Текст книги "Либертион"

Путь из Аида

– Мартин? Твоя сумочка при тебе?

– Да, а что?

– Пластырь есть? Хирургический?

– Конечно, но, Дон, что случилось?

Мартин вручил рулон широкого хирургического пластыря счастливому Ларго и теперь смотрел на него с беспокойством пастуха, у которого захворала любимая дойная корова.

Но Тиберий и Дон поспешно ретировались со своим трофеем. Спрятавшись от дотошных взглядов в месте, оставлявшем некоторую территорию приватности, а именно в мужском туалете, они развернули жаркую полемику.

– Я вам подарил этого троянского коня, мне и выносить ее из театра, – упорствовал Тиберий.

– Meaculpa, я ее в театр принес, – возражал Ларго.

– У вас вся спина изрезана ее окладом, куда клеить будем? – и, видя, что друг еще колеблется, добавил вкрадчиво. – Обложку можно испачкать.

Этот аргумент сработал мгновенно, и Дон послушно протянул ему пластырь. Дискуссия была окончена и предварительно обмотанную туалетной бумагой Библию пристроили к мускулистой спине Тиберия.

– А бумага зачем? – поинтересовался Ларго, опускаясь на колени. Наклониться в тесной кабинке возможности не было.

– Чтобы обложку пластырем не повредить. У меня большой опыт по этой части.

– Верю. Приподнимите футболку.

Возможно, это предприятие и увенчалось бы успехом, но, как мудро заметил поэт Бернс: «Все планы и глупца, и мудреца легко срываются по прихоти Творца». Дверца кабинки с грохотом распахнулась, и на пороге возникла карающая длань правосудия в лице сержанта Локарта.

– Вы!?

Это междометие произнесли все трое, на удивление слаженным хором.

– Запрещенная книга, мой датчик показывает… – начал, было, полицейский, но его прервали, причем самым недружелюбным образом.

– Нет, ну что же это такое, – взревел Ларго, сжимая в руке пластырь и поднимаясь с колен. – Можем мы, наконец, с моим партнером уединиться, чтобы закончить начатое..? Которое вы, столь нелюбезно, прервали полчаса назад?

– Да, но… Здесь? – неуверенно начал полицейский, озадаченно поглядывая на пластырь.

– Мы наивно полагали, что хотя бы здесь можно надеяться на малую долю интимного пространства, – деликатно пояснил Тиберий, чувствуя, как не до конца приклеенная Библия медленно покидает свое временное пристанище.

– Да, но все же я должен…

Что именно должен был в этой ситуации сделать страж закона, Тиберий узнать не успел. Ларго несильно размахнулся и нанес короткий, но страшный удар, отчего немаленького роста полицейский рухнул, как подрубленная березка под топором сибирского лесоруба.

– Надоел, – кратко объяснил Дон Тиберию и одним движением приладил отваливающуюся Библию на место. – Идем?

Он окончательно сбросил личину гея и стал самим собой. Мужчиной, сильным и жестким. Тиберий рывком вернул назад отвисшую челюсть и перешагнул бездыханное тело.

– Дон?! Это же сопротивление полиции.

– Лучше шесть месяцев одному, чем по четыре года каждому.

– Да, но…

– Не изображайте сержанта Локарта, вам не идет.

Они пошли по коридору, который вел на стоянку.

– Хоть бы обошлось, – вырвалось у Тиберия, – мне завтра лететь в командировку. Ребят везу в Берлин, на неделю. Разграблю для вас пару музеев.

Оба рассмеялись.

– Я вот никак не возьму в толк, – задумчиво рассуждал Ларго, – почему люди, видя двусмысленную ситуацию, всегда выбирают самую скверную и пошлую ее трактовку?

– Шекспир считал, что они предпочитают глупость мудрости потому, что глупость смешит, а мудрость печалит…

На выходе из клуба, где обнаружились бледные и напуганные Мупочка и Мелисса, двое дюжих ребят выносили бездыханное тело протеинового Геракла, так бесславно настаивавшего на любви и дружбе. Разбитый нос ему кто-то заботливо вытер, так что выглядел он вполне прилично, за исключением того, что не подавал ни малейших признаков жизни.

