, который стрелка в тот день видел, Дровосек который, а может, и Мистер Кольт.

– Так. И что?

– То ли знал Сипа, то ли чувствовал, что волчара вернется в курятник, и не ошибся. Пришел гаденыш.

– Жаль, – Кордыбака постучал костяшками пальцев по столу. – Почему не мы, Сергей Викторович?

– Мы-то как раз это и не потянули бы, где людей столько взять, а вот Сипа мог бы и сообщить сразу. Хотя нет, быстро там все произошло. Скорее всего, заметил этот Дровосек слежку, но вида не подал, завел олуха Сипиного в глухое место и грохнул. Пистолет с глушителем, в стороне от остановки, за забором, рядом автострада шумная, никто и не видел, и не слышал, сделал дело, забрал гильзу и ушел. А самое хреновое, знаешь что?

Валентин промолчал.

– Спугнули его. Больше не придет. Но есть и хороший момент: знаем, будет искать официанта, ох как будет. Как зовут его, Дима? Если Дима и торгаши наши оружейники на опознании укажут, что один человек это, а мы почти уверены, что так оно и есть, все, считай дело закрыто. И пусть по Петровке доказательств никаких: чисто там сработал, ему все равно хватит, чтобы мотать по полной. А может, и Петровку признает, для него трупом больше, трупом меньше, роли никакой. Представляешь, Валя, далеко-то как зашел человек. И человек ли он вообще. И как таких уродов земля только носит?!

– И что дальше?

– Пока не знаю. Вот вместе подумаем. Список у нас большой, как-то распределять будем. Хотя по большому счету те, что в списке нашем, дела решаемые, рутинные, в основном времени требуют, а вот с Дровосеком и Мистером Кольтом головоломка еще та, и решить ее очень хочется.

– Согласен. А с официантом что делать, ведь убьет парня?

– Это тоже решать нужно. Причем еще раньше. Получается, Сипа, можно сказать, парня спас. Поговорю с начальством, что-нибудь придумаем. На рынок он уже не сунется, другие варианты искать будет. А по большому счету этим даже воспользоваться можно, выманить волчару в заранее подготовленное место.

– Официанта как приманку?

– Можно и так сказать, но это лучше, чем сидеть и ждать, когда отыщет парня и дырку в голове сделает, а на это он мастер, – Аранский прошелся по кабинету, постоял у окна, опять сел в кресло. – Кстати, по конторке, которую грабанули на Березняках, что-нибудь свежее появилось?

– Пока все то же: левая фирма, зарегистрирована незаконно, спектр деятельности широкий, но основной и фактический – обналичка безналичных средств, конвертационный центр. Связи с нападавшими никакой. Но кто-то навел их безусловно, может, охранники, которых уже нет в живых, может, служащие фирмы. Их не нашли, и, боюсь, не найдем, липа везде. Больше ничего. Финансисты наши работают, но это так, бумажные дела.

– Это я все знаю, – Аранский поморщил лицо, повернул голову влево и вверх так, что звучно хрустнул шейный позвонок. – Соли, будь они неладны. Вот уже и курить бросил, а чтобы явно лучше себя почувствовал – не сказал бы.

– Так не молодеем же, Сергей Викторович.

Аранский на это промолчал, но по делу продолжил:

– Ну, а по поводу Дровосека Святошинского, он был на Березняках, или другой отморозок? Твое мнение?

– Не знаю. Не могу сказать уверенно. Может, и он.

