Текст книги "Мистер Кольт. Серия «Аранский и Ко». Книга 2"

– Пойдем, – и она взяла его под руку.

13

От Студебеккера опять ничего не было. Ну да и ладно. В любом случае за последнее время хоть что-то, но определилось, теперь Борис работал в группе Стэпа, а значит, был при деле. Это хорошо, это лучше, чем сидеть, утонув в дерматиновом кресле, или слоняться из угла в угол комнаты, находясь в состоянии полной неизвестности. То, что Студебеккер рано или поздно объявится, сомнений не было. Подаст весточку, просто пока рано. А может, соскучился Борис за ним? И это тоже возможно. Столько лет рядом были. Конечно, не ровня он Студебеккеру, но почему-то тот приблизил к себе, выделил из прочих равных Кове, и если бы только это… Когда в первый раз они встретились? Года три назад, ну, может, чуть больше.

Он тогда на зону к ним прибыл, и словно ждали его, готовились к этому. Нет, тихо все было, никаких объявлений, предупреждений, просто велено было место приготовить, вот и приготовили: отдельную койку с занавеской, тумбочку и лампу настольную. Потом и сам жилец появился. Кто такой, за что и по какой статье – никто не знал. То, что особа эта не из простых была, сомнений не возникало. Если сам Рым его посещал – в первый день после прибытия навестил – значило это многое.

Он просто спросил тогда: «Хочешь на меня работать?» А кто бы не хотел? Конечно да! Борис не думая согласился, просто сказал: «Да. Хочу». А Студебеккер добавил: «Не тороплю с ответом, подумай, потому как надолго это: и здесь, и на свободе потом. Что надо для этого? Верным надо быть, преданным! Не буду лукавить, как собака: скажу наказать кого – наказать! Скажу пытать – пытать! Убить скажу – убить, и не думая. Жестко, у меня такая работа. И еще: злоупотреблять твоим положением не буду, поверь на слово. Сам честность люблю и в других ценю, справедливость на первом месте, быть человечным в определенном смысле – значит и к себе уважение питать. Может, не к месту все это, не та обстановка, но даже по «понятиям», это тоже правила, рамки и где-то законы. Это надолго, Кова, я уже сказал, как здесь, так и на свободе, очень надолго, а потому – подумай. Заявление писать не будешь, сам понимаешь, достаточно слова, одного, мне».

Борис протянул руку: «Я согласен».

Чтобы что-то изменилось после этого – пожалуй, нет. Ну позволил Студебеккер обращаться к себе по отчеству – Романыч, уважительнее это выглядело, да и старше по возрасту был лет на десять, заходить к нему, когда потребуется, случалось, услугу какую по мелочи мог попросить выполнить – вот и все. О себе рассказывать не любил, а может, не хотел, уходил сразу легко в сторону, уводил на другую тему. Хотя со временем в беседах, вечерних разговорах очень медленно и постепенно что-то вырисовывалось, очень смутно и приблизительно, но все равно не конкретно и неясно. А вот сам послушать был не прочь чужую исповедь, не преминул, конечно, поинтересоваться и историей Ковы.

Вот чего-чего, а историй здесь хватало, сколько сидящих, столько и историй, хотя нет, у некоторых их было по нескольку.

Рассказал Кова и свою, про Бессараба, про вражду давнюю между ними, про ту боль физическую, моральную, перенести которую пришлось, про встречу последнюю и, конечно, ждал реакции, ждал понимания, ждал сочувствия и одобрения, но оказалось, что напрасно. Только вздохнул Студебеккер в конце рассказа да затылок почесал, и обидеть не хотел, видно, но и мнение имел свое, хотя нет, оценку: взвешенную, верную и нелестную. И сказал тогда так: «А сам как считаешь, это стоило того?»

– Чего? – не понял Кова.

