Текст книги "Либертион"

Тревожное утро

На следующее утро Тиберий вскочил едва не затемно. Он так боялся проспать, что дал себе два дополнительных часа и теперь не знал, чем себя занять. Целый день провести с ней наедине! От волнения он места себе не находил, оделся с особой тщательностью и сейчас стоял у зеркала поправляя воротничок безупречно отглаженной рубашки. Мокрые после душа, короткие черные волосы аккуратно причесаны, лицо свежее, глаза блестят, ни за что не скажешь, что почти не спал ночью. От нечего делать Тиберий в очередной раз заглянул в ящик стола и достал загадочный подарок Лоры. Это превратилось в ежедневный ритуал. Он брал в руки маленькую, влагостойкую капсулу размером с грецкий орех и смотрел на нее пару минут, раздираемый муками совести и жгучим желанием открыть ее раньше положенного срока. Совесть и мужская честь в итоге побеждали, и он со вздохом клал капсулу обратно.

Наконец терпение капитулировало, и он решил выйти на час раньше, оставаться дома сил уже не было. Тиберий еще раз проверил, что зеленая шкатулка надежно спрятана в нагрудном кармане пиджака, схватил сумку, где поверх продуктов горделиво и мрачно, как Маммон на груде золота, восседала загадочная пицца «Хай-тек», и вышел в коридор. Сумка медленно опустилась на пол. Да, теперь он был абсолютно уверен – ему не показалось. Но из какой квартиры идет этот запах? Тиберий медленно пошел по коридору, задерживаясь у каждой двери. У квартиры мистера Штерна постоял подольше, лелея в груди надежду. Нет, увы, не оттуда. Круг замыкал сосед геймер. Тиберий наклонился к замочной щели и уже через несколько секунд набирал номер полиции. Там к его заявлению отнеслись скептически, согласились приехать, только когда он пригрозил жалобой.

Полицейские прибыли через пару минут, но еще десять минут Тиберию пришлось их уговаривать вскрыть квартиру, поскольку на их звонки в дверь никто, естественно, не отреагировал.

– Ну, взломаем мы дверь, а он потом – иск в управление, – нудно бубнил один из них, очень молодой и чахлый, как давно не видевший света цветок.

– Мертвые иски не подают, – отрезал Тиберий. Он уже раскаивался в своем гражданском рвении и все время поглядывал на часы. – Да посмотрите, вы, наконец, что происходит внутри квартиры!

Стражи порядка переглянулись.

– Сэр, откуда вам известно…

– Либо вы сейчас используете ваши смарты по назначению, либо я использую свой, чтобы сообщить вашему руководству. И если я не ошибаюсь, что там, в квартире, труп (а я не ошибаюсь), у вас будут проблемы.

Непривычные к такому обращению, испуганные его властным голосом, полицейские послушно включили свои смарты, открыв перед Тиберием программу, секретность которой не позволяла даже намеком обмолвиться о ее существовании, и подвинулись, чтобы ему было лучше видно.

– Лежит на постели. Не двигается.

– Так, то ж геймер, они сутками лежат, пристегнутые к оборудованию.

– Ребята, я на встречу опаздываю, или открывайте дверь, или отпускайте меня с миром, – взревел Тиберий, и полицейские, наконец, сдались.

Началась длительная и бесславная битва с замком, после чего старший блюститель закона пожаловался, отирая пот со лба:

– Мощный программист. Код на замке меняется каждые пятнадцать секунд. Нужно подать запрос на вызов специального отдела со специальным оборудованием и…

Закончить свою мысль полицейскому помешала дверь, рухнувшая внутрь квартиры с таким грохотом, что бедная мистер Штерн, подпрыгнув от испуга, сильно повредила левый глаз о дверную ручку.

– Сэр, что вы наделали?! – взвизгнул бледноликий полицейский, пытаясь рукавом защитить нос от чудовищного запаха, который теперь беспрепятственно хлынул в коридор.

– Оказал посильную гражданскую помощь блюстителям закона. Ну, пошевеливайтесь, говорю же – опаздываю.