– А-а-а! Это же Тони Рок, хозяин Супербоба! – завопил Мупочка и даже слегка порозовел от праведного гнева. Но потом смягчился.

– Впрочем, я бы тоже так напился, обладай я таким хомяком, – сочувственно сказал он, провожая взглядом тело, погружаемое в машину скорой помощи.

Тиберий оглядел стоянку встревоженным взглядом и сразу заметил отряд полиции, рассредоточенный между машин и медленно сужавший кольцо, приближаясь ко входу.

– Какой у вас адрес? – негромко осведомился Дон у крепко задумавшегося Тиберия.

– Седьмая улица, дом триста шесть, сто шестьдесят четвертая квартира, – машинально ответил Тиберий, чьи мысли были заняты совсем другим. – Похоже, не получится повезти ребят завтра на экскурсию, – пробормотал он сам себе.

Подъехавший Aston Martin гостеприимно открыл двери, но со всех сторон к ним подступали сотрудники полиции, улыбаясь вежливыми улыбками удавов, загнавших в угол кролика. Дон незаметно сделал шаг назад, за спину Тиберия. И вдруг резким движением вырвал из-под рубашки Тиберия Библию вместе с пластырем и толкнул оглушенного болью от такой экспресс-депиляции друга внутрь салона. Тиберий бешеным движением развернулся, но Aston Martin, послушный воле своего хозяина, заблокировал двери и закрыл окна.

– Седьмая улица, дом триста шесть, сто шестьдесят четвертая квартира, – негромко скомандовал Ларго.

– Дон, откройте немедленно, я стекло разобью, – заорал Тиберий, стукнув кулаком по стеклу.

– Закаленное, – хладнокровно отрезал Ларго, наблюдая, как машина взлетела вверх, над головами ошарашенных такой наглостью полицейских. – Ребята! Это ищете? – он взмахнул обмотанной туалетной бумагой и пластырем Библией, как штандартом. – Тогда закройте рты и идите сюда.

Мост в вечность

В полицейском участке царил праздник. Первый день вступления в силу Закона о нелегальной литературе, и такая удача! И ведь не какая-нибудь мелкая рыбка попалась, а настоящая акула. Следователь все же чувствовал себя не в своей тарелке и обращался со знаменитостью предельно вежливо. Дон, уже позвонивший и адвокату, и менеджеру, расслабленно сидел в кресле, заботливо принесенном охранниками, и листал электронную газету. Полицейских вниманием не баловал.

– Просто скажите, откуда у вас эта книга, – ласковым голосом настаивал следователь.

Ларго смерил его насмешливым взглядом и откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди.

– Пока я жду моего юриста, можете сделать мне кофе. Крепкий черный, без сахара.

– Да, сэр, конечно, но…

– Настаивать бесполезно, мистер Свон.

Внезапно за дверями произошло оживление. Послышались испуганные голоса охранников, чьи-то широкие, уверенные шаги, дверь распахнулась и на пороге появилась женщина в форме офицера тайной полиции высшего ранга. На груди хищно скалился вышитый черным ратель. Увидев ее, следователь вскочил и вытянулся в струнку.

– Полковник Кэлли, – кратко представилась она и сухо обратилась к Дону, – здравствуйте, мистер Ларго.

Ларго поднял взгляд на черноволосую, коротко остриженную женщину и вздрогнул.

– Вы?!

Не успел он сказать что-то еще, как она, быстро размахнувшись, ударила его по лицу с такой силой, что разбила нижнюю губу.

– Молчать! – она повернулась к остолбеневшим охранникам и резким голосом сказала. – Я забираю его.

– Но, мистер Кэлли, куда…

– В нулевую комнату.

Охранники вздрогнули. Мистер Кэлли в упор посмотрела на Дона и скомандовала:

– Вперед!

В лифте она нажала последнюю кнопку.

– Куда вы меня ведете? – спросил Ларго и тут же почувствовал дуло пистолета между лопаток. – Глупо, – он устало провел рукой по волосам, – Вы не хуже меня знаете, что здесь на каждом повороте камеры и кодовые замки. Настолько меня боитесь?

Она не ответила, но пистолет убрала.