– Того, чтобы на зоне оказаться. Приличный кусок жизни оставить за забором этим. А кого порадовал поступком своим, или возгордился кто тобой? Кто оценил твои действия? Да никто! Причем, что интересно, даже здесь, ну не интересен им твой подвиг – у каждого своих хватает. Другое дело самолюбие свое потешил – это да, самоутвердился, вроде как сказал – сделал. Родные-то есть? Есть. А им каково такое пережить? До сих пор переживают! Задумывался? Вот то-то и оно, слишком любим мы себя одного. Не от этого ли и все беды? В жизни нужно быть готовым ко всему и, если надо, пойти на все, это да, и многое можно совершить тогда и сделать, и убить в том числе, но цель и средства – каковы они? Ради чего? Я тоже здесь оказался, но поверь, это стоило того. Да, стоило!

И запали слова его. Студебеккер был прав, причем, как оказалось, всегда. И знал он, наверное, тоже все. И сидел он, срок отбывал, ну не так как остальные, как-то по-своему, не ныл, не жаловался, не оправдывался, а словно работу выполнял, раньше была одна работа, пришло время – другая теперь – на зоне сидеть. И делал он ее как надо, как положено. Так никогда и не узнал Кова, за что Студебеккер срок отбывал, из философствований его только понял – за дела мутные и темные. Рассказывал, что там, на самом верху, большие люди находятся, делами занимаются важными, нужными, полезными для всех нас, для общества. Но среди дел этих светлых и другие дела закрадываются, не вполне чистые. Обратная сторона медали, так сказать. И дела эти тоже кто-то делает, потому как должны они делаться – без них никак! Вот так и получается, стремились вверх, боролись, побеждали, а там, у Олимпа, – кому что досталось. А ведь с какой стороны лучше находиться, сказать тоже не смог, сегодня с парадной, а завтра, может, лучше уже и с черного входа.

Вот так они и жили, день прошел – вычеркнули и забыли, новый наступил – и его пережили. Но один момент оставил осадок неприятный для Ковы и запомнился, да и как такое мог он забыть.

Забежал как-то к нему Мурик, человек Рыма, на пару слов попросил, вышли на воздух свежий – ну и огорчил. Плохую принес весточку, просьба в ней была, и отказать Кова, конечно, не мог. Кто был инициатором просьбы этой, Мурик не сказал, но догадаться можно было: или Рым, или Студебеккер, или оба.

– Ты в курсах Кова, через две недели бои гладиаторские?

– Слыхал.

– Боксер драться будет.

– Это из свежих? Ну и?..

– Тебя с ним поставили.

Это было неожиданностью, причем большой. Уже несколько лет Кова не принимал участия в поединках. Считал, свое отвоевал. По началу срока приходилось, но потом то ли авторитет появился, то ли свежие силы народ стремился понаблюдать, да и сам поостыл, не рвался, словом отошел от этого и, главное, со стороны не настаивали:

– Что так вдруг? Я забыл уже когда в ринге стоял.

Мурик только хихикнул:

– Главное, чтоб не лежал. Так вспоминай, время есть, две недели.

– Кто поставил?

– Вопрос не ко мне, я только передать.

– У Студебеккера могу подтверждение получить?

– А что Студебеккер? Он кто на зоне?

– Мурик, ты так сказал или пошутил?

– Конечно, можешь. Я только к слову.

– Тогда бывай и будь здоров!

Мурик опять хитро усмехнулся:

– Так ведь не все это.

– Так не тяни за хвост. Что еще?

– Ничего особенного. Замочить его надо.

– Мурик, опять шутишь?

– Говорю тебе, замочить!

– Кто сказал?

– Передать велели.

Кова расстроился еще больше. Бывало на зоне такое – не часто, но случалось, могли приговорить за проступки, косяки, но это если очень серьезные, да и делалось все по-тихому, ни следов, ни свидетелей и под самогубство, как правило. А тут на глазах у всех, в поединке, как-то не верилось.

– Ты ничего не перепутал?

– Кова, я тебе больше скажу, чтоб совсем уж поверилось, зрелище должно быть в ринге, понял, не просто умереть он должен.

– Это за что же его так?

– Не знаю. Оттуда пришло, – Мурик кивнул в сторону забора. – Говорят, дел он там наворотил неправильных очень много.

– Почему прилюдно? Да еще и я?

Мурик только развел руками.

Студебеккер тоже и руками развел и плечами пожал. Значит, Мурик не врал, значит, предстояло ему готовиться.