В квартире их ждало печальное зрелище. На смятой и крайне несвежей постели лежало то, что некогда было молодым человеческим телом, сейчас же больше напоминало содержимое египетского саркофага. Тонкие, похожие на узловатые виноградные лозы руки были обвиты черными шнурами проводов, такие же провода шли под шлем, закрывавший верхнюю часть лица. Несмотря на протестующий вопль за спиной, Тиберий снял этот шлем и несколько секунд смотрел в широко открытые, подернутые пеленой смерти глаза. Затем бережно, словно юноша мог еще что-то чувствовать, закрыл их рукой. К нему подошел белый как мел старший полицейский, младший, судя по звукам, наносил визит санузлу несчастного хозяина квартиры.

– Отчего он умер, сэр? – полицейский почему-то начал обращаться к Тиберию, как к старшему.

– Алиментарная дистрофия. Ну, проще говоря, истощение. Вы что, трупы никогда не видели?

– Такие – нет. Интересно, почему он в подгузнике?

– Это… Я могу объяснить.

На пороге ванной комнаты замаячил младший. Невероятно, но ему удалось стать еще белее, чем прежде.

– Это штука такая, называется «Круче, чем жизнь». Расширение к играм, вышло два месяца назад. Эй, да вы чего, серьезно не слышали? Короче, ты в игре ешь, пьешь, занимаешься сексом, и все не просто реально, еще круче, чем в жизни. Ну, ребята многие и увлекаются через край. Короче, в реале поесть забывают.

– Но подгузник?!

– Это чтобы время зря не терять.

– Тогда это первая ласточка, – мрачно заметил его коллега.

А Тиберий со смешанным чувством смотрел на почти прозрачное, скорчившееся на грязной постели тело, прикованное шнурами к маленькой коробочке из черного пластика, стоявшей рядом на пыльном столе.

«Жалкая, нелепая смерть. А с другой стороны, ведь утверждали же средневековые теологи, что плоть нужно умерщвлять, с тем, чтобы дух становился все сильнее и свободнее. Властелином каких миров был этот мальчик, какие необыкновенные красоты он видел, какие подвиги совершал, когда тело, не выдержав, отказало ему? С точки зрения философии, он как никто реализовал программу главенства духа над плотью, отчего же это так жалко выглядит? И ведь то, чему он поклонялся, лишь иллюзия, созданная для добычи денег».

«Вот это да, прошло уже двадцать минут!» Трагическая смерть молодого человека была практически забыта. Быстро подписав необходимые бумаги, Тиберий почти бегом бросился к машине. До «Лимончелло» добрался быстро, но там, несмотря на ранний час, оказалось такое количество желающих позавтракать, что попасть внутрь и думать было нечего. На такой случай у них с Лорой и Майклом был план номер два, а именно встретиться в ресторане «Либертион», который находился на первом этаже того же здания. Смотрелся этот высокомерный и роскошный храм чревоугодия рядом с веселым, демократичным «Лимончелло», как гордый Дон Кихот рядом с Санчо Панса. Решительно каждый штрих его архитектуры был призван унизить и устрашить любого, осмелившегося переступить его порог. Мраморный портал поразительно напоминал врата преисподней, швейцару на дверях только вил не хватало для лучшего сходства с Вельзевулом.

– Столик на двоих? – бодро поинтересовался Тиберий у администратора, который горделивой осанкой и надменным выражением холеного лица мог бы посоперничать с королями минувших дней.

– Постараюсь что-нибудь найти, – снизошел до ответа этот сфинкс, с сомнением обводя взглядом практически пустой зал.

– Да вы себя не утруждайте, – снисходительно ответил Тиберий и самовольно занял прекрасный столик с наилучшим видом на входную дверь. Не успел он сесть, как из ниоткуда, словно Панч из табакерки, возник молоденький официант, одетый в вычурную, расшитую позументами курточку.

– Желаете завтрак, сэр?

– Нет, только кофе.

– Как!? Только кофе? – картинно изумился официант, произнеся свой вопрос достаточно громко, чтобы его слышали все присутствующие в зале.