За двустворчатыми дверьми лифтового холла шел длинный коридор, упиравшийся в единственную дверь с номером «0». И более понятной надписью «Крематорий». Кэлли коснулась запястьем двери, и смарт открыл замок.

В комнате было практически темно. Слабенькие галогеновые светильники выхватывали лишь мутные островки света среди густой темноты, но Кэлли, пройдя вперед, включила огромную печь, занимавшую, по крайней мере, половину стены. Пламя, заревев, устремилось вверх и осветило комнату с низким потолком, всю окрашенную в черное. На стеллажах и огнеупорных полозьях, ведущих прямо в огнедышащее жерло, стояли одинаковые, как братья-близнецы гробы. Несколько длинных, оцинкованных столов и единственный стул довершали интерьер. Дон остановился в замешательстве.

Женщина поставила на железный стол свой маленький кейс. Щелкнул замок, чемоданчик распахнулся и явил миру целый набор хромированных инструментов. Дон с растущим беспокойством наблюдал, как Кэлли методично раскладывает на резиновом коврике, который она предварительно расстелила на столе, хирургический скальпель, ножницы, странного вида прибор, подозрительно похожий на полицейский электрошокер, только вдвое тоньше, бутылочку с прозрачной жидкостью. Закончив эту экспозицию, которая вызвала бы слезы умиления у Томаса Торквемады, она, все еще держа Ларго на прицеле, сняла с него наручники. Возможно потому, что делать это ей пришлось одной рукой, она довольно долго возилась и даже умудрилась уронить их.

– Поднимите, – коротко скомандовала она, отступив на шаг. И глядя, как он молча выполняет приказ, спросила:

– Как вы узнали меня?

– Я умею отделять лицо от того, что его обрамляет, – сухо ответил Ларго, кладя наручники на стол.

– В отличие от всех остальных, – она впервые слабо улыбнулась. – Смотрят на одежду, прическу и очки. А если добавить к этому документы, то и вовсе никто не задает вопросов. Теперь, – женщина села на единственный стул в комнате, продолжая держать пистолет в руке, – одежда, обувь, украшения. Все снять, и в огонь.

У Ларго расширились глаза.

– Как же я выйду потом отсюда?

– Вы не выйдете. Быстрее, у меня мало времени.

Он потрясенно посмотрел на женщину:

– Собираетесь меня убить? Почему?

– Потому, что хочу спасти от гораздо худшей участи. Раздевайтесь.

Ларго коснулся воротника, но тут же опустил руки.

– Стреляйте, – спокойно сказал он, без тени страха глядя на женщину. – Почему я должен вам помогать?

Она поморщилась.

– Я могу вас заставить, мы оба это знаем. Но это будет долго, неприятно. Не лучше ли нам обоим сохранить достоинство и сэкономить время? – она с удовольствием отметила, что именно второй ее аргумент возымел желаемый эффект.

Дон больше не спорил и молча начал раздеваться, бросая вещи в огонь. Когда на нем осталось только белье, он, немного смутившись, вопросительно взглянул на Кэлли. Она выразительно кивнула, и Дон, кипя от злости, снял с себя последнюю одежду. Потом повернулся и с вызовом взглянул в лицо своего палача. Пламя печи огненными бликами выхватило из полумрака его мощное тело и черный рисунок ветвей терновника, спускавшийся с головы на грудь, а оттуда вниз по животу.

– Красивая татуировка. Не ожидала, что она по всему телу.

– Вы издеваетесь?

– Отнюдь. Украшения снимите, пожалуйста.

Это заняло некоторое время. Вынимая серебряные зажимы и колечки из волос, Дон хмуро заметил:

– К чему весь этот балаган? Вы ведь все равно меня отправите в печь в одном из этих картонных гробов. И уберите ваш пистолет, раздражает. Куда я убегу в таком виде из тюрьмы, где на каждой двери собственный код?

Кэлли улыбнулась, послушно положила пистолет на стол и заглянула в один из гробов, стоявший открытым.

– А, правда, картонный. – она потрогала желтоватую стенку. – Только днище из фанеры.