Поединки обычно проводились в цеху изготовления нестандартных железобетонных перекрытий. Последние две недели Кова готовился к бою, отнесся к этому серьезно и хоть как-то, но подтянул свою физическую форму. Две недели маловато было, но все же хоть что-то, потому что расслабился за последние годы. А ведь был период, и железо тягал он здесь, на зоне, и в рукопашной разминки проводил, физическая сила, выносливость и мышечная масса всегда в почете были на зоне и впереди многого ставилась, но потом постепенно снизил темп, разленился, а когда со Студебеккером союз заключил, так и вовсе неприкасаемым себя почувствовал. А зря, получалось, что не так, расслабляться не время было. Поэтому волновался, переживал, ведь неизвестно, каков из себя Боксер был в ринге, как поединок пойдет, и потом – не просто ведь победить требовалось, зрелище им подавай.

Но, как оказалось, волновался зря. Не боксером Боксер оказался, так, кликуха одна. Кова почувствовал это сразу, на первых же минутах боя. Стойка не боксерская, удары дворовые, реакция никакая, и кто сказал, что он боксер. Да, некоторые удары отработаны были, попадать под них не стоило, но это было решаемо. Дальше просто пошла игра. Несколько раз отправил он Боксера на песочек полежать, для зрелищности, пару раз сам подставился и тоже прилег ненадолго, быстро поднимался и в стойку. Бить старался сильно, но не по ответственным местам, выглядело со стороны это жестоко, но впечатляюще, после чего звучало как правило общее одобряющее «ух». Боксер терпел, боль переносил достойно, отвечал, но, скорее всего, уже понял, что победы ему не видать. Другое дело, знал ли он, что приговорили его? Здесь умели хранить тайну заговора. Даже если что-то и дошло до него, краем уха услышал, то вряд ли подозревал, что случиться могло это во время поединка, обычно это делалось проще – или нож в спину, или удавка сзади на шею.

После шестого раунда Кова решил заканчивать этот спектакль. По правилам количество раундов не лимитировалось. Обычно если один из бойцов чувствовал себя слабее соперника, пропускал подходящий удар, падал и уже больше не поднимался, но до этого момента зрелище должно было быть реальным, если толпа уходила недовольной, если явно видели подвох и то, что один из бойцов поддался, могли и наказать, причем обоих. Так что биться приходилось в любом случае.

Несколько отвлекающих ударов провел в голову, затем сильным и точным с левой достал по печени, Боксер охнул и наклонился вперед, тогда Кова провел апперкот правой снизу в челюсть, Боксер качнулся и до того, как рухнуть на землю, получил еще несколько ударов по затылку. Кова перевернул бессознательное тело лицом вниз, обхватил правой рукой шею и зажал в смертельном замке, прижал к себе что есть силы. Боксер очнулся, задергал руками и ногами, пытаясь освободиться, но безуспешно. В голове и глазах его постепенно мутнело, силы покидали, и тело слабело. Кова подержал шею противника еще некоторое время и, убедившись, что Боксер мертв, отпустил и ушел с ринга.

Обычно зрители в этот момент ликовали, восторженно орали, кто показывал большим пальцем вниз, кто вверх, танцевали, а кто пел всякую чушь, сейчас толпа ошеломленно молчала. Значит, о приговоре знали только несколько человек. Не думая о том, чем все это закончится, что будет с ним, ведь это было элементарным убийством на глазах у многочисленных свидетелей, Кова помылся из шланги холодной водой, переоделся и ушел к себе, что будет, то и будет, он должен был так сделать.

Рым сидел за столом в окружении трех своих вассалов, рядом с ним на койке Студебеккер, пили водку, закусывали колбасой, селедкой и магазинной квашеной капустой. Рым налил в свободный стакан и указал пальцем на табуретку:

– Присаживайся. Не откажи, выпей с братвой.

Кова сел за стол, поднял стакан. За что пьет не знал, сказал:

– За всех! – И выпил содержимое. Зацепил вилкой кусочек селедки и закусил.

– Дело ты сделал, – Рым налил ему еще полстакана. – Претензий нет. Но крови хотелось. Ты это знал?

– Знал. Нос сломал ему.

