Текст книги "Мистер Кольт. Серия «Аранский и Ко». Книга 2"

– Им нарушать правила резона никакого, не исключено, с оружием катаются. Ты, кстати, с пистолетом?

– Первые два дня брал, потом перестал, какой смысл карандашами и блокнотами торговать с пистолетом в кармане. Зеленый впереди загорелся, мы дальше поехали.

– Хорошо, Валя.

– Дельфинарий слева проехали, заправка справа. Перестроились в правый ряд, поворот правый включили, вправо уходят, Сергей Викторович, на Кольцевую вправо.

– Молодец, Валя, еще немного, пару километров от силы, и тебя сменят. Конец связи, через минуту – две наберу.

Плавно выехали на Кольцевую, теперь задача облегчалась здорово, поток машин в четыре ряда, светофоров на Кольцевой немного, сделать так, чтобы тебя засекли, наверно, постараться надо. Хорошо, «мерседес» «коробочка», просматривался из любого ряда, теперь не уйдет. Слева показался «Эпицентр», зазвенел звонок от Аранского.

– На связи, Сергей Викторович.

– Ну что, Пинкертон, твоя миссия на сегодня закончилась, свободен, твое место уже заняли профессионалы, будут клиентов вести до конца. Видишь наших?

Валентин посмотрел по сторонам:

– Да как тут определишь, Сергей Викторович, сплошной поток.

– А ты думал, профессионалы ведь!

– Я куда, домой?

– А канцтовары сдать? Все под расписку, принял – сдал.

– Так я продал больше половины, вы серьезно?

Аранский рассмеялся, настроение у него было лучше, чем хорошее, и ведь было с чего:

– Шучу. Завтра в управлении, не опаздывай. Большое дело сделал, отдыхай. А что, на выручку и проставиться можешь. До завтра.

Действительно, большое дело было сделано. Довели опера «мерседес» до конца, до самого логова. На Борщаговке офис оказался, в бывшем детском саду. Круглосуточное наблюдение за садиком не устанавливали, смысла не было: вечером, кроме охраны, все работники разъезжались по домам, поэтому работали оперативники с восьми утра и до шести вечера. Всю информацию, какую можно было получить, за три дня с небольшим получили. Сделали снимки всех сотрудников офиса и установили их личности, пробили автомобили по базе. На четвертый день наблюдение сняли, дальше следить за ними необходимости не было. Деться они никуда не могли, а вот почуяв слежку, наоборот, могли исчезнуть и на дно залечь, поэтому было принято решение наблюдение снять, но на контроле держать.

Один раз и Аранский с Кордыбакой приезжали туда, уже после семи вечера, когда кроме охраны в офисе уже никого не было, своими глазами посмотрели на садик, правда, издалека, осмотрелись на местности. На ближайшие дни готовилась и продумывалась операция по аресту всех сотрудников офиса. А поскольку преступники были матерыми уголовниками, вооружены и слыли отчаянными отморозками, то к операции следовало готовиться тщательно. То, что базировались они на территории бывшего детского сада, было только на руку силовикам. Жилые дома и пешеходные тропинки находились на некотором расстоянии от садика, это повышало безопасность для окружающих при штурме офиса, правда, для надежной блокады по всему периметру территории требовалось и немалое количество сотрудников, но это было решаемо.

На работу в управление Валентин приехал к девяти утра, но Аранского не было до одиннадцати. Звонить Кордыбака ему не стал, занялся бумагами, пересмотрел все материалы, касающиеся дела Дровосека. Белых пятен пока еще оставалось немало, но это ненадолго, во всяком случае, так ему хотелось думать.

В кабинет Аранский вошел в неплохом настроении, поздоровался, опустил пару угловатых шуток и сразу приступил к делу. Рассуждать он любил в паре, возможно, это и правильно, друг друга контролировали, поправляли, дополняли по ходу рассуждений.

– Итак, друг мой юный Валентин, что на сегодняшний день мы имеем? – спросил и сам же ответил: – А то, что со дня на день ждет нас очень большое и ответственное дело, брать будем эту банду, а потому предлагаю еще раз пройтись по нашим мыслям.