– О доказательствах говорить не буду, рано, да и нет их, а вот фактик получить, хотя бы один, маленький, но убедительный и явный для нас, пока только для нас, чтоб знать, чтоб убедиться, что это он, гаденыш, а дальше – дело техники, докажем! – Аранский встал из-за стола, опять подошел к окну. – Что там у нас по списку? Хочешь не хочешь, а работать надо. Помнится мне, дня полтора назад на Куреневке с огнестрелом был доставлен в больницу некий Александр Васильевич Терехов, а через небольшой промежуток времени, буквально километрах в двух от того места, где истекал кровью Терехов, вызвал по телефону «скорую помощь» сам себе таксист Науменко, ножевое ранение в грудь, пробито легкое. Так вот, дело это одно и то же. Что один, что другой находятся в разных больницах и дуру гонят. Ни тот ни другой правды не говорят. А что там произошло, я знаю. Наркоман Терехов сел в машину к Науменко и с ножом стал требовать наркотики, тот не дал, Терехов и ударил его, после чего таксист выхватил пистолет, Терехов удирать, Науменко и пальнул вслед. Попал в задницу, повредил кость таза, сам тоже удирать, но через несколько минут почувствовал себя хреново и вызвал «скорую». То, что таксист Науменко приторговывал наркотой, мы знали, но иногда он был полезен нам, потому пока не закрывали. Пистолет успел где-то сбросить, но думаю, неокончательно, раскрутим – скажет. Начинай с Терехова: наркоша, слабак, скажешь, Науменко признался, валит все на него, на Терехова, думаю, расколется, и быстро. Ситуацию я тебе обрисовал, осталось правильно поработать, езжай, прямо сейчас. На обратном пути заедешь по другому делу, скажу куда…

– Сергей Викторович, к таксисту я еще заеду, к Науменко, – перебил его Кордыбака.

– Хорошо, созвонимся, если что.

Лечащий врач Терехова пригласил Кордыбаку в свой кабинет не сразу, пришлось посидеть на некогда лакированной, облезло-рыжей скамейке в коридоре, изучая на грязно-голубых крашеных панелях напротив манускрипты и фрески не только современности, но и прошлого столетия. Муниципальные больницы были не подвержены времени, смене эпох, поколений и прочему сентиментализму. Хочешь оказаться назад во времени лет так эдак на тридцать, приходи в районную больницу или поликлинику. Те же, что и десятки лет назад, громко хлопающие сидушками гнутые фанерные сиденья, по три – четыре штуки вместе скрепленные, те же затертые спинами посетителей панели у врачебных кабинетов, недружелюбные медсестры и особенно санитарки с теми же ведрами и тряпками, окончательно дотирающие скрипучий, рассохшийся, не имеющий цвета, местами цепляющийся за ботинки проходящих оборванными кусками линолеума пол. А пучки проводов под потолком в углах коридоров просто завораживали своей хитросплетенностью, невероятной мозговитостью сотворившего подобные чудеса технической головоломки мастера: как можно было разобраться в том, какой провод куда идет и что по какому течет, Валентин побоялся об этом даже подумать.

Начал врач с того, что предложил сесть, затем загадочно улыбнулся, открыл ящик стола, достал небольшой пластиковый контейнер, а из него извлек пулю и положил ее перед Кордыбакой. Валентин взял пулю, провернув пальцами осмотрел вокруг:

– ПМ. Не повредилась?

– Практически нет, – резюмировал доктор.

Затем встал из-за стола, поднес пленку к лампе и зачем-то показал Валентину рентгеновский снимок таза потерпевшего с пулевым отверстием и недостающим отвалившемся кусочком кости. Сказал, что снимок можно приложить к делу, Кордыбака поблагодарил, но пока решил повременить с этим, достаточно было пули и заключения с подписью и печатью. Пообщаться с потерпевшим врач разрешил, сказал, что операция прошла успешно, больной чувствует себя хорошо, общение со следователем ему не навредит, разумеется, в разумных пределах, вызвал медсестру и попросил проводить к раненому.

Только после того, как они вышли в коридор из кабинета врача, незаметно, из-за спины, возникла моложавая и розовощекая медсестра. С нескрываемым интересом окинула она взглядом молодого человека, игриво усмехнулась и вильнув бантом, свисающим сзади и ниже пояса на бледно-розовом халате, легко и невзначай коснувшись своим округлым бедром следователя, повела по коридору за собой.