– Да. Это так. Смертельной крови, люди так хотели.

– Рым, ну как получилось. Голыми руками. Не зубами же его было рвать?

Пахан рассмеялся:

– А что, неплохо выглядело бы. А, пацаны?

Вассалы одобрительно поддакнули и закивали.

– Ну, да ладно. Дело сделал. Можешь быть спокоен, тебя отмазали, – он посмотрел на Студебеккера. – На всех уровнях. Боксер с крана упал мостового, без страховки дурила работать полез. Оттуда, из-за забора, хлопцы благодарят тебя и выставляются. Водка, пиво, сигареты, закусон, может, еще что?

– Ты же знаешь, Рым, я к этому спокоен. Если можно, пацанам выкати выпить, закусить, сигарет, пусть расслабятся.

– Хорошо. Свободен.

Потом был разговор со Студебеккером. Несколько дней Кова не наведывался к нему, он сам позвал:

– Ты что, обиделся?

– С чего бы это.

– Да я вижу, – Студебеккер закурил, и положив под голову руки вытянулся на койке. – Не моя это была идея. Но так надо было. Я не просил. Так ведь?

– Так.

– Я только дал понять, что отказываться не надо. Ну, хорошо, молодец, справился, выполнил. Все, это в прошлом. Хочу поговорить о будущем. А будущее-то у нас заманчивое вырисовывается.

– Вы так думаете?

– Знаю, Боря. Знаю. Я думаю, примерно через полгодика, а может, и раньше, досрочно на свободу ты выйдешь.

– Шутите, Романыч. Мне шесть лет еще париться.

– Слушай меня, Кова. Такое решение принято. Утвердили тебя.

– Куда утвердили?

– Куда надо. Придет время, узнаешь. Ты на меня работаешь. Это все, договор подписан, контракт не меняется. Так?

– Так.

– Ну вот и слушай. Начнут к тебе скоро адвокаты всякие наведываться, посещать. Бумаги подскажут, какие надо писать, что говорить, где подписи свои ставить. Слушай и делай, как скажут. Позже, туда ближе, к освобождению, инструкции еще кое-какие дам, ну и меня ждать будешь. Дела будем вместе делать большие. И не бесплатно, это называется – работать будем.

Как сказал Студебеккер, так и получилось, новые свидетели в деле с Бессарабом появились, новые показания, пересмотр дела и срока наказания. Получалось так, что пересидел даже один год Кова.

Последние дни перед выходом на свободу много времени проводили они вместе, Кова и Студебеккер. Первое, что должен был сделать Кова на воле, позвонить в Киеве нужному человеку и получить у него деньги – четыре тысячи долларов, на первое время. Снять однокомнатную квартиру недалеко от центра и недорогую. Купить ноутбук, принтер и сканер, телефон, несколько симок разных операторов. Зарегистрировать почтовый ящик на адрес, полученный от Студебеккера, и отправить ему номера купленных симок. Романыч напишет ему пару писем для проверки. Потом просто ждать, проверять почту от Студебеккера два раза в день, утром и вечером. Указания могут быть самые разные и в любой момент – выполнять не раздумывая. Работать будет как сам, так, возможно, и с кем-то. При получении по электронной почте условного сигнала, а именно в тексте фразы «необходимо изготовить зеркало», приступать к реализации обговоренного и детально продуманного между ними плана под названием «Зеркало». И ждать Студебеккера, воля – это неизбежно.

Возможно, без дела сидеть придется месяц, два, а то и три, деньги будет получать в обрез на оплату квартиры, скромное питание, шиковать не получится, поэтому что-то провернуть свое разрешается. Но осторожно, продумано, чтобы чисто было, не подставляясь и не рискуя, а лучше сначала посоветоваться. Вот только с кем?..

Как и в прошлый раз, Борис ушел от Любы в шесть утра. Она набросила халат и вышла проводить до прихожей:

– К тебе не приду. Пока сам не позовешь.

Борис улыбнулся и только тихо, почти на ухо ей заметил:

– Ты умная. Я знал.

Дома включил компьютер и проверил почту. Еще вечером пришло письмо от Студебеккера.

«Жена заказала шкаф. Необходимо изготовить зеркало, специальное, небьющееся. Надеюсь, справитесь».

Ну, вот и поступило указание. Он перечитал письмо еще раз.

14

К Святошинскому рынку добирался маршрутками. Мотаться по станциям метро с пистолетом в кармане было опасно, пристанционная охрана могла остановить и обыскать, такие случае были, попадались лихие головы.

Не давал покоя ему официант, не выходил из головы. Во-первый, не один теперь работал Борис, в боевой группе состоял, и любой прокол мог сказаться на всей команде, своего рода ответственность ощущалась, а во-вторых, появились еще две закавыки, небольшие, но были – оружейники Олег и Сергей. Сами по себе эти два приятеля опасности не представляли, ведь мало ли кто мог болтаться по оружейным магазинам со всякими вопросами о боевом оружии, и потом, спросил – еще не значит купил, а вот вкупе с официантом из кафе рыночного представляли опасность. Одно дело описания внешности только со слов и другое – опознание вживую. Не будет официанта – не будет звена, явно указывающего на то, что трупы на рынке его рук дело – Ковы.

Вот и получалось, что основной свидетель, который должен был исчезнуть, причем не вчера, а еще позавчера, это официант. Конечно, убивать его на рынке он не будет, не то место, и в кафе или возле кафе тоже не станет, но старичка «макарушку» с собой прихватил, мало ли, вдруг момент и подвернется.

А расклад был такой: последить за парнем, узнать, где живет, где бывает после работы, чем вообще живет и дышит, а там, глядишь, и возможность для задуманного невзначай подвернуться. Тем более время поджимало, Стэп работой в любой момент загрузить мог, и «Зеркало», Студебеккер ясно дал понять, операция «Зеркало» – начинается, значит, подчищать после себя огрехи и забыть об этом неприятном моменте.

Как оказалось, ничего сложного в ориентации на рыночной местности среди павильонов, ларьков и магазинчиков не было. Это в первый раз как попал туда, чуть ли не заблудился, но сейчас уже быстро сориентировался, знал, где что находится и как туда двигаться.

Сначала прошел к оружейной лавке, теперь там висела свежая вывеска «Садовый инструмент», и товар разложен был соответствующий. Посмотрел в сторону кафе. Разумеется, заходить туда не будет, ограничился осмотром территории, сделал несколько кругов по рядам, не углубляясь далеко, а в одном из павильончиков спросил, в котором часу «Солод» обычно закрывается. Сказали, что примерно часа в четыре дня, посмотрел на часы, было одиннадцать.

Борис сделал еще несколько кругов вокруг кафе, выбирая удобное место для наблюдения. Практически везде, с любой позиции попадал под случайные, перекрестные взгляды продавцов, застаиваться на одном месте нельзя было, с другой стороны, находясь постоянно в движении, мог прозевать, упустить объект.

И все же одну точку присмотрел. Более-менее подходила для этой цели, находилась между ларьками, причем с тыльной их стороны, так что на глаза рыночникам он не попадался, а если и могли обратить на него внимание, то не сразу. Но был и минус: входной двери в кафе оттуда видно не было. Если официант выйдет и повернет сразу влево – хорошо, попадет в поле зрения, если пойдет вправо, тогда неизвестно, какой путь дальше выберет, возьмет левее – неплохо, а если правее – была вероятность, что исчезнет незамеченным. Но лучшего или подобного для наблюдения места он пока не видел. Кроме всего прочего, больше одного раза маяковать там в любом случае нельзя было, если официанта не дождется, неизвестно, как потом действовать. Может, повременить придется, а затем опять на это место наведаться. В любом случае на операцию требовалось время, которого теперь становилось все меньше.

Борис еще раз посмотрел на часы, затем в сторону кафе. Вот бы вышел сейчас официант на улицу покурить, свежим воздухом подышать, увидеть бы его, убедиться, что тут он, на месте, жив-здоров и подозревать не думает о том, что интерес к его персоне кое у кого большой наметился.

Возможно, Борису показалось, но чья-то физиономия мелькнула, скрывшись, в тот момент, когда он посмотрел в сторону небольшого сарайчика, словно почувствовал взгляд на себе и повел головой в ту сторону. Разве кто-то мог за ним следить, наблюдать, подсматривать? Разве было такое возможно? Кто мог знать, что он сюда пришел? Невероятно. Тогда проверить, убедиться и, если это так, действительно хвост – уносить ноги, но не торопясь, без суеты, сквозь людные проходы двигаться по направлению к выходу из рынка.

У овощного киоска Борис задержался, купил пару бананов, съел один, ища урну покрутился вокруг, незаметно присматриваясь к торговому проходу. Все же показалось, не заметил никого и ничего подозрительного. Прошел ближе к выходу из рынка, съел второй банан, опять в поисках урны осмотрелся. Есть! Та же физиономия мелькнула за четвертым павильоном от него, в глубине рынка. Хвост. Невероятно, но факт. Что дальше, идти к безлюдному месту? Туда тип этот не рискнет соваться. А может, наоборот, в толкотню, где народу побольше, и делать вид что слежки, не заметил и по ходу определить, сколько на хвосте следопытов сидят? Тогда к подземному переходу, в сторону станции метро!

Борис спустился в переход, но к станции метро решил не идти. Вышел на платформу пригородных электричек. Хорошо, на перроне людей было много, прошел до его конца, незаметно скользнул взглядом назад: хвост не отставал, держался метрах в ста. Один был, уже легче. Теперь главное не спугнуть, пусть идет, очень ему хотелось выяснить, кто такой, от кого и с какой целью шел следом. Борис знал: в заборе должна была быть дырка, нет, раньше он здесь не был, но по опыту жизненному знал – в таком заборе дырка должна была быть.

Забор был кирпичный, старый и заброшенный, а значит, не ремонтировали его давно, то ли хозяина не было, то ли руки не доходили, а если так, то точно где-то обвалился или обсыпался. И он оказался прав: вот и проход, часть отвалившейся стены образовывала лазейку шириной около полуметра, но не до самой земли, пришлось взбираться на выступ, а, спрыгнув с него, уже оказался на другой территории.

Борис спрыгнул на землю и быстро пробежал к ближайшей такой же, как и забор, заброшенной одноэтажной постройке, обогнул ее и осторожно выглянул из-за угла. Он видел, как следопыт остановился, видимо раздумывая над тем, как ему поступать дальше: перелазить через выступ или не рисковать. С одной стороны, то, что было ему поручено, он выполнил, засек того, кто вертелся около кафе «Солод». Засек-то он засек, но похвалят ли его, когда узнают, что собственно, кроме того, что засек, больше ничего не выяснил. Все же решившись, он осторожно перебрался на другую сторону забора, подкрался к постройке, осторожно стал ее обходить и не заметил, как сзади подошел к нему тот, кого он преследовал.

Подхватив с земли кусок кирпича, Борис не сильно, но достаточно, чтобы отключить сознание, ударил сзади по голове своего шпиона, тот качнулся и опустился на землю. Схватив крепко за ворот двумя руками усадил его, оперев спиной о сырую и поросшую грязно-зеленым мхом стенку постройки, похлопал ладонью по щекам, шпик стал приходить в себя. Борис ударил его кулаком по темени, человек окончательно очнулся, испуганно завертел глазами и попытался встать, но, получив еще два раза по голове, прикрывшись руками, жалобно заскулил.

– Ну вот я тебя и взял сыскарь хренов, – процедив сквозь зубы, Борис достал из-за пояса пистолет и накрутил на ствол глушитель. – А теперь быстро выкладывай, кто послал, зачем, что обо мне знаешь? Менты или от кого другого? А может, сам мент? Хотя нет, на мента не похож, там таких не держат. Время пошло на секунды. Не услышу ответа, здесь и останешься с дыркой в башке.

Человек готов был заплакать, одной рукой прикрывал макушку, другой лицо:

– Я случайно. Я по нужде сюда зашел. Я не знаю вас.

– Тогда рот открыл, – Борис ткнул концом глушителя ему в зубы, человек открыл рот. – Считаю до трех, и ты труп. Раз…

Следопыт согласно закивал головой, Борис вытащил ствол из его рта и приставил к горлу.