– Самое забавное, – неожиданно спокойным и мягким голосом заметил Ларго, расстегивая кожаный с серебряными шипами браслет, – что в таких отправляют в последний путь всех. В независимости от социального положения. В Либертионе нет кладбищ. Они остались в далеком прошлом, когда люди любили своих близких, приходили их навестить после смерти. Тогда похоронный бизнес процветал, совершались пышные погребальные обряды, и эти последние пристанища были куда роскошнее.

Снимая последнее кольцо, он заколебался, потом протянул его женщине:

– Это очень редкий и дорогой рубин, два карата. Возьмите, его можно передать на благотворительные цели…

– В огонь. А теперь, – она взяла со стола ножницы и протянула ему рукоятью вперед, – отрежьте и сожгите волосы.

Дон бросил на нее полный ярости взгляд, но от комментариев воздержался, быстро и грубо обрезал свои роскошные косички и пряди, и швырнул в печь. Пламя взыграло от этого подношения, вскинулось вверх, распустившись на несколько секунд ослепительным цветком.

Женщина снова взяла со стола наручники, но Дон покачал головой:

– Вам нечего бояться, я же сказал.

– Хорошо. Я вам верю. А теперь, – в ее голосе впервые появилось смущение, – не могли бы вы лечь сюда, – она указала на открытый гроб, стоявший на полу возле стола с ее инквизиторским арсеналом, – мне вас не поднять. Ну…, потом.

Он усмехнулся, бросил на нее полный презрения взгляд, но выполнил и эту просьбу. Женщина опустилась рядом с ним на колени, взяла в руки уже заправленный шприц и бутылочку с прозрачной жидкостью.

– Вам не кажется, что это отдает особенным цинизмом? – насмешливо поинтересовался Ларго, наблюдая, как она протирает спиртом его руку там, где голубел под кожей рисунок вен. – Актуально, как одноразовые топоры для средневековых палачей, – он улыбнулся и посмотрел на нее уже без гнева. – Знаете, древние ассирийцы верили, что в момент смерти человека встречает Даэна, его личный ангел смерти, чтобы провести по мосту, отделяющему жизнь от вечности. И облик его зависит от того, как прожил человек свою жизнь. Видимо, я свою прожил неплохо, раз мне достался такой хорошенький. Только этот нелепый парик вас портит.

Он свободной рукой стащил с головы женщины черноволосую шапочку, и ее настоящие золотисто-белые волосы разлились по плечам тяжелыми волнами.

– Боли не будет, – она уверенно и аккуратно ввела иглу в вену. – Вы просто уснете.

– Я не боюсь боли, – у него презрительно дернулся уголок рта, – я уже давно ничего не боюсь.

– Закройте глаза, – она взяла его за запястье, не сразу найдя под плотной кожей пульс.

Но он продолжал упрямо смотреть ей в глаза, пока их не затянула пелена смерти. Последний удар сердца, и все полетело в пылающую тьму, рассыпалось звездчатыми огнями. А потом погасли и они. Маленький чип, надежно спрятанный между мышц и костей левой руки, сообщил глобальной базе данных об остановке сердца своего хозяина. Но система пока бездействовала, ожидая. Это спасало тысячи жизней, ведь в состоянии летаргии сердце продолжает биться, хотя и гораздо реже. И зафиксируй «страж» следующий удар, были бы немедленно приняты меры.

Перестав чувствовать пульс, женщина заторопилась. Она включила на смарте секундомер, и он начал обратный отсчет, оглашая звенящую тишину в комнате негромким, сухим звуком: «2 минуты 58 секунд…».

Она схватила со стола скальпель и, развернув его безжизненную руку, сделала на ней крестообразный разрез. В хлынувшей крови было трудно что-то найти и ей пришлось сделать еще один надрез, повредив одну из тыльных межкостных мышц, пока она нашла то, что искала. Маленький шестимиллиметровый квадрат, прочно соединенный с живой тканью.

«…1 минута 32 секунды».

Она в испуге посмотрела на секундомер, странный прибор, похожий на электрошокер, и прижала к кровоточащей ране. Запахло горелой плотью и плавящимся пластиком. Подождав для верности несколько секунд, она вырвала хирургическим пинцетом обуглившийся чип и швырнула его в печь.