Кордыбака собрал бумаги в стопку, выровнял, постучав торцом пачки по столу:

– Я готов еще с девяти утра.

– Намек понял, хочешь сказать, сегодня на работу вовремя пришел? – Аранский устроился в своем кресле удобнее. – А если честно, надоел уже мне этот Дровосек, который Святошинский, вот где сидит, быстрее бы взять, закрыть и забыть. Ну да ладно, забывать пока рано, а вот мысли свои будем сгущать. Практически нам известна вся их компания. Старший у них Беккер Акерман Романович, кличка Студебеккер, что-то вроде мозгового центра и со связями где-то в верхах, в банковских сферах точно. Как высоко связи эти витают и где именно, пока не известно, надеюсь, возьмем – все выяснится. Образование высшее, экономическое, судимый за достаточно серьезное экономическое преступление, на зоне вел себя примерно, вышел по УДО. Далее, Стреляный Александр Федорович, его правая рука, заместитель и помощник. Раньше работал в органах МВД, но как-то и где-то замарался контактами и даже дружбой с преступным миром, вовремя уволился, пользуясь старыми связями и прежним опытом оперативника, работал в нескольких фирмах начальником службы безопасности, сейчас с Беккером. Судимостей пока не имел, но это пока. Степной Степан Юрьевич, кличка Стэп, рецидивист, уголовник с большой буквы. Тут все: и вор, и убийца, и палач, если надо, и мать родную закатует, рука не дрогнет. Один не работает, обычно в группе, и, как правило, старший. Опасный тип. Будем брать – на него особое внимание. Далее по списку, Стожко Виктор Викторович, кличка Унылый. Этот тоже уголовник со стажем: и вор, и убийца, но не лидер, исполнитель, причем старательный, местами даже слишком, от этого не менее опасен, последнее время в основном у них за водителя. Женщины. Сейчас у них в бухгалтерии работают три женщины, судя по всему, случайные люди, для нас они никто, единственная проблема, когда будем садик брать, чтоб не пострадали, потом, конечно, разберемся, как там оказались. И на закуску директор и вроде как собственник конторы, Мельник Вадим Андреевич. В нашем расследовании проходит под условным именем Дровосек Святошинский. Что скажешь?

– С Мельником не совсем понятно.

– Что именно?

– С кем сейчас имеем дело, Дровосек или Мельник?

– Тут ты прав. Фотографии из Харькова мы получили. Сравнивая снимки, сделанные у садика и присланные из Харькова, это один человек, кстати, из отдела регистрации предприятий тоже получили скан паспорта – лицо одно. Ты прав, вопрос возникает резонный, так кто же это? Мельник или Дровосек?

– Сымитировал свое убийство?

– Возможно, Валя. Можно допустить как вариант.

– Сергей Викторович, а вы вообще верите, что простой инженер вдруг превращается вот так легко и просто в отпетого преступника?

– Честно? Не знаю. В жизни иногда происходят удивительные и невероятные вещи, но в данном случае не знаю, пока полагаюсь на факты. Может, надоела ему зарплата инженера, потянуло на большие и шальные деньги, а может, в душе авантюристом был, устал от тихой и спокойной жизни. Если это настоящий Мельник, то что привело его на эту тропу и почему приехал в Киев, мы не знаем, нет даже догадок. После совершенных преступлений, скорее всего, уезжал домой в Харьков, некоторое время отсиживался там, потом опять возвращался.

– А может, и не только в Киеве гастролировал?

– Возможно, данных не имеем, но не исключается такая вероятность, опять же, повторюсь, если это реальный Мельник, и в этом случае, убей, не пойму, просто взрывает мой мозг – это его собственное убийство в харьковской квартире. Уже и себя на его место ставил, и так рассматривал, и эдак анализировал – убей, ни понять, ни осмыслить так и не смог. Согласен? Если можешь – объясни.

Объяснений этому Кордыбака тоже пока не имел, вопросов было больше, чем ответов, даже не ответов, так, предположений, потому только неопределенно пожал плечами.