– Рассказывай. У меня нет времени.

– А вы меня не убьете?

– Сказал же, нет.

– Точно?

– Да на кой ты мне нужен. Мне нужен, тот кто послал тебя.

– Сипа. Послал Сипа. Сказал, посматривай вокруг кафе, может, кто вертеться там будет, интерес проявлять, приказал проследить, если такое окажется, хорошо проследить, так, чтобы знали, где искать.

– И давно сказал?

– Давно. Каждый день, как на работу, хожу.

– Кто такой Сипа?

– Ну как. Сипа главный.

– Смотрящий, что ли?

– Типа того, на рынке нашем.

Борис посмотрел по сторонам, никого вокруг не было:

– Как выглядит? Где искать его?

– Вы правда не убьете меня?

– Сказал, нет! Ну! Быстро!

– Лет под полтинник ему. Худощавый, небольшого роста. В ресторане обычно находится, «Фудзияма».

– Еще что? На какой машине ездит?

– Машина? «Лексус», джип, черный, номер не помню, возле ресторана обычно стоит.

Борис отвел ствол пистолета от шеи незнакомца:

– Вот видишь, знаешь много интересного. И обо мне, наверно, тоже? Что можешь рассказать?

Человек опустил руки, немного успокоился, поджал под себя ноги:

– Можно я встану, земля холодная?

– Сидеть! Не простудишься.

– Сипа сказал, придет он.

– Кто он? – Борис немного нервничал, как-то не задумывался он о той стороне, на которой трупы остались, от которой, оказывается, исходила для него опасность и угроза, искали его, думали о нем и жаждали встречи. И нашли, как ни странно, вот этот жалкий и нечастный человечек с той стороны и нашел.

– Тот… – человек опасливо посмотрел на Бориса и отвел глаза в сторону. – Который убил Букета с корешком и мастеров из оружейки. Сипа сказал, дело в кафе у него незавершенное осталось. Возле кафе его ждать надо.

– Это меня, что ли?

– Я так не сказал.

– Но подумал.

– Мало ли кто у кафе крутится.

Борис согласно поддакнул:

– Вот именно. А Букет это кто?

– Которого в электрощитовой с корешем уложили.

– А статус у него какой на рынке был? Должность какая?

– Да никакой. Так, на подхвате.

– Хорошо. Молодец. Верю тебе. А дело какое в кафе незавершенное осталось?

Человек вздохнул и вытер пот со лба:

– Официант его видел. Вроде как свидетель.

– Свидетель чего?

– Как с Букетом о чем-то тот базарил.

– И на кого похож?

Человек опять посмотрел на Бориса и опустил глаза:

– Я откуда знаю. У официанта спрашивать надо.

– Зовут официанта как?

– Дима.

– Хорошо. Живет Дима где?

– Не знаю.

– Район хотя бы.

– Тоже не знаю.

– Менты были?

– Да, сразу после убийств, много понаехало.

– И что?

– Спрашивали, записывали.

– Что потом?

– Ничего. Не было больше их. Можно я пойду?

– Куда пойду. Сидеть. Это я пойду. Глаза закрой.

Человек всхлипнул:

– Вы же обещали. Не убивать.

– Глаза закрой, чтобы не видел, куда я пойду. И сиди тихо. Минут через двадцать уйдешь.

Человек послушно закрыл глаза и опустил голову к коленям:

– Хорошо.

Борис выпрямился, передернул затвор и выстрелил незнакомцу в голову, тот откинулся назад, ударившись затылком о стенку, и уже мертвый медленно, окончательно сполз на землю и замер. Как гильза, звякнув ударилась о стенку постройки Борис хорошо слышал, отыскал ее и положил в карман. Перебрался обратно сквозь забор и пошел в сторону подземного перехода. На платформе никого не было, совсем недавно прошла электричка.

На удивление, пистолет опять отработал без нареканий. Рухлядь полная, но пока без единой осечки. Патронов осталось три. Но это уже не важно, было у него еще и другое оружие, посерьезнее «макара», и пачка патронов к нему, так что теперь с этим проблемы не было.

В кармане завибрировал телефон, на дисплее высветился Стэп. Борис ответил.