Терехов Александр для раненого и перенесшего совсем недавно операцию выглядел неплохо. Рядом на тумбочке стояла тарелка из-под супа и пустая кружка: отсутствием аппетита пациент явно не страдал и отсутствием внимания персонала, похоже, тоже. Игривая медсестра забрала пустую посуду и молча удалилась из палаты, на выходе еще раз прострелив посетителя взглядом.

– Лейтенант Валентин Кордыбака. – И, слегка улыбнувшись и указав пальцем на больного, предположил: – Терехов Александр?

Раненый согласно кивнул. Валентин достал блокнот и ручку, посмотрел вокруг, с соседнего столика взял дощечку, подложил ее под блокнот, поудобнее устроился на стуле и, опять улыбнувшись, предложил:

– Ну, рассказывай.

– Что?

– Все. Например, как попал сюда.

– Если вам это интересно…

– Очень.

Терехов облизал губы, взял с тумбочки полупустую бутылочку с водой, сделал пару неторопливых глотков и нехотя начал свой рассказ:

– Я шел по улице, вокруг ни души…

– Так. Начало предвкушающее, – перебил его Кордыбака. – По какой?

– По какой улице?

– Да.

– Не знаю, рядом с Фрунзе.

– Хорошо.

– Навстречу машина, окна открыты, музыка орет…

– Какая машина? Марка? – опять перебил Кордыбака. – Я ведь все записываю.

– Не знаю, иномарка. Черная. Когда со мной поравнялись, что-то нехорошо крикнули в мою сторону и банку пивную бросили, по ноге попали.

– Как называлось?

– Что?

– Пиво. Банка от пива.

Терехов удивленно округлил глаза:

– Не заметил. А это что, важно?

– Важно, конечно. Любая деталь – годом меньше, годом больше.

– Ну да?

– А как же! В нашем деле так. Что дальше?

– Я им «фак» показал. Смотрю, машина остановилась, в окно ствол высунулся, я удирать, а сзади бах, я и упал, а они по газам.

– Номер запомнил?

– Да какой там номер? Черная иномарка.

– Что потом?

– Кто-то мимо проходил, увидел меня раненого, «скорую» вызвал. Вот тут теперь нахожусь.

Кордыбака старательно записал услышанное в блокнот, некоторое время посидел подумал:

– Грустная история, – заключил наконец он.

– Невеселая, конечно, но доктор обещает, все заживет и будет в норме.

– Будем надеяться. Я слышал, там же, недалеко от Фрунзе, практически в то же время еще одна история приключилась, таксиста подрезали.

Терехов лежал молча, лоб покрылся испариной, губы опять пересохли.

– Наркоша таксиста вызвал. Иногда приторговывал таксист наркотой. Стал наркоша дозу просить, тот не дал, тогда начал требовать, тот опять не дал, тогда ножом он его под ребра пнул и наутек, таксист пистолет достал и вслед наркоше пулю и послал. Прямо в задницу попал. Таксист тоже удирать, но недалеко уехал, хреново ему стало, сознание потерял. Сейчас тоже в больнице, в критическом состоянии, но показания дал правдивые. А твою историю я сейчас в протоколе оформлю, и ты подпишешь, а потом, – Кордыбака достал из кармана пулю и показал раненому, – вот эту пулю, которую у тебя из задницы достали, на экспертизу отдам, и если окажется, что она выпущена из пистолета таксиста, как минимум лет восемь светит тебе, это как минимум, дача ложных показаний, нанесение тяжких телесных повреждений, а может, он и не выживет еще, ну и на закуску наркота.

Валентин достал из папочки бланк протокола и приготовился заполнять.

– А еще варианты есть? – неуверенно спросил Терехов.

– Варианты всегда есть. Чистосердечное признание, содействие следствию, ну и не больше трех лет я тебе обещаю.

Терехов прерывисто вздохнул, облизал губы, отхлебнул воды из бутылочки и согласился на содействие следствию.

В хорошем настроении Валентин вышел из палаты, заглянул по пути в кабинет доктора, поблагодарил еще раз за пулю, и в сестринскую, там поблагодарил медсестру с бантом за заботу, трогательный и теплый уход за больными, а на прощание заметил, если вдруг попадет в больницу, то обязательно попросится в ее отделение.