– Вот и я так же, – Аранский, задумавшись, на несколько секунд посмотрел в потолок. – В его квартире нашли труп с простреленной головой. Родители опознали в трупе своего сына Вадима Мельника. Я просматривал материалы, и как-то мне там не все убедительным показалось. Пуля вошла со стороны затылка и вышла в лицевой части, повредив значительную часть лица. Как думаешь, насколько точно в таком случае можно установить личность убитого?

– Я видел фото, скажу за себя, по лицу я бы не установил. Мое мнение, в этом случае нужна была бы дополнительная экспертиза, но таковой не было, ну и как минимум опознание по отдельным, известным родственникам некоторым признакам на теле убитого: родинки, родимые пятна, татуировки, шрамы. Просто признали родственники и все.

– Признать-то признали, но тело родне для похорон не выдали. Нет документов усопшего, нет и свидетельства о смерти, а значит, под вопросом остается установление личности убитого, – Аранский взял со стола фотографию Мельника, в костюме, у дверей черного «мерседеса», посмотрел и отбросил обратно. – Предположим, решил Мельник всех перехитрить, после того, как наломал дров на Святошино и Петровке, решил следы замести и определить себя к уже почивающим в другом мире. Как он это технически сделал, не хочу сейчас фантазировать, нашел кого-то, отдаленно похожего на себя, по габаритам, цвету волос, привел в квартиру, выстрелил специально так, чтобы лицо повредилось. Ни денег, ни документов в квартире не нашли, значит, первое, что могли подумать – элементарное ограбление.

– Достаточно серьезный шаг: для родных ушел из жизни, для себя потерял квартиру, имущество, имя, можно сказать, себя потерял, ради чего?

– Ну как, Валя. Ты посмотри, какими они сейчас бабками ворочают, да квартирка его в Харькове – это копейки по сравнению с теми деньгами, которые через их фирму проходят и, конечно, же частично оседают. А будет достаточно денег, будут и новые документы, и имя, и дом, может, здесь, а может, и за границей. Это другой мир, Валя, там другие ценности, не всегда понятные для нас и принимаемые нами. И потом, каким он был мальчиком в школе, с кем водился, когда постарше стал, какие наклонности были, темперамент, характер, мысли и стремления, это не к нам, пусть в этом психологи разбираются, это их хлеб, а наше дело – факты: пришел, убил, завладел, подстроил, совершил, а потом, на досуге, можно о характере и склонностях пофантазировать. А вообще, поймаем, все точно знать будем. Я прав?

– Хорошо, допустим так. И что дальше?

На столе Аранского зазвенел телефон, сделал пальцем знак паузы и снял трубку:

– Так. Хорошо. Я понял, проводите до моего кабинета и там подождите, – посмотрел на часы. – Совсем забыл. Вовремя, ничего не скажешь.

Кордыбака вопросительно посмотрел на шефа.

– Сюрприз хочешь? – Аранский лукаво усмехнулся.

От сюрприза отказываться Валентин не стал:

– Хочу, конечно.

Аранский встал с кресла и подошел к двери:

– Я пригласил официанта Диму и друзей оружейников на опознание Дровосека – Мельника, пусть по фотографиям, но это пока, надеюсь, будет и вживую. Разложи красиво картинки по столу, все, и харьковские, и которые у детсада сделали.

Аранский вышел из комнаты и через секунду вернулся с официантом. Тот, увидев Кордыбаку, сразу повеселел, обрадовался знакомому лицу в стенах этого похмурого здания. Валентин поздоровался и указал на стол.

Дмитрий бегло пробежал взглядом по фотографиям и кивнул головой:

– Этот говорил с Букетом. Сто процентов он.

– На всех он фотографиях?

Дмитрий еще раз просмотрел снимки, уже более внимательно:

– Он везде.

– Здесь распишись, – Аранский указал на бумагу, лежащую на его столе. – И свободен. Спасибо. Пусть те двое тоже заходят.

Оружейники гуськом вошли в комнату, наверно, не знали, зачем вызвали, выглядели плохо, испуганно глянули на Кордыбаку, на Аранского виновато, но к сценарию были готовы самому худшему.

– Страшно, да? – Аранский сказал так, что у Валентина самого морозец пробежал по коже. – На фотографии посмотрите. Может, узнаете там кого.

Оружейники подошли к столу Валентина, долго изучали каждый снимок и почти одновременно подтвердили, что это тот человек, который оружие коллекционное у них спрашивал, а у Сергея почти купил.