Но у Тиберия было несокрушимо хорошее настроение. Он даже на юного нахала взглянул с симпатией: «Энергичный юноша, далеко пойдет. И до чего же затейливую им придумывают одежду – все эти вышивки, позументы. А впрочем, ему идет. Еще столько времени, может, и вправду стоит завтрак заказать?». Он пролистал меню: «Нежнейшее воздушное суфле из отборных яиц, молочной пены, тончайших хлопьев сыра „Сент Пармиджанино“, начиненное ломтиками многослойной свинины, хрустящим серебряным луком, прованскими травами, свежемолотым черным перцем и морской солью. Взбивается вручную!»

Впечатляло. Цена, к слову сказать, впечатляла тоже. И возможно, Тиберий и пал бы жертвой изящной словесности, но отличительной чертой (а заодно и бедой) знаменитого ресторана было то, что здесь существовала традиция. Когда клиенту подносилось блюдо, прикоснуться к нему он мог только после того, как официант во всеуслышание и в подробностях объявлял, что именно горделиво возлежит на белоснежной тарелке. И так случилось, что соседу за столиком справа и было торжественно подано «Нежнейшее воздушное суфле», на поверку оказавшееся банальным омлетом с беконом. Сверху, очевидно, возлежали знаменитые «прованские травы», а именно, скромная щепотка резаного укропа. Испытав разочарование с первым вариантом завтрака, Тиберий обратил свой взор на пункт номер два: «Рыба драгоценной породы, с тонким ароматом лепестков роз, подается с живым яйцом, крутонами, салатом из листьев Романо, рукколы, корн, брызгами оливкового масла, морской солью». Так же к этому прилагался кофе, «свежесваренный, ручного помола», ароматный черный кофе какого-то там элитного сорта и с чем-то там круассан с черничным хрусталем.

Педагогическая деятельность закаляет не только нервы, но и тело, приучая его к суровому и аскетическому образу жизни. Потому не привычный к лексике ресторанов высокой кухни, Тиберий весьма заинтересовался как крутонами, так и хрусталем. Рыба драгоценного сорта и живое (?!) яйцо тоже оставались загадкой, требующей немедленного разрешения. Официант выразил вежливое удивление: «Как, сэр все же желает заказать завтрак?», но в итоге, растратив впустую весь профессиональный запас презрения, уплыл в неизвестном направлении.

Вернулся он неприлично быстро, водрузил перед Тиберием целый набор тарелок, размер порций в которых удовлетворил бы разве садового гнома, и приступил к торжественным разъяснениям. А они и в самом деле были нужны. Ну, нипочем бы не опознал простой смертный в обыкновенном ломтике соленого лосося «Рыбу драгоценной породы». Розами она, кстати, не пахла нисколько. Крутоны были представлены горсткой мелких невзрачных сухариков, а хрусталем значился плевок черничного джема, видом своим подозрительно напоминавший тот дешевый джем, который Тиберий обычно покупал в супермаркете. Каждый ингредиент сопровождался примерно следующими комментариями официанта: «Живое яйцо (обычная глазунья) тает на языке, даря несравненное блаженство…». И так далее, и тому подобно.

Минуты текли медленно, за окном уже окончательно рассвело, а он все сидел в этом мертвенном, беломраморном зале под сверкающими люстрами, медленно пил резко пахнущий шоколадом кофе и ждал. Скользя рассеянным взглядом по сторонам, он удивлялся тому, как пустынны, холодны и мертвы все поверхности этого неуютного места! Взгляду не за что зацепиться – гладкие белые столы, белые стены, посуда. Полы, правда, черные и прекрасно гармонируют с черными деловыми костюмами, оттененными опять же белыми рубашками, коктейльные платья окрашены в те же два стерильных цвета. Как беден ты, мир роскоши!

Тиберий с беспокойством взглянул на часы. Уже десять минут, а Лоры все нет. Никогда она прежде не опаздывала. Он ощутил сильнейшее волнение, а если что-то случилось, и она вовсе не придет? И позвонить ей нельзя, даже взглянуть, где она. Они не должны никак пересекаться в сетевом мире в это утро, никто не должен знать о их совместном выезде. Все сильнее раздражал официант, каждую минуту настойчиво интересующийся, что еще угодно господину.

«И, ведь, какая дрянь вырастет из этого уже насквозь испорченного мальчика. И эта его нелепая курточка, глупая шапочка, все эти блестки и бантики смотрятся на нем, как на Рождественской елке».