– Ты где, брателла? – Стэп даже не поздоровался.

– Прогуливаюсь. Дышу, – почему-то каждый звонок от Стэпа получался волнительным моментом. Это начинало слегка раздражать.

– Все верно, за здоровьем следить надо. Права с собой?

– Да.

– Подъехать бы надо, помочь. Покататься немного на машине.

– Куда?

– На Олимпийскую. С собой ничего не бери. Через сколько будешь?

– Минут тридцать – сорок.

– Выйдешь из метро, я в кафе возле касс ждать буду. Все, до встречи.

Стэп пил кофе и жевал какой-то фастфуд. Поздоровались, Борис сел рядом, посмотрел на очередь у стойки:

– Взять кофе?

– В другой раз. Сегодня на машине покататься надо. Сейчас у нас сколько? – он посмотрел время на телефоне. – Без двадцати час. Еще не обедал?

– Пока нет.

– Хорошо. Сделай так. Возьми с собой поесть. Кататься будешь часа три точно. Задача такая: сядешь на хвост одной машинке. Старайся, чтоб не засекли, глаз зорче, держись подальше и все фиксируй – где остановились, куда заехали и в конечном итоге куда прибыли. Иногда позванивай мне, держи в курсе. Потом скажу, что делать дальше.

– А если засекут меня?

– Не критично. Думаю, если почуют хвост, вида подавать не будут, предпринимать тоже ничего не будут. Делай свое дело, как я сказал. Иди, бери перекус и пойдем к машине, там Витек пока дежурит, оставим тебя, а сами другими делами займемся.

Зеленая девятка стояла в переулке перед выездом на улицу Ивана Федорова. Увидев идущих Стэпа и Кову, Виктор вышел из машины. Борис поздоровался и сел за руль, Стэп с Виктором на заднее сиденье.

– Документы на машину, ключи в замке, – Виктор протянул пластик, посмотрел на Стэпа. – Что делать, знает?

– Я рассказал. Видишь джип белый, «ренж ровер», во дворе припаркован? – Стэп указал рукой на внедорожник в глубине двора. – Минут через двадцать отчалит, ты за ним. Вот и все. Удачи.

– Машина как? – Борис постучал по баранке. – Причуды есть?

– Да нормально все. Рабочая лошадка, послушная, не подведет, – Виктор опять посмотрел на Стэпа. – Валим?

Тот кивнул головой, они вышли, дошли до конца квартала и, повернув влево, пропали из вида, не обернувшись назад.

Борис завел мотор, немного поиграл педалью акселератора, включил первую передачу, на полметра продвинул вперед автомобиль, почувствовав для себя работу сцепления, и заглушил мотор. Посмотрел на пакет с бутербродом, распечатал, извлек и откусил биг-мак, отпил кофе, сделав пару глотков, посмотрел, куда пристроить стаканчик. В этой девятке такого места предусмотрено не было, а раз так, значит, доесть бутерброд и допить кофе, если ничего не помешает, конечно.

Как и обещал Стэп, минут через пятнадцать из подъезда дома вышли три человека и сели в белый джип, водитель и два пассажира. Выехали со двора на улицу Ивана Федорова, затем петлей, через Деловую на Большую Васильковскую. Отпустив их вперед метров на пятьдесят, Борис двигался следом.

Это было несложно: сидеть на хвосте, держать определенную дистанцию, не выпускать из поля зрения, а главное светофоры, успевать проскакивать следом. Застрять на красном свете – значит потерять «ренж ровер» и не справиться с задачей. Пока получалось. Джип двигался спокойно, в общем потоке, не нарушая правил, заблаговременно предупреждая о маневрах, что давало возможность Борису так же заблаговременно перестраиваться, менять полосы движения, благополучно проходить под светофоры.

С Большой Васильковской ушли влево на Саксаганского, проехали пару кварталов, не доезжая улицы Симона Петлюры, припарковались у тротуара. Из машины вышли двое с рюкзаком и поднялись вправо вверх по улице. Выходить из машины Борис не стал. Что тут за игры шли, ему не было известно, и потом, джип мог уехать и без пассажиров, а задача была следить за машиной.