На улице остановился у машины, посмотрел на часы, еще было время заехать в другую больницу к таксисту, нажать на того тоже, получить признание и выяснить, куда сбросил ствол. Имея на руках протокол допроса Терехова, сделать это уже не составляло труда, а затем и доложиться: дело закрыто, причем в течение нескольких часов.

Валентин открыл машину, сел за руль, когда зазвенел колокольчик телефона. Звонил Аранский. Кордыбака достал телефон, посмотрел на дисплей – точно, звонил Аранский. Нажал на кнопку. Аранский был взволнован, говорил быстро и кратко:

– Ты где?

– На Куреневке, в больнице.

– Бросай все и дуй как можно быстрее ко мне.

– Куда?

– Теремки. Нападение на офис. Четыре трупа. Похоже, опять работал Мистер Кольт. Улица Академика Заболотного, будешь подъезжать – уточню.

Еще издали Кордыбака заметил справа от Кольцевой у шестиэтажного кирпичного здания несколько служебных автомобилей, оперативных и медицинских. Некоторое время искал, где пристроить свою машину, проехал вправо почти в конец парковки и остановился за зеленой девяткой, запер машину и пошел к проходной. У входа в здание дежурила полиция показал удостоверение и прошел вовнутрь. Не пряча удостоверения, показал его охранникам на проходной, толкнув вертушку, спросил на ходу:

– Где?

– Второй этаж.

Служащим первого и второго этажа выходить из своих офисов запретили, с других этажей попросили освободить кабинеты и покинуть здание. Несколько рабочих групп ходили по комнатам, опрашивая возможных свидетелей случившегося. На втором этаже несколько молодых людей группкой стояли в коридоре, негромко обсуждая трагическое событие. Кордыбака остановился около них и вопросительно указал на дверь, они согласно закивали: «Да, да, здесь».

Как только вошел в помещение офиса, с ходу в нос ударил резкий запах еще не рассеявшегося дыма пороховых газов и крови. Крови было много, большими темно-красными лужами она распределилась по всему полу и свободному пространству, стесняя не просто в движениях, но и в работе оперативных бригад и сыскарей.

Слева от входа, почти у стены, на боку неподвижно лежал человек. Правая рука его была вытянута вперед, левая заломлена под тело и прижата к полу, рядом в луже уже загустевшей крови валялся пистолет Макарова.

Справа, ближе к стене, стояли в ряд три стола. На двух крайних были ноутбуки, третий ноутбук, со среднего стола, валялся на полу с отломленным монитором и треснутым экраном. Чуть дальше за столами среди других оперативных работников, склонившись, Аранский что-то фотографировал на свой телефон. Увидев Кордыбаку, он на секунду отвлекся, досадливо качнул головой и продолжил свое занятие. Валентин осторожно, перешагивая через кровавые разливы, подошел ближе к столам, за которыми, как оказалось, лежали еще три трупа, два рядом, третий чуть подальше, все мужчины, один из них в очках в металлической исковерканной оправе, кое-как державшейся у него на одном ухе.

Атмосфера в помещении царила спокойная, рабочая, каждый присутствующий выполнял строго отведенную для него задачу, криминалист Егорыч, присев на корточки, по очереди осматривал трупы, кто-то, не торопясь, тщательно ощупывая взглядом пол, собирал гильзы, кто-то занимался документами, перебирая бумаги в ящиках столов и шкафу. Все делалось уверенно, размеренно и без суеты, с пониманием важности главного результата. Информация, следы, предметы, вещи – ничего не оставалось без внимания, все приобщалось к делу, ведь, как известно, любая мелочь вдруг неожиданно могла сыграть решающую роль в раскрытии преступления.

Аранский в который раз окинул взглядом помещение, на всякий случай сфотографировал стены и потолок, еще раз посмотрел вокруг и, кивнув Кордыбаке, пошел на выход. Валентин последовал за ним. Вышли в коридор, Аранский повернулся и сфотографировал входную дверь.