И только маленький квадратик распался хлопьями сажи, автоматически включилась программа ликвидации личности в глобальной базе данных. Было сгенерировано заключение о смерти, деньги со счетов покойного согласно его завещанию были переведены в благотворительные фонды, а часть отошла Либертионскому историческому музею изобразительного искусства. Аккаунты закрылись, были аннулированы членские карточки в нескольких клубах, погашены все счета, а в Bodybook на его страничке появился некролог, оповещение о котором получили все пять тысяч его друзей. Но единственный человек, который будет эту смерть оплакивать, (ну, конечно еще Мартин, который только что безвозвратно потерял свой источник дохода) пока еще ничего не знал.

«…25 секунд».

Женщина вскочила, схватила со стола второй шприц. Окровавленные, скользкие пальцы едва не выронили стеклянный цилиндр. Она вытерла тыльной стороной руки внезапно вспотевший лоб, отбросила на спину мешавшие волосы.

«…17 секунд».

Игла вошла в сонную артерию, и по лицу лежащего в гробу мужчины разлилась меловая бледность. Черты разгладились, исчезла жесткая складка у губ, морщинка между бровей. Лицо приобрело ту удивительную гармоничную красоту, которую дарит первое прикосновение смерти. Женщина облегченно вздохнула, выключила секундомер, еще раз проверила пульс, точнее, его отсутствие. Потом уже спокойно, не торопясь, поднялась и взяла баночку с тональным кремом. Досадуя на себя, что не догадалась захватить две, она быстрыми, уверенными движениями начала втирать крем в кожу покойного. Сначала исчезли ветви терновника, обнимавшие голову, потом те, что змеились по груди. С цветом она тоже промахнулась, его загорелая кожа оказалась намного темнее, так что крем лег на тело нездоровыми белесыми пятнами. На низ живота немного не хватило, и внимательный взгляд мог бы рассмотреть черные линии рисунка под тонким слоем краски. Когда с макияжем было покончено, женщина удовлетворенно взглянула на плоды своих усилий.

– Ну что ж, Дон, теперь вы действительно мертвы, и даже родной юрист не смог бы вас разыскать и узнать.

Это было правдой. С обрезанными волосами, без своих знаменитых татуировок, Дон преобразился до неузнаваемости. Женщина закрыла его зеленые, затуманенные смертью глаза, и, вдруг, с необычайной нежностью поцеловала в разбитые губы.

– Ты прости меня за это, – шепнула она так тихо, чтобы прослушка, которой эта комната была оснащена не хуже любой квартиры, не могла различить ее голос, – боялась, ты меня выдашь. Мы никогда больше не встретимся. Тебя ждут райские сады, сияние вечного утра, меня же… Место потемнее и пожарче. Так что – прощай.

Через несколько минут невзрачный грузовичок уже вез в картонном гробу труп под номером 1458932178. Не имевший больше ни имени, ни прошлого, ни будущего.

Лес Моруа

Домой Тиберий пришел, чувствуя себя совершенно разбитым. Ни один полицейский участок не ответил на запрос, он напрасно потратил несколько часов, добившись только того, что информацию о местонахождении Ларго ему пообещали дать утром. В результате на своей улице он оказался уже затемно.

Подойдя к двери квартиры, он вставил электронную карту, но зеленый огонек не загорелся ни с первой, ни с третьей попытки. Ах, да. Замок ему, конечно уже сменили. Он выбросил в урну теперь совершенно бесполезную карту, но не успел поднести к замку ладонь, как дверь соседней квартиры приоткрылась, являя миру стража общественного порядка и морали – мистера Штерна.

– Явился домой, наконец? Опять с вечеринки? – старушка была чем-то изрядно возбуждена – глаза горят, улыбка, как у Чеширского кота.

– Добрый вечер, мистер Штерн. Как приятно, что кто-то ждал весь вечер моего возвращения, не отходя от двери. Вы хоть иногда телевиденье смотрите? Или только в замочную скважину?

– И я не одна, мистер Краун, не одна! – захихикала почтенная леди, как гимназистка, рассматривающая нескромный журнал.

– Вы сегодня не одни? Передайте, в таком случае, мои соболезнования…

– Не одна я дожидаюсь вашего возвращения. Гости у вас, так-то!

И, зловеще захохотав, как гиена в саванне, она захлопнула дверь. Тиберий только головой покачал. Вздохнув, он поднес ладонь к замку и тот мгновенно открылся с негромким щелчком. Тиберий толкнул дверь, вошел в квартиру и застыл на месте, как мраморный древнегреческий Курос.

В комнате было практически темно, даже настольная лампа не горела. Злым красным глазком мерцал в темноте работающий компьютер, но монитор его был черен и нем. Только лунный свет пробивался через полуоткрытые жалюзи, расчертив комнату на черные и голубые вертикальные полосы, придав окну вид тюремной решетки. А на его кровати сидели Лора и Ланселот. И с надеждой смотрели ему в глаза.

– У тебя глаза золотые, – вместо приветствия сказала Лора, – мне нравится.

– Да. Спасибо.

Тиберий уронил электронный ключ от машины.

– А мы к тебе, – преодолевая смущение, сказала Лора, – можно у тебя один раз переночевать?

– Конечно, но что случилось?

– Мы с Мартой поссорились. И мы ушли.

– Прекрасно, но вы ведь живете в твоей квартире? Может, ей стоило уйти? – поинтересовался Тиберий, машинально снимая пиджак и вешая его мимо вешалки.

– Понимаешь, я пришла домой после тяжелого дня, а там Марта устроила вечеринку. Очень шумную вечеринку, если ты понимаешь, о чем я. Море алкоголя, шлю…. Секс-работницы, я хочу сказать. Четыре штуки. И Марта одновременно приняла «счастливого дьявола», «профессора-зомби» и «веселого судью».

– Это что еще за парни?

– Это наркотики. И обычно их не сочетают.

– Так может, ее в клинику надо было?

– Да нет, – Лора устало вздохнула, – ничего от них завтра не будет, проснется и не вспомнит, но, когда я пришла, она вообще ничего не соображала.

– Ладно, – отмахнулся Тиберий, судьба Марты его не особенно волновала. – Проснется – хорошо, не проснется – еще лучше.

– А как ты сюда..? – он собирался спросить, как она вошла, но потом махнул рукой.

Похоже, трудности с замком его квартиры испытывает он один.

– Твой замок, как и твой почтовый ящик, взломать смог бы даже ребенок с тяжелой степенью синдрома Дауна. А выбрать наш день рождения в качестве пароля для всех аккаунтов?

– Это я чтобы не забыть и вовремя тебя поздравить, – ухмыльнулся Тиберий. – И не для всех. Мой финансовый счет имеет другой пароль.

– Ага. Мое имя и снова наш день рождения.

Они родились в один день, в центре репродукции Либертиона, соответственно, были отправлены в одну школу… Он должен был бы относиться к ней, как любимой сестре, но вот не получалось. Совсем. Тиберий взволнованно провел рукой по волосам. Знать бы раньше, что она придет.

– Давай чем-нибудь поужинаем? У меня есть ветчина и яйца, и…

– Честно говоря, уже нет, – Лора смутилась еще больше. – Лансик обследовал твой холодильник и съел и ветчину, и сыр…

– Но сырые яйца-то он не съел?

– Нет, конечно.

– Вот и хорошо.

– Их он просто разбил. Я уже вытерла пол!

– Ну, тогда, – Тиберий снова взял в руки пиджак, который только что снял, – у нас есть прекрасный шанс где-нибудь поужинать. И никто нам не помешает.

Звонок в дверь. На пороге курьер службы доставки, за его пластиковым плечом мистер Штерн вытягивает шею на манер «лебедя сонных вод» в попытке заглянуть в квартиру Тиберия.

– А я уже все заказала! – весело сказала Лора, разбирая коробки.