Прошло еще двадцать минут. Тиберий очень ровным и совершенно не своим голосом спросил счет, расплатился и поднялся уходить. И тут же в просвете параллельных туннелей столиков увидел ее, разрумянившуюся, запыхавшуюся, с распушившимся бело-золотым хвостом.

– Лора!

К дьяволу конспирацию, он едва не сшиб зазевавшегося официанта, пока спешил отсюда на волю, к ней, воздуху и свету.

– Думал, не придешь. Что случилось?

– Ах, – она едва переводила дыхание, – бежала. Работники воздушного метро устроили забастовку. И работники подземного, по загадочному стечению обстоятельств – тоже. Коллапс, такси взять невозможно…

– Они еще только полгода назад то же самое устраивали?

– Уже полгода назад, – она все никак не могла отдышаться, теперь спешила, пытаясь успеть в его широкий шаг.

– И почему всегда работники транспорта? Почему никто другой так не делает, к примеру, полиция, сотрудники налоговых органов?

– Ну, Тиберий, качать права могут только те, кто нужен. К тому же, те, кого ты назвал, вроде бы не бедствуют.

– Ну, хорошо. Тогда, к примеру, педагоги?

– Ну, этим просто никто не даст, какой смысл зря стараться.

Путешествие в Сид

Машина крайне негативно отнеслась к заданному направлению. Уже пропускной пункт миновали, а она все продолжала нудно вещать о ужасах и опасностях, подстерегающих ее безумного хозяина на дорогах, где нет спутниковой связи. Тиберий ее не слушал, только смотрел на Лору, которая была в состоянии нетипичной для нее лихорадочной веселости и его это тревожило.

– Какое красивое утро, такое свежее и розовое. Я так давно не встречала рассвет не дома, – она повернулась к Тиберию и спросила с ревнивым любопытством, – А что ты там в свой смарт уткнулся? Непохоже на тебя.

– Заказываю тебе смарт. Смотри, это еще более новая модель, чем у тебя, – Тиберий продемонстрировал ей изображение. – Все, оплачен. Его тебе доставят завтра утром, прямо в рабочий кабинет.

– Но зачем? С моим все в порядке, – она поднесла к лицу Тиберия свое запястье.

– Не думаю, – быстрым движением он расстегнул браслет и сжал в ладони тоненький квадрат.

Раздался хруст, словно яичная скорлупа треснула. Тиберий разжал руку. Влетевший в открытое окно машины ветер подхватил сверкающие осколки и весело унес их вдаль. Лора тихонько ахнула.

– Не хочу, чтобы кто-то звонил и мешал сегодня.

– Да ведь мне никто не дозвонится теперь! – она растерянно смотрела на опустевшее запястье, на котором остался светлый след от ремешка.

«Наверное, даже в душе его не снимает» – с неожиданной нежностью подумал Тиберий.

– Я на это и рассчитываю.

– Да что ты себе позволяешь?! Немедленно отвези меня обратно! – Лора набросилась на него, как разъяренная кошка.

Тиберий, даже не повернувшись, поймал колотившие его маленькие, но сильные кулачки, неторопливо соединил их вместе и сжал одной рукой. Она шипела, яростно билась, в безуспешных попытках освободиться.

– Ты. Не смеешь!

– Я все смею, – он посмотрел на нее в упор, – мне терять нечего.

– Пусти! Немедленно, ты, бессовестный…

– Не сопротивляйся. Только себе боль причинишь.

Она продолжала вырываться, пока Тиберий не вздернул вверх запястья, прижав ее к спинке сидения.

– Я сильнее, – выдохнул он, приблизившись к ее раскрасневшемуся от злости лицу.

Лора стихла, глядя на него расширенными глазами, выражение которых он не мог понять.

– Остановись, – бросил он через плечо машине, и та без возражений выполнила приказ. Они стояли на заброшенном шоссе, позади под прозрачным куполом Либертион – мерцающие кристаллы небоскребов, кажущиеся черными точками, словно рой саранчи, потоки машин в воздухе. Впереди, за волнами холмистых полей вставал, ощетиня хвою, черно-зеленый сосновый лес.