– Ну вот и молодцы. Распишитесь и пока свободны. Прошу заметить, пока.

Аранский собрал фотографии в стопку, положил в свой стол, сел в кресло:

– Вот и внесли ясность, окончательную, – произнесено это было как-то без особого энтузиазма.

– Что, так, Сергей Викторович?

Аранский промолчал. Как пройдет операция по задержанию, он не знал. Неизвестность всегда и настораживала, и немного пугала. Банда опасная, вооружены, отпетые преступники, ни перед чем не остановятся. Не хотелось очередных жертв, очень не хотелось. Задумки были по общему плану, детали прорабатывались. Все склонялись к тому, что брать их надо на офисе, так будет и проще, и безопаснее, Аранский не возражал.

Кордыбака словно читал его мысли:

– Наружка установила, где проживает Мельник?

– Да. На Подоле с Унылым живет в съемной квартире, а Степной на Оболони.

– Как брать будем? Каждого по отдельности?

– Нет. Скорее всего, всех сразу на офисе. Вопросов, конечно, еще много, но в целом, как общая задумка, уже имеется. Детсад обособленно от жилого сектора находится, даже если палить начнут, вероятность мала, что с нашей стороны потери будут или случайные жертвы. С хозяином постройки пообщались, что тоже на пользу, если на штурм детсада пойдем, есть места с мертвыми зонами, не просматривается с их стороны как следует территория. На чердак наши ребята проникнуть смогут. Одним словом, есть надежда, что все получится.

На столе у Аранского зазвонил телефон, он вопросительно посмотрел на Кордыбаку и снял трубку, некоторое время слушал, поглядывая на Валентина, и, одобрительно кивнув, добавил:

– Так точно, все понял, иду… Ну вот, Валя, что я говорил. На завтра планируется. Готовься. Я к Тополеву, всех собирает.

22

Борис лежал на узкой, старой, облезлой, с провисшей, скрипучей и неудобной сеткой кровати. Обстановка в комнате была не то что скромной, она была бедной как в понимании разнообразия, так и в ценностном смысле. Кроме кровати из мебели, был небольшой стол, не письменный и не обеденный, неопределенного предназначения, на шатающихся ножках и со столешницей в раковинах, глубоких царапинах и сколах. Стол не годился для того, чтобы на нем писать, а если рассматривать как обеденный, то был слишком мал, тем более что трапезничали они с Виктором в кухне, такой же невзрачной, убогонькой, как и все остальное в этой квартире. Но это так, к слову, а писать ему было нечего и некому, компьютер тоже остался на Соломенской, забрал с собой только одежду, деньги и оружие. Хорошо оружия не лишили, а вот почему, можно было только догадываться.

Первое время, когда отлучался из этой квартиры, стволы оставлял в своей комнате, но потом, когда выяснились некоторые обстоятельства, стал забирать с собой, несмотря на то, что постоянно таскать железяки по городу было небезопасно.

Уже больше двух недель прошло, как переселился он с Соломенской сюда, на Подол, в двухкомнатную квартиру пятиэтажной хрущевки. В одной комнате жил Виктор, в другой он. Раньше в этой комнате обитал Стэп, теперь Борис. С Виктором они практически не общались, даже завтракали и ужинали в разное время, каждый сам по себе.

Разумеется, произошло это по указанию Студебеккера, и для Бориса было большой неожиданностью, хотя по большому счету не век же ему было жить на Соломенской, когда-то да должно было это случиться. Решение это Студебеккер никак не объяснил, просто поставил перед фактом. Все к тому и шло, Борис это не только чувствовал, но и понимал, поэтому переселение без должного объяснения шефа и в столь убогие условия воспринял спокойно.

А вот то, что в последнее время отношение Студебеккера к нему заметно изменилось, причем в какой-то момент и как-то сразу, было очевидно и бесспорно. Анализировать это не особо Борису хотелось, но пришлось.

Случилось это уже вскоре после того, как деятельность на их офисе, можно сказать, набрала обороты полным ходом. Но не по причине выполнения или не выполнения Борисом своих директорских обязанностей, здесь он откровенно и на совесть старался и работу свою делал. Причина была в другом, знать, конечно, хотелось, но явное беспокойство проявлять не торопился, думал, может, само как-то все разрешится и прояснится. Не разрешилось, а только, наоборот, отстранялся от него Студебеккер, как ему казалось, все больше. Значит, что-то было не так, где-то или прокололся он, как-то не так повел себя, или хуже того, указание Студебеккеру поступило свыше. А вот это могло быть очень нехорошим моментом для Бориса, а потому и мысли в голову стали приходить нехорошие. А вдруг и правда что-то замышлялось против него? Знать бы причину смены расположения к нему Студебеккера, тогда и оценить можно было бы величину проблемы. А главное, чувствовал Борис нутром, нехорошим чем-то веяло. Может, и ошибался, не исключено, но как выяснить? Вот и пришлось задуматься, поломать голову и выход нашел, на удивление, достаточно простой. Не сразу решился, еще некоторое время прислушивался к Студебеккеру, внутренне анализировал, оценивал и только потом стал действовать.

Это был диктофон, небольшой, размером чуть больше флешки. На Караваевых дачах этого добра хватало. Хорошо, за Ковой не следили, и отчетов, куда и когда из квартиры отлучался, никому не давал, потому в один из выходных съездил на радиорынок и купил сразу два.

К корпусу диктофона, как одного, так и второго, приклеил по кусочку небольших магнитов, это давало возможность легко устанавливать их к любому металлическому предмету в комнате, а задумал крепить к сейфу. В какое именно место, он знал – снизу, изнутри к ножке. Так и сделал.

Обычно после трех часов дня Студебеккер и Стреляный заканчивали работу в офисе и уезжали. Борис с Виктором и Стэпом возвращались в офис к пяти, а то и к шести вечера. Недели три уже, как Стэп заменил Стреляного, дела у него пошли на поправку, и везде на сделках сопровождал Бориса. Если в бухгалтерии еще оставались женщины, то Борис сдавал им документы, если не было, оставлял в своем столе до завтра. Стэп и Виктор, как правило, в это время находились в машине. Диктофоны старался менять если не каждый день, то раз в два дня точно, максимально памяти в устройствах хватало на трое суток. Результат получил не сразу, только на пятый день, но какой…

На работу Стреляный приехал позже, часам к одиннадцати. Сначала на записи были слышны звуки, издаваемые только Студебеккером, он шуршал бумагами, часто выходил из комнаты, возвращался обратно, иногда вздыхал, открывал закрывал сейф, работал с деньгами, финансовыми документами, потом, позже, зазвучали диалоги, уже с приездом Стреляного, и почти сразу по делу. Говорили спокойно и обыденно, но о вещах не обычных, а для Бориса и вовсе судьбоносных.

Несколько раз Стреляный молча прокурсировал из угла в угол комнаты, это было понятно по шаркающему звуку его босоножек, он почти не отрывал штиблеты от пола при ходьбе, затем грузно и шумно опустился в свое кресло, включил компьютер, через некоторое время непродолжительно поскрипел колесиком мышки и наконец то ли спросил, то ли предположил:

– Так, что Акерман Романович, завтра большой день у нас намечается?

Студебеккер помедлил, не сразу ответил, очевидно в дела погружен был, потом переключился на вопрос и ответил:

– Я бы сказал, решающий.

– А что сегодня?

– Заканчиваем с клиентами. Парни поехали с последними рассчитаться.

– Главная транзакция сегодня или завтра?

Студебеккер опять помедлил с ответом, мягко прощелкала клавиатура компьютера, очевидно, его, и несколько задумчиво сказал:

– Судя по всему, уже прошла.

– Значит, сегодня?

– Да.

– Сумма не изменилась?

Студебеккер опять на некоторое время потянул с ответом:

– Сумма та же, триста сорок миллионов.

– И что дальше?

– Как и планировалось, бросаем на офшор. На этом наша задача будет выполнена.

– А наличка?

– Завтра Мельник с утра подпишет документы, и на базу за наличкой, обещали, что будет, уже сейчас вся сумма практически приготовлена к выдаче, правда, не два миллиона, как планировалось, а полтора.