Она немного осмелела, получив возможность похозяйничать, гремела посудой, что-то ему рассказывала. Он не слышал. В памяти мгновенно ожила каждая минута их дня, проведенного в Октагоне. Он попытался стряхнуть с себя это дьявольское наваждение, казаться простым и естественным. Впервые посетило горячее желание продвигаться вверх по службе. Офицерам высшего ранга предоставлялась невероятная льгота – отсутствие камеры слежения в ванной комнате. Прослушивающие устройства все равно, конечно, были, но вот камера не ставилась. Ради этого стоило потрудиться на благо империи. Он вспомнил, как сказал бы Гордон, корпоративную вечеринку, на которой генерал Орманд, не в меру отдавший дань дарам Бахуса, поднял такой тост: «Сколько ж дряни я нагородил в своей жизни за право пописать в одиночестве!» Разумеется, уже на следующий день он был понижен в звании и переведен в другой отдел.

– Даже не знаю, как нам тут всем устроиться, – озабоченно сказал Тиберий, другими глазами глядя на свою кухню.

Даже стола не завел – только черная полированная барная стойка. Вполне удобно для одиноких ужинов, он как-то не думал, что может жить в этой квартире не один.

Лора только улыбнулась. Она уже поставила на стол некрасивые железные тарелки и высокие стеклянные бокалы, скучные по форме, но совершенно преобразившиеся, когда в них пролилась, сверкая и шипя, струя золотого вина. Она достала из верхнего отдела холодильника брусок льда, очевидно, заготовленного заранее, и несколько ударов уже знакомого Тиберию ножа с черной рукоятью превратили этот прозрачный кирпич в груду искрящихся хрустальных осколков, которые она со звонким шумом высыпала на металлические тарелки. Погребенные под шапкой льда, с лилиями искусно разрезанных Лорой лимонов, они уже не показались Тиберию уродливыми. Особенно, когда на них легли влажные, перламутровые устрицы, быстро и ловко вскрытые тем же ножом, а соусники наполнил красный, как кровь винный уксус, с похожим на льдинки, мелко порезанным луком шалот. Салат из крабового мяса и креветок уютно устроился в зеленые лодочки из авокадо, а морские гребешки нырнули в океан листьев салата айсберг, украшенного брызгами сладкого чили. Все это волшебство она устроила в считанные минуты, и у Тиберия закралась крамольная мысль о том, как чудесно иметь женщину в доме постоянно.

– Смотри.

Лора, улыбаясь, продемонстрировала ему прекрасно сервированный ужин: тисненые вишневые салфетки, в тон им стеклянная ваза, в которой капризным изгибом наклонялась бледная орхидея, темные, уже зажженные свечи. Все это очень гармонично смотрелось на его рабочем столе. Компьютер ей, правда, пришлось убрать. Остался неоткрытым последний пакет, Тиберий машинально заглянул туда. Шампунь, гель для душа, разноцветные загадочные баночки и тюбики.

– А это зачем? – ляпнул он и тут же понял.

– Ну, я же должна искупаться, – пробормотала Лора, сосредоточенно глядя в окно.

За ним был очень интересный пейзаж, а конкретно, такая же стена такого же дома.

Она через час будет стоять у него в душе! Тиберия словно огненным языком лизнуло сверху вниз по спине. И ничего нельзя! Он даже дотронуться до нее не сможет, даже поговорить о том, недавнем.

Из состояния ступора его вывело громкое чавканье Ланселота, с аппетитом уплетавшего его кожаную перчатку. Обстановка немного разрядилась. Перчатку отняли, Ланселота обругали, и он, обидевшись, демонстративно отвернулся, взгромоздившись на стопку рабочих документов. Впрочем, банка собачьего питания, лживо сулившая, что внутри настоящая ягнятина с настоящей цветной капустой, несколько смягчила его ожесточившееся сердце.

У Лоры зазвонил смарт. Она выключила звук и, отстегнув ремешок, положила устройство на подоконник. Тиберий успел увидеть на экранчике узкое, довольно красивое, нервное лицо немолодой женщины, с коротко остриженными черными волосами, и подпись «Марта Кэлли».

«Так вот какая ты». Странно, обычно своей второй половине придумывают пусть не всегда удачные, но милые, по мнению автора, прозвища. Лично он, к примеру, записан у Пола как «гадкий поросеночек». Не то чтобы приятно, но вполне понятно, здесь же странная отчужденность. И еще одна деталь резанула его. Когда Лора бросила мимолетный взгляд на лицо на экране смарта, во взгляде ее, правда, всего на долю секунды, он увидел настоящую ненависть.