– Сдаюсь, – проворчала Лора тем тоном, каким говорила это тридцать лет назад, во время их детских игр.

Он с сожалением разжал руку. Потом спокойно спросил:

– Еще не поздно. Хочешь вернуться?

– Нет.

Ответила резко, уверенно. И тут же, сцепив руки на груди, демонстративно уставилась в окно. Как будто ее чрезвычайно интересовал рой цветных бабочек, выпорхнувший из высокой травы. Тиберий с восхищением взглянул на Лору. Губы плотно сжаты, на щеках от гнева проступили алые прозрачные пятна. Такая красивая, когда злится.

– Ты когда-нибудь пробовала сама водить машину?

– Нет, а что? – спросила она живо, тут же сменив гнев на милость.

– Хочешь? Прямо сейчас.

Но едва Лора, улыбаясь, перелезла за руль, машина взвилась, будто дикий мустанг, который не склонит непокорную главу перед дерзким ковбоем. Даже отсутствие спутниковой связи не помогло.

– Вы не допускаетесь к ручному управлению по причине отсутствия у вас прав надлежащей категории…

– Как ты это терпишь? – возмутилась не привыкшая к возражениям Лора.

– Ну, если знаешь, как ее заткнуть, действуй.

– Правда, можно?

Она тут же нырнула в свою сумочку и извлекла оттуда, основательно порывшись, целую горсть маленьких флеш-карт и начала перебирать их на ладони, бормоча под нос: «Это для генерации ключа, нет, не то, это кодовый перехватчик, да куда же я сунула…». Тиберий, который всегда считал, что в женской сумочке можно найти что угодно, кроме того, что нужно, с любопытством наблюдал эти манипуляции. Наконец, Лора, торжествующе хмыкнув, вставила нужную флеш-карту в маленькую щель на приборной доске. Тиберий, до сих пор не подозревавший о существовании каких-либо разъемов в этом месте, спросил с уважением:

– И как это работать будет?

– Ну, система безопасности через полчаса этот вирус вылечит, но до той поры твой Мерседес умолкнет.

– Ты, как настоящий программист, – засмеялся Тиберий, – или североамериканский шаман. Бормочешь непонятные слова, делаешь непонятные движения и не можешь объяснить, как это работает. Сама хоть знаешь, что это за вирус?

Лора обиделась:

– Конечно, знаю, я же его автор. Назвала «Скрипка кумушек».

– Не знал за тобой такого чувства юмора. Этот, как сказали бы в современном рекламном проспекте, стильный железный ошейник был очень популярен в средневековье. Для болтливых жен. Свою машину таким же угощаешь?

– Что ты. Моей я дала такой, что она умолкла и оглохла навеки. Ну, куда тут нажимать надо? Показывай.

Сначала дело не задалось. Лора слишком сильно давила то на газ, то на тормоз, двигатель ревел, но машина молчала, как доблестный воин под пытками врагов. Понемногу дело пошло на лад, через пять минут Тиберий перестал машинально нажимать несуществующий тормоз со своего пассажирского сиденья. Он расслабился, откинувшись на спинку кресла. Южный ветер мягко и непрерывно бил по лицам, доносил в открытые окна запахи цветущих полей, темнеющего над зеленым лугом леса, земли, еще влажной после короткого весеннего дождя. Над ними огромной голубой чашей раскинулось небо, у горизонта украшенное рваными белыми облаками. Настоящее небо, и ветер, от которого Либертион был избавлен. Тиберий полной грудью жадно вдыхал его. Ветер торопливо шуршал, змеясь и скользя меж молодой пшеницы на заброшенных, поросших полынью и дикой мятой лугах, и машина быстро неслась ему навстречу. Потом они свернули в лес, и ветер сразу изменился, стал влажнее и прохладнее, и беспокойно заметался вокруг них.

«А ведь большинство людей никогда не чувствовали на своей коже прикосновения ветра, не видели настоящего неба, не слышали криков птиц нигде, кроме зоопарка. Хотя я дорого заплатил за право иногда выходить из сияющих имперских чертогов, не знаю, стал ли от этого счастливее. Иногда проще не знать, не иметь права выбора…».