– И закрываемся?

– И закрываемся.

– Что с братвой?

– Ничего, как и планировалось. Виктор со Стэпом о директоре позаботятся.

– Убираем? Свою задачу выполнил?

– Конечно. Концы рубим, других вариантов нет.

– Не жалко?

Студебеккер опять помолчал, ответил не сразу:

– Нет. Это бизнес, а Мельник – одна из комбинаций в нем.

– Не жестковато, Акерман Романович?

– Не знаю. После тех дров, которые он наломал, уже давно закопать пора было, но пришлось потерпеть, до поры до времени, разумеется.

– Если честно, не в курсе. По мне, так работу свою он неплохо выполняет. Исполнительный, на операциях боевых хорошо себя проявил, я думал, перспективный боец.

– Я тоже думал. О разборке на Святошинском рынке слышал?

– Это где несколько трупов?

– Четыре. Если не пять. Его рук дело. Накосячил – будь здоров, менты на хвосте уже давно висят, рядом рыщут, того и гляди, накинутся. Можно было бы отдать его тамошнему смотрящему, порвали бы на куски.

– Это Сипе?

– Знаком, что ли? – в голосе удивился Студебеккер.

– В некотором роде.

– Да, ему. Только нужен был мне Кова здесь, не мог на тот момент пацанам отдать. А все из-за ствола, я говорил ему, нужна будет волына, вот телефон, канал надежный, отработанный, звони. Не послушал, по-своему сделал. На Петровке, там – да, вопросов нет, чисто сработал, а на Святошино так наследил, постараться надо, еще и свидетелей оставил. А самое скверное, от меня скрыл. Знал бы я, наверняка что-то придумал, во всяком случае имел бы в виду, а так… – Было слышно, как Студебеккер огорченно вздохнул.

– И ничего сделать нельзя?

– А ничего и не надо делать. Косяков много, исправить их уже невозможно. В Харькове с Мельником тоже все плохо получилось, причем так, что хуже некуда.

– А я думал, там как раз хорошо сработал.

– Нет. То, как он вышел на него, спору нет, хорошая работа, а дальше опять косяк будь здоров, Мельника убрал, а след в квартире оставил, причем какой. Нашли менты гильзу, увязали ее со святошинскими гильзами, и в результате я не знаю, как это назвать. И опять этот момент скрыл от меня. А я ведь спрашивал, все ли там чисто прошло, не оставил ли следов, и про гильзу спросил, как чувствовал – обманул. Как солдат он хорош, ничего сказать не могу, а вот там, где мозгами поработать, слабоват.

– Может, Сипе отдадим?

– Я думал, но не получается, во-первых, это моя проблема, я его породил, а во-вторых, хочу, чтобы Мельником он оставался, сами вопрос закроем, а труп ментам подбросим, как Мельника. Ну а Сипа? Я Кову на Святошинский рынок не посылал, это его личная инициатива была, узнает, что Кову мы наказали, расстроится, конечно, но не до слез, думаю. Такая задумка у меня.

Некоторое время они помолчали, затем Стреляный заключил:

– Может, не стоит усложнять?

– Я так не думаю. Не хотел я, чтобы менты на Коваля выходили. Последние годы, он со мной был связан, мой человек, и знают менты это. Если выйдут на Коваля, выйдут на меня. Теперь понятно?

– Да понял я. Хорошо, а если бы Кова не накосячил, как тогда с ним поступили бы?

– Как, как, я же сказал, это бизнес, а Мельник, то есть Кова, всего лишь одна из комбинаций в нем, к чему клонишь?

– Никуда не клоню. Решение вам принимать.

– Это не решение. Так должно быть. Нет других вариантов.

– Понимаю.

– Ну вот и хорошо.

Борис остановил воспроизведение на диктофоне и отбросил в сторону наушники. Он прослушал этот диалог Студебеккера со Стреляным уже, наверное, в пятый раз. То, что завтра попытаются его убрать, было понятно, но вот деталей, как это будет делаться, когда и где, к сожалению, не было. Хорошо, оружие не забрали и не заберут скорее всего, давать ему лишний повод для подозрений не станут. Если исходить из прослушанной записи, то завтра с утра поедет он на базу за наличкой, значит, устранять его будут уже после обеда. С клиентами они закончили сегодня, рассчитались, значит, с последними, выходит, на этом и завершалась его директорская деятельность, а ведь Студебеккер ничего не сказал. Жаль.

За стенкой комнаты было слышно, как работал телевизор, Виктор смотрел фильм, Борис даже знал какой – комедию. Виктор любил комедии, причем любые: старые, новые, отечественные, зарубежные – главное, комедии.

А эмоции были, после того как первый раз прослушал он запись разговора Студебеккера со Стреляным, хотел взять кольт войти в комнату к Виктору и разнести ему башку на мелкие кусочки с превеликим удовлетворением. Разумеется, делать этого не стал, прослушал запись еще раз, немного остыл и спокойно подумал.

О том, что на руках у него оказался такой козырь, Студебеккер, конечно, не знал, а значит, преимущество на его стороне, и он этим воспользуется на все сто. Недооценил его великий комбинатор – сам себе смертный приговор и подписал. Как завтра все пройдет, он, конечно, планировать не мог, но свой шанс уже не упустит, как-то сложится, тем более оружие осталось при нем.

Борис достал из-под подушки кольт, извлек обойму, проверил патроны, была еще пачка, он обязательно завтра возьмет ее с собой. ПМ тоже был в полной боевой готовности, правда, патронов только два осталось, но для шефа, иуды, и этого хватит. Вот так и получилось, обманул его Студебеккер, как выяснилось, изначально к смерти готовил, еще с зоны, использовать планировал и на убой.

Борис спрятал оружие, вышел в коридор, у дверей комнаты Виктора остановился, там, громко работал телевизор, иногда надрывно и взахлеб смеялся Виктор. В кухне открыл холодильник и сам не знал зачем. Есть не хотелось, сидеть в своей комнате тоже, открыл и захлопнул обратно, кроме куска вареной колбасы, остатков сливочного масла и нескольких яиц, там ничего не было. Вернулся в свою комнату, еще раз достал оружие, решил выйти на улицу прогуляться, пистолеты взял с собой, оставлять не стоило – Виктор мог изъять. Проходя мимо комнаты Виктора, постучал к нему в дверь, подождал некоторое время, тот никак не ответил, постучал еще раз и пошел к выходу. Звук телевизора за дверью поутих, она заскрипела и приоткрылась, высунулась голова Виктора, посмотрел сначала в одну сторону, затем на Бориса:

– Куда?

– Прогуляюсь. Погода хорошая.

Виктор согласно кивнул и опять закрыл дверь.

Вышел из дома, у подъезда сел на скамейку. Мысли в голове вращались просто роем. Во-первых, или решать и предпринимать что-то сегодня, или ждать до завтра. Если сегодня, то валить Виктора, ну и валить самому. А можно Виктора не трогать, забрать только деньги и исчезнуть. Деньги были, немного, но на первое время могло хватить. Уехать, только куда? К тетке? Может, куда подальше? Но куда? Харьков, Днепр, Львов, Одесса? Нигде его не ждали, и это понятно. А если остаться, тогда завтра война, будет много крови и трупов. А если все же уехать? Уехать можно, куда – не важно, сесть в вагон ближайшего поезда и забыть их навсегда. Как говорится, начать новую жизнь, с чистого листа. Но опять же, а как тогда Варя, родители, их тоже вычеркнуть, и причем на годы, и никакой для них весточки от себя. А если отморозки эти пытать их будут, ведь не оставят они его просто так, искать будут. И потом, найти могут, причем где угодно. Нет, уезжать нельзя, решать нужно проблему, решать, тем более имея на руках такие козыри. А пока прогуляться, развеяться.

Борис шел по улице в сторону Контрактовой площади. Уже давно стемнело, но улицы не опустели, люди проходили мимо, обгоняли, спешили – кто домой, кто на встречу, но таких, как он, праздно гуляющих было мало, а может, и вовсе на весь Подол не отыщешь. Машинально провел рукой по рубашке сзади, в районе пояса, там был кольт, от которого все и зависело, не подкачает завтра, не подведет, поможет справится с задачей, да и Кова постарается. Он чувствовал, получится.