– Не знаю, что пригодится или понадобится. А по большому счету, – Аранский выключил камеру и положил телефон в карман, – я в отчаянии. И не только я. Это просто плевок всем нам в лицо, наглый и открытый. Твари, у меня нет слов.

Кордыбака промолчал, тех слов, которые сказал начальник, было достаточно.

– Но эмоции эмоциями, а делать что-то нужно, как-то действовать. Но что и как? Где их искать? Кто они?

Кордыбака опять промолчал, ему нечего было добавить.

– Просто руки опускаются, с чего начинать? Мы не продвинулись ни на йоту, топчемся на месте.

– Сергей Викторович, остынем, подумаем.

У Аранского зазвенел телефон, он достал его из кармана, посмотрел на дисплей, хотел положить обратно, но потом передумал, отошел в сторону и приложил к уху. Кордыбака понял, звонил полковник Тополев, а проще говоря, начальство. Аранский молчал, иногда кивал головой, иногда менялся цветом в лице, что говорил полковник, Валентин не слышал, но то, что ничего хорошего, так уж это точно. В конце беседы Аранский сказал: «Есть, так точно», – и положил телефон обратно в карман.

– Ну что, этого и следовало ожидать: срок – неделя. Не разберемся с этим Кольтом и его командой – рапорта об увольнении на стол.

– Я тоже? – на всякий случай спросил Кордыбака.

– И ты. Какие мысли?

– Мысли? – Кордыбака поморщил лоб. – Для начала интересно, откуда известно, что Мистер Кольт здесь поработал?

– Весь пол гильзами усеян. Из ТТ стреляли, из «макара» и кольта. Егорыч без экспертизы на гильзу от кольта глянул и заключение дал: ствол тот же, что и на Березняках отличился. Экспертиза, конечно, будет, но я ему и так верю, он это, наш клиент.

– Судя по гильзам, трое были?

– Да не только по гильзам. То, что уже известно, расскажу. Зашли они через проходную, охрана внимания на них не обратила, проходили по отдельности, называли, куда идут, это несложно, подозрения не вызвали. В офисе входная дверь закрывается на защелку, самостоятельно, не имея ключа, не войдешь. Они позвонили, назвались, им открыли дверь и впустили, это о чем-то говорит, но о чем, мы пока не знаем. Вошли и с ходу пальбу открыли. Пистолеты с глушителями, выстрелов особо слышно не было, но вот когда один из работников офиса, тот, который дверь открыл и по сути сзади них оказался, успел выхватить пистолет и один раз выстрелил, ты видел его, недалеко от входной двери лежит, и пистолет рядом, в соседних комнатах не только услышали, да и просто опешили от звука выстрела, ну и бросились в дверь стучать и тарабанить. Бандюки перестреляли оставшихся и в масках на выход, угрожая оружием, вниз по лестнице. По ходу движения несколько раз пальнули в потолок, припугнули охрану, затем на улицу, в машину и по Кольцевой в сторону набережной. Вот так.

– Машина какая?

– «Ренж ровер» белого цвета.

– Номера запомнили?

– Номера не видели, машина стояла далеко от входа в здание и, говорят, боком, так, что номера все равно не было видно, людей они не подпускали к себе на близкое расстояние, несколько человек пытались идти следом, но они отпугивали их оружием. А вот из того, что нас могло бы порадовать, так это то, что один из преступников ранен, и еще женщина была в комнате, в нее тоже стреляли, но, к счастью, осталась жива, в критическом состоянии, но жива, а потому есть надежда, что-то расскажет. Будем ждать, может, в какой больнице раненый в спину объявится, хотя надежда невелика, думаю, не настолько дураки, а главное, женщина, пойдет на поправку, описания даст преступников.

– А что народ рассказывает?

– Пока опрашивают. Но это пустое. Входили в офис они без масок, в тот момент на них никто внимание не обратил, а выходили уже в масках. На вахте камера есть, сейчас с ней тоже работают, но думаю, лиц мы там не увидим, знали они о камере и как от нее отвернуться тоже.