Машину качнуло на крутом повороте, ветер взметнул тяжелый шлейф волос Лоры, и их шелковой прядью мазнуло Тиберия по щеке, обдало тонким, теплым запахом ее кожи. Все мысли о несовершенстве мироздания, политических коллизиях и тщете насущного мгновенно смыло океанской волной. Запах женщины! Ничто так не лечит от философии, как его легкий флер. Тиберий взглянул на ее тонкий профиль, пушистые золотые ресницы, узкие, сильные руки, уже уверенно держащие руль. Чувствовать всю ее так близко от себя, слышать ее голос, иметь возможность прикоснуться…

Машина остановилась.

«Октагон»

«Октагон» встретил своих хозяев уютным запахом нагретого солнцем дерева, каменной пыли, сухих трав. Дорожка, ведущая через старый яблоневый сад, совершенно заросла травой, меж изумрудной поросли то тут, то там мелькали алые искорки земляники. Дверь немного просела за зиму, и Тиберию пришлось, приложив немалое усилие, приподнять ее.

– Ты дверь не запираешь? – поинтересовалась Лора, выглядывая из буйной поросли шиповника.

– От кого? Тут на сотни километров вокруг только лисы да волки, – он обернулся. – Хорошо, Майкл не видит, что ты немытую землянику ешь. Его бы удар хватил.

– Не раньше, чем он прочитал бы нам нуднейшую лекцию о правилах гигиены. Стой! Я первая.

И прежде, чем он успел что-то сообразить, она пробежала, смеясь, по садовой дорожке, втиснулась между ним и дверным косяком, оттолкнув его перепачканной земляничным соком ладонью. Что с ней такое сегодня? Словно им снова по двенадцать лет, и она впервые уговорила его сбежать из интерната и побродить по заброшенным кварталам вокруг Либертиона. Тогда еще не было такой охраны как сейчас, можно было выйти за стены без пропуска. С каким-то недобрым предчувствием Тиберий вошел следом за ней. Внутри царил полумрак, единственное окно пропускало мало солнечного света и еще меньше тепла, и грубые каменные стены словно сохранили холод пережитой зимы. Лора поежилась.

– А все же тут еще холодно. Зажжем камин?

Пока Тиберий возился с дровами, она прошлась по единственной комнате, внимательно и настороженно осматриваясь, словно молодое пугливое животное. Заглянула внутрь черного деревянного шкафа, потом присела на край низкой постели, застеленной шерстяным пледом и служившей одновременно диваном, поскольку мебели в доме было крайне мало.

– Ну, синяя борода, и где же твое тайное подземелье? Не лги мне, что здесь нет какого-нибудь тайника, где ты хранишь трупы красавиц или что похуже.

Тиберий медленно выпрямился, положил на место каминные щипцы. Пламя с веселым ревом устремилось в дымоход, в комнате сразу потеплело и стало уютно.

– Пойдем, – спокойно сказал он, – но помни, что просто так тебе теперь отсюда не уйти.

Он отодвинул тяжелую кровать, открыл люк в полу и спустился вниз. Не зажигая лампы, повернулся, взглянул на нее, темным силуэтом стоявшую в белом квадрате света.

– Боишься?

К его удивлению она кивнула и тут же пошла по скрипучей лестнице к нему в темноту. И когда Тиберий зажег лампу, она ахнула, по-детски прижав руки ко рту.

Когда-то подвал был оборудован под винный погреб, от прежних владельцев остались две почерневшие от времени дубовые бочки, еще источавшие едва ощутимый запах хереса. Из них вышли два великолепных столика – один Тиберий перенес в сад, другой стоял здесь, возле кожаного красного диванчика. А все стены были забраны под книжные шкафы, внешне примитивные, грубо сколоченные из сосновых досок, но задние стенки были из органического пластика, привезенного сюда в несколько этапов и обеспечивавшего в любое время года отсутствие сырости в помещении. Потому что книги, занимавшие все пространство от пола до потолка и собранные за долгие годы, цены не имели. Здесь были уникальные издания, переплетенные в кожу с золотыми обрезами и экслибрисами на пожелтевших фронтисписах, грошовые издания массового производства, книги на английском, немецком, французском, испанском… Всю эту сокровищницу он бережно и придирчиво собирал, пытаясь спасти самое ценное с борта тонущего корабля. На несколько секунд Лора застыла, потом пошла вдоль неровных сосновых полок, касаясь пальцами кожаных переплетов, словно здороваясь с каждой книгой.

– Если кто-нибудь об этом узнает, тебя посадят на пару тысяч лет.

Она вдруг хитро улыбнулась и, схватив с полки какую-то книжку, забралась с ногами на стоявший посредине подвала красный кожаный диванчик. Зашелестела страницами, лукаво взглянула поверх ветхого желтоватого обреза страниц.

– Погадаем? Страница, строчка?

Тиберий назвал.

Лора нахмурила светлые брови и прочитала:

– И открылись глаза их и увидели они, что наги… Любопытно. Что за сказка?

Ее глаза забегали по строчкам.

– Я возьму это с собой. Ты сваришь кофе, а я пока прочитаю.

Лора прижала книгу к груди и пошла наверх. Она была в такой глубокой задумчивости, что оступилась на лестнице, и Тиберий, шедший позади, едва успел подхватить ее вместе с трофеем. В грудь ему врезался острый край книги, а женские бедра оказались тесно прижаты к его животу. В паху все взорвалось таким зверским желанием и похотью, что Тиберий едва не застонал. Ее лицо оказалось так близко, что было видно каждую черточку, каждую искорку ее многоцветных глаз. Наверное, лицо его очень изменилось, потому, что она вздрогнула, отстранилась, и в ее взгляде мелькнул страх. И это тут же заставило разжать руки. Он бережно поставил Лору на узкую деревянную ступеньку, и она взбежала наверх, не оглядываясь.

Он постоял, прижавшись лбом к холодной каменной стене, подождал, пока успокоится загнанное сердце, дыхание станет ровным, и краска отхлынет от щек. Когда поднялся наверх, Лора уже лежала на животе, смяв под собой шерстяное покрывало, и увлеченно читала. Одна ее белая теннисная туфля валялась у кровати, другую Тиберий нашел у камина, когда подвешивал туда медный кофейник. Стараясь не смотреть на крутой изгиб ее поясницы, туго охваченные светлой льняной тканью бедра и маленькие, узкие ступни, он рассеянно помешивал кофе.

– Имей ввиду, счастливого конца там не будет, – предупредил он, зная, что за книга сейчас в ее руках.

– Ну почему же. Их, конечно, изгнали из Рая, но ведь в итоге был сотворен целый мир.

– Не лучший, как видишь. Вся его история состоит из войн и насилия, да и сейчас…

– Что – сейчас?

– Пробки, инфляция, новые налоги. К тому же, Адаму и Еве пришлось нелегко. После рая-то. Ему пришлось работать, Ей – рожать детей.

– А мне кажется, – Лорастащила из глиняной вазы большое зеленое яблоко и впилась в него белоснежными зубами, – что, чтобы стать сильным, иногда нужно пострадать.

– Ты жестокая, как твоя легендарная тезка.

– Это кто же?

– Рейнская сирена, Лорелея. Она заманивала своим пением корабли и лодки, отряды рыцарей и одиноких странников. В общем, все, что движется. Каждый слышал в ее песне то, что желал более всего на свете. И все гибли в бурном водовороте у ее скалы.

– А почему она была такой злой?

– Потому, что была очень несчастной. Кстати, ее скала видна с этого берега.

– Правда? Пойдем скорее смотреть.

Они вышли из дома и несколько минут стояли рядом и смотрели на высокую скалу, сумрачным силуэтом возвышавшуюся над Рейном. Солнце нагрело непокрытые головы, воздух был по-летнему жаркий. Захотелось подойти к сонной, зеленоватой воде, искрящейся алмазными полосами света. Окунуть ладони в ее прохладу, разбить зеркальные отражения сумрачных елей и пихт, растущих вдоль берега. Тиберий разулся. Как приятно пройтись по еще прохладному утреннему песку босиком. Ветер стих, у кромки спокойной воды темный, влажный песок и головки золотых купальниц, уже открывшихся навстречу солнцу.

– Какая черная вода! Словно битум. – Лора с детским восхищением смотрела в расцвеченную льдинками бликов бездонную глубину.

– Ты так уж не вглядывайся, водяные духи келпи соблазняют красивых женщин блеском золотой утвари на речном дне. Заглядишься, и они утащат тебя в свои подводные чертоги.

– Утварь? Это всякие тарелки, кубки и прочее?

– Ну да. Раньше девушки любили готовить, – Тиберий улыбнулся, – это теперь их можно соблазнить лишь блеском драгоценностей.

– Ух, ты, – Лора опасно нагнулась над черной зеркальной гладью, – а там и правда что-то блестит.

– Где?

– Да вот же, смотри!

Тиберий подошел к ней и наклонился, чтобы увидеть темную глубину сквозь заросли орешника. Берег тут был крутой, и под обрывом – небольшая, но глубокая лагуна. Он нагнулся еще ниже и вдруг почувствовал сильный толчок в спину. Миг – и он очутился в зеленоватой прохладной речной воде, а бессовестная виновница этого купания стояла, хохоча, на краю низкого, импровизированного обрыва.

Тиберий вынырнул, отплевываясь, пригладил рукой мокрые, упавшие на лоб волосы. Разбойница стояла прямо перед ним и смеялась:

– Ну как вода? Теплая?

– Отличная! – Тиберий подплыл ближе. – Поможешь?

Он протянул ей руку, и Лора машинально дала свою, забыв, кто перед ней. Их глаза на мгновение встретились, и в последнюю секунду Лора попыталась отдернуть ладонь. Но с тем же успехом можно было просить каймана отпустить молоденькую лань, беспечно пришедшую на водопой. Тиберий сильно рванул ее за запястье, и Лора тут же оказалась в теплой, пахнущей тиной воде. Он, смеясь, обхватил свою добычу за талию, привлек к себе и успел ощутить такую приятную тяжесть ее стройного тела. Посадил к себе на бедра, обхватив руками упругие ягодицы, прижал к себе так сильно, что она задохнулась, откинула голову, закусив губы.

– Знаешь, – он с трудом перевел дыхание, – древние легенды гласят: «Если поймаешь русалку, можешь попросить у нее три желания».

– Да ну? – Его добыча лукаво улыбнулась. – И каковы же желания?

Вместо ответа Тиберий коснулся пальцами ее губ, затем опустил руку ниже, там, где тесные джинсы обнимали низ живота, и дальше, где, опускаясь вдоль спины, они соединяли два полушария.

– Ну, знаешь, – Лора возмущенно фыркнула и вдруг выгнулась, неожиданно выскользнув из его рук с гибкостью водяной змеи.

Плавала она превосходно. Когда Тиберий поднялся на светлый, песчаный берег, она уже стояла, отжимая тяжелые, потемневшие от воды волосы. Блузка прилипла к телу, и под тонкой тканью соблазнительно проступили очертания ее высокой упругой груди.

– Замерзла ужасно! – она, смеясь, побежала по тропинке к дому.

Там было необычайно тепло, камин нагрел небольшую комнату, пламя гудело ровно и ярко. Тиберий успел выхватить из его оранжевой пасти кофейник, над которым уже поднялась пузырчатая коричневая шапочка. Поспешно вынутый кофейник расплескался во время своего путешествия от камина до дощатого, грубо сколоченного стола, и каменный пол оказался расцвечен пленительно пахнущими пятнами. Лора бесцеремонно стащила с постели покрывало и закуталась в него с ног до головы, отчего приобрела удивительное сходство со средневековым пилигримом.

– Это тебе. Хотя, конечно, будут великоваты.

Тиберий протянул ей сложенные стопкой футболку и джинсы.

Она молча взяла и так и осталась стоять, не замечая, что вода капает с мокрых рукавов на одежду, которую держала в руках. Между ними снова плотной стеной встало недавнее смущение.

– Мне надо переодеться. – Тиберий отвернулся, намереваясь уйти.

– Так давай. Открой мне свою вторую тайну. – Лора подошла так близко, что он видел, как пляшут огоньки на дне ее прозрачных глаз.