Ужин прошел довольно весело, Лора дразнила Тиберия, вспоминая его триумф в «Издохшей утке» и уверяя, что она сама бы кучу денег заплатила, чтобы посмотреть на знаменитый танец на столе. Тиберий злился, смеялся, почти не мог есть. Только сейчас он с удивлением заметил, что волосы у нее вместо обычного хвоста убраны в сложную прическу, которая ей необычайно шла и украшены маленькими, поблескивающими словно льдинки заколками.

– А у тебя тут стены такие тонкие! Наверное, соседи слышат все, что тут происходит. Вот, если я их расспрошу про все твои шалости?

– Ну, мистер Штерн тебе даст подробный протокол, но, боюсь, ты умрешь от скуки, прежде чем его дочитаешь. А слева жил сосед геймер. Даже если бы мы тут устроили праздник в честь богини Кали, включающий в себя экстатические танцы, крики убиваемых жертв, ну, и что там еще положено, вряд ли он бы услышал. А если бы и услышал, то не заинтересовался бы.

– Жил? А теперь не живет?

Тиберий рассказал печальную историю, но Лора так же сочувствовала юноше, как сочувствует садовод кротам, облюбовавшим его сад.

– Во-первых, он умер счастливым. Во-вторых, никто плакать не будет. Ну, разве, кроме его виртуальных драконов.

Но когда в итоге тарелки были убраны, Лора натянуто засмеялась:

– Кто первый в душ? Я надолго! Знаешь, надо воспользоваться кучей всякой косметики, ты-то я понимаю, в этом вопросе девственен.

Он выдавил из себя улыбку, а сам подумал, что тоже проведет много времени в душе. Но не из-за косметики. «Ладно, не беда. Пара раз, и я смогу заснуть даже с Лорой в одной комнате. Возможно».

С ее присутствием в его прежде тихой, одинокой квартире стало тесно, шумно и весело, даже воздух изменился, наполнился запахами ее легких духов, еще чего-то, мускусного, сладкого. Конечно, внес свою лепту и Ланселот, затеявший активную игру под названием «веселый сыщик». В ходе которой, Тиберий лишился своих запонок, пары носков и флеш-карты со всеми своими лекциями. Ланселот так расшалился, что едва не опрокинул свою хозяйку, которая, готовясь ко сну, снимала украшения и эти крошечные, смешные заколки.

– Вот только я пижаму не взяла… – обронила Лора, уходя в душ.

Тиберий вручил ей свою футболку и сел почитать новости. Устраиваясь за рабочий стол, он вдруг заметил смарт Лоры, забытый на подоконнике. Искушение было слишком велико. Ну и опять же, профессиональные навыки. Почти не испытывая угрызений совести, он оглянулся на стеклянную дверь ванной комнаты и взял ее смарт.

«Введите пароль».

Немного поколебавшись и испытывая сильное смущение, он ввел собственное имя и год рождения. Смарт открылся: «Входящие сообщения: 14. Отправленные: 0».

«Лора, где ты, я ужасно волнуюсь. Марта».

«Лора, пожалуйста, ответь, все ли с тобой в порядке? Марта».

«Я куда-то положила свой смарт и не могу его найти. Ты не видела? Марта».

«Пожалуйста, позвони мне, что-то странное происходит. Мой идентификационный номер не сработал, когда я хотела оплатить покупки. Марта».

«Пожалуйста, возьми трубку, я с ума схожу! Марта».

Со смешанными чувствами Тиберий вернул смарт на подоконник и попытался сосредоточить свое внимание на «Libertion Times»:

«Революция в производстве питания! Всем известно, что большая часть потребляемых овощей и фруктов получена методом агробактериальной трансформации, еще некоторая часть с помощью баллистической. Теперь на смену устаревшему методу производства генетически модифицированной пищи придет вирусная трансформация!..»

«Включила воду в душе. Значит, уже разделась.»

Воображение мгновенно нарисовало ее молодое, стройное тело, слегка золотистое от загара. Высокая, как у античной Дианы грудь с маленькими светлыми окружностями сосков, свободные от лака, матово-розовые, как у маленькой девочки, ногти.