– А что за офис, вид деятельности?

– Хороший вопрос. Сам догадаешься?

– Конвертцентр?

– Именно. Что-то вроде головного офиса.

– Уже хоть что-то. Сначала Березняки, теперь здесь мясорубка. Что-то происходит в этой преступной отрасли. Война? Нанятые киллеры? Искать заказчиков?

– Возможно, Валя. Не исключено, еще жертвы будут, а вот как предугадать, не допустить, а еще лучше опередить. Бесит меня все это, словно по рукам-ногам связаны, ничего сделать не можем. Да, совсем забыл, что на Куреневке?

– Там неплохо. Терехов признался, готов сотрудничать со следствием, подписал протокол. Теперь и для Науменко ничего не остается, как сознаться и оружие сдать.

– Хорошо, хоть где-то у нас получается. Вот таким макаром по списку нам и надо двигаться.

У Аранского опять зазвонил телефон, он посмотрел на дисплей:

– Из управления.

Приложил телефон к уху. Было видно, как с первых же услышанных слов он изменился в лице, закрыл глаза и задержал дыхание.

– Черт, – на выдохе простонал он. – Едем.

Сунув телефон в карман посмотрел на Кордыбаку:

– Не поверишь. Вооруженное нападение на офис. Да что за день такой. Едем, Валя, едем. Остальные здесь закончат – подтянутся.

Почти на бегу запрыгнули в «сонату» Аранского, выскочили на Кольцевую, метров через тридцать развернулись, включили маячок и помчали в сторону развязки на Теремках.

– На Олимпийской. Есть жертвы. Думаю, картина та же, – Аранский похлопал себя по карманам, достал пачку с сигаретами, тряхнул ее, несколько сигарет выдвинулись наружу, губами отделил одну, вытащил, пачку бросил на полочку в дверях, опять похлопал себя по карманам, кивнул в сторону бардачка. – Посмотри прикурить.

– А прикуриватель?

– Выбросил.

Валентин пошарил в бардачке – на самом дне лежала зажигалка, подумал и не стал доставать, обратно присыпал различной всячиной, говорить ничего не стал, просто закрыл ящик

Ехали молча. Думали об одном и том же. Задачка им выпала не из легких. Этот Мистер Кольт со своей бандой немало бед наделал и ни остановиться, ни угомониться пока не собирался. Говорить о своей слабости им не хотелось. О своем бессилии перед этими отморозками не то что не хотелось, это выглядело бы как оправдание своей беспомощности, а хуже того – неспособности найти, обезвредить и, если нужно, уничтожить. Никто не хочет, да и не любит быть слабым, а тем более признавать это.

Если Аранский думал, что стареет, теряет чутье, сообразительность, гибкость логики и быстроту мышления, и в этом причина, а значит, пора уходить, искать другую работу – и попроще, и спокойнее, и комфортнее, то Кордыбака, наоборот, приходил к мысли, что молод еще, не дорос до подобных дел и заниматься ему пока надо, такими как Терехов и Науменко, а значит, переходить в другой отдел, а Аранскому другой нужен помощник – и старше, и энергичнее, и опытнее, поинициативнее и оперативнее, короче, где-то так. И все же сдаваться не хотелось ни одному, ни другому.

Аранский вытащил изо рта сигарету, посмотрел не нее, приоткрыл окно и выбросил на дорогу. Проехали ВДНХ, Голосеевский парк, Демеевку, оставалось минут десять до цели.

Не доезжая до Олимпийской, Аранский свернул на улицу Федорова, сбавил скорость. Среди домов во дворе увидели несколько полицейских машин. Не заезжая далеко во двор, остановились, до офиса метров сто прошлись пешком.

Входная дверь была приоткрыта, на входе в офис дежурил полицейский, Аранский показал удостоверение, и они вошли. И опять та же картина: лужи крови, неподвижные тела на полу и оперативные работники, скорее всего, районные, неторопливо выполнявшие свою работу. Один из них, увидев вошедших, подошел ближе, взглянул на удостоверения и представился: